Поменяться местами

Фобос и Деймос не решились взаимодействовать с Марсом, пока он летел, заливаясь слезами. Боль от утраты была сильной. Четвёртый думал, что время лечит, но оно просто притупляет ощущения. Добравшись до своей орбиты, красная планета остановилась. Горячие слёзы всё ещё текли рекой и он не мог их остановить. Не хотел. Пусть льются. Пусть их видят его спутники, пусть их видят планеты, да даже Церера, будь он неладен. Ему всё равно. Он просто громко рыдал. Раньше красный не мог себе этого позволить, но сейчас… Ему действительно всё равно. Он так давно не давал слезам выйти и сейчас они лились водопадом. Марс решил вспомнить всё с самого начала и до самого конца. Сначала было мутное воспоминание о том, что на нём была вода. И что в этой воде вопреки суровым условиям и невзгодам зародилась жизнь. Одноклеточная, но жизнь. Настоящая, его собственная. Он помнил, как одноклеточные организмы усложнялись, постепенно становились простецкими многоклеточными. Одни виды вытесняли другие, дифференцировались друг от друга, усложнялись. Они были такими разными. И через миллионы лет настал тот счастливый день, когда Марс заметил, что первые живые организмы достаточно окрепли, чтобы начать изучать сушу. Они были чем-то похожи на земные растения. Такие же неподвижные, ветвистые. Они всё ещё зависели от воды, но учились дышать воздухом и постепенно, шаг за шагом, поколение за поколением, полностью привыкли к жизни на суше. Красная планета тогда постепенно становилась зелёной. А как он был счастлив, когда сушу стали осваивать животные... Насколько помнил четвёртый, это были членистоногие. Он буквально пищал от радости, хвалился достижениями своих марсиашек Венере, что тогда тоже был пригоден для жизни, нелюдимому Прото-Земле и его подружке Тейе. Вскоре на сушу выбрались и первые примитивные позвоночные. Марс тогда закатил знатную вечеринку на всю Солнечную систему. Он помнил, как Венера через миллион с лишним лет устроил такую же вечеринку по такому же поводу, тогда они оба наклюкались космо-пуншем и между ними пробежала искра. У них было столько общего: они оба — каменистые планеты, оба находятся в зоне обитаемости, на них обоих развивается жизнь. Венера даже забыл, что состоит в отношениях со своим спутником Меркурием. Или не придавал этому значения? Вторая планета тогда была до жути эгоистичной. Им страсть как хотелось познать друг друга, вернее, Венере хотелось познать Марса. Он подливал четвёртому пунша, чтобы тот стал сговорчивее и в пьяном угаре оба скрылись в поясе астероидов... Венера даже в те времена был довольно горячим: красный никогда ни с кем не получал такого удовольствия. У него ни до, ни после Венеры не было ни одного партнёра, поэтому он не мог ни с чем сравнить то, что ощущал тогда. Красная планета не разбиралась в этих вопросах, но должно ли во время соития быть, кроме наслаждения, чувство страха и опасности? Из пояса Марс вернулся уже с двумя маленькими камешками, которые во время "связи" с Венерой попали на его орбиту. И тогда началась свистопляска: Марс разрывался между тем, чтобы поддерживать на себе оптимальные для жизни условия и тем, чтобы нянчиться с малютками-лунами, которые постоянно плакали и боялись всего и вся. Четвертый попытался попросить второго помочь ему, но тогда Венера сильно поссорился с Меркурием из-за пьяной измены, ему было не до Фобоса и Деймоса. Марсу пришлось тянуть двоих лун в одиночку. И он встал перед выбором: а кто же для него всё-таки важнее? Жизнь, ради которой он так старался, ночами не спал, готовился к её появлению или два бастарда, что появились у него из-за случайной интрижки и за короткий срок измотали его, довели до хронического недосыпа и нервного тика? А спустя ещё пару миллионов лет четвёртый плакал из-за глобального вымирания. Тогда он был очень расстроен, зол и испуган. Он боялся, что это конец его жизни и винил в случившемся всех, даже своих собственных спутников. Они серьёзно поругались... Марс до сих пор жалел об этом. Почти все организмы погибли и четвёртый искренне надеялся, что не останется голым безжизненным камнем, болтающемся вокруг Солнца. А потом, спустя сотни миллионов лет и несколько глобальных вымираний появились разумные марсиане. Его радости бы не было предела, если бы он не был в край уставшим. Он буквально засыпал на ходу, путал слова, видел и слышал галлюцинации. Поддерживать жизнь на себе в период активности Солнца было выше его сил. А потом марсиане начали копать. Добывать руду, нефть, газ. Четвёртому стало ещё и очень больно. Постоянно больно. Марсиане вырубали леса, осушали озёра, истребляли животных... Его жизнь убивала сама себя. И Марс не выдерживал. Он срывался, кричал, плакал. Ему каждый миг становилось всё хуже и хуже, он грезил о смерти... Но как же Фобос и Деймос? Малютки не выживут без него. Эта мысль была спасительной соломинкой, за которую он отчаянно цеплялся. Он помнил лица других планет, что не знали, как помочь Марсу. И, наконец, в это решил вмешаться Солнце. Четвёртый убеждал его, что всё в порядке, что он справляется и с жизнью и с двумя малышами. Он слишком сильно любил марсиашек, чтобы позволить кому-то их уничтожить. Марс вложил в это слишком много сил, терпения, ресурсов и боялся того, что всё это вымирающее разнообразие видов, живых видов, что дышат воздухом, пьют воду, нежатся под солнечными лучами... что все они просто превратятся в прах. Во время разговора с Солнцем, как рассказывали ему другие, он несколько раз падал в обморок от усталости и истощения. Марсиане выжали его без остатка как физически, так и морально. Фобос и Деймос тоже доставляли проблем, но тогда они были совсем крошечными и не понимали, что к чему. Но планета всё равно их любила слепой безответной любовью. Потому что марсиане были живые, а без спутников он уже не представлял дальнейшего существования. Марс помнил, что усталость всё же одолела его в этой жестокой битве, он помнил, как из последних сил пытался удержать глаза открытыми, помнил, как постепенно терял сознание, как чувствовал, будто становится легче пёрышка, как перестаёт ощущать боль. Помнил, как думал, что если уснёт, то больше не проснётся. Силы медленно уходили из его ослабшего тела, пока не подошли к концу. Марс заснул. И спустя десятки тысяч лет он проснулся. За это время его луны не бросили его. Планеты и их спутники помогали малышам и четвёртому чем могли. Некоторые думали, что Марс умер и теперь вокруг Солнца крутится его труп. Но Марс был жив. Он помнит, как спрашивал у планет, как там его марсиане, бороздят ли они просторы галактики, спасли ли они экологию. Красный помнил, что они запускали проекты по восстановлению планеты и они действительно работали... Планеты перешёптывались друг с другом и Марс не понимал, в чём причина. Наконец они сказали ему успокоиться и не принимать это близко к ядру. Его жизнь... Её просто не было. Солнце решил за Марса, что для него важнее. Как только красный об этом узнал, у него внутри что-то сломалось. Четвёртый тогда несколько недель без перерыва рыдал, пока не потерял голос, а затем на столетия замолчал. Он не чувствовал злобы, не чувствовал усталости, не чувствовал ничего. Все чувства его покинули. Он ощущал, что умер внутри. Старого Марса больше не было. Был лишь голый безжизненный камень, что бесцельно летал вокруг звезды и надеялся, что в один день его страдания прекратятся. Ему не помогали ни поддержка спутников, ни визиты других планет. Единственное, что он мог говорить, было "добейте меня". И сейчас глаза Марса были на мокром месте от вновь пережитых воспоминаний. Ему казалось, что то страшное состояние, из которого его чудом вытянули друзья, возвращается, чтобы снова лишить всех чувств. Его зрение было затуманено от слёз, но он смог различить приближающиеся к нему силуэты. Один красно-жёлтый, размером с Землю, другой серо-бурый, размером с Луну.