Между нами пропасть и одна пробирка

— Сука, — шепнул себе под нос Егор, в то время как вся аудитория в момент затихла, всецело направив свое внимание на преподавателя, неспешно вошедшего в кабинет и поставившего кожаную сумку-портфель с таким серьезным видом, что сидящие за партами прекрасно поняли, как им не повезло в этом семестре с общей хирургией. — Лэмбтон.       Джон локтем толкнул одногруппника под бок будто в подтверждение его слов, невольным движением руки проверяя застегнутые пуговицы на белом, еще не успевшем помяться за первую неделю учебы халата. Линч от неожиданности обменивается с соседом глубоко обреченным взглядом и вновь смотрит на преподавателя, о котором столько баек им рассказывали старшекурсники. Поговаривали, что тот потерял зрение на один глаз, тем самым сложив крест на карьере хирурга, и теперь вымещал на студентах свою профессиональную ущербность. — Запишите, доктора — Генри Лэмбтон, через «б», — произнес он с интонацией замученного жизнью и продолжил свою тираду под аккомпанемент гробовой тишины. — Вижу этот свет в ваших глазах, безудержную тягу к знаниям. Поэтому — письменный опрос по асептике и антисептике.       Конечно же, никто не готовился к первому занятию, и потом Генри поголовно ставил два балла, при этом отмечая, что отработки принимать он не будет, а идти придется на общие, кафедральные. Итого, их ожидания по поводу «лайтового» преподавателя не оправдались — попался самый жесткий. Теперь нужно было как-то продержаться до зимней сессии. — В столовую? — первым же делом спросил Джон, как только они выскочили из аудитории, попутно стягивая белую шапочку и буквально распарывая застегнутый халат. — В столовую, — возражений тут и быть не могло. Как говорил Джон, «плотный обед — святое».       Кафетерий уже кишел людьми, места занимались так быстро, что, стоило только встать, и рядом с тобой уже выстраивалась чуть ли не очередь, в немом остервенении отвоевывающая друг у друга стулья. Из них двоих Джон, будучи более юрким и находчивым, отвечал за бронирование мест. Линчу только оставалось закинуть рюкзак, настойчиво говорящий прохожим, что ловить им тут уже нечего. Поднос с первым, вторым и компотом занимал чуть ли не полстола, но Джон, кажется, был доволен. — Эй, ты почему не взял ничего? — спрашивает он, наблюдая за тем, как руки Егора перетирают между собой маленький стаканчик с кофе, периодически поднося его к рту. Взгляд Егора нехотя отрывается от кофе, Джон видел, что его друг уже третий день какой-то задумчивый, но сегодня тот даже не стал брать обед — это настораживало. — Не знаю, — Линч снова потупил глаза в стол, большим пальцев приглаживая торчащий с крышечки пластиковый колпачок, — все нормально. Не бери в голову. Отец говорил, что наконец выбьет мне место в лаборатории. Я вроде и рад, но… не знаю. — Что такое — эта ваша взрослая жизнь? — коротко улыбнулся Джон, секунду спустя поняв, что шутка никак не подействовала на одногруппника. — Ладно. Тебе типа работать стремно? — Типа, — на его лице наконец в неловкой манере выступили мягкие ямочки, отчего Линчу стало еще неудобнее: он не хотел показаться другу, время от времени подрабатывавшему в разных местах, несамостоятельным трусом, однако уже сполна облажался. Егор всегда считал слабость — дефектом, портящим жизнь. Дефектным, соответственно, чувствовал он и себя в какой-то степени. — Нормально все будет, вольешься. Не волнуйся из-за этого, — сказал Джон, закинув в себя очередную ложку остывшего борща, но не придав большого смысла странному изменению эмоций с грусти на смущение.       Но Линч не мог не волноваться. Особенно когда истинная причина этого настроения напополам делила мысли с саднящим в груди на протяжении трех последних летних месяцев чувством, ужасно неправильной симпатией. Безусловно, невзаимной.       «Я буду патологоанатомом, — может, именно тогда Линч понял, что этот парень хорош?»       Джон восстановился на второй курс в середине прошлого года, на весенний семестр. Академический отпуск он брал из-за биохимии, так некстати скосившей не только миллионы нервных клеток, но и средний балл, не равнявшийся перед экзаменом проходному «семь из десяти» — тут пути было два: либо академ, либо отчисление. Как говорится, из двух зол он выбрал меньшее. Так озорной студент, побывавший на грани отчисления, и познакомился со своим новым одногруппником, при виде подошедшего к его столу Джона чуть не поперхнувшимся гречкой. Егор никогда и не думал, что такой, как он, захочет общаться с ним. Сидеть за одной партой и тем более стать другом, настоящим. Можно сказать, первым. А теперь они выживали в медицинском вместе, просясь на практику в одно отделение, чтобы возить стариков на каталках по этажам по миллиону раз за день; смотреть друг на друга и насмехаться над тем, как один из них моет полы в процедурной, нарекая в первоклассные уборщики; слезно упрашивать медсестру взять друг у друга кровь, чтобы потом на следующий день потирать локтевую ямку с красующимся синяком от шальной иглы. Егор был благодарен судьбе за Джона, правда, но с его появлением что-то резко поменялось, неожиданно открывая для Линча новые грани его ощущений и восприятия, впервые обнажившиеся, когда после закончившейся летней практики он впервые почувствовал пустоту, граничащую с терпкой печалью, многократно умножающуюся при одной лишь мысли об одногруппнике. Впервые скучал по кому-то так, что даже на отдыхе с родителями под пальмами у берега средиземного моря думал не о том, что взять на завтрак, а считал дни до начала учебного года. Он наступил, однако до Егора как-то не дошло, почему же тот так мучительно ждал их первую встречу — ожидания никак не совпадали с реальностью, а теперь и вовсе навевали меланхолию, лишая рабочего настроя, какой сейчас чересчур был важен. Джон не испытывал всего того, чем горел его друг, его страшно потеющие от волнения ладони и светлые зеленые глаза, пристыженно прячущие под трепещущими ресницами этот невинный взгляд, полный тщетной надежды на хоть какой-то невербальный сигнал, позволивший бы парню ощущать себя менее неправильным. Но нет, Линч и правда дефектный, до мозга костей ненормальный, иначе бы он точно по уши не влюбился в своего одногруппника, только и делающего что стреляющего голубыми глазками в однокурсниц. Ошибка природы, не так ли?

***

      Уставший от еще не устаканившейся в биоритмах учебы Егор вернулся под вечер, кратко оповещая всех о своем приходе и ретируясь в свою комнату. Мысль о том, что на завтра еще нужно что-то учить, навязчиво жужжала под ухом, однако об этом он подумает позже. Сейчас хотелось лишь закинуть в себя побольше съестного и упасть на горизонтальную поверхность, включив у себя «авиарежим». Егор был далеко не отличником, зубрящим на каждое занятие, но и глупым тоже не считался. Он нуждался в простом человеческом — отдыхе. Не все было так просто. Линч закрывал глаза и как наяву видел перед собой лицо Джона, ненароком испачкавшееся в очаровательных веснушках за несколько солнечных месяцев; слышал нервное щелканье колпачка ручки, какую под монотонный говор преподавателя терроризировали загорелые пальцы, находящиеся всего в десятке сантиметров от Егора; чувствовал запах новенького дезодоранта, так подходящего его соседу по парте, что теперь, кажется, древесно-цитрусовый аромат, будоражащий обонятельные рецепторы, мерещился ему повсеместно. Наконец, выйдя из влажного мечтательного транса, Линч издал сдавленный стон, так и декларирующий разочарованное «за что мне это?». Парень подходит к настенному зеркалу, силясь найти в себе все новые и новые изъяны: в легкой горбинке носа или же в как-то не так сбритой щетине. По происшествии пары минут он все же решает прекратить неудовлетворенное любование собой, напоследок ероша смольные пряди кзади и выискивая крошечные хлопья перхоти, каких, к счастью, не находит.       Его накрывает сильное удивление, когда вместо пустой скатерти Линч рассматривает богато накрытый стол и приборы на пятерых человек. — Ма-а-ам, — вопросительно тянет парень, еще раз для убедительности пересчитывая тарелки, — у нас гости? — Папин коллега сейчас приедет, подождешь? — отвечает Шарлотта с кухни, пока готовит еще одну нарезку сыра.       Егор недовольно хмурится, рукой проходясь по урчащему в тон мыслям животу. Как будто у него есть выбор. — Лили уже пришла? — старшая сестренка часто задерживалась с работы, поэтому Линч уже не знал, когда точно ее придется ждать.       В тот самый момент и появляется она, одетая в чересчур праздничное для такого повода зеленое платье, нежно струящимся вдоль стройных девичьих бедер. — Привет, — Егор с неприкрытой насмешкой оглядывает вырядившуюся, как на чужую свадьбу, сестру. — Ты чего такая? — Какая — такая? Красивая, ты хотел сказать? — Ага. Даже очень. Случайно не для, — говорит он уже тише из-за мамы, стоящей неподалеку, — нашего гостя? — А ты что, собираешься у меня его увести? — подражая манере брата, подразнивающе мурлычет Лили, еще больше сокращая между ними расстояние посередине гостиной, в которой стоял роскошный стол.       Линч улыбается этой шутке, не принимая всерьез. Вышедший из своего кабинета Стэнли прерывает их только распалившуюся беседу. Одновременно с этим от входной двери доносится звонок. — Вот и наш гость пришел, — говорит девушка больше Егору, поправляя выбившиеся из пучка каштановые прядки.