Beat generation

— Щас разъебешься. — Билл усмехнулся, подмигнул и запустил пластинку. Он плавно, словно отмеряя площадь небольшими шагами, вышел в центр комнаты, махнул рукой с зажатой меж пальцев сигаретой, и треск сменился музыкой. Диппер представить не мог, какое влияние на него в дальнейшем окажут «Pink Floyd», сколько дней он будет прокручивать каждую ноту альбома «The Dark Side Of The Moon». Уже так по-родному — нежно раскачивалось и терялось пространство, что Пайнс перестал удивляться. Действительно ли было вчера? Под ЛСД поток прошлого привычно теряется, забывается, прекращая своë существование. Теряется прошлое, зато находятся новые связи и мысли, жамевю и дежавю порождают самое прекрасное чудовище. Но Диппер, вопреки, помнит каждый Биллов вздох, каждый взгляд, каждое прикосновение. Момент становится интимным, а лампа в углу заполняет комнату тëплым светом, порождая новые фракталы. За окном темно, россыпь звëзд и завывание ветра. Настенные часы больше не тикают в такт музыке, застыв на 9:19. Это Билл намеренно сломал их ещë утром, сказав, что пресловутый звук мешает ему думать. Билл обнимает Диппера сзади, стягивает чëрную футболку через верх, нежно касается плеч. По позвоночнику проходит приятная дрожь, как ток по проводам. Диппер ведëт голову влево, целует Билла в щеку, думает о весне, о зеленых травинках с росой. Билл что-то неразборчиво мычит в ухо, оплетает его шею руками, нежно ведëт к груди. Вот центр вселенной, вот центр второй вселенной, вот картинка, вот соприкосновение, вот взрыв. Диппер стонет от того, как хорошо ощущаются пальцы Сайфера. Пайнс тянет руки вверх, касается лица Билла, прижимается к горячему телу и растворяется. Тут сразу вспоминается мыслеэксперимент Декарта «Злой демон» и значимое «cogito ergo sum». — О чëм ты думаешь, Билл? — Диппер выдыхает фразу, жмурится на долю секунды, забывается, диссоциирует, улыбается. — Cogito ergo sum. Вдыхай. — Билл разворачивается, делает глубокую тяжку, целует Диппера, передавая ему сигаретный дым. Пайнс смакует, давит лыбу и смотрит, как искривляется простор под гнëтом дыма. Они с Биллом смотрят вверх, прижимаясь друг к другу совсем близко. — Пространство трескается как фарфор. Забавно. — Билл стряхнул пепел на пол. Диппер развернулся к Биллу лицом, ткнулся ему в шею и принялся наощупь расстегивать пуговицы его белой рубашки. Возможно, это неправильно, но на теле Билла так элегантно смотрелись затягивающиеся порезы. Пайнс принимал Билла полностью: со всеми изъянами, с абстрактной маленькой татуировкой в районе тазовой кости, с подбитыми костяшками и ожогами от сигарет. — Я мыслю, а значит, существую. — Сайфер улыбается и почти сразу хватает Диппера за волосы и целует, не так, как в машине. Жадно, нагло, напористо. Случайно подпаляет кончики волос Диппера сигаретой. Они, наконец, заслужили уединения. Рядом всегда было что-то или кто-то, а сейчас вдребезги лопнул фарфоровый Земля-шар, утекло магнитное поле, всë потерялось и застыло для того, чтобы их мышления наконец вырвались за рамки иллюзорной коробки. Всë это. Здесь и сейчас. Билл берëт его за руку, что-то нежно шепчет, а Диппер не здесь, он не понимает слов, ни единого. Только и делает, что улыбается, преданно смотрит в глаза и будто бы весь светится. Сайфер усмехается, чуть медлит, хватает его за руку и тянет к кровати. Пайнс находит себя на кровати обнаженным. Музыка на фоне всë играет и играет, Диппер слушает альбом впервые, но будто знает, что будет дальше, сечëт ритм. Он тянет руки и помогает Биллу раздеться, перебрасывается парой чертыханий и, наконец, касается коленей Сайфера. — Ты правда очень красивый. — Диппер трëтся щекой о его колено, проникновенно смотрит в глаза. — А ты очаровательный. — Билл тянет его на себя, хватает за бедра. Диппер выгибается, подставляясь под руки, целует тело Сайфера, периодически едва прикусывая кожу. Ему наплевать, он, кажется, стонет. Как же сильно ведëт. Диппер садится на бëдра Билла, аккуратно опускается, держит темп. Он смотрит Сайферу в глаза и постоянно сжимает его ладонь. Что-то внутри отчетливо заполняет пустоту и ненависть, копившуюся годами. Диппер ловит стон Билла и выдыхает. Теперь кажется, что события первых дней осени — это вымысел. Не существовало никаких мерзких лиц. Билл подаëтся вперëд, обхватывает Диппера за спину, целует. Существовали лишь самые обычные люди. И неблагоприятным мышлением Диппер очерчивал их паттерны. Пайнс стонет Биллу в рот, на долю секунды прерываясь в поцелуе. Он подмахивает бедрами и выгибается в пояснице, пытаясь добиться ещë стонов Билла. Ещë и ещë. Эти люди не были виноваты в том, что они живут своей жизнью, по своему сценарию, а не по тому, которого желал Диппер. Это же настолько простая мысль. Пайнс сжал плечи Сайфера, выдохнул, снизил темп и убрал пряди волос с его лица. Диппер аккуратно коснулся своим лбом его лба и, не переставая двигаться, произнëс: — Я люблю тебя. Правда. Очень. — Он сказал это так ласково, что сам едва узнал свой голос. Билл смерил его нечитаемым взглядом, ткнулся в его губы, заводя с новой силой в очередном поцелуе. Люблю. Билл со стоном кончил, сжимая руку Диппера. Пайнс кончил следом. Он осмотрел лицо Сайфера, нежно провел по нему тыльной стороной ладони и улыбнулся, поцеловав в уголок губ. Билл проморгался и лëг рядом. — Ты любишь меня? Диппер вытер живот Билла простынью и лëг рядом. — Да. — Дипперу показалось, что он никогда не звучал так убедительно. Сайфер задумался и отвëл взгляд. — Плохая идея. — Пайнс вставил сигарету ему меж губ и подкурил. Потом подкурился сам. Чутка потупив взгляд, Диппер дал Биллу легкую затрещину. — Хуйню несëшь, скажи спасибо, что это не ты любишь меня. — Он сладко затянулся и откинул голову на плечо Билла. — Мне сказали, что я в прошлой жизни был шлюхой. — И в этой так и не отработал кармический долг? — Билл усмехнулся и цыкнул. — Иди к чёрту. — Диппер пихнул его в бок и поднялся с кровати, направляясь в сторону двери. — Ты куда? — Билл приподнялся на локтях. — Волнуешься? — Диппер улыбнулся. — Я в душ. — Голый с сигаретой? — Мне поебать. — Пайнс подмигнул, кинул неясную распальцовку и ушëл. «Люблю» отпечаталось в сознании.

***

Они заснули вместе в обнимку. Билл проснулся раньше и начал куда-то активно собираться, разбудив противным шебуршанием Диппера. — Билл, ты куда? — сонно и устало промямлил он, щурясь от солнечного света. — Хорошо выглядишь, здорово. — Я к Мэту, — Билл улыбнулся, — спасибо. Я оставил тебе ключ от его квартиры на тумбочке. Диппер кивнул. — Хорошо, до встречи. — Пайнс смерил его взглядом. — Я люблю тебя. Билл остановился в проходе и кивнул, закрывая за собой дверь. Диппер ещë минуту смотрел на пустое пространство комнаты, а после лëг и заснул вновь.

***

За окном был ранний вечер. Приглушенный свет не казался таким теплым, а температура — оптимальной. Часы по-прежнему показывали 9:19. Пластинка больше не крутилась. Морозило. Диппер принял душ и потратил ещë минут пять в комнате на сборы. Он накинул сверху пальто Билла, что провонялось табаком не меньше его комнаты. Под глазами чутка покраснело, придавая своего усталого шарма. Пайнс внимательно рассмотрел связку ключей. От его комнаты, от комнаты Билла и квартиры Мэтью. Сомнения цепко схватились за ниточку и добрались до его мыслей. Пистолет. Пистолет Билла, он должен быть в шкафу. Диппер отчетливо почувствовал дежавю, как тогда, с мескалином. По рукам пробежалась дрожь, он огляделся, не узнавая абсолютно ничего. Пистолета нет. Всë это — не его. Картины, вещи, комната, мышление. Это их. Общее. В груди неприятно кольнуло, он выбежал из общежития. Холодный ветер дул в лицо, голова замерзла, мокрые волосы показались отвратительно холодными. Тьма быстро заполняла простор. Сейчас было совсем не до интеллигентных замашек, он смотрел на мир трезво. И трезво оценивал, что он ни черта, ни дюйма не понимает. Он бежал так быстро, насколько вообще позволялось бегать как человеку, как homo sapiens. Может, даже немного быстрее. В глазах стояла пелена, он спотыкался, может, падал, но сразу же поднимался. Знакомый бар. Пайнс влетел внутрь, не здороваясь ни с кем из завсегдатаев. Билла тут не было. Он поднялся на второй этаж и быстро нашарил ключ, прислоняясь к самой двери. Пальцы дрожали, не позволяя подобрать нужный ключ. Замочная скважина показалась страшной ловушкой. Дверь поддалась, и он зашёл внутрь. Свет не горит. — Мэтью, — нет ответа, — блять, Билл, — громко крикнул он, включая свет по пути. Нет ответа. В зале было пусто. Диппер открыл дверь в ванную. — Блять. Прошу. Он быстро подошëл к ванне, застывая на месте. Билл лежал в ней, весь, сука, в белом и с порезанными руками. Диппер схватил Билла за руку. Все стены были заляпаны кровью. Руки. Неглубоко. — Билл, не смешно, Билл, — обессиленно обратился Диппер, схватил полотенце и намотал ему на запястье, пытаясь остановить кровотечение. — Билл, очнись, прошу. — Он аккуратно положил его руку на бортик и прислонил обе ладони к его голове. Под левой рукой было что-то огромное, мокрое, зияющее. Диппер развернул голову Билла к себе и почувствовал, как в глазах защипало. — Блять, Билл. — Пайнс не убрал рук, не спрятал взгляд, лишь почувствовал, как в этом смертельном холоде нашлось место чему-то горячему. Слезам, конечно, слезам. Он осмотрел стены и наконец заметил размазанные повсюду остатки мозга, которые он принял за сгустки крови в пелене событий. Рядышком, под всем этим безобразием, лежал пистолет и выглядел вульгарно, устрашающе. Диппер прислонил голову к его лбу и обнял, будто это могло хоть сколько-нибудь спасти. Он винил себя во всëм. Даже не столько за фразы, сколько за то, что не выкинул пистолет к чëртовой матери. Что не заметил последние звоночки, что не поддался «что-то-блять-не-так» чувству, спихнув на обычную тревожность. Это его вина и только его, и он понесет за собой это бремя по полной программе. Он действительно думал, что они всегда будут вместе? Диппер попытался восстановить дыхание, вместо этого засмеялся, прижимаясь к Биллу. Как давно Билл вообще вынашивал этот план? И был ли это чертов план, может, вот это вот он принял за знаковость? Дескать, спасибо, ребята, я вас монетизирую. Своей смертью. Они, эти бляди, меня запомнят, вот мои наработки, вот ключи, вот мысли, решайте, что делать, сами. Билл бы сейчас точно развел руками. Диппер сполз на пол. Он неудачник. Пайнс сорвал полотенце с руки Билла и с размаху кинул его в стену. — Сука, Билл. Ты, может, — он обнял его окровавленную руку, положил его ладонь себе на голову, щекой прижимаясь к ранам, оставляя на себе кровавый след, — думал, блять, что я тебя возненавижу? Нихуя, Билл. Я бы хотел, но я люблю тебя. И только, сука, тебя. Мне, наверное, кого-то нужно позвать, да? — Диппер не уверен, что он выговаривает слова, а не просто всхлипывает, как законченный неудачник. — Я не могу встать, я здесь, меня пригвоздило, мне плохо. Мне надо было проебать тебя, чтобы осознать твое нутро. Каждый миллиметр тебя кричал, что ты явно не тот... Блять, не тот. Я не знаю! — Диппер зажмурил глаза, будто картинка исчезнет и он больше не будет чувствовать запах металла и отголоски пороха. Не будет обнимать изрезанную руку. — Я люблю тебя любым, мне поебать! Я люблю тебя. Мне плохо. Я не ненавижу тебя, Билл, я ненавижу себя. Мне плохо. Я люблю тебя. Зачем, — тихо произнес он и размазал слëзы по руке Билла. Он громко рыдал и чувствовал мерзостный сгусток отвращения к самому себе. Он облизал сухие губы и почувствовал металлический привкус крови на губах. Его затрясло с новой силой. Он плакал навзрыд, прижимаясь к Биллу, осознавая, что финал ему никак не отсрочить. Диппер нежно гладил его ладонь, будто Билл мог это ощутить. Пайнс пытался промямлить что-то. Признание, вымолить прощение, что-то очередное бредовое и бессвязное. Вымолвить ни слова не удавалось, лишь обрывки даже не фраз, букв. Диппер слышал, как снизу трещала музыка, но окончательно отключился, когда заиграла «The Great Gig In The Sky». Его добило окончательно, он поднялся. В зеркале на него смотрел не он. Жалкое отродье, едва напоминающее человека, личности там ноль, да даже до индивида не дотягивает. — Какой ты, нахуй, субъект? — Диппер со всей силы вдарил по зеркалу. Мелкие осколки впились в руку, его кровь смешалась с кровью Билла. Его бы сейчас стошнило, но он ничего не ел уже больше суток. А музыка всë играла и играла. Пульсировала по венам, капиллярам и артериям, резонировала с сердцем, с мозгом, с лëгкими. Диппер подошëл к Биллу и достал из кармана его рубашки просвечивающуюся фотографию. Мокрую, хлипкую, вчерашнюю, с выцарапанным лицом Билла. Диппер спрятал еë в скрытом кармане пальто и обессиленно рухнул на пол. Под его телом захрустели осколки. Он схватился за пальцы Билла и пролежал так до самого прихода Мэтью.

***

По первому времени в газетах много писали про Билла. Молодой парень, модный квир, острый ум, неординарная биография, университетские любовники, абстрактное творчество, авангард. Конечно, после этого случая редакция взялась за печать их книги. Диппер много работал с Альбертом и Мэтью впоследствии, не переставал писать. С наркотиками стало тяжело, он чувствовал неосязаемость Билла, не мог очистить свои мысли от всего этого мрака ничем. На каждой улице ему казалось, будто сейчас навстречу к нему выйдет Билл. Нарядный, красивый, весь «при параде», обязательно с сигаретой и винищем в руках, подойдет ближе и сморозит какую-нибудь стигматизирующую ересь. В каждом сборнике, в каждой книге Диппер упоминал о Сайфере, даже поместил несколько его работ на обложки, доработал его старые тексты. Не позволял никому забыть Билла. Он бросил университет на втором курсе за ненадобностью и, кажется, даже вошëл в клуб двадцать семь. Полностью город покрыт опавшими листьями. С каждым днем погода становится более жесткой. Помнишь, как мы любили? Бешено искренне, Словно Аллен Гинзберг и Питер Орловски. Мне часто снятся кошмары, и есть не хочется. По симптомам похоже, будто подсел на трамал. Я ведь не знал, что настолько боюсь одиночества. Пока тебя не проебал.