Esmu slinks

Что из себя представляла его жизнь? Честно сказать, о такой можно только мечтать. Далеко не каждому выпадет возможность почувствовать все прелести подобного подарка судьбы. Фёдор вполне неплохо себя чувствовал, будучи младшим ребенком в семье Огая Мори- честного работяги, тратившего силы на благо страны. Но везде есть подводные камни, были и здесь. Да еще и таких огромных размеров, что, прыгая в воду с пирса, не видя что там под темными волнами, ты разбиваешься насмерть. Так и тут. Нет ничего идеального. Огай вел подпольный бизнес, держа в страхе темную часть Йокогамы и многих из, так званого, «дневного мира». Женился из чистого расчета и выгоды, которую можно извлечь в браке с дочерью человека, имеющим политическую власть, а не из-за возвышенного и светлого чувство под названием любовь. Так и появились на свет они : Акико Мори и Фёдор Мори. Надо отдать должное, красотой и умом их жизнь не обделила. А вот счастьем очень даже. Акико была на пять лет старше, и уже успела в свои четырнадцать влюбиться в неизвестного для Федора Эдогаву Рампо, который оказался слишком умный и быстро понял что к чему. Как говориться, увидел подводные камни с высоты и прыгать не стал. И вдруг, совсем нежданно, этот самый Рампо пропадает. Вот он был, и вот его нет. С ним пропал и наставник, некий Фукудзава. Акико впала в глубокое отчаяние, когда её возлюбленный не выходил на связь больше недели. Успокаивали всей семьей, больше всех Огай, умело подбирал слова и нашептывал правильные вещи. Настолько правильные, словно отрепетированные заранее, что это насторожило его жену. Сказать по правде, ее насторожило не только это, было много элементов проработанной фальши в их жизни. Такие тревожные звоночки иногда посылали импульсы интуиции, ибо как иначе она стала копать под собственного мужа? Может, именно поэтому произошло то, что произошло, как бы странно это не звучало. Нельзя до конца все сделать идеально, так люди не умеют. То, чего не учел Огай, это интуиции рядом живущих людей. Вся правда вылезла наружу. Пока Акико медленно, но верно утопала в отчаянии, боли и все её состояние близилось к опустошению, события начали меняться стремительно и бесповоротно.

***

Федор, быстро, бери все необходимое и беги! –Что? Куда? Мам? Где папа? Последний вопрос был заглушен еще одним мощным ударом грома. Желание повторить вопрос и услышать ответ пресекли в ту же секунду. Изящные руки схватили худые плечи мальчика и с силой встряхнули. –Делай что говорят. Этого тона не можно было ослушаться даже при желании. Несмотря на недосказанность, повисшую между ними и ледяные руки, которыми трудно удержать как мамины ладони, так и контроль над собой, Достоевский схватил рюкзак и начал запихивать туда одежду, книги и прочие мелкие вещи. Их было не так много, но все нельзя было уместить. У носа появился пакет с чем-то пахнущим. Еда. Та тоже была закинута в виде багажа. Легкий поцелуй в лоб и обещание найти его как можно скорее были последним, что осталось у Федора перед тем, как он провалился в кромешную тьму. Эта тьма обволакивала, успокаивала, дарила ощущение приближающейся смерти, но все это оцепенение снял резкий удар об поверхность сомнительной мягкости. Это был матрас. Но таковым его назвать было трудно. Как после приземления у Федора не вылетели позвонки, он и сам не особо понял. Про место, куда он попал, можно было сказать совсем немного, и то, если постараться. Тишину разбавлял звон в ушах, а темнота рассеивалась постепенно, как только глаза стали привыкать к окружающему полумраку. Вдруг, темное пятно справа слегка покачнулось, заставив сердце мальчика замереть на короткое мгновение в страхе. —Вы в порядке, Фёдор? Оцепенение спало, но сердце начало испуганно трепетать в грудной клетке. Он узнал в черном пятне своего давнего знакомого, Хироцу. —Да. Голос Федора звучал на удивление спокойно, но в душе все переворачивалось от нервного ожидания, он не понимал, что происходит и это ужасно злило. Незнание - слабость. И каждый раз, когда Федор не мог чего-то предугадать или просчитать, злился, тонул в тихой тоске и перекрывал этим гневом свой страх. Но никогда не признавался себе в этом. —Искренне рад этому. В таком случае вставайте, нас ждет дальняя дорога. —Хироцу, скажите, мы увидимся в ближайшем будущем? Для Федора это важно, ему необходимо услышать да. Спокойствие такое хрупкое. Держишь в руках, мгновение, и от соприкосновения пальцев к поверхности во все стороны разбегаются трещины. —Не думаю. Фёдор рвано выдохнул, вставая, подхватил свой рюкзак. Только сейчас, когда глаза привыкли к темноте, он понял - впереди коридор, с тусклыми лампами, конца которого нельзя разглядеть, сзади та же картина. — Пора идти. Хироцу уверенно, но неспешно направился вперед, мальчику ничего не оставалось, кроме как идти следом. Периодически они натыкались на своеобразные пересечения и разветвления коридора. Во всей этой полутьме Фёдор увидел олицетворение своей жизни и слабо улыбнулся таким мыслям. Стало грустно, он не заметил, как ссутулился, чего раньше не случалось, ведь он старался в любой ситуации сохранить осанку, а вместе ней и внутреннее спокойствие. Бесконечные, холодные, серые стены. Сырости не было, это и лампы говорило о том, что за помещением следят. –Нам долго идти? -Идти нет. А ехать прилично. Федор нахмурился. Чтобы уйти от безрадостных мыслей, ему очень захотелось просто поговорить с человеком, которого он, вероятнее всего, видит в последний раз. Эта тяжесть на сердце просто ужасна. Ранее такого Федор в своей жизни не испытывал. Кто же мог подумать, что он может быть таким сентиментальным? Дело в том, что расставаться с привычным и спокойным образом жизни всегда тяжело, так ведь? Это не из-за банальной привязанности к человеку, которого ты знал с пеленок, да? Ну естественно. Такого нельзя даже в мыслях допускать. Привязался- отвяжется. При необходимости перережет это веревку наточенным ножом, который постоянно носил в кармане. Эти эмоции и чувства ему ничем помочь не могут, а это значит одно- они лишние. Шаги заглушались ковром до определенного момента, когда покрытие оборвалось, они вступили в еще более мрачный коридор, серый уже со всех сторон, как ящик. Запах сырости, присущий подъездам становился сильнее с каждым шагом, но Фёдор с, ведомой лишь ему, жадностью вдыхал этот запах. Рюкзак, который Достоевский не забыл забрать с собой, начал оттягивать плече вниз. —Так, долго идти? Он не задавал вопросов про родителей, не бился в истерике от непонимания происходящего, не задыхался от давящих стен замкнутого пространства. Он просто хотел знать, когда уже можно будет отдохнуть от раздражающей, вызывающей дикую усталость, ходьбы. —Нет. Пришли. Последний поворот за обшарпанный угол и перед взглядом простирается широкий тоннель, настолько длинный, что глядя вперед, можно лишь думать о метафоре про бездну. Эта бездна всасывала в себя, завораживала. Не смотря на фары гудящего авто, которое терпеливо дожидалось Федора, этот тоннель был бездонным колодцем, без луча надежды и проблеска света. —Вы будете меня сопровождать до конца, или простимся здесь? —Я поеду с вами до аэропорта. Объясню детали. Но дальше вас будет сопровождать другой человек. —Славно. Брошенные слова эхом отразились от стен, исчезая где-то вдалеке. Федору стало неуютно. Вся его умеренная, привычная жизнь утекала сквозь пальцы. Ощущение можно было сравнивать с водой, ведь, удержать воду в руках невозможно. А вот если бы утекал песок… вероятно, хоть немного удалось бы спасти. Нужно отпустить прошлое и смотреть вперед, на свое будущее, но там не будущее, а лишь Размытая муть. Они приблизились вплотную к гудящему авто и Фёдор скользнул на пассажирское, очень холодное, сиденье , в то время как Хироцу сел за руль. Они медленно двинулись с места, постепенно набирая скорость, мчась вперед по этому бездонному колодцу. —Что мне надо знать? —Бери фамилию матери. Ты ею и так активно пользовался раньше, а сейчас это необходимо. Новый паспорт я положил в бардачок, там же и перчатки. —Перчатки? Машинальный вопрос слетел с его губ раньше, чем он успел осознать это. Фёдор слегка поморщился- задавать бесполезные вопросы он терпеть не мог, как и людей, которые этим злоупотребляют. Паспорт действительно лежал на перчатках из тонкой, дорогой кожи. —Да, тебе нельзя оставлять на территории аэропорта своих отпечатков. Что они делают в машине понятно, но за ее пределами лучше использовать перчатки. — Мм , это хорошо, но камеры и все остальное? - Губы Хироцу растянулись в нехорошей усмешке. —Пересекать границу ты будешь под еще одним паспортом. —Каким же? Федору не нравилось вытягивать все эти вопросы из водителя клешнями. Да, он мог подождать, ведь, через какое-то время все расскажут без этих ненужных вопросов, но ему было неспокойно, очень-очень плохое предчувствие неминуемого. — Итак, ты Ниси Дзюичиро, миловидная девочка, которая хочет уехать из Йокогамы к своим дальним родственникам. На заднем сиденье лежит пакет с одеждой и париком. Так что сделаем из тебя принцессу перед выходом в люди. —А парик обязательно? —Так можно предотвратить выпадение твоих волос, будет сложнее выследить . -Хтроцу, а мы это делаем сейчас, так как папа уехал? -Все верно. Фёдор устало откинулся на спинку кожаного сиденья. В его тонких пальцах блестела карточка, которую необходимо будет отдать новым опекунам. «Фёдор Достоевский» значилось там, над строкой с возрастом. Был он по документам Фёдор Мори, но это ему никогда не нравилось. Обычно, появись сын с отцом в одном помещении и к обоим на Мори, только и разница- Мори-сан , Мори-кун. Даже в кругу семьи к Федору обращались через фамилию отца. Он иногда забывал, что за имя носит. К тому же его сестра - Акико Мори, была по внешности скорее в отца , особенно разрезом глаз, нежели Фёдор, унаследовавший Мамины черты, более изящные, но все же Огай не переставал причитать «Сынишка прям как я», «Весь в меня» и «Сразу видно- мой сын» Акико часто оставалась в тени. будучи старшей сестрой, ей было еще неприятнее, всегда уделяли меньше внимания, чем родному брату, поэтому они ладили крайне плохо. Можно сказать, не ладили вовсе. Мама их была не японка, отсюда и имя Фёдор, которое она дала сыну при рождении, но толку было мало, все равно всюду Мори-кун. Зато сейчас он направляется туда, где его будут звать просто Федя. Придётся привыкнуть. А эти переодевания в девочку… в целом да, пока его хвататься, он, вероятно, успеет сесть на самолет незамеченным благодаря маскировке. И если он не наследит своими пальцами и волосами, вычислить будет сложнее, куда подался тот самый Мори-Кун. —Это все мама? Единственное, что его интересовало в данной ситуации, это причастность матери. —Да. И все. Дрожь в кончиках пальцев и подступившая к горлу тошнота. Это все стало явным, все то тайное, которое Огай прятал от своей семьи. Он занимался незаконной деятельностью, занимал высокую должность и хотел, чтобы его сын стал наследником, поэтому с малых лет готовил к этой роли, но то что его жена выведает то темное, скрываемое за ширмой счастливой семьи и высокооплачиваемой работы, он не предполагал. Мори выбрал в жены именно ее только из-за связей и высокого статуса на ‘дневной части мира’. Его подпольная деятельность после брака обрела безопасность. Но он все равно не посвящал ее в свои дела, так как не доверял. Но вот. Вот что из этого вышло. Она устроила побег для его наследника. Вот как концы обламывать надо, есть чему поучиться. Дальше все было как в тумане. Они приехали, куда-то шли, в глаза ударил яркий свет, Федора начали наряжать в тонкое платье темно-синего цвета. Чьи-то холодные пальцы стали дергать его волосы, собирая в пучок на затылке. Голову укрыли париком, губы намазали чем-то липким и приторно пахнущим и вот он, Федор, стоит напротив своего отражения и видит другого человека. Обычная девочка с каштановыми волосами в платье ниже колен, на руках мягкие перчатки, ноги в лаковых туфельках. Губы слабо блестят. Вокруг суетились, разговаривали и спорили, но все это доносилось словно сквозь вату. Вялость, некая сонливость полностью завладела Федором, который молчал на протяжении всего процесса «маскировки». -Слишком бледно. Надо румяна. - Громкий женский голос перекричал остальные. -Не переборщи. – Отвечал другой, но более спокойный, не такой резкий. -Линзы нужны? -Обойдемся. -Думаю, лучше взять какие-то. У него необычные глаза. Карий пойдет? Суета. Суета вокруг. Федор хотел схватиться за волосы и закричать, чтобы они прекратили этот балаган, голова гудит, мысли путаются, остается одно желание- чтобы это как можно быстрее закончилось. Прекратилось. Но он лишь смотрел перед собой невидящим взглядом, сдерживая желание сорвать парик и вымыть рот с мылом от этого липкого блеска, смотрел и ждал, когда все между собой договорятся. Линзы все же решили использовать. И наконец, превратившись в совершенно другого человека, Федор был готов к выходу на свет. -А мы не переборщили? – Та самая громкая блондинка придирчиво разглядывала мальчика, подперев голову рукой, в которой было около трех кисточек для макияжа. -Нда. Нарядили, как на день рождение, не меньше. Уж точно не в самолете лететь несколько часов. -Меняем платье на штаны с футболкой. И так ясно, что это девочка. Федор выдохнул и пошел переодеваться. Наконец, мучения прекратились, все дамы, маскировавшие беглеца, единогласно согласились с целостностью образа и ему оставалось сесть в такси, которое их с Хироцу отвезет в аэропорт.

***

Дверь машины хлопнула очень громко. Федор невольно вздрогнул. Такси уехало, скрепя колесами по гравию, оставив двух людей стоять перед высоким зданием. -Нервничаешь? Мягкий голос вывел из временного оцепенения, вернув осознание происходящего. -Нервничаю. - Он не может соврать, не сейчас. -Все будет хорошо. Ты же запомнил…а о чем мы говорили? -Да, запомнила. Было бы смешно, не будь так стремно. Сейчас Федор будет заходить в самолет, там его ждет сопровождающий, из ручной клади рюкзак с тем, что он успел взять и деньги, но не иены, а уже обменянные, чтобы ему не пришлось искать банк. Уже на месте, в другой стране, его отвезут в новую семью. А чемодан с одеждой и другими нужными вещами ждет там, на новом месте жительства. -Идем. -Да, идем. -Послушай, что бы не случилось, знай, тебе есть куда обратиться. Старайся сильно не мелькать, сливайся с пространством и слушай дядю с тетей. -Так точно. -И будь с Богом. -Я в него не верю. Федор почувствовал руку на своем плече и вопросительно глянул на Хироцу. В глазах Рьюро была грусть и нежность, от чего на душе стало совсем серо. Краски поблекли, мир потускнел. Не надо так смотреть, будь то жалость, понимание, сочувствие. Не надо вызывать эмоции, Федор и так пытается от них избавиться. А скучать по прошлой жизни он не хочет, иначе воспоминания утянут на дно. Федор криво улыбнулся в ответ на светлый взгляд и сделал первый шаг навстречу будущему. Они направились ко входу. Маленькая девочка с рюкзаком за спиной и держащий ее за руку мужчина с седыми волосами. Рука Хироцу теплая. На душе холодно.