Кошачий бульон

      Сколько же воды утекло.       Казалось, ещё в прошлую смену члены Совета, выдирая волосы из пролетарских стрижек, пытались предугадать и предотвратить неблагоприятные события, вызванные последним инцидентом. Они готовы были друг другу глотки перегрызть из-за разногласий, а сейчас тишь до гладь. Никакой расправы, никаких выступлений. Всё закончилось так же спонтанно, как и началось. Всё дело просто замяли.       Вещи из локации Чаепитий окончательно вынесли, справки навели, без официальных заявлений пустили слух о том, что Вильям по своей инициативе покинул должность, а Мэд, главная угроза, по мнению Второго, больше не пытался как-либо взаимодействовать с Советом. Впрочем, это другая история.       Четвёртый зевнул, вынырнув лицом из подушки. Он обтёрся о неё щекой и зашкрябал когтями по коврику, лениво потягиваясь. Когда всё снова пришло на круги своя, его тоже начали посещать всё реже, но он не возражал. Охрана переговорной, подразумевающая собой безвременное лежание в углу среди сваленных подушек, не забирала у него много сил. Он часто просто спал, свернувшись и уперевшись в стену, а члены Совета, захаживающие в кабинет, даже не считали нужным его будить. Сон Четвёртого всегда был чутким, так что он приходил в сознание, если кто-то его навещал, но почти никогда не подавал виду. Если так подумать, по его примеру можно было бы высчитывать целые смены в пределах Главного знания, но никто этого не делал.       Опять засопелось, но сон не шёл. Свет совсем не мешал, пускай и на каком-то первобытном уровне являлось желание накрыться с головой. Одеяло не было бы лишним, тем более он знал, где его можно достать, однако придётся просыпаться. Время от времени мелкие дела всё же тревожили безоблачное валяние, и сейчас тот самый случай. Близкие коллеги Четвёртого, как это было понятно из контейнеров с остатками, недавно отобедали, так что ему требовалось прибраться и выйти в Город за новыми запасами. Дело несрочное, но отчего-то неестественно волнительное, что аж дремота пропадает.       Ну и ладно. Время ещё есть.       Размявшись, Четвёртый встал на ноги. Он обошёл кабинет по кругу, одновременно с этим собирая в тугой хвост разбросавшиеся за время сна волосы, а потом встал у окна с вечным пейзажем. Там, всё ещё босиком, пару мгновений он уделил зарядке. Движения были непримитивны настолько, что создавался странный дисбаланс между окружающим их пространством. В самом важном помещении Альтер.Вондерленда, прямо между круглым столом и окном, повернувшись спиной к широким дверям входа и древним благодарностям «от народа» на стене, неизменным и вечно замурованным в стеклянный рамках, чешир без труда выполнил стойку на локтях, после чего поднялся и пару раз подпрыгнул на месте. Если бы сейчас в кабинет кто-то зашёл, он бы совсем не удивился. Четвёртый бы не посчитал нужным скрывать свою ежесменную рутину. Здоровье было заложено в само естество чеширского вида, так что особой роли регулярные занятия не играли, однако это не служило причиной отказа от них. Было бы желание, Четвёртый бы мог всерьёз заняться своей мышечной массой и преуспел бы в этом не меньше Шестого, ведь у него были прекрасные данные, но за такого рода красотой он не гнался. Тот, кто будет вечно молод и активен, выберет бодрость, а не тяжёлые нагрузки. Тем более чеширские мышцы тоже были склонны болеть от напряжения, и это работающему гражданину было совсем ни к чему.       Четвёртый принял привычное положение, усевшись на пол, натянул на ноги чешки. Покидать этаж не хотелось, так что он значительный этап просто смотрел в стену, думая о своём. Сдавшись, сходил помыть контейнеры после еды, тщательно вытер их дежурным полотенцем и убрал в подвесной шкаф в противоположном углу от спального места. У него были причины для беспокойства, и он устал их подавлять.       Закончив внутренний диалог, Четвёртый снова пошёл в свой угол и, раздвинув десяток различных подушек, вытащил из-под ковра записную книжку на пружине, прижатую к стене. Ничего противозаконного он не совершал, однако всё равно не хотел, чтобы коллеги узнали о данном увлечении. Все свои вещи: одежду, бельё, прочие предметы личной гигиены и даже драгоценный тромбон он хранил в том же общем шкафу на личной полке, однако дневники предпочитал держать при себе. Много у него их скопилось на самом деле. От скуки… Он брал их время от времени в столах кабинетов ОПВ (благо, подобной канцелярии там было много и никто не отмечал пропажи), заполнял от корки до корки, и всё так же складировал под ковёр в уголок. Камер в кабинете не было. Их вообще не было нигде в здании за исключением той, которую установил лично Четвёртый. Все обычно говорили, что причиной данного упущения являлась осознанность и ответственность со стороны всех работников Компании, а так же доверие Совета. На самом же деле связано это было с тем, что Главное здание была воздвигнуто ещё в эпоху Просвещения, одновременно со становлением Города, когда людей было ещё не так много. Да и ресурсы не позволяли исполнить эту побочную прихоть. Когда не представляешь, как работает фундамент, глупо сходу планировать монумент покровителя на верхушке.       Даже у такого как Четвёртый должны быть свои секреты…       Вытащил ручку из блокнотных колец, открыл чистую страницу, начал запись без бесполезной даты. Блокноты всё равно пронумерованы по порядку, без указания шатких эпох, так что значение имеют только мысли, которые останутся наедине с Четвёртым. Никому из коллег не было дела до его досуга, но всё же он предпочитал держать различные мнения при себе. Он убирал дневник обратно, если слышал, что кто-то идёт. А сейчас…       «Опасения Второго оказались излишними. Времени с ухода Вильяма прошло совсем немного, но всё начинает возвращаться к первоначальному. Он говорил, что следует «переждать бурю», но бури вовсе не началось. Мне забавно смотреть, как он всё ещё считает свои решения чертовски важными, хотя знает не больше моего. Всё моё окружение считает нужным имитировать контроль над ситуацией, что протекает без их вмешательства. Что ж, это очень убедительно, я только похлопать могу.       Возмездия не случилось. О чудо! Не знаю, что уж такого Мэд учинил, чтобы Второй начал думать так упорно, но он сейчас снова сидит в своей локации ровно. Пару этапов назад меня уполномочили его навестить и, чтоб вы думали? Ведёт себя как во времена светлые и незадумчивые. Мне даже показалось, что он ничего и не помнит из случившегося… или действительно не помнит. Я уточнять не стал. Смешной он всё-таки. Да и в целом мы с ним похожи. Навещают нас только за делом каким-то, вот только во мне деятельности больше, здравия, удачи…)) Что до Вильяма собственно… да чёрт с ним»       Придавив ироничную улыбочку, Четвёртый поднял голову от листка. Легонько об краешек его черепа стукнулся смутный звук удара чьей-то туфли по паркету, а потом и неслышимый человеческим ухом гудок, издаваемый древом связи поблизости. Опасения оказались ложны, но строчку Четвёртый так и не продолжил — не нашёл, чего бы сказать. Перескочил на абзац, снова ударился ручкой по бумаге.       «Под руководством Третьей намедни (!) изымали вещи из Локации чаепития в личный фонд имени дядюшки Вильяма, прямо как Первый завещал! ОПВ так торопились, что даже меня припахали, а Мэду собственно до этого дела чисто фиолетово (сиренево хихи). В дом не заглядывал, махал только руками, головой тряс и здоровался с теми, кто последние его воспоминания с собой забирал. Не удивлён, если кого-то из присутствующих аж зависть пробрала. Такой чокнутый! Не хотелось бы мне на его месте оказаться конечно.       Как бы то ни было, сейчас в доме осталась только мебель. Даже постельное бельё забрали, хотя, стоить признать, прибрались правда чистенько, хоть почасово сдавай! Мне запомнилось ещё, как по неосторожности горшок на входе один работник опрокинул, так цветы настоящие оказались, а выживали ведь как-то! Ну а теперь там не на что смотреть. Теперь у нас даже зубная щётка дядюшки Вильяма — государственная тайна. НЕ ШУЧУ. Даже мне, ЧЛЕНУ СОВЕТА, не сообщили, куда все пользованные вещички увезли, будто своровать решу. И где же там лежат его нестиранные панталоны, и кто же там их охраняет без сна и отдыха (государственную службу несёт!), и как ЦВБ этот великий фонд документирует, шифрует!       ладно, щас увлекусь и такие прелести описывать начну, что аж стыдно станет       Просто не сожгли ведь вещи, правда фонд отдельный выделили под всё это добро, к тому же засекреченный! Страшная штука эти вражеские портки…       Хотя ВРУ. Вру. Совершенно не вражеские.       Удивительно, но Совет во всеуслышание: «ВИЛЬЯМ — ВРАГ НАРОДА», объявлять не стал. Такой уж образ построили сотрудничества, что самим стыдно свою лажу признавать. Стыдливо, тихонечко и без официальных заявлений создали пакт об исключении его из Совета по самоотречению (А на счёт вопроса, состоит ли теперь в Совете Мэд, даже Первый ответить внятно не сможет. По бумажкам вроде даа — ну да этим ещё никто толком не занимался.)       Чёрт ногу сломит в этой вашей ЦВБ-конторе!       Хорошо, что я к этому непричастен. Другого рода служба ;)       Очень тихо у нас теперь дела в Альтер.Вондерленде решаются.       Вот, к примеру, объявления не было, а маски граждане снова носить обязаны. И за нарушение не то что бьют или на учёт ставят, просто говорят так и так отменили постановление, облачитесь по форме. Никто и не возмущается особо. К первашам требований в этом плане не предъявляют, а они и рады. Не знаю уж я, как к этому относится на самом деле.       Новое начальство Чёрной отрасли отыскали, так что у нас снова печки в сторону неугодных (Второй экскьюз муа) работают. Пока не разгоняются со всем этим, просто незаметно возвращаются к старому, но грустно чёта от всего этого.       Вот не получается у меня игнорировать всё происходящее, вы уж простите. Хочется верить, что всё будет как раньше, а не делать вид. Все молчат и не хотят обсуждать проблемы, но мне с каждой сменой некомфортнее. Скоро нужно выдвинуться в Город, дабы взять пару порций на пропитание человеческой части Совета, но я не хочу туда носу совать.»       Четвёртый снова поднял голову, отложил блокнот и лениво распластался на подушках. На мгновение ему даже показалось, что он зря это всё начал, ведь в голове итак мыслей было избыточно, крамолы в них только не хватало. Ничего противозаконного!.. он же член Совета всё-таки. Член Совета, с которым коллеги толком не общаются, что уж тут говорить про солидарность. Однако собственные мысли у него есть, и он тоже имеет право их высказывать! Хотя бы не вслух.       «Правила работы Чёрной отрасли сейчас размыты как никогда — тяжело подняться с колен после такого. Труда мало, отдых имеется, даже инцидентов с необходимостью утилизации особей выше первого класса пока не наблюдалось. Всё выглядит со стороны довольно мягко, так что никто и подумать не мог, что возникнут проблемы, однако на посту после Пятого (уважение ему от меня) за это время стоит уже третий человек. И всё непрочно.»       Записывал Четвёртый уже на весу, из-за чего почерк оставлял желать лучшего, однако только в окружении подушек он мог почувствовать себя комфортно.       «Казалось бы, уже прожжённые (каламбур) опытом работники, которые ещё прошлого начальника застали, а вот такая у них предрасположенность оказалась… Оказалось, что должность начальника ЧО не такая лёгкая, как благодаря блестящей службе Пятого виделось!       Горят они короче       Горят НЕСЧАДНО       В прямом смысле этого слова, чёрт возьми: натурально в печь залазят, а Совету как будто дела нет, что престижное начальство отраслью стало фактическое пребыванием болванкой! Вторичным сырьём! Один пропал — ещё наберём, второй пропал — продолжаем, ради прогресса! И я всё убеждаю себя, что отвык просто от всего этого, что и раньше так было, но не припомню. Просто убеждаю себя в том, что надо быть проще, а толку? Лучше уж вообще ни к кому больше не привязываться.       И всё же жалко мне Вильяма на самом деле. От того, что на Мэда похож, а Мэд как-никак… коллега. Всё они вдвоём будто ни в том месте, ни в то время, не в том теле… Вот были бы они чем-то средним, не брали бы на себя много служили бы на ОПВ, ЦВБ, в том же самом городе и жили бы в своё удовольствие. Без высоких мечт и умений всё было бы гораздо проще и веселее. Зря они избранными стать решили. Избранность… она ведь не всем даётся. Для неё нужна подготовка, осознанность, умение вовремя остужать ум и молчать!       но что-то я отвлёкся на самолюбование, а вдруг кто-то прочитать решит))       Хотя настроение это и правда поднимает, аж силы выйти появились.       Приятно думать: «Я избранный и достойно выношу это каждый свой день!», только и живу этим)))       бубубу…       Между тем у нас в Городе недовольные завелись, и Совет с этим бороться не спешит. Не против Совета недовольные, а милость Вильяма почувствовавшие на себе, из-за чего обозлились. А у Вильяма кроме последователей ничего нет, так что не нужно быть гением, чтобы понять, кто сейчас находится под ударом…       Какая-то новая концепция «государственной тайны», когда уже ГОСУДАРСТВО не знает, что задумал народ. Это уж мятежом не назовёшь, потому что всё затеяно исключительно в интересах вышестоящих, однако вот вслух не говорят. Непонятно, кто начал это возмездие без лица… А репрессии нешутоШные! Всё меньше и меньше остаётся сочувствующих у нашего дорогого дядюшки Вильяма, а коллеги только за закрытыми дверьми эту тему обсуждают (я за закрытыми дверьми сплю, и обычно не подаю виду о вовлечённости в обсуждение, поэтому и проинструктирован). Чёрт возьми что в этом городе творится. В сухом остатке — лучше под народную горячую руку не попадаться. Уподобляюсь Совету — не привлекаю внимание! И ни перед Вильямом, ни перед Мэдом тоже извиняться не собираюсь. Не моё дело. Кого прижмут, тот пусть и течёт мыслёй по древу, а у рабочих итак дел невпроворот.       Ладно!       Выговорились, остудились, даже повеселее на душе стало!       Вперёд, здравое игнорирование и надежда на то, что всё закончится хорошо! Кто в себе копается, тот и тёплого места, и рассудка лишится… писал уже не раз)»       С довольной улыбкой ещё раз пробежавшись глазами по написанному, Четвёртый с глухим хлопком закрыл блокнот и продел руку в железную спираль. От поднятой темы воображение разыгралось. В голову, как это обычно бывает, не прекращали лезть мысли о том, какие именно броские фразы и авторские суждения Четвёртый посмел упустить, но дополнять текст было бессмысленно. Чешир не то, чтобы считал себя непризнанным гением и, пускай в положении своём углядывал приятную уникальность, "словом" в широком смысле этого понятия не владел. Впрочем, это в его обязанности тоже не входило.       Разогнув спину и повернувшись на подушках, Четвёртый вернул блокнот на его привычное место у стены, и поспешно всё прикрыл. Лёжа на животе, он пару мгновений глядел в стену, периодически помахивая хвостом, а потом принял ответственное решение подняться. Незаменимую жертву он приносил всему чеширскому государству.       Взял со стола один контейнер, второй достал из шкафа. Там же, на своей полке, нащупал карманное зеркальце в виде кота, отличного от эмблемы Компании. Посмотревшись в него пару секунд, поправив волосы и показав зубы, убрал нетипичную для Альтер.Вондерленда вещицу на своё место.       Почесался, маску надел.       Работа зовёт, даже времени на себя нет! Отчего-то именно в такие моменты появляется желание и коготки поточить, и голосовые связки размять, и в целом в животное начало погрузиться, но вечно приходится о нём забывать. Душновато в кабинете, но электричество, когда никого нет, положено выключать. Ни шанса нет воздуху разгуляться, и Четвёртому тоже. Никакой сигнализации самое главное, никаких замков! Действительно Совет так народу доверяет, или просто знает, кого если что в проблемах следует винить?!       Впрочем, о таком Четвёртый уже давно не думал. Привычно засунув всё необходимое в казённую и вечную тканевую сумку с эмблемой Компании, он уже подошёл к лифту и нажал на кнопку.       Лифт на верхнем этаже был свой, скорый. При всей загруженности здания, им пользовались обычно или члены Совета, или тот, кто осмелился подняться на их уровень. Примечательно, что даже аварийная лестница на этот этаж не вела. Наличие единого входа было фактором безопасности, хотя и добавляло волнений на счёт того, что малейшая неисправность может понести за собой значительные последствия. Камера в лифте была единственной камерой в Главном здании. Работала она автономно, но от этого крайне нелепо, так как о случившемся никак нельзя было не узнать в реальном времени. Вся функция камеры была в записи коротких видео каждый раз, когда с помощью лифта осуществлялось передвижение по зданию, и сохранении этих фрагментов в своей конечной памяти. Взял карту памяти — просмотрел накопившиеся фрагменты — всё почистил — поставил обратно. Ещё ни разу не приходилось Четвёртому поднимать серьёзное обсуждение по вопросу безопасности, но обязанность тратить своё время на просмотр того, как его коллеги катаются вверх и вниз, с него никогда не снималась. О видеонаблюдении знали все, и никто не горел желанием набираться проблем.       Ничего никогда не случалось. Порой казалось, что члены Совета под камерами даже намеренно двигаться старались меньше, ибо «не солидно». Забавным в этой непрекращающейся рутине можно было назвать лишь редко захаживающего Мэда, который умышленно оставлял на записи послания, ожидая, что Четвёртый это посмотрит и улыбнётся.       Впрочем, в слежке за безопасностью был ещё один маленький и неочевидный плюс.       Четвёртый зашёл, нажал кнопку, и дверь за его спиной без промедлений закрылись. Стремительно опускаясь вниз под мерный шум вентиляторов, он вдруг усмехнулся. Всё ещё стоя спиной к камере, чешир выставил перед её объективом жест, значение которого большинство граждан Альтер.Вондерленда не знало. Рука с оттопыренным кверху пальцем провисела в воздухе ещё какое-то время и была резвым движением убрана до того, как двери лифта открылись вновь.       Вот такое тебе послание на будущее.

***

      — Да-да, мяса побольше, вы же его знаете! — хохотал чешир, стоя у работника Города, черпающего горячее варево из большой кастрюли. Второе подразделение Города было сборной солянкой классов и нравов, однако в их столовых покоилась самая лучшая еда. Большие точки на открытом воздухе (и даже пара закрытых кухмистерских!) работали вне зависимости от смен, и каждый нуждающийся или желающий мог взять себе подкрепиться в разнообразии. Вот в других подразделениях положено основное блюдо, компот, а тут и салат тебе приготовят и гарниры с мясом на выбор предоставят и десерты Компанейские, фирменные. Работают тут тяжко, круглосменно, но с должной кадровой профессиональностью и возможностью на отдых. Как бы работаешь там, где повышенное обеспечение, там и живешь. Пользуешься благами: общественный душ принимаешь с тёплой водой вне зависимости от смены, досуг разговорами занимаешь, здоровый отдых ведешь. Хорошо! Хорошо жить во втором подразделении, вот только допускают сюда далеко не всех. Выслужиться надо, отдых заработать, а если ты первый класс тут уж вовсе особенным нужно быть.       Дымилась говяжья поджарка в наполненных контейнерах, и у Четвёртого слюнки текли несмотря на то, что сам он в еде биологически не нуждался. Пюре на молоке, на нём тушёное мясо в томатном соусе. Не мешало бы его коллегам самостоятельно в Город ходить, чтобы такое великолепие с пылу с жару вкушать, пока мягкое, а не студенистое месиво лежалое жевать, которое даже не разогрели. Такое упускают и сами жалуются на то, что еда не вкусная! Понятно, что если в шестом подразделении свинину варёную готовить не умеют, и Второй брезгует, но тут и мясо другое, и приготовление! Он только зря нервы тратит!       Сами проблемы свои придумывают... странные его товарищи…       — Благодарю! — потряс головой чешир, убирая потяжелевшие тары обратно в свою сумку. — За ваш труд благодарю, сотоварищ! Будьте уверенны, что мои коллеги бесконечно признательны к вашей работе! — говорил он, отказываясь от салата и десерта. Стоит признаться, что он чуток привирал, так как никогда не слышал лестных выражений касаемо еды от коллег, но это было не преступление. Чешир всегда был максимально вежлив и комплиментарен в своих высказываниях, что обеспечивало к нему повышенное внимание. Он также много вложил в тренировку своего голоса. Из всех членов Совета Четвёртый был наиболее обделённым магическими умениями (аура на его лице способна была выражать только единое, чёрное состояние), так что доброжелательный голос ему приходилось нарочито выдавливать, чтобы оказывать честь собеседнику. Благо, маска немного приглушала исходящие звуки, чтобы это не выглядело оскорбительно. Он вилял, делал вид что не хочет уходить, всячески старался заводить житейские беседы, даже когда не хотел этого. Он кокетничал, отказываясь побыть во втором подразделении подольше и ссылаясь на работу, хотя в целом с этим ему ничего не мешало. Во всём его поведении читалось громкое: «Я вам необходим!», но обилие обтекаемых шутливостей делало его образ по своему открытым, притягательным и даже скромным. Это было на руку.       Всё же он был членом Совета, которому по положению было легко находиться близко к народу! В такой же клетчатой рубашке, с почти такими же обязанностями, он мог принять статус «своего» со всеми. Он был доволен тем, что с ним граждане вне зависимости от должности могли обсуждать проблемы наиболее открыто без всякого лизоблюдства и напыления элитарности. Он сам ко всем из народа обращался на «Вы», но от этого официальность этого «Вы» совершенно стиралась, исключая барьеры. Четвёртый глубоко был погружен в общественную жизнь с самого её зарождения, и это было его поводом для гордости, которую он никогда не показывал. Он был совсем не силён, но, как и полагается члену Совета, всеобщей любви ему было не занимать. Это была всецело его заслуга.       — Ладненько, — произнёс Четвёртый нараспев делая широкий, почти театральный, взмах рукой, — долг зовёт! — кивнул, опустив голову в небольшом поклоне и поправил сумку на своём плече. Повиливая хвостом, он развязно зашагал к ближайшему выходу из локации, но вскоре был окликнут отнюдь не работником. Остановившись в проходе меж столами, он повернул голову через плечо заглядывая на сидевших за длинным столом чеширов. Трое: один то и дело повторял его имя и подзывал к себе, два остальных переговаривались. Сидели за обедом, но видно что в компании. Зовущий в клетчатой рубашке, рядом с ним белый, человек в чёрном молча слушает. Разнообразный контингент собрался!       — Четвёртый, — повторил клетчатый, подняв руку вверх, — давно Вас здесь не видел, составьте нам компанию, сядьте с нами! — просил настойчиво. Вероятно, работник узнал его по хвосту, а вот Четвёртый, напротив, совершенно его не помнил, но признавать этого было невежливо. Лица нет, да уж выглядел человек так, как и положено работнику Компании выглядеть, никаких вычурностей в одежде. Кричал громко только, так рад был встретить, видимо… ну не уходить же после такого.       Четвёртый возвратился к столу.       — Какая судьбами! — произнёс член Совета скоро и неграмотно. Поскольку этого всё равно никто не заметил, он поспешно присел. Будто с самого начала так планировал, взял двумя пальцами кусок хлеба из корзинки. Наблюдающие тут же подвинули к нему тарелку с вежливостью. Зачинщик беседы поднял голос, намереваясь всецело включить случайного гостя в трапезу, но Четвёртый умело отказался. Адаптация произошла так быстро, что через мгновение все перестали замечать присоединение нового участника застолья.       Еда в контейнерах остывала, но другого исхода для неё быть не могло. Изображая вовлечённость, Четвёртый внимательно рассматривал тех, с кем теперь сидел за одним столом. Хлеб в руке совершенно не интересовал, но из пальцев куска он не выпускал.       Многочисленные тарелки были почти пусты, разговоры троицы откровенны, но темы достаточно житейски, чтобы не вызвать оскорблений. Видно, что взгляды на жизнь в целом у товарищей были одинаковы и разногласий не провоцировали, так что слушать можно не опасаясь. Стаканов по столу раскидано множество. В одних — чай, в других — недопитый морс, а также не морс вовсе. Красноречиво и бруснично били по носу яркие ароматы от бутылки, стоящей на столе. Алкоголь в Альтер.Вондерленде не то, чтобы запрещён, но пропаганда красноречиво говорила о том, что в лишний раз лучше судьбу не испытывать. Проблемы от всего этого в основном потенциальные, а разборки в большинстве своём показательные. Смотрят, чтобы ничего сверх меры не творили, да в постоянном порядке не разливали, а так во втором подразделении за этим не слишком следят. Если каждый достать может, но тут нужно судить по фактам, а не бутылки отбирать, что уж там…       — Как дела у Вас, Четвёртый? — спросил громко сосед в клетчатом, крутя в гранённом стакане ягодную спиртягу. Руки у него были сильные, рабочие, почти как у Шестого, но не мускулистые, а жилистые, очень примечательные в целом.       — Хорошо, как иначе! У нас всегда хорошо! — практически отрапортовал Четвёртый, ухмыляясь с иронии ситуации. И всё-таки он начинал вспоминать этого человека, пускай и смутно. Такие просто так во втором подразделении не сидят. Видно, он ещё с эпохи Просвещения перед Компанией выслужился. Смелый больно… хотя, может, просто пьяный. — Хорошо у вас здесь!       — Хорошо, да, — подтвердил собеседник, опустошая стакан после чего ударил им по столу, — в Городе всегда хорошо!       Какой разговор хороший выходит!       Чешир в чёрном хихикнул, прикрывая маску рукой. Четвёртый тогда обратил внимание, что пахло от него гарью и железом, поморщился, но вслух не заметил. Чешир после смены пришёл на заслуженный отдых, как и полагается. Много работников Чёрной отрасли во втором подразделении теперь, что уж поделаешь, если они все к своевременному мытью не приучены. Хоть Третьей с проблемой докладывай, чтобы общественные работы проводила... Ну невозможно же!       Четвёртый нагнулся вперёд к столу, изображая заинтересованность, отломил хлеб и заложил маленький кусочек под маску, чтобы отвлечься.       — А Вы что нам скажете, уважаемый? — незамедлительно обратился он к человеку в чёрном.       — Скажу… хорошо! — нет, этот уж совсем пьяный, понятно чего молчал. Худенький, молоденький, почти прозрачный, погруженный в работу с головой так, что аж грустно становится. Вот оно — подтверждение опасениям, вот он — фактор шаткого положения!       — А вот у нас дела не очень хороши, сотоварищ Четвёртый! — вдруг подал голос чешир в белом, чем вывел члена Совета из мимолетной фрустрации.       — А в чём дело? — оживленно спросил Четвёртый, нагнув голову вбок.       — А сами будто не понимаете: тяжело держаться на плаву, когда постановления так шатаются! То закрывают локацию Порталов, то снова её открывают, то с бумажками возишься зачем-то, то вообще в Городе работаешь! Ладно для своих, так для дырявых! Уборщиком! Поваром! Что ещё прикажете? А что с экспедициями что в итоге?.. — нескончаемый поток всё лился и лился из активного собеседника так, что ни на один выпад нельзя было ответить, но от этого и лучше: думать тоже не приходилось. Внимательно случая, кивая и изредка угукая, Четвёртый успешно сохранял своё лицо без особых затрат, после чего нарочито громко отчитывался о том, что об этих проблемах Совет осведомлён и делает всё ради их решения.       Сразу видно было работника Белой отрасли: характерные выражения, одобряемые Шестым, так и сыпались из него, речь была прочной и смелой, а в стакане был один только компот…       Вспомнили имя Вильяма.       Ненарочно это получилось, но Четвёртый сам не заметил, как не уберёг рвущегося в бой Белого рыцаря от этой темы. Обсуждение стало тяжелее. Видимо наговорил в своих кругах Шестой коллегам такого, что никакая государственная программа самоотречения без официальных заявлений не спасла бы бессмертную душу бывшего мятежника. И вот уже далеко не эпитеты «мерзавец» и «подлец» витают в воздухе.       Вот уже застолье перестало быть таким приветливым.       — Так повсеместно же так! — подал голос человек с сильными руками. Была бы воля Четвёртого, он в тот же момент предпочёл бы тактически исчезнуть. — Не знаю, что там Вам этот Вильям сделал, но в Городе сейчас ох как неспокойно стало! — и всё же тут не «хорошо». — Тяжело работать: много первого класса, а ресурсы всё те же. И не только у нас эта проблема на самом деле, везде напряжение, силы Компании не на своих местах распределены. Путаница, везде эта путаница, — человек вдруг понизил голос, обращаясь к Четвёртому, — и, между нами сообщу, сотоварищ Четвёртый: небезопасно у нас в Городе, в последние этапы особенно.       — А в чём дело-то? — произнёс Четвёртый шёпотом, чувствуя, что добирается до самой мякотки. Пальцы напряглись, когти зажали помятый кусок хлеба, подобно добыче.       Чешир промолчал пару мгновений, слегка мотая головой, провёл рукой о маске, приблизился ещё немного.       — Так расправы учиняют, — наконец прошипел он озабоченно. — Вон, только на прошлой семисменке двоих нашли, и не сочтёшь за несчастный случай. Ладно, иногда аномалия первый класс косит, один из ста просто не просыпается, но тут ведь всё понятно.       — И часто расправляться? — «р» у Четвёртого отчего-то вышла кошачья, бархатная.       — Да травят их!.. Травят уж ладно, просто смуту наводят, так совсем уж страх потеряли, у всех на глазах пускают кровь!       — Прямо уж у всех на глазах? — удивился Четвёртый, глянув сначала на соседа в белом, а потом в чёрном. — А почему нам не докладывают? Что за мода на самосуды пошла?       — Так бояться, сотоварищ Четвёртый! — собеседник всплеснул руками. — Представьте себе, даже высшим классам достаётся! Нам только и остаётся, что следы убирать после злодейств этих!       — Вот те! — Четвёртый замотал головой, распушая волосы. — Чего бояться-то? Сложно злоумышленников на месте остановить и по закону спросить?       — Много их больно стало. Тут уже не знаешь, с кого спрашивать будут. Сначала только дому 9 доставалось, как прямым последователям, но больно их мало было, так что быстро перебили. Потом первый класс, которого тоже не в достатке тут, а потом и дальше пошли… — собеседник замолчал. Он налил в стакан ещё немного красной благости, выпил, вздохнул. Теперь говорил уж совсем тихо. — У нас так-то во втором подразделении граждане пропадают. Лишений не чувствуется как таковых, но вот, бывало, приходишь к товарищу, а его след простыл. Никаких вестей, никаких докладов: просто раз и личные документы испарились куда-то, а человечек вместе с ними. Видно, за сочувствующего сошёл. Ни о чём уже говорить нельзя…       — Ужас какой, — выдохнул Четвёртый взволнованно.       — Да уж, ужас. По Городу в целом спокойно, а в нашем подразделении будто от скуки бесчинства творятся. Работы что ли им мало…       — Всё исправим, всё доложим, — поспешно кивнул головой Четвёртый и аж по столу ударил для убедительности, — Вы молодцы, что о таком не молчите, тут нельзя на дело глаза закрывать. Компания такое не оставит, со всем Совет разберётся, — чешир пригрозил собеседнику смятым куском хлеба. — В ближайшее время!       Потом выпили, посмеялись с анекдотов, что были совершенно не в тему, вскоре распрощались. Уходя из-за стола член Совета даже позволил себе номинально пропустить стаканчик, немного смочив губы, дабы закрепить свою причастность к общему переживанию, но усердствовать не стал. Уходил он собранно, не виляя, изображал особенную поспешность и даже, уже почти скрывшись, произнёс громкое: «Со всем разберёмся, будьте уверены!».       Позволил себе чуть расслабиться, когда дошёл до границ локации, и фигурка его запетляла меж карамельными и железными древами. Снова завилял хвостом, с привычной горделивой элегантностью поднял голову.       «Волноваться нечего, Совет уже обо всём осведомлён, — думал он с иронией, разглядывая чёрные экраны, — ещё немного потерпеть и проблема сама по себе пропадёт, раз уж товарищи с самого начала решили в неё не ввязываться».       Четвертый даже пританцовывать начал. Крепко удерживая сумку на плече, он двумя прыжками преодолел область края локации и оставил плотную поросль деревьев позади. Горизонт перед взором снова был чист, а волнения не осталось. Город был единственной локацией, в которой подразделения были логически связаны между собой. По прибытию ты всегда оказывался в одном месте вынужденным проходить через нежилую область для работников Компании, чтобы оказаться в нужной тебе Городской части, а вот сбежать можно было через любую свободную область.       «Прощай, второе подразделение!» — кульминационно заметил Четвёртый, делая третий подскок, как вдруг упёрся в широкое и основательное древо связи на самом отшибе.       Громкоговорители тут функционировали всегда, а экран на вершине работал рупором Компании вне зависимости от того, включали его нарочно или нет.       «Вы покидаете второе подразделение», — сообщил мягкий голос откуда-то сверху и вслед за этим экран на высоте тут же зажёгся, освятившись вечной эмблемой, флагом и гербом Компании.       — Дорогие сотоварищи, дорогие работники и жители Альтер.Вондерленда! — ораторствовало открытое лицо Третьей с высоты. — Компания оказывает вам глубочайшую признательность за труд и отдачу в нашем общем деле! На пути ко всеобщему благополучию вклад каждого представителя огромного и сплочённого народа Альтер.Вондерленда как никогда важен для нашей общей миссии! Помните, что с какими бы трудностями не столкнулось наше нерушимое государство на пути к мечте, мы остаёмся едины и отважны. Каждый из нас всецело предан общей идее, каждый нас готов на подвиги и жертвы ради общего блага и каждый является частью того нерушимого коллектива, однажды превратившего светлые фантазии в нашу с вами реальность. Совершенству не может быть предела, но именно в наших руках сосредоточена сила, позволяющая проложить дорогу к нашему общему идеалу. Мы — будущее. Мы — процветание. Мы — НОВЕЙШИЙ прогресс. Бесконечность начинается с единицы — Альтер.Вондерленд начинается с гражданина. Позволим же Компании и далее нами гордиться. Позволим себе достичь великолепия, полагающегося нам по праву! — лицо Третьей стало по-матерински проницательным, зелёные глаза будто заглядывали в душу. — Совет выражает безграничную благодарность каждому гражданину, вносящему свой вклад в Компанейские идеалы.       Экран потух.       Четвёртый прицокнул языком, всё ещё смотря наверх в уже потухший чёрный прямоугольник. Как бы не хотелось, волей не волей вечно застываешь, когда древо связи включается над твоей головой. Слушаешь от начала до конца, даже если не собирался, а потом думаешь… и даже не понимаешь о чём думаешь.       Надо же, теперь весь Альтер.Вондерленд Третью в лицо знает. Надо бы по-хорошему поменять эту запись по умолчанию: ещё со времён работы Вильяма тут проигрывается, а суть всё та же. За всё хорошее и против всего плохого! Призыв к продолжению правильных действий… а звучит-то совсем недурно! Четвёртый до сих пор помнит, как снимал это обращение в коморке на верхнем этаже, и как тяжело им было дойти до конца этой злосчастной патриотической эпопеи. Третья вроде профессионалка своего дела, голос у неё хороший, но мышцами лица работать совершенно не умеет. С текстом намудрила, а эмоций ноль… Тяжело им было, благо, позади уже всё это.       — А на счёт обращения к Чёрной отрасли я тебе всё же доложу в первую очередь, — проговорил Четвёртый мысли вслух, не отводя взгляда от экрана. — Безопасность это важно, но что за имидж такой у Компании, если её работники кровавыми руками белый хлеб едят… Совершенная дикость, похлеще всяких репрессий.       С этой мыслью и удалился.

***

      — Ну вот, ещё с одним расправились, — плаксивым голосом сказал работник Города.       В кухмистерской, аплоде спокойствия и стабильности всё было как всегда: резные шкафы с обилием красивой посуды, убранный стол, мебель, отличающаяся от всей той, что стояла в Городе, тюль на обыденно громадных окнах…       И всё это редкое великолепие было нарушено привычной тишиной и холодным ужасом, гробовым безмолвием и аморфностью.       На холодном клетчатом полу в неприглядной позе разлеглось тело в такой же клетчатой рубашке.       — Тут уж не с «ещё одним», — спокойным голосом заметил другой работник Города, пришедший на помощь в решении этого беспорядка, — это скорее «с последним», — он сервисным движением поставил в раковину железное ведро и облокотился на край столешницы, разглядывая картину перед ним.       — Да когда это всё закончится?! — клетчатый, прокрутившись на каблуке, посмотрел на своего собрата по несчастью. — Какой это уже по счёту?! И почему всегда мы убираем? — продолжал негодовать тот, но голос его звучал исключительно слабо.       — Работа такая, — собеседник пожал плечами с усмешкой.       Тишину помещения нарушал собой только белый шум от воды, бьющей о металл, и редкие ворчания.       — Вот же, — присев на корточки и уже привыкнув, чешир протянул к побледневшему лицу пострадавшего руку, — и ран-то нет вроде, а всё равно не дышит, — он без отвращения провёл пальцами по посидевшим губам, положил ладонь на щеку, нагнулся, заглядывая в помутневшие глаза.       — Да что ты?.. — от смятения наблюдающий аж сам задохнулся, но через мгновение его голос стал твёрже — Руками-то зачем лезешь?! — он выключил воду и, вытащив ведро из раковины, с лязгом поставил его на пол. — Швабру бы лучше взял! Убрал бы, а не…       — Да я будто его знаю, — со вселенским спокойствием оборвал негодования собеседник. — Лицо, как будто знакомое.       — И ПОЭТОМУ ты решил залезть к нему во все отверстия? — чешир уложил руки на пояс. — Это у тебя с прошлой работы предрасположенность, я не пойму? На кой чёрт тебе так о первом классе волноваться?       В ответ на это собеседник лишь усмехнулся.       Рука переместилась с щеки на переносицу. Очень уж чешира привлекла такая знакомая, но такая непривычная на лице представителя первого класса красная отметина на переносице. Пальцы огладили тонкую косточку сверху-вниз, размазывая красноватое пятнышко к низу. На подушечках ощутился воск.       — Да-к он модник! — весело и со странным увлечением взвизгнул чешир, демонстрируя испачканные пальцы коллеге.       — Да ну… — это знание отчего-то оказалось очень занимательным.       — Да! Переносица подкрашена! И чего это он!       — Да уж… хохма.       Оба товарища прыснули со смеху.       Они переговорили, достали швабры и вёдра, начали уборку. Клетчатый пол отмыли, помятую маску, обнаруженную под столом, снова надели на лицо. Один из чеширов, напрягшись, завалил тело на плечо и с усилием уложил на диван.       — Ну?! Зачем ты его на тахту-то?! — запротестовал чешир, всё ещё оттирающий пол, но товарищ тут же активно заверил в его в том, что ничего страшного за этим не последует. — Смотри у меня…       Отвлекаться перестали. Закончили уборку быстро и без накладок. Никто больше не хотел обсуждать итак понятное плачевное положение второго подразделения, так что всё приняли как данность. Кухмистерская снова пришла в своё приглядгое состояние, и ничего в окружение уже не хранило в себе отблеска трагичных событий, происходящих в Городе. Только пол блестел от света, ярко падающего на него сквозь полупрозрачный тюль огромных окон.       — Закругляемся, — скомандовал один из чеширов, убирая инвентарь для уборки в наименее примечательный шкаф. Управились двое довольно быстро, но закончить работу без посторонних глаз всё ещё хотелось. Дополнительный этап от перерыва, дополнительный досуг…       Тело подняли с дивана и снова завалили на плечо. Договорились нести по очереди, чтобы комично не тащить за руки и ноги.       Засеменили прочь. Через редкие домики, сквозь деревья, прочь от Города.       Стройное, но от этого не менее весомое тело отдавливало плечо. Колыхаясь и как будто выдыхая с каждым шагом, оно время от времени соскальзывало, словно кряхтело от натуги.       — Давай, вон уже, виднеется! — командовал один товарищ, выходя наперёд коллеги, с придыханием тянущим на своей спине ношу обязанностей. — Во-о-он! — он протянул палец, указывая за горизонт для пущей убедительности.       Ровный строй плотной поросли карамельных деревьев становился всё ближе, пока его мрачные тени не достигли друг бодрых фигур. Трое остановились прямо перед порогом на входе в зловещую локацию.       Карамельный лес. Здесь всегда было что-то зловещее, несмотря на отсутствие видимой опасности. Окраина. Вход в безумство. Дальше пути нет.       — Ну… сам докинешь? — немного помявшись, чешир обернулся на коллегу. Они оба стояли на достаточном расстоянии от линии начала роста деревьев и не слишком торопились подходить. Они часто оказывались так далеко, но это никогда не могло стать частью рутины. Рядом с этим местом нетленное чеширское тело входило не просто в контакт со смертью… здесь перед ликом оказывалось моментальное исчезновение.       Беспрекословный конец.       — Погоди, — выплюнул чешир, скинув со спины тело. — Не попасть могу… далеко очень стоим.       Чеширы сами не заметили, как понизили голоса.       — Хочешь поближе?..       — На один шаг… сейчас, отдышусь и закину.       Они вдруг замолчали. Никто не хотел смотреть с сторону мощных фиолетовых стволов. Темнота, хранящаяся в прорехах между этих природных монолитов пугала. Здесь они были больше, толще, выше… значительно выше, чем какое-либо дерево в пределах Альтер.Вондерленда, и о запредельности этой в народе ходили домыслы и невысказанные легенды. Что заставляло части пластиковой пустыни расти так бурно, что таилось в их дебрях, что мешало разрастаться всё дальше, а самое главное… будет ли эта недвижимость вечна? Таинственное место, глотающее в себе всё, что оказывается рядом, одного взгляда на которое достаточно, чтобы начать терять разум. Оно издавало звуки. Оно дышало, оно было неизбежной частью того дикого, от которого Альтер.Вондерленд когда-то спасла Компания…       Слышишь ли ты, как там, далеко, от порывов чудовищного ветра гнуться в стороны исполинские древа? Слышишь ли ты, как гулко бьёт с возвышенности затаённый в недрах чудный ручей? Слышишь ли ты, как на необъятных просторах скрытых во мраке полей шелестит поросль разросшейся пластиковой травы? Как маленькой поступью шуршат в этой траве безобидные неизведанные существа. Как отражается меж стволов чьё-то неясное, но такое знакомое кукование. Как нечто забытое и могущественное бродит в недрах этого привычного для него хауса. Что-то, неприятное социумом, намеренно от него отказавшееся… Что-то большое и безумное эхом разносит по бескрайним просторам твои тяжёлые размеренные шаги.       Бом. Бом. Бом.       Ты слышишь это?       А оно, быть может, уже давно тебя услышало.       — Всё, не могу больше, — прокряхтел чешир, не в силах ожидать решительных действий от коллеги, — давай, я его возьму, а ты… ухвати меня за плечи сзади.       Работник Города взял тело двумя руками. Оба чешира на подсознательном уровне понимали, что если что-то должно пойти не так, оно пойдёт именно по этому сценарию, невзирая на то, будут ли они держаться вместе. Оба гнали эти мысли прочь.       Один встал второму за спину и положил к нему руки на плечи. Смельчак, собравшийся сделать решающий жест, сделал короткий шаг навстречу лесу и, напрягшись всем телом, откинул ношу как можно дальше. Тело ударилось об ствол и упало прямо на границу с деревьями. Его правая рука упокоилась на локации Карамельного тела, но остальные части были до сих пор за его пределами. От мысли о том, что теперь предстояло подойти ещё ближе, чтобы закончить начатое, работников Города охватил чудовищный тремор.       Карамельный лес был хорошим местом, дабы избавиться от всего ненужного или замести следы! Каждую смену к этой локации приходили посетители, чтобы стравить в её чреве отходы, не подлежащие дальнейшему использованию. Некоторые локации даже намеренно находились прямо-таки впритык этому месту, дабы облегчить их работу! Ты подходишь, забрасываешь что-то ненужное в проём между деревьев, и это что-то исчезает моментально и безвозвратно, только ты успеваешь моргнуть. И таким образом не нужно беспокоится о беспорядке: Город всегда будет чист и опрятен, для утилизации отходов не потребуется ничего кроме того, чтобы отправить их к границе!       Однако везде были свои оговорки. Часто случалось, что на твоих глазах, помимо мусора, мог пропасть и твой коллега, неаккуратно ступивший за черту растущего дерева или наклонивший к нему голову. Многие пропажи чеширов, необнаруженных на рабочем месте тоже связывали с их скоропостижным уходом в Карамельный лес. Иногда тут заметали следы далеко не труда на благо народа. Эта граница была местом преступлений, тяжких судеб и необдуманных решений.       Кто знает, что именно побудит пролетария на его последний шаг в бездну?       Аномалия.       Раскрыв глаза навстречу бесконечному небу, тело Вика делало свои последние вздохи. Совсем недавно он проснулся в своей постели перед очередной сменой бездействия, а теперь лежал на спине, стеклянными глазами вперившись в раскинувшиеся на голубизне карамельные ветви. Он сам не понял, как успел погибнуть, не знал и почему очнулся снова. Как будто бы что-то свыше дало ему шанс в последний раз увидеть небо… но мысли его были пусты, а тело неподвижно.       Вик был последним.       Он сам не понял, как это произошло, как в доме 2 подразделения 9 больше не осталось голосов… а может и не хотел понимать.       Он был настолько целостен, что пуст.       Лицо его было настолько множественно, что безлико.       Вик… какое же глупое имя. «Победа» — его предназначение, единственная цель, после которой оказалась пропасть. У него была одна задача и, выполнив её, он не смог найти для себя больше ничего. Он увял, пропорционально Вильяму, пропорционально его последователям.       Он сам — стихия, он сам — случайность… Вик никогда не претендовал на большее.       Вильям был тем, кто дал ему смысл, а он был тем, благодаря чему Вильям преуспел. Вещью, инструментом! Их симбиоз был прекрасен, но в сути своей приводил лишь к отчаянию. Вильям — не Компания и не Совет, он не выдержал сам и неукоснительно потянул за собой всё, что с таким усилием стоил.       Обнимая Вика, Вильям любил ВСЕХ. Любя Вика, Вильям любил ВСЕХ. Отдаляясь… всё так же.       И Вик был ВСЕМ.       Он был всем, не имея при этом за душой ничего.       И сейчас умирает со всеми.       Последний.       Потеряв смысл, спасая себя или действуя на автомате, Вик пытался отречься от того, чему посвятил своё существование, но там был не принят. Мимикрия и повторяя, он понадеялся на то, что Компания поможет ему стать целостным, как помогла многим, но судьба решила иначе. Он сам не помнил, когда переменился, когда начал вести себя и думать как тот, кто раньше был для него противником. Как, подобно особям третьего класса начал носить маску, выражаться как они же, подкрашивать переносицу красным. У всех рабочих Альтер.Вондерленда область переносицы натёрта держателем компанейским масок, у сотоварища Первого это место на лице стёрто в кровь до кости, так пусть те, кто такой отличительной особенности не имеет, сделает её искусственно. Вик желал стать их частью. Накрасить лицо, как это требует мода… малая плата, чтобы снова занять привычное место. И так, вставая в начале смены он начал по моде окроплять своё лицо красной отметиной упорного труда во славу Компании, потому что так делали все целостные и счастливые! Он не имел злого умысла, не знал заповедей и лозунгов, как смысла этого действия, но он хотел этой общности, потерянной когда-то.       Быстро же его раскусили.       Раскусили и наказали те, кого он считал своими. Он — первый класс, значит «своим» не будет никогда! Повезло бы ему чуть больше…       В Альтер.Вондерленде, мире, где всё сосредоточено в «сильное единице», он составлял их общность. Он был бы так прекрасен, не будь он в этом теле, в этом времени!       Дополнять, преумножать, взращивать, но одновременно с этим зависеть. Всё его существование было обусловлено лишь функцией. Вик физически не мог быть один, ведь тогда просто прекращал быть вовсе. Вик был воплощением неосознанного социального начала. Его мир был так необъятен, что о его существовании можно было лишь спорить.       И сейчас, сливаясь со всем тем, что его породило, он не чувствовал абсолютно ничего. У него не было конфликтов и противоречий, как нет противоречий у стабильности в силах природы. Он был слишком прост в своей сложности, чтобы задумываться об этом.       Сам того не осознавая, своей кончиной он олицетворял гибель целой эпохи.       В Вике были заключены все метания, конфликты, безмолвие и агония, что закрутил в себе весь тот клубковый мятежный союз, возникший однажды в подразделении Города номер шесть.       В этом мире, Альтер.Вондерленде, ему точно пришёл конец.       Конец идеям Вильяма.       Конец всему. Беспристрастная стихийность.       Вялое телесное движение на пути к повторному засыпанию.       Слияние с вечностью.       Тишина.