Две А и одна проблема

      – Адрюх, там тебя Аркадьич к себе вызывает, – сообщает мне только что подошедший одногруппник.        Я, Андрей Костецкий, учусь на втором курсе на архитектора. Между прочим, с успеваемостью у меня проблем нет, да и с поведением тоже неплохо. Ну, надеюсь, что никто не узнает о тряпсоюзе и моих акциях. Аркадьич – это Аршинов Илья Аркадьевич, преподаватель инженерной графики и по совместительству мой куратор. Добрый мужчина двадцати шести лет.       Уже продумывая, на чëм меня могли поймать, я иду на четвёртый этаж, к кабинету Аршинова. Страх быть разоблачëнным приходит именно у двери в кабинет, но я беру себя в руки и стучу пару раз. Из кабинета доносится "Входите", сказанное бархатистым голосом куратора. Я переступаю порог, и во мне тут же вскипает ярость. Всё дело в том, что в аудитории уже сидит мой брат-близнец Артём. Мы буквально ненавидим друг друга и никому не говорим, что братья. Хотя, думаю все и так об этом догадываются.       Честно сказать, мы с Тëмой очень разные: я люблю активность и ничего не боюсь, а даже наоборот, творю я такое, что потом достаётся от родителей. Мой брат – моя противоположность: абсолютно всего боится, слишком скромный и тихий, никогда не увлекается тем, чем увлекаюсь я. Мы одинаковые лицом, но разные характерами.        Кажется, я знаю, зачем нас позвал Аркадьич.        – Отлично, все в сборе. Я могу начать, – говорит Аршинов, сидя за своим столом. – Вы двое когда-нибудь сведëте меня с ума. Вопрос лишь в том, когда это случится. Почему я опять узнаю, что вы подрались, да и ещё решили попортить отчёты друг другу? Ладно Андрей, но ты, Артём, я не могу понять.       – Илья Аркадьевич, я не буду извиняться перед ним за то, что сделал. Его работы – полная бездарность, – скромно отвечает мой брат, даже не глядя в мою сторону.        – Ну, почему же бездарность? Я видел, как красиво рисует Андрей. Да, его работы в графике слегка небрежны, но в нём чувствуется талант, – встаёт на мою защиту преподаватель. – Андрей, ты опять драку завязал. И, как я вижу, в этот раз тебе Артём ответил. И правильно сделал.        – С чего бы? Вы слышали, что он говорит про мои работы? Я был оскорблён, – оправдываюсь я, нервно отворачивая голову.       – Я понимаю, Андрюш. Но бить за это своего родного брата нельзя, – пытаясь заступиться за обоих, говорит Аршинов.        – Да, его и побить мало будет. Он ни на что не способен, кроме как ныть и бояться всего на свете. Ему не стать архитектором, – пытаясь задеть за живое Артёма, отвечаю я.       Да, возможно я ревную нашего куратора к брату, но это никак не влияет на мою правоту. Вообще не понимаю, почему Аркадьич решил его поддержать. Обидно немного, что Аршинов пытается усидеть на двух стульях сразу, ведь ясно здесь всем, что потенциал у меня явно больше. Тëма не может ничего предложить нового и интересного, он может только бездумно чертить линии, ничего из себя не представляющие. В общем, мы конкуренты, и это началось задолго до обучения здесь.        – Хватит! Я тебя ненавижу, Андрей. Если твоя личность ничего не стоит, это не мои проблемы. Ты ничего не стоишь, и я даже не хочу продолжать этот бессмысленный диалог, – резко отвечает мой брат.        Я даже поначалу пугаюсь, но потом вспоминаю, что он мой брат и характер у нас схож, такой же скверный. Только Артём никогда не показывает его на людях, хотя мог бы. Это-то меня и настораживает. Я его вижу таким очень редко. В основном он молчит и даже не помнит, что характером не вышел. Всё строит в себе скромного интеллигента, что весьма хорошо ему удаётся.        – Слушай, идей у тебя нет, а если и будут ты не сможешь за них постоять. Ты и за себя постоять-то не можешь, ты даже пчёл боишься. Ты вечно нудишь, ни с кем не общаешься почти. А творческие личности себя так не ведут. Если ты не в курсе, то архитектор – творческая профессия. А с такой жизнью как у тебя, ты останешься без работы, – завожусь я практически на ровном месте, и мне уже не важно, что рядом находится Аршинов.       – Мне это надоело, – тихо произносит Артём, вставая со своего места.       Он идёт мимо меня, задевая плечом. В силу характера я быстро выхожу из себя и толкаю его в полсилы. Всё последующее происходит буквально за несколько секунд. Я даже не успеваю сообразить, как Тëма бьёт мне в нос. На рефлексе хватаюсь за травмированный участок, ошарашенно глядя на брата. Тот останавливаться похоже не собирается и бьёт мне по челюсти. Наконец-то, сообразив, что Артём спровоцировал драку, отвечаю ему таким же сильным ударом. Я рассекаю ему скулу, бью в бровь, что по его лицу течёт струйка горячей крови. Тут к нам подбегает Аркадьич, начиная разнимать. Я отбиваюсь и разбиваю губу брату. Он бьёт мне чётко по глазу, что сто процентов останется огромный фонарь. В силе мой братик тоже не обижен.       Аршинову всё же удаётся нас разнять и усадить подальше друг от друга. Да и мы уже немного успокаиваемся.       – Что вы творите?!!? Вы же братья. Зачем вы друг друга оскорбляете, соперничаете? Вы должны помогать, пока вы есть друг у друга. Вы окончательно меня достали. Сейчас я ухожу за аптечкой, а вы не перегрызите друг другу глотки. Дальше будет очень долгая и нудная беседа, а может я вас просто накажу, будете драить мой кабинет до самого вечера, – строго отчитывает нас Илья Аркадьевич, но в его взгляде видно, что он переживает за наши отношения.        Те долгие несколько минут отсутствия куратора мы сидим в абсолютной тишине, даже не глядя друг на друга. Думаю, что Артём уже переживает на тот счëт, что его будут ругать родители за драку. Мне же абсолютно всё равно. Да, он меня задел сильно, да и в драку первым полез. Художника каждый обидеть может. И я этого не скрываю, поэтому кажется, что я личность довольно истеричная.       Аршинов возвращается с аптечкой и подзывает нас обоих на свой страх и риск. Он указывает жестом, чтобы мы сели на парту. Мы так и делаем, наблюдая за тем, к кому первому подойдёт Илья Аркадьевич. Он нас удивляет, давая каждому в руки по ватке, смоченной спиртом.        – Давайте, помогите друг другу, – строго глядя на нас, Аршинов отвечает на немой вопрос.        Мы решаем ему поддаться единогласно, поэтому начинаем обрабатывать ссадины на лице. Каждый из нас специально давит на открытые раны, вдавливая в них капли спирта. Это приносит нескончаемую боль, но мы оба терпим, не решаясь уступить в этом "поединке". Крови на лицах всё меньше, а ужасных ощущений всё больше.        – Вы специально делаете друг другу больно. С вами по-другому надо, – говорит Аркадьич, беря спирт со стола.        Он берёт мою руку, немного небрежно обрабадывая ссадины на костяшках. Мне безмерно приятно, что я оказываюсь первым, но решаю не злорадствовать. Аршинов быстро мне бинтует руки, поглаживая рёбра ладоней большими пальцами. Тепло от заботы разливается где-то там внутри меня, и я скромно улыбаюсь. Илья Аркадьевич, закончив со мной, бунтует руки Артёма. Правда, мне почему-то кажется, что с ним он как-то побережнее. Брат шикает от боли, но сидит смирно. На самом деле я удивлён, ведь этот идиот боится всего и боль вытерпеть часто не может. Неужели храбрится перед Аршиновым?        – Так, мальчики, если вы не перестанете, а вы не перестанете, то я к вам применю радикальные меры. Да, как я раньше обещал, это уборка моей аудитории. Вы можете приступать. Всё нужное в подсобке, а я пожалуй посмотрю на то, как исправительный труд вас мирит, – говорит серьёзно Аркадьич, усаживаясь за свой стол.        Ничего нам не остаётся, как подчиниться и пойти за ведром и тряпками. Конечно, без толканий и перепалок не обходится, на что Илья Аркадьевич просто закрывает глаза и терпит. Так время проходит до самого вечера. И мы опять сцепились с Артёмом, и хорошо, что только словами.        – Довольно. Я устал слушать ваши перепалки. Вы отсюда не выйдете, пока не помиритесь, – спокойным строгим голосом произносит Аршинов, спускаясь к нам.       – Я мириться не намерен. Мы соперники и всегда ими будем, хотя он мне не годится в конкуренты, – отвечаю я, вскидывая подбородок.       – Много чести. Но я тоже не собираюсь мириться. Андрей абсолютно несерьёзен. И если ему всё равно на свою семью, то мне нет. Ну, кроме него, конечно, – говорит мой брат, а в словах его чувствуется такой яд, что он проникает мне прямо в сердце.        – Да, как ты смеешь?! Я люблю свою семью, и они меня любят. Даже не пытайся стать их единственным любимчиком. А честно говоря, над тобой даже родаки смеются, не только наши одногруппники, – повышаю я тон, пытаясь обидеть Тëму в ответ.       – Если ты не заметил, то это уже произошло. И причём очень давно. Когда ты начал страдать всякой хернёй, тогда родители перестали обращать на тебя внимание. И никто надо мной не смеётся, ты врëшь! – также повышает голос Артём, чуть ли не плача.        – Костецкие! Хватит! Как дети, ей-богу. Либо вы сейчас оба затыкаетесь и миритесь, либо я вас тут же и убью, – кричит на нас Аршинов, ударяя кулаком по парте.       – Мы не будем мириться! – в один голос возражаем, складывая руки на груди.       – Вы сейчас будете делать то, что я скажу. И если хоть слово от кого-то услышу, то обоим два за семестр по моему предмету, – строго произносит Илья Аркадьевич, что становится не по себе.       С другой стороны, когда слышишь этот властный низкий голос с хрипотцой, сразу хочется ему подчиниться. Не знаю, как Артём, а я уже готов встать на колени перед этим мужчиной. Кажется, мой брат того же мнения. Словно читая наши мысли, Аршинов произносит:       – На колени. Оба.        Мы беспрекословно выполняем приказ, стараясь не смотреть в глаза куратора. Почему-то именно сейчас становится стыдно за своё поведение. Мы не должны были вести себя так при Илье Аркадьевиче. Да, по большому счëту, мы ругаемся из-за учёбы. Но началось-то это вообще давно, но Аршинову знать об этом необязательно. Он-то думает, что мы просто соперники в учёбе и всего. Поэтому было неправильно с нашей стороны так вести себя. Но в принципе, я не против того, что будет происходить дальше.        – Молодцы. Послушные мальчики, – довольно говорит Аршинов, трепля нас по волосам.       Он тут же принимается расстëгивать свой ремень, закусывая нижнюю губу. Честно, от такого вида Ильи Аркадьевича, я уверен, у нас обоих становится тесно в джинсах. Я смотрю на то, как мой брат не знает, куда себя деть от внезапного возбуждения, и меня это, по правде говоря, веселит. Как бы мы ни ругались, мне нравится, когда Артём смущается или ему стыдно. Он сразу краснеет и становится таким милым. В принципе, он моя копия, значит и я выгляжу так. Забавно.        Из своих мыслей меня выводит удар ремня о пол и звук расстëгивающейся молнии. Аршинов спускает свои брюки до колен, выжидающе глядя на нас обоих. Я сразу понимаю, чего хочет наш куратор, но абсолютно не понимаю, как это сделать. А вот Тëма тоже понимает и заливается краской. Я буквально читаю его мысли о побеге, но он слишком послушен, чтобы сбежать, когда ему приказали сидеть на месте. Да и последствия мы знаем оба.       – Ну, давайте, мальчики, исправляйтесь скорее, – пошло ухмыляясь, говорит Илья Аркадьевич.       Мы смотрим друг на друга, понимая, что кому-то это придётся сделать. Я киваю Артёму, чтобы он начинал, от чего его щëки ещё больше покрываются румянцем. Всё же отказываться он не спешит: тянет боксеры Аршинова вниз, высвобождая его член. Надо отметить, член очень красивый. Я бы и сам справился, но мне безумно нравится ставить брата в неловкое положение.        – Нет, вместе давайте. Будем развивать в вас братскую любовь, – останавливает Тëму куратор, самодовольно усмехаясь.        Мы в недоумении смотрим друг на друга, не желая мириться с этими правилами. Напомню, что мы знаем про последствия своего непослушания. Придётся нам пересилить себя и подчиниться Илье Аркадьевичу. Мы оба закрываем глаза, собираясь с мыслями.       Буквально чувствуя друг друга, мы одновременно касаемся языками розовой головки. Лижем мы тоже в один такт, иногда сталкиваясь друг с другом. Аршинов гладит нас по волосам, явно наслаждаясь происходящим. Это очень странно, и я никак не могу понять, что думаю на этот счёт, но рад, что Аркадьич доволен.        Я постепенно вхожу во вкус и обхватываю край головки губами, из-за чего соприкасаюсь с языком моего брата. Одновременно мы решаем устроить Аршинову небольшое шоу: страстно целуемся, сплетаясь языками. В этот момент мы забываем о наших разногласиях и полностью отдаёмся друг другу. Именно в эту секунду я понимаю, что всё не так важно, что можно просто любить и простить.        Кажется, Илье Аркадьевичу тоже хочется внимания: он нас отстраняет друг от друга, пальцами разрывая ниточку слюны между нашими губами. В первый раз за долгое время мы смотрим друг другу в глаза по-другому, и это "по-другому" очень многообещающе. Мы с ещё большим усердием возвращаемся к изначальному делу, уже не стараясь избегать столкновений.        Я беру головку в рот, начиная ритмично двигать головой. Мой брат в это время проводит языком вдоль ствола, смачивая его слюной. Аршинов хватает меня за волосы, но не старается контролировать. Он тихо стонет, наблюдая за процессом. Полагаю, что сверху вид просто великолепный.       – Да, Андрюш, бери поглубже, – произносит Илья Аркадьевич, тяжело дыша.        Кажется, на этом моменте мы с Артёмом испытываем шок, ведь Аршинов нас не перепутал. А это значит, либо у нашего куратора есть дар нас отличать даже по виду сверху, либо же он просто отлично соображает в такой ситуации и помнит, кто и где стоял. Я же стараюсь сделать, как хочет Аркадьич, и при этом не мешать брату. Слышу довольный стон и немного ускоряюсь, понимая, что всё правильно.        Я быстро устаю, и Артём сменяет меня, начиная усердно сосать. Усердно, потому что практически сразу по его подбородку течёт слюна, капая на пол. Я же безмятежно облизываю член ближе к основанию, потираясь щекой о бедро Аршинова. Мы, оказывается, отлично работаем в команде. Или это распространяется только на минет нашему куратору?        – Артём, втяни щёчки, пожалуйста, – на удивление чётко произносит Илья Аркадьевич, несмотря на возбуждение, затормаживающее работу мозга и всего организма в целом.        Тëма естественно слушается, и выглядит это просто превосходно. Мой брат мог бы быть порнозвездой. И если так судить, я тоже. Аршинов чуть толкается, придерживая Артёма за подбородок. Колени уже болят, но мы всё равно стоим, продолжая приносить удовольствие нашему куратору. Если кто-то узнает об этом, нас просто не поймут и подумают, что так мы зарабатываем себе оценки. Но на это сейчас абсолютно плевать.        Мой брат останавливается, сглатывая собравшуюся слюну. Мы оба плотно обхватываем член с двух сторон, прижимаясь губами друг к другу. Так как будто даже ещё легче становится, и мы вместе начинаем двигаться, постепенно ускоряясь. Кажется, таким образом мы просто свели Аршинова с ума, что он больше не может сдержать своих стонов. Мне начинает нравиться делать минет, так ещё и вместе с братом.        Пары минут отточенных движений хватает, чтобы довести Илью Аркадьевича до пика. Он оттаскивает нас за волосы и, пару раз проведя по члену, кончает нам на лица. Сперма попадает на обоих, в основном на щëки и губы. Я вытираю её футболкой сначала с себя, а потом и с Артёма. Мы встаём с пола и садимся на парту.        – Молодцы, Костецкие. Вижу: вам понравилось. Так вот, ещё один случай и больше вам не видать меня вне пар. Жду вас обоих, если надумаете повторить. По одному можете даже не приходить. Да, это шантаж, и мне всё равно, – говорит Аршинов, садясь за свой стол.        Мы с Артёмом смотрим друг на друга, понимая, что ради этого мужчины мы готовы помириться. Внезапно, чувство эйфории накрывает нас с головой, и мы целуемся нежно, зарываясь пальцами друг другу в волосы. С этого дня настаёт новый этап в наших отношениях.        Бывает такое, что один человек может заставить врагов помириться. И это прекрасно, что кто-то может так влиять на нас. Особенно, если враг – близкий тебе человек. Главное – уметь прощать.