Картина Моне в твоих глазах.

— Это так мерзко, отвали от меня. Хенджин в замешательстве наклоняет голову, услышав реакцию парня на него; он всего лишь пытался обнять его. Всего лишь пытался быть милым. Его друг выглядел так, словно у него был тяжелый день, вот и все. — Почему это мерзко? — он хмурит брови, глядя на своего друга, и притворяется, что шутит. — Потому что это гейство, — прямо отвечает его друг, — Зачем тебе, блять, меня обнимать, это так странно. Хенджин сидит за столом в замешательстве. — Я не гей, — говорит он, — и ты тоже, так почему же это так странно, если мы оба натуралы? Твой папа бы тебя обнял, — это справедливое утверждение, потому что ему нравятся девушки, его другу нравятся девушки, а те все время обнимают своих подруг. Почему это так отличается? По-видимому, есть. Разница. И его друг несколько секунд смотрит на него с ничего не выражающим лицом, а затем хмурится, встает из-за стола и уходит. О. Что ж, это его потеря. У Хенджина много других… Друзей. Хенджин сидит за столом в одиночестве и рисует букет цветов в вазе на стойке в библиотеке. — Ты действительно хорош, — голос вырывает его из раздумий, и Хенджин встряхивается, очевидно, даже не осознавая, что кто-то сел рядом с ним за стол, слишком сосредоточенный на его рисунке, и цветах, и его друге — теперь бывшем друге — который назвал его геем за то, что он хотел обняться. — Ты всегда рисуешь цветы? Хенджин смотрит на парня, а затем снова на его рисунок. Его искусство никогда никому не нравилось. По крайней мере, его старым друзьям. Им не нравился художник-парень, они говорили, что это… Гейство. Почему все было таким гейским? Кто сказал? — Эм, — парень рядом с ним неловко смеется, — Ты не очень разговорчивый, не так ли? — его лицо дрогнуло, и он протянул руки. — Не то чтобы это плохо, мне все равно, на самом деле, моя мама тоже редко разговаривает. Похоже. Избирательный мутизм или что-то в этом роде. Ха, — незнакомец сглатывает и чешет в затылке. — Ты только что выглядел… одиноким? Полагаю, и я увидел твоего друга… или что-то в этом роде, он ушел, как сумасшедший и… Не знаю, я хотел проверить? Сердце Хенджина замирает, и он не может перестать смотреть в глаза этого парня. Шоколадно-карие и милые, как у щенка, и просто… добрые. Теплые. Как будто ему действительно не все равно. И он даже не знает его имени. — Да, — тихо говорит он, голос немного грубоват от волнения и отсутствия привычки, — В основном я рисую цветы. Мне нравится их простота. Прости, насчет моего друга, он… на самом деле не мой друг? Новенький кивает, натянуто улыбается ему, хотя и дружелюбно, и протягивает руку. — Сынмин, — говорит он, и Хван нежно берет его за руку. — Хенджин. Сынмин подпирает подбородок ладонью и смотрит на альбом Хенджина, прежде чем снова поднять взгляд. — У этого парня дерьмовые мозги, если он не хочет быть твоим другом. Хенджин фыркает. И они сидят. И разговаривают. Хенджин показывает Сынмину свои старые рисунки, людей, цветы, животных. Все, что он может найти, на самом деле. Ким поощряет каждый, указывая, что ему в нем нравится, болтая ногами в воздухе, когда они сидят за высоким столом в библиотеке, приглушенные голоса перекрывают щелканье клавиш на запасных компьютерах. Сынмин показывает Хенджину свои фотографии, пейзажи, дикую природу, городские пейзажи Сеула. Они прекрасны. Хенджин не может отвести взгляд от его глаз.

—

Они посещали одну и ту же церковь. Хенджин никогда не осознавал этого, пока они с Сынмином по-настоящему не встретились и не стали хорошими друзьями. Ким всегда сидел впереди со своей семьей, матерью, отцом, сестрой. Семья Хенджина всегда была сзади. Только он, его мать и его отец, который присутствовал, но не особо участвовал в его жизни. Когда у Хенджина появился друг, с которым он оставался дольше нескольких месяцев, его мать разрешила ему посидеть с ним в церкви. Это не было похоже на то, что они были маленькими детьми, выпускниками средней школы, готовыми уехать и оставить свои семьи до каникул, планируя большие планы на свое будущее. Отцу Сынмина никогда особо не нравился Хенджин. Поскольку он не был таким преданным, как остальные, Хван последовал за ним только из-за влияния своего собственного отца. Тем не менее, они каждый раз сидели вместе, без пропусков. Сынмин слушал гимны и участвовал в них, и он молился, а Хенджин… Не мог налюбоваться его глазами.

—

Они закончили школу. Выяснилось, что их приняли в один и тот же колледж. Сынмин обнял его. Хенджин рассмеялся. Сынмин обнял его. И это не было по-гейски. Это было по-другому. Хенджин чувствовал себя по-другому. — Может быть, мы также будем жить вместе, — улыбается Сынмин с полным ртом мороженого, которое подается в сахарном рожке с радужной посыпкой, как обычно. — Если мы подадим запрос. Мы против всего мира, верно? Хенджин улыбается и откусывает еще кусочек клубнично-шоколадного мороженого, с любовью кивая этой идее. Находиться в одной комнате, в одном общежитии. Жить вместе, как лучшие друзья. Лучшие. Друзья. — Ты действительно мало разговариваешь, — хихикает Сынмин, точно так же, как он сказал год назад в библиотеке, когда нашел Хенджина из миллиарда кусочков и сшил его заново. — Это плохо? — Хван дразнит его, и Сынмин закатывает глаза. Его глаза.

—

У Сынмина появилась девушка. Де-вушка. Она была милой и забавной и водила Сынмина на самые милые свидания, если судить по фотографиям, которые они делали вместе. Пикники на реке Хан, свидания за чашечкой кофе в городе, ужин в их любимых ресторанах. Ей также понравился Хенджин, она обняла его и подарила маленькие плюшевые игрушки, связанные крючком, а во время их мероприятия с участием тайного Санты в группе друзей она подарила Хенджину новый набор угольных карандашей. О. Верно. Группа друзей. Друзья. Множественное число. Чан был их выпускником, он работал в приемной комиссии, нашел Сынмина и Хенджина в день ориентации первокурсников, вместе с Джисоном, парнем, похожим на белку, с еще более сумасшедшим характером, и Феликсом, который учился за границей в Австралии. Чанбин был второкурсником, а Минхо — младшекурсником, но они работали вместе с Чаном при поступлении. Они очень понравились Хенджину. Друзья. Множественное число. Сынмин возвращается в общежитие после занятий и рассказывает Хенджину о том, какая глупая математика, как он думает, что математика не является важным фактором для того, чтобы стать профессиональным фотографом со специализацией в музыкальном искусстве. Хенджин согласился бы, он не понимает, зачем ему нужно изучать Великую депрессию, чтобы написать картину. Может быть, и понимает. Кто он такой, чтобы судить. Затем Сынмин смеется вместе с ним, делясь их разочарованиями по поводу колледжа, пока ему не звонит его девушка, и он не уезжает, чтобы встретиться с ней. Снова. Хенджин один. Снова.

—

— Ты думал о том, чтобы поговорить с ним? — Минхо хрустит костяшками пальцев, откидываясь на спинку дивана. Хенджин играет с его пальцами со своего места рядом с ним. Они в квартире Минхо за пределами кампуса. Чанбин и Чан сегодня вечером проводят вечер покера. Это ненастоящая азартная игра. Они играют фишками. — Нет, — честно отвечает Хенджин, потому что на самом деле он не знал, что это его беспокоит. Сынмин уходит из общежития после занятий к своей девушке, и они теперь редко разговаривают, если только Хенджин не засиживается допоздна, заканчивая задание, и не застает Сынмина возвращающимся. — Что бы я вообще скажу? Это прозвучит так, будто я такой навязчивый. И… Он этого не скажет. Тогда он такой же плохой, как тот парень «дерьмовые мозги» в старшей школе. Минхо вздыхает и смотрит на него. У него красивые кошачьи глаза. Они не дарят ему той теплоты, что у Сынмина, но… — Хочешь прокатиться? Хенджин говорит: «Да». Машина Минхо хорошая, простая, не слишком дорогая и в некотором смысле просторная. Он отвозит их к реке Хан, в тамошний парк. Хенджину нравится парк, весной там красивые цветы, а ночью видны звезды. Точно такие же, как сейчас. — Мы даже не ходим вместе на занятия, — бессвязно бормочет Хенджин, пока они идут, руки Минхо засунуты в карманы куртки. — Я вижу его только тогда, когда мы оба заканчиваем занятия, а потом, пять секунд спустя, он берет ключи, чтобы пойти потусоваться со своей девушкой. Снова. Как будто они не могут жить порознь. — Звучит как ужасное затруднительное положение, — бормочет Минхо, и Хенджин продолжает. — Я не могу вспомнить, когда в последний раз у нас был разговор дольше двух минут, не говоря уже о школе. Я как будто снова стал для него незнакомцем. — Ты действительно плывешь по течению, — присвистывает Минхо. — Я думаю, последний раз, когда он тусовался с кем-нибудь из нас, был несколько месяцев назад. — Хенджин не обращает внимания. — Почему он не может заметить, что я не хочу, чтобы он уходил до конца дня? Минхо выходит вперед и разворачивается на каблуках, эффективно останавливая их обоих. — Ты ревнуешь, — говорит он. Хенджин пристально смотрит. — Не так ли? — Почему… я… тебя это не… — Хван запинается на словах, и Минхо продолжает. — Ты хочешь, чтобы Сынмин остался с тобой. Потому что завидуешь тому, что есть у него и его девушки. Ты хочешь иметь с ним такие же отношения, романтические или нет. Я прав или нет? Это действительно то, чего хочет Хенджин? А потом он вспоминает, как хотел, чтобы Сынмин остался с ним, сидел рядом во время мероприятий, ехал с ним в автобусе в город, гулял с ним у реки, совсем одни. Вместе. Они, только вдвоем. Итак, предполагает Хенджин. Минхо прав.

—

Хенджин приходит к своей семье, а затем, позже, к своим друзьям, в феврале. Его мать целует его в лоб и говорит, что любит его, что будет поддерживать вечно, потому что он ее сын, а его отец просто пожимает плечами и ничего не говорит. Или это то, что Хенджин предсказывает, что произойдет. Потому что он написал своему отцу, поскольку тот не пришел навестить его и даже не ответил на телефонный звонок. Просто оставил прочитанным и ничего не сказал. Это лучше, чем он себе представлял. Группа друзей, без Сынмина, приветствуют и обнимают его, и ерошат ему волосы, и Хенджин встречается взглядом с Минхо, и его понимающий взгляд, и между руками, обнимающими его, и прядями волос, упавшими ему на глаза. Минхо с любовью улыбается ему. И сердце Хенджина трепещет.

—

— Привет, — приветствует Хенджин Сынмина после того, как он возвращается в их общежитие, дверь с тихим щелчком закрывается. Уже поздно, час ночи, и Сынмин бросает ключи на стол, прежде чем сбросить обувь и пальто и рухнуть в кровать. — Ты в порядке? Плечи Кима трясутся. Он плачет. — Сынмин… — Мне жаль, — причитает Сынмин, голос приглушен подушкой, в которую он уткнулся лицом. Хенджин застывает с того места, куда он протянул руку, стоя у кровати Кима. — Я отстой… черт. — Что? — Хван хмурит бровь, рука подергивается, отчаянно желая утешить своего друга. — Сынмин, ты… — Она порвала со мной, — хнычет тот, все еще уткнувшись лицом в подушку, — Она порвала со мной, потому что я… потому что… она думала, что я… не… — Сынмин, дыши, — Хенджин, наконец, протягивает руку, кладя ее на спину своего друга, другой рукой подтягивая его, когда они устраиваются на кровати, неловко, но удобно. — Все в порядке. Ким утыкается ему в плечо и хнычет, слезы текут по его лицу и пачкают футболку Хенджина, но ему все равно. — Нет, — скулит он, — Это не так, она… сказала, что я ее больше не… люблю, и… и я был так… отстранен все это время, — его голос напряжен, и он икает каждые две секунды, и его так сильно трясет, но его глаза открыты и затуманены слезами, и Ким смотрит на рисунок цветов, который сделал Хенджин, когда они впервые встретились, висел на стене. — Отстраненный. Как будто я больше не был с ней счастлив. Хенджин не знает, что сказать, он просто застыл на месте, не считая своей руки, которая гладит плечо Сынмина в попытке утешить его. — Мне жаль, — это все, что он может выдавить, потому что Хван не умеет давать советы или обеспечивать словесное утешение. Он просто предлагает обнять. А Сынмин не любит обниматься, потому что они геи, как сказал другой парень в школе, и теперь Хван верит в это, потому что он сам такой. Гей. И ему нравится Сынмин, но Сынмин не любит. Губы на губах. Хенджин вытирает слезы с лица Сынмина и целует его в ответ.

—

Их первое свидание проходит просто. Они вместе гуляют вдоль реки Хан, совсем как в повседневность друзьями, только на этот раз, когда их пальцы случайно соприкасаются, Сынмин смотрит на него, и щеки Хенджина краснеют, а их пальцы переплетаются. Март кажется холоднее, чем остальные зимние месяцы, но Хенджин всегда с нетерпением ждет конца месяца, потому что цветы начинают распускаться и он может нарисовать их снова, на природе, а не в вазе. — Хорошо. Эм… что тебе во мне нравится? Одна причина, давай, — говорит Сынмин, обхватывая руками чашку с карамельно-шоколадным макиато, когда они оба сидят в кафе на берегу реки. Хенджин пару раз крутанул стаканчик с американо, прежде чем поставить его на стол. Глаза Сынмина. Снова. Он не может отвести взгляд от его глаз. — Твои глаза похожи на картины Моне, — бормочет Хенджин, снова загипнотизированный, привлеченный к нему, как зов сирены. — Красивые издалека, но такие простые, когда смотришь на них поближе. Но мне они все равно нравятся. Сложные или нет. Глаза Сынмина расширяются, как у возбужденного щенка, и он улыбается, брекеты блестят на свету. Он приобрел их недавно, чтобы выпрямить зубы и исправить неправильный прикус. Он нравится Хенджину в любом случае. Хван думает, что брекеты милые. — Как ты… — выдыхает Сынмин, с трудом подбирая слова, — додумался до этого… ты держал этот комплимент в заднем кармане? Хенджин пожимает плечами, и Ким выдыхает смешок, все еще улыбаясь, все еще глядя на него с благоговением. Этими прекрасными, очаровательными глазами. — Твоя очередь, — говорит Хенджин, прежде чем они могут продолжить, — что тебе во мне нравится? Сынмин делает глоток своего макиато и облизывает губы, чтобы убрать напиток изо рта. — Мне нравится твой голос, — говорит он, — Мне нравится слушать, как ты говоришь, потому что на самом деле ты не слишком много говоришь, но когда ты это делаешь. Мне. мне это нравится. Очень. Когда ты рассказываешь мне то, что тебе нравится. Когда ты смеешься. Щеки Хенджина снова краснеют, и он прикусывает нижнюю губу. Сынмин снова ухмыляется. — Ты такой милый. Вернувшись в общежитие, они падают в кровать Хенджина и целуются до поздней ночи.

—

Его отец узнал. Он увидел их во время летних каникул, когда незаметные взгляды на церковь превратились в соприкосновение плеч, коленей и переплетения рук. Сынмина отправили в лагерь для перевоспитания. — Я не хочу уходить, — рыдает Сынмин по телефону, и сердце Хенджина разбивается на тысячу кусочков, потому что он тоже этого не хочет. Что Сынмин должен провести все лето в исправительном лагере вместо того, чтобы тусоваться с Хенджином, и их друзьями, и своей бывшей, которая все еще действительно хороший друг и понимает их, и маленьким сообществом, которое Хенджин построил для себя, которое они построили вместе. Он не хочет, чтобы это уходило. Чан закончил школу, и, возможно, это последний раз, когда Сынмин видит своего лучшего друга. В лице старшего брата. — Все будет хорошо, — говорит ему вместо этого Хенджин срывающимся голосом, хотя он пытается говорить ровно, — Все будет хорошо, я знаю это, хорошо? Ты можешь позвонить мне, ладно? Каждую ночь мы можем составлять друг другу компанию, да? Сынмин снова рыдает. — Я не хочу оставлять тебя, — плачет он, — ни сейчас, ни когда-либо. Хенджин чувствует, что плотина рушится, он не знает, насколько сильнее может быть. В другом конце комнаты его мать сидит на диване, склонившись, и молится. Она тоже волнуется. Она знает. Она любит их обоих. — Я люблю тебя, — говорит Хенджин, потому что он не знает, будет ли у него шанс сказать это, пока они не воссоединятся в колледже. Если только отец Сынмина не заставит его перевестись. — Я люблю тебя, Сынмин. Очень сильно. — Я люблю тебя… Линия обрывается, и Хенджин плачет.

—

Сынмин звонит ему несколько недель спустя. «Я скучаю по тебе», — говорит он водянистым, грубым и обиженным голосом. Хенджин говорит, что тоже скучает по нему. — «Я скучаю по твоему голосу. Так сильно. И по твоим описаниям Моне», — он смеется, но так тихо, что едва заметно. — Я скучаю по твоим глазам, — отвечает Хенджин, — Какие они милые. Как у щенка. «Ты такой глупый», — говорит Сынмин. В его голосе слышна улыбка. Хенджин так сильно любит его. — «Какой-то парень ударил меня», — добавляет он, — «избил. Потому что я сказал ему, что у меня есть парень.» Огонь горит в животе Хенджина. — Я надеру ему задницу, — огрызается он. — Не выражайся, Хенджин, — мягко упрекает его мать. Сынмин фыркает в трубку, услышав. В итоге они разговаривают еще три часа. В лагере у Сынмина мало времени на разговоры по телефону, но он тайком взял его к себе в спальню на ночь. Умный. Хенджин так сильно любит его. — Я собираюсь поцеловать тебя, когда ты выйдешь, — говорит Хенджин, прежде чем Сынмин говорит ему, что нужно идти спать, и обещает ему, — и мы заживем хорошей жизнью вместе. Никто больше не причинит тебе вреда. Ким вздыхает и ерзает на кровати. — Пожалуйста, — и Хенджин слышит отчаяние в его голосе, — Я хочу покинуть это место. Прошу. Если бы Хенджин мог вызволить его из этой тюрьмы, он бы это сделал.

—

Когда Сынмин покидает лагерь и возвращается в колледж на второй курс, если Хенджин и его друзья обнимут Кима чуть крепче в этом году, это никого не касается. Им не разрешили жить в одной комнате, отец Сынмина замолвил словечко перед администрацией, и они были вынуждены съехать. Хенджин живет с Минхо и Чанбином за пределами кампуса в квартире, а Сынмин присоединяется к Джисону и другому парню, который присоединился к их группе, Чонину, и, возможно, Сынмин и Хенджин практически усыновили его как своего сына. Феликс вернулся в Австралию, чтобы закончить учебу дома. Его зарубежная программа закончилась, но они все еще время от времени созванивались. Быть порознь из-за жизненных обстоятельств было тяжело, но это не мешало им проводить время вместе при каждом удобном случае. После того, как они оба закончили занятия, Сынмин зашел к Хенджину, они обнялись и посмотрели фильм, и вместе пошли ужинать и планировать свидания. Они держались за руки на встречах со своими друзьями и украдкой целовались, когда пересекались по пути на занятия. Первый семестр второкурсников пролетает незаметно, и довольно скоро их отправляют домой на каникулы. И Сынмина отправляют обратно в лагерь. На этот раз он не звонит. Итак, Хенджин берет на себя смелость найти его.

—

Он нашел способ проникнуть внутрь. Глубокой ночью. Потребовались некоторые поиски, но он нашел комнату Сынмина и проскользнул внутрь. Хенджин видит его спящим, свернувшимся в клубок, испуганным, даже когда он без сознания. Хенджин будит его. — Хен…? — Тс, — успокаивает его Хенджин, улыбаясь и потирая плечи. — Мы уходим. Я забираю тебя отсюда, мы можем остаться в моем доме. Хорошо? Сынмин наклоняется и целует его, и тогда Хенджин чувствует это. Как они не могли быть вместе, потому что это было то дерьмо, через которое им пришлось пройти, чтобы хотя бы прикоснулись друг к другу. Они не должны. Быть вместе. Парни-друзья. Не бойфренды. Хенджин целует его в ответ, сильнее. — Я знаю выход, где они нас не увидят, — шепчет Сынмин, вставая с кровати и хватая свой рюкзак. Хенджин следует за ним из комнаты, как потерявшийся пес. Ким ведет их обоих к отверстию в заборе снаружи, в лес неподалеку. Они вбегают внутрь. Лес — единственное место, где Хенджин когда-либо хотел быть. С Сынмином. Единственное место, где они могли быть самими собой. Их друзья любили их, но казалось, что это все. Почему везде была опасная зона? — Мы отправляемся в ад, — вздыхает Сынмин, и Хенджин садится рядом с ним на колени в траве, роясь в рюкзаке. — Ад звучит потрясающе, — утверждает Хенджин, — Я бы провел вечность с парнем, которого люблю. Я предпочитаю, чтобы Бог ненавидел нас, чем не иметь возможности проводить каждый удар сердца с тобой рядом, — он обхватывает лицо Сынмина и улыбается, сталкивая их лбами. — Я обещаю, что найду тебя в любой жизни, даже если мне придется каждый раз заставлять Бога ненавидеть меня. — Я люблю тебя, — говорит Ким. Как будто он говорит это в последний раз. Как будто он сказал это впервые. — Я тоже тебя люблю, — отвечает Хенджин взаимностью, поглаживая большими пальцами щеки своего парня. — Я люблю тебя, и твою улыбку, и твои пушистые волосы, и твои глаза, которые похожи на картины Моне. Красивые издалека, но такие простые вблизи. Но они мне все равно нравятся, сложные или нет. Сынмин на мгновение замолкает, задумавшись. Не знает, что сказать. На этот раз Хенджин целует его в губы, знает, что за этим последует, ему все равно, он не испытывает страха. Они оба хотят этого. Хван давно отправил сообщение Минхо. Он знает, что тот кому-то звонил. Почему бы и нет? Его друзья горячо любят их обоих. Хенджин и Сынмин целуются в поле, холодном и заснеженном, но им тепло вместе. Вечный огонь в безднах ада. Они нажимают на курок одновременно.