Проклятый

- Я решил попробовать смешать кровь с водой, которая поступает в тело юдекса через капельницы. Та часть, которую он испил от вас мгновенно заживила внутренние органы, а капельницы помогут поддержать его состояние еще ненадолго. Где-то на недели две нам хватит. Но ваши сборы... моя леди, если вы покинете месье Нёвиллета, то его состояние будет только ухудшаться, боюсь, мы снова его потеряем. Можно попробовать еще раз с ним поговорить о проклятии. Петрикор ведь так отдален от Мермония... Фурина защелкнула крепления на небольшом кожаном чемодане и с грохотом поставила его на стол: - Я рассказала вам о цели поездки не для того, чтобы кто-то еще об этом знал. - Разумеется. - моментально отозвался лекарь. - Но месье Нёвиллет будет обеспокоен, разве он не имеет права знать? Фурина подавила желание закатить глаза:Разве я не имею права знать о способе снятия проклятия?! Разговаривать Нёвиллет начал пару дней назад, но лучше бы продолжал молчать - ничего путного она от него не выведала. Только узнала, что он испытывает какое-то неимоверное чувство стыда, когда Фурина говорит о принятии. Чутье подсказывало, что ей не особо понравится то, что она собирается узнать. Но выхода не оставалось. Она ненароком бросила взгляд на камин, где среди обугленных поленьев все еще оставалась частичка пепла от полученного днем письма от детектива, которое она бросила в огонь, когда в кабинет юдекса вошел лекарь: «Моя леди, как вы и приказали, я отправился в Петрикор с первыми петухами. Как вы и говорили, фольклор острова разительно отличается от нашего, создается впечатление, что империя Ремурии не покидала эту отдаленную часть Фонтейна. В местных школах постоянно читают книги того историка Цезаря, которого вы упоминали, вероятно, здесь его исследования приобрели колоссальный успех когда-то, да так, что по сей день его трактаты цитируют и изучают. Странно, что до плато его труды так и не дошли. Насчет содержания местных легенд и песен, построенных, в частности, и на трактатах того историка... Моя леди, такое вы должны услышать своими ушами, потому что в силу моего возраста и положения мне уже будет неприлично перечислять различные вариации... извращения, которые там упоминаются. Если вкратце - существует некий ритуал сомнительного характера, который провел над Сциллой Ремус. Но, признаться, возможно в силу своего незнания или непонимания природы божественной сущности, я мог неправильно истолковать сказания, которые успел услышать на острове. Одно я скажу точно - местные говорят об одном барде, который сочиняет свои баллады, основываясь на исторических фактах. Этот мужчина, как говорят, знает столько о ныне канувшей в лету Ремурии, что ходят слухи, будто бы он сам был там и видел все события своими глазами. Я уверен, что вы узнаете от него то, что хотите...» - Месье Нёвиллет попытается меня остановить, если узнает. - сухо ответила она. Если не физически, то морально. Боюсь, я уже не в том положении, чтобы считаться с его мотивами и чувствами. - И все же... - лекарь явно хотел узнать, почему юдекс так оберегает эту тайну, но решил тактично сменить тему, - Не стоит ли нам забрать еще немного крови? Фурина покачала головой: - Нет. Используйте то, что у вас есть. Фокалорс согласилась помочь лишь единожды, дав Фурине достаточно времени, чтобы не вызвать ни у кого подозрений в ее бессмертии и божественности. Нельзя подрывать доверие Фокалорс, та уже внесла колоссальный вклад в попытке спасти юдекса. Да и просить о таком повторно равносильно признанию Нёвиллета в том самом способе снятия проклятия - стыдно до ужаса. Впрочем, если Фурина правильно поняла, и проклятье можно снять тем способом, о котором все так стесняются говорить - неловко потом будет всем. - В таком случае я попрошу жандармов приготовиться к выходу. - Не стоит. Я отправлюсь одна. Лекарь окинул ее проницательным взглядом, он явно понял, что Фурина не договаривает, но испытывать судьбу не стал - лишь посмотрел на чемодан и вздохнул. - Утром месье Нёвиллет попросил меня принести ему что-нибудь почитать. - Не утруждайте себя. - ровно ответила она. - Я займусь этим. Мужчина поклонился и вышел из библиотеки. Фурина дождалась, когда шаги за дверью стихнут, и схватила стопку бумаг, лежащих у нее - у Нёвиллета - на столе вот уже неделю. С ехидной широкой улыбкой на лице она прошла через тайный ход в свои покои: - Нёвилле-ет! Слышала ты тут от скуки сохнешь... Не без глубочайшего облегчения она отметила, что воздух в комнате стоял почти чистый. С тех пор как судья начал принимать и кровь, и слезы Фурины - проклятье немного убавило свою силу. Теперь юдекс мог спать с открытыми дверцами балкона, от него все еще разило зловонным запахом умерщвляющей магии, но не так убийственно. Нёвиллет сидел  на кровати, упираясь лопатками в широкую, мягко обитую спинку. Белоснежные локоны больше не казались безжизненной соломой - они стали похожи на усыпанные снегом ручьи, стекающие с головы по плечам и всему телу. Раньше Фурина ошибочно считала этот благородный оттенок волос, который они делили на двоих, седым как признак статуса, мудрости и возраста. Она полагала, что блекнуть такие волосы не могут, ведь они и так уже мертвенно холодного оттенка. Оказалось - могут. Еще как могут. Трещины на его лице обернулись белесыми хорошо различимыми линиями старых рубцов. Рубаха его была распахнута, а крепкий на вид торс приковал внимание. Там следов от трещин было намного больше. А ширина их пугала - размером с пол ладони! Фурина снова вспомнила ту ночь, когда Нёвиллет чуть не испустил дух. Даже страшно представить, что бы она испытала, если бы увидела эти трещины, когда они были свежими. Заметив ее ступор, Нёвиллет сразу же прикрылся: - Рад тебя видеть. - Аналогично. - все еще витая в нелегких думах, ответила Фурина. Она с завороженным немигающим взглядом подошла к кровати, сняла перчатку с руки и откинула покрывало. Нёвиллет не стал сопротивляться, лишь наблюдал за тем, как Фурина мягко коснулась шероховатой поверхности теплой нежной ладонью и провела ею по линиям заживших ран. Она покачала головой, но причитать не стала. Не нужно им ругаться перед ее отъездом. - Я пришла не одна. - сменила тему. - Я вижу. - приподнял уголки губ юдекс. - Но я хотел бы провести досуг за какой-нибудь увлекательной книгой. - Поверь, ничего увлекательнее дела о хищении мусора из всех мусорных баков в городе ты не найдешь. - Не очень люблю ужасы. Фантастика - то, что я тебя до сих пор не прибила, думает Фурина. Она нарочито долго листала отчеты жандармов, попутно кивая или мотая головой с очень - очень - важным видом. - Нашла. Мадам Золя написала заявление на некую банду вооруженных коше... что? Котята с мушкетами?! Сумеречному двору совсем нечем заняться?! - Триллеры мне тоже не нравятся. - Не смейся! - Фурина слегла хлопнула его по плечу. - Работы навалом, а они сверху добавляют! Нёвиллет чуть склонил голову и широко улыбнулся - в этот раз кожа на его лице не начала трескаться, отчего на груди тут же отлегло. Как злиться, когда так отрадно? - Ладно. - драматично вздохнула. - Какое тебе дело оставить? Тут было что-то про водолаза, которого поймали рыбаки и приняли за сирену. - Что-нибудь из легкой романтики. - в тон ответил юдекс. - А то фантастика немного надоела. - Из романтики могу предложить дело об измене с нотками тонкой эротики. Нёвиллет вскинул бровь, мол, продолжай. - Мадемуазель Равель поймала жениха на измене и решила, что ей следует действовать по старой схеме «ни себе, ни другим». - Отрезанные половые органы... - с напускной задумчивостью протянул юдекс. - Нет, трагикомедия - не мое. - Вам не угодить, месье. - фыркнула Фурина, сложив бумаги на прикроватную тумбу. - Тогда из чтива могу предложить нотации. От меня. - Так неинтересно. - мягко ответил Нёвиллет, продолжая улыбаться. А Фурину ведет от одной его улыбки и воспоминания о том, что она едва не поцеловала судью. Эти сухие, немного шершавые губы уже мерещатся ей в полудремах - настолько тянет. Даже сейчас, сидя на максимально почтительном расстоянии от юдекса, она думает об одном и том же. - Я разберусь с работой. - сказал он. - Отдохни сегодня. - Куда уж. - махнула рукой Фурина. - Покой мне только... снится. Мне еще надо одного нерадивого дракона спасти от иссушения. Воцарилось неловкое молчание, от которого тело невольно вздрогнуло от табуна промозглых мурашек, пробежавших по загривку. Фурина же обещала не наседать так сильно, но никак не могла взять над собой контроль. - Думаю, этот нерадивый дракон не излечится так просто. Фурина окинула его хмурым взглядом. Суждение вертелось на языке, но даже мысль о таком вводила в ступор. Решившись, она спросила: - Боишься, что не встанет? Юдекс поперхнулся, взгляд его ошалело вцепился в Фурину. - Ну... - она неоднозначно кивнула вниз, где скомканная ткань одеяла скрывала нижнюю часть его тела от взора, - для ритуала. Нёвиллет надолго замолк. Он недоверчиво всматривался в Фурину, явно пытался понять - серьезно она или снова опускается до пикантного юмора. Фурина стоически выдерживала взгляд, надеясь, что щеки не пунцовеют, а если пунцовеют - хотя бы не так заметно! Она же не юная дева, чтобы краснеть от такого! - Тебе и про ритуал известно? - Думал, книжку украл из городской библиотеки и следы все скрыл? У меня свои методы работы, забыл? Лицо Нёвиллета исказилось, приобрело оборонительные черты, хотя никто и не собирался нападать на юдекса. - Иногда приходится вспоминать. - низко ответил он. Я знаю лишь то, что о ритуале говорят как о чем-то безнравственном и пошлом, очевидно, что он связан с сексом. Это сейчас Фонтейн стремится к умеренности и добродетели, раньше мир был наполнен извращениями. Следовало бы догадаться ранее. Реакция Нёвиллета говорила сама за себя. - Так что с реализацией? - как можно холоднее произнесла Фурина. - Время есть, можем попробовать. Жилки на его висках опасно заиграли, обычно Нёвиллет так остро реагирует на необоснованные обидные слова со стороны значимых для него людей, что немного оскорбило. - Я уже говорил об этом. - Что этот вариант невозможен. - ответила за него Фурина. Она резко встала с кровати и быстрыми размашистыми шагами начала ходить по кругу: - Я понимаю тебя. Я бы не легла с тобой в постель даже под дулом мушкета. Неудивительно, что ты выбрал мучительную смерть вместо ритуала... - Фурина... - Что? Не стоит оправдываться или извиняться. Я же сказала, что у нас взаимное нежелание спать друг с другом, но, если мое тело поможет твоему исцелиться... - Что за вздор... - резко бросил он. - Что не так? - всплеснула руками она. - Мои слезы и кровь заживляют твои раны. Проклятие твое явно носит эмоциональный характер и напрямую связан со мной. Учитывая, что его накладывали в эпоху, когда массовые совокупления считались нормой... неудивительно, что метод его снятия носит... такой характер. Я не предлагаю тебе любовь до гроба или свадьбу. У нас с тобой деловые отношения, которые такая мелочь не испортит. Или я бешу тебя так сильно? Нёвиллет тяжко вздохнул и вцепился двумя пальцами в переносицу, словно ему было физически неприятно ее слушать. - Именно поэтому нет смысла проводить этот ритуал. Он не сработает на нас. Фурина замерла. Не сработает? То есть если единственным решением действительно окажется секс, то все равно есть вероятность, что у них ничего не выйдет? - Как это? Но Ремус и Сцилла... - У них был другой случай. И они были уверены друг в друге и могли друг другу доверять в таком плане. Фурину будто хлестнули по щеке: - Разумеется, я же просто проходимец, который не бьется головой о стены, лишь бы спасти тебе жизнь! Зачем мне доверять и быть во мне уверенным?! - Я не это имел ввиду. - процедил Нёвиллет. Фурина отвернулась к окну, чтобы не смотреть на судью. Что за наглость?! Как он умудряется говорить ей в лицо такое! - Нет гарантии, что один или два раза все исправят. Если нам потребуется тысяча попыток? Сто тысяч? - продолжил он. - У нас даже нет достоверных источников, которые могли бы детально описать процесс снятия проклятия. В чем-то он был прав. Никто не ручается говорить о том, что соитие - обязательная часть ритуала, Фурина понимает это, но все равно очень злится. Почему нельзя переступить через себя? Дело касается его жизни. Или Фурина настолько ему отвратительна? А как же все эти намеки на обратное? Или она все придумала? Как бы то ни было - она не даст ему умереть. Любой ценой. - Если потребуется - можем каждый день. - И тебя это устроит? - его голос сорвался. - Ты только что сама призналась, что не легла бы со мной даже под страхом смерти. Каждый день? Думаешь, я хочу вершить над тобой такое насилие? Над нами? Перед глазами почему-то пронеслось воспоминание первой встречи с Фокалорс, когда на Фурину повесили роль Бога. Создалось впечатление, что Нёвиллет сказал точно такие же слова, только по-другому и в противоположном смысле. Насилие? Ее тело не может пострадать. Нёвиллет так отчаянно сопротивлялся, что Фурина почему-то чувствовала глубокую обиду. Словно крепкий узел из шипастых лоз внутри груди. Словно вязкая тяжелая горечь на языке. Словно покрасневшие от выступивших слез глаза: - Я все стерплю. Куда она денется? Который год терпит всякое, ей не привыкать мириться с невыносимым. Даже, если хочется, чтобы Нёвиллет ее коснулся. Даже, если он не хочет. - Досадно допускать мысль, что ты можешь думать обо мне в таком ключе. Я не насильник. Узел в груди царапал шипами легкие, ломал ребра и сковывал все ее естество. Нёвиллет говорил разумные вещи, от которых становилось совсем нестерпимо. - Почему ты можешь выбрать смерть, а я нет? Кто дал тебе право так распоряжаться своей жизнью? Ты из раза в раз убеждаешь меня, что снятие проклятия не поможет, но не хочешь даже попробовать! Разве тебе настолько плевать на регион? На жителей, которые находятся не только под моей защитой, но и под твоей? На... Она хотела сказать «на меня», но передумала. - Не говори так. Ты не знаешь, через что мне приходится проходить прямо сейчас. Думаешь, мне нравится видеть тебя такой? Ты не спишь. Лекарь сказал, что в последний раз видел тебя за трапезой четыре дня назад. Откуда в тебе столько слез, что ты приносишь их каждый день? Фурина, я обуза, которую ты вынуждена обхаживать, думаешь, мне приятно это понимать? Сейчас же ты просишь невозможного. Я самостоятельно передвигаться не могу, даже, если спать с тобой окажется действеннее твоей крови - думаешь я смогу к тебе притронуться? Тебя саму не выворачивает от этого? - Ты ничего обо мне не знаешь. - в ушах гудел пульс, а голос предательски дрогнул. - И делать хоть какие-то умозаключения на мой счет не имеешь права. Ей так сильно захотелось его обидеть, что она не выдерживала. Лицо Нёвиллета странно вытянулось, на секунду Фурина увидела в нем сожаление, но слушать извинения она не собиралась. Фурина развернулась к гардеробу, ей больше не хотелось открывать свой рот, потому что ей стало настолько невыносимо от переизбытка чувств, что она боялась выплеснуть эмоции. Не хватало еще сорваться на смертельно больного судью. - Фурина! - позвал Нёвиллет. Она резкими шагами приблизилась к дверце шкафа, но остановилась, услышав за спиной шорох откинутой в сторону постели. Нёвиллет попытался рывком сесть в кровати, но, стоило ему наклонить корпус чуть в сторону, как его начало сильно заносить. Фурина тут же оказалась у кровати и подхватила его, чтобы тот не грохнулся на пол. Она помогла ему вернуться в полулежащее положение. - Я даже встать не могу. - с горечью прошептал он. Фурина глубоко вздохнула, сглотнула ком в горле, но несколько крупных капель слез все равно скатилось по щеке. - Прости. - стер их тыльной стороной ладони Нёвиллет. - Я наговорил кучу ужасных вещей, я знаю, что ты стараешься изо всех сил и переживаешь за меня. Пожалуйста, - он мягко коснулся ее щеки, - останься. Не уходи. Побудь здесь еще. Фурина судорожно вздохнула и перехватила его запястье, приложив раскрытую ладонь к губам. Теплая, сухая, мягкая, желанная. Будь воля Фурины - покрыла бы всего его поцелуями. Неважно, любит ее Нёвиллет так же, как она его или иначе - непорочно, всеобъемлюще, надежно и заботливо - но он любит. Она видит в его ласковом взгляде. Чувствует в трепете его пульса под своими пальцами. Но перед глазами все еще стоял образ Фокалорс. Предупреждающий, такой же милый взгляду, бескорыстный и платонический. Фурина вдруг поняла, что дорожит своей тайной игры в Бога не только больше своей жизни, но и больше своих чувств. Возможно, ей бы удалось уговорить Нёвиллета на близость. Однажды. Тогда, когда угроза пророчества не будет висеть над ними лезвием на гильотине. Когда ей не нужно будет врать, а ему мириться с чувствами к Богу, ведь он ненавидит Богов. Будь ее воля - осудила бы их всех ради него и для него. Даже, если Нёвиллет неправ, а она наивная дурочка. Такие эмоции опасны. Такие эмоции приводят к откровениям, а Нёвиллет не должен знать ее тайны. Ее тайна весит с миллионы невинных душ. Ее жизнь едва ли имеет какое-либо значение. Фурину словно бросили в холодный океан прямиком из жерла вулкана - так быстро ее долг стал превыше ее желаний. Словно все вернулось на круги своя. Она глубоко вдохнула запах Нёвиллета и медленно встала. - Я не отступлюсь. - спокойно ответила она. - А ты дождись меня. Нёвиллет, казалось, и без лишних вопросов понял все. Словно вместо обещанного чтива, Фурина предложила прочитать саму себя.

***

Петрикор совсем не изменился с момента ее последнего визита. За прошедшие двадцать лет поменялись только люди. Но если судить масштабнее, то за последние шесть веков единственным новшеством на острове стала статуя Фокалорс, возведенная пять веков назад. Фурина сначала бродила по окраинам в поисках детектива, боялась, что ее появление вызовет массовые волнения, но ее, казалось, даже не узнали. Жизнь города текла своим чередом, Фурина то тут, то там слышала фразы в стиле: «Да благословит тебя Фокалорс!» или «Леди Фурина уж лучше знает, что модно, а что - нет!», но почти никто из говорящих не обращал на нее внимания. Это и оскорбляло ее, и облегчало ей работу. Никто не судачил о резком исчезновении юдекса, словно дела на плато совсем не касались острова. Фурина сначала подумала, что дело в физическом отдалении района от основной части региона, но потом поняла, что остров просто держится особняком от всего мира. Как будто близость к некогда процветающей здесь Ремурии заколдовала Петрикор и не отпускала. Единственное крупное питейное заведение попалось на глаза довольно быстро - оно находилось прямо на основной улице, где и располагались торговые лавки и колокольня. Фурина юркнула в бар, надеясь, что и там ее персона останется незамеченной. Она собиралась дождаться здесь своего сыщика, или хотя бы увидеть его из окна. На самом деле им следовало с самого начала обсудить место и время встречи, но Фурина задумалась об этом слишком поздно. Стоило ей зайти в помещение и найти более менее уединенное место, как возле уха кто-то прошептал: - Моя леди, подобные места не соответствуют вашему статусу. Фурина вздрогнула всем телом, с трудом подавила рвущийся наружу крик, и мягко ответила: - Раз уж приметили мою персону раньше, то почему сами не вышли ко мне? - Прошу прощения. - слегка поклонился детектив, - Меня заинтересовало появление того барда. Он указал куда-то вперед, Фурине даже пришлось встать на носочки, чтобы попытаться разглядеть поверх толпы людей того, о ком говорил сыщик. На сцене стоял юноша в кровавого цвета плаще. Несмотря на довольно грозный вид, выглядел этот мужчина смешно: красные волосы, убранные в высокий хвост, облегающие кожаные штаны под цвет плаща и бордового цвета топ. Если бы не характерно выраженные для мужчин рельефы мышц, то можно было принять этого его за нее. - Дамы и господа, - низким басом поприветствовал бард, - на сцене снова я, ваш обожаемый Юлий, пришло время для новых баллад. Совсем свежая, набросал сегодня утром, уверен, вам она понравится... Он уселся за барный стул и потянулся к гитаре. Фурина наклонилась к детективу: - Вы об этом музыканте писали? - Да. Послушайте его песни. Свет в заведении приглушили, оставив только тот, что озарял крохотную сцену. Бард по имени Юлий медленно перебирал длинными тонкими пальцами по струнам: «Из века в век, из года в год Гуляет по плато проклятие, И каждый здесь никак не возьмет в толк, Откуда родом это заклинание. А я скажу вам: Из бескрайних Вод Оно родилось в одночасье, Когда два близких Сердца погубило Зло, И не смогли они найти свое принятие...» Мягкий тихий тембр незнакомца моментально призвал тишину в заведении. Даже спорящие пьянчуги прекратили свой балаган, когда юноша начал петь, ведь голос его поистине звучал магически - завораживал, пробуждал в глубинах души какие-то необузданные неизвестные эмоции. Фурина слушала незнакомую балладу с открытым ртом - настолько хорошо пел тот незнакомец. «... А ведь, друзья мои, история циклична, Она к насмешкам и иронии имеет слабости. И у судьбы разыграться вдруг нашлась причина: Свела те Сердца, чтоб снова подвергнуть их опасности. И их конец известен всем и каждому - Царь Ремус пал, а Сцилла умер незадолго до...» Как удачно я зашла, пронеслось в голове. «... А ведь проклятие то чуть не погубило Сциллу! И даже сердце у дракона в камень обратило...» Бард выдержал паузу, быстро пробежавшись глазами по толпе, его пальцы ловко перебирали струны, лаская слух мелодией. Вдруг его взгляд остановился на Фурине. «... И мучился Сцилла года четыре десятка, Ведь Ремус никак не хотел его принимать. Не видело сердце Бога в друге иного, И сорок лет царю приходилось свое тело Дракону отдавать...» Поэтому Нёвиллет сказал о том, что нам может понадобиться тысяча попыток? Он знает о том, как именно избавлялись от проклятья Сцилла и Ремус... Во многом реакция юдекса теперь казалась понятной. - Леди Фурина, если вы считаете это неприемлемым, я попрошу его остановиться. - Все в порядке. Давай дослушаем. «Соитие для них стало рутиной, Ритуалом, если угодно назвать этот грех так, Но тело дракона, покрытое каменным слоем, Никак не спешило заживать. Так продолжалось целых бесконечных сорок лет, Пока в один день не спало с дракона проклятие. Ведь Ремус, наконец, смог увидеть в Сцилле свой свет. И нашли они друг в друге свое принятие.» Фурина не сводила цепкого взгляда с барда, тот, в свою очередь, странно смотрел на нее в ответ. Фурину сковала смесь необузданных эмоций, словно этот юноша глядел сквозь нее, забирался под толстый слой притворства и глазел прямо в душу. Ей вдруг показалось, что он ее хорошо знает. Пугало то, что она его впервые в жизни видела. - Ты сказал, что его баллады основываются на исторических записях. - шепнула она. - Именно. - тут же ответил сыщик. Юлий тем временем отставил гитару в сторону и обратился к аплодирующей толпе: - Эта баллада еще не дописана, последние строки я так и не придумал, понимаю, как вам тяжело это слышать... - И ты ознакомился с местной библиотекой? - наводящим голосом спросила Фурина. - Моя леди, я успел даже разузнать о тех трудах Цезаря, которых преподают в школе. Голос Юлия звучал все громче: - Но мне почему-то захотелось озвучить последние строки, ради которых и писалась вся эта прекрасная песня. - Ты говорил об исторических трудах Цезаря, но не упоминал сказки. Среди того, что ты здесь слышал были песни о неких Водах и двух Сердцах? - едва слышно спросила Фурина. - Впервые услышал сегодня от этого барда, моя леди. Это играет какую-то роль? «... И вы спросите, друзья мои: Как же так? Разве два Сердца не заслужили счастливого конца? Им не избавиться от круговорота проклятия никак? Неужели всем Сердцам придется от страданий изнемогать? А я отвечу вам : Кому как... Одним не хватит и сорока лет, чтобы друг друга принять. А кому-то и поцелуя от милого будет достаточно, Чтобы любовь свою показать...» Юлий глубоко поклонился под новую волну аплодисментов. Фурина вдруг подумала, что фамилия у барда по невероятному стечению обстоятельств окажется... - Цезарь. - закончил ее мысль сыщик. - Но как такое возможно? Фурина взяла мужчину под локоть и повела к выходу: - По миру ходят множество бессмертных, тут нечему удивляться. Пойдемте, мы услышали достаточно.

***

Путь домой пролетел незаметно, подобно короткому мигу моргания. Фурине показалось, что она ни на минуту не покидала Мермоний. Когда она вошла в замок, над столицей уже давно навис мрачный купол ночи, и даже свет от уличных фонарей и люстр в домах никак не мог разбавить густые краски темноты. В голове беспокойно плескалась мысль: Что дальше? Каким невероятным образом ей сосуществовать в одном мире с Нёвиллетом? В одном замке? В соседних комнатах? Удивительное чувство - взаимность. Оно всегда приходит неожиданно, словно подарок от родного человека в какой-нибудь невзрачный день. И вроде бы не праздник, а устроить шоу с фейерверками хочется. Без взаимности бы не было проклятия? А когда это противоречивое чувство родилось? Фурина и сама не знает ответ. Ей вдруг стало смешно - а вдруг Нёвиллета скосило проклятие десять лет назад, потому что судья умудрился влюбиться в нее, когда она на него ворчала? Абсурд. Она же наговорила всякой неразберихи, потому что была в ужасном расположении духа. Фурина поняла - она ни на кого не срывалась, кроме юдекса. Ни одна живая душа не видела в ней столько, сколько видел он. А когда она влюбилась? Сразу? Спустя пять лет? Пять десятков? И как ей жить с этим? Притвориться, что ничего не было? Глупо. Ее же вслед за юдексом скосит невероятная хандра. Но как ей говорить милому сердцу человеку ложь? Она ведь делает это регулярно. Некоторые имеют разумные сомнения насчет ее божественности, например тот детектив, который галантно проводил ее до дома. Или тот красноволосый бард, который явно знает слишком много. Говорят, некоторые Архонты бродят среди людей, притворяются смертными и забредают в гости к другим Архонтам, чтобы развеять свою скуку. Может, кто-то из нынешней Семерки тоже такое с ней провернул уже, а она и не заметила? Фурина остановилась посреди холла и резко одернула себя - какая разница? Если кто-то знает, то он ничего не докажет. На ее стороне сама Фокалорс, она умнее, хитрее и могущественнее всех в этом мире - она решит все второстепенные проблемы в тени Фурины, пока та будет принимать удар на себя на свету. Ее роль важнее. Ее задача важнее. Ее груз невыносимее. Она понесет его с гордо поднятой головой, даже, если однажды ее решат предать суду за всю ее ложь. Даже... если ее... - Леди Фурина? Вы бледны. С вами все хорошо? Горничная присела в неловком реверансе, обе ее руки были загружены бельем для стирки, но женщина выглядела так, словно была готова вот-вот бросить свои дела и ринуться помочь Фурине. - Лили, - отстраненно кивнула Фурина, надеясь, что правильно назвала ее имя. - попроси жандармов освободить спальное крыло. Горничная тут же отозвалась: - Как прикажете. На предложения принять расслабляющую ванну Фурина отказалась. Спустя пару минут послышались торопливые шаги прислуги и стражников, покидающих их с юдексом спальни. Фурина шла мимо выстроившихся в ряд фонтейнцев, которые несли какую-то чушь про ее самочувствие. Какая разница, что она чувствует? У входа в ее покои стоял лекарь, он беспокойно осматривал Фурину, но так и не решился задать очевидный вопрос. - Было приказано покинуть это крыло. - Моя леди, вы нашли то, что искали? Фурина почувствовала себя особенно мерзко. Так грубо выгонять единственного человека, который никогда не лебезил перед ней, исправно исполнял свой долг и заботился о юдексе, было бы неприлично. Ее маска трещала по швам, пока она натягивала нейтральное выражение лица: - Да, нашла. Лекарь облегченно вздохнул: - Хвала вам, моя леди! Я знал, что вы справитесь! - Как он? - Плох. - лицо лекаря тут же нахмурилось. - Он старается делать вид, что ему лучше, но... - Вы можете взять отпуск. - перебила его Фурина. - Ваши старания будут щедро вознаграждены, думаю, больше врач судье не понадобится. - Моя работа - присматривать за больными, моя леди. - поклонился лекарь. - Самое ценное, что вы мне можете дать - это здоровый судья. Фурина сделала вид, что приняла его слова - ей не хотелось тратить силы на споры или переубеждения и на разговоры. Ничто не мешает ей завезти гору моры в дом этого врача следующим утром, поэтому она медленно приблизилась к двери покоев и нажала на ручку. В комнате царил такой же мрак, как и везде. Словно все сущее приняло ее настроение, но решило усугубить необъятной тьмой. Нёвиллет лежал на кровати и не сводил взгляда с гардероба. Фурина закрыла за собой дверь и защелкнула замок - только тогда судья отозвался на звук и перевел на нее взгляд. - Ты вернулась. - Разумеется. - голос резко осип. - Куда я могла деться? - Слышал, в Петрикоре было солнечно. - Не заметила. Она медленным шагом приближалась к кровати, словно осужденный шел на эшафот - грузно, нервно, с подступающим к горлу приступом тошноты от осознания необратимости ситуации. Запах проклятия заполонил легкие, хотелось прокашляться, но она сдержалась. - Судя по твоему лицу, - его голос тоже стал ниже, - мои опасения подтвердились. - Хуже. - выпалила она. Его лицо покрывали сотни мелких свежих трещин, но выглядел Нёвиллет лучше, чем в первые дни своего пребывания в ее покоях. - Что может быть еще хуже? Боится. Боится, что она отвернется, что уйдет, так и не дав ему ответ. Не хочет, чтобы она видела в нем монстра, хочет, чтобы она относилась к нему так же, как и он к ней. Невозможно. Не сейчас. Не время. Убеждает себя Фурина. - Если... - она остановилась посреди комнаты. - Если ты ненавидишь Богов, то почему позволил себе так оплошать? Она выпалила самую глупую мысль, что прилетела ей в голову. Но Нёвиллет, вопреки ее ожиданиям, не стал отнекиваться: - Я бы хотел оправдаться проклятием. Цикличность историй, в которых Сердце дракона непременно принимает Сердце Архонта. Если бы он ответил так, то Фурина тотчас его поцеловала бы и ушла к себе - к нему в библиотеку. Она бы забыла об этих десяти годах и жила бы спокойно. Обязательства непременно влюбляться в Бога, которые наложил на Гидро драконов Сошедший звучали как услада для ушей: чувства ненастоящие - следовательно и чрезмерным страданиям в ее сердце места нет. - Но не можешь. - Не могу. Она сделала неуверенный шаг к кровати: - Если я совершу преступление, что ты со мной сделаешь? Он долго молчал, прежде чем ответить: - Осужу по законам региона. - Как судья. - она кивнула. Хорошо. Прозвучало идеально. Как она того и хотела. - Но осуждать не стану. - вдруг добавил он. - Ты не страшное зло, которое надо ненавидеть, не пытайся переубедить меня в обратном. Фурина рвано выдохнула. Вдруг стало настолько невыносимо, что она подошла к комоду, где стоял графин, и налила себе воды. - Если я совру тебе? - Прощу. Она стояла к нему спиной, но не смела оборачиваться: - Если я лгу тебе каждый день? - Уже простил. Она сделала шумный глоток. Затем еще один. - Если я предам тебя? - Я все равно не смогу держать на тебя обиду. Он отвечал быстро и легко, словно заранее знал, что она спросит. - Если из-за моей ошибки погибнут все? - Я не дам этому случится. Фурина почему-то ему верила. - Если пророчество заставит нас пойти друг против друга? - Я всегда буду на твоей стороне. - Не верю! - горько бросила она. Комната погрузилась в затяжное невыносимое молчание. Фурина обернулась через плечо, чтобы посмотреть на него, но тот, казалось, ждал именно этого - чтобы она на него посмотрела. - Я всегда буду действовать в интересах региона, неважно, рассорит это нас или нет. - ответил он. - Потому что это означает - быть на твоей стороне. Поступать так же, как и ты. Его голос сильно исказился, последние слова Нёвиллет прохрипел на выдохе. Фурина налила полный стакан воды и подошла к кровати: - Могу попросить тебя об услуге? - Что угодно. Вместо желанного вопроса она поднесла стакан к своим губам. Набрав воду в рот, она медленно наклонилась к Нёвиллету. Как иронично, думает она,ты говорил, что вода поможет снять проклятие. Хотелось пошутить в стиле: «Как в воду глядел», но все мысли испарились в голове, стоило ее губам почувствовать его - шероховатые, испещренные глубокими трещинами. Фурина надавила пальцем на его подбородок, заставив его рот послушно открыться. В ее голове все это выглядело до ужаса романтичным, пускай, почти половина содержимого пролилась мимо цели на подушки, пускай, комнату тут же заполнили жадные - нисколько не романтичные - звуки глотания. Их губы невесомо соприкасались, когда последняя капля воды была проглочена. Нёвиллет протяжно выдохнул, опаляя подбородок чистым дыханием. Примесь проклятия в его запахе начала медленно увядать. - Еще. Фурина вздрогнула всем телом от его тона и потянулась к стакану, набрав в рот остатки. В этот раз она старалась не пропускать воду мимо, губами чувствовала неловкие попытки Нёвиллета как можно нежнее обхватывать ее уста своими. Она старалась не сильно корить себя за то, что в момент, когда вода закончилась, она не поспешила отстраниться. Наоборот, уперлась коленями и ладонями в постель, наклоняясь ближе. Кожей чувствовала, как затягивались рубцы на его губах, пока сминала их своими. Слабо прикусывала нижнюю губу Нёвиллета, оттягивая, пробуя на вкус, смакуя ее так, словно хотела отгрызть себе - следом зализывала, позволяя языку двигаться дальше на верхнюю губу, чтобы потом чмокнуть. Чтобы потом еще раз прижаться губами к его, чтобы не останавливаться и не позволять ему думать о прекращении. Его теплые руки опустились на плечи, надавили, заставили потерять равновесие плюхнуться грудью на его грудь - такую же горящую от нехватки воздуха и до испепеления горячую. - Еще. Собственный голос казался далеким, словно и не ее вовсе. На мгновение мир перевернулся, и теперь Нёвиллет нависал над ней. Фурина бережно касалась его предплечий, напряженных мышц, переливающихся под ее ладонями, провела рукой по загривку, отбрасывая длинные волосы в сторону, притягивая его к себе ближе, позволяя доминировать в поцелуе. Ей нравилось то, как он жадно - почти остервенело - принялся сминать ее губы, словно душу пытался высосать, словно она ему все еще не принадлежала. Она не ожидала такого пыла, не думала, что окажется прижатой к кровати. Как ей нравилось. Нравились его касания, нравилось то, как он нежно оглаживал большими пальцами ее скулы, пока целовал, как непроизвольно двигался всем телом, включая бедра, когда она обхватила его ногами, позволяя делать с собой все, что ему только захочется. Она знала, что он не обидит, что если она скажет ему остановиться, то не увидит в его глазах и капли разочарования. Он занял ведущую позицию, но главной все равно была она. Как и в их работе. Нёвиллет быстрыми мокрыми поцелуями прошелся по линии челюсти, опустился на шею, жадно вдыхал запах Фурины, которая провела несколько дней в дороге. Ей нравилось, что он не брезгует, она знала, что ее запах ему нравится, что пот, который он слизывал с ее шеи казался ему вкуснее всех вод, что ему доводилось пробовать. Нёвиллет не касался руками, пускай, ему хотелось, он бросил на нее выжидающий взгляд и, получив кивок, прижался носом аккурат поверх стыка косточек под чашечками бюстгальтера, глубоко вдохнул и, едва касаясь, поцеловал каждую грудь поочередно через одежду. Под ребрами бешено колотилось сердце, Нёвиллет прислонился к нему губами. Фурина сорвала перчатки пустила обе пятерни в его волосы - мягкие, шелковистые. Живые. Нёвиллет млел под ее касаниями, Фурине вдруг показалось - еще немного и он начнет мурлыкать, словно довольный кот. - Тебе смешно? - Да. - шепнула она. - Знала бы, что тебе нравится моя грудь, носила бы открытое декольте. Нёвиллет хмыкнул: - Это преступление, мне все же придется тебя... Получив слабый тумак по макушке, он вовсе рассмеялся: - Нечестная ты, леди Фурина. Она полюбила его смех - едва слышный, мягкий как облако. Хотелось, чтобы он улыбался и смеялся чаще. Он выглядел преступно обворожительно, когда смотрел на нее так. - Есть такое. Она приподнялась на локтях - Нёвиллет без заминки отстранился и сел. За окном раздался грохот, комнату на мгновение озарила вспышка молнии, следом послышался стук капель дождя по стеклу. - Не плачь, Нёвиллет, какие твои годы, еще насмотришься на женскую грудь. Юдекс ее шутку решил пропустить мимо ушей: - Гидро снова подвластно мне. - Хорошо. - выдохнула она. Нёвиллет смотрел на нее с нескрываемым обожанием. Таким, каким она и в самых влажных фантазиях не могла себе вообразить. Глаза его горели элементалем, кожа на лице и кистях уже затянулась. Словно проклятие не убивало его пару минут назад. И двигался Нёвиллет плавно и складно, будто он не провел несколько недель в постели. Фурина неохотно встала с кровати. Хотелось бы ей продолжить, но она прекрасно понимала, что на одном разе они не остановятся. Да и сейчас сдерживание для них будет лишь временной преградой на пути к очевидному. Долг. Обязательства. Секрет. Она хотела бы жить в мире, в котором Нёвиллет знает все ее тайны. Она бы хотела каждый раз приходить к нему в слезах и говорить о тяжести ее ноши, но он был прав - действовать в интересах Фонтейна означает быть на стороне друг друга. Однажды он обязательно ее узнает, может, ему не понравится то, на что ее обрекла Фокалорс, может, он даже вступится за нее. Однажды Фурина предстанет перед ним полностью нагой, но это никак не будет связано с их влечением друг к другу. Возможно, до этого пресловутого «однажды» у них и не дойдет - они отвернутся друг от друга или закончат так же, как и Сцилла с Ремусом. Но это «однажды» - не «сегодня». А сегодня ей нужно успеть принять ванну и лечь как можно раньше - она очень сильно устала. - Завтра состоится слушание по нашему любимому делу. - елейно пролепетала Фурина, поправляя костюм. - Если ты снова проведешь его скучно - уволю. - Что может быть веселого в отрезанных гениталиях? Фурина скорчила задумчивую гримасу: - Увольнение слишком слабое наказание... - Сделаю все, что от меня зависит, чтобы моя леди не скучала. - тут же поправил себя юдекс. - Вот так бы сразу и начал! - широко улыбнулась Фурина. Она подошла к гардеробу и открыла дверцу шкафчика. Вспомнив об обещании, которое она хотела спросить с судьи, она едва слышно прошептала: - Закончи этот цикл с проклятиями вместе со мной.