Труды целителя Вэй

      Очнувшись, Цзинь Цзысюань повернул голову, собираясь окликнуть Лань Сичэня, который оставался за ширмой: пора было покидать комнату и заняться делами. Однако звать его не пришлось: Лань Сичэнь сам появился, и лишь нездоровая бледность да едва заметная складка между бровями говорили о том, что ему недавно пришлось изрядно потрудиться. Более того, он уже успел переодеться в сухие одежды и вновь выглядел безупречно в белоснежном облачении клана Лань. Цзинь Цзысюань мгновенно ощутил подкатившую тошноту и спешно отвернулся. Уловив его громкий, судорожный вдох, Лань Сичэнь забеспокоился, не слишком ли себя измотал молодой господин Цзинь, но тот успокаивающе поднял ладонь, бормоча: «Все хорошо, нет причин волноваться».              Справившись с приступом, Цзинь Цзысюань медленно выпрямился, опираясь на столешницу, и, избегая смотреть на Лань Сичэня, тихо уточнил их дальнейший план действий. Лань Сичэнь задумчиво предположил, где мог бы встретить своего брата и главную целительницу.              — Но как затем их провести к главе Цзян?              — Я с этим помогу, — рассеянно ответил Цзинь Цзысюань размышляя, как может помочь Вэй Усяню. Он сам не до конца понимал, что именно ему следовало предпринять, но знал наверняка: прежде всего нужно попытаться увидеть с ним. Для этого предстояло добраться до лодки-тюрьмы, мрачным силуэтом стоявшей на талисманах-якорях посреди величавой Ляньхуа. Если он там — найти способ связаться, если нет — понять, куда дели молодого целителя.              Когда они разделились, Цзинь Цзысюань направился к лодке, полагаясь на свою память, хотя признавал, что путь этот помнил не слишком хорошо. Полагаясь на чутьё, он осторожно двинулся в сторону реки, стараясь держаться в стороне от лишних глаз. Он шел спокойно и неприметно, так, как научился в Цзиньлин Тае. Каждый шаг был тихим, выверенным, часть отточенного навыка, что помогала оставаться неприметным, если так было надо. Ему не хотелось привлекать к себе лишнего внимания, поэтому он старался держаться в тени, незаметно скользя вдоль стен.              Напряженно прислушиваясь к обрывкам разговоров проходящих мимо учеников, он выискивал в их сумбурных замечаниях любой намёк: что сейчас происходит, где находится Вэй Усянь, в каком он состоянии и что его ждет. Картина складывалась безрадостная: глава Цзян все ещё без сознания, целители сходят с ума, пытаясь понять что с ним. Единственный, кто мог бы что-то изменить, — целитель Му — исчез вместе с семьей, оставив после себя лишь хаос и горькое разочарование. Говорили, что он сбежал, осознав масштаб беды и предчувствуя опасность для собственной жизни.              Теперь же всё негодование и ярость ордена обрушились на Вэй Усяня, его неофициального ученика. По приказу госпожи Юй Вэй Усяня пытали, пытаясь выведать причину болезни Цзян Фэнмяня. Увы — без толку! Для всех вокруг он выглядел упрямым молчуном, который, несмотря на невыносимую боль, отчего-то не говорил ни слова. Лишь Цзинь Цзысюань знал правду, до боли в суставах стиснув руки. Старый шрам на ладони заныл от натяжения кожи. Как будто это могло хоть немного сравниться с тем, что испытывал сейчас Вэй Усянь!              Проходящие мимо ученики говорили между собой, их слова отрывками долетали до ушей Цзинь Цзысюаня:              — Слышали про слуг дома Му?              — Да, пытались разбудить, а теперь один за другим умирает.              — Проклятье? Яд?              — Кто знает! Дашисюн-то молчит.              — Ничего, скоро заговорит…              Каждая фраза только добавляла тяжести на сердце Цзинь Цзысюаня. Всё, что он слышал, вырисовывало перед ним картину полного хаоса и безысходности. Он застыл на месте, словно пораженный ударом грома, лихорадочно обдумывая, что ещё может сделать. Мысли метались в его голове, словно стая испуганных птиц. Интуиция подтолкнула его к Дому Трав. Там, как он надеялся, найдется кто-то, кто сможет ему помочь. Сейчас казалось, что любое действие лучше, чем оставаться на месте и ждать неизбежного.              Шагая по тропинке, утопающей в мягком вечернем полумраке, он вдруг уловил какое-то странное движение в кустах. Оно было едва заметным, как дуновение ветра, но достаточно резким, чтобы привлечь его внимание. Цзинь Цзысюань напрягся, инстинктивно замедляя шаг. Присмотревшись, он заметил человеческую фигуру, прижавшуюся к земле.              Среди густых ветвей и высокой травы, подобно затравленному зверьку, затаился Му Юйлун. Его вид выдавал пережитое потрясение: волосы, мокрые то ли от пота, то ли от слез, прилипли ко лбу, лицо было мертвенно-бледным, а руки, одежда и щеки — испачканы полузасохшей кровью. Его глаза, наполненные смесью страха и отчаяния, метались из стороны в сторону, будто он ожидал нападения.              — Му Юйлун? — тихо позвал его Цзинь Цзысюань, стараясь не спугнуть юношу, который выглядел так, словно любое резкое движение могло заставить его напасть или потерять сознание. Тот вздрогнул, явно не ожидая, что его заметят, и с трудом поднял голову. Дрожащими грязными руками он попытался убрать волосы от лица, но лишь размазал по коже грязь и кровь.              — Я… не… она… — прерывисто и бессвязно заговорил он, но голос тут же сорвался.              В эту секунду Цзинь Цзысюань понял: что бы ни произошло, Му Юйлун видел или пережил нечто настолько ужасное, что оно лишило его способности связно говорить. Тревога усилилась, и сердце сжалось от дурного предчувствия.              С лихорадочным блеском в глазах Му Юйлун требовал немедленно привести его к Вэй Усяню. Проблеск страстной надежды в его взгляде вызвал у Цзинь Цзысюаня раздражение, переходящее в гнев. Может, Юйлун и не причастен напрямую, но все беды, что творятся сейчас — вина его отца! Цзинь Цзысюань хотел было высказать всё это, но замер, заметив окровавленное тело, до этого скрытое массивной фигурой Юйлуна. Девушка… Он смутно припоминал её лицо, пару раз видел в отдаленных коридорах ордена, но ни разу не говорил с ней. Она, без сомнения, была мертва. Её правая рука выше локтя была до синевы перетянута веревкой, а предплечье покрывали ужасающие порезы. Му Юйлун все еще крепко сжимал окровавленный нож для трав, которым, очевидно, и были нанесены раны.              — Где дашисюн? — голос Му Юйлуна дрожал. — Он поможет… Он… Где он? Говорите же!              Цзинь Цзысюань понимал: сейчас Му Юйлун опаснее загнанной крысы. От него можно ожидать чего угодно, но благодаря своей подготовке он не растеряется… В этот момент за спиной раздался голос Цзян Яньли:              — Цзинь-гунцзы, я… Что случилось?!              В тот же миг Му Юйлун, словно обезумев, бросился вперед, занося нож.       

***

      Посреди безмятежной глади Ляньхуа застыла одинокая лодка. Странные, едва уловимые глазу знаки покрывали её борта. Мощные, незримые силы удерживали её вдали от берега, не позволяя пристать. Люди подплывали к ней с явной неохотой, спешно делали свои дела и торопливо исчезали, словно гонимые призраками этого проклятого места. Тот же, кого оставляли в Чуаньюй, первые мгновения изумлялся: что это за тюрьма такая? Ни цепей, ни засовов, стража стоит вдалеке — что мешает прыгнуть в воду и уплыть? Но не тут-то было.              Могучее течение Ляньхуа уносило с собой силы заключённого. Духовные, физические — воде было безразлично. Печати на лодке, впрочем, не давали узнику умереть от истощения, оберегая его от окончательной гибели. Но и этого хватало, чтобы пленник, измученный пытками и ожиданием наказания, лежал неподвижно под палящим солнцем, проливным дождём или студёным ветром. Он не мог даже приподняться, чтобы справить нужду не под себя.              Вэй Усянь лежал неподвижно, едва различая смену дня и ночи. Его тело, истощенное и измождённое пытками, отказывалось повиноваться. Обессиленный, сломленный, юноша чувствовал, как липкая хватка отчаяния сжимает его горло. Он бы кричал, выл, молил, выложил бы всё, что угодно — но проклятая печать на руке мертвой хваткой запирала его знание. Каждый вдох превращался в пытку, каждый удар сердца отдавался болью в измученном теле. Когда он в пятый раз провалился в беспамятство от удушья, палачи попытались проникнуть в его разум, стараясь взломать хрупкие барьеры памяти. Они прекратили, лишь увидев, как много крови стали исторгать его цицяо.              Так он и лежал, распростертый на дне проклятой лодки, ощущая тошнотворный, металлический привкус собственной крови на губах и не имея сил даже стереть её. Как и подкрашенные кровью слёзы, что жгучими ручьями текли из уголков глаз, противно затекая в уши. Больше всего он горевал по Цзян Фэнмяню — сердце разрывалось от беспомощности, от осознания того, что не сумел ему помочь. Представлял, как сейчас дядя Цзян неподвижно лежит на ложе, окружённый озадаченными, растерянными целителями, которые пытаются наугад подобрать хоть какое-то лечение, словно слепцы, бредущие в тумане. Оставалось лишь беззвучно молить небеса, чтобы Лань Чжань, Лань Сичэнь и Цзинь Цзысюань смогли что-то предпринять. Как же Цзян Чэн и шицзе останутся без отца? В измученном сознании Вэй Усяня зазвучали истошные вопли плакальщиц, словно худшее уже случилось. Он яростно отгонял жуткие видения похорон, траурную процессию, что уже начала свой скорбный путь в его воспаленном воображении, но образы были навязчивей трупных мух. Он задыхался, раздавленный собственным бессилием, чувствуя, как тьма всё плотнее смыкается вокруг него, утягивая в бездонную пропасть отчаяния.              Внезапно Вэй Усянь услышал плеск — к его тюрьме подплывала лодка. Едва различимые в слабом свете очертания человека на борту подсказали, что это был его охранник. Сердце болезненно сжалось. «Неужели снова?» Эта мысль заставила его тело едва заметно сжаться в бессильном протесте.              Однако случилось нечто странное. Вместо того чтобы подойти ближе или крикнуть, охранник мешком осел на дно своей лодки, словно внезапно лишился сознания. Его тяжёлое тело безвольно рухнуло, и лодка покачнулась, едва не зачерпнув бортом воду.              За спиной охранника Вэй Усянь заметил знакомую фигуру. Это был главный целитель, наставник Му — напряженный, но исполненный какой-то мрачной решимости. Его глаза яростно сверкали в свете луны.              — Я пришёл за тобой, — коротко сказал он, не прибегая к лишним объяснениям. Его голос звучал хрипло, но твёрдо, как будто он уже всё решил. В его руках показался крохотный сосуд — самое то для какого-нибудь мерзкого яда.              Вэй Усянь искренне пожалел, что не в силах сейчас откусить себе язык.