Нетронутая дьяволица 2

Жизнь слишком коротка, чтобы думать о желаниях других в страхе потерять их благосклонность.

      Выходные не задались. Мало того, что Асмодей снова предпочёл мне и пинте пива компанию очередной блондинки, коих у него за последние полгода было больше, чем я мог бы сосчитать на пальцах, так ещё и канцлер Кроули позвонил в самый неподходящий момент.       Субботним вечером я сидел в баре в компании Астарота и Кристофера — не лучшее, конечно, что могло быть, но, впрочем, терпимо. Конечно, я мог отправиться туда один — одиночество никогда не пугало меня, напротив, в большинстве случаев я добровольно выбираю его, — но настрой был иным. И, если бы Асмодей не решил испортить всё в последний момент, мне бы не пришлось довольствоваться близнецами.       — С кем Асмодей на этот раз? — развязно спросил Кристофер и попросил бармена повторить порцию алкоголя, хотя и без неё уже был изрядно пьян.       — Ещё бы меня это волновало, — съязвил я, допивая горькое пиво, и на языке остался приятный солодковый привкус.       Мне пить, в отличие от братьев, больше не хотелось, а потому я отставил пинту в сторону и отдал внимание светящемуся экрану своего телефона. Многочисленные трещины невольно стали напоминанием о последней встрече с отцом, и я пару раз мотнул головой, силясь избавиться от непрошенных отголосков недалёкого прошлого.       Я удивлённо выгнул бровь, когда открытая мной вкладка сменилась уведомлением о звонке от канцлера, и кое-как подавил в себе порыв нажать на красную кнопку вместо зелёной. Звонить мне вечером выходного дня — верх наглости, и я ответил на вызов именно с целью высказать всё своё недовольство.       Мне плевать, что он старше, плевать, что по нормам морали к нему нужно относиться с уважением. Этот человек занял свою должность самым нечестным образом, заплатил за неё и даже не скрывает этого. А теперь измывается над невинными профессорами, каждый день угрожая им увольнением. Так почему я должен уважать его?       — Как невежливо — звонить мне в мой официальный выходной день, — начал я вместо приветствия.       — Оставь свои пререкания для кого-то другого, — один лишь его голос на конце провода заставил меня раздражённо закатить глаза, так что, наверное, даже хорошо, что он именно позвонил. Хотя я бы предпочёл и вовсе избавиться от его компании. — Я по делу.       — Кто бы сомневался, — я не раздумывал быть с ним вежливым ни на секунду, и мой недовольный тон стал причиной для немых вопросов в глазах близнецов.       — Не дерзи, — сквозь зубы произнёс он, но звучало это, скорее, смешно, чем угрожающе. — Ты знаешь, что наш университет каждый год проводит осенний бал для студентов. Украшения, еда, напитки, развлечения — всё на студенческом совете. Но в этом году у них проблема с финансами, — Кроули говорил так чётко, быстро и уверенно, что у меня невольно появилась мысль о том, будто он читал уже готовый текст. — Твой отец, как спонсор, мог бы неплохо помочь нам дополнительным выделением средств, и я подумал, раз уж ты его сын…       Я не дал ему договорить. Как у этого старикашки вообще хватило смелости попросить меня о подобном?       — Нет, — резко отрезал я со скривлёнными от его наглости губами. — Я не буду помогать вам выпрашивать у Сатаны денег.       — Пойми, без финансовых вложений нам не удастся провести бал в этом году, — сказал он так, словно на кону стоял закрытый аукцион.       «Он бы заплакал, если бы узнал, как же мне поебать», — подумал я и уже было рассмеялся в трубку собственным мыслям, когда Кроули в очередной раз пробил дно своим заявлением.       — Помочь нам в твоих же интересах, — чересчур самоуверенно заявил он. — Ты же не хотел бы лишиться стипендии, верно?       От его слов зубы непроизвольно сжались с такой силой, что, казалось, вот-вот раскрошатся. Я прижал пальцы к перегородке носа и прикрыл глаза с пониманием, что у него всё же есть рычаги давления на меня.       Умно, Кроули. И неожиданно. Я думал, он станет угрожать отцом, но дед оказался проворнее. Конечно, ни для кого не секрет, насколько для меня была важна эта стипендия.       Необходимость избавиться от финансовой зависимости от Сатаны оказалась даже сильнее, чем моя дружба с Мими. Знаю, она ненавидит меня так же, как и понимает, но одновременно с этим и представить себе не может, что я испытываю по сей день после того, как вынужденно отдалился. Пусть думает, что я бесчувственный, раз сумел так поступить. Глупышка полагала, что мне не всё равно на навязчивую Ости, и что она стала истинной причиной того, почему мы больше не общаемся. Я не мог позволить Мими продолжить измываться над собой мыслями о том, что Ости могла заменить её, а потому принял решение, пусть и на пьяную голову, рассказать ей правду.       — Не нужно меня шантажировать, — произнёс я с такой интонацией, что Астарот и Кристофер стали перешёптываться, пытаясь понять, что происходит.       — Ну что ты, я просто предупреждаю, — я более чем уверен, что в тот момент на его тонких губах растянулась насмешливая улыбка от удовольствия власти надо мной. — Значит, договорились?       — Радуйся своим положением, пока можешь, Кроули. Тебе всё вернётся.       Удерживая телефон между плечом и ухом, я вынул из кармана джинсов белую пачку сигарет и махнул рукой на близнецов. Астарот без лишних слов протянул мне зажигалку, и закурив, я сделал глубокую затяжку.       — И да, одна второкурсница вызвалась быть организатором бала, — добавил он, видимо, желая добить меня. — И было бы неплохо, если бы ты взял её с собой — финансами будет распоряжаться она.       «Этого мне ещё не хватало, — подумал я, выдыхая сигаретный дым изо рта. — Она вызвалась быть организатором, а я должен помогать, как чудесно!»       Однако дальнейшие слова Кроули заинтересовали меня и заставили усмехнуться от приятной неожиданности, на какое-то время даже забыв о пункте назначения.       — Вы уже завтра должны встретиться с Викторией Уокер, чтобы она успела купить всё необходимое. О встрече договоритесь сами, номер её я тебе отправлю смс-кой, — произнесённое имя сумело разогреть во мне интерес, да такой, что теперь встреча с отцом казалась не такой уж и ужасной перспективой.       Непризнанная даже не подозревает о том, как сильно удивляет меня с самой первой нашей встречи. Большинство студенток знает о том, кто мой отец, но даже не догадывается, каким, на самом деле, монстром является. А потому они думают, если будут потакать каждому моему желанию и стелиться передо мной, быть может, им что-то да перепадёт. Только вот если Ости грезит о моём внимании и уважении, то основная масса желает денег и не включает мозги даже на секунду, ведь иначе хоть одна из них да поняла бы, что от Сатаны мне не досталось ни цента.       Для меня все из них пустышки — не больше. У Вики же есть внутренний стержень, который никогда не позволит подстраиваться под кого-то даже для собственной выгоды. Она рассудительна и видит во мне в людях больше, чем просто красивую оболочку. Стоит ли говорить о том, как сильно мне нравится её желание узнать меня настоящего?       И я, конечно, сопротивляюсь. По крайней мере, пока есть силы на это. И мне приходится выводить её на эмоции каждый раз, чтобы хотя бы немного чувствовать себя победителем, жаль только, что она воспринимает всё совершенно иначе. Всё же Непризнанная не так хороша в психологии, как пытается это показать, и не может прочитать меня насквозь, но от этого менее интересной не становится.       Но окончательно успокоить моё раздражение и возмущение после требований Кроули факт того, что мне составит компанию Непризнанная, не смог. Так что уже в обед воскресенья я прихожу на ринг — единственное место, способное успокоить почти что любые мои эмоции, будь то злость, как сейчас, или, например, банальная грусть. Каждый справляется с чувствами по-своему, я же предпочитаю закрывать их в себе, а после — вымещать на ринге. Спасибо, Сатана, за запрет на слёзы в моём детстве.       Ринг находится в комплексе, дорога до которого занимает около десяти минут пешком — идеальное время, чтобы побыть наедине с собой и очередной сигаретой. Я выкидываю окурок в мусорный бак, не забыв перед этим стряхнуть пепел, и прохожу внутрь. Охранник лишь кивает и беспрекословно пропускает меня как постоянного посетителя.       Я прохожу по коридорам с единственным намерением: выпустить пар на любом, кто окажется на площадке, и мысленно уже надеваю перчатки, когда вдруг сталкиваюсь с Дино, светлая аура которого так и манит очернить её.       — Эй, Ангелок, — окликаю я его, не давая возможности пройти мимо меня, и замечаю, как он разворачивается на пятках. — Ты потерялся?       Его глаза готовы убить меня каждый раз, когда мы видимся. Давай, святоша, покажи своё истинное лицо, уж я-то знаю, что ты не такой непорочный.       Честно признать, в отличие от Дино, так яростно реагирующего на любое моё слово, я не воспринимаю всерьёз ни одну нашу ссору. И оттого лишь веселее: наблюдать за тем, как выводишь кого-то из себя одним лишь своим присутствием, оказывается, очень смешно.       — Что, хорошее настроение? — спрашивает он со сложенными в карманах руками и выглядит чересчур спокойным.       — Наоборот, — на моих губах расплывается предвкушающая ухмылка. Учебный год начался слишком скучно, пора бы исправить это. — Мне вот интересно, а как бы отреагировала твоя прелестная Лилу, если бы на секунду сняла свои розовые очки и увидела, как ты раздеваешь глазами Мими?       О да, Дино, сжимай челюсти и кулаки, ещё больше доказывая мою правоту. Он идиот, если думал, что я не замечу этого. Я всё замечаю.       Я вызывающе выгибаю бровь в ожидании ответа. Да мне даже стараться не надо, чтобы разозлить его! Знаю, конечно, это не моё дело, но, если оно касается кого-то важного для меня, мне автоматически становится не всё равно. А Мими, несмотря ни на что, всё так же остаётся для меня лучшей подругой, пусть мы больше и не общаемся. И, раз уж Дино показывает себя невинной овечкой, то должен соответствовать, но на протяжении вот уже пяти месяцев я вижу, что он ведёт себя как подросток в пубертате. Какой смысл встречаться с одной, если неравнодушен к другой?       — Тебя это не касается, ясно? Навёл бы порядок в своей жизни, прежде чем лезть в чужие, — он делает шаг навстречу ко мне, вероятно, пытаясь напугать, но у меня это вызывает лишь смех.       — В моей всё в порядке, не беспокойся, — спокойно отвечаю я и вздираю подбородок, показывая собственное превосходство. — Знаешь, я бы не хотел в будущем попасть к такому психологу, как ты. Правильно говорят: оценки не показатель ума, иначе ты бы учился хуже Астарота.       — А я бы и не принял такого пациента, как ты, — Дино выдыхает и смотрит прямо мне в глаза. Он мог бы быть хорошим соперником, если бы не прятал свои потаённые желания за огромным нимбом.       — Ты глубоко ранил меня, — тихо говорю я, усмехнувшись. — Такой скучный, посмеялся бы хоть раз.       — Посмеюсь, когда ты поймёшь, что зло скрыто в тебе, а не во мне, Люцифер, — он поправляет ворот своей белой рубашки и расстёгивает одну из пуговиц так, словно готов вот-вот применить в действие кулаки. Спешу его расстроить: сегодня такой чести он удостоен не будет, ринг всё ещё ждёт меня, а менять планы не в моём характере.       — Моё не скрыто. И у меня достаточно силы обосновать каждое своё действие. А что насчёт тебя? — я тоже делаю уверенный шаг вперёд, выпрямив плечи. Святоша отступает назад, будто без слов принимая поражение. Ещё бы.       Я знаю, что он намекает на Мими и Ости, но объясняться перед Дино не собираюсь. Да и ни перед кем не собираюсь. Он нахально толкает меня плечом и уходит, по всему видимому, на шахматы. Правильно, пусть чувствует себя умным хоть где-то, раз в жизни это не выходит.       Довольный тем, что показал Дино свою осведомлённость о происходящем в его личной жизни, я направляюсь прямиком на ринг. Благо, по пути больше никого не встречаю, так что спокойно прохожу внутрь и встречаюсь с тренером, Эрагоном. Он говорит, что напарник уже ждёт меня, и наказывает надеть перчатки, что я и делаю.       Выхожу на площадку без футболки, в одних спортивных шортах и боксёрских перчатках, и каково же моё удивление, когда я понимаю, что сегодняшний мой напарник — Асмодей. Это точно поднимает мне настроение, теперь я не буду переживать о том, чтобы сдерживаться. Во время наших боёв мы оба выкладываемся на максимум. «Всё, что происходит на ринге, остаётся на ринге», — негласное правило, устоявшееся между нами ещё с первого курса.       Я иду к Асмодею с широкой улыбкой и распахнутыми руками, словно зазывающими в объятия, и он ведётся на это. Однако его радушное выражение лица вмиг сменяется негодующим, когда я охватываю сзади за плечо и с силой прижимаю друга к себе, в следующую секунду опрокидывая его на пол.       — Ты чё, блять, творишь? — кричит он, игнорируя присутствие тренера в зале, и пытается встать на ноги. К слову, у него это получается.       — А нехер было опять рушить мои планы! — отвечаю я и, воспользовавшись возникшей заминкой, наношу Асмодею первый удар в бок.       Он кривится от внезапной боли, но я не намерен останавливаться. Осознание того, что происходящее на боях никак не влияет на наше общение, полностью срывает мне крышу, и я каждый раз словно слетаю с катушек, позволяя себе всё то, чего не позволяю с другими. Впрочем, в этом плане у нас всё взаимно, так что тренер ставит нас в пару настолько редко, насколько это возможно.       Пытаюсь нанести очередной удар, но Асмодей к этому времени уже успевает прийти в себя и с лёгкостью уворачивается от каждого моего действия. Более того, он начинает размахивать кулаками в ответ, и это только раззадоривает меня.       Асмодей бьёт меня в плечо, но я не обращаю внимания на резкую боль. Да уж, сил он явно не жалеет.       — Так я и поверил, что ты взбесился только из-за этого! — дыхание Астарота утрудняется с каждой секундой, он явно не был готов к моим нападениям. — Рассказывай, что случилось, — его навязчивое желание исповедовать меня смешит, и я попадаю ему кулаком в скулу. Должно быть, останется синяк, но ни Асмодею, ни мне не привыкать.       — Кроули, — говорю я, потому что не сомневаюсь: от него ничего не скрыть. Впрочем, я и не собирался. — Позвонил и угрозами заставил ехать к отцу.       Я вновь уклоняюсь от очередного удара, но на мгновение теряю бдительность, и Асмодей, не раздумывая, пользуется этой заминкой — трижды бьёт мне по рёбрам. Но сейчас меня злит не столько моё приближающееся поражение, сколько нахально улыбающийся образ Кроули в голове.       «Да кто он такой, чтобы шантажировать мной?»       Ярость захлёстывает с головой, и я вовсе перестаю контролировать себя. Асмодей принимает удары в грудь, рёбра, плечи, словно он — груша для битья, и тратит все свои силы на отчаянные попытки отбиться вместо того, чтобы защищаться. Он лишь изредка отражает мою атаку, незначительно ударяя в нижние челюсти. Асмодей бьёт в лицо не слабо, но терпимо, пытаясь привести меня в чувства. Он знает, какой ужасной для меня может быть встреча с Сатаной, а потому не останавливает бой, давая мне возможность выплеснуть все эмоции.       Вместо него это делает Эрагон, когда я наношу заключительный удар в нос Асмодея, из которого сиюминутно начинает течь кровь.       — Парни, стоп! — тренер взбирается на ринг и становится между нами, вынуждая разойтись в разные углы площадки. — Это просто тренировка, Люцифер, что с тобой?       Я сажусь на пол, с шумным и тяжёлым дыханием взъерошивая влажные волосы, и пытаюсь прийти в себя. Бокс, кажется, помог мне — по крайней мере, я больше не хочу убить полмира.       Асмодей подходит ко мне и садится рядом, тыльной частью ладони вытирая кровь с носа, и мы пожимаем друг другу руки. Его пепельные волосы, с которых почти что стекает пот, падают ему на лицо, дыхание сбивчивое, а веки узких карих глаз прикрыты, из-за чего я понимаю, что совсем вымотал его. Он не винит меня, а просто молча понимает, и я искренне благодарен за это, хоть и вряд ли признаюсь об этом вслух.       — А теперь подробнее про Кроули, — говорит он после того, как мы оба успокаиваемся. — На кой ему твоя встреча с отцом?       — Дед шантажировал меня стипендией, — я жадно делаю глоток воды из пластиковой бутылки и передаю её другу. — Сказал, я должен помочь ВУЗу и договориться с отцом насчёт финансов, иначе лишусь её.       Моё лицо полностью оказывается в воде — Асмодей невовремя решает выпить её и от удивления выплёвывает всё в меня. Да уж, он никогда не был скуп на эмоции.       — Чего? Он головой ударился? — кричит он так громко, что в помещении даже образовывается эхо. — Ты должен с этим что-то сделать!       Иронично усмехаюсь его словам. Будем объективны: как бы мне ни хотелось, в этой ситуации я бессилен. А потому мне и приходится соглашаться на то, чего я делать абсолютно не хочу. Стыдно признавать, но у Кроули, пусть и такими грязными методами, есть рычаги давления. Так что всё, что мне остаётся конкретно в данный момент, — строить недовольные выражения лица и откровенно грубить ему.       — Давай с тобой поеду? — Асмодей проводит ладонью по влажным волосам и серьёзно смотрит на меня. — Так хоть не скучно будет.       Я хлопаю друга по плечу в знак благодарности. Всё же, несмотря ни на что, Асмодей мой лучший друг. И, хоть он любит часто менять планы за секунду, — проще говоря, кидать меня ради девушек — я знаю, что в трудной ситуации он всегда будет поддерживать. Даже если окажется на другом континенте. Даже если мы поссоримся и покроем друг друга отборным матом, пообещав больше не приближаться друг к другу.       — Порядок, — отвечаю я и разминаю костяшки пальцев. — Кроули отправил со мной Непризнанную.       В глазах Асмодея загорается искра интереса, и он подсаживается ближе ко мне с хитрым прищуром.       — Непризнанную? — заговорщически переспрашивает он. — Это моя одногруппница, которая жаждет узнать, что в твоей голове?       Я утвердительно киваю. Конечно, Асмодей в курсе всего и удивлён, что я заинтересованно рассказываю о какой-то девушке — он привык, что обычно я предпочитаю упомянуть о ком-то лишь вскользь, показать, что мне никто не интересен, и женские имена не повторяются в наших диалогах дважды.       — Так-так-так, — он потирает ладони друг о друга и бросает на меня такой воодушевлённый взгляд, словно я собираюсь вот-вот поведать ему о тайнах мироздания. — Она уже знает, что поедет с тобой? Как отреагировала? Вы же не только к Сатане поедете, да?       — Притормози, — я поднимаюсь на ноги и вынимаю из кармана спортивных шорт телефон, который начинаю крутить в руках. — Уокер ещё ничего не знает, и поедем мы исключительно по делам.       — Фу, какой скучный, — Асмодей показательно закатывает глаза и тоже встаёт на ноги. — А знаешь, кстати, мне было бы интересно познакомиться с первой, кто смог поселиться в твоих мыслях, — совсем не в тему добавляет он, надевая на потное тело белую футболку.       Пока он разражается тирадой о том, что я мог бы делать куда больше, чем просто говорить ему о Непризнанной и нарочно выводить её на эмоции с целью узнать, что она обо мне думает, я открываю диалог с Кроули на телефоне и вижу десять заветных цифр.       Я ненавижу старика, но за это готов даже пожать ему руку. Но лишь единожды.       Палец сам тянется к полученному номеру, зажимает сообщение с ним и выбирает кнопку «копировать». Я не обращаю внимания на Асмодея, игнорирую его присутствие и сохраняю новый контакт. В моём телефоне она тоже будет «Непризнанной», и никак иначе.       Невольно заглядываюсь на фото в её профиле. Оно не одно, но то, что Уокер определила главным, привлекает моё внимание больше всего. На нём она стоит лицом к камере с чуть прикрытыми глазами и смеётся так легко, свободно и искренне, что я понимаю: это не специально снятый кадр. Нельзя так подделать искренние эмоции, чтобы на фотографии это выглядело не наигранно. И даже красочный закат и бушующее море позади Вики не приковывают мой взгляд так же сильно, как её настроение на снимке.       Настоящая. Живая.       Так удивительно и необычно видеть, как Вики радостно смеётся — ещё ни одна наша встреча не прошла без того, чтобы она закатила глаза, скривила губы или нагрубила мне. Да, она разозлила меня, когда мы увиделись в первый раз, и я ответил ей тем же. Но я и подумать не мог, что это превратится в ежедневное подначивание друг друга.       Нравится ли мне личность Непризнанной или то, как она отчаянно пытается разобраться во мне? А может, все мои мысли об Уокер вмиг испарятся, когда она добьётся своего? Тогда стоит ли мне позволить ей добраться до моей души как можно скорее, чтобы всё не зашло слишком далеко? Может быть, мой интерес держится исключительно на том, что мной кто-то впервые увлёкся искренне, без какой-либо другой цели?       «Чёртова Непризнанная, поселилась в моей голове, — думаю я и начинаю набирать текст на экране. — Теперь и ты немножко подумаешь обо мне».

я знаю, ты жаждешь встречи со мной.

приходи к трём во двор общежития.

      Асмодей заглядывает в мой телефон и начинает смеяться так оглушительно, что, кажется, однажды в его компании я оглохну. Впрочем, я тоже посмеиваюсь от собственного сообщения и с ухмылкой наблюдаю за тем, как быстро Вики заходит в сеть и то печатает сообщение, то останавливается.       — Уверен, ты настолько сбил её с толку, что они с Мими вдвоём пытаются понять, кто ты, — Асмодей чуть успокаивается и становится рядом со мной, чтобы видеть ответ.       И через несколько секунд мы оба слышим уведомление.       непризнанная       что за бред? кто это?       Конечно, она не узнала меня. В профиле нет ни одного фото — я предпочитаю общение в реальной жизни и мессенджерами практически не пользуюсь, а вместо имени — смайлик клубники. От представленного негодующего выражения лица Уокер в моей голове я лишь больше веселюсь и сразу же печатаю ответное сообщение.

приходи и узнаешь.

      непризнанная       а если не приду?       — Вообще, разумно. Она же не знает, что это ты, — соглашается с ней Асмодей, а я нервно стучу пальцами по экрану. Да, разумно, но теперь я не знаю, что ей ответить.       непризнанная       замолчал, как жаль       мальчик не привык к отказам? :)       Какая же нетерпеливая. Что ж, зато теперь-то я точно понимаю, что Уокер не притворяется и ведёт себя так не только со мной — такой, видимо, у неё характер, и это только больше подкупает.

      непризнанная, ты, оказывается, так со всеми общаешься, а не только со мной?

      — Так быстро сдался, — Асмодей отмахивается от меня и начинает скучающе собирать вещи, приложив к носу вату. Кровь пусть и остановилась, но это не помешает.       Вики читает сообщение сразу же и, наверное, с минуту ничего не печатает, и я уже почти что выключаю телефон, как уведомление вновь приходит:       непризнанная       люцифер? откуда у тебя мой номер?

кроули дал. он сказал, что ты вызвалась быть организатором бала, и сказал, что поехать мы должны будем вместе.

так что мои слова о встрече были не шуткой, я буду ждать тебя в три.

      непризнанная       какого хрена, кроули…       ладно, хорошо       Она соглашается удивительно быстро, так что мне приходится проморгаться и несколько раз перечитать написанное, чтобы удостовериться в действительности происходящего. Проходит несколько секунд прежде, чем я понимаю, что времени до встречи не так много. Точнее говоря, его остаётся только на то, чтобы дойти до общежития и зайти за Непризнанной, так что я прощаюсь с Асмодеем крепкими рукопожатиями, и он многозначительно играет бровями, на что мне остаётся лишь показательно закатить глаза.       Я покидаю комплекс в более спокойном настроении, так что по дороге обратно у меня уже нет желания убить кого-то. Только вот Ости, внезапно появившаяся на моём пути, так наигранно делает вид, что не замечает меня, что хочется громко рассмеяться ей в лицо, но я обхожусь лишь усмешкой.       — Люци? — нарочито удивлённо спрашивает она. — Привет.       Ости смущённо заправляет прядь волос себе за ухо, не смотря на меня, — между нами расстояние не больше полуметра, но ощущение, что не меньше нескольких километров. И если ей определённо грустно от этого, то мне же абсолютно наплевать.

***

      В тот день я шёл по общежитию, направляясь в свою комнату, чтобы подготовиться к первой учебной неделе, но моему одиночеству не было суждено длиться долго — вероятнее всего, не без желания самой Ости мы столкнулись с ней в коридоре. Я не говорил ей, что уже приехал, но слухи в университете распространяются со скоростью света, а потому немудрено, что она всё знала.       — Как каникулы прошли? — ненавязчиво спросила она, одетая в брючный латексный костюм, — она всегда умела подчёркивать все достоинства собственной фигуры, жаль только, что, несмотря на это, не блещет любовью к себе. Но я вести светскую беседу не собирался.       — Чего тебе? — я понимал, что наше, по моему мнению, временное общение, слишком затянулось, а она — нет. Так что я наглядно демонстрировал свою незаинтересованность.       — Я хотела поговорить… — прокашлялась она, принимая такую высокую ноту собственного голоса, что я непонимающе вскинул бровь. — Насчёт нас.       Подобные диалоги изрядно выматывали. Я никогда не видел смысла говорить о том, чего нет.       Я раздражённо выдохнул и медленно помассировал виски указательными пальцами.       — Хватит, — процедил я сквозь зубы. — Никаких нас нет и не было никогда. Мы просто трахались, и ты была более чем согласна на это. Зря ты переступила грань. Теперь нас вообще ничего не связывает, — я нарочно выделил эти слова интонацией, чтобы точно донести свою позицию.       — Я же не могу контролировать свои чувства, — произнесла она так жалобно, словно это могло пробудить неравнодушие и во мне.       — А действия — можешь.       Ости замолчала. На мгновение я подумал, что до неё дошёл смысл моих слов и она поняла, что нельзя так унижаться, особенно когда и без меня пользуется вниманием не одного парня, но мои мысли, к сожалению, не оправдались.       — Люци, ты уверен? — робко спросила Ости. Она навязчиво попыталась коснуться моей руки, но я только скривил губы.       — Да, сколько раз повторять? — холодно ответил я и показательно отстранился от неё, убирая её руку со своего запястья. — Ости, мы это уже обсуждали. Я больше не хочу затрагивать эту тему. Всё.       Я обернулся на пятках и спешным шагом удалился, даже не взглянув напоследок на Ости, готовую вот-вот расплакаться. Я не давал ей обещаний или ложных надежд, так почему должен заботиться о её чувствах?

***

      — Ты с бокса идёшь? — спрашивает Ости, и я утвердительно киваю. — Понятно, а я вот только с торгового центра.       — Мне не интересно, — совершенно искренне отвечаю я без понимания того, чего она от меня хочет. Я разве не всё объяснил? — Ости, опять за старое?       — Ну, раз ты разрешил проводить с тобой время, я же могу просто узнавать, как твои дела? — с надеждой в голосе спрашивает Ости, на что я издаю громкий вздох.       — Проводить время со мной и в моей компании — разные вещи, — поправляю её я.       Не знаю, что ещё нужно сделать, чтобы донести до неё одну простую вещь. Насильно мил не будешь, незачем стелиться перед человеком, которому на тебя всё равно. А Ости, как и её тупая подружка Ада — по-другому не скажешь: как, блять, можно изменить любимому человеку, а потом бегать за ним и молить о прощении? — продолжает носить розовые очки и надеяться на что-то. Девочка слишком заигралась, пора бы ей найти себя и перестать заполнять пустоту в жизни бессмысленной «любовью».       — Что я делаю не так? — она игнорирует мои слова и задаёт свой вопрос. — Вы знакомы с Уокер всего неделю, но ты уже провёл с ней больше времени, чем со мной за последние полгода. Чем она лучше меня?       О, нет, Непризнанную сюда приплетать точно не нужно.       «Всем, Ости, — так и хочется ответить ей прямо в лицо. — Она лучше тебя всем, — говорю я, прежде всего, себе».       Я не озвучиваю свои мысли вслух: не смогу в очередной раз слушать её дрожащий голос и видеть заплаканные глаза. И нет, не потому, что мне её жаль, а потому, что эта история поднадоедает.       Даже грустно, что Мими думала, будто я бросил её ради Ости. Какая глупость. С Ости я стал проводить время лишь потому, что с ней было легко: поначалу она не требовала внимания, а я не считал нужным давать ей многого — мы просто держали друг друга рядом на тот случай, когда кому-то из нас захочется развлечься. И всё было по взаимному согласию до определённых пор, пока Ости не поняла, что влюбилась.       Я оборвал всё сразу же — не хотел обременять её чувствами ни себя, ни её. По мне так находиться к предмету воздыхания так близко физически, но одновременно так далеко ментально — невыносимо, так что прекращение общения, наверное, самый оптимальный вариант.       И только её надоедливая настойчивость стала причиной, по которой я не отпускаю Ости, но и не подпускаю к себе. Она липнет ко мне, как бы старательно я ни пытался прервать общение, так что попытки эти уже давно стали бесполезными. Игнорировать, кстати, я тоже пробовал. В конечном итоге я пришёл к выводу, что оттого, что я позволю ей проводить в моей компании какое-то время, никто не пострадает, но, видимо, это было лишним — очередная надежда затмила ей глаза белой пеленой.       — Ости, хватит за мной бегать, — бросаю я, хоть и знаю, что прохожусь своими словами как раскалённым ножом по её сердцу. — Я позволил тебе быть рядом какое-то время, но теперь оно закончилось. Мне всё равно, что ты там чувствуешь, просто перестань переступать грань.       — Это из-за неё, да? — в глазах Ости появляются слёзы, я уже знаю, что сейчас начнётся, так что не перебиваю её. Пусть выговорится, может быть, полегчает. — Всё из-за Непризнанной? Скажи, Люцифер, я ведь права? Ты не стал бы так часто водиться с ней, если бы тебе было на неё плевать так же, как и на меня!       Ости начинает плакать, громко и навзрыд, но я не буду её успокаивать. Её чувства — не моя зона ответственности, особенно учитывая, что я сразу обо всём предупреждал. Вместо того, чтобы отдалиться от меня, избавиться от чувств или сосредоточиться на себе, Ости во вред себе делает только хуже, всё время бегая за мной.       — Даже если это и так, — негромко произношу я так, что меня практически не слышно из-за её рыданий, — тебя это касаться не должно.       Я нарочно ускоряю шаг и удаляюсь от Ости, оставляя её один на один со своими эмоциями. Меня ждёт Непризнанная, и тратить время на то, чтобы успокоить кого-то, я не собираюсь.       Громкие обсуждения Мими и Вики чего-то слышны ещё у лифта, и я невольно усмехаюсь этому, когда подхожу к их комнате и стучу в дверь. Видимо, они слишком заняты своими делами, потому что мне никто не открывает, так что я захожу внутрь сам.       Встречаюсь с возмущёнными взглядами Непризнанной и её подруги и в своё оправдание говорю, что стучался к ним.       — Надо было ждать или стучать громче! — недовольно ворчит Уокер, а Мими лишь поддакивает.       Но я не обращаю внимания на их раздражение: внешний вид Непризнанной интересует меня куда больше. На ней надеты чёрные кожаные шорты с туго затянутым ремнём и того же цвета лонгслив, что в совокупности подчёркивает её тонкую талию. Ноги, на которые Уокер натягивает ботфорты, визуально удлиняются за счёт удачно подобранной обуви, и на фоне её невысокого роста это выглядит выигрышно.       — Непризнанная, ты что, на показ мод собралась? — спрашиваю я, указывая на её ярко накрашенные бордовой помадой губы и проведённые из уголков глаз стрелки. — Мы вроде как идём просить денег у моего отца, а не соблазнять его.       — Тебя забыла спросить, — она не оценивает мою шутку, встаёт с табурета, на котором надевала на себя сапоги, и смотрится в зеркало, поправляя цепочку на шее, которая только дополняет хорошо подобранный образ.       Не понимаю, почему Вики грубит мне. Может, я не мастер комплиментов, но её внешний вид более чем завораживает — я не могу отвести взгляд даже тогда, когда она надевает поверх одежды чёрный кожаный плащ длиной чуть выше колена.       Мими лежит на кровати и лишь кивает в знак приветствия. Её мысли далеки от нас, это я понимаю по тому, что их с Вики разговоры вмиг останавливаются, стоит мне появиться на пороге. Ей действительно так тяжело находиться рядом со мной?       — Я готова, — ставит меня в известность Непризнанная и нарочно красуется своим нарядом, выставляя одно бедро вперёд. И я, конечно, не стыжусь разглядывать её. — Мими, мы пошли. Тебе что-нибудь нужно в торговом центре? — заботливо спрашивает она, стоя уже в дверном проёме.       — Умение относиться ко всему с такой же лёгкостью, что и ты, — смеётся Мими, и я прокашливаюсь, напоминая, что пора идти.       На самом деле, мне просто не хочется смотреть на то, как она расстраивается. Если в случае с Ости это раздражает, то в случае с Мими я понимаю, что действительно виноват в том, что она чувствует. И, пусть ей, вроде как, стало чуточку лучше после моего признания, я знаю, что это, в любом случае, не сможет окончательно исцелить её состояние — Мими всегда была очень сентиментальной и эмпатичной, а потому ни одно событие не проходит мимо её сердца.       Мы с Непризнанной выходим на улицу и садимся на скамейку у входа в общежитие, где я достаю из кармана телефон, на котором так и остался открытым наш с ней диалог в мессенджере, и закрываю ненужные приложения, после чего вызываю такси.       — И долго вы будете бегать друг от друга? — спрашивает Вики, положив ногу на ногу, на что я вопросительно выгибаю бровь, не понимая, что она имеет в виду. — Боже, — она закатывает глаза так, будто я ясновидящий и должен был прочитать её мысли. — Мими никогда не подойдёт к тебе первой, ты же знаешь, — Непризнанная говорит это так прямо, что я на секунду сбиваюсь с толку. После множества людей, начинающих непростые темы издалека, это очень непривычно и заставляет даже растеряться. — Не делай вид, что не замечаешь её желания всё вернуть! Да и сам хочешь, вижу же. Ты даже общаться с ней перестал ради её же блага.       Медленно, но верно Вики подбирается к своей цели. Она говорит об этом так спокойно и буднично, словно мы обсуждаем сегодняшний завтрак, а не мои мысли, которые я так старательно и, как мне казалось, умело прятал в себе весь последний год.       Не знаю, может, я просто придумал своё умение хорошо скрывать всё внутри себя, а на самом деле моя душа лежит на поверхности — так, что замечает каждый прохожий, но, по крайней мере, ни один из этих прохожих ещё ни разу даже не намекнул, что что-то знает. Чего уж говорить о прямолинейном диалоге.       — Очевидно, она примет тебя с распростёртыми объятиями, забудет обо всех обидах, стоит тебе только начать разговор, — Непризнанная слишком уверена в своих словах, хоть я и знаю, что она права. — Знаешь, Мими всегда переводит тему, стоит мне просто упомянуть твоё имя. Она не особо рада тому, что мы общаемся, но я не знаю почему. Я пока не разобралась — мы с Мими не говорим об этом, она молчит, прикусив язык, но, надеюсь, когда-то мне удастся узнать.       Усмехаюсь её словам: это вполне в характере Мими — замалчивать обиды, не говорить о том, что что-то расстраивает. Не сказать, конечно, что мне нравится её подход. В школьные годы у нас не раз были разногласия по этому поводу, когда она молчала, не говорила о своих чувствах, и мне приходилось лишь догадываться, что на этот раз пошло не так. А потом, спустя время, Мими лишь в шутку признавалась, что именно её задело. Но я не провидец, чтобы читать мысли. Почему нельзя просто сказать напрямую?       И, кто знает, когда бы Мими показала мне свои эмоции, если бы не её хмельное состояние в тот день.       — Ты разберёшься в этом только со временем, — говорю я, борясь с желанием вынуть пачку сигарет из кармана бежевого пальто. Не буду делать этого в присутствии Вики — мне хватило того, что в прошлый раз она чуть было не задохнулась от приступа кашля. — Мими сама всё объяснит, но только тогда, когда ей станет уже всё равно.       — Что? Почему? — спрашивает она так искренне, словно никогда не сталкивалась с подобным. Неумение разговаривать — на самом деле, распространённая проблема в нашем мире.       — Уж на это я тебе точно не отвечу, — ухмыляюсь я, смотря на подъезжающее такси. — Наверное, ей так легче.       Мы встаём со скамьи и направляемся в сторону прибывшего жёлтого авто. Я услужливо открываю дверь перед Уокер, пропуская её внутрь, а сам сажусь с противоположной стороны. Называю водителю адрес, и машина трогается с места.       — А как же Ади и Сэми? Или я? Она делилась с нами своими переживаниями и, кажется, делала это с абсолютно чистой душой, — всё не унимается Вики.       — Она рассказывала вам о переживаниях, связанных с вами или с кем-то другим? — спрашиваю я и даю ей какое-то время на размышления, когда сам устремляю свой взор в окно, где кампус постепенно сменяется шумным Нью-Йорком и яркими небоскрёбами.       — С кем-то другим, — задумчиво отвечает Вики, тоже уставившись в окно.       — Ну вот ты и ответила на свой вопрос.       Да уж, куда проще рассказывать о проблемах друзьям, чем тем, с кем это произошло. Странно, но я вам не судья, чтобы решать, что правильно, а что нет. В любом случае, если Мими совершает ошибки, она должна понять это сама, а дальше решать ей — оставить всё как есть или поменять ситуацию и своё поведение.       Какой бы хорошей подругой для меня ни была Мими, я никогда не забуду, каким деспотом оказывался в глазах её окружения только из-за того, что от неумения высказать всё напрямую она шла к друзьям. Я не могу винить её, но и понять тоже. Правильно всё-таки говорят, что никто из не идеален. Это и делает нас живыми.       — А расскажи про Дино, — Вики резко сменяет тему, видимо, не желая больше копаться в белье подруги. — Почему ты так его ненавидишь?       — Ненавижу? — удивлённо спрашиваю я и отвожу взгляд от дороги, встречаясь теперь с голубыми глазами Уокер. — Это Ангелок тебе так сказал?       — Ну, не то чтобы… Скорее, я сама сделала выводы, — говорит она, пожав плечами, но взор не отводит.       И мне определённо нравится, как уверенно она смотрит прямо мне в глаза, хлопая длинными ресницами.       — Я его не ненавижу, Непризнанная, — я начинаю заливисто смеяться от её доводов.       — Странно, мне показалось иначе. Да и, к тому же, Дино сказал, что между вами конкуренция, так что это было довольно логично, — Вики кладёт ногу на ногу и поправляет пепельные волосы назад. Её осанка ровна, что говорит о том, что она нисколько не смущается, задавая мне такие личные вопросы.       Пробирается прямо в голову. И я не могу противостоять этому. Кому угодно, но не ей. Она истинная дьяволица.       — Не знал, что Дино такой обиженка, — на моих губах расплывается ухмылка: я что, действительно задеваю его настолько? Прекрасная новость. — И каково же это — дружить с обиженкой? — спрашиваю я без злобы, скорее, с интересом.       Вики морщится и недовольно складывает руки на груди, но я не понимаю, из-за чего.       — Вот надо тебе всё испортить! — восклицает она, не обращая внимания на сидящего перед нами таксиста. По тому, как заинтересованно он время от времени поглядывает в зеркало заднего вида, нетрудно догадаться, что он подслушивает. — По крайней мере, после диалогов с ним мне не хочется его задушить.       — А меня, значит, хочется? — спрашиваю я с иронией — слова Вики меня не задевают, и я точно знаю, что у неё не было цели сделать это.       — Разве что иногда, — подмигивает она мне, довольно растянув улыбку. — Дино — нормальный парень.       — Думаешь, узнала всех за неделю лучше, чем я за всё время?       Я придвигаюсь ближе к Непризнанной, чтобы водитель не подслушивал — или я просто оправдываю своё действие таким образом? — и шепчу ей на ухо, заправив за него прядку её мягких волос.       — Дино не тот, кем хочет казаться, — говорю я ей словно предостережение. — Внутри каждого из нас есть тьма, и, если ты её не видишь, это не значит, что он святой.       — Если ты пытаешься объяснить свою грубость таким способом, то у тебя плохо получается, — Вики тоже переходит на шёпот, не убирая с лица своей выигрышной улыбки.       Мне, конечно, нравится, что она переводит тему в мою сторону, но сейчас мы говорим о другом.       — Я бы сделал это более умело, если бы хотел, — я продолжаю опалять бледную кожу Уокер своим дыханием и не без удовольствия отмечаю, как её былая уверенность медленно и почти незаметно подкашивается. — Может, я и груб по твоему мнению, но хотя бы не встречаюсь с одной девушкой, будучи влюблённым в другую.       Кажется, мне удалось поменять мнение Непризнанной — это понятно по её изумлённым глазам и приподнятым бровям. Что ж, это было куда проще, чем я думал.       — Дино что? — неверующе переспрашивает она. — Да ну, нет. Не верю, быть не может!       — Да ладно, — я возвращаюсь к обычному тону и немного отстраняюсь, всплеснув руками. — Не говори, что не замечала, как он смотрит на Мими.       — На Мими? — ещё громче изумляется Вики, вернув тем самым интерес водителя к нашей беседе. — Ну нет, Люцифер, ты ведь шутишь.       Она задумывается на минуту, видимо, прокручивая в голове все их встречи, и спустя время перестаёт реагировать на мои слова так критично.       Не знаю, что там у Святоши с этой Ангелицей, но в одном уверен точно: долго они не продержатся. Дино, конечно, поступает ужасно, но совесть у него есть и однажды просто сожрёт его изнутри, заставив признаться в своих чувствах обеим девушкам. А мне остаётся лишь наблюдать за этим со стороны и время от времени показывать, что скрывать у него, на самом-то деле, получается хреново.       — А Мими знает? — спрашивает Непризнанная, переварив всю информацию, и, кажется, смиряется с этим.       — Понятия не имею.       Мы подъезжаем к офису, который находится в таком же на вид небоскрёбе, как и сотни здесь, однако лишь один из них заставляет меня невольно поёжиться при одном взгляде на него. Это совершенно не свойственно мне, но во мне просыпается импульсивное желание назвать водителю другой адрес, взять с собой Непризнанную и уехать куда подальше, лишь бы не заходить внутрь ненавистного здания и защитить Уокер от тех ужасов, что здесь могут происходить. Но Кроули был слишком убедителен, чтобы вмиг менять решение, так что я расплачиваюсь за поездку и выхожу из машины, не забыв открыть дверь перед Вики.       Я останавливаюсь перед стеклянными дверьми, делая глубокий вдох.       Один разговор. Ради сохранения стипендии. Ничего не случится.       Но съедающее изнутри чувство тревоги не позволяет мне расслабиться. Когда была наша последняя встреча: год назад? Уже и не вспомню. Я думал, надеялся, что избавился от этого кошмара, но судьба, чёрт её подери, похоже, решила до конца жизни напоминать мне о том, какое отродье поспособствовало моему появлению на свет. Это ни хрена не смешно, и я гарантированно могу заявить, что у нас с Сатаной не будет хэппи-энда, который так часто пихают в сопливые романтические фильмы. Плевать, что советуют психологи. Плевать, что прощение порождает счастье. Этого не произойдёт ни сейчас, ни через десять лет, ни, мать вашу, в следующей жизни.       — Люцифер, — Непризнанная нарушает мои мысли мягким, тихим голосом, видимо, заметив моё напряжение в сжимающихся кулаках и челюстях. — А кто твой отец?       — Убогий подонок, — без секунды раздумий отвечаю я. Мне прекрасно известно, что весь периметр небоскрёба напичкан камерами видеонаблюдения, идеально записывающими как картинку, так и звук, но я не боюсь Сатаны. Уже. — И владелец сети крупных банков по всей Америке, если ты об этом, — дополняю я и кое-как нахожу в себе силы приблизиться к двери.       Без удивления отмечаю, что внутри с моего последнего визита сюда ничего не поменялось кроме пары сотрудников. Они никак не реагируют на моё появление, а вот те, с кем я уже знаком, начинают копошиться и набирать на своих телефонах один и тот же заученный номер.       Долбаные шестёрки.       Хотя, наверное, не за что их винить. Деньги-то солидные, кто не согласится здесь работать? О, разве что те, кто уважает себя и свою честь.       Охранник беспрекословно пропускает нас с Вики: я еле заметно касаюсь её спины, чтобы показать, что она со мной и избавиться от ненужных вопросов, а сама же Уокер не начинает читать нотации о нарушении личного пространства. Видимо, она понимает, в каком месте мы находимся, а потому ведёт себя покладисто. Всё-таки Непризнанная умеет вовремя включить мозг, в чём я, впрочем, не сомневался.       Молча поднимаемся на последний, шестьдесят шестой этаж, — очень символично — и я указываю взглядом на кожаный диван в коридоре.       — Подождёшь меня здесь, — приказным тоном говорю я. — Я постараюсь быстро всё решить, потом съездим в торговый центр.       — Нет, — отрезает она так уверенно, что я даже теряюсь. — Я пойду с тобой.       В глазах Вики нет ни страха, ни тревоги, и, похоже, она всё-таки не до конца осознаёт, куда мы пришли. А если осознаёт, то она либо бессмертная, либо безмозглая.       Уокер слишком остра на язык, чтобы позволить ей идти к Сатане. Он готов убить собственного сына просто за существование, так что же сделает с незнакомой студенткой, если она скажет что-то не то? А Непризнанная скажет, в этом сомнений нет.       Уничтожит. Растопчет. Сотрёт в пыль.       — У тебя напрочь отсутствует инстинкт самосохранения? — недовольно спрашиваю у неё, выглядящей более чем спокойно.       Я злюсь. Злюсь на Непризнанную за её беспечность и наплевательское отношение к самой себе. Даже если она каким-то образом не навлечёт на себя его угрозы и, может быть, действия, разве хочет уйти отсюда с испорченным настроением? Сумасшедшая.       — Я пойду с тобой, — продолжает настаивать она, интонационно отделяя слова друг от друга.       Делаю глубокий вдох, чтобы не взорваться прямо здесь, у двери в мой личный ад кабинет Сатаны, и подхожу к Уокер вплотную, угрожающе нависая над ней. Я смотрю на неё сверху вниз, чтобы она поняла, что сейчас будет так, как скажу я, но ей абсолютно плевать.       — Ты даже представить себе не можешь, что может происходить за этой дверью, — без шуток и прежнего сарказма говорю я на полном серьёзе.       — Люцифер, — Вики кладёт тёплую ладонь мне на грудь, словно согревая её, и чуть отодвигает от себя, но я перехватываю её руку своей. — Ты оказался здесь не по своей воле, я знаю это, — она говорит так тихо и размеренно, что мне на секунду кажется, словно я веду диалог с кем-то другим. — И представляю, как тяжело тебе здесь находиться.       — Одно неверное слово — и он похоронит заживо нас обоих, — говорю я чуть более спокойно. Прикосновение Вики, пусть и мимолётное, на удивление, приносит умиротворение, что до этого момента казалось невозможным в месте, где мы находимся.       — Обещаю следить за словами, — покладисто говорит Непризнанная, смотря на меня из-под ресниц таким жалостливым взглядом, что появляется ощущение, словно это я заставляю её идти к Сатане.       Не знаю, искренни ли слова Уокер или она просто умело манипулирует, но я верю ей и, пусть неохотно, но соглашаюсь. С одной стороны, её рьяное желание пойти со мной и присутствие рядом успокаивают, но, с другой, ни хрена, и я начинаю тревожиться ещё больше. Но не за себя — за Непризнанную.       Я три раза стучусь в деревянную дверь, после чего слышу до боли знакомый голос, позволяющий войти. Пропускаю перед собой Вики, и только потом захожу сам, не без усилий подняв взгляд на отца.       Он в привычной манере вальяжно сидит в своём кожаном кресле красного цвета, одетый в классический костюм с выделяющимся на фоне белоснежной рубашки бордовым галстуком, и попивает излюбленный виски. Время идёт, а в нём не меняется ничего, кроме нескольких морщин, появившихся на лбу. Седые волосы зализаны в одну сторону, и я кое-как борюсь с желанием сморщиться от воспоминаний, как бережно он всегда укладывал их, смотрясь в дорогое зеркало.       — Люцифер, — холодно произносит он, оторвав глаза от кучи бумаг перед собой. — Почему о твоём приходе я узнаю от всех, но не от тебя?       Никакого удивления у отца, никаких эмоций. Он абсолютно равнодушен к моему приходу, впрочем, как и всегда.       Сатана, кажется, только сейчас замечает Непризнанную рядом со мной и проходится по ней оценивающим взглядом с головы до ног, словно она — музейный экспонат. Внезапное желание прикрыть её собой, чтобы защитить от его угрожающего взора, накрывает с головой, но Уокер и без меня хорошо держится.       — Интересно, — он зажигает толстую сигару, удерживая её меж пальцев, и нагло закуривает. Я неосознанно поворачиваюсь к Вики, чтобы посмотреть на реакцию, но она не показывает никаких эмоций. — Кто эта птичка с тобой, сын?       От обращения ко мне раздражённо прикрываю глаза, мысленно считая до десяти, но это не помогает.       — Виктория Уокер, второкурсница, — спокойно отвечаю я, стоя ровно. — Непризнанная.       Лицо Сатаны кривится от последнего слова так, словно я только что сказал, что притащил к нему в кабинет бомжа.       — Непризнанная? — спрашивает он с перекошенным лицом. Сатана плюётся желчью и не скрывает своего отвращения. — И кем же она приходится тебе?       И кем же она приходится мне?       Я застываю на месте, не зная, что ответить. Хочу утереть ему нос, показать, что вырос и теперь делаю только то, что захочу, но для этого придётся соврать. Если скажу, что нас с Непризнанной связывает что-то большее, чем одобрил бы Сатана, это может выйти боком, прежде всего, для неё, а потому я молчу, чем явно испытываю его терпение.       — Ты язык проглотил? — всё так же недовольно спрашивает он, а Вики времени зря не теряет.       — Ну, Люци, представь же меня своему отцу, — впервые за всё время подаёт она голос. Уокер смотрит на меня взглядом, полным наивности, и я не понимаю, что она имеет в виду. — Соври ему, иначе это придётся сделать мне, — она встаёт на носочки, шепчет мне прямо в ухо, и я понимаю, что мы думаем об одном и том же. Но делать этого я не собираюсь, голова на плечах есть, и я знаю, какие у этого могут быть последствия.       За моё желание показать Сатане, что я больше не боюсь его, что общаюсь только с теми, с кем хочу, может быть слишком большая плата, и я не готов рисковать Непризнанной ради этого.       — Я устаю ждать, — сквозь зубы произносит он и указывает на золотые наручные часы.       — Люцифер, ну же, — подначивает Вики. — Пора признаться папе, что мы вместе.       Задушить. Я хочу задушить Непризнанную, заткнуть ей рот и сделать всё что угодно, лишь бы она не смела больше и слова сказать в его присутствии без моего разрешения.       Соврала. Она, блять, нагло соврала мне, сказав, что обещает следить за словами. Я знал это, прекрасно знал и поверил. Идиот, идиот, идиот!       Уокер дура, если думает, что Сатане понравится её наглость так же, как и мне. Она даже не допустила мысль о том, что я молчу лишь потому, что переживаю за неё. Будь я тут один на один с отцом, он бы выслушал всё, что копилось во мне.       Я сжимаю кулаки с такой силой, что мне самому становится больно, и испепеляю Уокер таким взглядом, что даже она, кажется, пугается и больше не выглядит столь же бесстрашной. И боится она сейчас именно меня, а не Сатану, теперь с ещё большим отвращением смотрящим на нас.       — Я хочу остаться с сыном наедине, — приказывает он, на что Непризнанная лишь кивает.       Она, похоже, решает добить меня и слабо касается своими сухими губами моей щеки, после чего большим пальцем стирает оттуда след от помады и медленно выходит из кабинета. Почему она решила сделать это именно здесь и сейчас? Клянусь, в любой другой обстановке по моей коже как в дешёвых мелодрамах пробежали бы сотни мурашек, я бы, несомненно, отреагировал на её прикосновение, но сейчас во мне нет ничего, кроме злости.       — Я жду объяснений, — Сатана смотрит на меня исподлобья, и я наконец остаюсь с ним наедине, так что могу вести себя так, как и планировал изначально.       — Тебя не касается моя жизнь, — с вызовом отвечаю я. — Возможно, она касалась тебя пятнадцать лет назад, но ты закрыл на это глаза. Поступи сейчас так же.       — Ты посмел прийти сюда за финансированием и грубить мне? — он встаёт из-за своего стола и медленной, развязной походкой угрожающе приближается ко мне, держа руки в карманах чёрных идеально выглаженных брюк. Что ж, по крайней мере, ему уже доложили о цели моего прихода, это не может не радовать.       — Финансирование не для меня, а для университета, который ты, между прочим, спонсируешь, — если он думает, что я испугаюсь его крупной фигуры передо мной, то пусть поплачет, потому что этого не произойдёт.       — Я вижу, твоим воспитанием в детстве плохо занимался, — Сатана равняется со мной, но, несмотря на его внешнее превосходство, я всё равно чувствую себя выше.       — Уже поздно говорить об этом, — я, подобно ему, складываю руки в карманы и смотрю в его глаза, в которых разгорается пламя ярости. — Я не хочу церемониться. Раз уж ты знаешь, зачем я здесь, просто дай то, что должен, и я уйду.       Уйду, наивно надеясь, что больше мы не увидимся.       Сатана противно смеётся мне в лицо, но я остаюсь непоколебим.       — Я переведу деньги на счёт ВУЗа, — говорит он, и я почти что успокаиваюсь, но спокойствие длится не больше секунды. — Но ты больше никогда в жизни не должен появляться с ней на территории моего офиса.       Как будто я собирался.       Я ничего не отвечаю — просто выхожу из кабинета, пока наш диалог не перерос во что-то ужасное. При виде Непризнанной злость вновь подступает к груди, и я резко хватаю её за запястье, ведя в сторону лифта. Мы спускаемся вниз в полном молчании, и лишь на улице я даю волю эмоциям, прижимая Вики к стене не сильно, но так, чтобы она не могла уйти. Если я сказал, что ей у Сатаны нужно помалкивать, это значит, что у Сатаны нужно помалкивать, а не показывать свой взрывной характер.       — Тебе, блять, жить надоело? — спрашиваю я таким разъярённым тоном, которым, кажется, ещё никогда с ней не общался.       — Это вместо «спасибо»? — Уокер безуспешно пытается высвободиться из моей хватки, а взгляд её выглядит так же рассерженно.       — Я тебя предупреждал, что нужно следить за словами! — возмущённо повышаю голос я. — Какого хрена ты ослушалась?       — Ты видел, с каким отвращением он смотрел на меня? — она тоже переходит на крик, не стесняясь прохожих и не боясь быть услышанной. — А с каким пренебрежением разговаривал с тобой! Если бы я молчала, он продолжил бы унижать тебя!       Мне хочется с силой ударить кулаком в стену, разбить костяшки до крови и почувствовать в кулаках ноющую боль, но я сдерживаюсь. Жаль только, что Непризнанная не сдержалась. Жаль, что она не понимает, как подставила саму себя.       — И ты же сам думал о том, чтобы представить меня так! — не прекращает она. — Понял ведь, о чём я говорила, когда сказала соврать! Хотел утереть ему нос, показать, что самодостаточный, я знаю, но ты думал так долго, что я больше не могла терпеть его насмешливый взгляд.       Я обдумываю её слова, смотря на бордовые губы, которые возмущённо открываются и закрываются, продолжая кричать, кричать, кричать и пытаться доказать правоту. И я вдруг понимаю: она, как и я, злится сейчас только потому, что пыталась защитить меня, а в ответ вместо благодарности получила крики и ссору. Мы злимся друг на друга по одной и той же причине, но не можем сразу понять этого из-за нахлынувших эмоций, а потому я отпускаю её с громким вздохом и отстраняюсь, отходя в сторону.       — Если ещё раз когда-то произойдёт что-то подобное, просто делай так, как я скажу, — уже тише и спокойнее произношу я, встречаясь с недовольным взглядом, но продолжать ссору не хочет никто из нас.       Я вновь вызываю такси, и мы отправляемся в торговый центр, а поездка на этот раз проходит в полном молчании. У нас с Уокер есть похожая черта: мы оба легко воспламеняемся, словно дерево, политое бензином, но так же быстро успокаиваемся — стоит только дать себе пару минут на обдумывание. И мы даём друг другу это время как раз тогда, когда едем в машине в абсолютной тишине.       В торговом центре ситуация не то чтобы сильно меняется: мы просто ходим по нужным отделам и магазинам, в которых Уокер покупает всё необходимое для осеннего бала. Мы делаем вид, словно ничего не произошло, но внутри разрастается доселе неизвестное чувство, описать которое не получается. В груди словно что-то сжимается, да с такой силой, что тренировки с Асмодеем теперь кажутся чем-то незначительным, и я старательно заглушаю это, ходя за Непризнанной по пятам и удерживая в руках её увесистые сумки с покупками.       Мы возвращаемся в общежитие, когда начинает темнеть, и медленно проходим по двору. Я уже готовлюсь заходить внутрь здания и прощаться с Непризнанной, когда она вдруг останавливается и переводит взгляд в аккуратно выстриженные кусты, зелень на которых постепенно редеет.       — Люцифер… — Вики испуганно произносит моё имя; в её глазах необъятный страх, не сравнимый даже с тем, который я видел в кабинете Сатаны.       Я перевожу взгляд туда, куда так настороженно смотрит Непризнанная, и пакеты чуть не выпадают из моих рук.       За одним из кустов мы видим бледное тело, одиноко лежащее там в луже крови, и первые несколько секунд я даже не знаю, как реагировать. Это, насколько мне известно, одна из Непризнанных, Лора, которая, к тому же, учится училась в одной группе с Асмодеем и Вики. Её спутанные волосы испачканы багровой кровью, серая рубашка насквозь пропитана тем же, а живот в глубоких порезах. Я не всматриваюсь сильно, беру Вики за плечи и отвожу её, напуганную, в сторону, чтобы она не смотрела на этот ужас, ставший, похоже, предзнаменованием чего-то, о чём мы пока можем только догадываться.