Out of sight, out of mind

      Сону сидел на лавочке в парке, что находился недалеко от его дома. Ноги сами принесли его сюда, желая скрыть от всего шума окружающего мира среди деревьев и пустующих лавочек. Конечно, гулять одному в глуши, когда время близилось к одиннадцати — сомнительная идея. Однако парню было абсолютно на это наплевать. Он только закинул голову на спинку лавочки, вслушиваясь в умиротворяющий шелест листвы и позволяя ночному ветру спутывать волосы.       На душе было так же, как и в этом Богом забытом парке — одиноко и зябко, тихо и темно. Сону глубже укутался в лёгкую куртку, пряча окоченевшие пальцы в рукавах. Апатия полностью поглотила его, не давая вырваться наружу каким-либо эмоциям: будь то грусть или даже радость. Последнее практически никогда не настигало душу, посылая вместо себя тоску и разочарование в себе. Он — одно сплошное разочарование. Для себя, для родителей и для Чонвона и Ники.       Слезившиеся из-за холодного ветра глаза пытались сфокусироваться на глубине тёмно-синего неба, являющего россыпь светящихся звёзд.       Ники. Ники освещал темноту его сердца, равно как и звёзды освещают этот парк сейчас. Перед ним Сону испытывал особую запутанную смесь из чувств. Всех их было не разобрать, но из этой каши явственнее всего ощущались горечь вины и противоположная ей щемящая сердце благодарность. Нишимура всегда был рядом, всегда старался поддержать и всегда первым улавливал изменения в эмоциональном состоянии своего хёна, опережая чуткого Чонвона. Забота Ники, точно мягкое пуховое одеяло, укрывала даже от самых холодных ветров, но Сону думал, что не достоин такого особого отношения к себе.       Ким знал, что во всём виноват только он. Начал встречаться с Сонхуном, стал отдаляться от друзей и не смог улучшить ситуацию, когда Сонхун угрожал им шантажом. Все проблемы из-за Сону, поэтому он не заслужил поддержки Ники.       Яркий с непривычки экран телефона болезненно ослепил глаза. Никаких пропущенных звонков или сообщений от отца или матери. Зато их было навалом от другого не менее важного человека. riki: историк похвалил сегодня мою презентацию. спасибо, хён. без тебя я бы не справился только вот он вроде бы понял, что мне помог ты. его подозрительный прищур, когда я сел на своё место… бррр жуть как физра кстати? ты уже дома? тебе не стало плохо?       Прочитав сообщения, Сону отложил телефон из-за непонятного волнения в груди. Он опёрся локтями о колени, пальцами зарываясь в волосы и слегка оттягивая их. Не было и мысли врать Ники, но в то же время не хотелось заставлять его волноваться. Поэтому нужно промолчать, проигнорировать, а когда душевное состояние хотя бы на каплю придёт в норму, сказать, что всё хорошо.       Телефон ещё несколько раз вибрировал на лавочке, но Сону, стыдясь самого себя, даже не глянул в его сторону. Однако Нишимура же, кажется, не хотел соглашаться с его планами, поэтому минут через пять прозвучала мелодия аудиозвонка.       — Хён, ты как? Ты не отвечаешь на сообщения, поэтому я решил позвонить.       Мягкий и слегка взволнованный голос Ники вызвал странный ком в горле, отчего Сону ответил растерянным молчанием.       — Ты на балконе, что ли? Ветер дует, — озадаченно продолжил он.       — Я…       Слова застряли на полпути, не давая выстроиться нормальному предложению. Вместо этого по холодному лицу потекли слишком горячие слёзы, а Ким не мог дать им значения, начиная ожесточённо стирать капли с лица. Серьёзно, почему он дал волю слабости в самый неподходящий момент? Почему он не заплакал, когда его ударил собственный отец, но растрогался из-за тёплого голоса Ники?       Какой же он жалкий.       — Ты плачешь, хён?..       — Нет! — всхлип. — У меня насморк.       — Тогда у меня глухота, — строго пробормотал Нишимура. — Что случилось? Только не ври, пожалуйста.       Как же стыдно. Опять он приносит одни проблемы.       — Не волнуйся, серьёзно. Просто слегка поругался с родителями.       — Если бы это действительно было «слегка», ты бы не плакал. Они опять доставали тебя из-за… еды? — аккуратно поинтересовался.       Ники знал обо всей ситуации, что происходила в семье Ким. Знал о своеобразных «ритуалах», к которым прибегали родители Сону, лишь бы накормить своего сына. И конечно же, знал, как болезненно на всё это реагирует его хён.       — Да… — Сону зарылся носом в короткий воротник куртки, прячась от ветра.       — Приезжай ко мне. Я вызову тебе такси.       — Не надо, Ники. Я и так уже практически прописался у тебя в квартире, — от неловкости он прикусил губу.       — И что? Оставайся у меня хоть каждую ночь. Я не против.       Сердцебиение предательски ускорилось из-за этих слов. Ким не знал, что ответить, но Ники воспринял его молчание по-своему.       — Даже не пытайся придумать отмазки. Завтра нам к первой паре, поэтому ты должен выспаться. Думаю, что дома тебе не дадут этого сделать.       — Хорошо… — в итоге прошептал Сону, — Но я сам вызову такси.       — Отлично, — успокоившись, выдохнул Ники. — Жду тебя.

***

      Сону очутился у порога квартиры Ники, когда время перевалило за половину двенадцатого. Как ни странно, но чем ближе он был к пункту назначения, тем спокойнее становилось на душе. Будто бы с Нишимурой было самое безопасное место, как под невидимым куполом, за пределами которого не существовало всего остального мира.       — Что-то ты долго. Я уже хотел звонить тебе, — Ники открыл дверь, полотенцем ероша влажные волосы.       — В твоём районе всегда пробки, — Ким полной грудью вдохнул ванильный запах геля для душа со сладкими нотками макадамии. Такой привычный и уютный аромат, ненароком вызывающий сонливость.       Всё это время Нишимура взволнованно рассматривал лицо напротив, и Сону неловко повёл головой, только представляя, насколько плохо он сейчас выглядел. Глаза наверняка опухли и покраснели из-за рыданий во второй раз за сутки.       — Сонхун опять ударил тебя? — длинные пальцы отвели в сторону голову Кима, получше вглядываясь в алые вкрапления под скулой — последствия пощёчины. В тёмных глазах разжёгся огромный пожар из злости и боли. — Клянусь, хён, если ты не прекратишь с ним видеться, то я сам потребую этого. А перед этим со спокойной душой верну ему все эти блядские издевательства над тобой в двойном объёме.       — Сонхун бросил меня.       Сону разулся и снял с себя верхнюю одежду, пока сам Ники пытался осмыслить сказанное.       — Он… что? Ты в этом уверен?       — Уверен, — Ким кисло улыбнулся, слипаясь в зрительном контакте с Ники. Голос его звучал смиренно и даже как-то безжизненно. — Ему надоело моё нытьё и уродливость. Он так злобно сказал это, что не поверить было невозможно.       Нишимура ошарашено молчал, чувствуя, как эмоции сменяли друг друга внутри. Неверие, радость, злость. Боль. Ему можно было только догадываться, что происходит с эмоциями самого Сону, который продолжал говорить.       — Я знаю, что это прекрасная новость, но… почему мне всё ещё больно? — он прикусил дрожащую губу, отводя взгляд. — Я думал, что после этих слов Сонхуна буду на седьмом небе от счастья, ведь он отстал от тебя и от меня… Но почему вместо радости я чувствую себя полностью разбитым?       Сону не успел среагировать, как его ещё не отогревшийся от уличных холодов нос уткнулся в чужую домашнюю футболку, а руки Нишимуры крепко прижали к своей груди. От таких правильных и по-домашнему уютных действий защипало в глазах, но Ким не мог себе позволить разреветься в третий раз за день. Ему хотелось просто забыть обо всём, вдыхая ванильный запах и растворяясь в тёплых объятиях, от которых, кажется, стало теплее и на душе. Замёрзшие ладони в ответ легли на лопатки, намертво стискивая ткань меж пальцев.       Какое-то время они молча стояли так, заполняя тишину только собственным дыханием, но вскоре Ники её прервал.       — Это нормально, если ты не сразу почувствовал радость. Нормально, если тебе больно и если хочется плакать. Ты в первый раз вступил в отношения, в которых столкнулся с редкостным мудаком. Не стоит винить себя ни в чём или думать, что ты сделал что-то не так, — Нишимура успокаивающе гладил его по спине, даже через толстую ткань толстовки ощущая остро выпирающие лопатки. — Если захочешь, то я всегда выслушаю тебя, только не закрывайся в себе, хён.       — Спасибо, — Сону сильнее вжался в плечо, даже не думая отстраняться. Всё тело била мелкая дрожь, которая также распространялась на надломленный голос. — Мне кажется, я не заслужил тебя. Я не знаю, что бы делал, если бы не ты… Спасибо тебе, Ники.       Эти слова были на вес золота для Ники. Его тело, словно ледяное изваяние, застыло в одном положении, а сердце, наоборот, будто ошпарили кипятком, из-за чего оно отчаянно билось о рёбра изнутри. Утешение — лишь малая часть того, на что был способен Нишимура. Однако Сону большего и не требовалось.       — Меня ударил не Сонхун, а отец, — признался он.       — Отец?.. За что? — Ники думал, что его уже ничем не удивить за сегодня, но как же он ошибался.       — Как обычно, — бубнил в плечо Ким. — Хотя вдобавок ко всему он хочет сдать меня в психушку. Не знаю, насколько отец в этом серьёзен, но мне уже начинает казаться, что он не врёт. Ладно, проехали, — парень смущённо отстранился от Ники, осознавая, что слишком разоткровенничался.       Нишимура с пониманием разорвал объятия, не настаивая на дальнейшем продолжении разговора.       — Пошли попьём чай, — видя налёт скептицизма в глазах напротив, он поспешил добавить. — Зелёный. Без сахара. Не отказывайся. Твои руки постоянно ледяные, а я уже практически забыл, когда в последний раз ощущал их тепло.       Ники подхватил эти самые руки своими пальцами и потащил их обладателя на кухню, в общем-то и не встречая ожидаемого сопротивления.

***

      — Явился? Где ты всё время шляешься? — Сону едва ли успел прийти домой, как на него тут же налетели родители, словно весь день караулили у дверей.       Парень уже успел пожалеть, что вернулся так рано, не додумавшись отсидеть хотя бы пару часов в университетской библиотеке. Утром они с Ники поехали на учёбу, а после её окончания Сону заверил Нишимуру, что он прекрасно доберётся до дома один и что не нужно его провожать до самого порога. Ники явно не просто так собирался увязаться за ним, ведь у него было написано на лбу, что он хотел поговорить с отцом Кима. И навряд ли этот разговор был бы в положительных тонах.       — Я ночевал у Рики, а потом мы поехали на учёбу. Что, даже это тебя не устраивает? — устало сказал Сону, ловя взглядом выглянувшую из-за плеча мужчины мать.       — Сынок, давай не будем ссориться. Ты должен нас понять.       — А вы не хотите понять меня? Почему вы просто не можете оставить меня в покое и как раньше почти не обращать на меня внимание? У меня уже в печёнках сидит ваш контроль, — он хотел пройти в свою комнату, но ему загородили проход. — Пропустите меня.       — Давай пройдём на кухню. Я сварила рамён. Ты же так его любишь, Сону, — фальшиво-ласковый голос не вызывал ничего, кроме приглушённого раздражения.       — Вы меня слушаете, но совершенно не слышите. Я не хочу и не буду, мама.       — Что за несносный мальчишка! Мне надоело сдувать с тебя пылинки. Если ты не понимаешь по-хорошему, то будет по-плохому, — мужчина схватил сына за запястье и грубо потащил за собой.       — Отпусти! — парень пытался вырваться, но всё безуспешно. — Отпусти меня, папа!       — Даже твоя старшая сестра не приносила столько хлопот, сколько приносишь ты. Нашёл проблемы там, где их нет, — продолжал причитать старший Ким. — Налей-ка стакан молока, — сказал уже жене.       Сону непонимающе смотрел на свою мать, которая беспрекословно ринулась исполнять приказ. Отец же крепко сжал его запястья за спиной, не давая и шелохнуться. Паника нарастала стремительно, а вместе с этим парень невольно вспомнил, кто так же заламывал ему руки, запрещая убегать и сопротивляться.       — Да что ты делаешь? Мама, хоть ты скажи ему, чтобы он меня отпустил!       — Мы всё делаем для твоего же блага, — смиренно сказала женщина, совершенно его игнорируя.       Кисти немели от сильного давления на запястья, но Сону практически не обращал на это внимания, с ужасом понимая, что именно хотели сделать родители. Свободная рука отца до боли надавила на жевательные мышцы, заставляя открыть рот. Словно в персональной камере пыток или той же самой психиатрической больнице, его собирались отпаивать, а потом, может, и откармливать. Он накрепко сжал зубы, не позволяя челюсти раскрыться, когда мать поднесла стакан к его губам.       — Открой рот, Сону. Это же вовсе не трудно, — свободную руку она опустила на его лоб, чтобы запрокинуть голову. — Дави сильнее.       — Я и так сильно давлю! Лучше помоги мне. Открой рот, чёрт тебя дери!       Сону неодобрительно промычал, ощущая, как под напором обеих рук начинала поддаваться челюсть. Из-за отсутствия сил сопротивление ровным счётом не давало ничего, но он всё равно пытался отвернуться от стакана. Давление сразу двух тел накалило тревогу до максимума, отчего ему вмиг стало не хватать воздуха.       Отвратительно и больно.       Парню было так противно, словно родители серьёзно предали его, совершенно наплевав на весь спектр бушующих эмоций своего сына. Хотя, так и было. Они не хотели понять его, не хотели даже самую малость попытаться добраться до корня всех проблем, видя только верхний слой беды и пытаясь решить всё первобытным способом — просто откормить.       Когда тело находилось в шаге от того, чтобы поддаться пыткам, Сону, не думая ни о чём, кроме побега, пнул отца под колено. Слыша за спиной шипящие ругательства и дождавшись ослабления хватки на запястьях, он выбрался из их плена. Такие действия были чреваты последствиями, и уже через секунду его схватили за волосы и потянули назад, словно нашкодившего котёнка за загривок.       От острой боли у Сону брызнули слёзы, и он зажмурился, пытаясь отцепить от себя руки отца.       — Да как ты смеешь применять силу ко мне?! Совсем старших не уважаешь! В кого ты такой неблагодарный? — мужчина был абсолютно разгневан, поэтому в его голове не имелось даже и зачатка мысли, чтобы пощадить сына.       — Хватит. Отпусти его! — метавшаяся меж двух огней женщина, наконец, решила заступиться за Сону.       — Я не намерен терпеть его выходки, пока он живёт в моём доме.       — Я уйду. Отпусти меня… — тихо пробормотал парень.       — Что? Куда ты уйдёшь? — обеспокоенно спросила мать. — Не надо так торопиться, Сону. Папа просто погорячился…       — Я абсолютно серьёзен. Можешь уходить, если тебе что-то не нравится.       Сквозь дрожащую улыбку просочилась нервная усмешка — защитная реакция. Сону был совершенно растерян, но он и в самом деле больше не мог находиться в доме, что превратился для него в тюремную камеру с двумя персональными надзирателями. Внутри бурлила горечь от того, что он резко стал ненужным, едва ли показав семье свои проблемы. Теперь он для них дефектный сын и обуза.       А ведь совсем недавно они были эталоном идеальной семьи. Как же это всё лицемерно.       — Без проблем, — пробормотал чересчур спокойно.       На сборы ему хватило менее трёх минут. В рюкзак полетели только самые необходимые на первое время вещи. За Сону хвостиком следовали две пары ног и следили две пары глаз. Одни смотрели осуждающе и с неприязнью, другие — заломлено и тревожно.       Вслед была брошена куча фраз: угрожающие — от отца, слезливые и просящие — от матери. Парень не имел в себе сил, чтобы ответить. Да даже взглянуть на них напоследок было крайне тяжело из-за душащей боли. Уйти молча, не пытаясь достучаться до непонимающих родителей — самое правильное решение, пусть и хотелось по-детски продолжать спорить.       Не сказать, что у Сону был какой-либо план. В последнее время на подкорке сознания то и дело всплывали мысли о том, что невозможно жить в собственном доме, постоянно маринуясь в гиперконтроле. Однако он не думал, что спонтанный побег из дома настигнет его так скоро. Поэтому сейчас Ким в полной прострации брёл по улице, переваривая внутри одну единственную мысль.       Как же так вышло, что в один момент его жизнь решила кубарем покатиться вниз, убивая в нём всё живое?       Успеваемость в университете давно упала ниже плинтуса, вызывая у преподавателей неодобрение и осуждение. Оптимистичность и всякие планы на жизнь теперь ограничивались бесконечными догонялками за идеальной цифрой на весах и не менее идеальном отражении в зеркале, которое пока что вызывало только отвращение. Стало сложно доверять даже одногруппникам, в которых Ким неосознанно выискивал всё самое негативное. Ему казалось, что весь мир был против него, хотя люди вокруг не поменялись. Поменялось только мышление, убеждающее, что всем на него наплевать, а если и не наплевать, то всем им хотелось лишь воспользоваться Сону в своих корыстных целях.       Его сломали, раздробив некогда здоровую самооценку в щепки.       — Хён, что ты тут делаешь?       Сону понуро плёлся вперёд, не имея определённого маршрута, поэтому каково же было его удивление, когда он столкнулся с Ники прямо посреди парка.       — Это ты что тут делаешь?       — Я… ну… — Нишимура смущённо почесал затылок. — Ты забыл у меня тетрадь с конспектами, а у тебя скоро тест, поэтому я хотел вернуть её.       Вот только тест через неделю, и тетрадь можно было бы вернуть и завтра на учёбе. Сону мягко улыбнулся, понимая, что Ники просто хотел его проведать. Мило.       — Спасибо, — Ким засунул вещь в рюкзак. Внешне он выглядел абсолютно спокойно, но Нишимуре казалось, что эта расслабленность была напускной. По крайней мере пустой взгляд очень настораживал, ведь ещё сегодня утром всё было относительно хорошо.       — Почему ты с рюкзаком? Ты не был дома?       — Я сбежал. Точнее, папа выгнал меня, — он опустил голову и зажмурил глаза, собираясь с духом. — Я понимаю, что и так доставил тебе достаточно хлопот, но… не мог бы ты позволить мне пожить у тебя неделю? — внезапно Сону пересёкся взглядом с Ники и испуганно поспешил оправдаться. — Я пойму, если ты не захочешь. Если что попрошу Чонвона, всё в порядке.       — Нет! — Ники схватил его за руки, сжимая пальцы в своих. — Я же говорил, что совсем не против, чтобы ты оставался у меня. Мне так даже будет спокойнее, — он слегка раздражённо выдохнул. — Я, конечно, уважаю твоего отца, но его выходки меня дико бесят. Даже хочется высказать всё ему в лицо. Может, сходим и соберём твои вещи?       — Нет-нет-нет, — Сону начал тянуть его в противоположную от дома сторону — от греха подальше. — Я уже собрал всё, что нужно. На неделю хватит.       Ники заметил лёгкую зажатость и смущение своего хёна, поэтому позволил тащить себя по парку, меняя серьёзный тон голоса на дурашливый.       — Тогда офигенно. Я буду всю неделю доставать тебя своим проектом по истории. Учти это.       — Как будто раньше такого не было, — поддаваясь его настроению, фыркнул Сону. — Ты такой избалованный. Ты же знаешь это?       — Просто кое-кто сделал меня таким. Виноват только ты и Чонвони-хён. Так что даже не думай жаловаться.       Нишимура показал ему язык, а Сону наигранно закатил глаза, всё же растягивая губы в крохотной, но искренней улыбке. Их руки всё ещё были сцеплены в замок, но почему-то они не обратили на это должного внимания, подсознательно ощущая всю правильность этих действий.