
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Они ненавидели. Цеплялись друг к другу, как кошка с собакой. Казалось, воздух тотчас тяжелел, стоило двум одноклассникам остаться в одном помещении. И каждый по-своему старался уколоть словами едкими, чтобы задеть за живое, ударить побольнее, когтистыми лапами сжимая душу. Рома бил, оставляя за собой раны не только физические, но и душевные. Антон как никогда был уверен в Роминой безграничной ненависти. Этому не будет конца, он однозначно не выдержит.
Примечания
Что, если вдруг ты попадаешь в совершенно незнакомую для тебя реальность и впадаешь в отчаяние, не зная, что делать дальше? Что, если объект твоего воздыхания начал вести себя странно?
Влюблённый и в то же время отвергнутый Антон, ненавидящий его Пятифан и история о том, как от ненависти до любви отделяет всего один шаг. Или же от любви до ненависти :)
Мистики здесь будет ОЧЕНЬ мало, в основном все будет крутиться вокруг Ромы с Антоном
Пс: автор не поддерживает насилие, это просто история. :3
Кстати по фанфику появился мерч отрисованный и отпечатанный лично мной: https://t.me/backtime123/124
Трейлер к фф: https://t.me/backtime123/66
Автор анимации:efoortt
Еще одна анимация потрясная: https://t.me/backtime123/137
Автор: iyshenery
Песня наишикарнейшая по фф: https://t.me/backtime123/262
Автор: Мать Прокрастинация
Песня ещё одна потрясающая:
https://t.me/backtime123/267
Автор:Галлюцинат
Момент из главы «цена» от которого у меня мурашки: https://t.me/backtime123/143
Автор: iyshenery
Так же в моем тгк можно приобрести дополнительные материалы, такие как «ответы на вопросы от Ромки» и «ответы на вопросы от Антона», где главные герои фф отвечают на вопросы читателей:3 тг:https://t.me/backtime123
Всем тем, кто очень переживает, что закончится банальной комой, или «это был сон», пожалуйста выдыхайте, все реально ;)
❌ Запрещено выкладывать работу на любые сайты без разрешения автора.
Мерцание
16 февраля 2024, 07:59
Оставшееся время этой поездки Антон ощущал себя космонавтом, парившим в черном пространстве, усыпанным звездами и глядевшим в необъятную пустоту. Не нравилось абсолютно ничего, начиная от прогулки и заканчивая посиделками в кафе. Даже еда казалась отвратительной, горчила и застревала в горле.
Он едва ли не с содроганием вспоминал склоку с Ромкой, которая закончилась абсолютно ничем. И сколько бы Антон ни прокручивал у себя в голове произошедшее с Лешей, он не мог как-либо трактовать услышанное. Да и, если честно, уже плевать было на него, голова была заполонена одним лишь Ромкой. Ромкой, который после неприятной ссоры вернулся к ребятам бледным, выжатым и совершенно незаинтересованным во всем происходящем.
Уже через полчаса прогулки он отпросился у Павла Владимировича, заверив в том, что хочет оставшееся время отсидеться в автобусе. Павел Владимирович, кстати говоря, отреагировал на его просьбу с неподдельным недоумением и удивлением. Однако завидя болезненный цвет лица Ромки, отпустил тут же, участливо поинтересовавшись, не нужно ли ему что-нибудь.
Ромка лишь отмахнулся, мол, «ничего мне не нужно, спасибо», а когда преисполненный беспокойством Бяша попытался узнать о его самочувствии, он лишь прошептал что-то тому на ухо, хлопнул по плечу и, мазнув по Антону незаинтересованным взглядом, прошествовал в противоположную сторону.
Внутри клокотала обида.
Теперь и разговаривать с Антоном не будет?
Но чувство вины было намного сильнее, заглушая какие-либо посторонние эмоции. Плевать, пусть злится, пусть игнорирует, Антон все равно попытается к нему подступиться чуть позже. Да, позже, когда Ромка остынет и придет в себя.
Антон наблюдал за ним все эти полчаса прогулки с искренним волнением. И даже Володя, выглядевший заметно лучше самого Ромки, молчал как рыба, не зная, что ему стоит сказать и каким образом поддержать. Бяша был единственным, кто был осведомлен обо всем, поэтому держался рядом с Ромкой и изредка перебрасывался очень короткими фразами. Девочки, конечно, были посмелее и расспрашивали Ромку о том, чего бы он хотел поесть, куда бы хотел сходить, не упоминая произошедшее в центре, рядом с фонтаном. И Ромка единственный раз сумел выдавить из себя едва заметную улыбку. Кривую, болезненную, но благодарную.
Они ведь даже не заговорили после той перебранки. Ни Ромка не решился подойти к Антону, держась чуть поодаль, подобно ненужному реквизиту в дальнем углу театра, ни Антон не смог найти в себе смелости сказать: «Прости, что допытывал тебя, мне очень жаль».
И Антону действительно было жаль.
Он успел уже сотни раз пожалеть о том, что не прислушался к Бяше ещё тогда. Не просто же так он рьяно преграждал Антону путь. Все было куда серьезнее, чем он предполагал. И это «серьезное» сводило Антона с ума до такой степени, что хотелось в порыве эмоций схватить Бяшу за грудки, чтобы вытрясти всю информацию.
Но Антон и так наломал дров, поэтому все, что ему оставалось делать — это терпеть.
Эгоистичный был поступок — налетать на Ромку вот так и выпытывать то, чего ему знать не стоит.
— Надеюсь, Ромка в порядке, — вздохнула Полина с заметной грустью, тыча ложкой в суп, не имея никакого аппетита, — я переживаю очень.
Всюду звучали разрозненные голоса одноклассников и посетителей кафе. Грохот посуды, топот шагов… Антону хотелось отлучиться, чтобы выйти из душного помещения на улицу и вдохнуть свежего воздуха.
— Да все переживают, Поль, — добавил Володя, выглядевший тоже отчужденным и подавленным. Абсолютно все уже не испытывали той же радости, что играла в них в самом начале, — на нем лица не было…
— Надо будет захватить кусочек пиццы для него, — внесла лепту и Катя, подперев ладонью щеку, — он обожает с колбасой…
Антон не мог даже поднять на ребят своего вымученного взгляда. Так и сидел хмурый, переживающий и замкнувшийся в себе. Ещё никогда ему, наверное, не было так стыдно, как сейчас.
«Это я виноват», — застревало в горле скомканное, так и не сорвавшееся с губ.
Виноват…
Если бы он тогда послушал…
Если бы не побежал за Ромкой…
Если бы не надавил…
Все сложилось бы по-другому?
По крайней мере, Антон бы не ощущал себя столь паршиво и чуть позже, когда Ромка оклемается от произошедшего, попробовал бы поговорить, не мусоля столь неприятную ситуацию. Но уже ничего нельзя было сделать.
Стоило лишь надеяться, что Ромка не злится, и, самое главное, что ему станет легче.
Бяша взглянул на него с неким сочувствием вперемешку с толикой осуждения. Антон зацепился за его остекленевшие глаза, заставившие ощутить ещё больший укол стыда. Хотелось выплеснуть эмоции, извиниться и перед ним, но рот так и не открылся.
— Все нормально-на, — зазвучал голос Бяши, и Антон взглянул на него с маломальской надеждой на лучшее, — я понимаю, что ты помочь хотел… — он вздохнул, а Антон потупился. — Ромка точно злиться на тя не будет, бля буду, на, — и слегка улыбнулся.
И это повлияло на Антона в позитивном ключе.
— Надеюсь… — выдохнул он, вставая из-за стола. Посмотрел напоследок на Бяшу благодарными глазами. — Я не могу есть, аппетита нет, — Володя поднял на него обеспокоенный взгляд, — я отойду.
И зашагал в сторону уборной.
Господи!
Атмосфера стала такой тяжелой и непонятной после того, как Ромка вернулся в автобус с упавшим настроением. Антон уже не мог спокойно сидеть на месте и наслаждаться поездкой. Все стало абсолютно незначительным, неважным, а самое важное находилось сейчас далеко. И хрен знает, что Ромка сейчас чувствовал, сидя в одиночестве. Бяша, конечно, сказал, что он хочет побыть один и не стоит за ним идти, но Антон, даже несмотря на свою крошечную обиду, хотел сесть рядом и в первую очередь принести свои извинения.
Однако в этот раз он решил прислушаться к Бяше, а не идти на поводу у своих чувств так беспечно.
Стоило ему войти в уборную, как все негативные чувства нахлынули на него волной, и Антон утонул в черноте своих гнетущих мыслей.
Он повернул маховик, умыл лицо холодной водой и наконец выдохнул облегченно, как вдруг дверь скрипнула и в отражении зеркала напротив он увидел Володю.
— Тоже приспичило? — Антон попытался улыбнуться, вытащив бумажное полотенце из пластикового диспенсера, начиная усиленно вытирать лицо, но улыбка вышла кривой и неестественной.
— Типа того, — Володя улыбнулся в ответ, шагнув в его сторону и меняясь в лице, — о чем ты думаешь?
— В каком смысле? — вот и начинается тот разговор, которого Антон яростно пытался избежать. Он совершенно не хотел начинать эту тему. — Ни о чем я не думаю, просто… Настроение немного упало.
Это ещё было легко сказано.
Кривая его настроения падала с удивительной скоростью.
Володя остановился напротив, вглядываясь в лицо Антона с неким волнением. Его выражение под холодным светом люминесцентных ламп казалось строже, а мягкие черты острее.
— После разговора с Ромой ты ходишь какой-то сникший, — он вздохнул, взъерошив собственные волосы, — будто тебе повестку всучили, — Володя хлопнул Антона по плечу и проговорил вкрадчиво. — Все нормально, расскажи мне.
И Антон сорвался.
Сдерживать все в себе стало просто невозможно.
— Я просто как дурак поступил, — слова, сорвавшиеся с языка, напоминали наждачную бумагу, — как идиот последний! — голос пронесся эхом в полупустой уборной. — Он не хотел разговаривать, а я… — Антон перевел дыхание. Хотелось провалиться сквозь землю, — я как конченый выпытывал из него правду, — Володя кивнул понимающе, продолжая слушать, слегка нахмурив брови, и этого хватило, чтобы Антон открылся полностью. — Когда я зашел… — Антон сглотнул, — увидел, как его выворачивает.
— В смысле? — на лице Володи отчетливо блеснуло беспокойство, и Антону даже на секунду стало стыдно о том, что он рассказал. Вдруг Володя скажет, что он идиот последний, раз не удосужился уйти и оставить Ромку в покое после подобного? — Его стошнило, что ли?
Антон рвано выдохнул.
— Да, — он поправил очки за дужки, — ему совсем плохо было, а я вспылил на него… — Володя не перебивал, и Антон был безумно ему за это благодарен. — Я его начал расспрашивать насчет этого хрена… — он взглянул на друга с опаской, проверяя эмоции на лице, и едва облегченно вздохнул, когда понял, что ему плевать на Лешу. Это было заметно по его равнодушному лицу. Володя даже не вздрогнул, и глаза его не заблестели при упоминании Леши. — И Ромка меня нахрен послал просто… — Антон нервно хохотнул, — сказал, что не мое это дело, расспрашивать его о таком…
После того, как Антон выплеснул наружу все свои мысли и чувства, ему стало намного легче, однако он боялся реакции своего друга. Что на это может сказать Володя? Обвинит, наверное. Скажет: «Ну и нахрена ты к нему полез? Человеку же плохо!». И будет прав.
— Антон… — начал Володя очень тихо, — ты просто переживал, — он сжал плечо Антона ободряюще, — поэтому на эмоциях… — он запнулся, начиная подбирать слова уже тщательнее, — в общем, ты просто волновался за него. Это нормально, все люди творят глупости, когда переживают, — он слегка улыбнулся, и Антон взглянул на него просветленным взглядом. — Да и он, наверное, тоже чувствует себя виноватым за то, что сказал тебе такое…
— Так он ни в чем не виноват! — перебил его Антон излишне эмоционально. — Только я и виноват… — добавил уже глухо.
— Эй, — Володя схватил его за плечи и начал трясти, — а ну прийди в себя! Чего ты разнылся-то? Это не конец света! Да, ты по-дурацки поступил, но ты ведь никого не убил! — Володя закатил глаза, завидя жалобное лицо Антона. — Господи, ну ты и дурак, — и заключил в тесные дружеские объятия, — вечно переживаешь слишком много, а надо всего лишь извиниться, Рома же тебя не сожрет, если ты поговоришь с ним…
— Может и так, но послать меня нахуй позволить себе может, — буркнул Антон, уткнувшись носом в Володино плечо.
— Не попробуешь — не узнаешь, — Володя отстранился, вглядываясь в его глаза с улыбкой на лице, и Антон невольно улыбнулся в ответ, — не накручивай себя попусту. Ты ведь не знаешь, как все будет, да и Рому я знаю… — он вздохнул, — не в его характере долго обижаться.
— Вряд ли он обиделся, — Антон звучал обреченно, — может возненавидел…
Володя вдруг громко расхохотался.
— Ну не-е-ет, — протянул он, боднув Антона по-дружески, — Антон, ну что за бред ты несешь? — он подбоченился, проговаривая повышенным тоном, будто растеряв терпение. — Ты такой невыносимый, ей Богу, хочется стукнуть тебя! — он даже показал кулак в качестве подтверждения.
— Да что я такого сказал? — почти по-детски возмутился Антон.
— В том-то и дело, что ничего путного! — судя по тому, как потихоньку разгорался Володя, он действительно готовился одарить Антона смачной оплеухой за его глупости. — Стоишь тут, ноешь, — он закривлялся, смахивая с щеки невидимую слезу, — чуть ли не плачешься мне в свитер, будто ты сделал нечто непростительное! А проблема такая пустяковая, что можно все решить обычным разговором…
— Заговорит ли он со мной… — вздохнул Антон, однако в его голосе проскользнула маленькая надежда.
— Заговорит, — улыбнулся Володя, закивав, — ты только попробуй, и всё как по маслу пойдет.
Почему-то слова Володи действительно взбодрили и дали надежду на то, что все устаканится, что проблема не такая уж и большая, чтобы так сильно ломать над ней голову. Стоит просто попробовать поговорить, и всё будет хорошо.
— Спасибо, Володь, — он наконец улыбнулся искреннее, — мне правда это все важно… — Антон действительно слишком сильно переживает на этот счет. Да и он любил драматизировать излишне. Но в этот раз переживания его явно были не беспочвенны. Он все ещё робел. — Я чувствовал себя слишком уж паршиво… Но, поговорив с тобой, мне кажется, что все и правда можно исправить, просто поговорив…
— Да не за что, — Володя слегка ударил его кулаком в плечо, заставив Антона поморщиться, — для этого и нужны друзья, осел.
— Сам ты осел! — рассмеялся Антон, готовясь пихнуть Володю собственным телом, но тот, опередив его мысли, сделал пару шагов назад, при этом довольно ухмыляясь. Антон усмехнулся, а затем, чуть задумавшись, спохватился и вспомнил ещё кое-что, о чем очень давно хотел спросить. Возможно, Володе тема разговора придется не по душе, но он попробует подступиться к нему осторожно. — Володь… — начал он тише. — Я тут это, хотел спросить…
— Ну, спрашивай, — тот выжидающе выгнул бровь.
И Антон, хоть и с трудом, решился.
— Это насчет Леши… — он запнулся, завидя на лице Володи скепсис. — Вы с ним…
— Да Господи, расслабься ты уже, — Володя рассмеялся, энергично начиная хлопать Антона по плечу, и тот действительно ощутил небывалое облегчение от мысли, что все в порядке. — Можешь спрашивать что угодно, мне похер на этого придурка.
Это обрадовало Антона, ведь будь у Володи какие-то теплые чувства к этому отморозку, он бы не смог в силу своего характера и совести начинать подобного рода разговор. Как-то неправильно это все было… Тема любви.
— Да я просто… — Антон почесал затылок, не находясь, что сказать. — Так, ну, я просто понять не могу, — он судорожно облизнул губы, оперся поясницей о раковину, — каким образом он с Ромкой мог контактировать раньше…
И ведь действительно, его очень волновал сам факт того, что Ромка мог быть как-либо связан с Лешей, ведь если подумать логически, Ромка бы никогда и ни за что не стал бы связываться с такими… Мерзкими людьми. Да и не стоит забывать, что Леша, скорее всего, гей… Ещё одна причина, по которой Ромка бы не стал даже здороваться с ним за руку.
Но в тот момент, стоя там, около фонтана, Леша так легко кидался какой-то информацией и непонятными обвинениями, словно он знал намного больше о Ромке, чем все остальные вместе взятые. Будто их связывало что-то… Будто они были раньше очень близки.
Володя, чуть задумавшись, ответил нерасторопно:
— Ромка со всеми гопниками школы яшкался, и Леша не исключение. Правда, особо близки они не были, потому что Леша ж сын Тихонова, — точно, Антон почему-то пропустил мимо ушей этот факт в самом начале, потому что не до этого ему было. — А Ромка его на дух не переносит и, видимо, по той же причине не выносил Лешу.
Только поэтому?
Антону кажется, что этого ничтожно мало для подобного рода враждебности. Все же Ромка не мог по такой смешной причине начать презирать кого бы то ни было.
Может быть, там было что-то ещё?
Что-то более…
— Вот как… — Антон вспомнил образ лейтенанта Тихонова. Высокий, с добрыми глазами, с частой улыбкой на губах и весьма справедливый, а затем воссоздал в сознании Лешу. Мерзкого, самоуверенного и довольно жестокого. — И как у такого мужика появилось такое говно…
— Ну, он не казался таким… — начал Володя, качнувшись на пятках. Его глаза не блестели от воспоминаний о нем. Володя будто бы охладел, стал полностью пустым и равнодушным. — Поначалу он вроде бы нормальным был, а потом резко переменился…
— В каком смысле? — уточнил Антон. Важна была каждая деталь, за которую можно было бы ухватиться и построить какие-то догадки.
Володя потер переносицу.
— Ну, начал глупости говорить всякие, — он поправил свою вьющуюся прядь и продолжил невозмутимо, — что Ромка, скорее всего, за голубую команду играет, даже проверить хотел.
Вот тут Антон выпал в полнейший осадок.
Что за хрень?
Каким образом можно вообще проверить подобное? И, зная Ромкин бурный нрав, после таких проверок Леша бы проходил весь девятый класс с переломанными конечностями. С ним на такие темы не то что обмолвиться — даже шутить надо с тщательной осторожностью, подбирая слова.
— Как это — хотел? — голос стал ниже, охрип.
И непонятный гнев забурлил внутри.
Стоило только представить, как Леша в попытках узнать Ромкину ориентацию прибегает к странным методам, по типу спросить его об этом напрямую или намекнуть вскользь, на Антона находило раздражение. Ромка не подопытный кролик, не крыса для экспериментов и не тот, над кем можно потешаться, чтобы утолить собственный интерес. Да и тот бы не позволил: он далеко не глуп, чтобы не заметить пристальное внимание к себе и заметный интерес.
— Вот так вот, — Володя всплеснул руками, не особо вдаваясь в подробности, но Антону было более чем достаточно, чтобы сформировать отрицательное мнение, — а когда я об этом узнал, приструнил, конечно, вовремя, — Володя поморщился в отвращении, точно воспроизвел тот момент у себя в сознании, — но он не унимался, будто был одержим им…
Одержим…
Если Антон не ошибается в собственных догадках, то может ли быть, что Леша…
— Ты считаешь, — слова едва вышли из его уст — настолько претила одна лишь мысль об этом, — что Леше нравился Рома?
— Нет, ты что, — Володя произнёс это так резко, выпучив глаза, что Антону от облегчения захотелось рассмеяться, — это вряд ли, тут причина явно другая была, — в туалет зашел какой-то паренек, и Володя чуть стих. — Они все время соперничали, и Леша ему во многом уступал, бесился с этого, как идиот, — Антон питался новой информацией, усваивая её, — поэтому начал искать его, так сказать, слабые места…
Вот как… Возможно, они просто враждовали, как Антон с Ромой раньше? Стоило ему вспомнить неспокойные дни их вражды, и тело охватывал мандраж. Не хотелось даже думать об этом.
Получается, Леша просто соперничал с Ромой? Пытался выделиться в лучшем, «крутом» свете в жалких попытках затмить его. Видимо, Ромка имел очень хороший авторитет в школе, и поэтому люди как раз уважали его больше, чем кого-либо. Антон уже не в первый раз сталкивается с подобной завистью. Если Иван просто насолить пытался, то Леша какую-то хрень непонятную творил… А Ромке и дела не было до всего этого. Наверное, именно поэтому на него и хотелось равняться. Ведь Ромка завораживал своей отрешенностью и незаинтересованностью в подобных вещах.
— Ты на тот момент ещё был в отношениях с ним? — поинтересовался Антон осторожно. Очень сложно было контролировать свою речь и фильтровать фразы так, чтобы как-либо завуалировать вопрос. Нет, это было невозможно.
— Нет, тогда мы не были ещё в отношениях, — качнул головой Володя, смахнув с плеча какое-то голубиное перышко, — я даже не знал о том, что могу ему нравиться, — он произнёс это намного тише.
Давно стоило Антону начать эту тему, несмотря на то, что Володя мог отреагировать очень резко и негативно, ведь, судя по всему, он с самого начала был не против открыть Антону завесу тайны.
— Мне ещё Бяша не так давно рассказал, — Антону почему-то было стыдно спрашивать об этом, но его давно это интересовало. Поэтому, хоть и неловко, но произнёс, — что он с Ромой вас случайно застал…
Володино лицо в то же мгновение залилось краской, стоило ему осознать, о чем шла речь.
— О боже! — чуть ли не взвыл он, прикрывая лицо руками и поднимая голову.
Антон даже успел пожалеть о том, что спросил, но деваться было уже некуда — надо довести начатое до конца.
— Да… Извини пожалуйста, — он подбирал слова с осторожностью, но его старания превращались в бессвязное мямление, — если тебя, ну, смущает об этом говорить.
Володя вдруг распрямился, длинно выдохнул, посмотрел на Антона блестящими глазами, и, борясь со своим смущением, проговорил:
— Всё нормально, продолжай.
Антон готов был похвалить Володю за его выдержку, но не хотел отвлекаться от темы, поэтому продолжил:
— Так вот, он тогда сказал, что Ромка возвращался за своим ножом, но сразу ушел, как только вас увидел…
Володя непонимающе нахмурился.
— Так ведь он забрал нож…
— Как?
— Я ещё в классе был тогда. Ждал, когда Лилия Павловна вернется, она моим репетитором была, а Леша ушел домой, — он почесал свой нос, — ну и Ромка тогда зашел в класс и начал расспрашивать обо всем…
— Он тебе ничего плохого не сделал? — взволнованно начал расспрашивать Антон. А то мало ли, Ромка ведь может и врезать за такое. — Не ударил?
— Нет, конечно, — Володя закатил глаза и махнул рукой, — мы разосрались немного, но не более того… — кажется, ему не очень нравилось вспоминать об этом. — Просто не разговаривали некоторое время, — он громко хлопнул в ладони. — Ну, короче, он был очень агрессивно настроен по отношению к геям, и я был не исключением. Сейчас, конечно, все устаканилось, но лишь спустя два года он принял то, кто я есть… — он тяжко вздохнул. — Но тогда… Все было очень и очень плохо. Он будто с цепи срывался.
— Я рад, что сейчас всё хорошо, — с облегчением проговорил Антон. Он и правда был рад, что Ромка смягчился к Володе. Возможно, он просто понял, что Володя не несет никакой опасности и к нему тем более лезть не будет? — Прости его за это, он придурок…
— Да он извинился уже, — прыснул Володя, — не переживай об этом, — он лучезарно улыбнулся, уперев руки в бока. — Ну что, я утолил твое любопытство?
— Более чем, — хмыкнул Антон.
— Тогда давай вернемся, — взмолился Володя, косясь на вошедших парней, которых видел пару раз и до этого, — мы здесь уже полчаса стоим, на нас пацаны с подозрением косятся.
Антон расхохотался, понимая, что именно имеет в виду Володя, закинул руку ему на плечи и зашагал на выход:
— Да все, пошли, и чего ты так распереживался?
***
Антон решил всё-таки поговорить с Ромкой ещё раз, обсудить все, что произошло и развеять напряжение между ними. И хоть он переживал слишком уж сильно, всё-таки сумел побороть в себе этот страх и прошествовать к автобусу одним из первых, пока ребята ещё сидели в кафе. Но, естественно, он перед этим предупредил Бяшу о том, что он всё-таки попробует подступиться к Ромке, на что тот махнул рукой, посоветовав быть осторожнее со словами. И Антон вбил это напутствие себе в голову, как гвоздь. Когда он завидел впереди ярко-желтый автобус, светящийся недалеко от кинотеатра, он тут же ощутил лёгкий мандраж. Нужно было поскорее шествовать вперед, пока уверенность ещё кипела внутри. Робко шагнув в автобус, стараясь не воспроизводить какого-либо лишнего шума, Антон тотчас завидел макушку Ромки, выглядывающую из-за сиденья в самом конце автобуса. Он заметно занервничал — даже ладони начали предательски потеть. Возможно, ещё не поздно развернуться и уйти обратно к ребятам? Боже, как вообще начать разговор? Нет… Раз пришел, то надо идти до конца. Он сделал несколько шагов вперед, обходя старые сидения, выставленные вереницей, с каждым шагом замечая, как дистанция между ним и Ромкой сокращается очень быстро, а трусость берет свое. Но… Как только Антон оказался на достаточно близком расстоянии и приоткрыл губы, чтобы заговорить, он тотчас запнулся и замер на месте. Ромка, изнеможенный и бледный, мирно спал, скрестив руки на груди, прижимаясь виском к оконному стеклу. Весь его вид говорил об усталости и вместе с этим о долгожданном умиротворении. Скорее всего, после пережитого стресса он не мог больше находиться в кругу друзей и беззаботно наслаждаться поездкой. Потасовка высосала все силы, оставив Ромку с горечью на душе и вселенской усталостью. Как моральной, так и физической. Никогда на своей памяти Антон не заставал его в таком состоянии. Ромка мог, конечно, в определенные моменты расклеиться, но не до такой степени. Никогда. Поэтому Антону снова стало невыносимо стыдно за то, что он его доставал в уборной. Не важно было, отчего Ромка почувствовал себя таким сломленным, важен был сам Ромка. Антон растерялся, не зная, как стоит поступить. Уйти? Всё-таки Ромку в момент отдыха он беспокоить не хотел. Вряд ли тот обрадуется увидеть лицо Антона сразу же после пробуждения. Так что делать? Все же он поговорить пришел… Значит, не сейчас. Антон взглянул на него снова и не смог оторвать глаз. Ромка тихо посапывал, изредка хмуря брови, будто ему снилось нечто неприятное. Возможно, кошмар. Кожаная куртка лежала на спинке сиденья вместе с шапкой, а сам Ромка, судя по позе, весь сжался — кажется, мерз? Антон почувствовал легкое волнение. Нельзя же уйти и оставить его спать вот так. Более не топчась на одном месте, Антон медленными и очень тихими шажками прошествовал к водительскому сидению, прекрасно помня о том, что Павел Владимирович сложил на сидении рядом пледы как раз для подобного случая. «Если к вечеру начнете жаловаться на холод, просто попросите одеяло», — проговаривал он взыскательно. В тот момент Антон не думал о том, что это может пригодиться, ведь погода была хорошая и благоприятная для прогулки, но сейчас… Он был так счастлив тому, что Павел Владимирович принял во внимание такие вещи. Антон с благодарностью взял в руки сложенный мягкий плед и прижал к груди. Когда он возвращался к Ромке, старался передвигаться так тихо, насколько это было возможно. Медленными, едва слышными шажками, как крадущийся кот. Очень не хотелось его тревожить и тем более будить. Облегченно вздохнув, он слабо улыбнулся, обрадовавшись тому, что смог остаться незамеченным, и немедля, аккуратно и с трепетом накрыл Ромку пледом, а затем и поправил его на нем так, чтобы ткань прикрывала и колени, и шею, и холодные ладони. И все это он проворачивал так тихо и проворно, что Ромка даже не вздрогнул от чужих прикосновений. Да и Антон, если честно, не хотел быть пойманным на таком смущающем действии с поличным. Антон выдохнул, потер немного запотевший лоб и сел обратно на свое сиденье, когда завидел вдалеке приближающуюся толпу. Одноклассники возвращались к автобусу, а это значит, что пора уже ехать домой. Он с некой разочарованностью и печалью откинулся на спинку сиденья, прикрывая глаза. Первая в жизни поездка с классом, не увенчавшаяся успехом. Еще и кроссовки эти… Нахрена Антон их надел? Чтобы выделиться? Чтобы показаться классным? Для кого и для чего, собственно? Только испортил их. Антон обернулся к Ромке, приподнявшись на своем сидении, усаживаясь коленями поудобнее и укладывая голову на сложенные руки, с волнением наблюдая за тем, как Ромка инстинктивно поправляет на себе плед, тянет его, кутаясь лучше, прикрываясь по самый подбородок. Спустя крохотную минуту наблюдений, Антон заметил, как Ромкино лицо разглаживалось: исчезла морщинка между бровями, даже, казалось, чуть улучшился цвет лица и сам он стал выглядеть более расслабленным и довольным. И Антону этого более чем хватило. Стало так хорошо. Он спрятал грустную улыбку в сгибе локтя, затем потер уставшие глаза и наконец сел обратно на сиденье, как только заметил приближение ребят, заслышал обрывки диалогов и голоса Полины с Катей. Чуть позже обязательно поговорю с ним.***
Всю поездку до дома Ромка благополучно проспал. Бяша, завидя, как его друг мирно дремлет на своем кресле, кутаясь в плед, посмотрел на него с неким сочувствием и беспокойством, затем поймал взгляд Антона, оповещающий о том, что Ромку не нужно беспокоить сейчас уж точно. Лишь сдержанно кивнул и сел рядом максимально бесшумно. Павел Владимирович, заметивший спящего Ромку, тоже не смог скрыть своей тревоги и удивления. Он даже поинтересовался у Бяши и остальных, стоит ли чуть позже позволить тому порулить немного, когда он проснется. Настолько его побеспокоило состояние Ромки, молчавшего всю оставшуюся прогулку как рыба, при этом кивая, как робот, на наставления физ-рука, отчего второй был несколько шокирован его послушанием. Это стало для Павла Владимировича огромным открытием, и он неоднократно спрашивал у Бяши, не замышляет ли Ромка какую-то пакость и поэтому стал таким пассивным. Однако Ромка упорно не просыпался, будто абстрагировавшись на короткий промежуток времени от внешнего мира. Катя с Полиной договорились чуть позже напоить его чаем, как только они доедут до школы, а Володя успел прикупить для него в магазине булочку с маком. Все так переживали за него, что Антон понял: Ромку любят все. От этой мысли в груди разлилось тепло. Даже одноклассники начали перешептываться между собой, чтобы его ненароком не разбудить, и с досадой обсуждали то, что с Ромкой поездка выдалась намного веселее и интереснее, поэтому было немного жаль, что сейчас он не участвовал в разговорах и не вставлял свои глупые шутки, от которых всех постоянно прорывало на смех. В общем, в самом начале поездка была оживленной, а дорога назад выдалась очень спокойной. Когда Антон завидел вдалеке здание школы, он ощутил лёгкий мандраж, ведь в таком случае Ромку сейчас придется разбудить, а это значит, что после этого Антону стоит попрощаться с ним… То есть, заговорить. Он сделал глубокий вдох, пытаясь утихомирить гулко стучащее сердце. Автобус затормозил аккурат рядом со школой, и все потихоньку начали вставать с насиженных мест. Многие были разморенные, уставшие, но довольные. Кроме, конечно, компании самого Антона. Володя пихнул его локтем и красноречиво начал кивать в сторону Ромки, которого в данный момент начал тормошить Бяша, тем самым намекая на то, чтобы Антон наконец подошел и заговорил с ним. Но он жутко боялся разговора. А вдруг Ромка пошлет его? Вдруг проигнорирует? Господи, почему Антон такой нерешительный болван? Такое чувство, будто он собирался признаваться в своих чувствах какой-то девочке, по которой он сох годами, а не извиниться перед Ромкой за случившееся. Володя, судя по всему, осознал, что план по примирению с Ромкой провалился сразу же, стоило ему завидеть выражение лица Антона. Когда Бяше все же удалось разбудить Ромку, тот едва разлепил тяжелые, будто налитые свинцом веки и взглянул на друга уставшими сонными глазами. — Ромка-на, — тихо произнёс Бяша, мягко похлопывая друга по плечу, — мы приехали, выходить пора. Ромка потер глаза, будучи все ещё полусонным. Он, дезориентированный, осмотрелся по сторонам осоловелыми глазами и, заметив перед собой Бяшу, коротко кивнул. Ну а затем… Взгляд его зацепился за плед, который он сжимал в руке всю дорогу до школы. Он вопросительно выгнул бровь, тем самым спрашивая, откуда вообще взялся плед и кто его накрыл, и Бяша, устремив взгляд на Антона, получил полное мольбы лицо, так и норовившее сказать: «Не говори, пожалуйста». Бяша растерялся, стушевался и выпалил как на духу: — Я тебя накрыл. Ромка потер щеку, попытавшись взбодриться, а затем, благодарно похлопав Бяшу по плечу, произнёс хриплым заспанным голосом: — Спасибо, — он протяжно зевнул, выглядя немного истощенным. Антон не знал, что ему стоит предпринять сейчас. — Ну, пошли уже, че тут сидеть? Бяшины губы сомкнулись в тонкую полоску, точно тот хотел поинтересоваться о чем-то, и он было начал: — Ромка-на, ты нормально себя… — Нормально, — Ромка обрубил его реплику, будто топором, не давая шанса на продолжение. Он вдруг сразу сделался таким хмурым и недовольным, будто шипящий кот, что Бяше не нужно было повторять во второй раз: Ромка не в духе. — Не задавай вопросов, Бяш, мне домой охота, — Ромка вскочил с сидения так, будто в обивке были все это время запрятаны иголки, — давай резче, — он наспех надел кожаную куртку и, ухватившись за пуллер замка, закрылся по самый подбородок, — я се задницу отсидел. И Антон понял, что Ромка ни то, что поговорить с Антоном, он не готов был даже построить более-менее адекватный диалог с Бяшей. Он просто хотел сбежать, лишь бы остаться нетронутым. Да и взгляды ребят, в том числе и девочек, только нервировали его и заставляли раздражаться с каждой секундой. Ромка уж точно не готов был к такого рода отношению к себе. И если Бяша сейчас попытается ему сказать: «посиди немного ещё», или «голова болит? Таблетку может?», Ромка вспылит, и яростной тирады не получится избежать никак. Но Бяша не дурак, поэтому без лишних слов, что могли бы спровоцировать Ромку на порцию ядовитых фраз, встал с места и прошел с ним на выход. Однако Антон даже не смог поднять голову и взглянуть ему в глаза, когда Ромка проходил мимо его сидения, да и Ромка тоже не спешил одаривать его своим вниманием. — Да что ты делаешь? — прошипел Володя, готовясь, судя по его интонации, хорошенько огреть Антона по голове. — Ты же сейчас упустишь его! — Да не могу я! — Антон готов был завыть. — Меня будто пригвоздило к этому сидению. Володя начал усиленно трясти его за плечи, точно в нем вспыхнуло осуждение: — Это я тебя сейчас, как Иисуса, — его глаза точно на секунду вспыхнули красным, — прости Господи… — его угрожающую реплику прервал громкий голос физ-рука, который начал поторапливать их к выходу: — Ветров, Петров, вы выходить сегодня собираетесь? Володя окинул Антона взглядом, мол, «тебе лучше решить все прямо сейчас, потому что потом будет сложнее» и, встав с насиженного места, выровнял осанку и потоптал к выходу уже вместе с ним, буркнув напоследок: — Как девчонка ломаешься, — за что Антон обиженно его боднул в бок и прошел вперед, слыша за спиной язвительное. — Да, как девчонка! Володя намеренно стыдил его так, чтобы Антон стал хоть чуточку решительнее, но проблема была в том, что Антон терял эту решительность моментально в ту же секунду, как в поле его зрения появлялся Ромка. Это было так глупо, что хотелось от стыда перед Володей провалиться сквозь землю. Когда они прошли к ребятам и Павел Владимирович всех пересчитал, заодно попрощавшись со всеми, и спросил, не нужно ли позвонить кому-то из родителей, чтобы те их забрали, Ромка, развернувшись к друзьям, произнёс таким тихим и хриплым голосом, что Антон ощутил лёгкий мандраж: — Ну, бывайте. Нет-нет-нет. Неужели он сейчас уйдет? Неужели Антон в силу своей неуверенности и трусости не успеет извиниться за всё сказанное? Пожалуйста, подожди! Катя, чуть замявшись, шагнула к Ромке, сложила руки на груди и спросила очень аккуратно: — Ромочка, может чаю попьешь, мы с Полиной… — Не, девочки, — Ромкина улыбка напоминала искривившуюся ветку — настолько она была неестественной и болезненной, — мне домой пора, правда тороплюсь. Он даже перестал использовать нецензурную брань в своей речи, что говорило о его безошибочной измотанности. Неужели Ромку подкосило настолько, что он даже не мог выдавить из себя улыбку? Очевидно, что да. Однако причина так и останется Антону неизвестна. И она может быть любая. И если уж Ромка воспринял все настолько серьезно, то значит и возбудитель был крайне сильным. Володя зыркнул на Антона с таким возмущением, что хотелось сжаться и улетучиться в одно мгновенье. Но долго друг мучать его не стал. Но Антон был уверен, что за свою робость он скоро получит от Володи в двойном размере. — На вот, прикупил, — Володя, в отличие от всех остальных, бесцеремонно всучил Ромке купленную булочку, отчего тот заметно растерялся, глядя на презент блеснувшими под светом холодной лампы глазами: — Это… — Схавай по дороге, — бодро отозвался Володя, не давая Ромке и шанса вставить какое-либо слово. Он хлопнул его по плечу усиленно, абсолютно без жалости, и, кажется, Ромку это немного взбодрило, — а потом завались спать, и чтоб потом бодрячком в школу пришел. Ромка устало улыбнулся. И эта улыбка послужила катализатором того, чтобы Антон наконец сделал несмелый шаг в его сторону, приготовившись произнести свой длинный монолог. Сердце билось птицей в клетке, пыталось вырваться на волю. Рвалось, болело и кровоточило. Антон бы хотел сбежать от этих эмоций, но они нависали над ним будто тучи и опутывали. — Ага, спасибо, я сожру, — он вздохнул, однако улыбка, которой он успел поделиться за весь этот вечер очень быстро растаяла. Казалось, будто он был полностью выжат, но старался вести себя непринужденно, — как раз проголодался немного. Ромка был таким деликатным, спокойным и осторожным в собственных речах, чтобы ненароком не выпалить что-либо на эмоциях и никого не расстроить… Антон не мог не замечать этого. То, какими заторможенными стали Ромкины движения, его запоздалую реакцию, когда кто-то заговаривал с ним, его осанку, которая растеряла обычную ровность… Сам Ромка казался совершенно далеким. Он находился не здесь. Тело — да, мысли — нет. И вот тогда Антон заговорил. Заговорил настолько дрожащим и ломким голосом, что Ромка моментально обратил на него внимание: — Ром… — это тихое и сиплое «Ром» едва сорвалось с его уст. И зазвучало оно так жалобно и тревожно, что Антону хотелось скрыться из виду. Ему стоило огромных усилий, чтобы выдавить из себя хоть что-то. А в мыслях крутилось по-детски напуганное: Прости меня. Не злись на меня. Я не хотел. И хотя все можно было решить коротким диалогом, Антон не мог даже подобрать нужных слов. Однако был уверен в том, что ему стоит произнести. Ну что ж ты молчишь? Ромка взглянул на него нечитаемым взглядом, выглядя при этом совершенно незаинтересованным и отрешенным. Таким холодным, как снежная буря, и глаза его, горевшие зеленым пламенем, внезапно потухли и потемнели. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Не было ни злобы, ни обиды, ни принятия ситуации. Лишь равнодушие и вселенская усталость. И хотя Антон знал, что эти эмоции были предназначены не ему одному, все же воспринял он все довольно болезненно. Ромка произнес низким тоном. Так, как до этого не звучал никогда: — Обосрыш, ты это, тоже осторожнее по дороге домой будь, — в его голосе зазвучало волнение. Легкое, едва слышное, но все же оно. Антону хотелось подойти и заключить его в крепкие объятия, даже затрясся от нетерпения, готовясь сорваться, но был уверен в том, что сейчас не время. Ромка оттолкнет его. В этом не было никаких сомнений. Антон было приоткрыл рот, чтобы добавить что-нибудь. Хотя бы пожелать удачи по дороге домой… Пообещать, что он позвонит ему, но наружу и слова на вырвалось, ведь Ромка прервал его до того, как он заговорит, коротким, — а я почапал. — Ох, да… — Антон растерялся, как только Ромка отвернулся тут же и пошел вперед по заснеженной тропинке, даже не приобняв Бяшу на прощание. Антон кинул вслед, глядя ему в спину, будто попытавшись тем самым прикоснуться к нему. Достигнуть его ушей. — Пока! И все вдруг стало таким малозначащим и ничтожным, блеклым и растерявшим все цвета, что даже зеленый, которым на постоянной основе явственно горел Ромка… Стал абсолютно серым. Так гадко внутри. Так обидно и горько, что хотелось, чтобы отец подъехал побыстрее к воротам школы и Антон наконец попал домой, попутно заваливаясь спать. Все так и случилось, в принципе. После того, как он пришел домой, все, что Антон смог выдавить из себя, было тихое приветствие, неловкие объятия с Олей и мамой, а затем он тяжко вздохнул и поковылял к своей комнате на ватных ногах. Нужно будет все исправить как можно скорее, пока они не отдалились. И хотя Антон знал, что Ромка не из тех, кто будет обижаться… Нет, Ромка никогда не обижается, это просто не присуще ему, но он разочаровывается. И разочаровывается так, что потом отношение его кардинально меняется. Антон с содроганием представил, как после всего, что произошло, Ромка начинает стремительно отдаляться. Так страшно стало. И так глупо! Ну почему Антон так любит накручивать себя и подготавливать к самому наихудшему исходу? Ничего ведь не случилось! Антон лишь был чрезвычайно назойливым и резким в словах, но не более того. Все решится обычными извинениями: Ромка не из тех, кто из-за такой мелочи обрывает связи. Надо успокоиться и постараться уснуть, потому что уже к утру ему нужно будет подготовиться к борьбе. Борьбе за то, чтобы поговорить с Ромкой и разрешить недопонимания. Этой ночью Антон тщательно размышлял о том, как завтра подойдет к нему и извинится. Обязательно.***
— Как — не пришел? — с явным удивлением и негодованием на лице спросил Антон, стоило заслышать от Бяши, что Ромка, скорее всего, сегодня в школу не заявится. — Почему? Сразу всплыло Ромкино лицо, когда он прощался со всеми с неприкрытым нежеланием и стремлением ретироваться подальше, домой. Его нахмуренные брови, изнеможенный вид и охрипший заспанный голос. Ромка выглядел сломленным и одновременно с этим старался сохранять привычную невозмутимость, вот только его актерская игра в этот раз дала трещину и совсем не проканала. Антон, как и остальные, заметил все. Его красные глаза, круги, залегшие под ними, будто он не спал сутками, и упавшее настроение, которое ну просто невозможно было как-либо улучшить. И если Ромка в обычные дни умудрялся выдавливать из себя шутки, чтобы разбавить гнетущую атмосферу, то в этот раз ему было абсолютно плевать на то, что о нем кто-либо переживает. Он не хотел разговаривать, не хотел находиться в кругу людей, и это было видно невооруженным глазом. И Антон тогда понял, что Ромке срочно нужен покой. Возможно, оставшись наедине с собой, он сможет выдохнуть и привести мысли в порядок, ведь далеко не каждому человеку нужна помощь в подобном состоянии. Лучшее лекарство — побыть одному. Но волнение все же не отпускало Антона. Каждая мысль, всплывавшая в сознании, становилась хуже и хуже предыдущей. Какая-то черная дрянь растекалась в самых закромах и отравляла все самое светлое, не давая хорошему просочиться наружу. Что, если он не пришел из-за Антона? Что, если Антон усугубил ситуацию своим давлением и напористостью, и поэтому Ромка, который мог привести себя в чувство, будучи один, подвергся ещё одной эмоциональной встряске и он просто не выдержал? Все же психологическое состояние, понесшее урон намного, намного хуже физического. От твоего эмоционального равновесия зависит все, в том числе и здоровье твоего тела. Портится иммунитет, отчего можно в последствии заболеть. А если бы у Ромки случился нервный срыв? Или паническая атака? А ведь могло. И Антон до смерти боялся того, что все его действия могли повлечь за собой такие последствия. Что он — зачинщик всех бед. — Не знаю, — Бяша вздохнул, упавший духом, потирая щеку. Он безучастно смотрел на доску, на которой красовались разводы от тряпки, — он просто позвонил-на и сказал, что не придет. — Может быть, это из-за вчерашнего? — внес лепту Володя, который тоже выглядел взволнованным. Все же он был единственным, кто не взглянул на Ромку с явственным переживанием, просто потому что прочувствовал что-то. Самый настоящий эмпат. Знал, как нужно поступать в таких ситуациях. — Он всю дорогу ещё проспал, а потом ушел сразу… — Может, он заболел? — Полина, смахнув с щеки прядь волос и чиркнув что-то в тетради, продолжила с переживанием. — Ох, не нравится мне все это… — она уложила руки на парту. — Ромка, конечно, тот ещё прогульщик, но вот мне кажется, — она старалась подбирать слова тщательно, — что сегодня он не пришел не потому, что ему лень. — Надеюсь, что нет, — Катя звучала так же встревоженно, сидя за своей партой. Она качнулась на своем стуле, — когда он болеет, он чувствует себя очень плохо, — она украдкой посмотрела на Антона, и тот поймал её взгляд. Будто она хотела увидеть реакцию на его лице? — Простуду тяжело переживает. — Почему? — Антон, охваченный волнением, не смог скрыть дрогнувший голос. Он стоял напротив Бяшиной парты, чувствуя себя придавленным к полу. Все вдруг стало таким аморфным и шатким… Мир Антона словно начал рассыпаться. — Он не кажется слабым в плане здоровья, вряд ли он… — На самом деле он задохлик-на, — невесело проговорил Бяша, горько усмехнувшись, потирая нос, — иммунитет у него слабый, и если с температуркой слег, то все — неделю его точно не будет… — а потом добавил упавшим голосом, — но надеюсь, что это не из-за вчерашней херни. Антон сглотнул, но ком в горле так и не отступил. Едва ли он мог сейчас говорить связно и четко. Вдруг случится что-то плохое? — Может, нужно навестить его? — произнес Антон неуверенно. — Я-то хотел, — Бяша протяжно зевнул, — а он меня нахер послал-на, мол, — он закривлялся, повышая голос на несколько октав и размахивая руками, — не еби мне мозги, Бях, все нормально, — он махнул рукой. — Ага, ща, нормально. Мне, че ли, не знать, что он пиздит, как дышит… Оболдуй. Ох, ну неужели ничего нельзя сделать? Неужели Антон не сможет подступиться к нему и сегодня? Время же идет, а Ромка с каждой минутой отдаляется все больше. И хотя внутри Антона колыхал протест, все же рассудком он понимал, что Ромку трогать пока уж точно не стоит. Надо перетерпеть… — Значит, он против… — проговорил Антон едва слышно, потупив взгляд на парту. Володя скользнул по нему встревоженными глазами, а затем произнёс с надеждой: — Может, потом получится его навестить? — Давайте не будем ему сегодня надоедать, — Катя тоже была не в лучшем расположении духа, и уровень её нетерпимости начал превышать норму. А это значит, что она таким образом деликатно намекает на то, чтобы Ромку оставили в покое. — Все же он вчера натерпелся из-за того полоумного, — она поморщилась в отвращении, — всем нервы потрепал и свалил, мудак. — Тогда переждем этот день, а потом наведаемся к нему с гостинцем, он же любит у нас поесть, — Полина одарила всех дежурной улыбкой, заламывая пальцы, и Бяша улыбнулся, невольно залюбовавшись. — Ромку нужно только откормить хорошо — сразу запоет, как птенчик, — она вдруг спохватилась и произнесла растерянно, чуть не подскочив на месте, отчего рядом сидящая Катя приложила руку к сердцу от испуга. — Скоро восьмое марта же… ! — И что? — выгнул бровь Володя, подперев ладонью щеку. — Я бабуле уже наобещал дров нарубить… Да и цветочки прикупить надо… — Господи, как я могла забыть! — Полина вскрикнула так, что одноклассники повернули к ним головы, одаривая порцией осуждения. Но ей на это было абсолютно плевать, она была полностью поглощена в свой монолог. — Ромка же к матери в больницу сходит, чтобы поздравить, наверняка нервничает и тюльпаны ищет, — Полина вдруг схватилась за свою голову двумя руками. — Голова дырявая! Я ж забыла совсем! Ох, Антон уже успел позабыть о таком празднике, как восьмое марта. Значит, Ромка проведает тетю Женю? Антон помнит её довольно харизматичной, стойкой и упертой женщиной, которая одним лишь своим повышенным тоном могла приструнить Ромку так, что он вытягивался тут же, как тетива лука. Радушная, гостеприимная и справедливая. Ромка не был похож на неё чертами лица, но вот характер был у них одинаково невыносимый и всплывал в определенных моментах. У тети Жени были большие карие глаза, черные короткие кучерявые волосы, на которых уже местами прослеживалась едва заметная седина, не тонкие, но и не пухлые губы, маленький курносый нос и веснушки с ямочками на щеках. Но весь её невинный образ перекрывали клыки, выделяющиеся в моменты, когда она улыбалась так, будто задумала какую-то пакость. Вот в этом они с Ромкой однозначно были похожи. Антон успел соскучиться по ней. По её вкусной выпечке, от которой хотелось только жмуриться от удовольствия, по длительным играм в денди вечерами, по футболу, в который они играли с дядей Мишей на поляне в жаркие летние дни. Сама тетя Женя была полной противоположностью мамы Антона, и в то время как его мама отчитывала за всякие безумные поступки, тетя Женя же была зачинщиком всего. Они воровали яблоки у соседей, пробравшись к ним через забор. Сидели до утра, смотря сериалы, которые ставила тетя Женя, и Ромке с Антоном приходилось от них страдать. Вспомнилось и то, как тетя Женя каталась на велосипеде и решилась на беспечный шаг: скатилась вниз по высокому склону, свалилась с велосипеда и улетела вперед, чуть не переломав себе ноги! Ромка тогда так распереживался, что Антону казалось, ещё секунда и он сойдет с ума или в конечном итоге поседеет от ужаса, что не виделось на тот момент таким уж невозможным, а вполне реальным. Казалось, что она как раз и добивалась того, чтобы у Ромки случился сердечный приступ, ведь ради своей любимой мамы он готов был сделать что угодно. И он никогда не скрывал свои переживания и любовь к ней. И тетя Женя действительно любила пощекотать им нервы, а затем смеялась так звонко и так воодушевленно, что Ромке приходилось только смириться и выкинуть короткое: «сумасшедшая». Зато счастливая. Ох… Антон спохватился. Международный женский день! Это же ему срочно нужно прикупить для Оли и мамы подарков или приготовить что-нибудь… Хотя… Антон откинул эту затею подальше сразу же, стоило ему вспомнить о своих кулинарных навыках. К плите ему лучше не подходить больше никогда. — Ох, я уже и забыл, что скоро восьмое марта… — он почесал затылок, начиная обдумывать, что ему стоит сделать, однако мысли эти были перекрыты одним лишь Ромкой, — но разве по этой причине Ромка мог пропустить школу? — Да говорю же вам-на, не по этой причине он дома отсиживается, — уже немного раздраженно пробормотал Бяша, а затем зазвучала трель звонка. — Просто не будем пока его трогать, а то он сразу взбесится, додик. Бяшины фразы всплывали в сознании неоднократное количество раз в течение всего дня. Антон прокручивал снова и снова вчерашние реплики, пытаясь оценить уровень наломанных им дров. И каждый раз, когда перед глазами вспыхивал согнувшийся над унитазом Ромка, ему становилось плохо. Он пообещал себе позвонить Ромке сегодня же. Ведь несмотря на все произошедшее, он обещал одаривать его звонками каждый день. И слова Антона не пустые. Когда он вернулся домой, упавший духом и полностью погруженный в свои мысли, он сразу же, минуя коридор, прошел к телефонной трубке, чтобы набрать важные цифры, услышать гудки, а затем и знакомый голос, который зазвучит за ними. И даже несмотря на то, что Ромка, возможно, может проигнорировать его звонок, Антон искренне надеялся на то, что тот поднимет трубку. Но нервы щекотали его бурные фантазии, которые шли в довольно негативном ключе. Он так уже измучил себя собственными мыслями, что готов был на стену лезть и завыть мученически. С каких пор он стал настолько сильно переживать о чем-то? Стоило Ромке появиться в его жизни, как эта жизнь приобрела краски, а затем и потускнела. Более не церемонясь, он быстро, не давая сомнению овладеть его решимостью, набрал номер Ромки и прижал трубку к уху, терпеливо ожидая момента, когда тот ответит. Шли гудки, протяжные, невыносимые и раздражающие. Антон никогда не задумывался о том, что они могут быть такими раскатистыми и зычными. Хотелось отстранить телефонную трубку подальше. Однако сколько бы Антон ни ждал… Гудки вдруг оборвались, и сердце Антона оборвалось вместе с ними. Ромка так и не ответил. Просто проигнорировал… Осознание выстрелило в голову. Просто не захотел отвечать! Антон ощутил невыносимую тяжесть в груди вкупе с вопиющей паникой. Это что же, их отношения благополучно испортились после вчерашнего? Он ничего себе не напридумывал, это не его бурная фантазия, не паранойя — все было ясно, как день. И Ромка четко обозначил свою позицию, ограничив к себе доступ. Антон сжал трубку в руке с силой. Ромка действительно не хотел с ним говорить. Этой ночью Антон так и не смог уснуть.***
Когда Антон решился все же попробовать дозвониться до Ромки ещё раз, не надеясь на то, что тот ответит на его звонок, он снова почувствовал досаду, потому что Ромка вновь благополучно его проигнорировал. Антон, конечно, оправдывал это всё тем, что Ромки, возможно, не было дома в это время, и ссылался на его занятость. Мало ли что происходило у него. Но… В то же время эти оправдания рассыпались в одно мгновенье, и казались такими глупыми, что Антон уже через минуту размышлений впадал в глубочайшую грусть. Ему совершенно не хотелось есть, не хотелось одеваться и идти в школу. Она становилась абсолютно серой без присутствия самого Ромки. Единственной мотивацией была Оля, которая уже третий день шествовала в школу как на праздник. Жаль, что она не могла поделиться своим прекрасным настроением ещё и с Антоном. Стало бы, возможно, полегче жить. Но Антон был безгранично рад за неё. — Тоша-а, — Оля, одетая в дутую розовую курточку и обутая в теплые ботинки, топталась у выхода, чтобы наконец выйти из дома, но он заставлял её ждать, — мы так опоздаем, вообще-то… Оля с огромным воодушевлением ходила в школу, так и норовившая впитать в себя, как губка, новые знания, и даже успела завести себе парочку подружек, о которых она непрерывно рассказывала Антону, будто заевшая кассета. Антон даже их имена не запомнил, что уж говорить о подробностях. Единственное, в чем он был убежден, так это в том, что Оля счастлива как никогда. Всю ночь он проворочался в постели, утопая в собственных мыслях и планах на сегодняшний день. Уверенность в том, что он сегодня наконец заговорит с Ромкой отпечаталась в сознании перманентно, и волнение чуть отступило, по сравнению со вчерашними эмоциями. Обида давно поутихла и Антон полностью осознал всю свою вину. Это он вломился к Ромке в уборную, он начал задавать вопросы, от которых у того кровь стыла в жилах, и именно он вывел Ромку из себя. И когда Ромка вчера и сегодня не ответил на его звонок, все встало на свои места. Антон провинился, и эти погрешности надо было исправить поскорее. — Да иду я, Оль, иду, — он впопыхах спустился по ступеням вниз, застегивая последнюю пуговицу на рубашке. — И чего это ты так в школу рваться начала? — он рассмеялся, хитро прищурившись. — У нас ещё час есть, а ты… — А я хочу пораньше прийти, чтобы не столкнуться с тем… — её голос приобрел враждебные нотки, она выдавила из себя имя, — Даней, — когда Антон хотел поинтересоваться у неё о том, что случилось, Оля произнесла тут же. — Он вечно меня за косички тянет, надоел! — Оль, может, ты ему нравишься? — Антон и сам почувствовал, насколько глупыми оказались его предположения. А Оля так вообще готова была взорваться от возмущения, начиная запальчиво: — Да как это вообще связано, Тош? — она нахмурилась, и Антон понял, что сестра за эти пару дней уже до смерти устала от внимания этого Дани. — Он просто дразнит меня, потому что дурак! — Оль, ты, если что, скажи мне, если он совсем уж границы начнет пересекать, — хотя косички — уже вполне весомая причина для того, чтобы разобраться. — Я разберусь с ним, и он перестанет тебя допытывать. Оля внезапно просияла, а затем выставила руки по обе стороны от себя, приглашая тем самым Антона обменяться объятиями, и тот без промедлений обнял её, начиная ободряюще поглаживать по спине: — Спасибо, Тоша, — проговорила Оля уже обрадованная и довольная, — обязательно скажу, если совсем невтерпеж будет! Такой ответ Антона не устроил совсем. Не хватало ещё, чтобы Оля спокойно отсиживалась за своей партой, в то время как этот Даня начал бы её оскорблять или кидаться скудным содержимым своего пенала. — До такого тоже не нужно доводить, — строго ответил Антон, отстранившись немного и заглядывая в Олины глаза, чтобы передать гамму своих эмоций. — Никогда не терпи, поняла? Сразу же мне скажи, — Антон относился к парням Олиного возраста с вопиющим скепсисом, и будь его воля, отгородил бы сестру от их нежелательного внимания. Слишком борзые, слишком задиристые и слишком приставучие. — Мальчики в твоем возрасте без тормозов. Оля растерялась от столь холодного тона, но все же, чуть подумав, коротко кивнула, и Антона это более чем удовлетворило. Да и волнения своего он скрыть не мог, ведь Оля давно не ходила в школу и, возможно, ей сейчас немного тяжело в незнакомом месте и в новой обстановке. Конечно, она говорливая, очень добрая и умная. Но в то же время иногда слегка наивная, что послужит причиной для того, чтобы её подоставать всяким ушлепкам. Когда они запрыгнули в машину и поехали по заснеженной дороге, Антон начал размышлять о том, что ему стоит сделать, чтобы Оля чувствовала себя более-менее комфортно в новой школе. Разумеется, ему казалось, что он слишком уж опекает её, но тем не менее на сердце было немного неспокойно, поэтому он решил проводить Олю до самого класса и оценить обстановку. Мало ли что. Это он и сделал. Уже стоя рядом с дверцей Олиного класса, он пожелал сестре удачи и крепко обнял для того, чтобы поднять ей настроение, но как только Антон отстранился и собрался вернуться в свой кабинет, Олино лицо приобрело тревогу. Из класса как некстати выплыл тот самый Гордеев Даниил, и на его лице выступила гадкая улыбочка, стоило ему завидеть Олю. Точно собрался сделать какую-нибудь пакость. А Оля тотчас сжалась, и уже собиралась защищаться от его нападок, но Антон оказался быстрее. Нужно было в считанные секунды приобрести угрожающую стойку и суровый взгляд, который Антон редко когда использовал в силу того, что он не особо наводил на кого-либо страх. Но сейчас это было не так важно. Важно было актерствовать на пять баллов. Он будто по команде снял очки и засунул в карман штанов, чтобы нелепые окуляры все не испортили. Ведь они постоянно подставляли Антона, превращая его в ботана в глазах других людей. Поэтому Антона редко воспринимали всерьез, но сейчас ему срочно нужно было выглядеть хотя бы внешне уверенным и грозным. И хотя Антон плохо видел без очков и ему приходилось щуриться, он это стерпит. Возможно, это даже сыграет ему на руку. Он вдохнул. И гаркнул: — Эй, — Даниил был настолько увлечен Олей, что не сразу понял, что обращаются к нему, поэтому посмотрел на Антона с толикой растерянности, сразу же растеряв весь интерес к Оле. Антона эта реакция более, чем удовлетворила. Значит, с ним будет разобраться проще простого. — Да-да, я к тебе обращаюсь, — он тщательно контролировал свою интонацию и даже походку, вальяжно двинувшись в их сторону. Он понимал, что мальчишка ещё совсем мал и стоит с ним быть помягче, поэтому произнёс без лишнего пафоса и твердо, с нажимом. — Еще раз рядом с Олей увижу — отпинаю, — поправка: без пафоса не получилось. Антону даже на секунду стало неловко от собственных слов, опасаясь того, что на Даню подобная угроза не подействует. Слишком уж неестественно он произнёс эту фразу. Но, кажется, она повлияла на Даню в положительном ключе. Сначала он молча и с легким испугом смотрел на Антона не находясь с ответом, а затем промямлил: — Да я просто… — растерялся Даня, стушевавшись. Так, рычаг давления найден, осталось только на него нажать. — Ты просто что? — с нажимом спросил Антон, прищурившись и глядя на два размытых силуэта. Даня томить не стал: — Ничего, — чересчур эмоционально ответил тот, а затем пробормотал, — я в класс вернусь… Антон даже успел удивиться. Неужто мальчуган совсем ничего не собирается вставлять? Не ощетинился даже, а ведь мог оскорбить его как-нибудь, например… Хотя, не за что было цепляться. Единственная деталь, за которую можно было ухватиться — очки. Но Антон благополучно их убрал, а без них он выглядел как обычный среднестатистический старшеклассник. Не накаченный, с широченными плечами, конечно, и не очень-то высокий, но и не дрищ. Да и сам он не маленького роста, поэтому мальчишка, видимо, начал робеть. — Ну иди, — кивнул Антон, засунув руки в карманы своих штанов и задрав подбородок. Якобы давая разрешение на то, чтобы уйти, пока он позволяет. Ему и самому было смешно с этого спектакля. Антон был даже рад тому, что никто из друзей, в особенности Володя, его не застал, иначе ехидных шуточек не удалось бы избежать. И когда Гордеев скрылся за стенами класса, он невозмутимо нацепил очки обратно. Мир снова приобрел очертания. Антон вздохнул и взглянул на Олю, которая все это время смотрела на него с деланным спокойствием. Но стоило им встретиться глазами, как их обоих прорвало на громкий заливистый смех. Антон буквально схватился за свой живот, не прекращая ржать на весь коридор, в то время как Оля, не совладав со своими эмоциями, тоже расхохоталась. Он произнёс, едва переводя дыхание: — Ты видела его лицо? — голос был сбивчивым. Стоило вновь воспроизвести то растерянное лицо у себя в голове, как Антона прорывало заново. Оля тоже едва выговаривала фразы, которые к концу становились тише от нехватки воздуха: — Теперь он точно ко мне лезть не будет, — Оля, кое-как успокоившись, улыбнулась так широко и так воодушевленно, что и Антон прекратил смеяться во весь коридор. Она подбежала к нему, вытянув руки, и тотчас накинулась с объятиями. — Тош! Спасибо большое! Антон за все эти два дня, полных переживаний, наконец почувствовал облегчение и тепло. Он уже успел подзабыть о том, что такое — жить, не тревожась о ком-то. Да и сейчас он ощутил некую гордость за себя в том плане, что смог постоять за свою сестру. Не важно, насколько глупо он мог выглядеть для других со стороны, главное — для Оли он был героем. Единственным и неповторимым. И Антон готов был защищать её на постоянной основе. Никто не имеет права обижать его сестру. — Оль, не бойся больше, — он немного отстранился, обхватив Олины щеки ладонями и заглянул в большие серые глаза. — Ты ведь у меня боевая, — он улыбнулся, — поэтому не робей. Антон прекрасно знал, что Оля может дать отпор, ведь у неё был и оставался боевой дух и бурный характер, который ей достался от мамы. Просто ему очень не хотелось, чтобы она ввязывалась в драки и, не дай Бог, поранилась. И дело даже не в том, что она девочка, просто она его сестра. И Антон готов был сделать что угодно, лишь бы она чувствовала себя комфортно и защищенно в новой обстановке. — Хорошо! — бодро отозвалась Оля, выглядя непомерно счастливой и наэлектризованной. — Я тогда в класс вернусь, — Антон обрадовался тому, что она воспылала желанием учиться по новой, откинув тревогу на задний план. Похоже, она действительно успокоилась. Антон улыбнулся, а затем и кивнул, наблюдая дальше за тем, как Оля, махнув ему рукой, чуть ли не вприпрыжку возвращается в свой класс, откуда доносились разрозненные голоса каких-то девочек, звучавших очень даже приветливо и воодушевленно. Судя по всему, её встретили подружки. Что ж. Теперь и ему нужно пойти в класс. Хоть и приехали они с Олей слишком уж рано в школу… Видимо, Антону придется дожидаться остальных в полном одиночестве. Интересно, кабинет открытый хоть? Если нет, то нужно будет идти к классной за ключом… Его размышления были прерваны: — Эй! — Антон не понял, что обращаются к нему, поэтому обернулся к источнику звука не сразу. Но стоило ему развернуться и завидеть перед собой знакомое и до тошноты невыносимое лицо, как его всего чуть ли не перекосило. — Я тут это… — Денис топтался на месте, продолжая так неохотно и нерасторопно, что Антон непонимающе выгнул бровь. Чего это он обратился к нему? Неужто опять доставать начнет? Антон даже весь подобрался, приготовившись к очередной подлянке, хотя даже по расслабленной позе Дениса и вороватому взгляду можно было сказать, что тот не собирался устраивать какую-то несусветную дичь, однако и бдительности терять не стоит. — Перетереть хотел… Стоило Денису договорить свою речь, как в Антоне проснулось явственное недоумение и нежелание разговаривать с этим недоумком. Не очень хотелось с самого утра портить едва ли поднятое настроение. А Денису удавалось портить его лишь одним своим присутствием. — Не о чем нам перетирать, — Антон четко обозначил свою позицию. Даже ощетинился, готовясь защищаться от нападок и колких слов. — Так что не разговаривай со мной, — и почти процедил, — пожалуйста. Денис даже не напрягался. Да и ни один мускул на его лице не дрогнул. Просто стоял на месте с засунутыми в карманы штанов руками. — Я не собираюсь хуйню нести всякую, — Денис слегка нахмурился, расправил плечи, становясь чуть увереннее, — слово даю. У меня просьба есть… Антон отрицательно замотал головой, скрывая скептическую улыбку, поправив лямку рюкзака на плече, и собрался уже ретироваться: — Сомневаюсь, что из этого что-то выйдет, — он прошел мимо него, как зазвучало следом: — Я знаю, что ты не хочешь со мной базарить, — в голосе Дениса мелькнуло раздражение. Кажется, его внешнее терпение начало слабеть. — Да и я, если честно, не очень этого хочу, — Антон приготовился было произнести: «ну так гудбай, блять» и свалить восвояси, как Денис договорил, — но нужно. Да что ему вообще нужно? Антон готов был прописать ему ещё раз за то, что тот в принципе вознамерился заговорить с ним после всего случившегося. Вспомнились те дни, когда Денис доставал его, не оставляя в покое и не давая прохода. Его разгневанное лицо, гадкая ухмылка и практически черные глаза, в которых уж точно таились бесы. Денис отталкивал своим взрывным характером, анализирующим цепким взглядом и упертостью. Если он решал поиздеваться — он издевался. Если захотел принизить на виду у всех — принижал, не раздумывая. Ему было абсолютно насрать на то, какие последствия повлекут его действия. Его острый, пропитанный ядом язык, его мощные удары, от которых у Антона в глазах вспыхивала красная вспышка. Все это Антон вспоминал с содроганием и всепоглощающей ненавистью. А теперь Денис просто с нихера подходит, весь из себя невинный и хороший, уверяя его в том, что он хочет лишь поговорить? — С хера ли нужно? — чаша гнева опасно качнулась. Антон шагнул к нему, едва сдерживая свое неутомимое желание уйти. — Я не обязан с тобой разговаривать, да и… — Да я просто попросить хотел! — голос Дениса повысился, стал немного отчаянным и сорвался. Антон не сумел сдержать своего удивления, в то время как Денис сократил дистанцию между ними достаточно быстро, лорнируя практически черными глазами его лицо. Все его выражение бесспорно говорило о его серьезных намерениях. Губы, сомкнутые в тонкую полоску, брови, которые свелись к переносице, и взволнованные глаза. Наверное, Антон впервые заметил на его лице столько эмоций. Помимо злобы, обиды и желания ударить. Денис будто бы стал человечнее в один момент. И Антон даже растерялся. Однако следующее вогнало его в полнейший ступор и шокировало куда сильнее. Денис вытащил из кармана своих штанов маленькую коробочку. Антон пригляделся, не совсем понимая, что это, но потом понял. Это была пестрая упаковка с нарисованным бананом. Банановый сок. Денис протянул его уверенным движением, но стоило Антону поднять на него глаза и завидеть весь спектр эмоций на его лице, как тут же понял, насколько сложно было Денису проворачивать это. На его щеках проявился румянец. Весьма заметный Антону. А глаза заблестели каким-то странным огоньком. Он чуть ли не прошелестел следующее едва слышно. — Можешь передать Володе, пожалуйста? — стоило Антону отмереть, как Денис перебил его. — Только не говори, что от меня. Антон, честно говоря, действительно был потрясен увиденным и сказанным. Он даже не знал, что ответить на такую просьбу, учитывая то, что ранее они с Денисом ввязывались в потасовки и били друг другу морды, поэтому происходящее было слишком сюрреаллистичным. Они секунд так тридцать точно простояли в полной тишине. А Денис так ещё и с протянутой рукой. Нет ну… Точно бред какой-то. Денис просто с ума сошел, Антон не может найти других объяснений. Он, конечно, прекрасно знал о том, что Денис чувствует по отношению к Володе, но никогда даже не предполагал, что тот начнет действовать, так ещё и через него. — Долго мне стоять, как долбоебу? — прошипел он, покраснев окончательно. Каждое его слово, меняющийся взгляд и скованность в движениях выбивали Антона из колеи. Казалось, словно перед ним предстал абсолютно другой человек. И Антон отмер, будучи все еще растерянным. Как вообще на это стоит реагировать? Ответить резко, обозначив свою позицию, или попытаться выстроить короткий, но адекватный диалог? Сказать «нет, он не примет» или «пошел нахер, козел»? Почему-то все всплывающие варианты казались Антону абсолютно неподходящими. — Я не думаю, что Володя захочет это принять… — он неловко потер шею. Осознание того, что Денис неприкрыто пытается ухаживать за Володей, выстрелило ему в голову. Хотелось и заржать, и посочувствовать Денису самую малость. Потому что его и так уже жизнь наказала… Володя ни за что не ответит ему взаимностью. — Ты же знаешь сам, как он к тебе относится, — Антон взглянул на него с явным скепсисом, все еще враждебно настроенный. Денис, кажется, прекрасно понимал, что хочет донести до него Антон. Нет, он знал обо всем с самого начала, поэтому нисколько не был удивлен и удручен сказанным. Его лицо приобрело лишь толику усталости и задумчивости. Он не выглядел каким-то обиженным или задетым. — Вообще не говори, что от меня, — Денис тяжело вздохнул. Он точно прекрасно был осведомлен обо всем. — Я знаю, что он меня не выносит и при первой же возможности нахуй пошлет, но он в последнее время выглядит хреново. Антон недоуменно нахмурился: — В каком… — Ты же его лучший друг, неужели не замечаешь? — Денис выжидающе выгнул бровь, в то время как на лице Антона плескалось полное непонимание. — Ну пиздец, конечно… — с укором бросил Денис, начиная пояснять. — Кароч, не высыпается он, так и настроение у него на нуле. Антон был в полнейшем ступоре от каждого слова, вылетающего изо рта Дениса. Неужели он умеет разговаривать без оскорблений? Не выжимать мерзкое «ты педик» и не кидаться с кулаками? Не так давно казалось, словно Денис адекватно не может сформулировать речь, а сейчас так терпеливо и доходчиво все пережевывал ему, что Антон становился все более настороженным и подозрительным. Ну уж извините, после недавних событий Антон решил держать ухо востро и не вестись на мнимую вежливость. А сейчас Денис так вообще сама добродетель. Это ж насколько он наблюдательный, раз сумел заметить Володино упавшее настроение и усталость? Вот только… Неужели это и правда было так? Антон вообще не замечал за другом подобного. Вроде бы выглядел обычно. Да и настроение у него было больше нейтральное, чем негативное. — Я не знал… — пробормотал Антон неохотно, стыдливо отводя взгляд. Неужели он со всеми этими переживаниями по поводу Ромки даже не заметил упавшее настроение Володи? Антон ведь даже не поинтересовался после всего случившегося и не спросил банально, как у него дела! На лице Дениса явилось осуждение, причем такое кричащее и совершенно неприкрытое, что внутри Антона противно заскребло. — Знал бы, если бы интересовался, — тут уже Антону захотелось съязвить, ибо какого черта? Будто Денис и есть его лучший друг. — У него, знаешь, характер такой, — начал пояснять Денис так, словно Антон не был никогда знаком с Володей, и от этого раздражение только росло все больше, — что помогает всем, а о себе забывает, — он звучал как-то опечаленно. А Антон даже не мог наконец привыкнуть к тому, что Денис такой. Такой другой. Все представление о нем разбивалось вдребезги, и Антону, что было для него самого дикостью признавать, стало с ним даже не противно общаться? Неужели любовь меняет человека настолько? — Много ты о нем знаешь, — съязвил Антон. — Достаточно, — ответил Денис уверенно. Неужели Денис и правда подошел к нему без какого-либо злого умысла? Без желания уколоть или вызвать на стрелку? Просто из личного интереса к Володе? Просто передать обыкновенный сок? Больше всего Антона потрясал сам факт того, что Денис по уши влюблен. И до сих пор Антон будто находился во сне, никак не воспринимая эту информацию и не осознавая всю суть. Влюблен. Какая-то нелепица, в которую Антон до последнего отказывался верить. Даже тогда, когда Володя самолично рассказал ему об этом. Нет, еще раньше, когда Денис не стал отрицать своих чувств в момент потасовки. В момент, когда Антон спросил его прямо в лоб, лежа в сугробе, замерзший и побитый. Антон просто… Не понимал, как и не понимает до сих пор. Любовь между парнями… Антон ещё мог переварить, но только вот любовь Дениса к Володе — увольте. Ей Богу, Антон даже представлять не хочет их возможную пару. Но нужно было выяснить и уточить все прямо сейчас. Антон, влекомый каким-то странным чувством, спросил очень и очень тихо, чтобы удостовериться во всем окончательно: — Скажи, — Антон выдохнул, — ты правда серьезен? Глаза Дениса хаотично заблестели под светом утреннего солнца. Его взгляд будто бы просветлел, а улыбка проявилась сама по себе. Очень слабая, вымученная и тоскливая. Практически черные глаза приобрели светлый оттенок. Будто тягучий мед. Он точно не хотел оголять свои чувства вот так. Не хотел рассказывать о столь сакральном Антону. Ему претила сама мысль о том, что ему нужно было доказывать что-либо, дабы подступиться к Володе. И чисто по этой причине Денис стоял тут, напротив Антона. Он произнёс немного хрипло: — Я два года пытался от этого сбежать, но не вышло, — его грустная улыбка что-то изменила внутри Антона. Именно так выглядел воистину влюбленный человек. Денис даже не постыдился подойти к нему и попросить Антона передать Володе сок. Не скрывал своих теплых чувств к Володе и даже не робел перед собственными словами. Они казались дикими, ненормальными, необычными. Но искренними. Настоящими. — Я серьезен, — добавил Денис с прищуром, — поэтому не переживай о том, что я ему как-то наврежу. Да и тебя я больше доставать не буду. Да что ты говоришь? — А с чего это? — спросил Антон настороженно. Как-то было странно слышать подобное от него. — Если ты друг Володи, то он точно взбесится, если я буду доебываться до тебя, — Антон впервые услышал его хохот. — А мне это не нужно. Короче, блять, просто передай. Я в долгу не останусь. Антон ещё долго метался в своих мыслях. Но стоило ему увидеть, даже прочувствовать эмоции, переполнившие Дениса, как он не смог совладать с ними. Он действительно был серьезен. Настолько серьезен, что не побоялся подойти к Антону и попросить. Гореть при этом от стыда. Но сделать. Антон не смог понять, как это произошло, но был стопроцентно уверен в том, что отказать просто не сможет. Не получится. Настолько отчаянным выглядел Денис. Только вот, что же будет, если Антон согласится на такую просьбу? Что, если Володя узнает обо всем? Эмпатичность Антона может привести к печальным последствиям. Но после этого весьма короткого, но прояснившего все разговора, Антон ощутил облегчение. «Поэтому не переживай о том, что я ему как-то наврежу. Да и тебя я больше доставать не буду». Если это и правда так… Если Денис действительно встал на путь истинный и решил исправиться, то возможно ли, что все устаканится в ближайшем будущем? Может быть, они смогут хотя бы не одаривать друг друга враждебными взглядами и язвительными оскорблениями? Это всего лишь сок… Антон ещё раз взглянул на пачку сока, словно та была гранатой, готовой взорваться с секунды на секунду. Но это все еще был и оставался обыкновенный банановый сок. Что случится, если Антон рискнет? Если попробует довериться один разок и исполнит его просьбу? А если и случится что-то — будет уроком для него. Но он хотя бы проверит. Но почему-то Антон был полностью уверен в том, что намерения Дениса благие. Влюбленный человек не способен навредить человеку, которого любит. Антон произнёс, сконфуженно кашлянув: — Хорошо… — он даже взглянул на Дениса немного виновато, прежде чем продолжить. — Но я правда не смогу сказать ему, что это от тебя… Денис в ту же секунду чуть ли не просиял, выглядя при этом как огромный довольный пес, получивший поощрение. Он сдержанно произнёс, несмотря на то, что выглядел непомерно счастливым: — Это мне и на руку, — Денис протянул руку для рукопожатия, и Антон, не растерявшись, протянул в ответ свою. И Денис пожал её, заглядывая ему в глаза. — Спасиб, Петров, и… — следующее он произнёс вкрадчиво, без толики ехидства, со всей серьезностью, — прости за все, — он отстранился, в то время как Антон выглядел весьма растерянным после извинений, и закончил. — Ещё сочтемся! И прошествовал вперед по длинному коридору, освещаемый солнцем. Но Антону казалось, что Денис светился сам. Антон в ту же секунду ощутил странную вину, поселившуюся прямо в сердце. Перед Володей. Что же делать? Что, если он поймёт? Что, если узнает? Володя был очень проницательным и наблюдательным. Ему не стоило особого труда догадаться о чем-то столь очевидном. И если он прознает, что посредником Дениса выступал его лучший друг… Гневной тирады избежать не получится. Антон вздохнул, начиная размышлять о том, как бы теперь незаметно подкинуть Володе сок… И что придумать в свое оправдание? Он уж точно не собирается присваивать себе чужой жест доброты. Но и не может сказать напрямую, что это от Дениса. Остается только прикинуться дураком и сделать вид, что он непричастен. Была не была… По крайней мере, утро прошло в весьма позитивном ключе. Солнце заливало коридоры теплым светом, освещая его лицо и волосы. Оставалось только с тем же настроем зайти в класс и подойти к Ромке, с которым надо было уже давно построить какой-никакой адекватный диалог. Возможно, это превратится в какие-то петушиные бои, зная Ромкин бурный характер. Но Антон был готов ко всему. И поэтому поспешил ринуться в бой.***
Зайдя в класс и завидя, что Володи все еще нет на месте, он прошел к своей парте как крадущийся кот, и, выудив из рюкзака сок, поставил его на гладкую поверхность, выдыхая при этом так, будто он сапер, который смог обезвредить мину. В классе никого еще не было, так как Антон приехал слишком уж рано, поэтому он сел за свою парту и начал терпеливо ждать. Ждать, когда откроется дверь и в класс зайдёт Ромка. И потихоньку все начали собираться. Пришли Витя с Колей. Лена, другие девочки… Пришел и Бяша, а чуть позже и Полина с Катей. Володя прибыл одним из последних. Однако… Ромкино место продолжало упорно пустовать. — Его снова нет?! — на этот раз Антон не смог скрыть своего возмущения, которое неизбежно смешалось с тревогой. — Бяш… Смятение, раздражение и легкий укол обиды вызвали в Антоне легкую, но очень неприятную муть. В животе будто образовалось какое-то мерзкое скопление, сжирающее изнутри. И все это из-за нескончаемых переживаний. Нервничать как бы вредно, а Антон это делал непрерывно в течение трех дней. Он даже не мог поесть толком и поговорить с мамой, как это бывало по вечерам после школы. Не мог выслушать Олины истории, которые она рассказывала с жаром, наэлектризованная и воодушевленная. Не мог помочь папе в гараже. Он чувствовал себя той самой рыбой-каплей. Полнейшее уныние и нежелание что-либо делать. Невыполненное домашнее задание ютилось в дальнем углу полки, а учебники, которые нужно было подготавливать к каждому новому дню, были успешно проигнорированы. Антон запихивал в рюкзак первые попавшиеся, не заботясь о расписании. — В этот раз он ниче не стал объяснять-на, — Бяша, кажется, и сам был на взводе. Он оперся поясницей о край парты, и вскинул голову. — Неужто реально приболел, этот додик… В голосе его прослеживалась глухая тоска. Мало того, что он переживал, так ещё и скучал по Ромке. И все чувствовали то же самое. — Сегодня тоже нельзя будет его навестить? — поинтересовалась Полина, едва сдерживая свое нетерпение. Обычно она выглядела внешне спокойной, но в этот раз даже она не смогла скрыть свое волнение. Она, оторвавшись от мытья доски, отложила тряпку и прошла к парням легким быстрым шагом. — Бяш, мне это совсем не нравится. Он так когда-то с ангиной слег и ничего не объяснил… — её лицо приобрело явственную тревогу. — Рома же ничего не скажет, надо к нему зайти… ! — Полин… — Бяшин мягкий тон немного отрезвил ее. Он, скорее всего, разделял мнение Полины, однако что-то мешало ему согласиться. — Голос у него ровный был. Не знаю, притворяется ли, но если мы припремся к нему сейчас, он нас точно не впустит-на. Не хочет. Ах вот как… Руки сжались в кулаки. Антон не хотел даже задумываться о причине, по которой Ромка не желал встречаться с ними. Но он был абсолютно точно уверен в своих предположениях. И эта мысль тяготила его. В горле запершило, и начался зуд — точно на свободу хотели вырваться искренние чувства, охватившие его в этот момент. Обида вперемешку с отчаянием. — Он так сказал? — Антон не смог скрыть своего недоумения. Он посмотрел на Володю немного взволнованными глазами, в то время как Володя был крайне задумчивым и хмурым. Кажется, он не очень хотел вливаться в разговор, лепту он свою внес ещё вчера. — Ну это никуда не годится! — внутри точно разрасталась буря, и Антон начал терять терпение. — Он что, нас видеть не хочет? — Бяша внезапно замолк, его глаза почему-то метнулись вниз, будто он не хотел сталкиваться взглядом с Антоном, и Антона будто осенило в одночасье. Неужели его мысли оправдались? — А-а… — он невесело усмехнулся, закивав, и протянул. — Он меня видеть не хочет… Бяшин взгляд изменился и он поспешил спросить: — Да с чего ты это взял-на? С чего Антон взял? Может с того, что это он заварил всю эту кашу? — Ну а почему он ещё отказывается даже вас запускать к себе домой? — Антон всплеснул руками, при этом не сумев усмирить свои взрывающиеся эмоции. Досада прохватила волной, а голос срывался на фальцет. — Все ясно как день: потому что с вами буду я! Не успел Бяша и рта раскрыть, как его опередили: — Антон! — Катин голос, звонкий и твердый, заставил его замолкнуть и воззриться на новоиспеченную подругу вопрошающим взглядом. — Это точно не так… — она нахмурилась, сложив руки на парте, и явно собиралась продолжить. Антон усмехнулся, приготовившись ответить ей точно таким же тоном. Высоким, отчаянным и раздосадованным: — Откуда тебе… Но Катя выставила руку, прерывая его реплику: — Я знаю Рому, — она окинула друзей взглядом. Бяшу, который участливо прислушивался к её реплике. Взволнованную Полю и отрешенного Володю. — Все знают, — голос её стал низким, не терпящим возражений. — Он бы не стал избегать всех сразу, если бы дело было в тебе. Ну не такой он, понимаешь? — она замялась, начиная тщательно подбирать слова. — И я не знаю, что у вас там произошло, но даже если вы поссорились, — вот тут Антон вздрогнул от того, как это прозвучало. Нет, от самого факта ссоры. Его лицо было таким затравленным. Словно его бросили, — вряд ли по такой нелепой причине Ромка бы стал тебя избегать. Он не из таких… — А из каких, Кать? — Антон все же прервал её длинный монолог. Глаза блеснули тихой обидой. Но Катя не желала останавливаться. Она хотела донести до Антона свою мысль, и у нее это получалось: — Из тех, кто пытается исправить ситуацию, даже если виноват не он, — в нем вдруг что-то переменилось, а затем и щелкнул выключатель. Будто ему только что объяснили невероятно сложную вещь, однако весьма очевидную. Верно ведь… Ромка бы никогда так не сделал. — Вы же дружите! Думаешь, он бы из-за одной мелкой ссоры прекратил бы с тобой общаться? — в её голосе зазвучало осуждение. — Сам посуди, как это глупо звучит. Антон вдруг ощутил себя довольно глупым из-за того, что он сейчас закатил такую глупую сцену, не совладав со своим шквалом эмоций. Почему-то именно сейчас он словно очнулся и открыл глаза. Катины слова каким-то образом затронули его. Пронзили и проникли. До сих пор Антон места себе не находил, обвиняя во всем одного себя, и был уверен в том, что Ромка просто не хочет его видеть. Однако почему? Неужели он действительно полагал, что Ромка после одной перепалки прекратит с ним контактировать? Именно сейчас он понял, насколько глупыми и беспочвенными были его мысли. Конечно он тревожился. Конечно же чувствовал себя виноватым. Но не до такой же степени, будто это он довел Ромку до тошноты. Будто это он сказал те злополучные слова и посмеивался над ним. Конечно в Антоне все еще разрасталась вина, но сейчас он наконец смог задышать полной грудью. Может, он и виноват, может, он и поступил глупо, но не более того. Все пытались до него донести одно и то же. В том числе и Володя, чьи слова повлияли на него тогда в более позитивном ключе. Антон посмотрел на Катю с легкой благодарной улыбкой и поинтересовался: — Как твоя нога? Ее глаза странно заблестели, а взгляд стал немного растерянным: — Ох, нормально… — Катя даже не стала повышать голос на несколько тонов, как это обычно бывало в минуты, когда ей нужно было придерживаться своего образа. Просто была более… Открытой и настоящей? — Уже не болит, правда. Антон улыбнулся облегченно: — Я рад… — он действительно переживал на этот счет. Похоже, Катю точно ввело в ступор сказанное, ибо она не совсем понимала, отчего ему должно быть отрадно от самого факта, что ее нога больше не болит. Однако Антон действительно был рад, так как переживал он за Катю достаточно. Просто со всей этой суматохой не успел подойти и расспросить у нее об этом. Благо, все хорошо. Надо будет в следующий раз проследить за тем, как она ходит… Антон опекал всех близких слишком уж сильно и не знал меры. Просто «Антон» и «забота» являлись одним и тем же словом. — Ну и что делать будем? — Володя прервал их зрительный контакт, наконец вливаясь в разговор после долгого молчания. Он подпер щеку рукой. — Какой-то замкнутый круг. К нему ж невозможно подступиться. — Дождемся завтра, — добавила Полина неохотно, поправив подол юбки. — Возможно, подпустит. Нужно будет принести гостинцев всяких… Он обожает пирожные… Но Антон не хотел ждать до завтра. Полинин голос становился все более далеким, приглушенным, Антон уже не слушал её. Его нетерпение доросло до таких размеров, что он едва мог отсидеть все уроки за партой. Еще чуть-чуть, и он сорвется. Он прошел к своему месту тяжелыми медленными шагами, глядя на то, какое было у Володи задумчивое и озадаченное выражение лица. Друг анализировал пачку сока будто ученый. Даже прищурился: не хватало только микроскопа для полной картины. Антон едва задушил в себе хохот и чувство странного тепла, разлившегося по телу. Почему-то стало так приятно на душе от увиденного. Эмоции были смешанные. Счастье за друга взыграло в нем, однако он все же оставался недоверчивым, самую малость. Все же не стоит расслабляться окончательно. Хотя Дениса было даже немного жаль… Володя довольно неприступный, будет очень тяжело заслужить расположение к нему. Но если Денис продолжит упорствовать и ломать стены, то кто знает… Может из этого и правда выйдет нечто хорошее. Только вот Антону было крайне тяжело представить подобный расклад событий. Вспомнился тот разговор в классе, в день ярмарки. Эти извинения, пояснения того, в чем он виноват не был и кто на самом деле все это подстроил. Денис рвался к нему, цеплялся, не оставлял в покое, чтобы донести свои мысли и чувства. Пускай и весьма навязчиво, пускай от его внимания сводило зубы, но… Он действительно любил Володю. Антон уселся рядом с другом с глуповатой на лице шкодливой улыбкой, и Володя, заметив его выражение, спросил: — Антон, ты не знаешь, откуда сок взялся? — он почесал затылок в недоумении, лорнируя сок глазами. — Он на парте стоял, когда я пришел… Не твой? Антон включил все свое актерское мастерство и, попытавшись выглядеть достаточно невозмутимым, вытащил учебник, положив на парту, и ответил непринужденно: — Да нет, а что? — Странно… — Володя вздохнул, поставив пачку сока на стол. — Это мой любимый… — он задумался, протягивая, — мало ведь кто знает об этом… Я толком никому не рассказывал… Ничего себе, его любимый! Это же насколько хорошо Денис его знал? Вплоть до предпочтений в напитках. — Правда? — Антон выглядел настолько беззаботным и недоуменным, что и он сам бы поверил в свою ложь. — Ага… — в голосе Володи зазвучало вопиющее подозрение. — Такое чувство, словно его кто-то сюда поставил намеренно, — вот тут уже Антону пришлось подобраться. — Просто такой у нас не продается, максимум в городе можно найти… Ещё и в городе! Антон попытался улыбнуться сдержанно, хотя готов был нервно рассмеяться с секунды на секунду: — Кто знает, — он покрутил ручку в руке. — Выпьешь хоть? Володя, чуть подумав, видно метавшись в своих мыслях, произнёс даже несколько сконфуженно, протыкая трубочкой пеструю пачку: — Выпью, не выбрасывать же. Антон усмехнулся, а затем, скрыв улыбку в ладони, повернул голову в сторону, чтобы остаться незамеченным, и проговорил тихо: — Вот как. Здорово. Володя отпил из сока глоток и произнёс ровно, положив Антону руку на плечо, и тот вздрогнул от чужого касания: — Не переживай, — Антон посмотрел на него недоуменно, на что Володя продолжил серьезно, — все устаканится. Вы помиритесь, просто сделай первый шаг. Сделать первый шаг? Да он бы сделал, если бы Ромка хотя бы удосужился появиться в поле его зрения. Антон едва заметно улыбнулся от осознания, что друг его ни за что и никогда не оставит одного с гнетущими мыслями. Успокаивать Володя действительно умел, вот только на сердце Антона все так же рьяно кружила буря. Как бы он ни пытался предотвратить тревогу, у него это не получалось. Как и не получилось вчера. Но он был благодарен всем за старания, за поддержку, за ободряющие слова. Осталось разобраться во всем самому.***
Антон, которому уже порядком надоели эти игры в кошки-мышки, все-таки решил заявиться к Ромке домой. При этом не предупредив остальных, прекрасно зная исход. Ну конечно же, ребята будут против того, чтобы вламываться к Ромке без приглашения, однако Антон нутром чувствовал, что поступить так будет самым лучшим и правильным решением. Благо, Ромка жил вдали от леса, и Антону не пришлось переживать насчет своей безопасности. Улицы были оживленные, дети резвились, а взрослые занимались своими делами. Перед уходом он попросил Володю позвонить маме и придумать какую-нибудь отмазку, так как домой он вернётся явно попозже, а папа может заехать за ним и не застать Антона у ворот, как это обычно бывало. Володя, конечно же, с подозрением спросил у него, что он собрался делать, но Антон лишь отшутился, уверяя, что ничего страшного. Наверное, Володя скажет маме, что Антон решил позаниматься немного у него дома, а так как мама очень доверяла ему, скорее всего, она бы не стала просить Антона к телефону. По крайней мере, он на это надеялся. Да и дом Володи находился не так далеко от жилища Ромки, поэтому можно будет сразу пойти к нему, как только Антон решит проблемы с Ромой. Главное, успеть к тому моменту, когда папа начнет подъезжать к Володиному дому. Да уж, Антон, конечно, придумал такой себе план, да и последовательность действий, однако времени не было на размышления — он вылетел из школы тут же. — Потом расскажешь мне всё, — приговаривал Володя с подозрением, водружая на голову свою шапку-ушанку, стоя напротив гардеробной, — сколько тебя прикрывать нужно будет? — До тех пор, пока я к тебе не приду, — отвечал Антон, наспех натягивая куртку. Володя, естественно, хотел задать множество вопросов, но прекрасно понимал, что в тот момент Антон бы не ответил ни на один из них, поэтому лишь смирился, махнул рукой и пожелал удачи. Нужно будет позже его отблагодарить. С этими мыслями Антон преодолевал сугробы, стараясь не провалиться под толщу плотного снега. Он ощущал, как сердце с каждым шагом начинает стучать все сильнее, а волнение предательски нарастать. Что, если вдруг Ромка не откроет дверь? Что, если прогонит его, как только увидит? Или вообще даже словом не обмолвится с ним, окидывая укоризненным взглядом и уходя обратно вглубь дома, оставив Антона стоять на крыльце. Чем больше Антон думал, тем хуже ему становилось. Может не стоило все-таки сломя голову бежать к Ромке, не посоветовавшись ни с кем? Отступать было поздно, да и Антон не хотел — ноги сами уже шагали вперед, а Ромкин дом, показавшийся вдалеке, привлек его внимание мгновенно. Та же черепичная бордовая крыша, коричневые кирпичные стены, собранные как конструктор, и деревянные двери с оконными рамами. Ромкин дом был небольшой, старенький, но выглядел очень ухоженным. Даже заборы, судя по всему, были построены совсем недавно. Идеально профилированные светлые доски притягивали взгляд. Новые, чистые и очень прочные. Наверняка Ромка долго и кропотливо собирал их. Антон невольно улыбнулся, встав напротив калитки, любуясь домиком, в котором прошла чуть ли не половина его детства. На чердаке они частенько прятались от тети Жени с дядей Мишей, играя в карты, нарды и включая керосиновую лампу в темноте. И в этой гнетущей атмосфере им приходилось находить помимо вышесказанных развлечений ещё и другие, поэтому не придумав ничего лучше, как рассказывать друг другу страшилки, от которых у обоих по спине пробегала противная дрожь, они так просиживали до самого утра. Антон впал в ностальгию, и в груди почему-то болезненно заскребло. Он был бы очень счастлив, если бы они с Ромкой снова начали проводить время вот так, вдвоем. В те дни даже Бяша толком не заявлялся к ним, оправдываясь тем, что его дома ждут дела, поэтому Ромка с весьма довольным видом предлагал Антону посоревноваться с его мамой и покидать дротики в мишень, которую тетя Женя предусмотрительно приколотила к стенке. Тогда Антон был уверен, что он точно выйдет из этой игры проигравшим, ведь тягаться с Пятифановыми было своего рода дикостью. Так и происходило. После того, как он выходил из игры первым, он садился рядом с дядей Мишей и молча наблюдал за соревнующимися между собой Ромкой и Женей. Их характеры были идентичны. Настолько похожи, что Антон даже пугался в определенные моменты, стоило им в унисон произнести одну и ту же фразу или единовременно повторить один и тот же жест. И хотя Ромка внешне больше походил на отца, почему-то Антон видел в нем одну только Женю. Эти искрившие задором зеленые глаза, этот бурный нрав, строгость во взгляде и ровная уверенная осанка. Ромка был абсолютной копией тети Жени. Когда-то лет в двенадцать Антон даже умудрился влюбиться в неё, такую… Классную? Антон не мог подобрать более подходящего слова. Тетя Женя просто приковывала к себе внимание, и Антон завидовал дяде Мише белой завистью, частенько повторяя одно и то же: — Здорово, наверное, с такой женой, как тетя Женя. Будет ли у меня кто-то такой? Дядя Миша отвечал со смешком, взъерошивая его волосы: — Когда-нибудь и в твоей жизни появится такой человек. И Антон верил. Уже стоя на крыльце, он набирался уверенности перед тем, как постучать в дверь. И в этот раз он не колебался. Он постучал по деревянной поверхности едва слышно, а затем, прекрасно осознавая, что его никто не услышит, повторил это же действие, но уже с заметным усилием. Простояв так пару минут, он вдруг почувствовал на себе чей-то внимательный взгляд. И медленно повернул голову влево, встречаясь глазами с какой-то соседской девочкой, стоявшей на своем крыльце, глядя на него с таким вопиющим подозрением и недоверием, что Антон почувствовал себя неловко. И когда он услышал за дверью тяжелые приближающиеся шаги, его будто всего закололо маленькими иголочками. Волнение подступило так внезапно, что Антон засунул руки в карманы куртки и сжал шуршащую ткань, пытаясь тем самым утихомирить свои эмоции. Послышался щелчок щеколды, а затем скрип открывающейся двери, однако открылась она далеко не полностью. Маленький проем, в котором появилось Ромкино лицо, а затем зазвучало негодующее: — Ну не-е-т, — и было собрался закрыться. Но Антон действовал на опережение, нагло просунув ногу в закрывающийся проем, тем самым препятствуя тому, чтобы Ромка так бессовестно не хлопнул прямо перед его носом дверью. Он даже не знал, что двигало им, однако эти эмоции были такими сильными, что Антон безо всякого стыда творил все, что вздумается, лишь бы наконец вывести Ромку на разговор и решить все проблемы. — Ты не сможешь долго от меня убегать! — всю неловкость как рукой сняло, когда он начал тянуть на себя дверь со всей имеющейся силы, при этом хрипя как дед, потому что Ромка с таким же отчаянием тянул ручку двери на себя с противоположной стороны. — Открой чертову дверь сейчас же! Хотелось схватить Ромку за грудки и хорошенько встряхнуть за то, что он все это время просиживал задницу у себя дома, в то время как он чуть ли не изнывал от переживаний. — Да кто убегает-то бля? — Ромка уж точно не готов был впускать Антона к себе домой. Он двинул ногой по чужой, пытаясь убрать её. — Клешню убери свою нахуй! Я тя че, звал к себе в гости? Чета не помню! — Не уберу, открой эту дверь, скотина! — голос Антона повысился, даже соседская девочка посмотрела на него с ещё большим подозрением и побежала обратно в дом, вот тогда Антону стало немного не по себе. — Задолбал в своей норе отсиживаться! — Ну ты, блять!.. — Ромка договорить не успел, так как ручка двери, судя по всему, с треском отскочила, не выдержав его напора, и тот впоследствии приземлился на пятую точку со слышным грохотом. Вот тогда Антон понял, что он, походу, перестарался немного. Он, взглянув на эту картину, испугался на секунду и по инерции прикрыл дверь обратно, точно щит, наблюдая через щель за ошарашенным лицом Ромки, который с самой настоящей растерянностью оглядывал уже бывшую железную ручку. Его глаза медленно метнулись в сторону Антона. В них верно плескались волнами возмущение и угроза. Антон, не зная, что сказать после всего, лишь прогундел с явственной неловкостью: — Пардон, перестарался… Ромка гаркнул, чуть ли не задыхаясь от негодования: — Я заметил, блять! — он встал, потирая ушибленное место и морщась от боли. — Че теперь с этим делать-то бля? — Задница болит? — поинтересовался Антон якобы непринужденно, как Ромка взорвался: — Сейчас у тебя все заболит, угашенный! — Антон быстренько захлопнул дверь, стоило ему завидеть, как Ромка движется к нему угрожающей поступью. А затем поинтересовался тише: — Так мне всё-таки нельзя заходить? — А я те как теперь препятствовать буду? — Ромка звучал крайне озадаченно и проговаривал реплики с таким жаром, что хотелось от стыда испариться в воздухе. — Ты ж мне дверь выломал, теперь это проходной двор, — он с такой силой распахнул дверь, что Антон, держащийся за ручку, чуть ли не завалился в дом. — Заходи уж! Антон действительно почувствовал себя крайне глупо и нелепо. Щеки горели, а вся подготовленная речь куда-то исчезла, оставляя за собой лишь неизвестность. Теперь что, импровизировать? — Извини, правда не хотел, — он топтался прямо в проходе, даже не решаясь снять ботинки. — Твое «извини» мне дверь не починит, — буркнул Ромка, склонившись в тщетных попытках прикрутить ручку обратно. — Ладно уж, хрен с тобой, — он распрямился, окидывая Антона укоризненным взглядом. Итак, что делать дальше? Прийти-то пришел, но уже успел сломать Ромке дверь. Да уж, хороший визит, ничего не скажешь. Нужно как-то начать диалог… Причем стараясь извиниться без упоминаний о произошедшем. Но получится ли у Антона такое провернуть? Он искреннее ненавидел себя за свою несдержанность, частенько бывая бестактным и осознавая свою ошибку только в последний момент. — Ром, я это, поговорить хотел… — Антон замялся, все ещё топчась на месте, судорожно поправляя на плече лямку рюкзака. — Поэтому пришел, как бы… Ромка, наконец оставив дверь в покое, воззрился на него вопрошающим взглядом: — А откуда адрес узнал? Антон выпалил первое попавшееся: — От Бяши… Ромка закатил глаза. — Бяша, блять, решил всю мою подноготную тебе выдать или че? — Да не, — Антон махнул рукой. Господи, Бяша, прости! — это я его просто достал с расспросами… — Позже его достану я, — Ромка нахмурился. Кажется, он уже действительно начал раздражаться с того, что Бяша якобы рассказывает обо всем Антону. Стыдно было донельзя. — А то заебал уже трепаться, скоро расскажет тебе, что у меня родинка на заднице. Следующее вырвалось быстрее, чем Антон мог успеть проконтролировать свои мысли, думая разбавить атмосферу глупой шуткой, но потом осознал, насколько же это было сейчас не к месту: — А это правда? Ромкино лицо превратилось в сплошное осуждение. Он гаркнул: — Тебя ебет? Почему-то хотелось рассмеяться, но Антон лишь пробормотал тихое: — Нет… — Вот и не лезь мне в жопу, — грубо бросил Ромка и двинулся вглубь дома. Блять, он же сейчас снова все испортит! Нужно подобрать правильные слова и наконец извиниться за всё сказанное, но Антон будто отупел в одно мгновенье, стоило Ромке появиться в поле его зрения. Он будто только сейчас протрезвел, решительно вскрикнув: — Рома, я сюда не за этим пришел! — он начал наспех снимать ботинки и куртку, стараясь откинуть всю свою робость подальше. Она лишь ужасно мешала. Начинало казаться, словно они не друзья, а обычные одноклассники, которые время от времени перебрасывались короткими фразами. Неужели Антон не может говорить с ним смело, на равных, как настоящий друг? — А зачем ты пришел-то? — Ромка, кажется, не особо был заинтересован. Он словно упорно избегал разговора с Антоном. — Случилось чего? Антону хотелось задохнуться от возмущения. Все это время он изнывал от переживаний, винил себя во всем и каждую прожитую минуту думал о Ромке. А он спрашивает, что случилось? — Ты издеваешься? — голос приобрел раздражающие нотки. — А ты считаешь, что не случилось? — он повесил куртку на крючки, приколоченные внутри шкафа. — Ты же в школе не появляешься! — И че? — Ромка выгнул бровь, высунувшись из кухни. — Велика беда, прогулял разок. Там че, русичка эта опять решила мне по мозгам проезжаться, что я контрошу её пропустил? Разум Антона затуманила явственная озлобленность. Такое ощущение, что он глупец. Единственный, кто все это время переживал на этот счет. — Да это вообще тут ни при чем! — он повысил голос. Не хватало сил подвести к нужному разговору осторожно и плавно. Поэтому он решил не ходить вокруг да около. Ноги будто пригвоздило к полу. Он проговорил, глядя Ромке в глаза, уверенно и четко. — Я извиниться пришел. Ромка посмотрел на него немного заторможенно, будто он не ожидал подобных слов. Сложилось такое впечатление, что Ромка даже забыл о том, что вообще случилось с ним недавно. Он вновь скрылся за стенами кухни, и Антон, раздраженно чертыхнувшись, пошел следом за ним. — Ну валяй, — Ромка стряхнул с рук какую-то грязь, продолжая копошиться на кухне и дальше, кладя на столешницу разделочную доску. — А за что? Господи. Антону захотелось нервно рассмеяться. Ну почему Ромка такой? Почему он на постоянной основе уклоняется от неизбежного разговора? Почему делает вид, что все хорошо, при этом так правдоподобно, что хотелось на него хорошенько вспылить. — Не знаю почему, но теперь вместо вины я чувствую сильное желание тебя взять и задушить, — чуть ли не процедил Антон с неестественной улыбкой, шагнув в его сторону, — так и чешутся руки. — Да с хуя ли, бля? — Ромка нахмурился, насторожившись, вытер руки бумажными салфетками и развернулся к нему. Антон, наверное, только сейчас выпустил на свободу свои чувства: — Да потому что мне не плевать на то, что я сказал тогда! Ромка остолбенел. И именно сейчас Антон заметил то, как он мнется?.. Как его взгляд приобретает отторжение, растерянность и нежелание развивать эту тему. Вот оно… Ромка все прекрасно помнит и, похоже, его тоже тревожила их недавняя склока. Он просто не хотел начинать и тем более развивать эту тему. Это было видно по его нахмуренным бровям, по сжатым кулакам и напряженным плечам. По его темнеющим глазам и заторможенным движениям, будто он нервничал самую малость. — Давай не будем об этом… — Ромкин голос стих. Он вздохнул, пытаясь занять чем-то руки, схватившись за рукоять кухонного ножа. Положив на доску мытые огурцы, он начал их резво шинковать. Антон даже не мог уследить за его движениями. — Ну сморозил ты хуйню и что? На этот раз Ромка будто бы принял ситуацию и смирился с неизбежным разговором. Антон глядел в его напряженную спину с крохой тревоги. Он произнёс с нажимом: — Нет, будем, — Ромка, который скрупулезно резал овощи, вдруг замер и напрягся. Антон был уверен, что будь Ромка стрелой, то вонзился бы ему в горло, лишь бы он наконец заткнулся. — Я сюда не посмеяться пришел и время растрачивать на бесполезные разговоры, — он начал тщательно подбирать слова и фильтровать свою речь, чтобы как в прошлый раз, будучи в запале, не совершить очередную ошибку. Здравый смысл превыше эмоций. — Я знаю, что я хуйню сморозил полнейшую, — Ромка напряженно молчал, даже не пытаясь перебивать Антона, и он ухватился за возможность высказать все, что у него накопилось. — Я не хотел, правда, просто я подумал, что раз уж я решил быть честен с тобой… Антон бы продолжил свой монолог, но Ромкин голос, который приобрел недовольство в пару с искренним раздражением, заставил его замолкнуть: — Ты честен? — начал Ромка тихо, отложив нож в сторону. А затем вторил громче, четче, с нажимом. — Ты-то честен? — его глаза расширились в мнимом удивлении. Он развел руки по обе стороны от себя. — Нихуя себе заявление. Антон недоуменно нахмурился. — Что ты хочешь этим… Ромка странно усмехнулся и изрек: — А то, что нихуя ты не честен, обосрыш! — Да что ты… Ромка начал пояснять терпеливо, стараясь не выходить из себя. Однако Антон прекрасно видел, насколько он был озлоблен и огорчен, когда с его уст срывались обрывистые фразы: — Ты тупо высрал недавно, после всей бубуйни, мол, что у тебя истощение, — он усмехнулся со скепсисом, и Антон почувствовал лёгкий укол стыда, — что к врачке ходил, что заебись все, — Ромка вздохнул, — а в итоге эта хуйня продолжается по неизвестной причине, а ты молчишь в тряпочку, — и снова вторил громко, посмотрев на Антона с прищуром. — Ты, типа, честен? Антон растерялся, не находясь с ответом. Он даже не думал о том, что Ромку действительно волнуют такие вещи. Состояние его физического здоровья, обмороки, усталость и холод, которые проявлялись в самой неожиданной ситуации. Вот только сейчас все нормализовалось, и Антон уже несколько дней был достаточно бодрым, не мерз. Даже тошнота прошла будто бы по щелчку пальцев. Все, что из него вышло — это тихое и неловкое: — Я не могу рассказать… И правда, не может. И, возможно, не сможет никогда. Ромка разочарованно улыбнулся. И эта улыбка показалась Антону ножом. Резала так болезненно и резко, что хотелось усмирить эти эмоции, бурлящие внутри. Ему было стыдно за то, что он дал обещание того, чтобы быть честным, а в итоге может рассказать лишь четверть правды. Остальное бы Ромка не воспринял никак. И если бы воспринял, то явно не положительно. — Вот и я не могу, — полушепотом ответил Ромка, потупившись, а затем снова распрямился, вглядываясь в лицо Антона и заканчивая строгим тоном, от которого на душе у Антона стало совсем гадко. — Поэтому больше никогда не смей поднимать эту тему, понял? Антон почувствовал подступивший к горлу ком. Он и без просьб все прекрасно понимал. — Не буду, — ответил он, стараясь заверить. Он действительно не хотел больше выпытывать из Ромки то, о чем он не хочет говорить. Больше такого не повторится. И если это молчание облегчит Ромкины проблемы, то Антон готов был держать рот на замке на постоянной основе. Он начнет тщательно думать, прежде чем что-либо произносить. — Правда не буду. Хотелось, конечно, расспросить и по поводу Леши… После разговора с Володей появилось все больше вопросов. Особенно сильно Антона смущало: — Ну, начал глупости говорить всякие, — Володя поправил свою вьющуюся прядь, и продолжил невозмутимо, — что Ромка, скорее всего, за голубую команду играет, даже проверить хотел. — Но он не унимался, будто был одержим им.. Все это показалось Антону крайне неправильным и подозрительным. Стоило вспомнить весь разговор, касающийся Леши, как его одолевала муть. Чувство омерзения смешивалось со злобой. Он едва задушил свое желание расспросить Ромку по этому поводу, потому как прекрасно знал, что если Антон хотя бы заикнется, если попытается упомянуть Лешу хотя бы вскользь — Ромка точно разразится гневной тирадой и очередной перепалки избежать не удастся. Конечно же, Антон больше не станет допытываться до Ромки, потому что это было в корне неправильным и диким, но волнение свое никак унять не мог. Да и то, что Леша сказал тогда… Антон перед школой, перед сном и утром, сидя за завтраком и ковыряясь в собственной тарелке, прокручивал те слова снова и снова. Однако это оказалось весьма бесполезным занятием, ведь Леша говорил загадками, не раскрывая карты. И Антон даже мысленно обрадовался тому, что у него хватило совести не взбалтывать лишнего при своих друзьях. Будто он знал, какие у этого будут последствия. А это значит, что тема была крайне серьезная и уж точно не для посторонних ушей. Но блин, что же это? Все казалось неправильным. Разговор вышел каким-то… Скомканным? Антон не так хотел поговорить с Ромкой и точно не таким образом заканчивать диалог. Все же они не договорили. Не решили проблему, только поделились своими мыслями, и все. А Антон еще ведь хотел произнести: «почему ты не брал трубку?» и «почему ты в школу не приходил?». Ни он не смог извиниться адекватно, ни Ромка не захотел поднимать эти темы. Будто все это время упорно сбегал. Но Антон ведь нагнал! Нагнал же! Однако разговор выходил скудным… — Ну все тогда… — начал было Ромка спокойно, собравшись вернуться к своему делу, как Антон проговорил хрипло, сжав кулаки: — Нет, не все… Ромкина чаша терпения опасно качнулась: — Че еще ты хочешь мне сказать? — Почему ты в школу не приходил? — абсолютно спокойно спросил Антон, боясь услышать ответ на свой вопрос. — Из-за меня? На Ромкином лице появилось яркое недоумение. — Бля, почему ты такой, блять… — он усмехнулся нервно, потирая глаза. — Шило в жопе, — он вздохнул, упер руки в бока, поднял взгляд и произнёс ровно. — Не из-за тебя… — в этот момент Антона отпустило моментально. — Просто мне нужно было себя в норму привести, вот и всё. Температура была, — Антон ощутил волнение: неужели и правда приболел? Бяша ведь предполагал такой исход. — Думал приболел, а нет, просто с нихера поднялась, — Ромка отложил готовку на потом, судя по тому, что уже перестал нарезать овощи. — Сбил вот сегодня. Ох… Не из-за него. Не Антон виноват… Он едва ли не прошелестел жалобным голосом следующие слова: — Правда не из-за меня? Ромкины глаза блеснули, а затем он вкрадчиво проговорил, прищурившись: — Правда, — он вдруг усмехнулся. — И не будь таким ссыклом, а? — не успел Антон спросить, о чем идет речь, как Ромка продолжил с практически ликующим видом, будто поймал его с поличным в преступлении. — Я знаю, что это ты укрыл меня тогда, — ликование сменилось осуждением, а Антон начал ощущать, как его лицо начинает гореть от явственного стыда. Что ж такое-то! Он был уверен в том, что провернул все максимально тихо и остался незамеченным, — тока в автобусе зассал сказать об этом. Че, подумал, что я тебе по еблету за это дам? Антон чуть не вскрикнул, усиленно размахивая руками и силясь заткнуть Ромку поскорее: — Не зассал я! — он запнулся. Хотелось провалиться сквозь землю. Смущенный, он попытался сделать голос ровнее и тише, в то время как Ромка глядел на него с неподдельной усмешкой. — Это было… Я просто был деликатным и не хотел тебя смущать, вот и всё. — С хера ли меня это смущать должно было? — гаркнул Ромка, нахмурившись и скрестив руки на груди. — Я че, девчонка, чтоб так трястись за меня? Антон тоже уступать не стал: — А что, если не девчонка, то и поволноваться за тебя нельзя? — Ромкино лицо изменилось в одно мгновенье, становясь даже немного растерянным. — Ты сам мне говорил, что я не железный, и сам же ведешь себя так. Ромка, чуть замявшись, спросил практически шепотом: — Ты волновался? И растерялся в этот раз уже Антон. Дрожащей от волнения рукой он поправил свои очки на переносице, и продолжил сбивчиво: — Я… Блять, ну конечно я волновался, — признался он с жаром, — это ведь все из-за меня произошло! — голос дрогнул. — Я зачинщик, я довел! Ромкины глаза расширились: — Блять, пиздец ты много на себя берешь, — он всплеснул руками, а затем покрутил пальцем у виска. — Ты память-то освежи свою. Ты тут ни при чем! Я че, нюня какой? Проблевался и забыл, блять… — Вот только ты после этого два дня в школу не заявлялся, утырок! — Антону уже порядком надоели эти игры в кошки-мышки. Он перевел дыхание. — Я дозвониться не мог, — он потупил взгляд, — ты трубку специально не брал, игнорировал… — Да хрена с два, я нихуя не слышал! — Ромка повысил голос. Судя по всему, терпение его кончалось. — А услышал — взял бы, — он ударил себя в грудь. — Я кто, блять, по-твоему, чтобы звонки твои мимо ушей пропускать? Обиженка, что ли, сопливая? Ты охуел? Мы друзья, мать твою! — почему-то после этой фразы в груди потеплело. — Почему я должен был из-за такой хуйни обрывать все связи? Ты реально как маленький… Антон ощутил такое исполинское облегчение, что словами было передать невозможно. Как же сильно ему не хватало Ромкиных заверений, словно недостающий паззл наконец сложился. Не успел Ромка закончить свою тираду, как Антон прошелестел: — Правда не игнорировал? Ромка вздохнул: — Правда, чистейшая, я бы никогда намеренно не стал бы этого делать. Тем более, мы договорились, что ты будешь мне рассказывать, если тебе вдруг станет хуево, с фига мне не отвечать? — Антон был уверен, что на его лице сейчас красуется дурацкая улыбка, но стереть ее было просто невозможно — настолько ему стало хорошо. — Вдруг у тя случилось бы чего, — Ромка посмотрел на него со скепсисом, наверное, не очень понимая причины его радости, — а я там в подушку уткнулся и не хочу с тобой разговаривать… — он хлопнул в ладони очень эмоционально и изрек. — Пиздец! — Даже во второй раз? — Даже во второй, — Ромка, кажется, уже порядком устал все пережевывать Антону, чтобы до него наконец дошло и он перестал загоняться. — Я помню, что ты обещал звонить каждый день, — Ромка слабо улыбнулся, — я бы не стал из-за мелкой ссоры тебя избегать. Меня воротит уже от того, что ты так мог обо мне подумать, хуепутало ты несчастный! — Антону даже стало немного стыдно. — Просто ты сто процентов звонил тогда, когда меня дома не было. Да и что тебе мешает звонить больше одного раза в день? Антон ответил очень нерасторопно, но искренне, как никогда прежде: — Прости… — Ромка замолк, вглядываясь в лицо Антона с капелькой просветления и принятия. — Я просто правда переживал, — Антон потер нос, упорно отводя глаза. — Я не буду врать об этом. Я как дурак метался по комнате и не знал, что делать. Ромка вдруг хохотнул, и Антон вконец раскраснелся: — Обо мне так даже мамка не переживает, как ты за меня трясешься, — его лицо скрасила очень радушная широкая улыбка, и у Антона что-то екнуло в груди. — Ладно уж, заебал, ща пряники доделаю, и пожрешь, отогреешься. У меня ж дома холодно, как в морозильнике, а так хоть чаем напою… — он подцепил пальцами край одеяла, которое свисало с дивана. — Одеяло на те, — Антон среагировал сразу же, как только Ромка запульнул в него скомканное в шарик одеяло, — жопу не морозь и мозги тоже, и так уже отупел знатно. Антон виновато улыбнулся, глядя на пушистое одеяло в руках: — Правда прости. — Ты успокоишься уже наконец? — раздраженно поинтересовался Ромка. — Да, прости… — Бля-я-ять. — Все-все… — Так какой чай будешь? — Ромка начал шариться в шкафах в поиске чая. — А есть что покрепче? — решил пошутить Антон, однако в ответ получил короткое и лаконичное: — Да, мой кулак. — Чай, думаю, подойдет, — сухо отозвался Антон.***
Последние пятнадцать минут Антон терпеливо сидел на диване, укутанный в Ромкино одеяло, ожидая момента, когда тот окликнет его и позовет пить имбирный чай, который он заваривал довольно долго. По его словам, это был лучший напиток в его жизни. Хотя Антон не отказался бы от привычного и уже знакомого черного чая. Новое обычно вызывало в Антоне один лишь скепсис, но, как ни странно, его одолевало любопытство распробовать лично приготовленный Ромкой чай. Он с нетерпением ждал, когда возьмет в руки горячую от кипятка кружку и отопьет глоток, разливающийся теплом в теле. — Когда в школу вернешься? — Антон шмыгнул носом. Спустя короткий промежуток времени он заметно расслабился и заметил, насколько у Ромки дома всё-таки холодно. Неужели не работает отопление? — Все переживают за тебя… Ромка, выключив конфорку, начал разливать кипяток в заварочный чайник, параллельно отвечая на вопросы Антона: — Завтра, наверное… — Ромка вытащил лимон из холодильника, а затем разложил на столе вместе с баночкой мёда. — Я ж оклемался уже, температуры нет, — он усмехнулся, — так что можно будет и припереть. А че, прям соскучились по мне? — Ты не представляешь, как, — признался Антон с жаром. Все же это была чистая правда. Даже Володя частенько начал расспрашивать о нем, да и девочки тоже… «Особенно я», — осталось в мыслях, так и не сорвавшись с уст. Ромку, судя по всему, этот факт порадовал, так как он продолжил со слышимой в интонации улыбкой: — Бяшка там волосы на голове рвет поди, я его заебал со всей хуйней этой. Ниче не объяснил и исчез. Антон видел только его спину, поэтому не очень понимал, что ему произносить. Ведь он обычно ориентировался по Ромкиным эмоциям. — Это точно… — Антон улыбнулся, вспомнив тоскующего Бяшу. — Он, если честно, совсем приуныл там… Да и Катя с Полиной тоже. — А че они-то не пришли? — спросил Ромка недоуменно. Антон вздохнул, начиная пояснять нерасторопно: — Потому что ты никого не хотел видеть… — он замялся. — Ну, так Бяша сказал… — А ты у нас, значит, самый смелый, — Ромка звучал с капелькой ехидства. — Черный плащ, бля. — Ну должен же был хоть кто-то проверить, как ты тут, — нашелся с ответом Антон, хмыкнув. Он только сейчас осознал, что находится с Ромкой в его же доме, так ещё и без их излюбленной компании. Ощущения были странными и непривычными. Однако нельзя было сказать, что ему некомфортно, отнюдь, он чувствовал себя очень уютно в этой обстановке. Конечно, многое изменилось в Ромкином доме. Все уже казалось абсолютно чужим, но в то же время таким знакомым и родным. Противоречивые чувства. Например… В прихожей Антон подмечал небольшие полочки с фотографиями улыбающегося Ромки возраста двенадцати лет, запечатленный в обнимку со своими родителями. Счастливый, довольный, с блестящими от радости глазами. Антон с грустной улыбкой проходил мимо этой фотографии, вспоминая прожитое с теплотой. Когда-то здесь фигурировали и его снимки в рамочках, сделанные тетей Женей в те моменты, когда они с Ромкой дурачились на камеру. А сейчас, глядя на полупустые голые стены, Антон ощутил себя призраком, которого не существовало никогда. Чувство пустоты и тоска смешались воедино, мешая ему мыслить здраво. Он поспешил откинуть их подальше, сосредотачиваясь на том, что происходит сейчас. Стены кухни были окрашены в бежевые тона, старая люстра со свисающими вереницей вниз стеклянными капельками висела все так же неизменно, переливаясь всеми цветами радуги. Должно быть, Ромка часто протирает её. Высокие деревянные кухонные шкафы закрывали всю стену слева. В самом конце комнаты стоял небольшой пестрый диван, за которым, как и всегда, свисал со стены коврик с витиеватыми узорами, а в самом центре примостился небольшой квадратный столик, покрашенный в темно-коричневый и покрытый чистой белой скатертью. Ромка, наконец закончив с чаем, поставил кружки на стол, и Антон, чуть не вскочив с дивана, аккуратно сложил одеяло и зашагал к нему, немного подрагивая от холода. — Че ты трясешься как селедка? — Ромка выгнул бровь, начиная размешивать сахар в чае. — У тебя и правда очень холодно… — по телу пробежала дрожь. Антон чуть ли не на цыпочках передвигался, сжимая руки в кулаки. — Вот и трясусь. — Так нахуя одеяло отложил? — с укором бросил Ромка, двинувшись обратно в сторону дивана. — Я те для красоты его одалживал или че? — Да просто я отогрелся уже… — немного растерянно отозвался Антон, садясь на скрипучий стул и пододвигаясь к столу поближе. — Не нужно, правда, — Ромка вздохнул, возвращаясь обратно к столу, видно смирившись, — чай попью и снова согреюсь. Ромка, закивав, сел напротив него. — Точно не нужно одеяло? — поинтересовался он ещё раз, как Антон замотал головой. — Ну ладно, только не жалуйся потом. — Да не буду, — почему-то оставшись с Ромкой наедине Антон растерял весь настрой, который помогал ему частенько перебрасываться с тем язвительными комментариями. А сейчас будто сознание полностью опустело и не хотелось даже как-либо отшучиваться. С этими мыслями Антон наконец потянулся к керамической кружке, обхватил ладонями, ощущая тепло, и, почувствовав древесно-травяной аромат с терпкими имбирными нотками и корицей, жадно припал губами, делая первый несмелый глоток. Чай разлился внутри: вкусовые рецепторы распознали сладкие медовые нотки, а на языке осталось лимонное послевкусие. Антон сомкнул веки, наслаждаясь потрясающе вкусным чаем, приготовленным непосредственно Ромкой. Хотелось бы залпом осушить эту кружку, но чай был настолько горячий, что можно было легко ошпарить себе язык, поэтому Антон воздержался. Расслабившись и полностью погрузившись в атмосферу тепла и уюта, Антон позволил себе отключить мозг хотя бы на пару минут, стараясь игнорировать посторонние звуки, скрип половиц и завывающий за окном ветер, пока Ромка не развеял морок тишины и не заговорил достаточно осторожно: — Обосрыш… — Антон моргнул, переводя на Ромку немного осоловелый взгляд, и прислушался повнимательнее к начавшейся реплике. Чай его совсем уж разморил, а очередной тяжелый учебный день, переполненный тревожными мыслями, высосал из него все силы. — Ты это, тоже меня прости, — Ромка выглядел виноватым. Он до сих пор не притронулся к своему чаю, глядя на Антона с толикой надежды. Будто он действительно в чем-то провинился. Антон даже не мог понять, за что он извиняется. — Я сорвался тогда на тебя, — Ромка неловко потер шею, — хотя ты ни в чем виноват не был, я просто на эмоциях действовал… Да что ты… Что ты, блин, говоришь? Антон чуть ли не вскрикнул: — Не извиняйся! — а затем тихо расхохотался, осознавая, насколько все выглядит забавным. — Блин… Мы такие дураки, на самом-то деле. Я думал, что ты злишься на меня, а ты думал, что я. — Да не злился я совсем, — Ромка мягко улыбнулся. — Пожалел только, что наорал на тебя тогда. Я на друзей обычно так не срываюсь, а ты вон под горячую руку попал… — он потупился, внимательно оглядывая собственное отражение в чае. — То, что я сказал, что это все, ну, не твое дело… — Антон затаил дыхание, стоило Ромке вспомнить о сказанных словах, а тот закончил, давая Антону желанное облегчение, — я сгоряча ляпнул. Я так не считаю, — а затем проговорил тише. — Но знаешь, в чем ещё дело? — В чем? — Антон искренне интересовался всем, что касалось Ромки. — Я тут понял, что знаю о тебе очень мало, — выдохнул он немного нервно. — Ну, практически целое нихера, — Ромка наконец отпил из своей кружки. — Может, мы и кореша, но ты очень мало о себе рассказываешь… — он выглядел таким… Непривычно робким? Осторожным и тщательно обдумывающим свои слова, что Антону стало даже немного не по себе. — Мне кажется, что ты мне просто не очень доверяешь… Антон не мог поверить своим ушам. Это что же значит? Ромка переживал о том, что Антон очень скрытный, мало рассказывающий о себе и в принципе не очень разговорчивый? Антон не думал, что настолько старательно скрывал какие-либо факты о себе. Он думал, что в новой компании ведет себя уже более уверенно… Видимо, это не так. Почему-то Ромка в последнее время начал извиняться слишком уж часто. Причиной было то, что Антон ему стал небезразличен? Может, Ромка просто начал им искренне дорожить? Видеть в нем не просто знакомого, а полноценного друга. Да, все еще далекого и малознакомого, но все же друга. Почему-то сердце забилось чаще. Лицо напротив, выглядевшее довольно взволнованным, немного размывалось оттого, что глаза Антона изредка становились влажными от недосыпа. Чувство смущения улетучилось, и в груди явилось исполинское желание заговорить. Антон поставил кружку на ровную поверхность стола и проговорил, ощущая, как сердце стучит в грудной клетке: — Меня зовут Петров Антон Борисович, — начал он довольно запальчиво, в то время как Ромка обратил на него свое внимание, глядя на Антона немного растерянно, — день рождения — первое октября. Любимая еда — жареная курочка с картошкой, а ещё пирожки, так же с картошкой. Я люблю картошку, — он чуть задумался, и хотя эти факты были нелепыми и малозначимыми, все же ему хотелось о них рассказать. — В учебе хорош во всем, кроме математики, — Ромка хмыкнул, закатив глаза, — а ещё я довольно выносливый и быстрый, — решил повыделываться Антон. — Любимая игра — баскетбол, цвет — зеленый, — на лицо упорно налезала улыбка. — До Москвы жил в Архангельске, а после полугода проживания в Москве переехал сюда. Что же ещё рассказать… — он перевел дыхание, в то время как Ромка слушал очень внимательно, не перебивая и впитывая информацию. — В семье нас всего четверо, родители, я и Оля. Хобби — рисование, мой рост составляет ровно сто семьдесят пять сантиметров. Знак зодиака — весы. — Да харэ, — Ромка рассмеялся, и Антон тоже не сдержался от смеха, — я, конечно, хотел чета узнать о тебе, но не всю же подноготную. — Сам тут начал сопли распускать, — Антон снова отпил из кружки, силясь подавить глупую улыбку, — вот я и решил быть честным. Так что тебе вообще интересно узнать? Ромка вдруг сделался задумчивым. — Да так я те сразу и не скажу… — он потер виски. — Ну, бля… Чета мозг кипит, хуй выдам чет путное. Кароче… На кого ты например поступать собираешься? Этот вопрос поставил Антона в тупик. Он ещё даже не успел задуматься об этом, хотя выпускной был уже не за горами… Возможно ему претила сама мысль о выпуске. О том, что скоро ему придется выбирать новое место, где ему нужно будет отучиваться ещё года четыре… Университет ему представлялся очень сложным в плане загруженности. Ещё и новые знакомства… Антону не очень хотелось даже думать о том, что он когда-нибудь разлучится с Володей и остальными. Слишком быстро привязался, слишком привык. — Если честно, пока не знаю ещё… — туманно ответил Антон. — Ну, ты ж художник, мог бы стать великим, как этот… — Ромка призадумался, — Густав Климт. — Ого, ничего себе, ты его знаешь? — приятно удивился Антон. Все же Ромка не выглядел человеком, разбирающимся в искусстве. Однако торопиться с выводами Антон не стал. — Ага, я, на самом деле, немного, ну, наслышан об этих художниках. Мне ещё Айвазовский и Боти… — Ромка напряг мозг, пытаясь вспомнить, — Боттиче… — Сандро Боттичелли? — решил помочь ему Антон, и Ромка бодро закивал: — Да, вот он, — он подпер щеку рукой. — Мы как-то с мамой по музеям ходили от нехер делать, картины как по мне полная параша были, — он рассмеялся. — Опять же фигуры всякие без смысла, ещё и голые мужики с письками… — вот тут уже прыснул Антон от того, с каким вселенским отвращением Ромка это произнёс. — С мамой поржали конечно… А потом увидел картины Айвазовского. Я тогда охуел… — в этот раз он звучал уже восхищенно. — Подумал, как же это… Взять краски, кисть и намалевать такое! Вот тогда я глаз оторвать не смог. Корабли эти, волны, будто настоящие… — Айвазовский же маринист, — назидательно начал Антон. Неужели он наконец сможет хотя бы немного поделиться с кем-нибудь своими знаниями? — он очень хорош в этом. И да, я согласен с тобой, работы у него просто потрясающие. — Да и ты хорошо рисуешь, — ответил Ромка довольно серьезно, и Антону стало так приятно, что он не смог сдержать широкой улыбки, — не уступаешь этим великим художникам. Я ж помню, как ты Ольку рисовал… — он запнулся, видно вспомнив тот случай, и неловко посмотрел на Антона. — За картину тоже меня прости, я ж швырнул её тогда… — Антон уже хотел рассмеяться от того, что Ромка извинялся настолько часто. — Я не знал, что это Олька… Да и даже будь это не она, мне не стоило так хуево поступать. — Да успокойся ты, — Антон усмехнулся, — не зацикливайся на прошлом. Мы тогда оба хороши были. — Ага, — кисло ответил Ромка, — особенно ты, когда накинулся на меня, как бешеная белка, и мы с лестницы нахуй полетели. Да уж, ты реально тогда как долбоеб поступил, я как вспомню… — наткнувшись на осуждающий взгляд напротив, Ромка сконфуженно кашлянул. — Но это в прошлом, я на тя не злюсь. — Придурок, — рассмеялся Антон. — Сам придурок, — парировал Ромка с таким же смешком. Антон, чувствуя, как отогревается все тело, проговорил, отрешенно глядя куда-то перед собой: — Ты не один. Ромка спросил, выгнув бровь: — Че? Антон вздохнул, вновь сфокусировав свое внимание на Ромке: — Не ты один ничего не знаешь, мне ведь тоже интересно, чем ещё ты занимаешься, помимо прогулок в лесу, — последнее Антон проговорил с явным укором, подперев ладонью щеку. — Мы просто как-то мало говорим о себе… Не знаю, будто в этом нет никакой надобности. Ромка замялся, выглядя каким-то неловким и неуверенным, что было не очень-то в его характере. — Я на бокс хожу пару раз в неделю… — он потер затылок, продолжая нерасторопно. — Соньку выгуливаю, маму навещаю и готовлю много… Антон, украдкой взглянув на Ромку, спросил практически с удивлением: — Бокс? — Ага, — Ромка хмыкнул, а следующее вышло из его уст глухо и неуверенно, будто бы нехотя, — правда, немного поднадоело мне чет это всё… Меня как-то звал тренер на соревнования, — он потупился, — но я не согласился, не смог… По крайней мере, я не понимаю, че мне делать в новом месте, — Ромка вздохнул, упав духом. — Еще и эти городские, которые смотрят на меня как на чмо, да и говорят хуйню всякую… — он махнул рукой. — Не по мне это. Что это значит? Антон был преисполнен исполинским интересом. Представился Ромка в боксерских перчатках в центре ринга, сильный и непобедимый. Да и его физическая подготовка сыграла бы ему на руку. Возможно, как раз по этой причине Ромка и имел такое хорошее телосложение. Интересно, как он выглядит со стороны в процессе тренировки? Удивительно спокойно сносит удары или выходит из себя в тот же момент? Уворачивается ли ловко от атак? Защищается ли хорошо? Антон, конечно, мало понимал в этом спорте, но все же Ромкин вид в перчатках его и вдохновлял, и в то же время он толком не мог представить, как бы выглядел Ромка. — А там к тебе относятся со скепсисом? Или что? — решил поинтересоваться Антон, так как отчужденный голос Ромки немного насторожил. — Просто ты как-то… — он сцепил руки в замок. — Неохотно отзываешься. Ромка посмотрел на него так, словно Антон только что прочел его мысли. А затем произнёс едва слышно: — Да… — Ромка махнул рукой. — Мне сказали, что я посредственность, — он невесело улыбнулся, и в Антоне взыграла какая-то печаль вперемешку с чистейшим чувством несправедливости. — Что удары у меня лажовые, что стойка не та… Меня там просто, знаешь, ненавидят… — За что? — тише спросил Антон, ощущая, как по спине бежит холодок. За что вообще можно возненавидеть Ромку? За силу? За умение просчитывать удары противника? За что? Антон прекрасно помнил, как Ромка с удивительной точностью наносил удары именно в те места, где он был уязвимее. После одного Ромкиного удара у него вспыхивало перед глазами красным, и через секунду он практически сгибался пополам, думая, что выплюнет сейчас собственные органы. Ромка знал, куда бить, и Антон убедился в этом сразу же. — Потому что я не в числе лучших, — ответил Ромка, глядя куда-то в стол. Его голос приобрел какие-то обреченные нотки, словно его только что загнали в угол, — а если ты не лучший, в этом спорте делать те нечего. Так сказать, гуляй, Васек, — его едва заметная улыбка, которая говорила о том, что он пытается выглядеть невозмутимым, что все это неважно, подкосила Антона самую малость. Ромку действительно волновало то, что ему там говорят. Антон бы никогда не подумал, что Ромку могут волновать такие вещи. Тем более чужое непрошенное мнение незнакомых людей. О том, что чужие неосторожные фразы могут подкосить такого сильного, волевого и, казалось бы, уверенного Ромку. От осознания того, что Ромка ощущает себя серым, посредственным и малозначащим в том месте, где он должен чувствовать себя как рыба в воде, стало искренне грустно. Антон заметил, как загорелись его глаза в момент, когда тот начал заговаривать о боксе, и как тут же потухли, стоило ему добавить следующее. — Это не правда, — почему-то от Ромкиных слов стало совсем гадко на душе. Неужели он действительно считает себя посредственным, недостаточно хорошим? Ромка посмотрел на него выжидающе, и Антон продолжил расторопно. — Ты не посредственность, а люди, которые так говорят, несут полнейшую чепуху, — когда Ромка открыл было рот, чтобы прервать реплику, Антон выставил перед собой руку, мол, не перебивай. — Неважно, кто это сказал. Тренер или какой-то пацан из секции, с которым ты соперничаешь. Это ведь неправильно. — Почему неправильно? Я, что ли, не знаю, что многие из них правы? — в голосе Ромки проскользнуло до этого сдерживаемое легкое отчаяние и гнев. — Всегда существует кто-то лучше тебя, и это неизменная хрень, обосрыш, — Антон поджал губы, готовясь атаковать словами по новой. Но прежде всего дождавшись, пока Ромка не договорит свое. — Вот у тебя было такое, словно, блять, ты пытаешься прыгнуть выше, но ты просто падаешь и падаешь в ебучую пропасть… — Было… — закивал Антон, приготовившись откровенничать. — Я как-то бросил рисование, — он печально улыбнулся, а Ромка растерянно замолчал. — Просто перестал это делать. Знаешь, почему? Потому что мне сказали, что это напрасная трата времени, — вспомнился отец, неустанно твердящий ему одно и то же. — Что моя мазня меня не прокормит и чтобы я бросил это. То, чем я люблю заниматься. Просто потому что мне, — он закатил глаза, — кто-то там что-то сказал. — Но ты ведь охуенно рисуешь… — отозвался Ромка далеко не сразу, будто начал тщательно переваривать сказанное и впитывать, словно губка. Антон улыбнулся. Похоже, до Ромки все же можно докричаться, если очень постараться. — Я тоже уверен, что ты охуенен в боксе, — ответил Антон уверенно и ровно. Ромка моргнул, и Антон развел руками. — Видишь? Мнение есть мнение, оно не всегда будет совпадать с нашими ожиданиями. Главное не цепляться за плохое, — Антон вздохнул. Он тоже был таким. Загнанным, зависимым от мнения окружающих. Неуверенным в собственном умении, когда учитель ИЗО комментировал его работы без капли жалости. — Почему-то человек устроен так, что он запоминает самое хреновое, что ему скажут, — Антон выпрямил спину. — Вот скажи, твой тренер тебя не хвалит за успехи? Ребята из секции говорят, что ты плох? — Нет, но… — Ромка уже будто не находился с ответом, да и Антон не позволял ему говорить о себе плохое. Не позволял. — Нет… — он закивал, скрестив руки на груди, и снова вторил. — Видишь? Так с чего ты взял, что мнение других превыше слов твоих товарищей и тем более твоего тренера? — следующее вышло из его уст очень ровно, без запинок — Антон старался выражаться так, чтобы Ромка понял. — Мы все птицы, которые беззаботно парят в небе до тех пор, пока кто-то не выстрелит в нас из ружья. Ромка выглядел таким просветленным и завороженным сказанными словами, что Антон не смог подавить улыбку. Ромка коротко хохотнул: — Философ хренов, — а затем спросил, — то есть слово — это ружье? — Именно, — Антон вскинул палец. — Самое гадкое и болезненное, после которого ты просто начинаешь… — он пощелкал пальцами, силясь подобрать слова. — Падать вниз. Нужно как-то… — он запнулся. — Фильтровать то, что тебе говорят. Не позволять себе загоняться, — он вспомнил папины пререкания. Его пылающие ненавистью и неприязнью глаза. То, как он рвал его рисунки без зазрения совести и не скупился на оскорбления. В груди Антона зияла дыра. — Когда я снова начал рисовать, — он облизнул иссохшие губы, — я понял, насколько сильно мне было это необходимо. Я так жалел о том, что прислушался тогда к людям, которые осуждают меня. Особенно к человеку, которого любил больше всего на свете. К человеку, чье мнение для него являлось авторитетным. К своему отцу. — То, что ты говоришь… — Ромка потер нос, пытаясь собраться с мыслями, — звучит правильно, — он закивал. — Просто этого стало слишком много, — он качнул головой, — настолько дохуя, что я начал верить, — он посмотрел на Антона осознанными глазами. — Я, бля, будто глаза открыл щас… Я не знаю, почему я сравнивал себя с другими… — он продолжил неприязненно. — С городскими хлыщами, которые, на самом-то деле, едва ли могли увернуться от моего удара, но нос задирали до ебаного космоса. — Они просто видели перед собой сильного конкурента, — назидательно ответил Антон. — Зависть — она такая. Я надеюсь, что ты больше не будешь слушать всю эту брехню, — он подпер ладонью щеку. — Слушай себя. Своего тренера. Думаю, он знает побольше тех хлыщей, да? — он улыбнулся ободряюще. — Я вообще думаю, что ты очень даже хорош в этом спорте. Я ведь помню, как ты с одного удара меня отправлял в нокаут. После этой фразы в Ромке точно проснулась его излюбленная самоуверенность, так как он тут же вздернул подбородок, расправил плечи и ответил бодро: — Ну конечно, блять, я хорош! — Я с этим согласен, — Антон улыбнулся, будучи честным. Стало так приятно от мысли, что ему удалось достучаться до Ромкиного сознания. Его переживания и загоны были как никогда близки Антону. Знакомы. Он проходил через это сотню раз, пока отец окончательно не высосал из него всё его стремление и желание рисовать. — Мне кажется, ты бы отмутузил там всех. На Ромку комплименты и слова поддержки влияли более чем положительно: — Еще бы! — он будто тотчас зарядился уверенностью. — Я там Саньку и с правой, и с левой, потому что задрал уже выебываться. — Санька? — спросил Антон, поинтересовавшись. — Да… — как-то расплывчато ответил Ромка, поморщившись будто от боли. Похоже, названный Саня пробуждал в Ромке исключительно негативные чувства. — Ну, короче, пацан, с которым тренируемся вместе, один его вид меня вымораживает. Антон прыснул. — Ром, мне кажется, тебя все вымораживают. — Неправда это, не пизди, — закатил глаза Ромка, откинувшись на своем стуле. — Хочешь сказать, что я вру? — Ромка кивнул на этот вопрос, и Антон, скрестив руки на груди, начал высоким голосом. — Хорошо, назови мне не бесючих по твоему мнению людей. Кроме Полины, — Ромка открыл рот, как Антон тотчас добавил. — И Кати, — и ещё раз, не давая Ромке и шанса вставить. — И Оли. — Да блять, они не люди, что ли?! — гаркнул Ромка. — К девочкам ты относишься всегда хорошо, — назидательно ответил Антон, — а вот к парням всегда хреново. Ромка хмыкнул: — К парням: ты имеешь в виду — к тебе? Антон немного растерялся, начиная уже скомканно: — Ну… Сейчас уже нет, но… — Говно, — посчитав свой ответ крайне уморительным, Ромка прыснул со смеху, отчего и Антон не смог сдержаться, начиная трястись от смеха в пару с ним. Чуть отдышавшись, Антон поинтересовался: — Теперь ты осознаешь свою значимость? Ромка посмотрел на него немного растерянно. — Ну, типо того… — Ромка неловко почесал затылок. — Возможно, попробую сходить на соревнования в следующий раз. И ты, это… — он добавил робко. — Рисуй. Не бросай это дело. Я много картин на самом-то деле повидал, но меня мало что впечатлило, — каждое Ромкино слово влияло на Антона в положительном ключе и заполняло пустоту внутри. — Но картина с Олькой мне очень понравилась. Чем больше Ромка его нахваливал, тем более неловким Антон себя ощущал. — Я рад, что ты принял правильное решение, — назидательно ответил Антон, хмыкнув, — а рисование я больше не брошу. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на всякие гадости, — он поднял на Ромку блестящие под светом солнца глаза. — И если ты любишь что-то — не теряй. Ромка улыбнулся, и эта улыбка заставила Антона глуповато заулыбаться в ответ. Он поспешил перескочить на другую тему, так как с каждой секундой атмосфера становилась все более неловкой. — Кстати, а Соня где? — и ведь действительно, Антон приготовился к знакомству с Ромкиным питомцем, но до сих пор не удосужился вспомнить о его существовании. — Да спит он в комнате… — Ромка снова отпил из своей кружки. — Ждёт, когда гулять пойдем. Точно ведь. Ромка же постоянно его выгуливает. Каждый день. Почему-то от этой мысли в Антоне проснулся восторг. — А вы… — он запнулся, спрашивая очень осторожно. — Можно будет с вами? — Ну, раз пришел, то че бы нет… — Ромка убрал уже пустые кружки со стола и положил в раковину. — Только пряники закончу… — он обернулся к Антону и поинтересовался с неприкрытым волнением. — Э, ты не замерз тут? У меня так-то холодно очень, а ты в одной рубашечке сидишь, — Антон и правда весь затрясся от холода, но старался не подавать вида. Видимо, не вышло. — Одолжить свитер или… — Нет-нет! — слишком уж эмоционально ответил Антон, замахав руками. — Я просто обратно в одеяло завернусь сейчас… Но Ромку, похоже, не очень устроил этот ответ. — Ну, ты, если че, говори, могу олимпийку дать. Она самая теплая у меня. — Да чего ты как мамка? — съехидничал Антон, как получил в отместку красноречивое: — И это ты мне говоришь? — Да, я говорю, — не растерялся Антон. — Дя, я гаварю, — перекривил его Ромка. — Ладно, ты пока чай допивай, я пряниками наконец займусь. Тесто подготовить надо, муку достать… — Я помогу! — Антон буквально вскочил со стула, начиная надвигаться на него, в то время как у самого Ромки на лице появился чуть ли не ужас. — Ради Бога, блять, нет! — Да я правда мешаться не буду! — Антон подошел к шкафам, начиная кропотливо шариться по полкам. — Так, где у нас тут мука… — он завидел пакетик с мукой на верхней полочке. — О! — и потянулся к желтому бумажному пакету. — Только он порванный немного, — предупредил Ромка, — осторожнее, не уро… Ромка договорить не успел, так как бумажный пакет с треском порвался, и мука тотчас безбожно посыпалась на пол, в то время как Антон с шокированным лицом стоял, наблюдая за этим будто обездвиженный. — Ой… — все, что вышло из его уст, как Ромка, улыбаясь неестественно широко, подцепил пальцами лежащее на столешнице полотенце, скрутил его и ринулся в сторону Антона, выкрикивая: — «Ой» себе в жопу засунь, придурок!***
Спустя час длительной готовки, Ромка с торжествующим видом поставил огромную тарелку с пряниками на стол, точно гордясь своим трудом. — Ух, наверну-ка попозже, когда с прогулки вернемся, — он потер ладони в предвкушении, а затем повернулся к Антону, который сидел чуть ли не обиженный на весь мир после того, как его хорошенько отметелили скрученным полотенцем. — Че ты в углу засел-то бля? Сюда иди. — Ага, спасибо, конечно, но я откажусь, — съязвил Антон, скрестив руки на груди и закинув ногу на ногу. — Не хочу, чтобы мне прилетело ещё раз. — Так ты за дело получил, дурик. Всю кухню мне обосрал. — Я потом сам её и прибрал! — Ну конечно прибрал, бля! — Ромка звучал возмущенно. — Это ж ты мне хуйню тут устроил, а то как ежики в тумане ходили. Так-то Ромка был прав, и Антону стоило бы держаться от кухни подальше, однако он хотел внести и свою лепту в готовку. Ну и конечно же, его вклад понес за собой не очень хорошие последствия. Да и спорить не хотелось, тем более, когда Ромка был абсолютно прав во всем. — Ладно уж, — смирился Антон моментально, лишь бы и дальше не спорить с ним, но тут же переключаясь на другую тему, — а гулять когда сходим? Он ещё ни разу не проводил с Ромкой время вот так, вдвоем, и все казалось таким непривычно странным, что он частенько забывал о том, что они одни. Все друзья ушли на второй план, и Антону наконец удалось в полной мере насладиться обществом Ромки. Поэтому хотелось узнать о нем все, в пределах разумного. — Ща пойдем, — довольно промолвил Ромка, — я ещё это, хочу снег убрать с площадки, поможешь? Антон, недоуменно нахмурившись, спросил: — С какой ещё площадки… Но тут же был прерван Ромкой: — Да с баскетбольной, которая тут недалеко, — уж тут Антон ещё больше озадачился. Он совершенно не помнил никаких площадок рядом. Тем более баскетбольных. — Снег растаял почти, но там все равно хрен поиграешь, — Ромка звучал практически с торжеством, да и сам он был наэлектризован и нетерпелив. Баскетбольная площадка… Это очень здорово, но… Антон, влекомый каким-то интересом, спросил несмело: — Ты… Играешь часто? — ему хотелось услышать искреннее «да». — Ну ещё бы! — Ромка звучал обрадованным и воодушевленным. — Пока тепло было, мы с Бяхой там отжигали, как могли, — он вздохнул как-то даже тоскливо. — Так и научились… Антону почему-то стало очень хорошо от того факта, что Ромка действительно, как и раньше, занимался баскетболом. Только вот, насколько часто? Горел ли он этим так же сильно, как и раньше? Кажется, да. Его сверкающие задорным огоньком глаза, его нетерпеливые движения, нервное подергивание коленом… Все это говорило о его неописуемом желании поскорее выйти на свежий воздух в обнимку с мячом. Антон поправил очки за дужки, продолжая спокойно: — А прибраться ты хочешь… — Бля, ну не тупи, а! — гаркнул Ромка. — Я сыграть хочу, сыграть! Ты ж умеешь? Антон не сумел произнести без хвастовства, расправив плечи: — Ну, как бы ты видел, — он самодовольно улыбнулся, потирая нос, и Ромка фыркнул, закатив глаза: — Петух хвост распушил свой. — Уж кто бы говорил! — отфутболил Антон, вспомнив их последнюю игру. — Сам помнишь, как выделывался? Антон прекрасно помнит тот день. Каким Ромка был озлобленным и преисполненным желанием осадить его и выставить дураком в спортзале, на виду у всех. Как играл вполсилы, уверенный в том, что Антон не будет помехой, и как хищно скалился, потешаясь над ним. — Я-то?! — Ромка чуть ли не подскочил от возмущения. — Да я скромняш от самого Иисуса Христа, — Антон расхохотался, — а вот ты ещё и не по правилам играл, очкошник! — Чего?! — Антон тоже загорелся возмущением. — А кто мне разрешил делать все, что вздумается, лишь бы мяч отнял у тебя?! — Да я откуда знал, что ты такой борзый и бессовестный! — А сколько пафоса-то было, — съехидничал Антон, подбоченившись, состроив весьма серьезное выражение лица и перекривив Ромкину интонацию. — Если сможешь хотя бы вырвать этот мяч из моих рук любым, удобным для тебя, способом, да хоть жульничай… Ромка чуть не вскрикнул от стыда моментально: — Бля-я-я, завали нахуй, в моей голове это тогда звучало куда лучше! Антон, весьма довольный его реакцией, произнёс чуть ли не припеваючи: — Сам сознался в том, что выглядел нелепо? — Нет, — качнул головой Ромка. — А вот ты — да. — С хера ли да? — нахмурился Антон, — Ты тогда свою рожу не видел, — качнул головой Ромка, продолжая с издевкой. — Так лыбился, будто тебе все было маслом намазано. Наверное, Майклом Джорданом себя возомнил, в себя поверил! Антон ощутил явственный укол стыда. Неужели он и правда выглядел таким самоуверенным? — Я хотя бы бедного Бяшу не впряг во всю эту херотень! — вскрикнул он. — Бяша все равно тупо на лавочке сидел и овец считал! — Так и дальше бы считал! Ромка перевел дыхание, а затем перескочил на другую тему поскорее, лишь бы и дальше не спорить с Антоном: — Все, сил на тебя нет, собирай манатки и выходим, — он двинулся в сторону прихожей. — Я, кстати, тоже буду снег убирать? — недоумевал Антон, как зазвучало чуть приглушенное со стороны прихожей: — А ты баклуши бить собрался, пока я там батрачить буду? Антон хохотнул: — Ну… — Ромкина голова выплыла из-за стены, и он гаркнул: — Баранки гну, бля, встал и пошел, — послышался отдаляющийся топот. — Я ща Соньку разбужу. — А он не кусается? — вдогонку выкрикнул Антон, и следом зазвучало насмешливое: — Тебя, обосрыша, может и укусит! Антон не успел произнести громкое и настороженное «что?!», как вдруг услышал топот лап о паркет и высунувшийся из-под кухонного стола черный мокрый нос, впоследствии уткнувшийся ему в колено. Антон чуть не вскрикнул от этого касания, но быстро подобрался, спохватившись. Судя по высунувшейся мородочке, это был, конечно же, Соня. Но единственным, что выглядывало из-под стола, был лишь мокрый нос. Почему-то внутри все сжалось от откуда-то внезапно взявшегося страха. Антон не знал, что на него нашло, но все тело вздрагивало каждый раз, стоило Соне ткнуться носом в его ногу, вынюхивая очень тщательно. — Ром… — Антон сглотнул, попытавшись отстраниться, медленно уводя ногу в сторону. Животный страх поработил рассудок, он едва выговорил. — Тут это… Соня. Ромка, вернувшись обратно на кухню, спросил недоуменно: — Он че, до сих пор под столом дрых? — Походу… — Антон едва выдохнул, ощущая, как стучит сердце от иррационального страха перед огромным псом. А Антон их действительно побаивался с самого детства, но тут было что-то другое… Страх от чего-то усилился. — Ром… Можешь, пожалуйста… Ромка взглянул на него немного даже озадаченно, однако завидя на лице Антона чуть ли не мольбу, даже не стал выкидывать какую-то язвительную шутку — лишь вздохнул, подозвав к себе овчарку: — Иди сюда, Сонь. Соня не сразу обратил внимание на Ромку, будто был слишком заинтересован незваным гостем, вторгнувшимся в их пространство. Он тщательно вынюхивал ноги Антона, в то время как Антон оцепенело смотрел вперед, старательно игнорируя прикосновения к себе и пытаясь сосредоточиться на чем-то другом. И тогда он с досадой понял, в чем была загвоздка. Вспомнился побег на заброшенной улице, запах сырого битого асфальта, обломки разрушенных зданий, встречающихся на пути, громкий лай, порывистое дыхание и набатом стучащее в ребрах сердце. Антон с содроганием вспоминал тот день, отпечатавшийся на его памяти. Липкая паутина, сотканная из его страхов опутывала его, будто пойманную муху. Током проносился по телу призрачный морозный холод. Неустанные крики в яме, от которых першило и болезненно царапало горло. Он возвращался в ту яму снова и снова. Видел перед собой морду изуродованного пса с красными глазами и черноту ночи. Ромка, кажется, наконец понял, отчего Антон чувствовал себя так некомфортно. Его лицо вдруг прояснилось, стало тревожным и осознанным. Он вторил требовательнее: — Соня, иди сюда. Соня, наконец вынырнув из-под стола, приоткрыл пасть, демонстрируя длинный шершавый язык и острые, мощные зубы, и Антону на мгновение показалось, что он улыбается. Он окинул Антона немного опасливыми, заинтересованными глазами и двинулся к Ромке весьма нерасторопно, не воспроизводя ни звука. Лишь после этого Антон сумел в полной мере рассмотреть собаку. Это была очень красивая, огромная немецкая овчарка спортивного, крепкого телосложения, чепрачного окраса, с мощной грудной клеткой, высокими стоячими острыми ушами, мускулистыми конечностями и большими черными глазами. Антон завороженно наблюдал за тем, как Соня, изредка оглядываясь в его сторону с явственной настороженностью навострил уши и шествовал к Ромке медленными, осторожными шагами. — Ну чего ты так притих? Обычно ж горланишь без умолку, — Ромка рассмеялся, опустился на корточки и погладил Соню по загривку, неосознанно повышая интонацию, делая её мягче, вкрадчивее, и Антон не смог не улыбнуться в этот момент. Сам Ромка на фоне овчарки выглядел очень гармонично, будто эта собака с самого начала предназначалась именно для него. Они так хорошо смотрелись вместе, что Антон не смог оторвать глаз. — Да, согласен, — хмыкнул Ромка, обвив шею Сони рукой, будто по-братски, — морда у этого обосрыша страшная, я б тоже стих… — Эй! — Антон возмутился моментально, хотя морок неловкости все ещё опутывал его. — Не производи ложное впечатление обо мне! Антон был весьма обрадован тем, что Ромка не стал задавать никаких вопросов по поводу его реакции на собаку. Все же он не очень хотел это обсуждать. Он очень любил животных, в том числе и собак, но какой-то страх и настороженность вцепились в него намертво, и он просто не мог совладать со своими чувствами. Однако взглянув на Соню в дневном свете, Антон выдохнул моментально со вселенским облегчением. Соня выглядел очень опрятным, с густой чистой блестящей шерстью и весьма спокойным. Он вилял пушистым хвостом из стороны в сторону, проявляя тем самым дружелюбие к своему хозяину, по которому, видно, соскучился, будто не видел его целую вечность. Утыкался мокрым носом в Ромкину грудь, пытался лизнуть шершавым языком его щеку, в то время как Ромка в свою очередь уворачивался, смеясь. — А че ложное-то? — он выгнул бровь, надавливая рукой на собачью морду, пытаясь отстранить от своего лица. — От вида твоей рожи реально в депрессию впасть можно. — Да прекрати, — Антон сделал робкий шаг к нему, будучи все ещё осторожным и не теряющим бдительности, — нормальное у меня лицо. Ромкино ехидное выражение сменилось пониманием и легким волнением. Он посмотрел на Антона непроницаемыми глазами, с прищуром, а затем произнёс тихо: — Хочешь попробовать погладить? — Антон было открыл рот, чтобы ответить, как Ромка быстро добавил, заверяя. — Он не укусит, правда, — Ромка очень тепло улыбнулся, и у Антона это тепло отозвалось и в сердце, — да и я рядом, бояться нечего, — он обратился к Соне, — да, Сонька? Соня ответил коротким лаем, будто понимая человеческий язык. Он выглядел очень дружелюбным и позитивно настроенным, но Антон все еще робел при взгляде на него. Благо, бояться было нечего. Это здоровая хорошая овчарка, воспитанная Ромкой, вряд ли что-то случится. — Правда можно? — тихо спросил Антон. — Подходи давай, — Ромка хмыкнул, приглаживая шерстку Сони, в то время как Соня выжидающе наблюдал. Антон, длинно выдохнув, зашагал в их сторону весьма нерасторопно, словно ноги вязли в зыбучих песках, мешая передвигаться. Скованные движения, возможно, сообщали Соне о том, что Антон его все же боится, поэтому он попытался выглядеть более уверенным и бесстрашным, хоть и получалось это с трудом. Однако не успел он подойти, как Соня вдруг сорвался с места очень стремительно и налетел на Антона, сбивая с ног, заставляя позорно вскрикнуть. Мир перевернулся, потолок и пол поменялись местами, и заныла поясница от столь резкого и болезненного падения. Послышался Ромкин недовольный и взволнованный возглас. Кажется, он выкрикнул: «Соня!». Антон был настолько напуган, что готов был вскрикнуть ещё раз от явственного ужаса, пытаясь сдвинуться с места, в то время как Соня без тени злобы и агрессии вылизывал его щеки, нависая сверху. Антон сжался, пытаясь превратиться в комок, прикрыл лицо руками. Дыхание стало порывистым, а сердце забилось птицей в клетке. Возможно, Антон сейчас выглядел со стороны ужасно нелепым, так ещё и трусом, но он просто панически боялся. Наверное, он ещё никогда так не дрожал из-за чего-либо, как сейчас, будто осиновый листик на ветру. Вдруг нападет? Вдруг укусит? Антон с содроганием представлял, как пасть напротив распахивается, оголяя острые зубы, и агрессивно впивается в его шею. В горле образовался ком, хотелось вскрикнуть, но ещё больше — расплакаться. Он ощущал себя крошечным ребенком — тем самым, каким был в двенадцать лет, когда за ним скопом гнались уличные собаки. Тогда его сердце стучало так сильно от неустанного бега, что ему казалось, будто оно прямо сейчас разорвется. Но… Когда через секунд так тридцать Соня все так же продолжал вылизывать его дрожащие ладони, прикрывающие лицо, он начал немного расслабляться, а затем, чуть осмелев, с опаской взглянул на черно-оранжевую морду напротив, стараясь не издавать ни звука. Соня словно терпеливо ждал этого момента, поэтому тотчас завилял хвостом, ткнувшись мокрым носом куда-то в висок, заставляя Антона вздрогнуть в очередном приступе испуга, а затем чуть ли не улегся на нем всем телом, практически чинно сложив лапы на его груди. Соня был довольно тяжелым — Антон едва мог дышать —, но страх, пронизывающий до этого, начал потихоньку отступать. Он нервно хохотнул, когда Соня протяжно зевнул. Придавленный к полу Антон мог лишь покорно лежать и смотреть на морду Сони, который с интересом вынюхивал его, пытаясь узнать поближе. — Он так знакомится, — подал голос Ромка, прервав наконец тишину, — не бойся, — Антон прикрыл веки, только сейчас осознавая, каким он только что предстал перед Ромкой трусом. Господи… Наверняка Ромка теперь и издеваться начнет! Вряд ли он оставит такую сцену без внимания. — Я не боюсь… — голос дрогнул, отчего прозвучало весьма неубедительно, — просто… Антон не видел его лица, так как и подняться даже не мог. — Бля, это нормально, что ты его боишься, — проговорил Ромка спокойным тоном, без тени усмешки. Антон услышал приближение шагов. — Он огромный, а если на задние лапы встанет — ростом с меня будет, — Ромка вздохнул, возвышаясь над Антоном, как гора, вглядываясь в его лицо, в то время как Антон видел его выражение перевернутым. Ромкины брови были сведены к переносице, а во взгляде мелькнул лёгкий укор. — Бояться нормально. Антон, все еще ощущающий дрожь во всем теле, едва взглянул Ромке в глаза, стараясь все так же не делать лишних телодвижений. — Это смешно, да? — спросил он немного обиженно, выжидающе глядя на Ромку. Тот прищурился и проговорил низким тоном, абсолютно серьёзно: — Мне не смешно, — и после этой реплики Антон ощутил какую-то странную пульсацию в горле. Ромка обратился к Соне. — Соня, слезай давай, ты его ща раздавишь, — Соня недовольно заскулил, уложил мордочку на плечо Антона и взглянул на Ромку исподлобья умоляюще. Тот вторил с нажимом. — Слезай, — и Соня, хоть и нехотя, но послушно слез. Антон ощутил легкость в тот же момент. Он выдохнул облегченно. — Вставай давай, — Ромка протянул ему руку, и Антон, ухватившись за неё, встал на ноги, попутно стряхивая грязь с одежды, — не пострадал хоть? — Да нет, просто немного перепугался, — с неохотой признался Антон, поправляя торчащие во все стороны волосы. — Ну и хорошо, — Ромка вздохнул, упер руки в бока и посмотрел на Соню с явным укором. — Соня, я те сколько раз говорил не кидаться на гостей? Хочешь без ужина куковать в конуре на улице? Соня гордо вздернул подбородок, отвел от него взгляд, будто не желая выслушивать упреки Ромки, и заскулил негодующе. Антону хотелось рассмеяться от этой картины. — Ты ещё повыделывайся мне тут, — пригрозил Ромка, — а то гулять сегодня не будем. Соня после этой фразы тут же запротестовал, воспроизводя негодующий лай. — Ну вот если хочешь гулять, будь послушным! — не унимался Ромка, пытаясь выглядеть достаточно угрожающим. Антону даже стало немного жаль Соню, ведь он не хотел ничего плохого: лишь поиграть и познакомиться. Да и Антон отделался всего лишь легким испугом, поэтому ругать его было не за что. — Сонь, надоел он тебе, да? — высоким голосом пролепетал Антон. Соня склонил голову, глядя на него вопрошающе. — Ругается вечно, постоянно недовольный, — Соня заскулил, будто бы соглашаясь с его словами, даже кивать начал, и Ромка, взглянув на обоих максимально возмущенными глазами, прикрикнул: — Вы охренели? Антон, стараясь унять смех, продолжал упорно: — Не кормит тебя небось? Соня покружился на месте и снова издал короткий лай, а Ромка гаркнул: — Да он ест больше меня! — всплеснул он руками. — Тебе не стыдно? Соне совершенно не было стыдно, он подбежал к Антону и подпрыгнул, утыкаясь мягкими лапами ему в грудь. Короткие когти чуть ощутимо надавливали на кожу. В этот раз Антон сохранил равновесие. Он, уже подготовленный ко всему, нервно хохотнул и протянул руку, наконец проходясь ладонью по густой мягкой шерсти, в то время как Соня довольно вилял хвостом с распахнутой пастью, порывисто дыша и глядя на него своими блестящими глазами-бусинками. Антон даже не смог скрыть улыбки, будучи уже не таким уж и напуганным. Соня действительно был безобидным и очень ласковым. — Ладно, бля, — закатил глаза Ромка, махнув рукой, — раз уж вы подружились, пойду за поводком схожу, — он посмотрел на Антона в последний раз. — Не ссы, он не обидит, — и скрылся за стенами комнаты. Антон ещё раз взглянул на Соню, который наконец отстранился, вставая на лапы, все ещё дружелюбно настроенный. Антон хохотнул, присаживаясь на корточки перед ним, и снова попробовал погладить его, но уже по загривку, за ухом и по спине. Соня, который, видно, был переполнен приятными и теплыми чувствами, потянулся к Антону и лизнул его щеку, отчего тот смешливо вскрикнул, улыбаясь: — Хороший какой, — он хохотнул, продолжая гладить собаку уже посмелее, — красавчик. В больших черных глазах хаотично дрожали блики, и Антон увидел в них собственное отражение. Действительно хорошая собака и очень энергичная. Конечно, Соня все ещё настораживал своим размером и мощными зубами, но он был таким… Безобидным все-таки. Соня вдруг совсем стих, дыхание стало ровным, а взгляд — ясным. Антон даже растерялся на секунду, не очень понимая, в чем дело, и почему он так быстро переменился в настроении, как вдруг Соня начал вынюхивать его очень и очень тщательно, словно нашел что-то важное. Антон, будто парализованный, сидел перед ним, позволяя Соне обследовать его лицо и шею. А затем Соня отстранился, склонил голову набок и начал лорнировать Антона глазами очень внимательно, словно он узнал нечто сакральное. Соня вдруг тревожно заскулил, поджал уши и стал каким-то взвинченным. Антон растерялся, не понимая причины подобной реакции, как Ромка ворвался в комнату с поводком в руках и парой игрушек. — Ну че, идем? — Да… — выдавил из себя Антон едва слышно, глядя на Соню, который в один момент снова оживился. — Ром, а это нормально, что Соня вынюхивает меня слишком тщательно? — Может, ты воняешь? — Ромка прыснул от собственного предположения. — Очень смешно. — съязвил Антон. — Он выглядел как-то… Тревожно будто? Я не знаю, не очень разбираюсь в собачьих эмоциях, но он словно… — он запнулся. — Понял что-то… Ромкин морок веселья спал, и он ответил уже спокойно: — Ну не знаю… Собаки очень любопытные, а Соня — вдвойне, — он вздохнул, прошествовав к Соне, чтобы нацепить на него поводок, хотя тот был изворотливым, видно не горя желанием расхаживать с ошейником на шее, поэтому уворачивался от поводка, как мог. — Хватит болтыхаться, бля! — спустя секунд так двадцать тщетных попыток надеть на Соню поводок, у Ромки все же это получилось. — Не обращай внимания, — он вздохнул, двинувшись к Антону уже на пару с Соней, хлопнул по плечу и улыбнулся, — пошли, бля, хочу воздухом подышать наконец. Антон ещё раз окинул Соню недоумевающим взглядом и прошествовал за ними в сторону прихожей, начиная одеваться. Они вывалились на улицу вполне воодушевленные и настроенные к прогулке в компании с Соней, которому не очень нравилось разгуливать с поводком на шее. Ромка вытащил из шкафа маленький мячик и пластиковый красный диск. Антон сначала не понял, для чего вообще этот диск, пока Ромка не пояснил, сказав, что это для того, чтобы Соня ловил его в воздухе. Антон был взбудоражен в преддверии игры с Соней. Спустя минут десять они вышли на большое заснеженное поле, залитое солнцем. Оно было таким огромным, что Антону захотелось и самому сорваться с места и пробежать круг в пару с взбудораженным Соней. А Ромка, непривычно довольный и улыбчивый, полностью расслабленный и раскрывшийся перед Антоном, немедля запульнул мячик куда-то вдаль, отчего Соня тотчас оживился, навострил уши и опрометью понесся за ним на поиски. — А он принесет? — спросил Антон с некоторым скепсисом. Ромка посмотрел на него почти что оскорбленно: — Обижаешь. Конечно, бля, принесет. Он у меня дрессированный, — гордо промолвил он. Антон утвердительно промычал, закивав, глядя на возвышающиеся деревья, за стволами которых скрылся Соня. Вот только прошло уже минут так пять, а Соня все не возвращался. — Что-то его долго нет, — Антон потер нос, ощущая, как в спину дует холодный ветер. — Да ща придет, погоди, — Ромка чуть ли не прожигал глазами те деревья, терпеливо ожидая, когда Соня выглянет из-за них, но быстро сдался. — Ладно, пошли, проверим, может засел где-то. — Он у меня дрессированный, — запаясничал Антон на манер Ромки, кривляясь, на что тот, хмыкнув, пихнул его в бок, а затем и побежал вперед в момент, когда Антон со смешком собрался отвесить ему оплеуху. Когда они обошли огромное дерево, за которым, видно, притаился Соня, Антон издал смешок, наблюдая за тем, как Соня, наплевав на мячик, лежал в сугробе и купался в снегу с высунутым языком, вовсю наслаждаясь моментом. Ромка обреченно вздохнул: — Соня, бля, вот че ты делаешь? — возмутился Ромка, на что Соня его успешно проигнорировал, продолжая ворочаться в сугробе. — Бессовестная ты псина. — Он дрессированный, — снова закривлялся Антон, сдерживая смех. — Конечно принесет. — Ой завали, — Ромка снова боднул его в бок. — Может он тебя не очень любит, поэтому не хочет приносить мяч? — предположил Антон с ехидной улыбкой, на что Ромка ответил с кислым выражением: — Еще че! Он любит меня больше своей жизни! Да он… — Ромка запнулся, продолжая запальчиво. — Он за меня жизнь отдаст! Антон, сквозящий скепсисом, перевел внимание на Соню и задал вопрос, делая голос выше на пару тонов: — Это правда, Сонь? — Соня издал короткий скулеж и отвернулся, демонстрируя пушистый хвост. Антон сделал вывод, пожав плечами. — Он говорит, что нет. Ромка нахмурился. — А ты че, по-собачьи начал понимать, огузок? — Мы с ним родственные души, вот я и понимаю его. Да, Сонь? — Соня отреагировал на свою кличку моментально, стоило Антону обратиться к нему. Он произнёс практически с торжеством. — Видишь? — Ага, вижу, — закатил глаза Ромка, а затем на его лице проявилась странная ухмылочка, — возьми-ка его за поводок, раз такой умный, бля, — чуть ли не пролепетал он. — Выгуливать будешь, вы же родственные души, — и оголил ряд белых зубов. В Антоне проснулся позыв пихнуть его, чтобы стереть эту шкодливую улыбочку с его лица, но лишь произнёс настороженно, глядя на Соню, который не очень-то и хотел, чтобы его прерывали: — А ты уверен, что это хоро… — Давай-давай, — обрубил Ромка едва начавшуюся реплику, продолжая улыбаться как-то подозрительно. Антон недоуменно выгнул бровь. Ему уже не было страшно в компании с Соней, но почему-то не очень хотелось браться за поводок. Да и он не был уверен в том, что справится. У них никогда не было собаки, поэтому неуверенность овладела им полностью, однако отступать не хотелось, как и всегда. Перед Ромкой не хочется выглядеть трусливо. Поэтому, чуть подумав, Антон согласился достаточно ровно, стараясь не показывать своей нерешительности. — Ну и ладно, — пожал плечами он, чуть взбодрившись и направившись к Соне. — То же мне, делов-то, — Антон ухватился за другой конец поводка и, чтоб уж наверняка не выронить его в процессе прогулки, обмотал вокруг ладони несколько раз и зафиксировал большим пальцем. — Ну что, Сонь, пошли? — поинтересовался он у того очень ласково, на что Соня, завидя в руке Антона поводок, тут же вскочил, вставая на лапы, становясь слишком уж наэлектризованным, высунул язык и умчался вперед. Антон даже не успел толком среагировать, как тотчас упал плашмя на заснеженную землю. Все лицо обожгло морозным холодом, его просто начало уносить вперед, и он, осознав происходящее, вскрикнул чуть ли не в ужасе: — Рома-а! Рома, кажется, и сам не ожидал такого поворота событий, так как Антон услышал позади почти что панический вскрик: — Срань Господня! Антон попытался всеми усилиями выпустить поводок из руки, но с досадой вспомнил, что прикрутил его чуть ли не намертво, поэтому нельзя было высвободить ладонь из туго затянутого узла. Все, что он мог делать — это пытаться чуть приподняться, чтобы попробовать отвязать поводок, но Соня бегал просто как бешеный, не давая и шанса дотянуться до собственной руки. Конечно, опасности никакой не предвиделось, но все же не очень-то хотелось бороздить по снегу таким вот образом. Горло запершило от морозного воздуха, искристый снег порхал перед глазами, облепляя обзор. Руки заледенели моментально, а ноги, в попытке зацепиться за что-нибудь, да хотя бы за корягу какую, лишь бесполезно болтались сзади. В общем, Антон нуждался в помощи как никогда, и либо его сейчас догонит Ромка и отцепит от Сони, либо сам Соня вовремя успокоится. Вот только эта беготня продолжалась достаточное количество времени, чтобы Антон успел замерзнуть окончательно. Вся одежда покрылась снежным полотном, а в капюшоне куртки набралась горсть снега. Антон, все еще пытающийся замедлить овчарку, с огромным усилием наконец ухватился и второй рукой за конец поводка, чуть приподнявшись, чтобы оценить происходящее. Он внутренне обрадовался своей маленькой победе, потому что около трех минут он не мог даже совершить лишнее движение. Он слышал, как Ромка, бегущий за ними, ругается просто неустанно, пытаясь догнать, но не мог разобрать сказанного, так как комочки снега попадали ещё и в уши. Снежинки больно били по щекам, а спереди открывался лишь Сонин виляющий пушистый хвост. Антон готов был рассмеяться от происходящего. Наверняка он выглядит со стороны крайне глупо, но ему самому было так смешно, что он все же нервно рассмеялся, в то время как Соня не сбавлял оборотов и оббежал уже половину поля, оставляя след в виде огромной толстой полосы, которая проявилась благодаря Антону. — Да стой ты, неугомонный! — судя по всему, Ромка тоже бежал за ними изо всех сил, его голос был сбивчивым и хриплым. Кажется, уже успел выдохнуться. — Соня! Антон расхохотался. Господи, вот это опыт! Ненужный, конечно, но такой нелепый и смешной. Будет, что вспомнить в будущем. По крайней мере, он был искренне рад тому, что сумел побороть страх перед большой овчаркой, но, разумеется, не думал, что все закончится тем, что выгуливать сегодня будут его. — Чтоб я ещё раз поводок в руки взял, придурок! — сплюнув комки снега, прокричал Антон, все еще смеясь, в то время как Соня успешно маневрировал между деревьями, не теряясь на поворотах и не сталкиваясь со стволами, благодаря чему Антон оставался невредимым. — Соня-я-я, — проорал он во весь голос, когда тот ускорился в очередной раз. Его крики, скорее всего, слышал весь поселок, но ему было абсолютно на это плевать. Больно не было, но в груди точно поднялся восторг, и адреналин нахлынул весьма неожиданно. Антон едва ли сдержал очередной громкий смех, рвущийся со всеми усилиями. Ладонь, обвитая петлей, конечно, болезненно ныла, так как Соня тянул его за собой с бешеной скоростью, но Антон облегчил боль, когда смог ухватится и другой рукой за поводок, поэтому все было уже чуть терпимо. Единственное, что раздражало — это бесконечная смена положения. Ему не удавалось и минуты удержаться в одной лежачей позе. То его уносило будучи на спине, то через пару секунд его переворачивало, и он уже проезжался по снежному насту лицом. Он даже удивился тому, как ещё очки оставались на переносице. Чудом, наверное. На стеклах накапливался слой снега, закрывающий обзор. — Да блять, Соня! — заслышал Антон позади очередной громкий вскрик, а затем прочувствовал, как его хватают за обе ноги и пытаются потянуть на себя, но Ромка терпит неудачу, и его уносит вперед, отчего он не удерживается на ногах и падает лицом в сугроб. Антон заржал как конь, не сумев сдержаться от этой картины. Он, как умалишенный, при этом привязанный к Соне, смеялся на всю улицу. Диафрагма вибрировала от неустанного смеха, а все тело напряглось до предела. Наверное, зрелище было странное, но Антон действительно не мог успокоить свои приступы смеха. — Кукуха поехала у тя, обосрыш! Потеряли мы тебя! — гаркнул Ромка вдогонку снова, сплюнув снег, поднимаясь на ноги и в очередной раз набирая темп, чтобы их словить. — Заебали, блять! Они так пробегали ещё минут пять, пока Соня окончательно не выдохся и не затормозил.***
— Я руки не чувствую, — пожаловался Антон — весь в снегу с пульсирующей от боли ладонью. Поводок оставил после себя красные следы, которые зудели, побаливали и чесались. Ему хотелось завыть. — Не думал, что мне так повезет сегодня, — он улыбнулся очень неестественно, пытаясь выглядеть невозмутимым, вот только Ромка прекрасно замечал его притворство. — Ты б ещё этот поводок к своей ноге привязал, хуепутало ты несчастный, — Ромка звучал недовольно. Антон даже немного расстроился, глядя на свою чуть ли не опухшую ладонь с явственной печалью. Ромка закатил глаза. — Дай взгляну, бля, — Антон даже не успел протянуть руку, как Ромка быстро, но крайне осторожно взял его руку в свою, начиная рассматривать с неприкрытым беспокойством. Он хмурился, но выглядел весьма озабоченным, глядя на выступившие красные полосы на бледной коже. — Хорошо хоть без руки не остался, — он облегченно выдохнул, — попробуй сжать и разжать ладонь… Антон, чувствуя некую неловкость, попытался сжать ладонь, но пальцы замерзли настолько, что он их просто не чувствовал, поэтому попытка оказалась провальной. — Не получается, — он вздохнул с капелькой досады, однако не переживал на этот счет, — замерзла просто, — Антон посмотрел Ромке в глаза, чтобы понять его настроение, но тут же замер, когда завидел на его лице искреннее сожаление. Кажется, Ромка чувствовал себя виноватым в случившемся, и Антон поспешил заверить его в том, что все хорошо. — Ну что ты скис-то сразу? Поболит и пройдёт. — Ага, — Ромка потер нос, выпуская его ладонь из своей хватки очень осторожно, и продолжил, — это я хуйню эту предложил, по итогу ты чуть не пострадал, вдруг бы врезался во что-нить? — его спокойный виноватый тон сменился явственным осуждением, обращаясь уже к Соне, который будто понимал всю суть произошедшего, судя по тому, как он послушно сидел на месте. Пару раз, конечно, подходил к Антону, вылизывая ему руки в качестве извинения, но Ромка пресекал все его попытки приблизиться. — Завтра будешь дома сидеть, зараза, — не терпящим возражений тоном проговорил Ромка, на что Соня лишь вопрошающе склонил голову набок, — будешь знать. — Да ладно тебе, зато повеселились, — Антон улыбнулся, потирая ладонь, — мне правда понравилось, я ещё никогда такого адреналина не испытывал, — он хмыкнул, — даже когда с горы скатывались. Ромку, кажется, чуть успокоили его слова. — Давай в дом вернемся, — он выдохнул. — Не думаю, что ты с такой рукой сможешь мне помочь с сугробами. — Да я могу! — поспешил ответить Антон запальчиво. Не хватало ещё из-за такой мелочи отказаться от своей же предложенной помощи. Ну уж нет. — Вот не надо теперь так драматизировать, будто мне эту руку ампутировать надо, — Ромка готов был, судя по его предостерегающему лицу, сказать что-то наперекор ему, но Антон успел добавить. — Чуть потянул и всё, просто ноет немного. Работать же я могу. — Ага, — хмуро отозвался Ромка, — можешь, но только стоит ли с больной рукой что-либо делать? — он потер переносицу. — Главное, чтоб потом не поплохело. Отдохнуть не хочешь хотя бы? Антон не смог скрыть улыбки от мысли, что Ромка так неприкрыто переживает, что было очень нехарактерно для него. Конечно Антон прекрасно знал, что Ромка не из тех, кого можно назвать ледышкой, но все же было приятно. Ромка обычно выражал свои эмоции так естественно и легко в кругу людей, кого он считал… Своими. И Антон только сейчас об этом вспомнил. Только сейчас он понял, насколько же Ромка, оказывается, не изменился в этом плане. Он был очень заботливым, наблюдательным и просто прекрасным другом, но только если он сам непосредственно считал тебя своим другом. То есть Ромка беспрепятственно впустил его в свой защитный купол. Он уже не пытался выглядеть при Антоне неким железным человеком, которого не пробьет ничто на свете, и выражал свои чувства, которые охватывали его в тот же момент. Ромка уже давно считал Антона своим другом. Особенно сильно это стало заметно сегодня, когда он искренне начал сообщать о том, что ему хочется узнать Антона получше, и его терзали мысли, что тот просто не доверяет ему. В груди потеплело. Стало так хорошо от осознания, что Антону хотелось вскочить с места и обнять Ромку чуть ли не до хруста костей. Они друзья и вполне себе хорошие. Осталось только сблизиться путем разговоров и частых совместных времяпрепровождений. Сегодня ему так повезло остаться с ним наедине! Он чувствовал себя так, словно он сорвал куш. Антон сморгнул. — Да нам все равно за лопатами возвращаться, — он встал со старой скрипучей лавочки и блаженно потянулся. — Пока будем идти, отдохну. Ромка выгнул бровь и спросил со скепсисом: — И это отдых? — Ну, руку же напрягать не буду, — иронично улыбнулся Антон, на что Ромка закатил глаза, проговаривая с укором: — Бестолочь ты, обосрыш, — махнул рукой тот, качнув головой так, словно Антон — непутевый паренек, которого ничего уже не исправит. Антон чуть ли не прошипел раздраженно: — Скажи, ты когда-нибудь перестанешь меня так называть? На Ромкином лице выступила широкая улыбка, и Антон даже немного растерялся: — Нет, — он хмыкнул, — я уже не могу воспринимать тебя по-другому, — он неловко почесал затылок, пытаясь подобрать слова для пояснения. — Типа, бля, так по-свойски, что ли, звучит. Ну, как кликуха, как с Бяшей, например… Антон, честно говоря, был весьма удивлен и тронут. Вот, что на самом деле несло в себе это название. И хотя над этим скорее можно было посмеяться и поиздеваться, Ромка придавал этому совсем другое значение. Будто нарекая Антона своим. По-свойски. Он улыбнулся.***
Когда Антон на пару с Ромой вернулся в дом и запустил Соню в теплую комнату, где находилась его любимая лежанка, они, не теряя времени, взяли пихло в руки и двинулись на выход, направляясь к площадке, которая, кстати говоря, находилась всего в пяти минутах ходьбы от Ромкиного дома. Антон даже удивился тому, насколько оживленными были улицы поселка. Он привык жить в глуши, в лесу, где редко когда можно было застать людей, а с появлением маньяка — еще реже. Соседские дети резвились вовсю, играли в снежки, лепили снеговиков в прекрасный солнечный день, ведь скоро снег растает окончательно — нужно успеть насладиться последними днями, когда холодный воздух все еще обжигает, а снег приятно хрустит под подошвой ботинок. Когда взору открылась заснеженная площадка с чуть скосившимися старыми кольцами, оставшиеся без веревочной сетки, Антон тотчас воспылал. Он, наверное, выглядел весьма нетерпеливым и воодушевленным, так как он неосознанно ускорил шаг, чтобы поскорее тщательно все рассмотреть. Площадка была ограждена небольшой железной, уже заржавевшей сеткой, тоже чуть накренившейся в сторону, где-то с образовавшимися благодаря некоторым индивидуумам дырами. Однако сама площадка, покрытая снегом, буквально мерцала под теплыми лучами солнца. Разделив между собой обязанности, Антон ушел на другую сторону площадки, когда как Ромка тоже начал с противоположной стороны убирать сугробы. Антон, конечно, оценив всю обстановку, пришел к выводу, что работы довольно много, но его это ничуть не смущало, да и не тяготило. Рука уже не болела, только немного пульсировала изредка, и Антон этому несказанно был рад. Не хотелось бы снова вляпаться в подобные неприятности, потому что мама такими темпами скоро поседеет. Благо рука в порядке. Синяки на лице, кстати, тоже почти зажили. На бледной коже едва были заметны небольшие фиолетовые пятна, практически полупрозрачные. Ромка и Антон долго бегали по площадке, толкая пихло вперед, тем самым убирая сугробы и давая себе возможность передвигаться свободно. Ромка, конечно, делал это куда быстрее, нежели он, но второй старался не уступать, прилагая все больше и больше усилий. Какие-то соседские мальчишки, проходящие мимо и, видно по школьной форме, возвращающиеся с учебы, неоднократно окликали Ромку по имени и весело махали руками, бодро приветствуя и улыбаясь очень радушно. Ромка, отрываясь от уборки снега, потирал чуть запотевший лоб рукой и с улыбкой махал им в ответ, в то время как некоторые ребята подходили с расспросами: — Ромка, — какой-то мальчик в синей шапке и черной курточке встал напротив решеток и спросил с надеждой, — а завтра ты сможешь со мной попрактиковаться? Тот вздохнул, глядя на него практически устало: — Ну Лёнь, ты ведь уже хорошо справляешься и без моей помощи. — Нет! — с жаром ответил названный Лёня. — Мне вчера Паша сказал, что ты ему «данк» показал, а мне не показал! Ромка хохотнул, в то время как Антон наблюдал за их разговором с явной растерянностью, будто он вдруг стал третьим лишним. Даже суть разговора уловил слишком поздно для того, чтобы вливаться в их диалог. Хотя, может, это было бы сейчас лишним, ведь Лёня явно был преисполнен желанием разговаривать именно с Ромкой. — Паша старше тебя, — назидательно ответил Ромка, вновь толкнув пихло вперед, — а ты пока ещё маловат ростом для того, чтобы повторить этот трюк. Лёня тут же надулся, а потом ответил с капелькой обиды: — Ну и ладно! — он поправил свой рюкзачок. — Но можно будет просто поиграть с тобой? — он протянул с радостью. — Ты ведь расчищаешь площадку! Ромка хмыкнул: — Да Господи, можно! — Лёня заулыбался очень широко. — Уговорил, неугомонный ты шкет. Завтра только. Антон каждый раз диву давался, когда осознавал, насколько легко и непринужденно Ромка общается с детьми. Как ему удается находить с ними общий язык? Этому мальчику на вид было лет двенадцать, не больше, а Ромка с ним общался практически непринужденно, но все же тщательно следя за собственной речью, чтобы не проскользнула ненормативная лексика. Антон был преисполнен уважением, ведь Ромка всегда был сдержанным в компании детей. — Ура! — Лёня хлопнул в ладони, светлая челка упала на глаза, и он тут же сдул её. — Я тогда Милу позову, она хотела… — Подружка твоя? — тут уже Ромка усмехнулся, приготовившись вставлять свои шуточки. — А-а, — протянул он так, словно узнал нечто невероятное, — значит покрасоваться перед ней решил… — он качнул головой и изрек. — Эх, пацаны. — Неправда! — смутился Лёня моментально. — Мила просто хотела посмотреть, как мы играем! — Да-да, — махнул рукой Ромка, кивая головой с неверием, — хорошо, только не опозорься перед ней со своими кривыми бросками. Лёня хотел было ответить что-то ещё, но вдруг осекся, переводя внимание уже на Антона, который топтался на месте и молчал как дурак. Лёня будто только что заметил его присутствие и протянул: — А это твой… Друг? — спросил он настороженно даже, оглядывая Антона с головы до ног, будто анализируя. Ромка повернул голову к тому и, встретившись с лицом, полным мольбы, чуть не рассмеялся, добавляя: — Ага, непутевый такой. Лёня энергично закивал, и это поставило Антона в полнейший ступор: — Еще и в очках. Чего?! — Вот и я негодую, Лёнь, — подхватывал Ромка с энтузиазмом. А Лёня все упорно продолжал: — Да и не выглядит сильным, — тот выглядел таким озадаченным, что Антон не понимал, в чем вообще проблема и какого черта его обсуждают при нем же. Причем без какого-либо стыда, — зовут-то как? Ромка было открыл рот, как Антон, почувствовав, что его уже и так достаточно обесчестили, проговорил, подняв руку для того, чтобы пресечь его речь: — Я могу сам за себя ответить! — Ромка, столкнувшись с его недовольными глазами, едва сдержал глупую улыбку, а он поспешил представиться. — Антон. Лёня, хмыкнув, снова перевел внимание на Ромку и продолжил обсуждать Антона без стеснений: — Даже имя как у ботана. И волосы белые, на лампочку похож. Антон готов был завыть от негодования. Почему они с такой легкостью обсуждают человека, который присутствует прямо сейчас в их компании. — Вот те на сравнение, — Ромка окинул его насмешливым взглядом, — зато не обосрыш. Антон готов был рассмеяться и пихнуть его в бок, пока Лёня не произнёс, спохватившись: — Ладно, Ромка, я пойду, — он поправил свою шапку, — мне уроки делать надо, а то учительница ругаться будет опять, мне уже от мамы прилетало. — Ага, бывай, — попрощался Ромка, а затем крикнул вдогонку шкодливо, ухватившись за пихло покрепче. — Миле привет передавай. — Да отстань! — рассмеялся Лёня, шагая вперед по тропинке, параллельно здороваясь с каким-то дедушкой, который встретился на пути. — Я смотрю, ты много с кем тут ладишь, — наконец подал голос Антон, не скрывая улыбки. — Так соседские же, — выгнул бровь Ромка, снова начиная расчищать себе путь. — Мы все в этой площадке играли. Видимо, бля, рады, что теплеет. У Антона возникло какое-то странное чувство. Упущение чего-то очень важного, словно в попытке набрать горсть песка в ладони, который в последствии безвозвратно выскальзывал сквозь пальцы. И сколько бы Антон ни пытался снова и снова, все заканчивалось безуспешно. Чувство тоски, одиночества и зависти. Зависти к детям, которые смогли застать тот момент, когда Ромка каждый день приходил на эту площадку и играл в баскетбол. Антон никогда этого не видел и никогда этой площадки не было в этом месте на его памяти. А теперь есть… Антон бы очень хотел так же, как и ребята, знакомые с Ромкой, проводить время с ним. Выходить весной и летом на улицу, ощущая прилив сил, и нарезать круги на площадке с мячом. Он посмотрел на Ромку чуть опечаленно, чувствуя себя немного опустошенным, но в то же время с переполненным вопросами сознанием. — Было бы здорово, — сорвалось с уст раньше, чем он смог обдумать, — если бы и я поиграл на этой площадке вместе с тобой. Ромкино лицо немного изменилось, становясь чуточку удивленным: — А ты хочешь? Антон переспросил, словно Ромка не понял то, что он имел в виду: — С тобой? Ромка прищурился: — Со мной, — и в Антоне проснулось легкое ликование. — Если хочешь, ща в дом зайду и мяч притащу. У меня ж завалился один. — Мы правда сыграем? — Антон звучал даже как-то неверяще, глядя на него с надеждой. Ромка, судя по всему, был абсолютно выбит из колеи его реакцией: — Обосрыш, ну что с тобой такое? — он положил пихло на землю, начиная растирать ладони, облаченные в варежки. — Я ж с самого начала предлагал расчистить площадку для того, чтобы мы поиграли, — ох, Антон почему-то совершенно забыл о том, что все было так… Возможно, день, наполненный событиями, совсем выбил у него из головы эту информацию. — Что за вопросы? Антон не знал, что стоит ответить. Он помялся немного, а затем произнёс с деланой уверенностью: — Иди за мячом, я тебя сделаю сейчас. Ромка усмехнулся: — Вот как мы заговорили! Ну держись, обосрыш, — в Ромке тотчас проснулся самый настоящий азарт и задор. Казалось, ему не терпелось поскорее начать. — Я тебя на этом поле уложу! — Давай вот без этого теперь, — хохотнул Антон, проговаривая со скепсисом, — тут снега нет, в грязь ложиться как-то не стремлюсь. Ромка чуть ли не вскрикнул возмущенно: — Нормальные мужики не боятся поцеловаться с землей! — он выпятил грудь. — Вот ты и целуй эту землю! — парировал Антон и затем отвернулся, а следом ощутил удар снежного шарика в спину. Он даже повернуться не успел, чтобы оценить ситуацию, как Ромка повторил то же самое действие, при этом улыбаясь, как идиот. Антон чуть не вскрикнул, когда очередной снежок саданул прямо по носу, и начал уворачиваться от Ромкиных «патронов», которые будто бы размножались с каждой секундой и попадали ему то в шею, то в плечо. Они еще минут так пятнадцать бегали друг за другом, неустанно смеясь и пытаясь целиться снежными шариками в лицо. Антон попадал точно в солнечное сплетение, в макушку и в шею. Снег просто жалил, заставляя морщиться от неприятных ощущений. Обжигал холодом, отчего Антон ежился, пытаясь вытащить из ворота куртки таявший снег. Лишь спустя минут пять Ромка, выдохшись, проговорил: — Ну всё, я пошел, — он перевел дыхание, глядя на Антона с раскрасневшимися от мороза щеками, и это было так нехарактерно для него, что Антон не сумел скрыть глуповатой улыбки, — а то задрал ты меня уже. — Это ты меня задрал! — рассмеялся Антон, пуляя вслед уходящему Ромке ещё один комок снега. Ждать его пришлось недолго: уже спустя минут десять он вернулся на площадку с ярко-оранжевым мячом в руках на пару с отличным настроением. И он выглядел так гармонично с зажатым в руках пестрым шаром, что в Антоне точно что-то всколыхнулось. Он даже не успел спросить у него, с чего стоит начать, как Ромка решил покрасоваться, встав напротив трехочковой линии и, не проронив ни слова, пустил мяч в воздух, который впоследствии подлетел к кольцу подобно птице, аккуратно тронул металл, мешкотно кружась по каркасу, и поддался законам гравитации. Антон фыркнул, не сумев скрыть восхищения: — Хвастун, — однако в груди вдруг засвербела крохотная зависть. Наверняка Антон не смог бы закинуть мяч с такого расстояния, и это, честно говоря, немного бесило и разочаровывало. Ромка и раньше показывал Антону свои четкие, отточенные броски, но тот совершенно не понимал, каким образом можно вообще попасть в корзину так идеально. Да и в принципе попасть! Антон едва данк осилил и то с натяжкой, но хоть осилил, а вот с дальнего расстояния забить три очка — увольте. — Ой, бля, — Ромка, несмотря на интонацию, был весьма доволен собой, и это подкрепило желание Антона тоже попробовать закинуть мяч, — да ладно те, ты тоже сможешь. Антон смахнул отросшую челку с глаз, проговаривая с деланой самоуверенностью, но ощущая, как ноги будто покалывает, не давая сдвинуться с места и взять в руки мяч. Он почему-то нервничал слишком уж сильно: — Конечно, смогу! Антон не успел оглянуться в поисках мяча, как Ромка запульнул его в него очень неожиданно, улыбаясь чуть ли не с вызовом. Благо Антон со своей прекрасной реакцией сумел вовремя словить, не выставляя себя неуклюжим дурачком. — Ну давай, — веселился Ромка. В его глазах точно играли смешинки, — дай мне фору. Дать фору? Ну, тут Антон однозначно потерпит неудачу. Его умений, конечно, хватало для того, чтобы полноценно поиграть в баскетбол, но только вот будь он на площадке со всей командой, глядя на соперников напротив, точно бы растерялся. Эмоциональная давка мешала его мыслительному процессу. Да и сосредоточиться он не мог в те моменты, когда на него кто-то очень пристально смотрел. А Ромка сейчас так и делал. — Ой, да замолчи, — хмыкнул Антон, вставая напротив трехочковой линии, которая едва выделялась под тонким снежным покровом, и попытался прицелиться. — На линию только не наступи, Майкл Джордан, — вовсю потешался Ромка, протягивая слова чуть ли не певчим голосом, — в случае попадания тебе не зачтется три очка, а лишь два… — назидательно пояснял он, однако Антон прекрасно знал правила и в просвещениях не нуждался. Спасибо непосредственно Ромке за это. Почему-то на лицо упорно лезла лукавая улыбка. Ностальгия была такой сильной, что поглотила Антона сразу же, стоило им ступить на площадку. Все было очень знакомо, оттого и грустно самую малость. Однако Антон постарался откинуть нахлынувшую печаль и сосредоточился на настоящем. Прошлое в прошлом, но Ромка все равно здесь. Стоит напротив и улыбается с явным задором. В зеленых глазах играют смешинки, а на лице проявляется предвкушение. То самое, которое Антону доводилось узреть не в первый раз. Ромка словно был соткан из любви к баскетболу, и Антон готов был признать, что подобные чувства к этому виду спорта его захлестнули благодаря ему. Из-за него он и научился попадать в кольцо и получать искреннее удовольствие от процесса самой игры. — Знаю я, — натянуто улыбнулся Антон, вновь стараясь сосредоточиться. Чувства были слишком сильными, неугасаемыми, как вечный двигатель. — Ну и че? — Ромка демонстративно зевнул очень протяжно, прикрывая рот, чтобы вызвать в нем легкое раздражение. — Долго будешь так стоять? — Да погоди ты, я целюсь, — нахмурился Антон. Вот пристал! Не дает полностью погрузиться в атмосферу. — Ты ещё проверь пальцем, с какой стороны дует ветер… — ехидничал Ромка. — Если нужно будет — проверю, — протянул Антон, улыбаясь неестественно широко, и вновь перевел свое внимание на кольцо. А затем, вдохнув полной грудью, согнул колени, принимая стойку нападающего, тем самым приготовившись к броску, и подпрыгнул на месте, вытянув руку с мячом, и немедля отправил его в полет. Однако мяч, к сожалению, неизбежно ударился о бортик кольца и отскочил, воспроизводя шумное дребезжание. — Снайпер хренов, — раздалось за спиной ироничное, и Антон, ощущая лёгкий стыд, развернулся к Ромке, проговаривая с жаром: — Ну вот, это из-за тебя! Ромкино лицо вытянулось в полнейшем шоке: — Да с хера ли? — Мне твоя болтовня помешала сконцентрироваться! — оправдывался Антон, прекрасно понимая, что не в Ромке дело. — Ну да, это не потому, что ты хуево бросаешь издалека, — разразился издевательским хохотом Ромка, как Антон, рассмеявшись, подхватил мяч с земли и запульнул в него, попадая точно в грудь, и Ромка, потерявший былое веселье, гаркнул. — Э, бля! — В тебя же попал с дальнего расстояния, — ухмыльнулся Антон, уперев руки в бока. Ромку это подстегнуло: — Ты ща доиграешься, фраер, — он вдруг расплылся в странной лукавой улыбке, а затем произнес. — А вообще, — Ромка зажал мяч между бедром и рукой, — хошь попробовать отнять мяч еще раз? Ну, типа, в этот раз честно, без хуйни всякой. Антону почему-то эта идея показалась не очень хорошей. Ну как он отберет у Ромки мяч, так ещё и в честной игре? Да и чего вообще на Ромку сейчас нашло? — Ну… — Антон терялся в сомнениях. Все же последняя игра оставила после себя неприятный осадок. Да, он тогда победил, но послевкусие после такой напряженной игры осталось лишь горькое. Ведь… Не ради победы он играл с Ромкой. Никогда. А ради Ромки. Ромка вдруг сделался очень самоуверенным, протягивая чуть ли не певчим голосом: — Если ты зассал, то ниче страшно… Антон попытался вспомнить теплые чувства, кружившие внутри в те моменты, когда он с головой уходил в баскетбол в компании с Ромкой. Ромкины советы, броски, дриблинг, данк, защита… Перед глазами всполохами огней вырисовывались картинки. Его улыбающееся лицо, ободрительные похлопывания по плечу и хвалебные речи. То, как Ромка гордился им. И то, как Антон был счастлив. На Антона подобный тон действовал куда эффективнее. Будто какой-то механизм, отвечающий за упрямство и неумение уступать, включался моментально. Он приоткрыл высохшие от волнения губы: — Давай! — воскликнул он, но не успел даже моргнуть, как Ромка унесся в сторону его кольца так быстро, что его обдало холодным ветром. Антон резко повернулся в его сторону и уже собрался бежать за ним, вот только Ромка в этот момент уже успел успешно попасть в кольцо, при этом улыбаясь так торжественно, что в Антоне точно что-то зажглось. Зажглось так ярко, что его ноги и все тело в принципе налились странной упругой силой, и он, охваченный энтузиазмом, сорвался с места, надвигаясь на Ромку, будто лавина. Ромка, кажется, почувствовал весь спектр эмоций, обуявших самого Антона, так как расхохотался, начиная очень умело вести за собой мяч, в то время как Антон в попытках выбить мяч из его рук, каждый раз нападал и терпел неудачу. Он подбегал к нему, безразборно размахивал рукой в надежде на то, что ему повезет, но Ромка был изворотливым и крутился на месте так резко, что Антон даже прикоснуться к мячу не мог. — Уверен, что сможешь, фраер? — веселился Ромка вовсю, во время дриблинга перекидывая мяч на правую руку, а затем и совершая переводы между своими ногами, усложняя Антону задачу еще больше. — Могу тя пожалеть, ещё не поздно. — Ещё чего, — смеялся Антон, вновь атакуя, в то время как Ромка уворачивался в очередной раз, демонстрируя ему спину, а ещё проворно обманывал, подпрыгивая на месте и имитируя резкое движение рукой, словно он собрался кинуть мяч в кольцо, отчего Антон, как дурак, оборачивался. — Ты как опоссум по сторонам смотришь, бля, — ржал Ромка, отчего в Антоне просыпалось легкое раздражение. Не хочется уступать. Нужно выложиться на полную и сыграть так, как они играли раньше. Вместе. Мозг начал лихорадочно работать. Ромка был абсолютно уверен в том, что Антон не сумеет отобрать мяч у него в честной игре, вот только он не был столь же выносливым и быстрым, каким являлся Антон. Его дриблинг был достаточно медленным, а сам Ромка — изредка слишком уж расслабленным, поэтому Антон, проанализировав ситуацию, нашел выход из своего положения. Но ещё рано было рисковать — пусть Ромка немного выдохнется, и Антон приступит. Ромка виртуозно вел за собой мяч. Он то крутил его на пальце, отчего шар превращался в вихрь и размывался, то подбрасывал в небо, наблюдая за тем, как солнце закрывается за ним. Яркие лучи заливали Ромкины волосы, напоминающие Антону колосья пшеницы, широкую напряженную спину, очерчивали острые черты лица и превращали Ромкины темно-зеленые глаза в оттенок морской тины. Яркие и полупрозрачные с оранжевыми крапинками, полыхающие в глубинах и обрамленные темно-синей радужкой. Антон подбегал к нему, выставляя руки по обе стороны от себя, защищая свою территорию и пытаясь отобрать мяч, в то время как Ромка, смеясь, уворачивался от его назойливых рук. — Ты точно играть умеешь? — потешался Ромка, вызывая в нем очередное желание его пихнуть. Ромка воспользовался этим. Причем так быстро и незаметно, что Антону показалось, что мяч исчез из его рук, но как оказалось, он просто позволил Ромке пропустить его между своих ног и унестись дальше, подхватывая его в воздухе, в то время как Антон оглядывался по сторонам. Ромка добавил. — Не отвлекайся. Антон был изумлен и подхвачен абсолютным восторгом. Блять. Это потрясающе! Ромка был таким изворотливым, прытким и настороженным, что Антону просто не удавалось подгадать тот самый момент для того, чтобы выбить этот мяч, при этом не касаясь руки, чтобы все было честно. Однако тактильности избежать не вышло. Ромка чуть ли не пихал его своим телом, отчего Антона неоднократно качало назад, и он понемногу, что посчитал забавным, начал сравнивать себя с деревянной неваляшкой. Ромка ставил ему подсечки, но Антон их замечал и вовремя избегал падения. Говорил играть по правилам, а сам подножки ставить вздумал! — Ну че? — ехидничал Ромка, переводя дыхание и улыбаясь так широко и довольно, что Антон готов был проторчать на этой площадке целый день. — Уже не такой борзый, а? — Все у меня получается! — смеялся Антон, попытавшись в очередной раз подгадать время и выбить мяч. — Просто ты слишком много дергаешься! — Это баскетбол, идиотина! — Ромка рассмеялся, делая финты. — Тут много телодвижений. — А то мы не знали! — Антон уже выдохся, в то время как Ромка держался молодцом. Воспоминания были такими четкими и теплыми, что на него нахлынула огромная волна ностальгии. Вот так вот играть с Ромкой в баскетбол было одним из его самых любимых занятий. Антон словно вернулся туда, в тот жаркий летний день, когда они играли в спортзале, освещаемый яркими теплыми лучами солнца, вспотевшие и закаленные в процессе игры. Как Ромка показывал ему «данк», как нужно отбирать мяч, избегая фола, и как защищать его. Наверное, сейчас Антон выглядел взбудораженным, наэлектризованным и самым счастливым на свете. Холодный воздух и неудобная одежда совершенно не мешали ему передвигаться. Он хотел проникнуться всей атмосферой. Всем тем, по чему он так сильно скучал. Его глаза стали влажными от всплеска теплых чувств. Таких сильных и личных, что он ощутил себя переполненной кружкой. Когда Ромка снова унесся в сторону его кольца, Антон стартанул в тот же момент, слыша скрежет застрявшего камушка под подошвой, опрометью несясь за ним и подгадав момент, подпрыгнул, поравнявшись с Ромкой, который собрался закинуть мяч в его кольцо, и… Заблокировал удар. Мяч упал на землю, отскочил в сторону, замедлился и уперся в железное ограждение. Антон, сгибаясь пополам, попытался отдышаться, упираясь руками в собственные колени. В горле першило, щеки покраснели от мороза, а ноги приятно побаливали от длительного бега. — Ну, типа, неплохо, — промолвил Ромка ровно, подхватывая с земли мяч. Антон диву давался, откуда в нем столько сил, — защитил свое кольцо хорошо, но не отнял же, — и снова хищно заулыбался, отчего в Антоне проснулся очередной позыв пихнуть его и рассмеяться. В очках играть, кстати, было очень неудобно. Тяжесть окуляров неприятно саднила переносицу, и Антон потирал покрасневший участок кожи достаточно часто. Он отдышался и вновь метнулся в его сторону, в то время как Ромка снова начал делать дриблинг, но уже намного медленнее, чем ранее. Кажется, он тоже успел весьма выдохнуться. Вот он — нужный момент. Пришло время для того, в чем Антон был хорош. Его излюбленная скорость. Антон появился перед ним настолько резко, насколько он мог, вцепился глазами в глаза напротив, вытянул правую руку, словно грозясь выхватить мяч, отчего Ромка приготовился уворачиваться очень предсказуемо, и Антон, слабо улыбнувшись, проворно выбил мяч уже левой рукой. Обманный маневр, которому сам же Ромка его научил. Лицо напротив вытянулось в удивлении, а затем губы изогнулись в одобрительной улыбке. Фон окрасился в сияющий белый. Засверкали глаза, и Антон понял, что вот он — Ромка. Тот самый Ромка, который учил его играть. Тот Ромка, который гордился всеми его маленькими победами. Ромка, которого он знал. Все замедлилось — даже волосы Ромки, развевающиеся на ветру, словно замерли в один момент. Все потеряло смысл. Весь мир превратился в огромный белый холст, а посторонние звуки стихли. Клетка, в которой все это время был заперт Антон, разлетелась в щепки. Он едва ли побежал вперед, все ещё чувствуя, как внутри разливается тепло и заряд энергии. Как руки и ноги покалывает, как его всего трясет от шквала невыносимых эмоций, как жжет в грудной клетке и как воодушевление прохватывает так, будто его подкидывает в небо. Антон кое-как заставил себя мыслить здраво и добежал до Ромкиного кольца очень быстро, вытянул руку, едва отправляя мяч в свободный полет, и точно попал в кольцо. Здорово… Здорово, но не это принесло ему счастье. Он попытался отдышаться, глядя куда-то вперед просветленными глазами, в нетерпении и в страхе обернуться назад и увидеть Ромкино лицо. То самое лицо. Преисполненное гордостью. То, которое парализовывало и захватывало дух. Чуть замявшись, Антон медленно развернулся к нему, несмело поднял глаза и оцепенел. Ромка улыбался. Очень широко и довольно, не скрывая своих честных эмоций. Антон не знал, как реагировать, потому что еще совсем недавно был уверен в том, что больше не сможет увидеть это выражение. Ромка шагнул к нему уверенно. Потом ещё раз. А затем, сократив расстояние между ними, со смешком закинул руку на его шею, начиная выполнять шутливый удушающий прием и тереть кулаком его макушку. Антон ощутил трепет прямо в сердце, глаза стали влажными. От осознания всего происходящего его накрыла безумная волна счастья. Он готов был расплакаться прямо здесь, не заботясь о том, каким предстанет перед Ромкой. Антон так скучал, так скучал по нему, что только сейчас понял, насколько долго сдерживался. Но все, что он мог делать — это позволять Ромке бодро трепать его волосы с хвалебными речами и ощущать тепло в груди. — Красава, — с жаром выражался Ромка, смеясь, — молодец! Получилось же! А следом эхом зазвучало такое же знакомое: «Получилось же! А ты боялся.» Получилось. Идиллию прервала какая-то девочка, подошедшая к сетчатому ограждению. Она радушно улыбнулась, проговаривая: — Ромка, привет! — тот ослабил хватку, легонько отстраняясь, и они оба словно по команде повернули головы в сторону звука. Антон распрямился, когда завидел девушку их возраста со светлыми волосами до плеч. Лицо было усыпано веснушками, а приветливая улыбка сияла на губах. — Все веселишься, да? Ромка не растерялся, отвечая даже очень уверенно: — Да чего веселиться, Саш? Мы с этим оболтусом площадку весь день расчищали, — он хлопнул в ладони несколько раз, словно пытаясь избавиться от накопившейся грязи после длительной работы, — ты со школы? — Ага, — названная Саша закатила глаза, вздыхая, — с репетитора иду, нет у меня времени развлекаться, — она поправила свою шапочку с помпоном. — А тут ты с этим… — она запнулась, заинтересованно мазнув по Антону глазами. — Парнем, веселишься? — и протянула чуть ли не с досадой. — Завидую-ю. Антон невольно засмотрелся на неё. Каждое её движение словно было отточено до идеала, лицо идеально чистое, без единого изъяна, румяные щеки из-за мороза, а веснушки никак её не портили, лишь украшали. Она была опрятно одетая и обутая в чистые ботинки. Удивительно, как вообще у некоторых людей удается выглядеть так хорошо после долгого и муторного учебного дня? Ромка вдруг стушевался, отвечая запальчиво, выпятив грудь, точно пытаясь произвести на себя хорошее впечатление: — Да мы тоже не пальцем деланные! Тоже к экзаменам готовимся, вон… — он пихнул Антона в бок локтем, отчего Антон взглянул на него с явственным возмущением. — Он мне помогает грызть гранит науки. Антону даже захотелось рассмеяться с того, как Ромка так нагло врет, лишь бы выставить себя в лучшем свете. Надо будет позже ему это припомнить и посмеяться. — Отличник, что ли? — одобрительно закивала Саша, обращаясь уже к Антону. Антон отозвался не сразу. Когда подобные девочки обращали на него хотя бы капельку внимания, он сразу робел: — Почти… — Уважаю, — она кокетливо подмигнула, и он смутился самую малость, — а ты, Ромка, все такой же троечник? Антон прыснул в собственные ладони, в то время как Ромка с невозмутимым видом пихал его в бок. Двоечник. — Ниче не троечник, — ну хоть не соврал, — да и экзамены эти я сдам. Обязательно. — Ну смотри, — качнула головой Саша с укором. — Лёню не видел, кстати? Я его по всей школе искала, так и не нашла. «Лёня, наверное, её младший брат», — сделал вывод Антон, судя по светлым волосам и похожими чертами лица. — Видел-видел, — усмехнулся Ромка. Удивительно, как у него получалось общаться с этой девочкой без своего излюбленного сквернословия, — он уже давно дома, наверное, кукует. Саша нахмурилась, бормоча скорее для себя: — Я ведь просила дождаться, пока я закончу, — и бросила осуждающие. — Мелкотня, — она длинно выдохнула, поправляя свой рюкзачок. — Ладно, пойду я! — она ещё раз лучезарно улыбнулась, помахала рукой и проговорила высоким голосом. — Пока-пока! И прошествовала дальше по тропинке. — Пока, — попрощался Ромка, а затем, повернув к Антону голову, расплылся в глуповатой улыбке, и Антон понял, что сейчас начнется очередной цирк. — Ты че уставился на нее? — практически шкодливым голосом спросил Ромка, пихнув Антона в бок локтем. Антон растерялся моментально, глядя на Ромку с капелькой стыда. Он даже ощутил, как заливаются краской щеки. Неужели это было настолько заметно? — Не уставился я… — пробурчал он тихо. Не хватало, чтобы Ромка сделал какие-то неправильные выводы. Он всего лишь засмотрелся самую малость, ничего более. А Ромка, зацепившись за Антоново смущение, продолжал, не унимаясь: — Ну ясно, герой-любовник, — протянул Ромка, собравшись снова кинуть мяч в сетку. Антон взвился моментально: — Да не так все! — он попытался точно так же сыронизировать. — Сам-то чуть ли не брачные танцы тут устроил. Что это вообще за «да мы тоже не пальцем деланные»? — Антон закривлялся, повышая голос на фальцет, но Ромку это ни капельки не смутило. — Ага, — фыркнул Ромка, перебирая в руке мяч и стряхивая с него комки снега, выглядя все таким же наэлектризованным. Раз он продолжал внешне выглядеть спокойным, значит, эта девочка никак его не волновала. Обычная соседка, — ты её так зенками своими прожигал, что мне аж самому стало неловко. Антон сконфуженно потер шею. Он и не думал, что действительно будет выглядеть так. Да и он не подумал ни о чем таком, чтобы делать такие поспешные выводы. Антон действительно любил засматриваться на красивых людей, но не в романтическом плане, а чисто как художник. Всего лишь цеплялся глазами за нечто новое, необычное и красивое в его понимании. Так и эта девочка ему приглянулась как раз по причине того, что он захотел изобразить её на бумаге, не более того. — Да симпатичная просто, ничего такого, — Антон пытался перевести тему, — а ты… — Вот ты и раскололся, — хлопнул руками Ромка практически с торжеством, — хренов донжуан. Антон не знал, насколько красным он сейчас был, но прекрасно ощущал, как щеки пылают. У Ромки всегда получалось выставить его дурачком. Так и сейчас Антон чуть ли не с запинками отвечал на его реплики. — Да отстань, — он попытался ответить ровно. — Я в принципе считаю девочек милыми, да и они чаще всего поумнее нас будут… — он старался говорить как можно убедительнее. — Да и она не совсем в моем вкусе… Ромка вдруг спросил, чуть посерьезнев: — И кто в твоем вкусе? — его взгляд, словно рентгеновский луч, прожигал до самых костей. Антону даже стало не по себе от этого вопроса, настолько Ромка был напористым. — Я не знаю, — рассеянно ответил Антон, потупив взгляд, — никогда не задумывался об этом. И правда не задумывался… — Ой, не неси пургу, — поморщился Ромка со скепсисом, — пожалуйста, такой бред, будто у тебя предпочтений нет, — он потер нос. — Вон у нас девочки в классе красивые и умные, и че, ни одна не понравилась? Антон непонимающе выгнул бровь, отвечая вопросом на вопрос: — А должны были? Ромка чуть призадумался: — Ну, типа… — он хлопнул Антона по плечу довольно ощутимо. — Почему ты такой сухарь-то, бля? Катька вон, Ленка! Антон уже потерял смысл этого диалога. Да и Катя тут причем? Девочки как девочки. Антон не выделял кого-то из них особенно сильно: все были красивые, изящные, иногда волевые, с бурным нравом, но все такие же прекрасные. Если подумать, Антон бы скорее всего влюбился в какую-нибудь смелую, уверенную и задорную девчушку, как например, Ромкина мама, постоянно ищущая приключений. Девочки с таким характером казались Антону очень далекими, полной противоположностью его самого. Но тем они и привлекали. Они не особо заморачивались над своим внешним видом, могли бегать босиком по асфальту в дождливый день, не заботясь о том, как это выглядит со стороны. Антон просто чувствовал в них… Жизнь? Им не нужно было ничего для того, чтобы отличаться — они уже выделялись и сияли, как снежинки под яркими лучами солнца. — Ну да, они красивые, — согласился Антон, стянув со своей головы шапку, — и что? Ромка не унимался, продолжая допытывать вопросами, при этом выглядя таким заинтересованным, что Антон впадал в полнейший ступор: — А кто, по-твоему, красивее? — Чего ты пристал-то? — не выдержал Антон. — Что за внезапный интерес? — Да интересно же, бля! — Ромка будто помешался на этой теме, а Антон не понимал, что вообще на него нашло. — Я просто тя ни разу с девчонками не видел, вот и, ну, полюбопытствовал… — он вдруг заиграл бровями. — Так Катька или Ленка? Антона уже даже начало порядком раздражать это всё. Он никогда не задумывался о таком, да и тем более воспринимать Катю в таком ключе у него не получалось, да и Лену, с которой он общался всего пару раз, и то, чтобы узнать тему урока или спросить о домашнем задании. Ветер встрепал пряди, взгляд Антона прояснился, и он, посмотрев на Ромку со всей серьезностью, попытался вложить в следующие слова все, о чем он думал: — Если внешне, то Катя, — Ромка хотел было что-то вставить, как Антон его перебил, — а Лену я вообще не знаю, — он вздохнул, — а если серьезно, я не стал бы выбирать никого. Это немного не так работает. Внешность абсолютно меня не волнует, ведь мне не с внешностью будущее строить… — Ромка начал прислушиваться внимательнее, и Антона немного смутил его интерес. — Мне кажется, что любовь — это нечто возвышенное, чем просто: «она мне понравилась и я к ней подкатил». Нравиться могут все, конечно… — Антон улыбнулся, — но я предпочитаю не симпатию, которая проявляется из-за выброса эндорфинов, — Антон нарисовал в воздухе невидимые кавычки, — а настоящую любовь… Когда ты просто любишь за то, что человек есть. Ну… Когда тебя совершенно не волнует его внешний вид и его плохие привычки. В общем, когда именно для тебя он становится тем самым человеком, — он старался не смотреть Ромке в глаза. — Я, наверное, странный, но мне кажется слово «нравится» немного… Несерьезным? Мне больше импонирует «Любовь». Ромкин взгляд был таким анализирующим и вместе с тем сбитым с толку, что Антону захотелось хохотнуть. Ветер всколыхнул его черные волосы, а лицо вдруг приобрело просветление. А Антону, наблюдавшему за ним неотрывно, пришло в голову внезапно то, что Ромка, стоящий на фоне баскетбольного кольца отлично вписывался. — Вот как… — хрипло отозвался Ромка. — Наверное, у меня никогда не было такого, — он будто бы особенно задумался над этими словами, будучи озадаченным, а затем спросил чуть тише, уже менее уверенным тоном, растеряв морок веселья и шутовства. Полностью поглощенный разговором. — А если серьезно, тебе кто-нибудь, ну, нравится? Антон не знал, почему Ромке это было так интересно, хотя немного понимал, что тому просто нужно было поприкалываться над Антоном, выбить из колеи и смутить. У него это, конечно же, вышло. В воздухе повисла тишина, даже соседские мальчишки будто бы притихли и разошлись по домам, в то время как Ромка и Антон, глядевшие друг на друга с явственным любопытством и неловкостью, застыли, будто окаменевшие. То ли на Антона повлияла витавшая атмосфера между ними, то ли Ромкин взгляд, прицеленный к нему заставлял искренне задуматься над ответом, но Антон не стал пытаться. Он был уверен. — Никто, — ответил Антон и улыбнулся едва заметно, а затем, почему-то захотел поинтересоваться в ответ, — а тебе? Почему-то сердце забилось чаще, а интерес возрастал с удивительной скоростью. Неловкость обрушилась на него будто камнепадом, он не успел увернуться. Уже спустя пару секунд молчания он ощутил, как вспыхивают щеки. Ромка тоже медлить не стал, отвечая с прищуром: — Никто. Антон ощутил странное облегчение в груди, однако не совсем понимал, что вообще поспособствовало этому. — Давай вернемся, — Ромка протяжно зевнул, — я се уже задницу отморозил, чаю попьем, пряников пожрем. Антон и сам устал после длительной уборки снега и недолгого бега по площадке. Тем более, несмотря на теплые солнечные лучи, на улице все так же неизменно холодало к вечеру. Вот и сейчас солнце потихоньку скрывалось за облаками. Надо будет позвонить Володе, чтобы выяснить обстановку, как бы мама не догадалась обо всем. — Давай, я тоже умаялся с тобой куковать тут, — шутливо съязвил Антон. — Чего? — возмутился Ромка. — Да со мной ты будто заново родился, упырь, — он ткнул Антона пальцем в грудь. — И помер, — запаясничал Антон, на что Ромка, хохотнув, закинул свою руку ему на шею и притянул к себе, проговаривая над ухом: — Завали и пошли, пока не помер. Антон рассмеялся.***
— Чайник поставь, — командовал Ромка без всякого стыда, чуть ли не бегая по кухне, в то время как Соня наблюдал за ним молча, лежа на коврике, — решил тут баклуши бить, пока я подметаю? — Так я же гость! — рассмеялся Антон, двинувшись к плите. — Да и я не стал бы на твоем месте доверять мне чайник. Я наш как-то сжег. — Че? — ужаснулся Ромка, убирая в сторону метлу. — Я передумал, — выставив руку перед собой, замахал ею Ромка, — нахер отойди от моей плиты. Желательно на десять шагов. — Я, по-твоему, огнеопасный? — выгнул Антон бровь, повернувшись к нему. — После твоего невъебенного, — последнее словно он протянул с вопиющим скепсисом, — мастерства, у меня уже, бля, кровь стынет в жилах. Да, ты огнеопасный, — он повторил с нажимом. — Нахуй отошел от моей плиты. — Ну и пожалуйста, — закатил глаза Антон, подняв руки в примирительном жесте, словно на него только что навели пушку, и отошел от плиты. Зазвенел домашний телефон, и Антон, не зная, стоит ли ему подходить и поднимать трубку, посмотрел на Ромку, который все ещё подметал пол, на что тот, откинув метлу, произнёс, двинувшись в сторону звенящего телефона: — Ща подниму, — он поднял трубку, а затем прижал её к уху. — Да? — его лицо приобрело легкое удивление. — О, Володь… — Антон мягко улыбнулся, наблюдая за тем, как Ромка прижимается спиной к стене, продолжая разговаривать с Володей. — Да, он все еще у меня, — Ромка слегка улыбнулся. — Все хорошо, спасибо. Да ниче у меня не случилось, бля, че вы заладили? — он вдруг рассмеялся. — Да, этот дурик как мамка трясется, — Антон уже наблюдал за ним с легким осуждением на лице. Глядите, как бесстыдно обсуждают его. — Сейчас позову его, — он прижал трубку к груди, обращаясь к Антону, — тя к телефону. — Я уже понял, — неодобрительно прищурившись, подошел к нему Антон, забирая из рук телефонную трубку. Ромка хлопнул его по плечу, глупо улыбаясь, и под надзором его скептических глаз вернулся за метлой. Антон проговорил. — Да, Володь? — Идиотина ты такая, — донеслось из трубки на выдохе запальчивое. Антон не успел произнести что-то в ответ, как тот продолжил, — чтоб я ещё хоть раз твою задницу прикрывал! — Что случ… — Я задолбался Карине лапшу на уши вешать, где тебя черти носят?! — Володя, судя по тону, был неимоверно зол. — У… — Я знаю, что у Ромы! — пресек Володя. — Заканчивай уже свои похождения и тащи задницу ко мне! Антону хотелось рассмеяться, неужели мама его настолько замучила звонками? — Да хорошо-хорошо, успокойся! — он покрутил на пальце провод. — Мама что, заподозрила чего? — Пока нет, — пробормотал Володя, — но моей фантазии уже не хватает для новой лжи! То ты в ванной часами торчишь, то подышать на улицу вышел, то в туалете с запором проторчал… — он добавил сконфуженно. — Нет, ну, я выразился не так прямо, но думаю, она все поняла. Антон рассмеялся. — Господи, Володь, спасибо тебе, ты мой спаситель! — Ага, прямо человек-пиздун, — невесело отозвался Володя, — очень рад помочь! — Через полчаса буду, хорошо? — заверил его Антон. — Не переживай и хватит паясничать. — И хватит паясничать… — передразнил его Володя будучи все еще раздраженным. — Тьфу на тебя. Жду, — и немедля скинул трубку. — Похоже, он не в духе… — пробормотал Антон, кладя трубку на место и возвращаясь к Ромке, — мне надо будет уйти через минут десять… — он проговорил это с явной досадой, садясь напротив. Чай уже стоял и дымился на столе. Он с улыбкой протянул руку к чашке. — Ну, чай попьешь, и я тебя провожу, — Ромка проговорил это с улыбкой, — хорошо время провели, кстати, — Антон поднял на него взгляд, в то время как Ромка говорил уверенно и твердо, — было весело. Я, честно говоря, давно так не бездельничал… — Бездельничал? — удивился Антон. — Ты приготовил пряники, — начал он перечислять, — мы прибрались на площадке, выгуляли Соню… Я что-то тебя не понимаю. — Это такая мелочь, — Ромка подпер ладонью щеку, — по сравнению с той хуйней, что я делаю ежедневно. Мне нужно будет позже к соседу Васе сходить за тюльпанами, он их продает. Восьмое марта скоро, надо же маму поздравить… — Ого, а можно будет с тобой сходить? — поинтересовался Антон, будучи полностью расслабленным и разморенным. — Мне бы тоже маме подарить цветы и Оле к тому же… — Вот это правильно, — одобрительно закивал Ромка, отпивая глоток из кружки. — Завтра можно будет… — он чуть задумался. — После школы, наверное. — Значит, договорились, — Антон улыбнулся, чувствуя себя наэлектризованным. — Мне тоже было весело, — Ромке, кажется, было приятно это слышать, а Антон продолжал. — Оказывается, можно хорошо провести время чисто в твоей компании. — Да моя компания охуенная, бля, — гордо вскинул подбородок Ромка. — Не спорю, — Антон рассмеялся. — Мне правда понравилось. Спасибо. Звук звенящего домашнего телефона вновь прервал их диалог, и Ромка почему-то посчитал обязательным вскочить и ответить на него, выглядя при этом таким обрадованным, что Антону захотелось спросить, из-за чего его настроение улучшилось ещё больше. Пробормотав что-то себе под нос, Ромка прошествовал к телефону, попутно поднимая трубку и прижимая к уху: — Мам, ты? — Антон сидел на своем месте, молча и с улыбкой глядя на Ромкину спину, которая вдруг… В одночасье напряглась чуть ли не до предела. И Антон почувствовал приближение чего-то очень нехорошего. Атмосфера вокруг Ромки становилась какой-то… Тяжелой. — А мама где? — насторожился Ромка. — Но ведь… Ей совсем недавно стало лучше, — его голос вдруг стал тише, охрип. — Как так? — его рука, держащая трубку, мелко затряслась. — Что? — после этой реплики Ромка будто перестал дышать. Дальше из его уст не сорвалось ни единого слова. Он будто весь превратился в сплошной камень, стоя на одном месте и не делая каких-либо телодвижений. Антон не знал, что происходит, но легкое волнение настигло и его, глядя на то, как Ромка будто сливается со стенами в углу комнаты и темнеет. Его рука медленно опустилась вниз, бесшумно кладя телефонную трубку на место, а затем зазвучал рваный выдох, и он прикрыл лицо руками. Антон не смог совладать со своими эмоциями. Он тотчас вскочил с насиженного места, будто ужаленный, и подбежал к Ромке, осторожно дотрагиваясь до его плеча и ненавязчиво разворачивая лицом к себе. — Что случилось? — собственный голос напоминал скрежет камня о камень. Ромка взглянул на него туманными глазами, переполненными нехарактерными для него страхом и тревогой. Все, что вышло из его уст, было сбивчивое и сиплое: — Моя мама… — в сознании точно зазвучал перезвон, а сердце забарабанило в грудной клетке от приближения чего-то воистину ужасного. Ромкин голос превратился в сипение. Глаза его взмокли, стали красными и тревожно забегали. Антон прекратил дышать, когда Ромка проговорил едва слышно. — Она… Руки почему-то затряслись. Он и сам не мог понять, что произошло, но нутром чувствовал, что это подкосило Ромку моментально, и едва спросил ровным тоном, стараясь не паниковать раньше времени: — Ром, что случилось? В этот момент Ромка выглядел таким отрешенным и полным паники, что даже не взглянул на Антона, проговаривая дрожащим голосом: — Ей хуже стало… — сердце сделало кульбит. Антон рвано выдохнул, охваченный переживанием. — Она потеряла сознание, кажется… Я не расслышал, — Ромкин голос дрогнул. От такого количества стресса он уже физически не мог заставить себя мыслить здраво. Он просто вдруг… Закончился. — Она очень тяжело пережила всю эту хрень, а тут снова… — он запнулся. — А если… Если её не станет? — его глаза смотрели в пустоту и сами постепенно окрашивались в черный. От его надтреснутого голоса у Антона волосы встали дыбом. — У меня только она и осталась, я не могу… Нужно было срочно что-то предпринять. — Рома, прекрати! — Антон попытался говорить вкрадчиво и ровно, стараясь не паниковать. — Не говори таких вещей… — У меня есть только она! — Ромка выглядел таким потрясенным и уязвленным, что Антона прохватила новая волна всепоглощающей паники. Ромка зарылся в свои отросшие волосы дрожащими пальцами и крепко-накрепко сжал, выглядя при этом таким растерянным, испуганным и лишившимся всех сил. — Что же… Диалоги прерывались. Смазывались… Какой-то посторонний шум перекрывал Ромкины фразы… Звон в ушах нарастал все пуще, больше. Мир перевернулся. Ромкины тревожные импульсы прохватывали и Антона, за окном словно сгущались тучи, вспыхивали молнии, и темнота омрачила комнату. Антон начал сходить с ума. Вот тогда… Тогда Антон не выдержал. Влекомый безумными чувствами, он вдруг схватил Ромку за плечи, впиваясь пальцами в кожу со всей имеющейся силы, заглянул в потемневшие зеленые глаза и запальчиво выкрикнул до того, как успеет обдумать собственные слова, хлынувшие наружу огромной волной. И обдавшие Ромкин пожар желанной прохладой. Прохладой, которая остудила его пыл на долю секунды и заставила воззриться на Антона с капелькой обескураженности и надеждой. Искренние, громкие, трепетные, даже в каком-то смысле неправильные и очень, очень личные. Настолько, что хотелось их спрятать далеко-далеко в закромах Ромкиного сознания. Чтобы один лишь Ромка помнил и воспроизводил этот момент снова и снова. Чтобы нуждался в этом так, как Антон до сих пор нуждался в нем: — У тебя есть я! Голос Антона охрип, даже сорвался при выкрике. Он и сам потихоньку сходил с ума от переживаний на пару с Ромкой. А Ромкин взгляд изменился в одно мгновенье. Просветлел, а глаза загорелись в свете холодной лампы. Ромка будто очнулся от ночного кошмара. — Ты ни в коем случае не останешься один! — вторил Антон громче, ощущая, как зудит грудная клетка от избытка эмоций. Как его штормит и мутит от такого шквала чувств. — А сейчас намотай сопли на кулак. Мы сейчас же поедем к тете Жене! Ромкин взгляд чуть прояснился, зрачки расширились, а на лице выступило легкое, странное и незнакомое до этого Антону подозрение, однако он не понимал, что несло в себе это выражение: — Но как… — Ромка, несмотря на спокойную интонацию, выглядел крайне взвинченным. — До больницы полчаса идти! А я хочу увидеть её сейчас… Антон, тотчас отстранившись от Ромки, начал судорожно ощупывать телефонную трубку, которая находилась слева. Дрожащие пальцы едва набирали нужные цифры. Застревали в маленьких круглых проемах и вызывали в Антоне бешенство. Каждая минута была на вес золота, каждая секунда была важна сейчас. Нельзя было терять время попусту. Когда Антон наконец минул проблему и набрал нужный номер, он тотчас приложил трубку к уху, мысленно молясь о том, чтобы папа оказался дома и на телефон ответил именно он. Шли гудки, первый, второй, а затем зазвучал щелчок и папино: — Алло? — Алло, пап, — голос Антона был таким дрожащим и сиплым, что, скорее всего, папа насторожился ещё в самом начале его монолога, — можешь приехать сейчас? — он и слова не давал вставить отцу, проговаривая запальчиво. — Я продиктую адрес. — Антон, что… — начал было папа, как он пресек фразу на корню: — Это чрезвычайная ситуация! Пожалуйста, пап… Папа наверняка был сбит столку, но, слава Богу, реагировал быстро и больше не стал задавать вопросов, которые только бы все усложнили: — Хорошо, — согласился он тревожно, — адрес диктуешь? — Да, — Антон едва ли не прошелестел следующее, — и… Маме не говори только пока ничего, — он сомкнул веки, — пожалуйста.***
Всю дорогу до больницы Ромка не мог успокоиться, без конца елозя на кожаном сидении. Отец напряженно молчал, глядя на Антона через зеркало заднего вида. Он явно ждал объяснений, но Антон не мог сейчас просто все взять и вылить перед самим же Ромкой, поэтому лишь посылал папе взгляд, полный мольбы. Тот сжалился. Ромка, сидящий рядом, тревожно смотрел в окно, пытаясь отвлечь себя хотя бы чем-нибудь. Антон рвано выдохнул, дрожащими пальцами поправляя очки за дужки. Он и сам был на взводе, ведь тетя Женя заменяла ему чуть ли не вторую маму с самого детства, поэтому переживания его были вполне обоснованы. Деревья за окном возвышались, протягивая к небу сухие ветки, напоминающие когтистые изуродованные руки. Антон прикрыл веки, слыша, как барабанит в грудной клетке собственное сердце. Наверняка и Ромка слышал этот стук, и папа, но поездка до больницы прошла в полнейшем молчании. Ромка просто не мог вымолвить ни слова. Оно и понятно. Ромка уже потерял своего отца, и если бы он потерял ещё и маму… Кто знает, что бы случилось после. Антон даже думать об этом не хотел. Мысли были хаотичными, руки дрожали и стали ледяными. Оставалось только верить, что все обойдется. Обморок не конец света, однако для Ромки подобная новость стала сильным ударом. Он был в полнейшем ужасе, и Антону ли не знать, насколько сильно он любил и дорожил своей матерью. Подъехали они к воротам больницы уже через семь минут благодаря папе, который прочувствовал гнетущую атмосферу и надавил на газ что есть сил, так ещё и сократил себе путь, выбрав дорогу покороче. Антон с Ромкой чуть ли не выпрыгнули из машины, двинувшись в сторону больницы быстрыми шагами. Огромное белое сооружение открылось взору, освещенное холодным светом уличных фонарей. То самое, в котором Антон пролежал совсем недавно. Пока они поднимались на третий этаж, Антон судорожно кусал губы, глядя на Ромкин профиль. Тот молчал, словно растеряв возможность разговаривать, и Антон, понимая, что сейчас Ромка не сможет выговорить ни слова, молча плелся за ним. Уже на третьем этаже на пути встретилась невысокая девушка в белом выглаженном халате с вьющимися потрепанными волосами и залегшими под глазами кругами. Скорее всего, медсестра. Она посмотрела на Ромку и проговорила вкрадчивым тоном: — Чем могу вам помочь, молодой человек? — она сцепила руки в замок. — Вы палату ищете? — Да… — едва выговорил Ромка охрипшим голосом. У Антона по спине мурашки пробежали от его тона прямо сейчас. — Мне к Евгении Львовне, она моя мама… Палату я знаю, — Ромка словно слова из себя выталкивал с огромными усилиями. — Вас проводить? — услужливо поинтересовалась медсестра, на что Ромка мотнул головой: — Нет, за ней присматривает другая медсестра, Ирина Петровна, — Ромке, кажется, весьма надоело пережевывать все для того, чтобы просто увидеться с мамой, — она мне звонила… Я её попросил звонить и предупреждать меня, если что-то случится. Медсестра тут же спохватилась: — Ох… Она в палате триста четыре, — Ромка кивнул. Кажется, там и находилась его мама. Медсестра тут же стушевалась, легонько нажимая на Ромкину спину ладонью, — пройдемте, я вас провожу, надо будет маску надеть, — когда они двинулись вперед, она добавила с нажимом. — Только вот, может зайти только один человек… Вы ведь родственник? — Да, — коротко ответил Ромка, и та, вздохнув, обратилась уже к Антону: — Остальных попрошу подождать снаружи. — и начала пояснять расторопно. — Понимаете, пациентке нужен отдых, — она замялась, — ничего страшного не произошло, но если зайдут несколько человек, вы её только потревожите. Ромка посмотрел на Антона даже виновато, но Антон совершенно не был против подождать и снаружи. Ничего же не случится, да и он не очень хотел беспокоить тетю Женю в такой момент. Радовало одно — ничего страшного не произошло. Антон после этой реплики заметил, как Ромкины плечи опускаются в облегчении, да и сам Антон не сдержался от длинного выдоха. — Я подожду, — кивнул Антон. — Иди. Ромка едва заметно улыбнулся, но благодарно: — Спасибо, что подвезли. Антон так же слабо улыбнулся в ответ, в следующую минуту глядя на то, как Ромка цепляет на лицо медицинскую маску и скрывается за стенами палаты триста четыре.***
Антон судорожно кусал губы, стоя напротив палаты с числом триста четыре, и лорнировал потертый пол под ногами. Вся эта гнетущая атмосфера казалась ему удушающей и очень тяжелой. Белые стены, увешанные стендами, старые пыльные люстры, большие окна, благодаря которым в коридоры поступал свет уличного фонаря, и ряд одинаковых дверей. В узком коридоре Антон ощутил себя спелеологом в крошечной пещерке без шанса высвободиться наружу. Руки заледенели от переживаний и нетерпения. — Антон, все хорошо? — с нескрываемым волнением поинтересовался папа, аккуратно дотронувшись рукой его плеча. — Ты побледнел совсем, — Антон едва заставил себя взглянуть на отца, — думаю, все обойдется, — папа вздохнул, — давай присядем… — Я не смогу, — ответил Антон едва слышно, — я не смогу усидеть на одном месте, я слишком… Напряжен, — они кивнули мимо проходящей медсестре, тем самым здороваясь. — Вдруг Ромина мама… — Состояние ухудшилось, но это не значит, что нужно ставить на ней крест, — с нажимом ответил папа, пытаясь заверить, — думаю, устаканится все в скором времени. Папины слова действовали на Антона весьма успокаивающе. Наверное, причиной тому был его дар убеждения. Что бы папа ни произносил, как бы ни заверял, у него это получалось на пять баллов. Антон будто трезвел в одночасье. — Я надеюсь, очень, — Антон прикусил губу, стараясь отвлечься от прожигания глазами белых дверей палаты. — Пап, — во рту стало сухо, — ты же не сказал маме? Папа осуждающе качнул головой, и Антону захотелось уменьшиться под надзором серых глаз. — Да не сказал, — папа потер переносицу, продолжая, — мама твоя бы не потерпела такого… — Антон прикрыл веки. — Если она узнает, что ты общаешься с этим парнем, нам всем достанется, — папа звучал весьма тревожно, с легким укором, однако не посчитал обязательным указывать на то, чтобы Антон решился все рассказать ей поскорее. — Ты говорил, что он хороший, и я тебе верю, — папа слабо улыбнулся, — да и он не выглядит плохим… В машине так вообще себе места не находил. Вроде такой крепкий парень, да и сам по себе кажется… Эм, — папа добавил нехотя, — грубоватым, но за мать переживал очень. — Он только выглядит таким, ну, грубым, — робко ответил Антон, вспомнив сегодняшний день. Каким Ромка все же был открытым, добрым и просто наэлектризованным, — на самом деле он за свою маму жизнь отдаст, поэтому так распереживался… — А отец-то его где? — недоуменно спросил папа, все же присев на лавочку. — Разве он не должен сейчас всем этим… — Нет у него отца, пап, — прервал его реплику Антон, взглянув на него печальными глазами. Папино лицо приобрело осознание, а затем и искреннее сочувствие. — Погиб он. На войне погиб. Только мама и осталась. Папу, кажется, эта новость слегка подкосила. Он выглядел подавленным и, кажется, испытывающим скорбь к совершенно чужому человеку. — Бог ты мой, — проговорил он охрипшим и простуженным голосом совсем тихо, — жалко паренька совсем… — он посмотрел на Антона блестящими от люминесцентных ламп глазами. — Как же он тогда? Дома, и один? — Да, — кинул Антон, вторив и потупив взгляд, — один… А в сознании проносились болезненные: Совсем один… Дома… Он вспомнил сегодняшнее Ромкино лицо. Непривычно другой, будто бы обрадованный присутствием Антона. Ромке словно искренне нравилось проводить время с ним. Поговорить за чашкой чая, познакомить с Соней, побегать по полю, сыграть немного в баскетбол… Ромка оживился на несколько часов. Расслабился и поддался веселью. Такой простой, обыкновенный мальчишка. Антон даже заметил, как открыто они стали общаться между собой. Каким искренним был Ромка. Даже с расспросами о девочках лез. Ей Богу. Невыносимый. Антон криво улыбнулся. День выдался прекрасным и насыщенным, но вот к концу… Сейчас он был готов ворваться в палату, чтобы удостовериться в том, что все хорошо, настолько он изнурил себя переживаниями и мыслями о плохом. Но самое страшное: как бы Ромка справился, если бы остался совсем один? Перед глазами все еще вспыхивало его преисполненное паникой выражение. Его покрасневшие глаза, дрогнувшие руки и побледневшая кожа лица. Все это навело на мысль, что Ромка бы сошел с ума, если бы в ту же секунду не вылетел из дома к матери. Уж кто-кто, но Антон прекрасно знал его привязанность и любовь к маме. Эти узы были настолько крепкими, что Антон поражался тому, с каким трепетом Ромка относился к своей любимой маме. Да и не только к ней, но и к отцу. В Ромкиной жизни родители всегда считались авторитетными и занимали особое место в сердце. И хотя Антон считал, что все дети так или иначе будут любить своих родителей, но никогда не видел, чтобы кто-то любил так, как это умел Рома. Неприкрыто и незастенчиво. Ему никогда не было стыдно за эту любовь. Это осталось неизменным. Спустя ещё минут пять терзаний дверь палаты тихо скрипнула, отворилась, и наружу вышел Ромка, выглядевший более сдержанным, чем ранее, но все такой же взвинченный и взволнованный. Он практически бесшумно прикрыл за собой дверь и взглянул на Антона с заметным облегчением и благодарностью в глазах. Ромка шагнул к нему медленно, стараясь не пересекаться с Антоном глазами, будто если это произойдет, тот сможет прочесть всю гамму эмоций на его лице и затаенные мысли. Но все уже и так было видно, как на ладони. И Антон понял, что все хорошо. Ромка произнёс охрипшим от волнения голосом: — Все хорошо, она сейчас уснула… Антон уже после начавшегося предложения перестал слышать, словно в одночасье оказался под толщей воды. Глухо. Облегчение и нахлынувшие чувства были такими сильными, что он не смог сдержать свой порыв. То, что он ещё так давно хотел сделать. Не успел Ромка договорить начатое, как Антон, не сумев совладать со своими исполинскими, теплыми эмоциями, похожими больше на горячие искры бенгальских огней, оказался рядом с ним стремительно быстро и, протянув руки, не успел осознать, как заключил Ромку в очень и очень крепкие, теплые, ободрительные объятия. Сердце стучало набатом, в висках пульсировало просто нещадно, и тело напротив немного напряглось от неожиданности. Антон выдохнул с облегчением, прикрыв глаза. — Я так рад… — прошептал он едва слышно, сжав Ромку посильнее, — так рад, что все хорошо. Ромка немного растерялся, но всего на долю секунды, а затем обнял его в ответ несмело, точно нуждаясь сейчас в его поддержке. Антон почувствовал касание его холодных рук через слой тонкой рубашки, а затем тело охватил мандраж. Только сейчас он осознал, насколько замерз. Ромка заговорил уже увереннее: — Спасибо тебе, — он поправился, переводя внимание на папу, — вам, правда. Если бы не вы, я бы с ума сошел… — Антон отстранился, глядя на Ромку просветленными глазами, в то время как Ромка произносил слова благодарности очень искренне, врываясь ими прямо в душу. — От моего дома добираться до больницы пешком слишком долго… — Да нам не в тягость! — Антон переглянулся с папой, анализируя настроение на его лице. Получив согласный кивок, он повернул голову обратно к Ромке. — Главное, что все обошлось. — Я слишком распаниковался, — Ромка проговорил эти слова с долей вины, — ничего страшного не произошло, но я как дебил… Просто это мама… — Ну, ради мамы стоит иногда посходить с ума, верно? — зазвучал папин мягкий голос, и Ромка посмотрел на него блестящими глазами. — Давай тогда, парень, — он встал с лавочки, — подвезем тебя. Ромка хотел было найти причину для отказа, как Антон добавил: — Отказы не принимаются, обоссыш, — Ромка взглянул на него со слабой усмешкой, — и не говори больше того, что ты этого не заслуживаешь. Не приемлю такого. Ромка посмотрел сначала на Антона, а затем его глаза метнулись в сторону папы, и он сдался под натиском этих взглядов моментально, проговаривая без своего излюбленного сквернословия: — Хорошо. Тогда, если вам нетрудно… Антон с папой довольно улыбнулись. Когда они вышли из здания больницы, Антон ощутил холод, бегущий по всему телу, и выдохнул рвано. Пар вышел изо рта, взмывая вверх и растворяясь в воздухе. К вечеру стало совсем холодно, а Антон после всего шквала негативных эмоций чувствовал себя колыхающимся на ветру камышом. Наверное, он выглядел так же испуганно, как и Ромка. Он растер замерзшие ладони, быстрыми шагами шествуя в сторону черного автомобиля, который встречал его весело вспыхнувшими фарами. Они запрыгнули на свои сиденья и под командным тоном папы пристегнули ремни. Ромка, тяжело вздохнув, потер уставшие глаза, произнося очень тихо: — Сомневаюсь, что сегодня я смогу уснуть. Антон посмотрел на его профиль, выделяющийся в черноте ночи, и внутри все всколыхнуло, когда на его ум пришла, по его мнению, гениальнейшая идея: — Я могу остаться. Ромка повернул к нему голову моментально, глядя с явственным удивлением, и уже намеревался ответить что-нибудь, как зазвучал осуждающий тон папы: — У тебя что, дома своего нет? Антон произнёс практически по-детски: — Ну пап! — Не папкай, — папа тронулся с места, крутанув руль, — что я матери твоей скажу? И зачем человека напрягать? — Ну разреши, пожалуйста! — Антон чуть ли не подскакивал со своего сиденья. — Всего на одну ночь! Папа повторил с капелькой раздражения: — Матери я твоей что скажу? Антон сардонически улыбнулся ему через зеркало заднего вида, отчего папа тотчас закатил глаза. — Что я у Володи остался, — Антон добавил, сконфуженно кашлянув. — Она, кстати, так и думает… Прекрасно понимая, что он имеет в виду, папа обреченно выдохнул, глядя на дорогу: — Достанется же нам от неё… Антон хохотнул, протягивая низким голосом, пытаясь спародировать загадочный голос, который нередко слышал в фильмах: — Теперь ты мой сообщник. — Боже правый, — напускно-испуганным голосом ответил папа. — Если она что-то заподозрит, я сразу укажу на тебя. — Папа, это предательство, — констатировал Антон, скрестив руки на груди и откинувшись на своем сидении. — Ты виноват, вот и расхлебывай, — папа оторвал руки от руля, проговаривая следующее. — А я умываю руки. Спустя несколько секунд Антон снова поинтересовался, сделавшись робким: — Так можно переночевать у Ромки? Папа выдохнул возмущенно, уже умаявшись слушать его неустанные просьбы: — Да Господи, ночуй! Ромка, все это время молча слушавший их диалог с шокированным лицом, посмотрел на Антона и спросил с нервной улыбкой: — А у меня спросить разрешения не хочешь? Антон решил быть наглым до конца: — Будто ты против будешь. Ромка рассмеялся: — Я против! — Не ври! — Это мой дом! — А ты докажи, — выгнул Антон бровь, на что Ромка вконец начал таращиться на него с явным возмущением. В их бесконечный спор вклинился и папа: — С вами и правда с ума сойти можно. Тебе вещи не нужны будут, а, остолоп? Учебники ещё… — обратился он к Антону, на что Ромка поспешил его заверить: — Я ему одолжу свои, не переживайте. А завтра, вроде бы, предметы те же будут… Антон посмотрел на него блестящими глазами. Все-таки Ромка действительно не был против его присутствия в своем доме. Сам этот факт вызвал в Антоне легкое ликование. Но все, что из него вышло, это немного язвительное: — Ты меня сейчас так бесишь. Ромка недоуменно проговорил: — С хе… — он запнулся, поправившись. — С чего бы? Антон смешливо прищурился: — Вот с того, — он ткнул Ромку в бок, — сразу шелковым перед моим папой стал. Ромка закатил глаза и пробурчал очень тихо. Так, чтобы слышал один лишь Антон: — Как вернемся — получишь. Антон на это никак не ответил, лишь повернулся к отцу, сухо произнося: — Пап, он мне угрожает. Папа уже не выдерживал: — Замолчите, ради Бога! И Ромка с Антоном прыснули со смеху. Всю дорогу до Ромкиного дома они бесились, много спорили, разговаривали и смеялись просто неустанно. Антон снова и снова позволял себе выходить за рамки и наглел сполна, врываясь в жизнь Ромки просто безжалостно. Он хотел провести с ним как можно больше времени. Откуда-то взявшаяся жадность нахлынула на него слишком резко, накрыла с головой. И если уж есть время пробыть с Ромкой вот так, наедине, разморенный и счастливый, то он будет цепляться за эту возможность, как рыбка за крючок. Пить чаи, играть в баскетбол на площадке, выгуливать Соню, шутить и разговаривать о разном. Все это ворвалось в его сердце с очень неожиданной скоростью. И стоило Антону один разок распробовать этот вкус исполинского счастья и все — он опьянел. А отрываться больше не хотелось. Самый лучший день.