How to SAVE the World

Солнце низко висело над океаном, крася западное небо в золотисто-оранжевый, с редкими пушистыми облачками, что добавляли ярких розовых оттенков. С запада начиналась рисоваться дорожка из света поверх воды, искрясь, когда солнечные лучи отпрыгивали от краёв волн. Слабый, равномерный ветерок дул вниз по побережью на юг, неся на себе чаек, а иногда и пеликанов. По берегу неслись песочники, не заботясь о присутствии Санса. Санс зарылся пальцами ног поглубже в тёплый золотой песок. Он твёрдо старался ловить каждый возможный закат. Каждый напоминал ему о том первом закате, после того, как они все вышли из пещеры на Поверхность — и тем не менее, каждый закат был разным. Как раз достаточно. Он взглянул на потёртую тетрадь, раскрытую у него на коленях. Забавно, как у него снова вошло в привычку вести тетради, после всех тех лет, когда он говорил себе, что смысла больше не было. Нынче они больше считались дневниками и ежедневниками, чем методом подсчёта Сбросов. На двух открытых страницах стояла дата, как и несколько записанных времён и некоторые заметки, оставленные на протяжении дня. Птицы, которых он увидел и проверил в книге, спрятанной у него в инвентаре. Ракушки, которые он поднял. Более важные заметки были отмечены звёздочками. Фриск, Ториэль и Чара приезжают примерно в 14:30. Вынеси перед этим мусор. Андайн и Альфис прилетают завтра, примерно в 11 утра. Гифтмас через два дня. Подарки спрятаны в шкафу. 12:30 Папирус отправился за индейкой 13:15 Папирус вернулся с индейкой Он помнил почти всё из этого, но всегда было хорошо перепроверить, чтобы держать информацию свежей. Одна из многих тактик, что он выучил. Он довольно вздохнул про себя и позволил глазницам медленно закрыться. Не помешало бы немного вздремнуть. Настоящего заката не будет следующих полчаса, а Ториэль настояла на том, чтобы отвечать за сегодняшний ужин. Сейчас они с Папирусом, наверное, грохочут по всей кухне хижины; Чара с Фриском, должно быть, гуляют, изучают район. Если он правильно помнил, они посещали его хижину впервые. А если он знал их — ведь он их знал — они, наверное, хотели оценить обстановку и проверить соседей. Убедиться самим, что Санс здесь действительно в безопасности. Санс дрейфовал несколько минут, слушая чаек и плеск волн по песку, и приглушённые удары воды по скалистым утёсам примерно на километр севернее. Он начинал уже засыпать, когда услышал шаги по песку. Две пары ног: одни лёгкие, другие потяжелее и металлические. Он мягко улыбнулся. — Кажется, он спит, — услышал он бормотание Фриска. — Санс, — сказал Чара, повышая голос. — Приветик, — ответил он, не открывая глазниц. — Мы тебе не мешаем? — Не-а, совсем нет, — сказал Санс, вытягивая ноги дальше по песку. — Просто расслабляюсь тут. Садитесь. Закаты не любят ждать. Он не открыл глазниц, пока не услышал, как они поравнялись с ним. Оба ребёнка уселись справа от него, и его ухмылка расширилась. Даже Папирус не всегда помнил о том, что надо избегать его слепой стороны. Оба выглядели хорошо. Фриск каким-то образом был даже выше, чем когда они виделись в последний раз, месяца два назад. Они чертовски вымахали за этот год. Выросли выше Санса некоторое время назад, за что он уже их простил. Свои волосы они тоже постригли покороче, стильно выбрив одну сторону головы. В то же время, механическая фигура Чары почти не изменилась с прошлого раза — примерно метр пятьдесят ростом, сочленённые конечности и пальцы, человекоподобное лицо, и стеклянное отделение в туловище, в котором до сих пор была гордо выставлена их перевёрнутая душа. Но, видимо, Альфис сделала для них пару поправок. Человеческие уши поменялись на что-то, похожее на сложенные козьи уши. Они добавили и рога, короткие, спиралью идущие вверх, и, кажется, покрытые латунью. Санс лучезарно улыбнулся им, когда они плюхнулись в песок справа от него. — Давненько не виделись, — весело сказал он. — Фриск, обожаю стрижку. Они улыбнулись. Нынче они улыбались куда легче. — Спасибо, — сказали они лишь слегка застенчиво, проводя рукой по остриженной стороне головы. — Я хотел п-попробовать что-нибудь новое. — А Чара, рога тебе очень идут. Цифровой экран у них на лице поменялся с выражения нейтральности на лёгкую забаву. — Спасибо, Санс, — сказали они. Поднимая руку, они провели металлическими пальцами по одному рогу, щёлкая по неглубоким выступам. — Это был ранний подарок на Гифтмас от Альфис. — Чара уже вечность хотел себе рога, — сказал Фриск с нахальной ухмылкой. Чара слегка вздохнул. — Да, ну что ж. Фриск наконец-то помог мне набраться духу, чтобы попросить. — Я хорошо умею ободрять! — Ещё как, — сказал Чара с любящим раздражением. — Есть что-нибудь новое в Наружном с тех пор, как я уехал? — Не особо. — Фриск сделал паузу, пока не добавил: — В этом году чуть-чуть меньше, эм, снега, по крайней мере, пока. — Круто, — улыбнулся Санс. Фриск ухмыльнулся ему. — Фуку получила права на вождение, — сказал Чара. — А, да, Гриллби написал мне пару дней назад. Хех, он так ей гордится. — О, и мы наконец-то сделали ту автобусную остановку, — сказал Фриск. — Эм, теперь можно ехать на автобусе до Эббот Сити, и это всего-то пятнадцать минут. — Дела по-прежнему идут очень хорошо. — Рад слышать. — У тебя, кажется, тоже дела идут хорошо, — сказал Чара, искоса глядя на Санса. — Уж точно обустраиваешься, если можно судить по этой рубашке. Санс усмехнулся и дёрнул за рукав своей рубашки — кричащего розового оттенка и украшенной танцующими ананасами. — Хех, что тут скажешь? Я здесь процветаю. Живу в стиле Маргаритавилль. Фриск расхохотался. Чара театрально закатил глаза. — О, прошу тебя, только не говори, что теперь слушаешь Джимми Баффета. — Да ну, что не так с мистером Баффетом? — сказал Санс, подмигивая им обоим. — «Чизбургер в Раю» — это буквально всё, чего я придерживаюсь в жизни. Чара выразительно опустил лицо в ладонь. Фриск так и смеялся, громко и от всего сердца. — Видите ли, если б я мог убедить Гриллби тут перезимовать, я был бы счастлив всю оставшуюся жизнь. — Пожалуйста, перестань, пока Фриск из-за тебя не подавился. — Хех, ладно, ладно. Все трое погрязли в дружескую тишину. Фриск сложил руки на коленях, глядя на океан с мягкой улыбкой на лице. Чара уставился вверх, наблюдая за пролетающим самолётом. Солнце опускалось глубже, к океану, превращая весь мир в золотисто-оранжевый. — Кажется, ты здесь очень счастлив, Санс, — сказал Фриск через некоторое время. — Так и есть, — сказал Санс, глядя, как песочник подбегает поближе к их тройке, а затем шмыгает обратно к воде. — Или, я почти уверен. Иногда трудно понять. Вы же знаете, каково это. Они оба кивнули. Они знали. — Ага, я здесь счастлив, — сказал Санс, подумав над этим ещё немного. — Это небольшой город, и люди здесь все очень милые. Тут тихо. От хижины недолго пешком до продуктового магазинчика. Мои соседи мне нравятся. Вот Эд, он живёт дальше по берегу, вон там, — он кивнул к югу, — он просит, чтобы я когда-нибудь сходил с ним на рыбалку. А вот Дорис, с другой стороны, она помешана на всех этих прикольных кристаллах, даёт мне кабачки с огорода. Тут вокруг хорошие люди. И это прекрасно. — И правда, прекрасно, — согласился Фриск, глубоко вдыхая. — И небо чистое. Позже ночью мы все можем пойти, посмотреть на звёзды. — Мы слегка волнуемся за тебя, — сказал Чара, переглядываясь с Фриском. — То есть, ты здесь сам по себе. — Эм, раз нам не разрешили приехать прошлой зимой. И мы не знали, всё ли у тебя, ну, хорошо. Санс наклонил голову на бок. — У нас был тогда интернет, верно? — Да, но это не то же самое. — Чара встретился взглядом с огоньками глаз Санса. — Когда ты вернулся, казалось, что твоё настроение улучшилось, но мы не были уверены, сколько из этого — подделка. Санс не мог не засмеяться. — Ладно, в точку. — Но… ты же правда в порядке… да? Санс изучал их обоих, пока не взглянул на тетрадь у себя на коленях, проверяя дату в угле. Затем он снова поднял взгляд на закат. Он не ответил сразу. — Уже ровно два года, точно? — спросил он. — С тех пор, как мы всё закончили. — Два года, — эхом отозвался Фриск, чуть ли не восхищаясь. — Да, — согласился Чара. — Помни, мы спланировали нашу поездку, чтобы все мы были вместе на годовщину. — Ага. — Санс слабо помнил подобный разговор. — Два года. Три зимы. Как-то забавно. Я знаю, что Сброс исчез, что его больше никогда не произойдёт. Серьёзно знаю это, типа… всё, что случилось в тот день, почти что выжжено на моей душе. Знаете? Но мне кажется, во мне всегда будет часть, ожидающая его. Просто такой голосок на задворках разума, твердящий, что это произойдёт. Не знаю. Может, когда-нибудь я догадаюсь, как действительно избавиться от этого, и тогда моя голова наконец-то сядет прочно. А может, и нет. Я учусь принимать эту реальность. Санс втянул в себя глубокий вдох, наслаждаясь запахами соли и водорослей и тёплого песка. Фриск с Чарой молчали. — В моей голове бардак, — сказал он, рассеянно постукивая большими пальцами по тетради. — Там всегда будет бардак. Хех, как и во всём остальном мне. Но я живу с этим. Мне лучше. Мне куда лучше подальше от снега. В прошлом году было, э-э, было тяжко — то есть, если честно, я не особо помню. Возможно, вы оба помните лучше меня. Оба ребёнка переглянулись. Они ничего не говорили, но выражения их лиц были задумчивыми и мрачными. — И это было ужасно, знаете? Типа… потому что я потратил весь тот первый год, так сильно стараясь, разбираясь во всём вместе с моим терапевтом, и, конечно, борясь против неё без остановок, потому что я чёртов идиот, но… я разобрался во всём, казалось, был на высоте. А потом этот первый снегопад просто взял и… пуф. Как будто всё сдуло. Как же легко просто… взяться снова за старые привычки. Начать снова думать, что всё бессмысленно. Это до сих пор легко — и это ещё кое-что, от чего Санс никогда по-настоящему не избавится, как он был уверен. По крайней мере, не полностью. Как одна его часть всегда ждала Сброса, так и другая всегда ждала тьмы. — И это уж точно не было мгновенным решением, прийти сюда. Поэтому сначала я мог быть тут только с Папирусом, просто… привыкнуть, успокоиться, продолжить усердно работать вместе с моим терапевтом и так далее. Выучить пару новых методов вести заметки. Но… как я сказал, тут лучше. Я узнал, что есть такой переходный период, когда я приезжаю сюда, а потом возвращаюсь в Наружный, типа… мне нужна неделя, чтобы переориентироваться. Но тогда вместе со мной Папс. Он приходит каждые выходные. Он… хех, знаете, я пытаюсь говорить ему, что не надо приходить так часто, по крайней мере, больше не надо. У него вся жизнь впереди. Но вы же знаете, какой он. — Он говорил нам, что у тебя идёт хорошо, — сказал Фриск, снова мягко улыбаясь. — Хорошо. Я знаю, что он переживал, когда возвращался. Мне понадобилось время, чтобы убедить его, что у меня всё нормально, хех. Но… здесь у меня получается. Мне это нужно. Санс развёл руками перед собой. — Вся фишка берега в том, что он меняется. Он всегда меняется. Каждая волна отличается. То прилив, то отлив. На песке каждое утро разные ракушки. Иногда я хожу и собираю их. Вон там каждый день разные лодки. Всё всегда меняется, но это не так же… суматошно, как в Наружном или в городе. Здесь тихо. В смысле, я шучу про Джимми Баффета, но тут и впрямь такая же расслабуха, как в стереотипах. Не о чём беспокоиться, кроме дождя, и это… в Подземелье, я всегда, э-э. Хватало вещей, о которых беспокоиться, а я просто не делал этого, потому что… потому что я просто устал. Знаете? А здесь, снаружи, всё по-настоящему. Я могу расслабиться по-настоящему. Санс улыбнулся про себя. Теперь солнце садилось за горизонт. Это было так чертовски красиво. Каждый день, так чертовски красиво. — Вроде бы, это помогает, — тихо сказал он. — То есть, то, что всё меняется. Это помогает мне как бы… укрепляться. Вчера был вторник, потому что во вторник был дождь после полудня, и я нашёл синие стекляшки на берегу, а Папирус сказал мне, что ваш рейс задержался. Я знаю, что сейчас декабрь, потому что у шилоклювок зимнее оперение. Я просыпаюсь по утрам, а снаружи никогда нет снега, так что я никогда не… теряюсь. Я, э-э, я просыпаюсь и вижу океан снаружи, так что даже в… плохие дни, я могу остановиться и сказать: «о, точно, вот как теперь обстоят дела». Время всегда останется немного… странным для меня, но пока я здесь, это… это очень помогает. Он наконец-то замолчал, устраиваясь поудобнее на своём пляжном кресле и захлопывая тетрадь. Он подёргал пальцами ног в песке. Выковыривать песчинки между мелкими костями под конец дня — всегда такая морока, но она того стоила. Всегда того стоила. — Я рад, — сказал Чара через какое-то время. — Не то чтобы я слишком сильно волновался. Ты — боец. Тебе всегда удаётся во всём разобраться. — Мы все — бойцы, — сказал Санс, опять улыбаясь. — И здесь правда так красиво, — мирно сказал Фриск. — Я, я так рад за тебя, Санс. Только в Наружном становится немного тихо без тебя. — А-а, я же вернусь весной. Ты кормишь ворон, да? — Конечно! Кажется, они даже начали мне доверять. — Шумные звери, — нежно сказал Чара. — По-моему, Флауи тоже тайком их кормит. Кстати, он просил передать привет. — Ух ты, непрошеный привет от Флауи? Видимо, он был в хорошем настроении. — Он проводит праздник с папой. Кажется, эм… Флауи не особо говорит об этом ни с кем из нас, но мне кажется, у него тоже всё идёт хорошо. — Как минимум, лучше. — Рад слышать это, — честно сказал Санс. Затянулось новое молчание, мирное и задумчивое. Последняя полоска солнца нырнула за горизонт. Оранжевый цвет неба мягко поблек до тёмно-синего и сиреневого. Скоро Папирус и Ториэль закончат готовку. Они все хорошо поужинают вместе. Санс покажет им всем некоторые из зимних созвездий. Затем наступит время для сна. А затем настанет завтра. И завтра, и завтра, и завтра. Санс засунул руку в карман и вытащил шахматную фигуру, которую ему оставил Гастер. Он покатал чёрного короля на своей ладони, щупая его корону. Краска начинала слезать, но это ничего. Когда-нибудь он мог покрасить его снова. — Два года, а? — сказал он. — Два года, — повторил Чара, и Санс услышал улыбку в их голосе. — И ещё годы впереди, — сказал Фриск, потягиваясь и опираясь на свои руки. — Будем надеяться, — сказал Санс и улыбнулся.