back time

— Еще раз спрашиваю, что это за вид такой? Мамино лицо впервые за все время сквозило таким ярким осуждением и волнением одновременно. Она уперла руки в бока и напряженно ждала объяснений, окидывая Олю и Антона тяжелым взглядом. Они даже не успели толком зайти в дом, как она их встретила с привычной на лице улыбкой, которая растаяла столь стремительно, что Антон с Олей мгновенно вытянулись по струнке. — Оля, ты что-нибудь скажешь уже? — сверкнула глазами мама, ожидая объяснений. Боже, они так и не придумали адекватное оправдание, в которое мама поверила бы безоговорочно. Любая фраза звучала крайне нелепо либо недостаточно правдоподобно, поэтому Антон сейчас и стоял, не зная, как объяснить произошедшее. — Я просто хотела прическу поменять, — выпалила Оля совершенно неубедительное объяснение, крутя на пальце прядь коротких волос, — хвостики надоели, вот я и захотела каре, как у Леры… Мама внезапно будто оттаяла, сделалась более расслабленной и чуткой, точно само великодушие: — Вот как… Тебе очень идет, Оль, — она вдруг заулыбалась, и Оля даже мгновенно выдохнула облегченно, пока не вздрогнула от маминого вскрика. — Вы думали я так скажу, что ли?! Так, Антону нужно поскорее вмешаться, пока дело не приобрело неутешительный оборот. Мама очень любила Олины хвостики, и завидеть сейчас Олю с такой шевелюрой оказалось для нее шоком, поэтому сейчас она, естественно, будет злиться и метать молнии, пока брат с сестрой не удосужатся сказать нечто настолько оправдательное, во что она поверила бы безоговорочно. — Мам… Ну она… — Антон мямлил, перебирал пальцы, прикусывал губу и не мог добавить ничего путного. — Она просто… — ему хотелось быть честным, но тогда это значило бы предать Олю, которая умоляла его сохранить тот инцидент в тайне, а значит Антон не мог так просто вывалить правду. — Она меня попросила, в школе… Мама нахмурилась, выгнула бровь, фартук поправила нервно, а затем, вздохнув тяжело, спросила: — С чего бы тебе ее стричь в школе? — мамино выражение так и сквозило словами: «Тебе лучше поскорее сказать правду, милок». — Потому что Тоша поменял прическу, а я ходила как обычно, и ничего не менялось в моем имидже! — протараторила Оля, глядя на маму решительно. Мама открыла рот, чтобы возмутиться, но Оля действовала на опережение. — Мне скоро четырнадцать, а я ни разу даже не стригла волосы! Они мне уже по пояс были, еще и неудобные, вечно мешались! Антон поспешил помочь сестре: — Да, мам! Оля просто хотела новую прическу, вот я ей и… — Откуда ножницы достали? — холодно спросила мама, явно не поверив ни единому слову. Что ж, тут Антон явно растерялся, начал мыслить лихорадочно, почти отчаянно, стараясь выдумать очередной неубедительный ответ. — У гардеробщицы взяли, — ответила Оля ровным тоном. Она, в отличие от Антона, совсем не паниковала. Ее ответы были четкими и уверенными, — у нее есть специальные, как раз повезло. Мама немного замялась, смягчилась будто, но не думала сбавлять обороты. Неужели засомневалась снова? Может, удастся ее убедить? — Антон… — заговорила она таким ласковым голосом, что Антон мгновенно присмирел, ожидая какого-то подвоха. — Ты ее стриг, говоришь? Так… Здесь точно что-то не так. У мамы тон был такой… Будто она сделала какое-то свое умозаключение и подготовилась нанести удар. — Ага… — ответил Антон неуверенно. Мамин взгляд потемнел. — Вы забыли об одной очень важной детали… — ее губы вытянулись в очередной улыбке и она гаркнула. — Антон в жизни ножницы в руках не держал! Тут-то они поняли, что прокололись еще в самом начале, и перевели растерянные взгляды друг на друга. Антон запаниковал, сдержанная Оля — тоже, а мама, хмуря брови, скрестила руки на груди и превратилась в сурового переговорщика. — Правду говорить не собираетесь? Оля поджала губы, затряслась почему-то. Наверняка не желала делиться, не хотела отвечать, и Антон понимал ее чувства, потому старался поддерживать молча, пытался маму убедить, но врать уже не было смысла! Антон взглянул на Олю, ожидая того, что она, все-таки, поделится с мамой произошедшим, но она заупрямилась. Отвела глаза и напряженно смотрела в сторону. Когда из Антона и Оли не вышло ни звука, мама не на шутку разозлилась. Она повысила голос: — Идите в комнату, живо! Оля ничего в ответ не сказала. Повесила курточку на крючок и торопливо ринулась вверх по лестнице, стараясь не пересекаться с маминым тяжелым взглядом. Она выглядела такой растерянной и в то же время угрюмой, что на душе невольно заскребли кошки. Стало совсем тошно от сложившейся ситуации. Антон, все еще мнущийся на месте, попытался вымолвить: — Мам… — та отвела взгляд, точно расстроилась. Антон не хотел, чтобы так вышло. Он легонько коснулся ее плеча и проговорил мягко. — Прости, что мы так… — мама взглянула на него выжидающе. — Мы не хотели тебя расстраивать, просто Оля… — он вздохнул, пытаясь подобрать слова. Нужные слова. — Она имеет свои секреты, подросток же уже, поэтому некоторые вещи предпочитает умолчать, ты же помнишь, каким я был в этом возрасте… Мама замялась немного, засомневалась, поджала губы. Она точно металась в своих мыслях, обдумывала его слова, но взгляд ее будто смягчился довольно быстро. — Ты и сейчас, — ответила почти язвительно, но Антона это почему-то обрадовало, — вечно вы все скрываете, а мне только волноваться и остается… — Мам, ну что ты говоришь! — Антон сделал голос намеренно высоким, заключил ее в объятия и пролепетал. — Мы не всегда так делаем, ты же знаешь, только иногда, когда правда не хотим делиться чем-то слишком личным! Мама посмотрела на него немного обиженно, но и строго одновременно. Антон знал, что она поймет Олю, как понимала и его тоже, просто она переживала слишком сильно и оттого становилась резкой и напористой в словах. Рубила, не колеблясь, лишь бы выпытать правду. — Возможно, ты прав… — неуверенно ответила она, пытаясь выпутаться из его объятий. — Но я все равно разочарована, — она качнула головой, — я всегда прошу делиться со мной, но в итоге не получаю ничего… Я ведь не осужу вас и не буду насмехаться. Я просто пытаюсь быть хорошей матерью! Она выглядела такой расстроенной, что в Антоне проснулось сожаление. Мама всегда была чуткой и понимающей и вряд ли стала бы Олю за что-то упрекать. Может, сказала бы что-нибудь, но только потому, что волнуется, ибо у нее никогда не было резона обижать родных. Антон еще раз обнял ее, звучно чмокнул в щеку и уткнулся в мамину макушку подбородком. По сравнению с Антоном она такая маленькая, а раньше казалось, что выше нее может быть только папа. — Мам, ты и так хорошая мама! — выпалил он на эмоциях. В глазах почему-то защипало. Он понимал, что мама искренна в своих словах и потому растрогался слишком уж сильно. — Прости, что мы вечно такие вот, оболтусы, просто мы становимся взрослыми. А взросление, как говорится, сильно меняет людей, — закончил он назидательно. — Да надоели вы мне, — судя по тому, как смягчился ее голос, мама, скорее всего, немного успокоилась. Она легонько отстранилась и взглянула на Антона блестящими глазами, — может, вы притормозите немного со своим взрослением? Я не успеваю… Антон рассмеялся. — Увы, это не нам решать, мам, время идет само по себе, с ним и разбирайся! Мама фыркнула, закатила глаза и пихнула его локтем довольно ощутимо, а затем, двинувшись вперед, добавила: — Надеюсь, вы оставите свои капризы и спуститесь к ужину через полчаса! Антон обрадовался тому, что она смягчилась довольно быстро и постаралась понять Олю. Оставалось надеяться, что ругаться они не станут. Лишь бы Оля на эмоциях не выпалила ничего, ведь произошедшее она перенесла довольно болезненно, поэтому, возможно, может быть резковатой в словах, если мама решит снова затронуть эту тему. А она, вероятно, так сделать и собирается. — Конечно, ваше высочество! — запаясничал Антон, склоняясь в шутливом поклоне, на что мама лишь усмехнулась и поплелась на кухню. Как только она скрылась за стенами, Антон ощутил себя выпотрошенным. Все разом нахлынуло на него, как надвигающееся цунами. Папе объяснялись еще, когда на машине домой ехали, и это малость Антона измотало. Мало того, что поссорился абсолютно со всеми, так и об Оле переживать пришлось. Благо, она не поранилась — только щека красная была, в остальном выглядела нормально, не считая новой прически, конечно же. Антона одолела такая тревога, что каждый раз, когда перед глазами всплывало Володино разочарованное выражение, его сразу же начинало мутить. Пульс галопом заходился в висках, полыхали под сомкнутыми веками искры. Он так сильно провинился перед ним… Антон его никогда таким не видел. Володя и голоса толком на него никогда не повышал, а сегодня… Сегодня зашелся такой яростной тирадой, что и Антон, и Денис разом оцепенели. Неужели в его прошлом Денис играл действительно негативную роль? Такую, что простить нельзя… Разве это так? Антон успел хорошенько понаблюдать за ним и сделать собственные выводы, и он пришел к такому умозаключению: Денис не мог поступить непростительно. Да, возможно, он просчитался довольно сильно, но вряд ли он, преисполненный любовью к Володе, мог на него руку поднять или задавить морально. Антон в это не верит. Но что же произошло тогда? В голове прочно засели два персонажа. Леша и Денис. И они оба играют роли ублюдков в Володиной жизни. По крайней мере, Володя считает их такими. В случае с Лешей, Антон не имеет никаких сомнений и с легкостью может повесить на него ярлык провинившегося выблядка, но когда дело доходит до Дениса… Язык не поворачивается. Антон попытается подступиться к Володе завтра, однако он был твердо уверен в том, что тот не позволит этому случиться. Оттолкнет, не жалея слов, потому что Володя теперь точно смотрит на него, как на предателя. Потому что разочаровал, задел, обещание не выполнил, зато херней страдал в уборной с тем, кого он ненавидел до одури. Прекрасно, Антон! Ты навлек на себя праведный гнев своего друга. И друга ли теперь после того, что ты натворил? Антону не хотелось даже думать о таких вещах. Мы помиримся. Обязательно помиримся. Оставалось лишь надеяться на себя и на Дениса в том числе. Но… Как же жаль, что Антон вообще не уверен, можно ли это все будет как-либо решить. У него еще, конечно же, в планах нарисовалась месть для Дани, но Оля пресекла его рассуждения сразу же, стоило ему обдумать план. Да она вообще на Антона наехала, не дала даже толком взвиться на этого мелкого ублюдка! Мол, сама справится. Ага, сама, как же! Антон был уверен, что чуть позже ему все же придется заявится в Олин класс и разобраться, иначе ситуация будет только ухудшаться, а сейчас… Сейчас он позволит Оле побыть взрослой, раз она так сильно умоляла его об этом вчера. А еще она искусный манипулятор, потому что грозилась поссориться, а Антону надо это? Нет, не надо! Этот вшивый Даня не стоит никаких ссор. Антон старался мыслить позитивно, но у него это попросту не выходило. Он лишился друга, самого лучшего, и просто не имел право расстраиваться, ведь это исключительно его вина! Он должен был рассказать еще давно, но оттягивал этот момент до последнего, пока не нагрянула буря в виде Володи и не заставила его хорошенько протрезветь. Блять… Неужели нельзя просто жить мирно и не устраивать сцен? Почему Антон должен только страдать и терпеть? Почему он не может дружить с тем, кто ему нравится? Ведь он не сомневается в том, что Денис неплохой. Он хороший и даже очень. И Антон не откажется от него. Однако, когда мысли перекочевали к Ромке, в груди все сжалось. Антон чувствовал себя полностью выпотрошенным сегодняшним днем. Как он Ромке грубил, как пытался защититься словами, наблюдая за тем, как меняется Ромкино лицо. И бешенства в нем не прослеживалось, как раньше — только разочарование, боль и какая-то странная апатия. И, если честно, Антон предпочел бы оказаться ненавистным ему, но это оказалось дохлой идеей, ведь привязавшийся Ромка ненависти уже испытывать не будет, если только… Если только не сделать больно ему намеренно. Если не указать на уязвимые места и, в конце концов, ударить по ним. Но Антон этого не хотел. Злился только на его слова насчет принципов. И Антон тоже на себя злился. Он понимал, что значат для Ромки принципы, какой вес они имели для него, и потому стыд тогда особенно сильно заплескался внутри. Для Ромы принципы — вещь нерушимая, поэтому тот искренне ненавидит, когда люди разбрасываются ими так небрежно, а потом поступают вопреки. Вот и Антон поступил. Сказал, что не курит ни в коем случае, а сам на фоне стресса не смог подавить свое любопытство, и стоило немного расслабиться, как его тут же потянуло к сигаретам. Интересно, что Ромка почувствовал тогда? Хотел осудить Антона еще больше? Возможно, ударить? Наорать на него? Насколько сильно Ромка жаждет его внимания? Насколько дорог? Стоит ли Антон стольких страданий? Стоит ли ради него так много стараться? Антон не хочет больше иметь ничего общего с ним. Он старается стереть его из своей жизни, но у него пока это плохо выходит, да и он пообещал себе не загнуться в процессе. Это тяжело, и любовь его слишком сильная, цепляющаяся: хочется все время Ромку за руку взять, обнять хочется до одури… Антон тряхнул головой, попытавшись успокоить свои мысли. Как же он дальше будет? Как же он будет… Без Володи?.. В груди горело, хотелось взвыть от боли. Он устал делать вид, что у него все в порядке, что все идет своим чередом, что никакой проблемы нет! Когда же он сможет снять эту маску и выговориться кому-нибудь? Но кому? У него ведь больше… Больше никого нет… Он зажал рот рукой, почувствовав подступающую тошноту. Перестань думать, Антон. Перестань жалеть о содеянном. Перестань скучать. У тебя есть завтрашний день… Ты еще сможешь все исправить, ты сможешь поговорить с Володей, он тебя поймет, всегда понимал… Он не мог успокоиться: сердце дубасило, будто проклятое. Антон понял, что он не сможет снести все как раньше. Володь, неужели тебе настолько претит существование Дениса? Неужели ты из-за этого поставишь на мне крест так просто? Но я не хочу этого, я хочу быть рядом с тобой, ты с самого начала поддерживал меня и ценил, я этого никогда не забуду, поэтому, пожалуйста! Пожалуйста, давай все будет как прежде? Нет, Антон просто эгоист и дохера хочет. Почему Володя должен идти навстречу, когда Антон буквально предал его? Почему должен понимать и прощать? Володя и так был достаточно лояльным, а он продолжает наглеть. Антон так и не понял, в чем проблема и с чего все началось, а именно — с его лжи. Без успокоительных он просто загнется, а приступы участились слишком сильно, поэтому если Ромка подойдет и снова начнет добивать его словами, Антон просто не выдержит. Пожалуйста, больше не подходи ко мне. Я не хочу быть рядом. Умоляю, забудь о нашей дружбе и займись своей личной жизнью с Сашей. Так будет лучше. Ночь выдалась тяжелая. Антон ворочался в постели и долгое время не мог сомкнуть глаз, каждые пять минут обдумывая дальнейшие действия и разговоры, которые стоит пережить при встрече с Володей. А если оттолкнет? Если оскорбит? Но он ведь заслужил, поэтому нужно будет просто принять все то, что Володя ему скажет. Это тяжело. Но Антон обязательно справится. С Денисом, кстати говоря, они общались все так же. Антон позвонил ему ранним утром и, обрадовавшись тому, что тот взял трубку, договорился о встрече: — Ты действительно не спишь, — время шесть утра, и Антон правда волновался о том, что может его ненароком разбудить. — А ты думал, я пизжу, что ли? — раздалось фырканье из трубки. Антон хмыкнул. — Так че, где встретимся? Я уже переоделся и готов к бою! Антон назначил место, надеясь на то, что Денис охотно пойдет к нему навстречу. И он действительно согласился встретиться там, где Антон попросил. — Я тогда термос прихвачу, чай попьем, я пиздец какой голодный. Бутерброды еще принесу… — не затыкался Денис, только вот подобная забота отозвалась в Антоне теплом. Сам бы он не додумался прихватить с собой что-то, а Денис продумал все до мелочей. — Воду еще… А хотя, блять! — вдруг спохватился Денис. — Воду ты приносишь, а то охуел уже все у меня сжирать! Антон рассмеялся. Все же беседы с новым другом влияли на него в положительном ключе, и если временами он возвращался мыслями к Володе и утопал в негативе, то разговоры с Денисом компенсировали абсолютно все с ним происходящее. — Влада, кстати, часто об Оле говорит, — перед тем, как скинуть трубку, уведомил Денис, — кажется, ей она очень нравится! Антон хохотнул. Оля ведь тоже частенько трещит без умолку. «Влада такая хорошая, Влада такая красивая, у нее кучерявые волосы и черные глаза!» Оля действительно не затыкалась, будучи преисполненной любви к новой подруге. У нее так блестели глаза, что Антон был счастлив видеть ее такой. — Да Оля тоже о ней рассказывает. Говорит, какая она классная, что волосы у нее красивые, — Антон хохотнул, — в общем, Влада и Оля очень хорошо ладят. — Я рад, — хмыкнул Денис, — ты, если что, скажи, если помощь понадобится, припугнем этого, как его… Дани… — Даню, да, — поправил его Антон. — Да, — ответил Денис спокойно, а затем разошелся, — ай, да какая, нахуй, разница, он же ушлепок! Антон рассмеялся и поспешил спросить: — Ну все, выходишь уже? Я через пять минут выхожу. — А то, ща кроссовки надену и выйду, — отозвался Денис довольно бодро и мгновенно скинул трубку. А он не любитель прощаться перед тем, как отключаться. Антон улыбнулся. До выхода он успел подкрепиться вкуснейшими мамиными блинчиками вместе с Олей. И, что делало его очень счастливым, в холодильнике оказалась сгущенка, которую он спешно вытащил и щедро намазал на свежеиспеченный блинчик и, сложив в форме треугольника, отправил прямиком в рот. Запив еду горячим чаем, Антон едва ли не просиял. Он обожал мамины блинчики, а когда дома оказывалась еще и сгущенка, то чуть ли не прыгал от радости. Как только он доел, то вылетел из дома пулей, подхватив с собой рюкзак с учебниками, потому что Денис предложил дойти, а точнее добежать до школы на своих двоих. Если честно, такая физическая нагрузка показалась Антону тяжеловатой: делать пробежку с рюкзаком наперевес. Но он действительно удивился, когда Денис сообщил о какой-то тропинке, по которой можно дойти до школы, не заходя в лес, что оказалось довольно безопасным. Маму, правда, уговаривать пришлось долго, да и папу тоже, пока Антон не заверил их, что в лес он не сунется, а свернет в сторону поселка, на что те, хоть и с неохотой, кивнули. Солнечные лучи трогали щеки, ослепляли глаза. Ранним утром он проснулся только из-за мыслей о Денисе, ведь он точно сможет скрасить его серые дни своим присутствием, а это самое главное. Это то, в чем Антон нуждался больше всего на свете. — Привет! — слишком уж громко поздоровался он, завидя Дениса, стоящего в самом центре поля. Тот заметил его и помахал руками чересчур бодро, отчего Антона прорвало на короткий смешок. — Замерз? Утром холодно очень, у меня аж пар изо рта идет… Денис поздоровался с ним за руку, похлопал по плечу, улыбаясь широко. — Тоха, уже конец марта, как можно замерзнуть весной? — озвучил Денис беззлобно, чуть подтрунивая. — Всего пять градусов на улице! — возмутился Антон, поправив свои очки. — Это, между прочим, очень холодно! — Ну так не перевалило же за минус, а ты о каком-то несуществующем паре тут пиздишь! — Денис с силой хлопнул его по рюкзаку, пихая вперед. — Все, давай бегать уже, иначе опоздаем! — А тропинка где? — поинтересовался Антон, оглядываясь на Дениса. — Вот же она, слепошарый, — кивнул он на неровную протоптанную тропинку прямо перед ними. Антон даже не заметил ее, — все, давай. Они, конечно, не сразу двинулись в школу: сначала оббежали вокруг поля несколько кругов, затем устроили передышку в пять минут, а потом Денису еще приспичило поесть, поэтому сейчас они уже сидели и уминали его бутерброды с явным энтузиазмом. — Они фкуфные, — с набитым ртом отозвался Антон, используя спину Дениса как спинку стула. Было удобно сидеть на старенькой лавочке и прижиматься вот так, чтобы сохранить равновесие, — ты хорошо готовишь, — похвалил он, слыша за спиной бормотание: — Да я знаю, жри молча, — хохотнул Денис, — я специально приготовил свежайшие утром, чтобы вкуснее было… И почему-то Антон ощутил такое неподдельное счастье в груди на тот короткий миг, когда он осознал свою значимость хотя бы для кого-то одного… Что его никто не тронет и не обидит, по крайней мере, утром. Что он и Денис хорошие друзья и, возможно… Может ли Антон надеяться на то, что тот его не оставит? Глаза защипало. Он был так тронут всем происходящим. Тем, что Денис незамедлительно согласился на его предложение вчера, что не стал даже раздумывать и позаботился о его комфорте, как о самом настоящем друге. С Денисом все было не так, как с остальными. Это не часто молчаливый Володя, не Ромка, любящий вступать в словесные перепалки, не Бяша, предпочитающий переодически отвлекаться от разговора, и не девочки, все время фильтрующие свою речь. Денис будто… Антон не знает, как объяснить, но он вмещает в себе уйму того, что Антону нравится. Открытость, безобидные шутки, внимательность и острый ум. Антон всегда мечтал иметь такого друга, и от осознания в груди что-то затеплилось. Стало так хорошо, что захотелось проораться в небо. Он ткнул Дениса пальцем в щеку, заставляя того обратить на себя внимание, и улыбнулся. Очень радушно и благодарно. Такое выражение тоже вызвало на лице Дениса улыбку. — Доел? — спросил он участливо, начиная собирать мусор после себя. — Теперь до школы? — Да, — бодро ответил Антон, вставая с места вместе с ним и отряхивая с себя крошки. — Как настроение? — Денис действительно был внимательным и замечал все до мелочей. Антону стоит следить за своим выражением. — Когда ты только пришел, выглядел не ахти. Антон посмотрел на него просветленным взглядом. Неужели на него так сильно влияет одиночество? Почему он так счастлив видеть его? Антон просто так рад осознавать, что он не остался один. — Все хорошо, просто вчера за домашкой засел, и я не понимаю одну тему… — Помочь? — поинтересовался Денис, шагая вместе с ним по тропинке, и Антон закивал: — Если тебе не сложно. — Да мне не сложно, — фыркнул Денис, — ты, главное, не прозевай момент, а то я объясняю, а ты выпадаешь куда-то. В последнее время Антон чаще выпадает из реального мира и мыслями находится где-то не здесь. — Я просто не всегда бываю внимательным… — он неловко почесал нос. — Мне довольно тяжело запоминать информацию, наверное, поэтому я не лажу с математикой. — Нет, совсем не поэтому, — фыркнул Денис, и Антон выгнул бровь, — это потому, что ты заеба, которая думает только о своих проблемах! Подловил. — Ничего подобного! — попытался парировать Антон, засмеявшись. — Я, например… — он судорожно начал вспоминать вещи, которые приносили ему радость, и те, которые давались ему легко и запоминались быстрее, — Есенина безумно люблю и запоминаю его стихи. Некоторые. — Да? — хитро прищурился Денис. От этого взгляда хотелось сжаться. Он точно решил проверить Антона! — Расскажи хотя бы один! Рассказать? А какой именно? Боже, Антон частенько терялся, когда его просили рассказать что-то так неожиданно, и все его знания вмиг улетучивались, оставляя в голове одну лишь пустоту. Но он успел вспомнить. Хотя бы один… — До свиданья, друг мой, до свиданья, — начал Антон немного неловко, шагая рядом с Денисом. Он иногда запинался, но был обрадован тем, что все же не отступает из-за своей застенчивости. — Милый мой, ты у меня в груди. Предназначенное расставание, обещает встречу впереди. — Денис даже закивал с уважением. — До свиданья, друг мой, без руки, без слова, не грусти и не печаль бровей, — Антон перевел дыхание; от смущения горели щеки, он ведь раньше не особо вслух стихи зачитывал. — В этой жизни умирать не ново, но и жить, конечно, не новей. Спустя несколько секунд молчания раздалось восторженное: — Ого, хорошо зачитал, — Денис внезапно захлопал в ладони, — только подобрал ты стих какой-то дохуя грустный, под это только реветь. Антон криво улыбнулся. Он привык к язвительным подколкам, когда пытался быть серьезным и грамотным, и потому по-доброму обращающийся к нему Денис воспринимался очень непривычно. А язвительно подначивал его только один человек… Антон ощутил жжение в груди. Не думай. Просто не думай. Отвлекись. Оно того не стоит. — Не очень-то тебя на слезу пробило, — фыркнул Антон, — да и он должен быть грустным. Это ведь его последнее стихотворение, которое он написал, кажется, кровью на клочке бумаги незадолго до самоубийства. — Денис даже прислушался повнимательнее, пока Антон как-то опечаленно рассказывал подробности. — Листок со стихами он передал знакомому поэту Вольфу Эрл… — он запнулся, — Эрлиху, вот, и он прочитал этот стих лишь после того, как Есенин погиб. — Антон заметил чуть сникший взгляд Дениса и поспешил добавить. — Но есть и другие альтернативные версии. Например… — он постучал пальцем по подбородку, — говорят, что Есенин посвятил этот стих погибшему Алексею Ганину… — Антон вздохнул. — Но сам факт, что это был его последний стих перед смертью, остается фактом. — А ты разбираешься, — восхитился Денис, и Антон обрадовался. Он всегда нервничал в компании новых знакомых, так и сейчас хотелось впечатлить нового друга хотя бы чем-нибудь, пусть Антон и не был особо умным и начитанным. — Еще бы, мне очень нравится его творчество! — просиял он, замечая, как погода улучшается все больше и солнце ослепляет глаза яркими лучами. — А ты знал, что о нем еще поговаривают? — Денис поправил рюкзак на плече и зевнул, отчего и на Антона напала зевота. — О Есенине. — Что именно? — поинтересовался Антон. Интересно послушать то, чего он не знает… А Денис знал много, отчего хотелось прислушиваться и узнавать новое. — Подозревают, что он любил не только женщин, — Денис улыбнулся отчего-то слишком широко, в то время как Антон прислушался повнимательнее, стараясь обходить кочки, — но и мужчин. Антон вскрикнул ошарашенно, наверное, на весь поселок: — Чего?! — Того, — и глазом не моргнул Денис, продолжая назидательно, — но это только предположения, весомых доказательств нет, — он пожал плечами, в то время как Антон пребывал в смятении и чуть замедлился. Как-то это… Странно и неубедительно звучит… Антон даже растерялся от этой информации. Есенин… И любил мужчин? Как вообще люди пришли к подобному умозаключению? Может, это были всего лишь беспочвенные слухи? Или его просто видели с кем-то, и создалось подобное впечатление? Люди же любят выдумывать и выкручивать все так, как в угоду будет им. И слухи рождаются чаще всего совершенно случайно, и в частности правды там не меньше крупицы. Однако… Антон замер. А если Есенин правда был таким же, как Антон? Что тогда? Он начнет испытывать отвращение? Он перестанет быть для Антона любимым поэтом? Антон перестанет его уважать? Он прислушался к голосу разума, что не кричал о ненависти или отторжении, отчего Антон поймал себя на мысли, что эта новость, хоть и не имеющая никаких доказательств, не вызвала разочарования. Да, он был немного обескуражен, но это чувство продлилось всего минуту… Ох. Точно. Володя ведь сказал тогда, на ярмарке, а Антон не понял в силу своего незнания. «Есенин был довольно любвеобильным человеком, и ему не особо было важно, кого любить. Конечно, это недостоверная информация, но она имеет место быть…» Антон бы размышлял об этом еще долго, даже преисполнился желанием поискать информацию, которая либо подтвердит, либо опровергнет эти предположения, но голос Дениса отрезвил быстрее: — Может, тебе сборник его стихов на день рождения подарить? — улыбнулся Денис, пихнув его локтем, и Антон поспешил ответить ему тем же. Ага, как же. У Антона день рождения уже прошел, а дальше выпускной, поступление и переезд в другой город. Разве он сможет отпраздновать свой день рождения с Денисом? Еще и… Ох… Настроение снова начало катиться в бездну. Чем больше Антон думал, тем хуже ему становилось от этих мыслей. Он совсем забыл о том, что они хотели с ребятами закопать капсулу времени, а теперь что? В силе ли подобное предложение, или с распадом их компании все приняло иной оборот, и Полина отказалась от этой идеи? Если так, то это очень, очень расстраивает. Он ведь так не хотел. Неужели Антон до конца выпуска так и не сможет повеселиться со всеми снова? Неужели не увидит лица улыбающихся ребят в тот момент, не отпразднует день рождения с остальными и не переночует у Ромки? Как же так? Неужели… Неужели все… Пропало? Он не сможет написать послание для себя и не вложит это письмо в капсулу, чтобы вернуться в школу спустя лет десять и прочитать его? Не сможет увидеть Ромку, Полину, Катю с Бяшей и Володю? Не сможет застать их взросление и не узнает, кем они стали? На душе стало как-то тяжело и странно. Нет! Антон так не хотел! — У меня день рождения в октябре, — с грустью уведомил он, попытавшись отвлечься от черных мыслей. Он обещал себе не увязнуть в негативе, а сейчас самолично лезет туда, портя свое едва поднятое настроение, — а мы выпустимся и… — И? — кажется, Дениса подобное нисколько не смущало. — Что теперь? Неужели он будет поддерживать общение с Антоном даже после выпуска? Это было бы очень здорово! — Вдруг потеряем контакт? — взволнованно озвучил Антон, взглянув в его черные глаза. Денис прыснул. — Ты настоящая королева драмы, Петрушка, — закатил глаза Денис, с силой ударив его по плечу так, что Антон чуть не подскочил на месте. Да уж, Денис не умеет контролировать свою силу, — телефоны существуют, и, возможно, удача будет на нашей стороне, и мы окажемся в одном и том же городе. В груди вдруг потеплело, Антон почувствовал легкий подъем. Сможет ли он сохранить хотя бы одного друга? Сможет ли он укрепить отношения с Денисом? И вызваны эти чувства не страхом остаться одиноким, а искренним желанием стать ближе к новому другу. — Тогда уж король, — фыркнул Антон, стараясь не оголять свои чувства. Все же не хотелось прослыть в глазах Дениса сентиментальным тюфяком. — А ты куда собираешься? — В государственную юридическую академию имени Кутафина, — назидательно ответил Денис и глазом не моргнув. Эта уверенность Антона восхитила, — хочу стать прокурором, как мой отец, а там перспективы хорошие… Ого. Так вот, что он имел в виду, когда говорил, что у него есть деньги. — А почему именно прокурор, кстати? — удивился Антон. — Почему не адвокат или не судья, к примеру? Денис углубился в свои познания, и выглядел он таким серьезным и озабоченным данным вопросом, что Антон невольно восхитился его уверенностью и умением красиво говорить. Что как раз важно для юриста: грамотная речь без запинок, отсутствие слов-паразитов. Хорошая дикция и легко формирующиеся предложения. Это безумно круто. — Потому что адвокаты крысы и чаще всего падки на деньги, — ответил Денис довольно быстро. — Они и убийцу будут выгораживать, и насильника, если надо, а мне это… — Денис вздохнул, вдруг нахмурившись. — Я не смогу так работать. А судьи… — он защелкал пальцами. — Судьи должны принимать крайне взвешенное решение, и от этого решения будет зависеть судьба обвиняемого. А этим заниматься мне тоже не комильфо. — А прокуроры… — не совсем понял Антон. — Их ведь тоже подкупают, разве нет? — Верно, но есть отличие, — вскинул палец Денис. — Прокуроры сажают за деньги, а не покрывают всякий сброд. — Антон улыбнулся. Когда Денис не пытался строить из себя какого-то гопаря, его становилось очень приятно слушать. Это подкупало. — Однако я никогда не паду так низко. Моей целью является наказывать, а не защищать. Мне это подходит больше. — Ты так уверен в своем будущем… — восхитился Антон искренне. — Это очень круто. Денис фыркнул самодовольно. Потер нос, чуть ли не умирая от гордости за себя. Вот плут. — Ну а ты? — поинтересовался он. — Чем ты заниматься хочешь? Антон растерялся. Ему нечего было ответить, он до сих пор не знал, каким будет его будущее. Кем он станет… — Я не знаю, не определился еще, — попытался увильнуть он от ответа. — Не страшно, найдется само, — подбодрил его Денис, спешно меняя тему, стоило ему заметить резко поменявшееся настроение Антона, — а в музыке разбираешься? — Вообще нет, это ад какой-то. — Шопен? — Нет. — Шуберт? — Нет. — Рахманинов? — Это еще кто? — Ну хорошо, самое заезженное, — чуть ли не взвыл Денис, — хотя и первые тоже на слуху были на постоянке. Чайковский, Бетховен? — Ну этих слышал. По крайней мере, помню щелкунчика… — Антон начал судорожно вспоминать, чтобы не опозориться перед новым другом. — Вальс цветов, кажется…. Могу и оши… — Да, он входит в состав балета Щелкунчика, — решил помочь ему Денис, и у Антона аж отлегло. Значит, не такой уж он и профан в музыке. Ладно, профан, но хоть о чем-то наслышан! Антон заметил и то, как тщательно Денис следил за своей речью и старался лишний раз не напоминать о Володе. Понимал, что эта тема для него болезненна, и не хотел нажимать на незажившие раны. Когда еще о его чувствах заботился кто-то настолько сильно? — Мы так по всему поселку пройдемся, — улыбнулся Денис, оглядывая местность. Потихоньку уже все зеленело, и Антон постарался реагировать на подобный цвет более спокойно и непринужденно, хотя даже сама природа… Она напоминала. Возможно, Денис заметил его поменявшееся лицо, так как Антон вдруг ощутил легкий хлопок по щеке. — Земля вызывает Антона Петрова, как слышно? Антон обратил на него внимание и хохотнул. Пробежка действительно превратилась в прогулку. Легкую и спокойную. Дуновение прохладного ветра не ощущалось неприятно — даже остужало голову и давало простор новым мыслям. — Глянь, там кран стоит, можно водички попить! — с каким-то энтузиазмом проговорил Денис и побежал к небольшому крану. Такие частенько попадались на глаза Антона в поселке. Можно было просто подойти и попить воды всем мимо проходящим. — Бог ты мой! — излишне громко пролепетал Денис, и Антон даже немного заволновался, вдруг случилось чего? — Что там? — Глянь че, — подозвал его Денис, и что-то в Антоне напористо предупреждало о каком-то подвохе, но он не стал прислушиваться к голосу разума и подошел без колебаний. А потом пожалел, когда Денис наполнил водой собственные ладони и плеснул ему в лицо, смеясь очень громко. Антон от неожиданности вздрогнул, вжал голову в плечи, рвано выдохнул. — Да ты охренел! — вскрикнул он, когда как Денис продолжал потешаться над ним. — Ты совсем… ! Антон даже не смог договорить. Сердце… чертово сердце пустилось в пляс, когда он поднял взгляд и увидел недалеко от них стоящего Ромку и Соню на поводке. Скорее всего, Ромка его выгуливал ранним утром перед тем, как пойти в школу. И самое странное… Почему-то именно в тот момент его внезапно кинуло в холод, будто только сейчас Антон осознал всю суть их новых отношений. Они пересеклись взглядами, и Антон впервые за последние дни столкнулся с таким выражением. Это была обида, почти что детская, но очень, очень явная, будто Ромку променяли на какую-то бесполезную игрушку. Антон сглотнул скопившуюся слюну. Раздражало одно — ему никогда не скрыться от него нигде, даже сейчас, гуляя по поселку, они неудачным образом столкнулись друг с другом, причем именно тогда, когда Антон находился рядом с Денисом, смеялся и веселился… Возможно, Ромке не нравится подобная сцена. Он смотрел на него неотрывно, и Антон тоже старался выдержать зрительный контакт, но все тело будто парализовало, дыхание сперло, хотелось подбежать и узнать, как дела, как Соня… Он так скучал по нему… Осознание обухом ударило по голове. И Антона начало штормить. Ромка больше не подойдет к нему, не поздоровается, не будет шутить нелепо и глупо, но все так же смешно. Он не будет готовить Антону пирожки по первой же просьбе, не будет хвалить его рисунки, не будет поддерживать в трудные минуты и… Даже не сыграет с ним в баскетбол на той самой площадке. Ромка теперь ему… Чужой. Антона будто окунули в ледяную воду: пальцы онемели, тело парализовало, хотелось раскрошиться на месте. Денис тоже заметил Ромку, но никак не прокомментировал его появление, лишь с каким-то волнением посмотрел на Антона. Антона, который с явственной болью на лице наблюдал за тем, как Ромка отворачивается и уходит вперед, оставляя его позади. Ему пришлось сглотнуть этот ком, хотя глаза почему-то начало жечь. Антон последние несколько дней двигался по острому лезвию ножа, и его настроение падало так стремительно, что он просто не успевал уследить за этим. — Все нормально? — поинтересовался Денис немного встревоженно, и Антон, быстро проморгавшись, нашел силы, чтобы улыбнуться ему. — Да, пошли скорее, не хочу опоздать, — и шагнул вперед, а Денис — следом с ним. Перед глазами все еще стояло Ромкино лицо. Почему Антон не может идти дальше? Он ведь себе пообещал! Он был уверен, что если перестанет поддерживать контакт с Ромкой, то ему больше не будет больно… Но осознание… Что между ними образовалась глубокая пропасть, что прямо сейчас они идут в противоположных друг от друга направлениях… Слишком сильно ударило по Антону. Ком стоял нестерпимый, он сжимал кулаки и кусал губы, стараясь удержать эмоции внутри. Вчера было не так тяжело, и позавчера тоже. А сегодня… Кажется, Антон понял, что Ромка действительно перестал пытаться. Теперь действительно пришел конец всему. Антон даже не заметил, как дошел до ворот школы вместе с Денисом. Все было как в тумане, и информация впитывалась крайне тяжело. Денис изредка интересовался его самочувствием, и все действительно было в порядке до того, как он зашел в помещение. Он предусмотрительно выпил успокоительное, и потому был в порядке, однако когда он вспомнил, что в классе, скорее всего, сидит Володя, нежелающий контактировать с ним как-либо, Антон мгновенно застыл. Он же не будет разговаривать со мной. Он же больше… Больше не считает меня другом. Денис пожелал ему удачи, и Антон, улыбнувшись ему в последний раз, впитал всю свою решимость в кулак и зашел в класс. И что-то резко поменялось. Атмосфера. Володи не оказалось на месте, как и Ромки в том числе, а Полина и Катя с Бяшей, лишь завидя его, взглянули на него с явственным волнением. Антон старался не пересекаться с ними взглядами и прошел к своему месту, стараясь не обращать внимание на происходящее. Почему они на него так смотрят? Неужели уже знают обо всем? Неужели Рома с Володей все им… — Антон, — заговорила Катя достаточно тихо, чуть склонившись в его сторону, в то время как Полина аккуратно пригладила ее волосы, — ты как? Ох. Когда она обратилась к нему, он тут же взмок под собственной одеждой. Он так испугался… Что она сейчас начнет метать в него обвинения, что они поссорятся прямо здесь, в классе, ведь Катя тоже таила обиду на Дениса, и она имела право спрашивать у Антона о нем. Благо, она лишь поинтересовалась его самочувствием, поэтому Антон тут же успокоился. Антон поспешил ответить немного рассеянно: — Все… Все нормально. Но это была неправда. Антону было плохо, невыносимо, а еще очень, очень душно. Пустующее место Володи особенно сильно влияло на его мыслительный процесс. И Рома… Увидеть его утром оказалось довольно тяжело и неожиданно, он не был готов. Ему придется снова выпить успокоительное, чтобы усмирить распаленное сознание. Под действием таблеток Антон ощущался себе расслабленным, будто все ему было нипочем, но стоило забыть или отказаться разок от них, и Антон ощущал жжение в груди. До того яркое и болезненное, что хотелось зарыдать в голос. Я скучаю по Роме. Я хочу подойти к нему. Нельзя. Нельзя допустить подобного. Почему его так сильно тянет? Это же, сука, запретный плод, вот и держи свои чувства в узде, хватит о нем думать, хватит мечтать, выпей успокоительное, и все снова будет нормально, ты будешь в безопасности, и эти чувства не смогут управлять тобой, твоими мыслями. Он, наверное, с Сашей. Хватит, хватит, хватит! Хватит делать больно самому себе, оставь их в покое! Иди вперед, не оглядывайся назад ни в коем случае, это ни к чему не приведет, не унижайся, не соглашайся на Ромкины условия из-за своих желаний, своей влюбленности. У тебя есть ты, Антон. Этого хватает. Полина улыбнулась ему ободрительно, и Антон, едва ли не трясущийся от эмоций, попытался кивнуть ей, в то время как она тоже прошептала: — Мы скучаем очень, — она выглядела очень уставшей. И, что заметил Антон, она сегодня пришла без укладки, и синяки залегли под ее глазами. — Давай потом пообедаем в столовой, нам нужно обсудить кое-что. Если бы Антон так сильно не нервничал сейчас, он бы точно прослезился, поэтому его хватило лишь на благодарную улыбку и несмелый кивок. — Тоха, — вдруг заговорил Коля бодро, что оказалось для Антона немного неожиданным, — ты прикинь, че Витя сделал? — Что? — поинтересовался Антон немного заторможенно, и Коля проговорил: — Он русичку сегодня с ног сбил, потом извинялся долго, — Витя, сидевший рядом с ним, покосился на него крайне укоризненно, — а она походу ногу вывихнула, поэтому третьего урока либо не будет, либо на замену кого-то найдут, — пожал плечами Коля, и Витя взвился: — Это из-за тебя все! — вскрикнул он, пихнув друга. — Говорил же тебе не толкаться, вот и дотолкался! Тебя в детстве роняли, что ли?! — Это еще почему? — нахмурился Коля. — И к чему это вообще… — Ну а почему ты такой тупой? — перебил его Витя, который, мягко говоря, был не в духе. Коля уступать не стал: — А ты почему такой низкий? — Ты ебанутый? — ощетинился Витя. — Это тут к чему? — Вот и я тем самым задаюсь! — воскликнул Коля. — Я всего на три сантиметра ниже тебя, придурок! — Ну, знаешь, сто девяносто и сто восемьдесят семь все равно отличаются, — заулыбался Коля, и Витя, поняв, что бесполезно что-то говорить, махнул рукой: — Ай, все, не хочу с тобой разговаривать, всю плешь мне проел. — Бесится, что русичке чуть ногу не сломал, — пробормотал Коля, отводя от друга взгляд. Витя снова стрельнул в него глазами: — Да я же… — запнулся он от злости. — Это же ты виноват! Коля снова вернулся к тому, с чего они начинали в принципе, действуя Вите на нервы. Причем так искусно и невозмутимо, что Витя не замечал, как тот его разыгрывает: — Это еще почему? — Да потому что!.. — и продолжил Витя повторять одно и то же, пока Коля не упускал возможности над ним поиздеваться. Антон даже обрадовался тому, что они уже отвлеклись на свои проблемы, и выдохнул с облегчением. Все же не особо ему хотелось контактировать с классом в данный момент, хоть он и слышал, как на фоне болтают Катя с Полиной, обсуждая какие-то свои дела. Благо, они не выглядели задетыми или обиженными, хотя Катя, возможно… Вела себя чуть отстраненнее, чем раньше. Антон заволновался. А вдруг Катя тоже поссорится с ним по той же причине? Вдруг будет стоять на своем и давить на Антона словесно или попытается пристыдить? Тогда Антон будет чувствовать себя куда хуже, чем сейчас. Ему хватило баталий с Ромкой и Володей, он не хочет портить отношения и с девочками тоже… Антон встревожился еще сильнее. А Бяша… Бяша смотрел на него пронзительно и анализирующе, будто хотел о чем-то спросить, но никак не решался. Антону хотелось сжаться; духота в классе делала свое дело, и ему начало казаться, что он задыхается. Бяша же встал с места и, окинув Антона взглядом, сквозящим: «надо поговорить», прошел к выходу. Внутри бушевала буря. Антон сейчас точно свихнется. Получив от Кати и Полины сочувствующие взгляды, Антон, пытаясь унять подрагивающие конечности, пошел следом за Бяшей. Он ждал его у окна. Антон подошел к нему, подмечая, насколько угрюмым и в крайне плохом настроении пребывал Бяша. — Что-то случилось? — спросил Антон едва не дрогнувшим в волнении голосом. Они точно знают, точно уже знают обо всем, что произошло. Бяша повернул к нему голову, и его выражение вызвало в Антоне явную панику. — Случилось, — голос Бяши был низким, и Антон весь сжался. — Тох… — он вздохнул, пытаясь подобрать подходящие слова. — Я поговорить хотел, — и сейчас Антон заметил, как исчезла шепелявость и то самое «на» в его речи. Стало совсем не по себе, — ты с Денисом общаешься хорошо? Антон не стал врать. Какой смысл скрываться дальше? Если он продолжит так беспечно врать и умалчивать, то стопроцентно испортит хрупкие отношения с Бяшей и девочками, которые он очень хотел сохранить. Голова болела еще сильно… Неужели побочный эффект от успокоительных? Но он вроде много не пил… — Да. Бяша закивал, сомкнув губы, и продолжил: — Дело в том, что он раньше с этим… — он замялся немного, в то время как Антон пытался унять дрожащие ладони. — С Лешей дружил, помнишь же его? О, Антон не забывал. Он запомнил его еще в первую встречу. Это самодовольное выражение, эти злые слова… Антон помнит очень ярко. Леша будто тогда горел желанием подойти к Ромке и высказать ему все, а также от Антона не ушло то, какими глазами он смотрел на Ромку. В них точно играли черти, а еще… Каким-то странным задором они пылали, словно… Антон не знает, как объяснить, но Леша казался заинтересованным и чаще поглядывал вовсе не на Володю, а именно на Ромку, что вызвало в Антоне яркое недоумение. — Да, — отвечал Антон автоматично. Он не знал, куда себя деть и как оправдаться, если Бяша решит обвинить его во всех смертных грехах. — Ты ведь не знаешь, что он сделал, верно? — Бяша прищурился, и Антон отрицательно замотал головой. — Ясно, это хорошо… — выдохнул Бяша с облегчением, и Антон совсем уж растерялся. — Просто… Леша хуево поступил, а Ромка до сих пор от этого отходит, поэтому я подумал, что Денис мог тебе что-то рассказать, — осторожно подвел он к самому главному. Хотелось задать вопрос. В груди засвербело от нетерпения. Почему Бяша интересуется подобным? Это все разве как-то относится к Денису напрямую, если провинился в чем-то Леша? И сука… Как же интересно, что он мог сделать… Но никто ему никогда не скажет. А теперь, когда мосты сожжены, Антон никогда не сможет узнать правду. — А Денис… — замялся Антон. — Он причастен? — Нет, — качнул головой Бяша, вдруг улыбнувшись слабо, — может, прозвучит смешно, но он наоборот помог Ромке тогда, — Антон и удивился, и преисполнился восхищением к Денису, в то время как Бяша продолжил нерасторопно. — Просто Денис тоже в курсе, что тогда произошло, но Ромка не хочет, чтобы кто-то лишний раз трепался об этом, поэтому спросил у тебя, не сказал ли тебе что-то Денис… — Нет, не сказал, — стальным голосом сообщил Антон, приготовившись защищать Дениса. Потому что был уверен в своей правоте. — Более того, он зарекся ударить меня, если я продолжу об этом расспрашивать… Бяша, судя по всему, очень удивился, так как из него вышло весьма растерянное: — Это хорошо. Антон не понимал, что хорошего во всем этом? Почему он остается все так же никому неважным и ненужным? Почему все… Все знают, а один он… Антон сжал зубы. — Что хорошего? Почему мне никто не говорит, что вообще произошло тогда? — голос Антона немного повысился. Он чувствовал себя обделенным и незначимым. И вид Бяши, переживающего за Ромку, почему-то вызвал в нем негодование, а еще самую капельку… Ревность? Не романтическую. И даже не к Ромке. Антон ревновал их отношение к Ромке, потому что ему казалось, будто в его случае никто так трястись над его проблемами не стал бы, и от того стало совсем… Гадко. — Почему я… Неужели я не часть вашей компании? Бяша тут же встрепенулся, заволновался немного — наверняка взгляд Антона сказал ему о многом. — Тоха, ты же знаешь, что дело не в этом, — поспешил пояснить Бяша, при этом ни разу за весь разговор не повысив голоса. — Никто, кроме меня, Леши, Дениса и Ромы об этом не знает, — но почему? Почему никто не хочет об этом рассказать? — Это не то, о чем можно рассказать, и это напрямую связано с Ромкой. Я не могу, понимаешь? — Бяша посмотрел на него виновато. — Это Ромкин секрет, я не могу поступить как крыса и поделиться его секретом с тобой, — Антон ощущал, как глаза опять странно начинает щипать. Он же не хочет плакать, так почему все время этот ком… — потому что я, в первую очередь, его друг, а друзья… — Бяша качнул головой, посмотрев на Антона серьезно. — Друзья так не поступают. Бяша правильно все говорил и доносил все как надо. Потому что Ромка важен, потому что он друг и потому что его комфорт значимее и выше любопытства Антона. Но почему же на сердце так тяжело? Почему он все равно чувствует себя так, будто он обязан был узнать об этом тоже? Ох, нет. Дело ведь даже не в этом. Антон понял. Только что он осознал, что его отношения с Ромкой были действительно шаткими и недостаточно сильными, чтобы тот поделился с Антоном столь сокровенным и важным. Их отношения с самого начала оказались провальными и не смогли бы прорасти дальше, потому что Ромка… Не доверял Антону. Только что сердце Антона превратилось в сплошное решето, и все важное, которое он старался сохранить после всего утерянного, тоже потеряло смысл. — Я все понимаю, но почему я… — голос стал ломким, отчего-то Антон ощутил несправедливость по отношению к себе. Он по-детски думал о том, что его недостаточно любят. Нигде его не любят достаточно сильно, он везде… Везде неважен. — Почему я всегда за бортом? — он произнес это тихо и немного даже отчаянно. — Почему знаю меньше или узнаю в последнюю очередь? Неужели я никогда не имел ценности для вас? Бяша потрясенно на него посмотрел, и начал с жаром: — Тоха-на, ну что ты такое говоришь? Ты же знаешь, что это не так! Антон в это не верит. Он понимает, что в компании он не так долго находится, чтобы требовать к себе больше внимания, но почему так плохо? Он ведь… Он ведь еще вчера чувствовал себя чуточку лучше, так почему снова? — Нет, не знаю. — замотал головой Антон, сцепив запотевшие руки в замок. — И Полина в последнее время мало со мной разговаривает, — обиженно проговорил Антон, прекрасно понимая, что это все исключительно его вина. Это он отдалился, он перестал общаться со всеми. Все это делал он! Но почему-то захотелось по-детски начать капризничать, будто мама любила Олю больше, чем его, и он взвился из-за этого. — Катя отстранилась, а Рома с Володей… — он запнулся, прикрывая ладонями лицо. — Я сам все испортил и… — Тох, — ладонь Бяши легла на его плечо и хорошенько сжала, — но ты ведь сам начал избегать нас всех, так почему ты теперь злишься на девочек за это? — Я не злюсь, — шмыгнул носом Антон. Слезы не шли, но нос почему-то забился. — Злишься. — Бяша это все говорил не с целью уколоть или обидеть. Его голос был мягким, а сам он — осторожным. — Ты ведь сам решил не разговаривать с нами, время перестал проводить, выбрал вон Дениса в качестве нового друга. — Рома рассказал? — зло усмехнулся Антон. — Нет… — прямо ответил Бяша, нахмурившись, и почему-то Антон почувствовал облегчение от этих слов. Он не хотел разочаровываться в Роме, не хотел думать, что он мог вот так вот вывалить эту информацию, чтобы настроить всех против него, и отчего-то стало на душе чуточку тепло. — Услышали, как он это с Володей обсуждал. — Ясно, небось перемалывали мне все косточки, да? — вздохнул Антон. Честно говоря, развивать эту тему не было смысла, потому что и так все было ясно. Бяша посмотрел на него очень… Расстроенно. — Тох, Володе просто больно. Антон об этом знал, прекрасно знал. Володя имел право злиться, имел право не прощать, но Антон хотел избежать подобного исхода событий, ведь дружба с Володей для него слишком много значит. — Я не хотел, — обреченно прошептал Антон. Неужели Володя больше не будет приглашать его к себе в гости? Не будет помогать с домашним заданием, не поддержит его и не будет на его стороне? Неужели Антон не увидит бабу Валю снова и не узнает, как она отреагировала на то, что Володя другой? — Я знаю, — кивнул Бяша. Антон был благодарен за его понимание, за поддержку. За то, что не осудил, и девочкам тоже благодарен был. Они ведь, как только увидели его, постарались поддержать, — может, попробуешь поговорить с ним? — Я устал говорить! — отчаянно выпалил Антон. Ему страшно, очень страшно. Кажется, будто его толкали в спину к разъяренному льву. — Я боюсь, что он наорет на меня, что пошлет нахуй, но окажется правым! — разошелся он немного, а затем и стих. — Но я боюсь, я не хочу… — он утер глаза. — Но я правда стараюсь сделать все возможное… Бяша смотрел в его лицо испытующим, непонимающим и в совокупности с этим просветленным взглядом. Он будто понял что-то, но не решался сказать, но спустя несколько секунд произнес: — Тох, с чего ты взял, что тебя все ненавидят? Антон растерянно посмотрел на него: — Что? — Катя с Полей, когда узнали о Денисе… — проговорил Бяша спокойно. — Катя расстроилась, конечно, — Антон поджал губы, — и, скорее всего, поговорит с тобой попозже, но Поля… — Бяша улыбнулся очень тепло. — Поля сказала, что ты, скорее всего, не хотел так поступать… Антон продолжал заниматься самокопанием. — Нет, Бяш, я же… — голос стал более дрожащим, более… Ломким. — Я все знал, но все равно начал с ним общаться, и я теперь… — Я тоже не против тебя, — поспешил перебить Бяша его самобичевание, — но и не за тебя тоже. Но я не злюсь и не собираюсь из-за этого говниться на тебя. Я не ненавижу тебя, — Антон ощутил, как внутри что-то болезненно сжимается, хотелось расплакаться, — ты мой друг, Антон, ты друг Полины, Кати и Володи… — Володи — нет… — замахал руками Антон, лишь заслышав его имя. — Володя меня… Он просто… Ты не видел его лицо тогда. — О-о, когда он бесится, это пиздец, это я понимаю, — поежился Бяша. — На него смотреть страшно, глаза у него еще оранжевые такие, выглядит стремно-на. — От этих слов только хуже стало. Антон определенно не сможет подступиться к Володе. — В любом случае, не переживай и просто попробуй подступиться, он тебя не съест. — Я… — Антон потер виски. — Мне надо подумать, Бяш. Ему не хватает смелости, не хватает решительности. Он просто зачах, хотя вчера, до ссоры с Володей, ему казалось, что он еще может… Может горы свернуть. — Тогда самое время об этом подумать, вернемся в класс. Антон кивнул и больше ничего не произнес. Побрел в сторону класса на негнущихся ногах на пару с Бяшей, стараясь усмирить чувства, бурлящие в груди. Вина за произошедшее давила на него слишком сильно, и тревога нахлынула на него просто нещадно. Что, если Володя скоро придет? Как Антону стоит начать разговор? Как объяснить, что Денис нормальный? Он прекрасно понимал, что Володя, вероятнее всего, слушать его не станет, но Антон очень надеялся на более позитивный исход. Все же они друзья, Володя же сможет войти в его положение? Нет… Он прав был тогда, когда сказал те слова. «Я лишний и неважный, а еще очень удобный, потому что я никогда с расспросами особо не лез, потому что мы друзья и я уважаю твое личное пространство, — Володя запнулся, отвел глаза, анализируя собственные фразы перед тем, как продолжить нерасторопно, но очень честно. — Но… Иногда я начинаю думать, что я всего лишь хороший знакомый и никакой не друг.» Антон заставил его думать так. Пренебрегал их дружбой, все утаивал, врал, и вот, к чему это привело. Теперь Антона потихоньку убивала собственная дурость. И он сам в этом виноват. И получил по заслугам. Он даже не понял, когда сел за парту и уткнулся в собственную тетрадь. Мысли смешались, в голове стоял раздрай, и сам он, полностью опустошенный, как и несколько дней назад, не мог унять колотящееся сердце. Которое замерло в одночасье, когда в класс тяжелым шагом ступил Ромка. Антон весь подобрался, когда ощутил, как его взгляд впивается в него штыками. Такой жалящий и укоризненный, преисполненный осуждением… Он ведь видел Антона утром вместе с Денисом, поэтому, скорее всего, язвительных комментариев избежать не получится. Ладони запотели, в ушах раздавался громкий стук собственного сердца; Антона кинуло в жар, а затем и в холод: он не мог успокоиться, изредка наблюдая за тем, как Ромка, наконец отцепившись от него, шествует к своей парте, усаживаясь рядом с Бяшей. Антон облегченно вздохнул. Лишь бы он ничего не сказал. Лишь бы не начал ссориться с ним прямо в классе. При всех. Антон просто не выдержит такого давления. Все, чего он желал — это тишины. Но, видимо, ему придется пережить этот этап, чтобы прийти к чему-то спокойному и светлому. Но сколько ему еще нужно ждать? Когда его оставят в покое? — Антон, — подошла к нему улыбающаяся Лена. Антон вздрогнул, отвлекшись от Ромкиной спины и воззрился на нее, а затем взгляд упал на стопку тетрадей, которые она держала в руках. — Вероника Потапова передала мне тетради с прошлой контрольной и попросила всем отдать… — она протянула зеленую тетрадку с именем Антона. — У тебя, кстати, заметно улучшились оценки, — она улыбнулась, но Антон весь напрягся, когда завидел дернувшегося на месте Ромку. Нет… Нет, не говори ничего, пожалуйста, — может, ты репетитора нашел, или тебя натаскивает кто? Антон сжался, впился руками в ткань своих штанов, задышал порывисто. Рома же все понимает, он же все осознает. Знает, кто именно Антона подтягивает по этому предмету, не может не знать. В груди бушевал смерч, он сомкнул веки, поджал губы, но все-таки заставил себя ответить: — Нет, я… Как тут же его грубо прервали: — Да, натаскивает… — голос Ромки показался Антону обухом, ударившим по голове. Сердце забилось сильнее, ему хотелось исчезнуть, заткнуть его рот. Когда Антон несмело поднял глаза, они пересеклись взглядами и он оцепенел, осознавая, что Ромка все это время с интересом наблюдал за его реакцией, расплываясь в злой издевательской улыбке. Такой, какую ранее не заставал никогда. — Еблан с параллельного. — Антону хотелось встать и зажать ему рот, но его будто приковали к этому стулу без шанса сдвинуться с места. Он ощущал, как все переводят непонимающие взгляды на него, как все тело наливается чуть ли не свинцом… — Да, Петрушка? Антона всего затрясло, когда Ромка шлифанул холодным гневом: — Хороший репетитор попался? Ох. Ну зачем ты так поступаешь? Разве я заслужил подобного отношения? Может и заслужил! Но пожалуйста, прекрати, я не могу это все выносить! Несмотря на бурю в груди, Антон попытался взять себя в руки. Неважно, что Ромка говорит и чем руководствуется, разбрасываясь подобными словами, Антон уступать не будет. Он уже порядком подустал от непрекращающихся баталий и от выяснения отношений тоже. — Хороший, — ядовито вымолвил Антон, криво улыбнувшись. Ромкин взгляд стал темнее, на скулах заходили желваки, — а ты что, тоже хочешь затесаться к нему? — Антон вдруг промолвил нарочито эмоционально, играя на нервах Ромки. — Блин, но я не уверен, что получится, он крайне разборчив в подобных вещах… — Антон упивался Ромкиным выражением. Он смотрел на него неотрывно, будто представлял, как хватает Антона за грудки и хорошенько встряхивает. Но нет уж, милый мой, я тебе больше не позволю надо мной измываться, лимит исчерпан! — Скорее всего, не захочет принимать других… — он состроил задумчивое лицо. — Просто я для него особенный, поэтому со мной он не прочь позаниматься. Ромка выкинул практически с вызовом, глядя на Антона стылыми глазами, как если бы хотел просверлить в нем дыру: — Тебе смешно? — подобный тон отозвался в Антоне холодом. Хотелось вскочить с этого стула и убежать с урока далеко-далеко, чтобы не ощущать стыд перед всем классом. Чего ты хочешь добиться? Не мог после уроков доебаться до меня или хотя бы на перемене? Зачем это делать прилюдно?! Ох. Злость Антона тоже начинала набирать обороты. Какого хера он никак не отстанет от него? Неужели сам факт того, что они теперь не друзья, вызывал такой шквал ненависти? Разве Антон такого добивался? Он надеялся лишь на то, что они сведут весь контакт к нулю. Так какого хера сейчас Ромка решил переть на него тараном?! — Ромка-на, прекрати, — вклинился Бяша, немного потрепав друга по плечу, но Ромка будто и не думал его слушать: — Тебе смешно, я спрашиваю? Мне не смешно. Я заебался. Я устал защищаться. Устал оправдываться. Устал делать вид, что у меня все хорошо и для меня происходящее — всего лишь забава. Но если я оголю свою слабость, ты накинешься на меня, как коршун, и я даже не успею отреагировать. Я выбрал себя. Свой комфорт. И если ради этого мне придется поссориться с тобой, я это сделаю и глазом не моргнув. Так и знай. Антон попытался успокоиться, чтобы его голос не зазвучал ломко и не дрогнул при разговоре, а затем, ухмыльнувшись назло, спросил нарочито елейно: — А я плакать должен? Ромка тоже улыбнулся. Неестественно широко и озлобленно. Так, что у Антона по всей коже пронеслись противные мурашки и волосы встали дыбом. Антону казалось, что его толкают прямиком в пасть к кровожадной акуле, и все, что ему остается делать — это смиренно идти по доске, ожидая своей участи. — Учитывая нынешние обстоятельства — да. Сука. Да что ты знаешь? Это все из-за тебя! Из-за тебя я страдал и искал утешение в других! Из-за тебя я не могу найти себе место! Из-за тебя я могу умереть! Из-за тебя я обязан пить успокоительные, чтобы контролировать приступы! Из-за тебя я замкнулся в себе и боюсь любить! Все из-за тебя! — Блять… — Антон чуть ли не давился воздухом, затрясся от праведного гнева. Хотелось ему высказать все. Абсолютно все, что он думает, но сил попросту не хватало. — Ты… На них смотрели все без исключения. И взволнованные девочки, та же Ленка и Катя с Полиной. И Коля с Витей наблюдали встревоженно и непонимающе. Бяша же пытался усмирить Ромку, пока все не стало куда хуже и пока они друг другу не наговорили колкостей на топливе эмоций… — Интересно, когда придет Володя, ты будешь так же выкобениваться? Сука. Зачем ты бередишь свежие раны? Зачем мучаешь меня подобными вопросами? Думаешь, мне не плохо, не совестно? Но как к тебе все это относится, я не понимаю! Антона порядком заебали его язвительные комментарии и желание уколоть. Он и так страдал, так нахуя делать еще хуже? Ему было так плохо, что слезы сами по себе скопились на глазах, но Антон упорно не моргал, глядя на Ромку озверевшим от ярости выражением. — Рома, все, прекрати уже, — вмешалась Полина, нахмурившись и направившись в его сторону, чтобы усмирить, — и хватит выяснять отношения в классе, вы ведь не одни. Ромка и бровью не повел. Он будто играл с Антоном в гляделки и старался не проморгать момент. Упивался его темнеющим лицом, его эмоциями, негодованием, обидой и яростью. — Да, извини Полин, — он снова улыбнулся, оголяя свои клыки, — это просто воспитательный процесс. Антон ощутил, как его всего затопило стыдом и как подобный камень в его огород будит внутри уйму негативных и черных эмоций. Таких, что хотелось вскочить и зарядить Ромке по ебалу как можно сильнее. Он осознавал свою вину, но так пренебрежительно и ядовито относиться к себе не позволит ни в коем случае! — Я тебе что, шавка? — голос Антона стал немного ломким, дрожащим от злости. — Завали ебало и не лезь в мою жизнь, ради Бога. — А ну хватит! — вскрикнула Катя, вскочив с места, воспроизводя грохот. — Что вы тут устроили? — она окинула обоих злостным и осуждающим взглядом. — Хватит собачиться, это не проходной двор! Антон преисполнился злостью и желчью. Он весь наэлектризовался: напружинились мышцы. Ему казалось, что он свихнется, если прямо сейчас не поставит Ромку на место. Он глубоко вдохнул и протяжно выдохнул, состроив такое же издевательское выражение, выпуская слова елейным и тягучим голосом: — Да, извини, Кать… — губы скривились, когда он попытался улыбнуться. — Это был лишь воспитательный процесс. Ох. Ромка смотрел на него так пронзительно, что Антону не нужно было гадать, что именно он чувствует. Это была самая настоящая злоба, а еще желание повестись на провокацию, но гордость не позволяла ему этого сделать. Выражение у него было такое… Непередаваемое. С таким Антон сталкивался раньше, когда Ромка хорошенько проезжался по нему кулаком. Он чувствовал, что они оба совершают ошибку, идя на поводу собственных эмоций, но просто не могли остановить всплеск этих чувств. Антон ведь не хотел доводить до такого и больно ему делать не хотел, однако вынужден был защищаться. Как бы он его ни любил, Антон не позволит нападать на себя за какую-то херню. Антона обуяла такая ярость, что все скопившееся, все злое и монструозное взвилось в нем, как дым от ядерной бомбы. Это было ярко и горячо, как будто всколыхнулись внутри языки пламени. Он думал, что обязан выйти из этой игры победителем, несмотря ни на что, ведь это его застали врасплох, на него налетели, прессовали безжалостно, будто от этого зависела жизнь, вот и Антон церемониться не будет. Хотел унизить меня перед всем классом? Доигрался. Антон постарался выглядеть вальяжным и расслабленным, будто ему было абсолютно наплевать на Ромкины подначки, на его желание уколоть и выставить его мразью перед всем классом. Антон никогда себе подобного ранее не позволял, ибо это совершенно не сочеталось с его характером. Но он сделал. Закинул ноги на парту, параллельно вращая в руке шариковую ручку, чтобы весь его вид кричал о том, что к Ромкиным словам он относится пренебрежительно и его нисколько не трогает сказанное. Ты себе врешь. — Если у тебя есть ко мне вопросы, — Антону казалось, что голос стал ниже, когда он заговорил достаточно громко и ровно, чтобы слышали все. Все в этом классе, — то реши их со мной один на один, а не кидайся на меня при всем классе как гнида. И остальным тоже врешь. Ромка тотчас дернулся всем телом, наверняка хотел вскочить, сказать что-то, что не уступит по степени ядовитости, но он просто не смог. Он был повержен, потому что Антон был прав, ибо нехуй прессовать его на глазах у всего класса. Нехуй вести себя как взбалмошный ребенок, пытаясь отомстить таким образом за произошедшее. Но тебе нужно защититься. — Ты… Блять. Ромка не успел договорить, так как Вероника Потапова ворвалась в класс, цокая на своих высоких каблуках. Она окинула присутствующих оценивающим взглядом и, завидя вставшее напряжение в классе, поспешила произнести взыскательно: — Что это вы такие хмурые сидите? Где учебники? — она обратилась к Гоше. — Беляев, а ну сядь на свое место. Перед тем, как Ромка отвернется, он не упустил возможности одарить Антона угрожающим и одновременно злым взглядом, наверняка надеясь на то, что тот задумается над его словами и примет во внимание и, скорее всего, отступит. Но это было не так. Бешенство в Антоне стало острее и больше него самого, он не хотел больше уступать и церемониться. Не желал танцевать под чью-то дудку и уж тем более не собирался воспринимать Ромку после того, как все между ними закончилось. Это все. Губы скривились в ухмылке, а за ней на лице появился и хитрый прищур. Антон не колебался. Поднял руку на уровне своей головы и продемонстрировал Ромке средний палец. В Ромкиных глазах заплескались волны разочарования и необузданного гнева. Но Антону больше нечего было терять. Что посеешь, то и пожнешь. Но на душе легче не стало. Когда Ромка отвернулся от него, уткнувшись в свою тетрадь, притворная улыбка мгновенно спала. На душе было гадко, как никогда, и сердце, по ощущениям, превратилось в сплошное решето. Боль была сильная. Сколько еще Антону придется делать ему больно?

***

Володя Володя всегда был крайне агрессивным и крайне резким в словах и чаще всего не заботился о чужих чувствах, потому что в частности ему было искренне поебать на чужое мнение. Когда доходило до ссор со сверстниками, он предпочитал отвечать колко и ядовито, чтобы его никто не трогал, чтобы от него отъебались наконец, мать твою. Его мысли ограничивались одним лишь: «Сука, я устал, просто не трогай меня», потому не церемонился с людьми, хоть и было необходимо держать свой острый язык в узде. Володя мало с кем ладил, мало с кем контактировал, но зато много посылал. Если ему человек неугоден, ответ вылетал изо рта сам по себе, как безудержная птица: «Пошел нахуй». Коротко, ясно и обрубает дальнейшие шансы на продолжение разговоров и баталий. Володя ненавидел вариться в негативе, хотя бы потому что он сам… Сплошной негатив. Он ощущался себе неправильным, гнусным, грязным, и ко всему прочему еще и сраный гей, но не просто гей… Гей с самым ущербным характером. Его никто не мог вытерпеть когда начиналась словесная перепалка — он выигрывал. Оппонента легко заткнуть, если найти его изъян, скрытый от чужих глаз, его комплексы, потаенные мысли, грязное белье… И Володя, чаще всего, в это грязное белье и лез. Анализировал людей, изучал, как пришпиленную иглами бабочку под микроскопом. Вот Рома крайне боится за свою мать, а еще трясется за свою репутацию. Бяша комплексует по поводу своей речи, шепелявости, а еще безумно ненавидит людей, которые лезут в его личную жизнь. Бяша мало что рассказывал о том, что происходит у него дома, предпочитая шифроваться. Полина, как оказалось невероятно неожиданным, парилась вовсе не о музыке, а о чувствах к Бяше, которые она предпочитала не раскрывать в данный момент. Володя думал, что ее чувства к нему очевидны, однако почти никто не заметил того, как она неровно к нему дышит. Катя же один сплошной комплекс. Волосы ей не нравятся, лицо ей не нравится, фигура не нравится… Она безумно красивая и Володя не понимал ее сомнений, ее неуверенности в себе. И, естественно, от глаз Володи не ушла Катина симпатия к Антону, только вот сам Антон ничегошеньки не замечал! Антон… Антон сам по себе человек-тревожник. Его тревожит абсолютно ВСЕ. Если в компании кому-то грустно, а Антону хуево, поверьте, он, будучи в херовом расположении духа, начнет трястись над чужими проблемами, предпочитая игнорировать свои. Человек-заеба. Невозможный, заботливый, ужаленный в жопу и крайне… Крайне, блять, нервный. Володя искренне старался подступиться, потому что это был один из немногих людей, который его когда-либо интересовал. И не потому что Антон хорошист и с ним можно поговорить на разные темы, помимо музыки и драк за школой. Все просто — Антону похуй. Ему похуй на Володину ориентацию, ему похуй на все. Он принял его без колебаний. И это был первый раз, когда в Володе возродилось что-то хорошее, хотя в самом начале, когда впервые увидел его в классе, создал ошибочное мнение о нем. Очкарик, слабак, неуверенный в себе тюфяк. Ебать, конечно, как он открылся потом, Володя охуел. Это было хорошо. Володя восхищался. Володе захотелось поладить, подступиться, ближе стать. Он впервые за долгое время начал кого-то ценить. Но, конечно, пиздец как сложно сдерживать свою агрессию. Заебало строить перед Антоном эдакого милого парня-зайчика, блять. Володю выворачивало от собственного поведения. Перед кем он так выкобенивается как павлин? Сука, когда он вообще в последний раз контролировал свое поведение? Верно — никогда, блять. Застань его кто-нибудь из знакомых таким — подняли бы на смех. Дрался вон год назад, вечно с ебалом разбитым ходил, а перед Антоном весь из себя сахарный, добрый, понимающий. Он и есть такой! Но не подавал же это таким образом! Володя нервно закуривал сигарету за школой, вдыхая никотин так резко, что к хуям обжигало горло. Уже четвертая сижка, между прочим, и нихуя не приятная на вкус — других только вот не было, приходилось выкручиваться. Вспоминал периодически недавний инцидент с Антоном и утопал в собственной агрессии. Бешенство взяло верх над рассудком, и мало-помалу Володя начинал загибаться. Он больше не мог актерствовать и быть хорошим, не мог даже ебало свое сделать попроще: ходил вечно с таким лицом, будто кто-то убил его мать, или он чью-то. Второй вариант звучит правдоподобнее, между прочим. Сука. Да как он вообще мог? Володя подобного хуеблядства ни понять, ни простить не может. Это была фатальная ошибка Антона, и выбрать Дениса стало его самым хуевым решением. Да Володя даже не ненавидел Соколова! Он хотел забить его камнями, нахер, разбить его голову арматурой и закопать в подворотне. Да, он его не ненавидел, он хотел его задушить. Сука ебливая, вечно лезет еще, чета втирает, трется рядом где-то, лепечет о любви своей, а Володе нахуй его любовь не всралась. Просто отъебись и иди лесом или утопись в озере: уже весна — прекрасное время года для суицида! А Антон… Он чем, блять, думал, когда начал с ним общаться? С чмом, который превратил жизнь Володи в ад, перевернул его жизнь, а потом явился с сожалеющим еблищем и выпалил свое слезливое: «Прости». Прости. В задницу пусть свое «прости» засунет. И уроки ебучие. Антон будет вечно виться рядом, попытается заговорить, а Володя его нахуй слушать не станет, и, естественно, заботиться о его чувствах не будет, раз уж Антон не подумал и о нем! Так с какого хера Володя должен трястись над ним? Он поступил как мразь, и Володя действительно не может найти его поступку оправдание. Возможно, Антону было сложно после ссор, возможно, ему не хватало поддержки, но не до такой же степени, чтоб начать водиться с этим, блять, никаким! Похуй. Володе теперь похуй. Пускай Антон убивается, пускай извиняется — Володя подобного не прощает. Он так заебался, но уроки как бы не будут ждать, пока он закончит страдать хуйней, поэтому ему пришлось закинуть рюкзак на плечо и, попытавшись подавить свою агрессию, зашагать в сторону школьных дверей. День обещает быть крайне негативным, а еще пиздец каким утомительным. Володя поднялся по лестнице, прошел по коридору и, не колеблясь, зашел в класс. Антон уже сидел за их партой и, заметив его, вздрогнул и стушевался. Запаниковал и вскочил со стула, как черт из табакерки. Че уж теперь париться, блять? Хуйни натворил, вот и ебись с этой хуйней один, я твою кашу расхлебывать не буду. Володя не собирался садиться рядом. Он вообще ничего не собирался. Он гневался, бесновался, углублялся в черноту своих мыслей и злился все больше. Поэтому если Антон сейчас решит подойти и завести диалог, который стопроцентно кончится дерьмово, Володя может не сдержаться и наехать на него. Антон был дорог ему, это неизменно, однако и ненависть разрасталась в Володе в геометрической прогрессии. Он не хотел лишний раз открывать рот, чтобы Антона не ранить, не хотел подходить, потому игнорировал постоянно. А по лицу Антона было видно: он сейчас полезет и огребет по самое не хочу. Пожалеет потом, охуеет, что Володя нихуя не сахарный мальчик, что он, оказывается, человек со шквалом непрекращающихся проблем и минусов. А Володя не хотел предстать перед ним таким. Когда он сел за парту рядом с Леной, глухо поздоровавшись, он буквально осязал, как в спину ему смотрит этот хуила отчаянным взглядом, как потерянный щенок. Ну и что ты хочешь от меня? К Денису своему вали и не лезь ко мне. Ты сам выбор сделал, чего теперь жалеть? Володя старался сконцентрироваться на уроке, на новой теме. Ему сложно давалась учеба, и потому репетиторов была хуева туча, чтобы он смог в полной мере разобраться в школьной программе, но каким-то образом умудрялся оставаться отличником, хоть и безвылазно просиживал задницу в библиотеке. На душе было хуево, Володе хотелось закурить. Еще и еще, пока дым не заменит ему воздух полностью, пока Володя не ощутит, как болезненный звон в голове потихоньку стихает, пока все проблемы, как и Антон, не исчезнут и не дадут ему выдохнуть спокойно полной грудью. Это было невыносимо, нестерпимо, Володе было больно и хотелось на стену лезть. И похуй на капризы, на обиды и на злость. Хочется просто решить проблему, но она не решаема. Когда прозвенел звонок, Володя вскочил с места и поплелся на выход, чтобы закурить в курилке или на крайняк на улице, но он почувствовал, как следом за ним плетется Антон, и ощутил яростное желание послать его нахуй. Наорать, оттолкнуть и уйти! Он просто хочет побыть один, нахуй Антон лезет на рожон? Ну ничего, скоро все бесы Володи взбунтуются и вылезут наружу. Скоро Володя не стерпит и оголит свою самую мерзкую сторону. Он просто больше не может терпеть. Когда Володя скрылся за стеной и прождал пару секунд, он, завидя Антона, потянулся рукой и ухватился за ткань его свитера, дернув на себя так резко, что тот невольно уронил рваный выдох. Володя смотрел на него яростно, зло, обиженно и разочарованно в том числе, в то время как Антон — крайне растерянно. Блять Замолчи. Перетерпи. Не говори ему. Не делай ему больно. Похуй, что он сделал больно тебе, не уподобляйся ему, будь умнее, стерпи… — Нахер ты за мной плетешься? — слова сорвались с уст быстрее, чем Володя успел среагировать. В крови точно бежала лава, и адреналин забурлил где-то внутри. Хотелось желанной разрядки. Судя по лицу Антона, он подобного действия от Володи не ожидал вовсе. Смотрел на него, как на диковинную птицу, ошарашенно. Ну конечно, Володя б тоже охуел, если бы его друг интеллигент начал вести себя как быдлан. — Я хотел… — мнется Антон, аккуратно отцепив его руку от своего свитера, — Володь, я поговорить хотел. Поговорить хотел… А когда надо было — не хотел? Так чего сейчас-то блять стараться наладить отношения? Поступил как хуйло и спохватился, как удобно. Володя бы простил что угодно, даже это бы простил, если бы не был уверен в том, что Антон прекрасно осведомлен обо всех грешках Дениса. Ведь он все знал, обо всем знал, но общался с ним как с другом. Да, именно… Когда Володя застал их тогда смеющихся в туалете, в нем впервые взвилась такая черная ярость… Она казалась такой большой и невыносимой, что его всего начало колошматить на месте. Долгое время он не мог выдавить из себя ни звука, а чуть позже его разнесло так, что Антона всего затрясло от страха. Страшился он, блять, а потерять друга не страшился? Чем он думал, чем руководствовался, когда начал водиться с этим чмошником? Чего ожидал? Понимания? Да Володя никогда этого не поймет! — Мне не о чем с тобой разговаривать, — стальным голосом проговаривает Володя, прижимаясь к стене спиной. И мысли будто плавятся, и перед глазами мутнеет; хочется проораться хорошенько, чтобы выпустить чувства на волю. Чтобы перестать так страдать из-за любой хуйни. И смотрит Антон еще так… Словно ему больно от всего этого. Володя видит это, но не смягчается — он не способен смягчиться, если человек по его убеждениям виноват. Становится резче и грубее в словах, и это никак не контролируется. — Возвращайся в класс и не лезь ко мне. Нужно закончить неначавшийся разговор на этом и съебаться на улицу. Закурить… Как же хочется закурить… — Володя, я правда… Я правда не хотел, — проговаривает Антон, проигнорировав совет Володи вернуться в класс. И желваки начинают заходиться на скулах, и кулаки сжимаются. Не хотел?! Не хотел, блять?! Да Володя тоже много чего не хотел, но все, нахуй, катится в бездну! Когда он вообще в последний раз чувствовал себя счастливым полноценно? Когда?! Почему он страдает в угоду другим? Что ему это даст? И Антон… Сука, жалобно на него смотрит. Ждет, что он поймет все, а нихуя Володя не поймет, его не разжалобить. Он — комок негатива, и в данный момент не способен на эмпатию. Просто свали нахуй и не мозоль глаза, ради Мерлина, блять, потому что в Бога я не верю, как и в Мерлина, между прочим! — Слушай, мне просто сложно было справиться со всем, а Денис… — Володя напрягся. — Он оказался хорошим… Ах ты сука. Еще раз назовешь его хорошим, и я за себя не ручаюсь. — Замолчи, — выходит из Володи хриплое. Не может уследить за своей речью. И подавить чувства не может. Его буквально выбешивает Антон своим существованием прямо сейчас, — ты все знал, но при этом продолжал с ним контактировать, потому что получал от него порцию эндорфинов и наплевал на мои чувства. — На лице Антона заплескался стыд. Очень явственный. Да, вот это ты и должен чувствовать сейчас. Я не хотел делать тебе больно, но ты ударил первым. Володя окинул его злым взглядом. — Стоило ли это все нашей дружбы? — Нет, — прошептал Антон, явно не ожидавший от Володи подобного поведения. Конечно, Володя же вечно клоуна изображал, удобным был, лишь бы ему хорошо было, но это уже, блять, затрахало! Хочется банального уважения, а Антон даже не может оправдаться адекватно. Стоит и чета мямлит, — просто… Понимаешь, я с ним поговорил, и он правда… Правда неплохой. Вдох. Выдох. Ты же ценишь его. Ты же хочешь с ним дружить и ссориться тоже не хочешь, так почему тебя так разносит сейчас? Потому что больно и мерзко. — Да, он хороший, — почти истерично усмехнулся Володя. В этот бред вслушиваться не было смысла. Завались, просто завались, нахуй. Вытерпи, не выходи из себя, не делай ему больно, это того не стоит! Просто игнорируй его и все! — Настолько хороший, что не сумел даже решить проблему, которую сам и заварил, — добавляет Володя холодно. — Смотрел, блять, как меня избивают, и ничем мне не помог! — Антон поджал губы. Он выглядел преисполненным вины, но все же по его глазам читалось явственно, что он будет стоять на своем, что он твердо решил попытаться изменить точку зрения Володи. Но не выйдет, нихера не выйдет. Прошлое оказало на него слишком большое давление и оставило слишком глубокую рану. Он не мог успокоиться, не мог найти себе место, просыпался от кошмаров в поту и дышал порывисто. — И знаешь, че он мне потом сказал? — голос Володи был низким. Так бывало в минуты злобы. Неузнаваемый, резкий, грубый, и интонация отталкивающая. Но Володя не робел. Володя пер тараном. Пер так, чтобы нахуй задавить. — «Прости, я так не хотел», — перекривил он интонацию Дениса. Уверенность Антона потихоньку сходила на нет, и в Володе проснулось животное удовлетворение. — А мне похуй, что он там не хотел… Володя не успел договорить, так как Антон поспешил перебить его нагло: — Все люди совершают ошибки… — и, прежде чем он продолжил оправдывать Дениса, Володя отбрил: — Верно, вот только он и есть сплошная ошибка, — и глазом не моргнул Володя. Наэлектризовался весь, напрягся. Антон начал замечать изменения в его поведении. Ему стало некомфортно в его компании, стало неудобно, небезопасно. Сразу же хвост поджал будто, — и если ты продолжишь его передо мной оправдывать, я этого не приму. — Я не хотел такого, — завелся Антон мгновенно. Распалился сразу же, будто долго в себе злобу копил. Ох, если бы он только знал, сколько этой злобы кроется в Володе… — Я хотел рассказать, я просто устал… От всего устал. На меня навалилась уйма проблем, я просто искал собеседника… Володе не хотелось ничего слышать. Просто уйди, не мозоль глаза, отпусти ситуацию, ты ничего не исправишь. Хотелось просто банального я-тебя-прошу-уходи-и-не-беси-меня. Но Антону плевать на чувства Володи. Он не скучает по нему, всего лишь чувствует вину за содеянное, всего лишь скучает не по Володе, а по утерянному комфорту рядом с ним. Володя не подушка, не жилетка, не чувак, с которым можно просто поржать и забыть о проблемах. Он — живой человек, состоящий из плоти и крови, и мыслей в том числе. У него есть чувства и есть свои желания. Он хочет быть значимым и важным, и никак не отделенным. А Антон… — А я не устал? — голос Володи дрогнул. Плохо, скоро вылетит, все вылетит. — Думаешь, ты один такой страдалец? — перешел Володя к тяжелой артиллерии. Давил на больные места, как хуемразь, да он сам уже жалел обо всем, сам корил себя, но он разгорался очень быстро, а теперь так вообще готов был взорваться. — Я, блять, не устал?! — Володя не может сдержать в узде свою ярость, хочется вылить ее, выплеснуть на Антона, как яд. — Я вечно был обделенным и неважным в этой компании, я постоянно подстраивался, всегда заботился о твоих чувствах, старался сделать все как лучше! — Володя завелся. Нет-нет, он не этого хотел, не хотел видеть, как лицо Антона вытягивается от боли, как он меняется, отступает на шаг. — Я старался! Каждый день, мать его! — запальчиво продолжал Володя. — А ты… Ты ни разу так и не удосужился мне открыться, врал постоянно и думал, что никто нихера не заметит. — Володя уже не контролировал ни себя, ни своих слов: они оказались больше него самого и сильнее. — А по сути, вся твоя ложь лежала на поверхности, но я молчал, — всплеснул он руками, усмехнувшись отчаянно, — потому что ты постоянно загонялся, умалчивал, и я думал, что так надо! А потом я понял… — Володя перевел дыхание. — Понял, что ты просто ебучий лжец. Эти слова особенно сильно резанули по Антону. Его лицо, до этого пылающее одним лишь шоком, стало уязвимым и очень, очень… Холодным. Его глаза мгновенно потухли, губы сомкнулись в тонкую линию. Он весь будто заледенел, а затем отмер. — Да, я ебучий лжец, — ответил Антон дрожащим голосом, и внутри все перевернулось. Володя взмок под собственной формой, перестал дышать, — но ты тоже недалеко от меня ушел, о ссадинах не сказал… — Мне похуй на ссадины, — шлифанул гневом Володя, — я бы сказал, если бы ты был хоть немного честен! — он ощутил, как голова начинает гудеть. Хотя бы немного честности. Хотя бы рассказать напрямую, что ты общаешься с этим выблядком, и я бы это снес! Обязательно снес бы! Денис сделал больно твоему другу, от этого твой друг потом страдал и восстанавливается до сих пор. Его психика расшатана, он никогда не сможет себя починить, ходит к психологу, а тебе ничего не говорит, потому что тебе было плевать, ты витал в облаках, пока он страдал, а потому и решил, что нет необходимости делиться с тобой важным. Володя никогда не стал бы так беситься, будь это кто-то другой, но это Денис. Он — напоминание обо всем плохом. Володя просто не вынесет его присутствие рядом с собой, а если Антон продолжит ошиваться рядом с ним, то значит, что Володя просто не сумеет заставить себя дружить с Антоном. Ему плохо от одного лишь вида Дениса. Колошматит от воспоминаний, от нанесенных травм, так неужели Антон не сможет выбрать его? Почему он даже не подумал о Володиных чувствах? Неужели он настолько не важен? Глаза Антона становились красными, как и Володины тоже. Стопроцентно. Защипали от подступающей влаги, но Володя не плакал, он старался не проморгать происходящее, старался впитать в себя как можно больше. — А что, если не буду? — прошептал Антон надломленно. Выглядел он таким выпотрошенным и разбитым, что Володя мгновенно пожалел о сказанном, но не отказывался от этого. — Что, если не смогу быть честен? Володя не смог. Он просто не смог сдержаться. Чаша терпения накренилась, и все вылилось. Он рубанул словами, как топором, как если бы хотел Антона ими убить, как если бы хотел показать себя таким, какой он есть на самом деле. Смотри, Антон, я нихуя не хороший, не воспитанный и даже не интеллигент. Я дерьмо ходячее. Из моего рта вылетает куда больше гнили, чем из Ромкиного. Я хуемразь, не способный войти в твое положение, я эгоист, я хочу много знать о человеке, который мне дорог, и если ты не собираешься быть открытым… И если не сможешь выбрать меня… То и я церемониться не стану. — Тогда катись, — голос Володи дрогнул. Перед глазами все темнело, черты лица Антона стали будто бы неузнаваемыми, сливались с кожей. Это стало спусковым крючком: Володя больше не контролировал себя — им управляла ненависть и злоба. Хотелось сделать больно Антону, как тот сделал ему, но все так же пытался оправдать себя, оправдать Дениса. Он будто нихуя не понял, не хотел понимать, поэтому Володя более не будет стараться быть милым. — Нахуй катись отсюда, — вторил Володя громче. Антон вздрогнул; лицо становилось бледным, а взгляд — неживым, как пожухлые листья. И самое хуевое то, что Антон не пытался защититься даже, стоял и принимал удары, будто так надо, ведь он заслужил. Какого хуя он ведет себя как тряпка? Ударь же меня, оскорби, с говном смешай, но не молчи! Когда ты с Ромой срался, тебя ничего не останавливало — пер на него, как танк, так какого хуя ты сейчас стоишь и впитываешь все, что я тебе говорю?! Изо рта будто выходила тягучая гниль, и Володе стало тошно от себя, своих слов и действий. Он не ошибался на свой счет. Такая же гнида, ничего не изменилось с тех пор. Он посмотрел на Антона с кривой на лице улыбкой. Она сулила лишь отчаяние и горькое сожаление, но никак не отраду. Он слабо всплеснул руками, заканчивая. — Такой вот я на самом деле. Антон был разбит и больше ничего не смог сказать. Уткнулся стеклянными глазами в стену, как марионетка. Ни злобы, ни сожалений, ни печали — лишь абсолютная пустота. Он ничего не говорил, ничего не делал, молча переваривал сказанное, а затем, развернувшись, как солдат, зашагал на негнущихся ногах прямо по коридору. Его ссутуленная и угрюмая спина вызвала в Володе столько… Сожаления, боли, ненависти к себе. Он ведь не хотел. Не хотел… Но и прощать не хотел тоже. Предательство не прощают. За предательство раньше и головы лишали. А Антон испугался, завидя его истинное лицо. Не идеальное, агрессивное, без толики эмпатии. Володя говно. И он даже не пытался как-либо оправдаться. Лишь повернулся к стене, сделал громкий вдох, а затем… Затем не смог, просто не смог сдержаться. Кулак полетел в стену с избытком; тупая боль растеклась по руке, костяшкам пальцев, ладони… Володя ощутил такой безумный накал эмоций, что он готов был схватить первого попавшегося на горизонте человека и выбить из него всю дурь, потому что это было невыносимо. Он действовал импульсивно. Ненавижу. Поделом ему, поделом мне. Правильно я тогда себе прививал, что нельзя ни к кому привязываться, что поранюсь, разочаруюсь в людях. И вот те на, какая неожиданность. Но почему… Почему мне так больно? Почему хочется рыдать, но слезы не идут уже второй год? Когда я уже смогу поплакать полноценно? Это моя карма. Жизнь ведь ничему меня не учит. Вот и расплачивайся, Владимир Ветров. Перед глазами точно летали мошки, облепляя обзор; Володя не мог толком отдышаться: боль была такая всеобъемлющая и нестерпимая, что ему хотелось взвыть. Он не желал так делать, не хотел открываться таким образом и откровенничать не хотел тем более. Антон для него самый близкий и самый важный друг, а потерять его соразмерно пытке. Володя все это время оставался один не потому, что он пидорас, которого все обходили стороной. Все просто — он сам не хотел ни с кем контактировать и отталкивал всех, кто только решал приблизиться. У него дрянной язык, характер тоже не сахар, он постоянно витает где-то в своих мыслях, что всегда сумбурные и не связаны между собой. Он много анализирует и много молчит, но ему ненавистны эти привычки. Оставь людей в покое, не пытайся найти изъян, чтобы использовать это против кого-то в случае нападения. Люди не зло. Хватит трястись над своей безопасностью, никто тебя не тронет! Володя не мог больше обрабатывать информацию. Впервые за последние два года он, не мешкая, побрел к выходу из школы под подозрительным взглядом гардеробщицы. Душа болела, перед глазами вырисовывалось разбитое лицо Антона, его слова, его отчаянные попытки оправдаться… Он так старался, а Володя… Володя просто нахуй его послал. Заслуженно, но легче же не стало. Антон ведь ему не враг, он ведь дорожит Володей, потому и бегал за ним хвостом, потому смотрел на него жалобно и отчаянно, потому дрожал в процессе разговора, запинался и не мог построить вразумительное предложение. А Володя скотина. Видел, что ему сложно и плохо, замечал его покрасневшие глаза и синяки, залегшие под ними. Антону было плохо до охуевания, он бледнел с каждым днем все больше. Связано ли это с его тревожностью? Вдруг опять паника начнется? Кто откачивать его будет? А если Володи рядом не будет?! Блять, ты же всегда контролировал все, что говорил, так какого хера ты не сумел закрыть варежку в этот раз?! Сука! Откинув рюкзак в сторону, Володя припал спиной к прохладной стене. За школой было тихо и в частности пусто, поэтому Володя иногда позволял себе здесь постоять, чтобы очистить голову от шквала мыслей, а они съедали его, обволакивали, липли… Дрожащими пальцами он вытащил из кармана зажигалку и щелкнул колесиком, поднося к кончику сигареты и поджигая ее. Володя припал губами к спасательному фильтру, затянулся с силой, выдохнул в воздух густой дым. Никотин действительно отравляет организм, однако является для Володи спасением, как иронично. И похуй на все и на всех похуй, Володя не жалеет о сказанном, но… Антон, я не хотел, прости меня. Пожалуйста, не смотри на меня так. Не оправдывайся, я попытаюсь тебя понять, просто не общайся с Денисом, просто уступи мне разок и побудь рядом, я ведь больше ни о чем не прошу… Ты мне дорог, как друг, я жалел о той ссоре в раздевалке, жалел о том, что спизданул что-то про ложь, ведь я знал, прекрасно знал, что это твое больное место. И ударил, зная. Как хуемразь последняя, потому что я эгоист, потому что я тоже хочу быть понятым, потому что не хочу страдать один! Кто-нибудь… Хотя бы кто-нибудь… Помогите мне выпутаться из этого дерьма, я больше не могу сносить все один, я устал, я больше не чувствую боли. Мне все равно, если меня бьют, потому что я привык к этому, я привык огребать за какую-то хуйню. Я хожу к психологу, но мне все равно это мало помогает, может специалист не тот? Блять, и сегодня на сеанс сходить надо. Володя судорожно проверил время на наручных часах. Почти одиннадцать часов дня, а это значит… — Эй, Ветров, — голос, раздавшийся сбоку, подействовал на Володю отрезвляюще. Его будто кинули в снег, а затем и в костер. Сердце забилось как бешеное, спина напрягалась, — чета ты рано пришел сегодня, — хитрый прищур, сигарета, зажатая между губами, карие глаза и вальяжные движения… Макс. — Обычно успевал только после уроков прибежать, че теперь-то? Вот и все. Володя снова вернулся в ад.