Химия между нами

Одногруппники, казалось, становились всё злее и злее. Возвращаться на учёбу из-за этого не хотелось. Одно дело, когда про тебя гуляют слухи, другое — когда высказывают своё недовольство прямо в лицо. Но Дзёно старой закалки, так что привык к подобному, и потому, если и реагировал, то очень остро и чётко, попадая своим ответом в самое сердце обидчика. Он был не из тех, кто будет терпеть к себе такое отношение и молчать, особенно, когда сильно достают. А началось все именно из-за спора, что врачом может стать кто угодно. — Врачом может стать любой! Хочешь ты этого или нет, но ты выпустишься, и тебя легко возьмут на работу, — сказал одногруппник. — Я не готовлюсь к зачётам, а смысл? Всё равно до зимы ещё далеко. Руки вновь чесались дать по морде. А почему? Да потому что у большинства учеников в университете стремление побыстрее закончить университет и пойти работать в платной поликлинике, а у Саигику совсем другая цель. Наверное, потому его очень сильно любит учительница фармакологии. Да и не только она. Многие учителя уважают Дзёно, хоть и не всегда показывают этого. В голове до сих пор крутились те самые слова преподавательницы после зачёта: — Никогда ещё не видела такого способного ученика. Скажи, ты сам захотел идти на эту профессию? — Да, сам. Мне очень нравится лечить людей, помогать им, можно сказать, даже жизни спасать. Правда не думаю, что какой-то педиатр способен спасти жизнь, — признается светловолосый. — Поверь, ещё как. А вдруг у ребёнка пневмония? Обнаружив это, ты дашь направление ему в больницу, отлежаться, его полечат, и он не погибнет от удушающего кашля, — провогорила она. — Врачи всегда нужны и всегда важны. Но, Саигику, важны те врачи, которые горят своим делом. Важны те врачи, которые знают базу на отлично и готовы принять пациента. Важны те врачи, для которых важнее будет жизнь человека, а не деньги. — Мои одногруппники считают иначе. — Потому у них и оценки плохие, — произнесла женщина пожилых лет. — Всё надеятся, что выпустятся. Они в любой момент могут перевестись, либо их выгонят вовсе, — произносит она. — Ты отличаешься, Саигику. Тебя отличает кое-что от остальных... Тяга к медицине. Продолжай своё дело, — советует преподавательница. И эти мысли постоянно прокручивались в голове, давая мотивацию двигаться дальше. С одногруппниками он спорил постоянно. В последнее время совсем не заладилось с ними. — Слышь, скоро письменный зачёт по фарме... Дашь списать? — спросил парень. — Извини, но нет. Я и сам не уверен, что нормально напишу, — сказал как можно вежливее блондин, взяв сумку. — Ты что, не слышал что ли? Я говорю списать дашь? — огрызнулся во второй раз одногруппник. — Отъебись от меня, придурок! Я же тебе несколько раз повторил, что не буду давать списывать! — крикнул Дзёно, после чего вышел из аудитории. Настроение пропало. С такими-то уёбками учиться — конечно! Только сейчас светловолосый понял, что его коллектив самый отвратительный. Только сейчас он стал осознавать, что ребята не шутят, а говорят многие вещи на полном серьёзе. Самое, наверное, стрёмное для Саигику было то, что только недавно они заново повторяли тему «дыхание в теле человека и болезни, связанные с дыханием», и вот уже одногруппники на улице курят сигареты прямо на территории университета, хотя это запрещено. А самое интересное то, что их за этим занятием никто не ловит. Ну и ладно. Плевал блондин на них. Он больше на себя смотрит, чем на чужих. Возвращаясь поздно вечером в общежитие, его встречал дружелюбный Тэтте с обнимашками, целовашками, и с радостью был готов помочь в том, в чем совсем не разбирался. — Надо выделить отсюда элемент... — Берёшь и выделяешь... Маркером, — советует брюнет. — Да нет же! Нужно из этой огромной химической реакции выделить главный элемент. — Кислород. — Почему?? — интересуется светловолосый. — Потому что кислород везде есть! — доказывает своё Суэхиро. — А чем докажешь, что в этой химической формуле есть кислород? — всё продолжал расспрашивать блондин. — Зажму учителю нос — вот тебе и наличие кислорода! — на полном серьёзе отвечает темноволосый, а Дзёно же хохочет вовсю. — Забавный ты, однако, Тэтте! Гуманитарий! Как я там раньше говорил? Гумка-Тэтте! Гумка-Тэтте! — Всё, всё. Хватит. Кстати, — брюнет взглянул на Аркадия, который всё также стоял в углу уже который год. — Ты когда-нибудь его переоденешь? — А надо? — Он у тебя в гавайской рубашке уже третий год! — сказал Суэхиро. — Я... Я не хочу её менять, — тут парень почувствовал что-то странное в груди. Это вовсе были не бабочки, а... Волнение. Но почему? От воспоминаний. От старых воспоминаний. — Ладно, твоё дело, — произнёс Тэтте. — Слушай... Эта рубашка на скелете... Рубашка моего отца. — В СМЫСЛЕ СКЕЛЕТ ЭТО ТВОЙ ОТЕЦ, ЧТО??? — изумился брюнет, а потом крикнул от страха. — Ты идиот? Не скелет мой отец! О боже! Скелет обычный, купленный! — Купленный? ТАК ОН НАСТОЯЩИЙ? — Да искусственный он, успокойся. — Я всё равно не перестану его бояться, — бубнит под нос темноволосый парень.— Он... Жуткий. — Скелет не моего-... Блять, я только усугублю ситуацию, — вслух озвучивает свои мысли блондин. — Начнём с того, что моего отца звали не Аркадий. Закончим тем, что рубашка напоминает его. — А что случилось? — Мы с отцом... Ездили на пляж. Гуляли, отдыхали летом, — начал свой рассказ. — Это его рубашка, поэтому я её так ценю. Мой отец же... Погиб. Глупо вспоминать детство, но... Я помню, как папа играл со мной в волейбол. Это было... Незабываемо, — парень улыбался. Он замолчал, посмотрев куда-то вдаль. — Слушай... А эта бумажка всегда лежала в этом кармане? — удивился брюнет, рассматривая скелет. — Бумажка? Что за бумажка? — Не знаю... Странная какая-то. Юноша подошёл к скелету. — Достань, — просит светловолосый. Тэтте послушался и достал сложенную вчетверо бумажку. Он раскрыл и увидел старое-старое письмо. — Слушай... А это не ты писал? — интересуется Суэхиро. — Может ты положил его сюда и забыл? — Нет, я точно ничего подобного не писал, — Дзёно взял бумажку в руки и стал читать. — Почерк... Не мой. И не твой. Юноша замер. А чьё это тогда письмо? «Не знаю точно кому адресовано это письмо, но, наверное, моей любимой семье, либо моему любимому сыну Саигику». Дрожащими руками он схватился за этот листок, продолжая читать. «Мы с сыном играли в волейбол» «Путешествие было очень хорошим» Вот-вот и у него пойдут слёзы, ведь... «Я всегда хочу быть рядом с ним» И вот слёзы уже льют ручьём. — Что там написано? От кого это письмо? — спрашивал брюнет. Парень рыдает навзрыд. И вот уже он тот самый 5-летний мальчик, который плачет всю ночь дома, который пытается как-то поднять свою мать, чтобы та наконец обратила внимание на своего ребёнка. И вот он уже тот самый 5-летний мальчик, который не ел несколько дней из-за того, что не умеет готовить, а мать вообще с постели не встаёт. И вот он уже тот самый 5-летний мальчик, для которого подобные серые дни длились как вечность. Спустя столько времени он заметил это письмо и сейчас рыдал как не в себя. Суэхиро конечно принялся того успокаивать, сам параллельно читая чужое письмо. И ведь действительно — это письмо было от отца Саигику. — Как ты себя чувствуешь? — спросил шёпотом брюнет, всё также обнимая юношу. — Ужасно, — шепчет в ответ блондин. — Мне будто... Будто показали его предсмертную записку. Я не знаю как на это реагировать, — и снова слёзы. — Я не знал, что отец оставил что-то после своей смерти, кроме одежды... Да и большинство его вещей мама сожгла. Я спрятал эту рубашку, а потом забрал с собой, чтобы осталась хоть какая-то память о нём, — произносил тот отрывисто, стараясь успокоиться. Слезы не проходили. — А... Разве у тебя нет его фотографий? — Всё сожгли, всё. В последнее время я понимаю, что начинаю забывать как выглядит его лицо. Это меня и пугает. Я боюсь, что забуду его. Единственное, что сохранилось ещё — запах. Запах на рубашке. И вновь он плачет. — Сочувствую... А родню со стороны папы ты не знаешь? — интересуется темноволосый парень. — Мама запретила им со мной общаться. Сказала, что хуже будет, — говорил юноша. — Бабушку я с лет четырёх не видел. А бабушка со стороны мамы злая. Я бы даже сказал — жестокая, — продолжил он через время. Светловолосый вздыхает, обнимая крепче Тэтте. — Как же я рад, что ты у меня есть. Я так тебя люблю, — шепчет юноша под нос. — Я тоже тебя люблю, Дзёно. Очень-очень сильно. И думаю, раз тебе грустно, то тебе стоит проплакаться, чтобы отпустить его. Ведь... В детстве тебе этого не разрешали, верно? И уже после этих слов Дзёно рыдает ещё громче.