Прости. Прощай. Привет.

      2023г.       Звук открываемого замка - почти выстрел, и под ладонями чужое тело напрягается так, что становится подобно каменной статуе. Ки-Хун с секунду стоит неподвижно, а затем разворачивается в сторону коридора, почти задвигает его себе за спину. Ин-Хо только давит в себе нервную дрожь и иронию от чужих действий. Вот уж кого тут точно не стоит защищать от работников в розовом.        Что творится под маской у «квадрата» сложно себе представить, но тот удобнее перехватывает автомат, и неизвестно даже, куда он смотрит в данную конкретную минуту: на грозную фигуру 456, или на задвинутого ему за спину босса.        —Ванная комната закрыта на обслуживание,- наконец, рапортует «квадрат».- Прошу всех покинуть помещение.        Ки-Хун вздергивает подбородок выше, а затем хватает Ин-Хо за руку, ведя за собой к выходу, словно бы ожидает, что без него тот останется здесь один. В принципе, так и задумывалось, но никакого реалистичного повода задержаться, он не может придумать, поэтому покорно идет, сверля номер 456 на чужой спине.        Вот же ж благородный говнюк, наверное, уверен в том, что без него 001 пришлось бы тяжело наедине с одним из охранников. Как знать, что могло бы произойти, действительно.        Не дойдя всего ничего, 456 оборачивается, поджимает губы и сверлит взглядом:        —Больше не ходи один, ладно?        —Конечно, а что, волнуетесь?- вопрос со смешком. Все внутри вопит от иронии и желания ткнуть этого человека носом в то, что всех спасти нереально. Что его спасать и не надо.       —Да,- совершенно спокойно, как само собой разумеющееся. Ин-Хо теряется. Под упрямым и заботливым взглядом.        Когда они избавятся от 456, он выколет ему глаза и выбросит их в океан, чтобы он никогда ни на кого не посмотрел, даже будучи призраком.        Ки-Хун принимает это молчание по-своему, поэтому выдыхает, видимо, пытаясь расслабиться хоть немного, вымотанный переживаниями и давлением этого места. Все еще сжимает его руку, слегка поглаживая большим пальцем ладонь, пытаясь поддержать:        —Я уже говорил: я хочу тебе верить, поэтому я знаю, что тупо заводить друзей здесь, но верю, что отсюда сможем выбраться все мы.        —И я,- скорее вопрос, чем утверждение.        —И ты,- кивает Ки-Хун совершенно серьезно, пожимая его ладонь в последний раз и отпуская.- Хочешь ты того или нет, но мы в одной лодке, и раз мы с тобой познакомились, я все равно буду о тебе беспокоиться.        Ин-Хо хочет его ударить. Просто вот взять и выбить из него всю ту дурь, что засела в этой тупой голове. Сделать ему так больно, как только сможет. Разобрать его на органы, пока тот еще будет жив, и сжигать их один за другим, чтобы видел, чтобы понимал, что он натворил.        Ин-Хо улыбается ему и кивает:        —Что ж, возможно, это слишком голословно, но ты тоже стал мне другом.        Признание, видимо, задевает что-то внутри Ки-Хуна, потому что тот неожиданно смущенно трет затылок и хмыкает:        —Ты мне тоже, несмотря на все мои подозрения. Видимо, судьба у меня такая, но в этот раз я не против.  ***  2015г.       Они справились. Умудрились на буквально минуту раньше захватить флаг, прежде чем это сделали бы противники.        Промокшие насквозь, замерзшие настолько, что дрожь уже не хотела униматься. Ин-Хо не был уверен, что они не лишатся всех пальцев на ногах от обморожения, но, по крайней мере, они были живы, а охранники были достаточно благородны, чтобы позволить им сразу же пройти в общую комнату с кроватями.        Ен-Иль выдохнул на свои ладони, пытаясь хоть так их согреть, а затем потянул его за руку в сторону туалетных комнат. Впрочем, другие выжившие игроки из их некогда большой команды, последовали за ними, переговариваясь и поглядывая в их сторону.        —Здесь вчера не была горячей воды,- начал было Ин-Хо, видя попытки друга выкрутить кран с красным обозначением на максимум.- К тому же, горячая вода после льда - идея плохая.        —Сейчас уже я прошу тебя замолчать,- Ен-Иль с мгновение смотрит на кран так, словно тот его предал, а затем отстраняется с радостным ревом.- Вот! Горячая! Нужно просто немного подождать было!        Ин-Хо осторожно касается дрожащими пальцами крана, с удивлением вздёргивая бровь. И правда, хромированный металл нагрелся, заставляя давить в себе желание обхватить его руками и стоять так, пока кожа не слезет.        По комнате прокатились изумленные и радостные возгласы. И почти тут же все остальные раковины оказались оккупированы оставшимися участниками, а Ен-Иль проворно стянул с себя мокрую и неприятно липнущую к коже футболку, бросая ее в раковину.        —Нужно хотя бы обтереться теплой водой, чтобы постараться не заболеть и ничего не лишиться,- пробормотал он, кидая в сторону Ин-Хо взгляд.- Так что раздевайся давай.        Необходимо было признать, неловко не было. Было безумно неловко, впрочем, судя по наполнившему комнату пару, можно было представить, что это просто общественные бани, а не туалет в забытом всеми богами месте, где каждый - уже будущий труп.        От помощи он, естественно, отказался, пускай Ен-Иль и порывался. Все же как бы они уже не стали близки, Ин-Хо никогда по-настоящему не был фанатом чужих прикосновений достаточно, чтобы позволять себя касаться вот так. Сам Ен-Иль, видимо, таких проблем не испытывал, потому что спокойно повернулся к нему спиной, прося ту растереть.        Ин-Хо только оставалось подавить вздох, беря тяжелую от теплой воды футболку из раковины и с нажимом ведя по чужой коже, стараясь смотреть исключительно туда, где находятся руки, фокусируясь на россыпи родинок, а не на покатых плечах.        Друг был… Красив. Это нужно было признать, принять и не обращать на это внимания. Никакого. К тому же, он элементарно не имел права на то, чтобы рассматривать хоть кого-то с этой точки зрения.        Поэтому просто закрыл глаза, заставляя себя успокоиться. Каким бы человеком он ни был, но там, в свободном мире, все еще его ждала жена, пускай, которой было страшно касаться, словно она рассыпется от любого дуновения ветра. Пускай даже между ними и была уже несколько лет скорее крепкая дружба. Пускай даже и понравившийся человек был мужчиной.        Она была больна. Она надеялась на его помощь, она ждала, что он не бросит ее в этот непростой период ее жизни, и Ин-Хо не мог себе этого позволить. Он знал, что они пройдут это вместе, она выживет и выстоит, и там уже можно будет придаться фантазиям о ком-то другом. Когда она будет готова идти дальше без него.        Но не сейчас. Не время.        —Ин-Хо?- Ен-Иль ненавязчиво привлек его внимание к себе, смотря над плечом внимательно, почти завороженно.- Ты в порядке?        Не объяснишь же все эти метания другому человеку. Не скажешь все, что на душе, и Ин-Хо только опускает голову, мягко качая головой. Да, все хорошо.        Ен-Иль еще с секунду на него косит свои темные глаза, а затем поворачивается сразу всем телом, опираясь о раковину:        —Спасибо, что вытащил меня. Сдохнуть там было бы совсем смешно.        Из горла рвется смешок. Этот невозможный человек успел уже раз десять сказать ему тоже самое, словно бы до конца не мог поверить, что выжил и справился. Что все еще не потеряно конкретно для него.        —Ну, а как иначе? Ты же сказал, что я не умру, пока ты рядом. Значит, нужно, чтобы и ты был жив.        Ен-Иль смеется, потирает переносицу пальцами и бросает взгляд на свое отражение в запотевшем зеркале. Есть что-то во всей его позе, в выражении лица. В том, как он держится. От него взгляд сложно отвести, но Ин-Хо и не отводит. Смотреть - не преступление.        Натягивая все еще влажные штаны на голое тело и собирая оставшиеся вещи, Ин-Хо почти кожей ощущает, как его рассматривают. Ен-Иль вторгается в его личное пространство, ведет пальцами по шраму на его боку, смотрит внимательно и настороженно.       —Ты..? Ты продал свою почку?- уточняет, сглатывая, хмурясь в неверии, но избегая смотреть ему в глаза.        Ин-Хо кажется, что что-то хрупкое между ними разбивается на куски. Слышит хруст этого чего-то непонятного под голыми ступнями. Продал? О, он бы продал, так было бы проще, чем проходить через всю эту игру.        Проще, чем пытаться другими путями найти деньги. В конце концов, если не считать прекрасного реабилитационного периода, он очень даже неплохо существовал и с одной. Конечно, ограничения свои существовали: здоровый образ жизни, отсутствие алкоголя в любом виде, обследования, минимум соленой пищи.        Но, в конце концов, он и так по работе пытался всему соответствовать, так что ничего критичного и не произошло.        —Нет, я отдал брату,- спокойно наконец отвечает, ощущая, как замирают чужие пальцы, все еще легко касающиеся кожи на его боку.        —Жалеешь?       —Он жив, так что нет,- почти и не кривит душой. Если смотреть с этой точки зрения, поступок был более чем правильным. Другой момент, что это привело его сюда. Но не брат же в этом виноват, в конце концов.        Ен-Иль поднимает взгляд, смотря ему в лицо. Прямо и открыто, позволяя увидеть всего себя целиком, все, что может только быть в этой дурной голове.        —Знаешь, я никогда не верил, что шрамы украшают мужчин. Твои мне нравятся.        Нагретый воздух становится самым горьким, и одновременно, сладким в этом мире.

***

2023г.       Ки-Хун ловит его по какой-то неясной причине, стоит лишь времени приблизиться к отбою. Зачем? Вопрос на все уже однажды выигранные деньги, потому что весь будущий план уже известен, и все поняли, какие нужно занять позиции, и как действовать.       Ин-Хо в очередной раз меняет маршрут, осознавая, что пересечься с охранниками ради того, чтобы доложить план - пока не складывается, поэтому придется надеяться на сознательность умного заместителя, выбранного уже давно и не случайно.        Если он сдохнет здесь - этот человек станет следующим на его посту, он в нем уверен. Тому хватит достаточно грации и понимания, что стоит делать. Он сумеет продолжить и не разочаровать инвесторов.        Ки-Хун сжимает его локоть, смотрит пытливо, и Ин-Хо невольно скользит взглядом по чужому, уже столько раз виденному до этого лицу, прекрасно осознавая, что знает каждую морщинку на нем.        —Что?- наконец, спрашивает, когда тишина затягивается, а 120 рядом начинает коситься уж слишком открыто, наклоняясь и что-то быстро говоря 222, краснеющей до корней волос и старающейся как может осторожнее и незаметнее за ними наблюдать.        Взгляд Ки-Хуна возвращается с его губ к его глазам, и тот уверенно тянет его в сторону, видимо, собираясь что-то обговорить с глазу на глаз.        —Мы пойдем туда, и придется действовать быстро, импровизировать,- Ки-Хун бросает взгляд на друзей над его плечом и продолжает.- И я хочу, чтобы ты знал, что мы можем там все умереть.        Ин-Хо отчаянно хочется смеяться. Они не то что могут там умереть. Они там все точно умрут. Сгинут в небытие, канут в Лету и больше никогда не покинут этих стен.        Но вместо смеха он лишь сжимает чужое плечо, пытаясь заставить себя смотреть тепло и мягко. Он умеет, он все еще помнит, как это делать. Выдыхает и смотрит в знакомое лицо, позволяя себе потеряться на мгновение. Вернуться туда, с чего он сам когда-то начал.        —Ты справишься. Мы справимся. Вместе.        Ки-Хуну, видимо, после того личного разговора, этого хватает. Он благодарно накрывает его ладонь на собственном плече и кивает.        Становится весь как будто меньше на несколько мгновений, ломаясь, сгибаясь под тяжестью ответственности и обязательств. Позволяя себе спрятаться на секунды за чужой спиной, поделиться хрупкостью с другим человеком и разделить тревогу на двоих.        Ин-Хо это все не нужно до дрожащих пальцев. Ему противно и больно до прокушенной в бессильной ярости щеки. До металла во рту от разочарования и воспоминаний.        Ин-Хо уже хочет выпустить ему пулю в голову, а потом и себе заодно, чтобы прекратить это все раз и навсегда. Чтобы можно было больше не страдать почем зря.        Ему глубоко наплевать на то, что сегодня умрут люди. Ему все равно на то, что умрут и его подчиненные в том числе. Кто они? Маски, за которыми скрываются люди, ловящие настоящий кайф от чужого горя?        Во рту стоит вкус гнили, и все они тут давно сгнившие мертвецы. Что охранники, что участники, что он сам, что этот человек напротив, пытающийся играть в заведомо бредовую игру, спасти толпу мертвецов от таких же разлагающихся трупов в розовым.        —Ты мне кое-кого напоминаешь,- вырывается самопроизвольно. Само по себе. А Ки-Хун поднимает на него уставший, но заинтересованный взгляд.       —Кого?        —Одного очень важного для меня человека.        Ки-Хун молчит несколько секунд, переваривая эту информацию, а потом почти озорно усмехается, что выбивает воздух из легких. Это не то выражение лица, что мечтает увидеть на нем Ин-Хо.        —Тогда шанс у меня есть,- со светлой грустью бросает Ки-Хун, вновь собирая себя по кускам, выстраивая свою броню, которой успел обрасти за эти три года, но не отводя от него немного потерянного взгляда.        Говорит и обходит его, вновь возвращаясь к друзьям.        Ин-Хо закрывает лицо дрожащими руками.

***

2015г.       Ен-Иль больше не говорит ему ничего, только сидит рядом под тонким одеялом, бросая странные взгляды в его сторону. Этого, впрочем, вполне достаточно, чтобы поддерживать уютную атмосферу, насколько она вообще возможна в подобном месте.        До отбоя остаются считанные минуты по субъективным внутренним ощущениям Ин-Хо, и голова уже настолько налилась свинцом, что дышится с трудом. Он лишь молится на то, чтобы горло не начало першить к утру.        Заболеть в таком месте - почти что автоматически проиграть, а он пока умирать был не намерен.        Ен-Иль подсел чуть ближе, позволяя их плечам соприкасаться, поджал губы, не начиная диалог, но, видимо, этого подспудно желая, и наблюдать за его метаниями со стороны было даже занятно. В конце концов он хмыкнул самого себе, видимо, посмеявшись над собой, и кивнул в сторону суетящихся игроков, собравшихся вместе и что-то обсуждающих.        —Я боюсь, что ночью снова возникнет проблема,- осторожно начал он, понижая голос, наклонившись при этом почти что вплотную к чужому уху.- Думаю, нам нужно быть к этому готовыми.        Черт, если бы опасность этих игр была бы только в них самих или в сложности, то все было бы куда как менее печально. Но игроки, не брезговавшие убийствами других - вот, кто был истинным корнем зла. Апогеем безумия.        Ин-Хо поймал взгляд одного из игроков, изредка посматривающего в их сторону из общего скопления людей. И, что ж, видимо, Ен-Иль был прав: ночь обещала быть совершенно не такой тихой, как того желал уставший организм. Впрочем, та шайка тоже не пышела энергией, что отчасти, но какую-никакую надежду вселяло.        Может быть, и выстоят.        Его ладонь накрыла чужая, слегка шершавая ладонь. Ен-Иль смотрел куда угодно, но не на него.        В груди разлилось непозволительное, почти преступное тепло. Черт, этот человек слишком просто и быстро оказался исключением, которому было позволено его касаться как угодно и когда угодно.        —Нет, ну вы представляете себе, что вообще творится?- раздался неподалеку возглас, привлекший к себе внимание. Немолодая, но явно в хорошей физической форме дама всплеснула руками, что-то втолковывая своему собеседнику. На ее груши блеснул номер: 451.        —Согласен,- закивал ей в ответ пожилой мужчина с номером 104, каким-то чудом вообще переживший все это.- Нормальных мужиков вообще не осталось!        —Я сегодня видела, как чуть ли не за ручку ходили,- все же немного понизила дама голос, но ее все равно было прекрасно слышно.- Хорошо хоть, что никто еще большими непотребствами не занимается!        Ладонь, приятно согревающая его руку, напряглась, и Ен-Иль попытался ее убрать, видимо, собираясь принять услышанное на свой счет. Внутренние противоречия зажглись в груди с новой силой. Сомнения затопили грудную клетку, а дыхание сбилось.        Он же не может.        Это противоестественно.        И даже опасно.        Ин-Хо перехватил его ладонь, переплетая пальцы и смотря ровно перед собой, не обращая внимания на чужое удивление.        —Пускай. В этом проклятом месте мы не осуждает вслух убийства, но осуждаем поддержку? К черту.        Ен-Иль тихо рассмеялся и придвинулся ближе, опуская лохматую голову ему на плечо. Сразу стало теплее, и в груди - больно-больно и хорошо.        В комнате через секунду вырубили свет. 

***

2023г.       Свет вырубился так стремительно, что на мгновение показалось, что наступила полная темнота. А затем зажглись лампы в полу, замигали энергосбереющие фонари и обозначения.        —Пора,- тихо выдохнул Ки-Хун, спрыгивая в самый низ многоярусных сооружений и внимательно, почти пытливо осматривая каждого дружественного игрока, задерживая на мгновение глаза на пожилой даме.- Пожалуйста, держитесь в отдалении, и постарайтесь не попадаться никому на глаза.        149 кивнула и села между пролетами, с помощью остальных забравшись чуть выше, чтобы избежать прямого нападения.        —Как думаешь, через сколько они придут нас разнимать?- Ки-Хун не смотрел ни на кого конкретно, все свое внимание сосредоточив на наблюдении за сборами и передвижениями «кружков».        —Охранники?- уточняет Ин-Хо, прислонившийся к ближайшем металлическим поручням и прикрывший глаза. Двигаться совершенно не хотелось, тело отчаянно наливалось свинцом, но упрямство и чувство ответственности гнали прочь легкую дрему.- В их же интересах, если нас станет меньше, поэтому не сразу.        Ки-Хун бросает на него странный взгляд, но кивает и губы поджимает в напряжении. Их план - смесь удачи и самоубийства. И, Ин-Хо наблюдает из-под ресниц за их «лидером», тот сам не уверен, что игра стоит свеч.        Уметь держать кирпичом лицо он научился, но заслужил ли он доверие всех этих людей? Ну спас их в первой игре. Большинство, но вряд ли этого хватит хотя бы на небольшую группу сопротивления. Да и кого он понабрал?        Ин-Хо запрокидывает голову, смотря в темный потолок.        Дружок-морпех, возможно, еще не успел покрыться плесенью окончательно, имеет порох в пороховницах, и как держать оружие вспомнит. 120 была крайне занятной женщиной: бывшая единица из элитного армейского подразделения. Если бы не принципиальность, отмеченная на работе, Ин-Хо предложил бы ей работу. Она бы не подошла по характеру, но терять хорошую боевую единицу было даже несколько жаль.        Паренек-морпех, кажется, вообще не понимал, куда и зачем он идет, шествуя за старшим по званию, прибившись к сильнейшим, по его мнению, и забавно было думать, что он реально способен на что-то. Зеленый, покинувший академию, тренирующийся на мишенях, пытающийся доказать что-то армией воспитанному отцу, не способному принять, что не все обязаны идти по стопам предков. Что он может?        Ин-Хо бегло осмотрел остальных. Слов не хватало для того, чтобы описать ничтожность этой группки, он не мог выделить даже никого конкретного. Вот изначальный план Ки-Хуна был хорошо: вооружить этих бандюганов до зубов и привести сюда, используя отслеживающий маячок в зубе. Безусловно, все должно было пройти, как по маслу, но почему-то даже любимый братишка не учел факта, что Ин-Хо слишком хорошо умел искать то, что ему нужно, а находить доказательства - часть его профессии.        Когда у тебя есть неограниченный запас возможностей, и ты не связан по рукам и ногам законом, установить прослушивающие устройства, особенно, в таком клоповнике, как розовый отель, было проще простого. На что рассчитывали эти чокнутые?        Ин-Хо потер лицо руками: если бы не чертов Чжун-Хо, полезший не в свое дело, ему бы не пришлось водить его за нос столько времени. Он бы даже, возможно, пустил бы на остров этих головорезов, позволив им поиграться, безусловно, устроив им засаду и перебив. Инвесторам бы понравилось. Випы были бы в восторге от зрелища, они очень уважали кровь и месиво, даже больше, чем любые игры.        Но пустить сюда Чжун-Хо? Глупый ребенок не заслужил здесь сдохнуть, слишком пышущий справедливостью, чересчур пытающийся изменить мир к лучшему.        Возможно, если бы не Ки-Хун, он бы тоже оставался неплохим человеком. Хотя кого он обманывал? Это было в нем слишком давно, быстро сожрав все органы и душу, вынув по кускам совесть и развесив оставшееся чистое, что в нем было, подобно белому флагу. Он сдался, но Чжун-Хо сдаться не должен был.        К горлу подкатил приступ тошноты. Черти. «Квадраты» хорошо знают распоряжения. Они не станут от них отступать, даже чтобы его спасти. Значит, стрелять будут серьезно, не боясь задеть или случайно убить.       Стоящий рядом Ки-Хун, видимо, чудесно ощущает чужое напряжение, потому что оборачивается. Ин-Хо уже даже не уверен, что он реально хочет его убить. В груди растет что-то, что он пытается вырвать с корнем. Изничтожить, растоптать и придать земле.        Было бы славно просто не думать, отключить все те эмоции, что терзают и вызывают противоречия. Позволить себе уже наконец просто идти дальше.        К сожалению, он никогда не умел забывать.

***

2023г.       Последний игрок, и решится их судьба: уйдут ли они отсюда все вместе и живыми, или же останутся здесь, играть дальше, даже не имея понятия, что может ожидать за поворотом.        «Игрок 001».        Ну, конечно, всегда он. Ки-Хун не питает иллюзий: плавали, знаем. Игроку номер 001 нельзя верить, нельзя вверять свою жизнь и точно нельзя подпускать к себе даже на пушечный выстрел.        За первым номером нужно следить, четко выверяя чужие движения, ловить его взгляды, но не показывать, что ты чувствуешь сам.        Если 001 снова окажется предателем, Ки-Хун хотя бы хочет знать, что сделал достаточно, чтобы снова не облажаться. Он уже однажды рыдал над якобы убитым владельцем игры. Второго раза он не переживет.        Ки-Хун смотрит и не может понять, наблюдает за чужой фигурой внимательно, цепляясь за четкий профиль и прямую спину. За спокойствие в такой обстановке.        001 кажется настолько смутно знакомым, что все внутри сводит от подозрения. Может ли такое быть, что они пересекались, может ли такое быть, что он уже видел этого мужчину прежде?        Есть ли шанс, что это снова кто-то из руководства или охранников? Возможно ли угодить на те же грабли второй раз?        От мысли, что они могли пересекаться в жизни, в обычной, простой, там, на улицах Сеула, по спине течет холодный пот. Значит, эти люди ходят с ними по одной земле, живут свои обычные жизни, и надевают маски, идя убивать других, снова их снимая и оставляя все свои грехи на проклятом острове?        Они растят детей, целуют членов семьи, празднуют особые дни, дарят подарки, и потом убивают тех, с кем могут жить на одной улице, с кем могли учиться в школе и ходить в одни и те же кружки.        Ки-Хун не хочет думать о том, что сказал ему рекрутер: он убил даже своего отца, будучи здесь. Безжалостный, спокойный. Поехавший псих.        001 такого впечатления не вызывает, но и чертов завлекала изначально казался куда более добрым, чем был на самом деле. Гниль видна не сразу, ей нужно дать время.        Но 001 смотрит ему в лицо, просит помочь им пройти игру, и Ки-Хуну меньше всего хочется видеть его в своей команде, но внутри все сводит подозрением: если он отвернется, не случится ли такое, что тот ускользнет из игры, а все люди вокруг умрут?        Я не могу позволить им пострадать из-за тебя, думает Ки-Хун, сидя рядом с 001.       Я не могу позволить тебе мне помешать, хочется выплюнуть в чужое ясное и какое-то даже отчаянное лицо. Руки против воли все равно касаются этого человека.        Ки-Хуну нужно поговорить с Чон Бэ, не его вина, что 001 сидит между ними.        Не его вина, что при этом у 001 становится такое лицо, как будто его ударили. И не его вина, что 001 отстраняется как можно дальше от других игроков, но к нему ближе пододвигается словно бы неосознанно.        Ударить себя хочется почти нестерпимо, глядя в эти добрые, почти щенячьи глаза, на слегка сведенные брови: не верь ему.        Ки-Хун сжимает зубы и отворачивается. Если этот мужчина с мягким взглядом окажется просто обычным игроком, он никогда не сумеет себя простить, что не помог ему.        Если 001 работник этих Игр, он уже никогда не сумеет себя простить, что снова кому-то поверил.        И то ли тот актер такой прекрасный, то ли реально просто человек, но искрящаяся радость в чужих глазах - не подделать. Так искренне переживать и болеть за чужих тебе людей, поддаваясь всеобщему волнению, сможет не каждый, и Ки-Хуну отчаянно хочется, чтобы руку с его плеча не убирали, как можно дольше.        Ен-Иль.        Ирония, мягкая и извиняющаяся полу-улыбка. Что-то пытливое и осторожное, но теплое в глубине глаз.        Красивые запястья, моментами растрепанные волосы, падающие на лицо. Острый профиль для слишком мягкого взгляда.        Искусанные губы, морщинки у рта, безмолвные свидетели, что этот человек умеет улыбаться.        Иногда нелепые шутки, призванные разгрузить атмосферу, и красивый, бархатный смех.        Ки-Хун отчаянно боится найти здесь человека, за которого будет переживать все естество. Здесь уже есть один друг, еще кого-то будет уже слишком много. Уже просто неподъемно для него одного.        Ен-Иль же легко проникает ему под кожу, ничего не делая. Кажется таким родным и знакомым, и при этом далеким и обособленным. Подходит на шаг ближе, чтобы оттолкнуть на два.        И страшно от того, что просочится, как песок сквозь пальцы, рассыпется и не останется более ничего, кроме воспоминаний. Ки-Хун отчаянно хочет взять его за руку, посмотреть в глаза еще секунду дольше, впитать чужой страх, беспокойство, тепло и веру.        Ен-Иля хочется сжать в объятиях, запутаться носом в волосах у виска и остаться с ним так до скончания веков. И Ки-Хун готов жизнь поставить на то, что раньше ни один человек в мире не волновал так сильно уже обросшее защитой сердца.        Ен-Иль явно сильнее, чем кажется, в его движениях чувствуется тренированная стать. Чем бы он ни занимался до попадания сюда, но кажется, что на его спину можно опереться, позволить мягкому свету глаз согреть, а самому наконец ощутить себя в безопасности.        И стоя рядом с ним в темноте, вслушиваясь в тишину комплекса, в мышиные шебуршания с другой стороны баррикад, Ки-Хун взглядом гладит чужой профиль, прикрытые от усталости глаза, темные тени под ними, обещая самому себе, что сделает все, чтобы не дать ему пострадать еще сильнее.        —Ен-Иль?- зовет тихо, и тот поднимает голову, отрываясь от своих каких-то дум, отражающихся тенями беспокойства и бессильной злости на обычно спокойном лице.- Какая группа крови у твоей жены?        В чужих глазах немой вопрос, Ен-Иль словно бы весь покрывается иголками, обрастает ледяными шипами, но его нельзя винить - все же разговоры о болезнях родных людей способны сломить любого человека.        —Вторая положительная,- наконец, выдыхает он, все еще пытая взглядом.- А что?        —О,- Ки-Хун не может сдержать улыбки, замечая тень непонимания, промелькнувшую в чужом настроении. Видя это в иронично вздернутой брови.- У меня тоже. Смогу ли я побыть для нее донором? Как думаешь, не от родственника, получится пересадить?        Ен-Иль смотрит на него так, словно его ударили. С секунду запрокидывает голову, смотрит в темные своды потолка и жмурится, пытаясь дышать. Ки-Хун боится его трогать в этот момент. Не стоило даже начинать этот разговор.        —Да, могут и не от родственника, но зачем тебе такая жертва?- голос ломкий, почти надтреснутый, и Ки-Хун не может удержаться, чтобы не коснуться его плеча. Ен-Иль не отстраняется, как и всегда, только теперь что-то пытается найти в выражении его лица.        —Потому что ты не можешь, разве нет? А я не буду против хотя бы попытаться ее спасти ради тебя.        Ен-Иль холодеет, его взгляд мечется по лицу напротив, не останавливаясь ни на чем конкретном.        —Я не могу из-за…- начинает было он, выглядя таким разбитым, что Ки-Хун просто не может заставить его закончить предложение. К тому же, зачем?        —Из-за одной почки, я помню,- взгляд Ен-Иля останавливается на его глазах. Застывает, только зрачки подрагивают, выдавая если не страх, то напряжение, смешанное с болью и яростью. Ки-Хун готов принять чужие задавленные эмоции, в кои-то веки помочь их выплеснуть и пережить.- Ты спас своего брата, а я попробую помочь твоей жене. Да и печень же восстанавливается, да? Там же берут половину, а не всю?        Ен-Иль как-то задушенно выдыхает, открывает рот, пытаясь что-то сказать, глотает воздух, а потом опускает голову.        Ки-Хун сам почти задыхается от вины. От того, что сделал больно, от того, что перед важной битвой, когда нужно быть сосредоточенным, не сумел удержать язык за зубами.        Обхватывает чужие плечи руками, экстренно пытается найти слова, чтобы успокоить. Чтобы извиниться за то, что ковыряется в незаживающей ране.        132 вскидывается, его пальцы цепляет белую футболку на чужой груди, склоняя к себе, почти рыча в лицо, выплевывая воздух из легких до хрипа:        —Что ты сказал?!        В обычно мягких глазах темное, совсем не согревающее пламя; не руки - а мертвая хватка, а Ки-Хуну почти смешно.        —Ты красивый.        По ту сторону баррикад звучат крики.