театр тьмы

Кадзуха почти никогда не пил, пьяным видеть его Скарамучче не удавалось. Казалось бы в день, когда они выпустили хит, когда впервые выступили на ТВ с Моной, Кадзуха поздравил, но пить со всеми не пил. В баре всегда стоял шум, друзья не любили обычные заведения, они казались скучными, но вот японские бары им нравились до дикого сильно. Заведение редкое и пользуется большой популярностью, но Чайлд в любом городе находил его с успехом. Каэдэхара был единственным, кто не пошёл, что очень расстроило Куникидзуши, однако вида тот, конечно же, не подал и лишь подарил напоследок слабую улыбку. В помещении пахнет спиртным, пьяными людьми и куриными крылышками. Брюнет на секунду думает о том, что даже рад тому, что Кадзуха не пошёл с ними. Не для него местечко, ему было бы некомфортно, а вот Бэй Доу и Чайлд явно рады. Друзья чуть ли не мигом летят к барной стойке. Их заказы летят в список просто за секунду, а вот брюнет как обычно делает свой выбор очень долго, перелистывая барное меню несколько минут, и не то чтобы в нём страниц и выбора-то много было, просто принять решение в таком важном вопросе, касающемся еды — для Скарамуччи целое испытание. Сделаешь неверный выбор — и будешь мять тарелку или прожигать взглядом отвратительный напиток, от этого зависит настроение на вечер. Желудок недовольно урчит от голода, Скарамучча всегда забывает о своевременных приёмах пищи, когда горит какой-то идеей, порой доходит до того, что кормить его нужно с ложечки, пока он пытается создать новую мелодию на гитаре. Темноволосый вздыхает и, поджав губу, отвечает на вопрос бармена: — Мне, пожалуйста, порцию неострых крылышек и энергетик с водкой. Мона поворачивается к другу со вздохом: — Точно! Ты же сегодня ещё ничего не ел.. Господи, а не умрёшь ли ты от энергетика со спиртным, а? — Да ладно, — голова парня уже начинает медленно трещать по швам. Вечер пролетает до безумия быстро: сначала стакан за стаканом, потом рюмка за рюмкой, и Скарамучча в очередной раз не жалеет, что Кадзухи здесь нет, ибо вид пьяных, а особенно знакомых людей — отвратен. Особенно когда сам ты трезв и не особо весел. Денег было потрачено за вечер очень и очень много. Брюнет расправляет плечи и пытается немного размяться, но выходит так себе, он чуть не свалился с барного стула. Парень моментально хватается руками за стойку. Из головы уже вылетела причина застолья. Мозг будто плавится на медленном огне. А дальше куча бессмысленных кадров: такси, болезненная дорога с позывами к рвоте и невозможный к переходу порог квартиры, о который Скарамучча всегда, как по прописанному, спотыкался в пьяном угаре. На утро воспоминания в тумане, да и думать на такой сушняк не особо хочется. Скарамучча болезненно выпрямляется на пустой постели, которую, кажется, вчера даже не заправил. Гадство. Будто в чужом доме проснулся. Ужаснее этого ощущения нет ничего. Хотя, как правило, и в своём родном доме в детстве он не чувствовал себя на своём месте. Странно, когда четыре стены становятся для тебя чем-то настолько тёплым и дорогим только из-за воспоминаний и людей, ежедневно восполняющих пустоту своими разговорами и уютным молчанием одновременно. Такое же ощущение и на душе: внутри каждого из нас есть этот дом, где расположение вещей, его наполнение зависит только от нас, может быть, и вовсе не напрямую, и порой расстановку делает судьба, но в конце концов всегда этот дом должен быть полон мягких подушек и книг. Если раньше это место для парня было обычными пошарпанными неизвестно кем бетонными стенами с запахом крови и спирта, то сейчас для него это самый обычный и малюсенький домик с компанией внутри, камином, кучей книг и водой на полу. Вода эта тянется из ванной комнаты, где сам Скарамучча по сей день выбирает сидеть. Куникидзуши тянется к телефону в надежде не увидеть там вечерние часы, иначе это будет значит лишь одно: режим снова пошёл по пизде. На удивление на часах всего лишь двенадцать, а это означает, что ещё целый день впереди. Скар с удовольствием провёл бы его с Кадзухой, будь у него на это силы, но его организм подсказывал ему абсолютно другие действия: вдруг к горлу вдарил комок и парень рванул в туалет, где из него вышло всё веселье вчерашнего вечера. Брюнет укладывает голову на руку, а второй тянется смыть свой позор. День начинается забавно, а ещё забавнее то, что нужно как-то за день прийти в себя и морально подготовиться к следующей неделе учёбы. Скарамучча писал ещё несколько сообщений с вечера Кадзухе, которые были прочитаны, но так и остались без ответа. Ему не совсем было понятно, чем же он всё-таки заслужил такое отношение. «Неужели я что-то натворил, пока был пьян?» — пролетали такие мысли в его тёмной макушке за обедом, ужином и завтраком перед выходом на пары. Ехать к парню на выходных он не стал, чтобы не светить своими глазами, потемневшими от похмелья. Он решил поговорить обо всём в университете. В коридорах всегда виднелась светлая макушка, но не в этот раз. Скарамучча начинает потихоньку нервничать, по привычке он грызёт ногти с практически полностью облезлым чёрным лаком. Парень встаёт в коридоре напротив нужной аудитории художников, ожидая услышать знакомый голос или заметить родные янтарные глаза. — Милый! Привет, что ты делаешь? У нас пара в другой аудитории, пойдём, а то опоздаешь, — знакомый голос прерывает завесу мыслей, но брюнета особо это не радует: не любит он таких, как Рейчел, когда им что-то надо, так они свои в доску, а на следующий день, когда что-то нужно тебе, так сразу становятся фантомами. — Рейчел, что тебе надо? Говори сразу, ты никогда не подходишь просто так, — Скарамучча не отводит взгляда от выбегающей из аудитории после пары толпы, скользя стремительно глазами по лицам. — Ну-у... что же ты так со мной, всё же было хорошо, не хочешь позависать сегодня? Вдруг перед глазами, как из ниоткуда, является свет, и этот свет — отблеск прекрасных светлых прядей, Куникидзуши моментально протискивается меж толпы и выдыхает от перевозбуждения, видя перед собой Кадзуху, которого будто бы не видел целую вечность. — Кадзуха! Почему ты не отвечал мне на сообщения? — чёрные глаза внимательно считывают все движения Каэдэхары, как родные, он хватает рокера за руку и тащит по коридору куда глаза глядят. Добравшись до пустой аудитории и убедившись в отсутствии чужих глаз, светловолосый начинает свой монолог. Очень тихий, очень хриплый. — Ты видел комментарии под вашим выступлением? Скарамучча на секунды забывает, кто он и о каком выступлении идёт речь. — Что? Нет, ты о чём? — брюнет усаживается на парту и складывает руки на груди. Кадзуха замолкает, поднимает глаза на потолок, готовясь будто признаться родителям в том, что потратил все деньги на что-то глупое, что разбил по глупости папину машину, что родителей вызывают к директору. В общем, взгляд у Каэдэхары не тот, которым смотрят на любимого. — Там все пишут о вас с Моной, как... Как о паре, о каких-то слухах, видео. В общем, лезть дальше по ссылкам я не стал, но хотел узнать от тебя, что это всё неправда, но почему-то был так зол на тебя, что... — из парня льют признания, как из ведра, он выдыхается и опускает взгляд виновато в пол, а брюнет лишь безмолвно подходит и обнимает Каэдэхару, поглаживая его по спине. — Всё чушь. Всё фальш, и только тебе я доверяю своё сердце. — Я тоже. Я тоже... Кадзуха так мил, так скован, что хочется обнять его крепче, как куртка на морозе, и стать этой самой курткой, стать пледом в дождливый день, стать печкой в зиму у бабушки дома, стать тёплой ванной в тяжёлый и долгий день, стать кем-то, кто сможет прикрыть, когда никого нет рядом. Стоя на сцене, Скарамучча смотрит всегда в одно и то же место, где всегда, как по расписанию, стоит Кадзуха. И если бы предстояло выбрать из всех этих многочисленных восторженных взглядов только один, то он точно был бы янтарного цвета, вкуса облепихи в морозный день, самый яркий и счастливый, по-своему печальный, по-своему любимый. — Я не понимаю... почему нам нужно скрываться? — Кадзуха поднимает голову, вырываясь чуть из объятий. Брюнет сам задумывается: «И правда, почему?..» — но не будет взрослого, кто им ответит, кто отговорит от признания, кто расскажет о том, как любовь может навредить в медийке. — Я постараюсь решить эту проблему. В раздумьях Скарамучча провёл не одну ночь, ему очень сильно хотелось рассказать всем о своей любви. Но страх всегда плетётся тенью, нападая в самый важный момент. Страх был не в отвержении, не в ненависти, не в чём-либо ещё. Страх был в непринятии публикой Кадзухи. Осознание того, что кому-то, а может и всей толпе, Кадзуха может не понравиться — ударяло прямо в сердце. Фанаты критичны, люди критичны, они не любят почти никого, угодить им почти невозможно, когда дело касается чьей-то любви. Зима окутывала всё больше и больше, то снегом, то метелями. Скарамучча ненавидит шапки, но каждый день получает в нос от Каэдэхары, когда появляется на пороге вуза. Тело покрывается дрожью, по спине пробегают мурашки, сильное, тревожное ощущение чужих глаз окутывает с ног до головы, а дыхание сбивается, взглядом брюнет пытается словить чужие взгляды. Вдруг из ниоткуда является голос Кадзухи, и Куникидзуши вздрагивает: — Заболеешь, ни разу к тебе не приду, потому что тысячу раз говорил про шапку и перчатки! Пусть тебя Аякс лечит. Брюнет как обычно на это лишь закатывает глаза с улыбкой на заветренных губах. Приятно знать, что кому-то не плевать на то, замёрз ты или нет, что ты ел сегодня, сколько спал, но сейчас лишь выдыхает, прикрывая глаза. Кадзуха замечает напряжение и тут же спрашивает: — Всё нормально? — Да-да... Забей. Скарамучча никогда не получал должной заботы в своей семье, поэтому по-особенному нуждался в такой заботе и внимании. Он начал понимать, в чём прелесть настоящих отношений, не секса на одну ночь, которая лишь составляет иллюзию тепла и любви. Смотря на Кадзуху даже в компании, в толпе студентов, за стойкой на сцене проекта, рядом с собственными работами на просмотре. Всегда он выглядит по-разному, не меняются лишь глаза. Они похожи на переливающийся чай с хлопьями в прозрачном заварнике на свету в хмурый день. Как-то Аякс купил такой чайник с подставкой, чтобы ставить вниз свечку. Куникидзуши цокал и называл это бредятиной, но в тайне по ночам сидел и наблюдал за раскрытием чая в свете огня. Тепла хотелось всегда: горячий душ, согревающее худи, тлеющая сигарета в руках, которую Куникидзуши ещё долгое время тушил о собственные ладони. Во всём этом скрывалась нужда в объятиях. В вузе намечается небольшая вечеринка, посвящённая итогам года и в целом встрече нового, на которую пригласили выступить и «театр тьмы». Ректор с тяжестью на сердце приглашал группу. Хоть вуз и творческий, а к реальному творчеству и самовыражению молодых людей взрослые относились скептически. Проводя очередную ночь в бессоннице, Скарамучча решил, что не стоит заявлять обо всём там, ибо за такую выходку вполне могут и исключить. Может, тогда в соцсетях? Нет, эта идея казалась парню очень отвратительной. Что же тогда делать? Если концерт совсем ещё не скоро... Ребята совсем не успевали накопить нужное количество денег для аренды зала, ибо в новый год тратились в основном друг на друга. Кадзуха кутается в вишнёвый шарф, придерживая капюшон куртки, который так и хочет улететь из-за сильной метели. Парень открывает дверь магазинчика с выпечкой, и разносится звонкий звук колокольчиков на входе. Светловолосый выдыхает, радуясь тому, что, наконец, дошёл до нужного места. Он усердно топает на одном месте, чтобы стрясти с себя лишний снег. — Кокоми, привет! Светловолосая девушка оборачивается на звук, отходя от кофемашины, и ярко улыбается: — Какие люди! Привет-привет! Чего-нибудь хочешь? Что угодно, за счёт заведения по такому случаю, навестил всё-таки меня впервые за долгое время! — Ну чего ты, не нужно, Коми, я заплачу, — Кадзуха смущённо улыбается, вешая куртку. Он усаживается на барный стул рядом с кассой. – Я не отвлекаю тебя? Хотел поболтать немного, — парень оглядывается, удивляясь отсутствию покупателей, и возвращает взгляд на подругу. Она хлопает в ладоши и отрицательно кивает: — Я всё равно собиралась закрываться. В такую метель мало кто отважится зайти, вот и решила дать себе лишний часик отдыха, — она разливает горячий чай по кружкам. — Какие новости ты мне принёс? Только позволь мне для начала хоть круассанчик тебе разогреть. — Ну... — светловолосый поджимает губы, подбирая слова, хотя и подбирать-то нечего. Такую информацию необходимо говорить прямо и открыто. — Я начал встречаться с парнем. Кокоми быстренько усаживается рядом, с грохотом ставя блюдце с угощением. — Как это? С кем? Когда? Кокоми — давняя подруга Кадзухи, она знакома с ним ещё со школы. Эта девушка очень добра и дружелюбна, упорна и трудолюбива, но её мягкий характер довел её до нескончаемого опыта в общепите. Она работает в булочной своей бабушки вот уже несколько лет и, несмотря на все потраченные нервы, доверие к людям, в целом какое-то хорошее отношение — всё равно не покидает это место из-за большой любви к бабуле и преданности этому месту. «Ну если не я, то кто?» — таков девиз Сангономии. — Слышала когда-нибудь о группе «театр тьмы»? Девушка морщится: — Название уже странное и не в моём вкусе, так что нет. А что? — Ну я встречаюсь с гитаристом этой группы. — Ты теперь типа девушка рэпера? — смеётся светловолосая, тыкая на кнопку пролива у кофемашины. Запах кофе растворяется в горячей воде. Пустые витрины выглядят грустно, но Кадзуха лишь издаёт лёгкий смешок: — Типа того. — Что-то не так? — девушка вытирает руки многоразовым полотенцем, замечая напряжение в Каэдэхаре. — Нет-нет, всё нормально, просто устал. Кадзуха всегда был эмпатом с головы до ног, из-за чего слово «предчувствие» становилось для него не просто словом. Он всем телом ощущает что-то неладное, и у этого необязательно должна быть явная причина. Скарамучча топает по университету, как обычно разделяя наушники с Каэдэхарой. Они оба не любят многочисленные разговоры, и порой так удобнее настраиваться на нужную работу, складывать мысли воедино. Сегодня первая пара у музыкантов и художников вновь общая, потому после раздевалки парни вместе направляются к аудитории, не снимая наушники. Зайдя в аудиторию, лишь брюнет чувствует на себе многочисленные взгляды, он тревожно осматривается и видит толпу с буквально горящими пламенем глазами. Парень останавливается и снимает наушник, пытаясь расслышать то, о чём гогочет толпа. — Эй, Мистер Звезда, а чего это вы с Кадзухой каждый день вместе приходите? Вместе живёте? А может ещё и в жопу долбитесь? — усмехается парень, складывая руки на груди. Его взгляд высокомерен, а сзади него виднеется светлая макушка. Рэйчел. Куникидзуши быстро пытается сложить все пазлы у себя в голове. Действительно ли они могли заинтересоваться и отследить, когда, кто и с кем приходит? Или что-то навело их на эту мысль неправильных взаимоотношений? Или кто-то... Брюнету не хотелось думать дальше, его тревога могла завести в такие дебри, но одно он знал точно... Если сейчас попробую убежать или соврать, то больше не получится сказать правду. Даже самому Кадзухе. Он этого не заслуживает. Жить в тени, во лжи, в скитаниях. — Ты что, оглох? Думаешь над отмазкой, педик? Зубы скрипят, Скарамучча поднимает взгляд, сжимая кулаки, на деле от страха, начинает говорить: — Да, мы встречаемся, а что? Завидуешь? Толпа воодушевляется, но затихает, а жадные взгляды уже бегают меж собой, пытаясь сожрать поступившую информацию. — Знал, что это ненормально, звездучка? — Знал, что ненормально пытаться выехать засчёт других людей и грязных сплетен. Почему они тебе так интересны? Неужто в мою постель лезть вздумал? — ухмыляется брюнет. — Извини, крошка, уже занят. — Ты идиот? Нахуй иди, пидрила. — А что? Нет? Сорян, ты просто уже этим вопросом ко мне в постель залез. Я-то думал присоединиться решил. Кадзуха не с самого начала понял, что что-то происходит, лишь когда услышал отключение наушников, он молча стал наблюдать за происходящим, переглядываясь иногда с Горо на задних сидениях аудитории. Тот один раз покрутил пальцем у виска, сообщая Каэдэхаре свою честную реакцию на всё это. Сердце спустилось куда-то в живот, когда светловолосый услышал фразу о статусе их отношений от Скарамуччи при всех этих людях. С одной стороны Кадзуха знает, чем всё это закончится, но с другой... Скарамучча? Сказал, что мы встречаемся? Сам Куникидзуши? Звезда вольного стиля, звезда сцены, кумир многих людей этого вуза? Он? Он сказал, что мы встречаемся... Эти фразы отдают порханием бабочек в животе. Это не самое приятное чувство, это тревога. Каэдэхара выплывает из собственных мыслей, хватая парня за руку и утаскивая к Горо. — Хватит уже, пойдём. А брюнет незаметно и еле слышимо выдыхает. Для него такие выступления с очёрчиванием собственного мнения и границ заканчиваются трясущимися руками, учащённым сердцебиением и жаром. Он боится, боится говорить о том, что ему не по нраву. На самом деле Скарамучча очень слаб в эмоциях и их удержании, всё выкручивается на максимум, когда в обсуждениях он слышит своё имя. Вечер после пар у Куникидзуши проходит в постели без ужина и посиделок с друзьями, и без Кадзухи. Парень не стал больше ни с кем говорить до конца дня, просто отказался. Он лежит на постели и очень боится брать в руки телефон. Брюнет включил режим «не беспокоить» и просто попытался дожить до конца дня, прекрасно осознавая, что нет ни единого рта, что сейчас бы не повторял его имя и имя Кадзухи. Было страшно заходить в соцсети, было страшно смотреть и читать мнение людей на сегодняшнее заявление, было страшно видеть посты с исковерканными словами гитариста и с дальнейшим распространением разных фейков, утечки какой-либо информации. Парень всё же включает телефон и заходит в инсту, где видит наплыв разных комментариев под последней фотографией с Моной для нового сингла: Тебе не стыдно? #МыСтобойСкара Да он даже выглядит как педик. И как только никто не замечал? Ха-ха, а я их видел! Те ещё уроды смазливые. После новостей ты стал мне противен... Хватит писать чушь, как ориентация меняет человека как личность или уж тем более как это повлияло на песни? Экран телефона выключается. Несмотря на присутствие и хороших комментариев, многочисленную поддержку, Скарамучча всё равно будет замечать лишь плохое и отсеивать это для своих размышлений. И такие размышления приводят лишь к постоянному негативу. Ну как так, чёрт возьми, получилось? Брюнету не хотелось верить в то, что происходит. Хотелось уйти, изменить прошлое, изменить свои чувства. Комментарии под записью на ютубе с выступлением Моны и Скары были положительными, они были полны шипперов, которые писали восторженные комментарии и делали эдиты, но что происходит там сейчас... Парень даже думать не хотел об этом. Для него это всё стало катастрофой, которую уже не изменить, проще просто умереть, провалиться под землю, уйти в лес. Весь мир сжался до размера крошечной коробки, становится трудно дышать. — Я не понимаю... почему нам нужно скрываться? — Я постараюсь решить эту проблему. Решил блять...