Call out my name

Угадайте с трех раз чемпиона по выпивке этого года? Я знаю, знаю, что вы сейчас тут же кинетесь смотреть на этот рыжий мешок, лежащий посреди кровати, который не соизволил даже раздеться, когда буквально ввалился всем своим весом на и без того старый матрас, который скрипит хуже старика в очереди поликлиники, когда приходишь только узнать к какому врачу ты вообще записался (или записала твоя мать), как на тебя тут же накидываются разъяренные бабушки с тростями в руках, превращаясь из розовощеких ангелочков в пылающих исчадий ада, плюющие свой яд на твою одежду под возгласы: «Какая невоспитанная, наглая молодёжь! Я, старая, специально пришла пораньше, а им — конечно! — только спросить!..» — и все в таком духе. Под рукой, тянущейся выключить звук будильника на телефоне, старые пружины с какой то особой надменностью начинают скрипеть — такое ощущение, что здесь проезжает старый французский локомотив (ну, он мог бы называться французским, если бы не очевидное made in japan в его лице и карих глазам азиатского типа) В глазах троились… Это что вообще? «Больше с Альбатросом не пьем.» — твердая заметка в блокноте жизни (Кто нибудь помнит свои твёрдо поставленные точки над i?). 14 сентября — Вроде бы, что такого? Если бы! Пол месяца просрал ни на что. Когда там, значит, ближайшая сдача?…

***

Волосы разметались во все стороны, рыжие локоны больше напоминают каштановые ветки в гнезде птицы, которая постоянно пела за окном (пока кот соседки её не съел). Ленивые движения щёткой, о которых не стоит забывать; холодная как лед вода, будто дающая пощечины разгоряченным от ещё невыветревшего алкоголя щекам, взгляд маленького неудачника — вроде на этом все, что он может вспомнить об этом утре. «Выдающиеся дети, поднявшиеся до высот в своей карьере всего в 13 лет! — список 10 самых…» «Инфляция 20хх года: что нам ожидать?» «Возьми гитару и пой: история одного из самых успешных исполнителей Японского рока» На этом все? Социальные сети полны пустоты — и это факт. Попробуй выплыть из этой чёртовой паутины — ха, что тут сложного? Выключил телефон и все. Но…тут начинаешь не замечать, как твои руки сами тянутся к мобильнику — пока ты едешь в автобусе, пока ешь холодный суп, который ты еле как приготовил во время паузы своей депрессии, пока… Пока не будешь лежать в могиле. Но и там можно продолжать листать ленту, пытаясь найти хоть что-то, пытаясь достать хоть каплю дофамина, который в последний раз ты видел примерно никогда. «Что за философское утро сегодня? Твою…».

***

— Ал, ты тут? В гараже пусто. Он все ещё отмокает после вчерашнего? Хотя бы Чуя тут не последний лох, кто превратился из рыжего неудачника в рыжее дерьмо, которое не может не то, чтобы поднять себя с постели, а впринципе существовать. — Ал.ло? — Он все ещё пьян. — Погоди, ты где? — Я…В гараж…е. Он все ещё вдребезги пьян. А почему бы не… — Я возьму ниндзи до вечера? — А.Ниндзи? Да, да, бери. — это сейчас что за стон был.? «А… Он подцепил кого то, значит…» — Отдыхай, счастливчик. Остальные живы? — Наверное. Мы же с ними были, ты что, пьянчуга, уже забыл, ха-ха? Вздох. Пип — если ему так хочется, пусть веселиться. Это его жизнь. Плевать. Врру-ум, врру-ум — если ваши уши не начинают трепетать только от самого факта этого мурлыкания, я не знаю, насколько только может быть извращена ваша натура. Только попробуйте ощутить то, когда в ваших руках красная малышка, когда ваша рука обхватывает её, слегка сжимая, слегка щекотя, слегка лаская, но при этом уверенно и крепко удерживая её, такую невесомую, такую мягкую, но сделанную из стали, из чьих то слез и пота. Этот момент, откладывающийся в вашей памяти, словно порез стеклом, который вы никогда не забудете, когда ты, слегка нажимая на газ, не отпуская сцепления, чувствуешь всю страсть, льющуюся из её нутра. Ни одна девушка, какой бы она ни была — стройной или ватной, спортивной или мягкой, страстной или не очень — явно и близко не сможет встать с этой яростью, которая околдует тебя лишь с одного взмаза твоих ресниц в её сторону. «У нас есть время до вечера.»

***

И чем стоит заняться парню, нагло прогулявшему сегодняшние пары «по состоянию здоровья»? Красная малышка неслась по шоссе Токио-Йокогама, оставляя после себя роскошные мицубиси в дыме своего неосязаемого, но глубокого выдоха мотора, разгоняясь до рекордных цифр, отображавшихся на спидометре. В любом случае, это мотоцикл Ала, так что штрафы — явно не проблема Чуи. — Ал, ты куда выехал после вчерашнего? Совсем башню снесло? — Это Чуя, Пианист. Я одолжил мотоцикл. До вечера. — Черт, он все ещё червяком лежит?! — А чему тут уд, — Обогнал впереди едущую фуру, -.ивляться? По моему, он никогда особо пить не умел. Сколько лет дружим, одни только слова о том, какой он шикарный собутыльник. А на деле ничего, так, — ну ты понял о чем я, верно? — Ладно, пусть этот еврей лежит, отсыпается. Я почему вообще звоню? У Ала в последнее время не было никаких отношений? — Э, к чему это? Какая то мадам прибежала кричать о том, какой он мудозвон был? Или ты опять в амуры записался? — Если бы… — Пианист замолчал. — Что-то не так? — Лучше приедь и сам увидишь, я в его квартире. Пианист отключился. Что не так? Как-то подозрительно звучит это все. Неужели этот обдолбан успел отцом случайно стать? Да нет, не может быть. Хотя, кто знает. Он на все горазд. Или он успел где то попасть в оргию, после которой число сифиликов увеличилось примерно на число её участников? Или… Ещё лучше…

***

— И КАК ЭТО РАЗВИДЕТЬ?! ЧЕРТ, МОИ ГЛАЗА! Дамы и господа, леди и не очень, как думаете, что случилось, отчего молчанка вечно говорящего Пианиста вдруг появилась в этом мире? На двуспальной кровати, в скомканных белых простынях, запачканных лучше не знать чем, слегка похрапывая, лежал мамин нигиленок, папин аморал, находясь в рубашке, в которой мать его из своего утроба вытащила несколько лет назад. Голый таз заменял лампу в комнате без окон, освещая маленькую комнатку. За шатающимся столом сидели трое — Пианист, смотрящий на свои носки, Чуя, пытающийся выцарапать свои глаза и парень с взъерошенными волосами, медленно попивающий горячий напиток в кружке с жабой. — Эм… Я — — Нет-нет-нет-нет-нет, даже слышать не хочу! — Чуя сильнее сжал свои уши, что, казалось, ещё немного, и они посинеют от недостатка крови. — Вообще, мы хотим услышать объяснений, — Пианист, зачесывая назад челку, то ли хмуро, то ли неуверенно смотрел на того. — Итак, как это оказалось здесь? — Ну, что ж…

***

— Да если бы я, да не перепил этого долбожморика?! — Шатаясь, почти опускаясь на колени, Альбатрос, напоминая ребёнка, который только-только учится ходить, вцепился в плечо Липпмана. — Док, что по итогу с ним делаем? Не думаю, что Юки сейчас пустит это…Это… — Брехловложение? — Потягивая сигарету, Док, ухмыляясь, смотрел на стоящую перед ним парочку, напоминавшую «счастливых» молодожёнов. — Знаешь, а вы неплохо смотритесь вместе. Прямо вылитая семейка, кхе-кхе. — Если бы не размер его зада, я бы подумал. Но спасибо за замечание, — Встряхнув пьянчугу на лавку, Липпман взял тлеющую сигарету из рук Дока, сильно затянулся, и выдохнул, так, будто вместе с дымом пытался прочистить свое тело от следов прикосновений Альбатроса. — Звоню Юки? — Звони. Три медленных гудка… Пять тихих… — Алло? — неуверенный женский голос проступил среди этих мучительных звуков ожидания. — Юки, тут, знаешь, такое дело… — Оглядываясь на нечто, Док начал перечислять в голове варианты формулировок, дабы снизить вероятность того, что та пошлёт их и им придётся самим разбираться, что делать с ЭТИМ. — Касаемо Альбатроса? — неуверенный женский голос вдруг превратился в голос львицы, такой, что одним своим видом могла спугнуть стаю гиен, заставив даже всегда холодного Дока покрыться мурашками (ну естественно лишь слегка (и всего на милинаносекундочку!)) -…Да. — Слушай, я знаю, вы его друзья и все в таком духе. Но почему вы не оставили его там? Поверьте, я не собираюсь снова возиться с этим чучелом, чтобы потом получить неизвестно что под конец. И, — глубокий вздох, — он вам не рассказывал? — О чем? -. Забей. В общем, делайте, что хотите с ним. Передайте уже наконец ему, чтобы он удалил меня из списка контактов. — Чего? — И спасибо, что заботитесь о нем. Би-ип. Звонок окончен. — И…Что это только что было? — Липпман был похож на маленького еврейского мальчика, непонимающего, какого хера происходит. — Ну. Я так понимаю, на этом её полномочия все. Теперь это — он указал на пьяный калачик, мирно сопящий на лавке, куда его спихнул Липпман со своего плеча, — наша проблема. — И что будем делать? В гараж его нести теперь, что-ли? — А что, хочешь предоставить своему глубоко-уважаемому другу койко-место в своих apartments? — Только после вас. — Липпман раздражительно поклонился, — я серьёзно, что будем с ним делать? Последняя затяжка, и сигарета летит в урну. — Гараж. Вызывай такси, метро уже не ходит.

***

— А дальше что? — Чуя, отстав от своих ушей, теперь тянул чай из кружки с мопсом. -…Думаю, будет лучше, если он сам вам расскажет. — Парень, почесывая затылок, всем своим видом показывал о кончине своего монолога. — Кстати, — Пианист, закинув ногу на ногу, подвинул кружку с остывшем чаем ближе к себе. — Не буду спрашивать, откуда ты знаешь весь этот приквел, но как тебя вообще зовут? — Да, ты кто такой вообще? — А, — Парень, опомнившись, чуть вскочил со стула, — Мичизу Тачихара. — Тачихара, значит… — руки Пианиста сложились в характерный домик, — Откуда? Где учишься/работаешь? — Синано, префектура Нагано. Сейчас учусь в Токийском университете, факультет архитектуры. — Токийский? — Пианист и Чуя переглянулись. — ты с тем чудиком случаем не оттуда знаком? — А, — парень заерзал, — не-ет, нет. Вообще, погодите, он учится в Токийском?! — То есть, вы… Провели тут ночь, но при этом ты только сейчас узнаешь о базовой информации о человеке? — Ночь?! Не в том смысле дело! — Тачихара заметал руками в разные стороны. — Погодите, вы как вообще все это… Мы точно об одном? — Э?! Так, стоп. Два парня, находящиеся в одной квартире. Один из них прямо сейчас лежит голый, в спальне, на простынях, измятых будто бы в ожесточенной борьбе сумовцев на празднике фонарей. При этом один из них прямо сейчас с потрепанным видом отрицает все происходящее. — Стоп. Секундочку. По итогу, что за драма прямо сейчас идёт? Я случайно включил нетфликс? Как вырубить, сос. — Тачихара, любезно ваш прошу, проясните уже, что, мать вашу, творится в этой квартире, пока я окончательно не сошёл с ума? — Пианист, надменно включив маску порядочного взрослого человека, оперевшись на сложенный домик подбородком, остро смотрел на парня. — Так, ребят, я не знаю, о чем вы подумали, НО — между нами ничего нет и не было. Я просто подобрал его, лежащим на скамейке во дворе. — почесав затылок, он продолжил, — ладно, он вцепился в мой рукав, рыдая о том, что его бедного-несчастного бросили там, холодного, сырого и тому подобное. Вы думаете, я бы стал этого бомжару как котёнка поднимать? Он не отпускал меня, пока не ввалился в мою комнату. Я только отошёл за постельным для него, как моим глазам представляется вид, как это… — он посмотрел в сторону спальни, — ну, вы и сами видели. В общем, я надеюсь, теперь между нами нет недопониманий.

***

— Мда. — Блять, нахера я вообще из дома вышел сегодня?! Лежал бы и дальше, тихо мирно спал, чем… — Чуя, схватившись за голову, тряс ею во все стороны, стараясь вытряхнуть всю эту ненужную информацию. — Есть сигарета? — Держи. — Пианист с каким то скрытым садистким наслаждением смотрел на эмоциональный срыв мелкого. Огонёк. Тихое шипение горящей бумаги, шершавые ощущения на губах, вдох — и наконец он почувствовал нирвану. — Госпади, что за день то такой. — Ну, я предполагал, что такое произойдёт. — Затянувшись, Пианист выпустил кольцо серого дыма в невесомость. — Где все пошло не так? — Когда мы с ним познакомились. — О, это точно…

***

-Тебя подвезти? — Усаживаясь в комфортное кресло малышки, Чуя, держа в руках шлем, обратился к другу. — Сегодня без мотоциклов. И без того голова шумная, а если ещё и это. — Пхах, наоборот, ты знаешь, какое расслабление после этого? — Кому расслабление, а кому поездка на метро в большей степени комфорт даёт после Альбатроса. Это то, в чем они никогда не понимали друг друга. — Ну, как знаешь. — Рыжий надел шлем. — В общем, я полетел. На связи. — Угу. — не убирая сигарету от губ, ответил Пианист.