Неудачное стечение обстоятельств

— Я все равно тебя не понимаю, — Валентина осторожно расчесывала пряди волос подруги расческой. Эта картина представлялась сидящей спиной к патологоанатому Рогозиной крайне комичной. Галина периодически шипела, когда запутавшиеся волосы попадали между пластмассовых зубьев и больно тянули кожу. — Почему мне не позвонила? Все сама-сама, летишь, никого и ничего не видишь. — пальцы подруги умело и быстро подворачивали волос шпильками, укладывая их в привычную для Рогозиной прическу. Получалось не сразу: Антонова явно проигрывала в мастерстве полковнику. — Валь, я тебя умоляю, прекрати, — протянула, чувствуя, как затекает спина от сидения в одном положении. Она попыталась размяться, но получила укоризненное ворчание от Валентины: "Не вертись, криво же будет, Галь" — и губы Рогозиной тронула улыбка. — Я домой вернулась ночью, как ты себе это представляешь? В больнице очередь была, словно не травматология, а терапевтическое отделение. — Ничего удивительного, такой гололёд, — когда последняя шпилька оказалась в копне волос, Валентина отошла на пару шагов назад и недовольно всплеснула руками. — Ой, Галя, я не могу больше! Может, лучше что-то попроще? — Ага, две косички колоском, — Галина посмотрела в зеркало, оценивания старания подруги. "В конце-концов, все могло быть куда хуже". Здоровой рукой подтерла осыпавшуюся тушь, пригладила выбивающиеся кое-где волоски, — Все нормально, спасибо, Валечка. — полковник встала с места и с упоением начала разминать затекшую шею. Антонова достала из нижнего ящика стола баллончик с лаком для волос и распылила облако над головой женщины. — Тебе в Министерство обязательно сегодня ехать? Выглядишь мягко говоря не очень. — Знаю, но кого это когда волновало, — Галина вздохнула и закашлялась от витающих в воздухе остатков аэрозоля. — Из-за чего вызвали хоть? — Антонова потрясла баллончиком, и, понимая что содержимого не осталось, выкинула его в урну. — Ждут отчет по делу Литвинова. — Николай Петрович не может тебя заменить? Официально ты на больничном, может лучше не мотаться лишний раз? — Круглов в банке уже, — Рогозина посмотрела на наручные часы. — да и мне пора, засиделась. — Галь, подожди, — Валентина подорвалась со своего рабочего места и начала активно искать что-то на верхних полках своего шкафчика. Галина хотела поторопить подругу — они и так провозились, но вовремя сдержала свои речи. Спустя минуту в руках Валентины оказался бандаж. — держи, все лучше бинта, да и шею не так натирать будет. — Чтобы я без тебя делала, Валя. — От разлившейся в душе благодарности стало совсем тепло. — Вспомни про это в следующий раз, когда будешь решать свои проблемы в одиночку. Время, убитое на пустословие директора управления по безопасности и контролю банка, в котором работал главный подозреваемый по делу об убийстве бизнесмена Литвинова, Николай Петрович мог потратить на лишние три часа утреннего сна — ни допрос, ни осмотр рабочего места не дал никаких положительных результатов. Замкнутый круг, по которому бегали эксперты вторую неделю, никак не хотел разрываться. Не став переодеваться, майор решил засти в кабинет начальницы. Утреннее перебрасывание дежурными фразами по телефону заставило мужчину заволноваться. Когда зашел в кабинет, не сразу понял, что произошло: Рогозина, как всегда, сидела за своим столом, но печатала почему-то одной рукой. Разглядеть, что с правой рукой не позволял ракурс — женщина сидела в пол оборота, прикрывая руку рукавом пиджака. Догадаться, что произошло что-то нехорошее не составило труда. Галина, по всей видимости, была погружена в работу и не сразу услышала, как Круглов вошел в кабинет. — Как съездил? Есть новости? — полковник заметно оживилась и оторвалась от монотонного написания очередного отчета. Николай в два шага преодолел расстояние от дверного проема до кресла напротив начальницы. Оставив вопросы Рогозиной без ответа, Круглов встревоженно спросил: — Галя, что случилось? — воображение майора начало рисовать самые трагичные картины. Он прекрасно знал Рогозину — молчать будет до последнего, сколько таких случаев было за то время, которое они знакомы. — Поскользнулась на крыльце у дома, — буднично ответила, словно неудачно приземлялась она каждый божий день. — Что по нашему делу? — Никаких новостей. Что сказал врач? — Сказал, что месяц похожу в гипсе. Повезло, что без смещения. — Месяц? А что так много? — Возраст, Коль, возраст. Может, расскажешь подробно, что сказал начальник отдела безопасности, этот, как его... — Петровский. Я же сказал, ничего, что помогло бы нам. А больничный? — Круглов, может хватит? Со мной все в порядке. — жёстко сказала Рогозина. Невовремя зашедшая лаборантка напомнила о еще одной возникшей проблеме: подписывать гору документов левой рукой было за гранью её навыков. Галина повертела в руке карандаш, посмотрела на стопку накопившихся бумаг, раздраженно фыркнула на рядом сидящего Круглова. Майор спокойно взял в руки папку и начал ставить подпись, удивительно похожую на её. В глянцевом отражении стола увидела, как изогнулась бровь. — И что это значит? — Выполняю роль твоей правой руки, — ровно ответил Николай. — в прямом и в переносном смысле. — Круглов умело чеканил подписи в докладных, служебных и отчетах. Уточнять, где и когда он приобрел этот навык не стала, хоть и было интересно. Галина молча отвела взгляд от папок и переключилась на отчет. Печатать одной рукой было то еще удовольствие. — Говоришь, Петровский ничего нового нам не сообщил? А Данилов где? — Офис Койко осматривал, сама знаешь, дело небыстрое. — на экране монитора появилось сообщение от Холодова, и по резко посеревшему лицу Рогозиной майор понял, что снова тупик. Еще и рука эта... Не думая и двух секунд, сказал: — Закончу с документами и поеду к вдове, прорвемся, Галь. — полковник устало потерла лоб. Мозг совершенно отказывался анализировать. — Данилов съездит к вдове. Останешься за главного, мне в Министерство нужно. — Круглов согласно кивнул. — Тебя подвезти? — майор помог надеть пальто, расправил запутавшийся шарф. Делать привычные дела было практически невозможно без посторонней помощи. Привыкшую к принципу "все сама" Рогозину это раздражало до слез. По привычке потянула гипс в рукав пальто и от боли резко задержала дыхание. — Галь, гипс? Больно? Прости. — Нет, все нормально, — постаралась улыбнуться майору — вышло так себе. Николай подал сумку, подложил под зажим в папке свежераспечатанные листы бумаги и вручил в руку Рогозиной. — Позвони как закончишь, я тебя встречу. — Коль, это лишнее, правда. — Это не лишнее. Твое самоуправство до добра не доводит. — Делай, как знаешь. — сдалась, прижатая к стенке его опекой, потом опомнилась, что дома хоть шаром покати, а за мотания по городу Круглова по-хорошему надо бы накормить. "Освобожусь не раньше семи, час-полтора в пробках, полчаса на супермаркет. Будь проклята эта работа." И мысленно дала себе оплеуху. Уже на выходе кинула майору: — Коль, проконтролируй, пожалуйста, чтобы Холодов с Амелиной закончили экспертизу вещдоков с офиса Койко. — Не переживай, все сделаю. Дома было жарко и душно — под конец февраля совсем некстати добавили отопление. На лбу выступила испарина, находиться в верхней одежде в помещении с каждой секундой было невозможно. Николай Петрович прошел на кухню и открыл форточку, позволяя морозному февральскому воздуху проникнуть в квартиру. В два шага вернулся к начальнице и позволил себе вытащить её из объятий шерстяного пальто. Женщина потрясла здоровой рукой — ткань пиджака неприятно облепила руку. От легкой тряски развалилась хрупкая конструкция прически, которую так аккуратно выстраивала Валя двенадцать часов назад. Рогозина в очередной раз фыркнула. — Еще один такой день и я не знаю, что я сделаю: либо прибью кого-нибудь, либо сниму этот гипс к чертовой бабушке, — пиджак полетел на банкетку, вслед за ним — шарф и сама Рогозина. — Постарайся не думать об этом каждые две секунды, — Николай оставил пакеты с продуктами в проходе коридора и быстро разделся сам. Когда Круглов присел на корточки, намереваясь расстегнуть молнию сапог, Галина всполошилась. — Коля, я сама! Я ж, слава богу, не инвалид, — на её губах появилось нечто подобное улыбки. Пакет с немногочисленным запасом продуктов рухнул на стол, от мужских пальцев зажглась тусклым маревом кухонная подсветка. Верхний свет включать не стал — глаза не успели отойти от выжигающе-яркого освещения в ФЭС. Где-то во дворе дома, за стеклопакетом, истошно орала сигнализация, шумели машины, бубнили люди. На отгороженной территории футбольной площадки визжали подростки. Неживой воздух практически покинул помещение, стало легче дышать. Часы на плите мигнули красным — 22:45. — Нормальные люди в это время ложатся спать, а мы только ужинать садимся, — Галина вышла из спальни, и, щелкнув по пути выключателем, прошла на кухню. — На нашей службе нормальных нет, есть только преданные своему делу, — философски заключил Николай и запихал продукты в холодильник. Его помощь смущала и ставила в неловкость, но в тоже время была необходима. — Тебе помочь? — Если только руководить, — Круглов усмехнулся, не увидел — почувствовал — как за его спиной улыбнулась Галина. Она привалилась к стене и прикрыла глаза. Сквозь шуршание пакетов и легкую, вязкую полудрему услышала: — Что будешь: яичницу или макароны? — на фоне бились друг об друга кастрюли и сковородки, шумела рекой льющаяся вода, пищал неплотно закрытый холодильник, беспрестанно ныла рука и голодным спазмом скручивало желудок. — Без разницы, — Галина открыла глаза, вытащила болтающуюся на честном слове шпильку из волос. Чтобы избавить заместителя от мук выбора, сказала: — давай яичницу. — встала, закрыла холодильник, вновь села на стул и закрыла глаза. Яиц осталось как по заказу — четыре штуки. Стараясь лишний раз не шуметь, Круглов поставил сковородку на плиту, кинул в неё кусок сливочного масла и с предельной точностью разбил яйца, аккуратно, чтобы не повредить желток — когда-то в разговоре Рогозина обмолвилась, что яйца признает только в виде глазуньи. От запаха свежего хлеба, орехового аромата прогревшегося масла и свежемолотого черного перца аппетит разыгрался с удвоенной силой. Когда на столе возникли две тарелки и вилки, женщина открыла глаза и, подогнув ногу под себя, удобнее устроилась на табурете. Пахло, как в давно забытом ими детстве. — Помочь? — по-доброму предложил Николай, видя, как Галина мучается с поздним ужином и вилкой — пальцы в гипсе слушались плохо, левая рука — еще хуже. — Нет, справлюсь, — Круглов ничего не ответил, молча вернулся к приему пищи. Он как никто другой знал, что она справится и не с таким. Яичница оказалась вкусной, но недосоленной, но Рогозина не сказала ни слова. Выглядела она крайне вымотанной, словно после марафона: небрежно нанесенный слой косметики давно слез с её лица, обнажая серо-лиловые круги под глазами, растрепавшиеся, рассыпанные по плечам волосы делали её неузнаваемой в атмосфере квартиры. "Ей бы выспаться хотя бы дня три, а лучше неделю. Не бережет себя совсем." Когда с ужином было покончено, Галина, поблагодарив заместителя за помощь, неожиданно для себя, для него, сказала: — Останешься сегодня у меня?