My Curly Little Hostage

Тоска. Чёрная, перманентная, всепоглощающая. Эпитеты для её описания можно было бы перечислять вечность, да вот только сил на сие действо не находилось. И желания тоже. Желания не находилось ни для чего. Для работы за компьютером в ворде, пусть и до безумия простейшей – тем более. Все вокруг приглушённо галдят, но даже этот едва уловимый гул вызывал жуткий дискомфорт, раздражая барабанные перепонки. Казалось, что густые кудри и свисающие с них сосульками косички даже самую малость не преграждают путь посторонних шумов, и те вразноброс пролезают в мозг, путая в нём все мысли, которые и без того пребывали в своеобразном творческом беспорядке. Мартин тяжело вздыхает. Обстановка вокруг ему жутко претила. Этих людей не так много, но этого количества более, чем достаточно, чтобы ненавидеть каждого из них поголовно. Но ненавидеть тихо, чтобы никто даже заподозрить не мог. Прятать нескончаемую ненависть и нарастающее с геометрической прогрессией презрение за круглыми очками и белокурой чёлкой, что символизировали эдакую маску вселенского смятения, за которой Гор вынужден был прятаться. Лишь один человек в этой аудитории и в этой группе не вызывал негативных эмоций: Эндрю сидел, обняв свободной рукой спинку соседнего стула и что-то мурчал себе под нос. Это хотя бы чуть разбавляло какафонию вокруг, отчего в душе блондина искрилось что-то отрадное. Пока рыжий был рядом, ему было не так противно находиться в этом коллективе. А о том, что было бы, не будь тут Флетча, зеленоглазый юноша не хотел даже думать. В те дни, когда Флетчер по тем или иным причинам отсутствовал, Мартин не мог найти себе места, был потерян, если не сказать – напуган. Но, естественно, разделять свои нарастающие переживания ему здесь совершенно не с кем. Упаси Боже. Тёплая рука в какой-то момент соскальзывает со спинки стула и накрывает тощие плечи, аккуратно поправляя чужое худи. Этим мимолётным жестом Энди заставил сердце Гора биться чаще. Чаще, чем Британия с Аргентиной объявляли друг другу войну на почве противоречий на Фолклендских островах. А Флетчера собственное действо, напротив, вообще не смутило. Лишь подбавило уверенности к его тону, коим он что-то с энтузиазмом вещал. Но Март уже его не слышал. Как бы ни старался. Вдовесок к гулу, уши застлал противный шум, из-за которого трудно было разобрать то, что происходит за пределами разума – то есть, в реальной жизни, здесь и сейчас. Посторонние взгляды всё чаще пролетали мимо, от нарастающей неловкости хотелось исчезнуть, испариться. В этот момент рыжий будто считывает мысли своего товарища, заботливо накидывая капюшон тёмной толстовки на чужую голову, пряча Мартина от внешнего мира и укрывая от всего того, что особняком стояло над душой. Наверное, за все свои восемнадцать с хвостиком лет, Ли Гор ещё никогда и никому не был так благодарен за такие простые вещи.