9 дней до смерти

POV: Беннет

      Я наблюдал издалека, как хулиганы обступили Фишль и начали вновь насмехаться над её внешностью. Я беспомощно стоял и не мог сдвинуться с места. Мне хотелось защитить её, но знал, что сам же и получу в нос. Но правильно ли это — вот так стоять и наблюдать, как девушку, которую ты любишь, обижают незаслуженно? Неправильно, но в тот момент я ничего не мог сделать со своей слабостью. Особенно я затрясся, когда из кабинета вышел Чальд и подошёл к парням. Те в красках начали рассказывать, как только что они столкнулись с Фишль. Тот отреагировал на это громким смехом.       — Идиоты! — прошипел я, но, кажется, это было слишком громко.       Хулиганы во главе с Чайльдом перевели взгляд на меня, в их глазах вспыхнула какая-то садистская радость.       — О, а вот ещё и лошок. Они с уродинкой, похоже, друг за дружкой ходят! — посмеялся Чайльд. — Эй, ты… Беннет, кажется? Чего там встал, как не родной? Ну-ка расскажи, чего это ты тут уши греешь и подглядываешь?       — Я просто хотел сказать, что…       Слова застряли в горле. Ладони вспотели от волнения. Я трус. Просто трус. Но Фишль ещё тяжелее, чем мне! Я должен хотя бы попытаться поставить хулиганов на место, иначе я не заслуживаю любить Фишль вообще!       — Вам по двадцать лет, — наконец-то начал я, собравшись с мыслями и сделав шаг вперёд, пути назад уже нет… — А вы ведёте себя, как школьники! Это в школе токсичные подростки нападают с издевательствами на более слабых. А вы взрослые люди! Смеетесь над внешностью беззащитной девушки! Вы не мужчины! Чайльд, представь, если бы я начал издеваться над твоей девушкой совместно со всем университетом. Тебе было бы приятно?! Вы с Люмин выглядите глупо, пытаясь заправлять университетом и ставить себя выше других! Но представьте хотя бы раз себя на месте тех, кто становится вашей жертвой!       — Придурок, — усмехнулся Чайльд в ответ. — Эх, Беннет-Беннет, неужели ты пытаешься достучаться до моей совести или вызвать жалость? Тебе следует понять, что моя девушка в отличие от Фишль никогда не окажется в такой ситуации! Мы с Люмин никогда не будем жертвами, как вы. Поэтому, прости, лошок, но нам вас не понять. Парни, — Чайльд перевел взгляд на своих друзей. — Напомните-ка неудачнику, что бывает, когда он пытается противостоять элите.        Я очутился в безвыходной ситуации. Вокруг меня сомкнулось плотное кольцо хулиганов, их лица хищно ощетинились в устрашающих ухмылках. Я теперь был сломлен перед лицом численного превосходства. Дыхание моё участилось, когда двое здоровяков схватили меня за руки, лишив возможности сопротивляться. Третий, засучив рукава рубахи, смачно сплюнул на пол, нарушая все правила приличия в университете, готовясь излить свою ярость на беззащитную жертву.       Первый удар пришелся по средней части живота. Острая боль пронзила моё тело, заставляя скорчиться, но мои руки по-прежнему удерживали. Не в силах защититься, я был вынужден смиренно переносить издевательства. Вторая порция ударов обрушилась на голову, оставляя ноющие синяки и ссадины. Я чувствовал, как моя воля угасает, а страх овладевает мною. Сознание затуманилось, кружилась голова, а перед глазами плыли темные пятна. Однако в этот критический момент произошло неожиданное. Дверь кабинета раскрылась, и оттуда выскочила Люмин…

POV: Люмин

      — Стойте! — выкрикнула я. — Отпустите его!       Но хулиганы, конечно же, не слышали меня в разгаре своего преступления, хотя всегда уважали и считались с моим мнением. Тогда я подбежала к Чайльду и закричала ему прямо в ухо:       — Чайльд, останови их!       — Достаточно! — рявкнул Тарталья, и в следующую же секунду здоровяки отпустили Беннета. Тот, избитый и униженный, упал на пол, не в силах встать. Затем Чайльд повернулся ко мне. — В чём дело, малышка? Ты же сама просила пару месяцев назад приструнить этого слабака.       — Знаю, Чайльд. Теперь я передумала. Не трогайте Беннета. Пожалуйста. Я была не права. Я не хочу, чтобы вы причиняли ему боль ещё больше, — я шагнула к Беннету и присела перед ним на корточки. — Ты как? Довести тебя до медпункта?       Чайльд смотрел на меня с подозрением, пока я пыталась помочь бедолаге подняться с пола, и произнёс:       — Неужели ты влюбилась а этого неудачника? Почему защищаешь его?! — произнёс он с некоторой насмешкой в голосе.       Неприятный комментарий оставил меня ошарашенной. Я отвернулась от него и решила дать ответ, который, возможно, заставит его задуматься. Ответ был краток и ясен:       — Нет, я не влюбилась. Но подумай: кто мы такие, чтобы брать на себя роль судей? Кто мы такие, чтобы решать судьбы других людей, решать, кого избивать, кого унижать? Мы все люди, сделавшие ошибки и испытывающие различные трудности. Мы были не правы все это время.       Мои слова прозвучали тихо, но загадочно — словно я впервые поняла истину, которую раньше не осознавала.       — Люмин, да ты чокнулась! Я тебя не узнаю… — ошарашенно произнёс Чайльд. — После крушения самолёта ты стала совсем другой. Тебя словно подменили… Будто нет той Люмин, которую я люблю.       Его слова, отражающие его разочарование и непонимание, затронули мое сердечко. Мы были вместе уже долгое время, и Чайльд никогда не видел меня в таком свете. Но я не могла молчать, когда была свидетелем несправедливости.       Мы всё это время вместе с ним смеялись над слабыми, издевались над теми, кто оказался на дне. Но становился сильнее не от силы, а от добра, которое мы в него вкладываем. Я просто хотела, чтобы Чайльд посмотрел на Беннета, на этого «неудачника», как он его назвал, по-другому, чтобы он увидел, что мы все проходим через разные испытания, и все заслуживаем справедливого отношения.       Но его слова пронзили меня, как нож. Я ощутила, что теряю Чайльда. Этого мне не хотелось. Часть меня мечтала о разделении этих ценностей с ним, чтобы мы стояли плечом к плечу, борясь против несправедливости. Но часть меня понимала, что я не могу жить с человеком, который поддерживает насилие и унижение других. Но, может быть, Тарталья ещё поймёт.       Взглянув ему в глаза, я ощутила яркую тоску, затапливающую сердце. Мои слова извергались из самого глубокого уголка моей души, передавая ему искренность моих намерений:       — Понимаешь, когда находишься на грани жизни и смерти, — прозвучало моё тихое признание, — начинаешь задумываться о том, что человеческая жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на издевательства над другими. Когда самолёт падал, у меня вся жизнь пронеслась перед глазами, — я отвернулась к окну. — И я задалась вопросом: что я сделала в этой жизни, чтобы умирать было не так горько? И поняла: я ничего не сделала хорошего. А даже если сделала, то это перечеркнули последние несколько лет, за которые я делала людям только зло. Я не хочу больше быть такой, Чайльд. Ты прав. Я больше не та Люмин, которую ты знал, — я глубоко вдохнула, ощущая силу решимости наполняющую каждую клеточку моего существа. — Я хочу исправиться и сделать как можно больше хорошего за то время, что мне отведено…       Эта рефлексия охватила меня так сильно, что я чувствовала, как меня пронизывает глубинный страх перед упущенными возможностями. Мне хотелось вернуться назад и исправить все сделанные ошибки, но время неумолимо текло вперед. Я понимала, что больше не могу позволить себе еще одну бесцельную минуту, потерянную в бренных раздорах и обидных словах.       Мое сердце наполнилось скорбным пониманием того, что я не могу ждать идеального момента, чтобы начать меняться. Время ограничено, и каждый миг, каждое одиночное дыхание, стало особенным и ценным. Я не могла больше губить его на пустые пререкания и ненужные словечки.       Глубокий вздох освободил мое существо от негативных эмоций, постепенно превращая мое решение в реальность. Я испытывала горечь сожаления, но она была сладкой на вкус, потому что я знала, что могу переменить свою жизнь.       — Всё ясно, что ничего не ясно, — покачал головой Тарталья. — Ты не сделала ничего плохого, Люмин, чтобы так рассуждать. Подумаешь, немного поприкалывалась над другими студентами. Ты же никого не убила и не ограбила. Не стоит так критично к себе относиться. Знаешь, говорят, что боятся — значит, уважают. Ты пользуешься огромным авторитетом и уважением у всего университета именно из-за своего подавляющего и сильного характера. Именно поэтому я влюбился в тебя. Ты такая же, как и я. Я пока спишу твоё странное поведение на то, что ты недавно пережила… Но надеюсь, что ты вскоре придешь в себя и станешь снова живой и весёлой, как раньше… — Чайльд, так и не поняв, что я пыталась донести до него, развернулся и пошёл прочь.       Чайльд говорит, что я никого не ограбила и не убила. Но ведь это было именно то, что я сделала. Я ограбила своих родителей, и каждая слеза, пролитая ими, показала мне, каким ужасным человеком я была. Я убила надежду и мечты в глазах моих друзей. Заставила их сомневаться в собственной способности верить и доверять. Моя рука была запятнана кровью доверия тех, кто искренне верил в меня. Я убила их морально, размельчивая их убеждения и ценности, которыми они руководились. Мои слова и действия стали именно грабительными и истребительными, оставив только обломки преданных душ. Одними словами я смогла причинить боль, которая омрачила души и навсегда изменила судьбы.       Уже не было ничего святого или непроницаемого, каждый шаг, каждое решение, всем этим я совершила предательство. За что я могу надеяться на прощение в силу своих действий? Но хотя я чувствую растущую тяжесть этих грехов на своих плечах, чувствую, что мое сердце сковывается от безысходности, я не могу позволить себе опустить голову и скатиться в отчаяние. Может быть, все еще есть шанс на искупление. Может быть, я смогу найти силы переменить будущее, которое сама создала. Возможно, я смогу стать исцелением тех, кого я так жестоко испортила. И меня даже грядущая смерть уже не пугает — будет лучше, если мир избавится от такой, как я.       Тем временем Беннет уже поднялся самостоятельно и кое-как держался на ногах, схватившись за ушибленный живот.       — Тебе помочь?       — Люмин, я не знаю, что в тебе вдруг щёлкнуло, но спасибо тебе… — Беннет вымученно улыбнулся. — Но не беспокойся обо мне, я сам доберусь до медпункта. Найди Фишль! Её обидели те хулиганы…              Я бегло осмотрела туалеты и обошла весь университет, и все мои поиски оказались безуспешными. Все больше и больше беспокоясь о Фишль, я решила отправиться в ее комнату в общежитии, надеясь найти ответы. Сердце мое билось быстрее, когда я вошла в ее комнату.       А, Боже мой! Фишль была действительно там, лежащая на полу, без сознания. Почти полностью опустошенная пачка таблеток лежала рядом с ней. Мой мир рухнул передо мной, я была полностью ошеломлена и испытывала непреодолимый ужас.       Немедленно я приблизилась к ней, ощущая панику внутри себя. Все, что я могла сделать, это схватить свой телефон и вызвать скорую помощь. Мои руки были тряслись, пока я набирала номер экстренной службы. Я старалась оставаться спокойной, но волнение все равно пронизывало меня. Голос диспетчера звучал далеко от меня, как будто из другого мира, когда я объяснила ситуацию и адрес общежития.       Время казалось бесконечным, пока я молилась о том, чтобы помощь пришла как можно скорее. Прибытие машины скорой помощи была только вопросом времени, но каждая секунда казалась вечностью.       Бригада скорой помощи быстро оценила состояние Фишль и приступила к медицинскому вмешательству. Они положили её на носилки и унесли в машину, увозя в больницу…       Слово — могучая сила, способная причинять неимоверное страдание. Никогда раньше я не понимала, как оно может наносить такие удары, разрывая душу на части. Но мы все слишком часто злоупотребляем своей способностью выказывать язвительность и насмешки, думая, что это лишь шутка, ничего серьезного. Мы насмехались над Фишль, несознательно поражая ее самооценку и уважение к себе. И теперь, она пыталась покончить с собой, подавленная и неспособная справиться с тяжестью нашего буллинга. И в этот момент, я не могла не проклинать себя за свою роль в этой трагедии. Я осознавала, что стала убийцей. Это осознание одолевало меня, таща с собой глубокое чувство вины и отчаяния.       Весь этот конфликт, в котором мы оказались, был полностью моей виной. Я ощущала глубокое раскаяние и желание извиниться перед Фишль за все, что произошло. Мои действия повлекли за собой последствия, которые я не могла предвидеть, и я теперь осознавала, сколько боли я причинила Фишль своими словами и поступками.       Я жаждала возможности извиниться перед ней. Выживет ли Фишль? Сможет ли она простить меня за то, что я сделала? Ничто не могло утешить меня, пока Фишль не пойдёт на поправку.       Мы живем в мире, где часто забываем, насколько хрупка и непредсказуема жизнь. Малейшее недоразумение или халатность может привести к серьезным последствиям. Я осознавала это, и одновременно осуждала себя за свою легкомысленность и непродуманность. Как часто мы сжимаемся от боли, - Но не от ссадин или синяков, А от другой, — куда тяжёлой боле, - Несправедливых и обидных слов. Вдруг в сердце, распахнувшееся миру, Как первая весенняя трава, Вонзают вглубь, как шпагу иль секиру, Ужасные, жестокие слова. И сердце начинает кровоточить, И слёзы набегают на глаза, - Ведь слово может ранить больно очень, Когда хотят обидное сказать. (Наталья Седова-Шмелёва)              Седьмой день до смерти принёс только боль и разочарование… Я ничего не сделала, чтобы исправиться, только сделала ситуацию хуже. А это значит, что мне нужно будет работать ещё усерднее…