
Метки
Описание
Только поступив в экономический университет, Егор понял, что везение закончилось. В отличие от школ, университеты славились слабым контролем от государства и более строгой дисциплиной. Первое, что Егор сделал, заселившись в общагу - нашёл старшекурсников и подробно расспросил их, за что может прилететь.
Примечания
Работа написана для теперь уже ежегодного челленджа «Spanktober'24»
Посвящение
Чату ПН и в особенности ar_cane за помощь, а также всем, кто ждал порку Егора на протяжении «Экономической теории»
Спанкократия
03 октября 2024, 07:00
Егору всегда невероятно везло. Во-первых, ему повезло с семьёй: мама воспитывала троих детей одна, лишь иногда прибегая к помощи вездесущей бабушки. Родного отца Егор никогда не знал, а отчим свалил сразу же, как младшей сестре исполнилось два. После декрета мама вернулась в больницу работать главным врачом, параллельно получала приличное пособие от государства и обеспечивала детей даже лучше, чем любой мужчина. Егор никогда ни в чём не нуждался, получал практически всё, что хотел, не был скован гиперконтролем, как младшие сёстры, которых мама постоянно таскала по психологам. Он всегда был сам по себе и был очень рад такому раскладу.
Во-вторых, у Егора всегда всё получалось. Он не мог объяснить это даже себе, но каждый раз, когда он оказывался в, казалось бы, безвыходной ситуации, обстоятельства складывались так, что он выходил сухим из воды. Весь класс завалил контрольную? Егор, как обычно, заболел ещё за день до этого, а потом переписывал позже всех, заранее зная ответы. Директриса спалила его компашку, курящими в туалете? Пока она орала и требовала их показать дневники, Егор благополучно успел спрятаться в кабинке и улизнуть.
Но главное его везение заключалось в том, что как бы сильно система не старалась его задавить, он всё равно умудрялся ломать её по своим правилам.
Реформа образования дошла до Новоозёрска с запозданием и как раз выпала на период, когда Егор переходил в десятый класс. Этого момента боялись все, кто умел думать. В старшей школе ограничения на телесные наказания учеников значительно ослабевали. Егор всю жизнь опасался порки. Мама всегда была против подобных наказаний, а в начальных классах шлепки свёрнутым журналом от уставшей молодой учительницы воспринимались скорее, как забавная игра. В следующих классах порка применялась настолько редко, что Егор со своими несерьёзными косяками и невероятной удачей умудрился проскочить. Старшая же школа была совершенно другим делом.
Приближающиеся экзамены сводили с ума не столько школьников, сколько учителей. В прошлом году Министерство образования озвучило такие огромные цифры применения порки в двух старших классах, что обалдели даже самые ярые защитники подобных наказаний. Боясь за сохранность контроля, Министерство тут же выпустило указ, что телесные наказания в школах не могут применяться в контексте экзаменов или учёбы. Теперь получить здоровенным паддлом от математика можно было только в случае, если закурить прямо у него на уроке — что, очевидно, способен сделать только полный идиот. Егор идиотом не был и, определённо, умел бояться. Это и помогало ему выжить в обществе, где за любой косяк тебя готовы были унизить при всём коллективе.
Только поступив в экономический университет, Егор понял, что везение закончилось. В отличие от школ, университеты славились слабым контролем от государства и более строгой дисциплиной. Первое, что Егор сделал, заселившись в общагу — нашёл старшекурсников и подробно расспросил их, за что может прилететь.
«За всё что угодно, брат, за всё что угодно», — с наигранной трагичностью ответил ему один из старшаков. Вся их компания почему-то пришла в восторг от его вопросов и постоянно смеялась. Егор заподозрил неладное, но, выслушав ещё несколько мнений в других корпусах, понял, что его не собирались обманывать — порку в университете любили.
Егор даже провёл собственное расследование. Оказалось, дело было далеко не только в законах, которые ещё до его рождения закрепили телесные наказания на всех уровнях управления. В Новоозёрске было не так много ВУЗ-ов, а следовательно ещё меньше потенциальных преподавателей, которые мечтали с утра до ночи читать лекции толпе вчерашних школьников. На работу в университет приходили в основном пенсионеры, для которых выпороть парочку молодых людей значило заставить кого-то страдать вместе с ними. По-настоящему приятных преподавателей было ничтожно мало и у них на лекциях, как сказали старшаки, можно было не переживать о наказании.
Возможно, именно из-за этого совета Егор и попал в ситуацию, которой так сильно опасался.
— Солонович, встать!
То, что препод по экономике запомнил его фамилию, больше не казалось такой уж удачей. В первый же день Егор вызвался быть старостой группы — это звание отлично спасало от порки, как сказали ему старшаки. Пожилые преподы и правда только хвалили его за ответственность и воспринимали союзником — Егор ведь зачитывал им списки отсутствующих и сообщал об отстающих. Старики быстро его полюбили, а вот молодой препод экономики ни разу не повёлся и относился к нему точно так же, как и к обычным студентам.
Андрей Витальевич — так его, кажется, звали. Егор невзлюбил его с первой же пары. Хоть молодой препод и не угрожал им поркой, но Егор насквозь видел его натуру. Слишком добрый, чтобы это было правдой. Слишком горящий своим предметом, чтобы совсем никого не наказывать.
Единственное, что экономик сказал про порку — то, что он устроит публичную тому, кто будет списывать на практических. Егор воспринял это, как обычное выражение, а не угрозу перейти к практике. Их молодая англичанка и адекватный физрук за первые недели обучения и пальцем никого не тронули, а Андрей Витальевич явно был из их компании. Егор и подумать не мог, что его годами тренированный навык беспалевного списывания даст сбой именно у этого монстра на паре.
— Что у вас в рукаве? — препод подошёл к его парте и требовательно протянул руку. Одногруппники смотрели на них с замиранием сердца.
— Ничего.
— Думаете, я слепой? Рукава выворачиваем.
Такая перемена настроения говорила только об одном — у этого Андрея Витальевича беды с башкой похлеще, чем у любого предсказуемого деда. Что от него ожидать, Егор не знал, но догадывался, что влип по-крупному. Так просто сдаваться он не хотел, поэтому, выворачивая рукава, незаметно скинул шпоры на пол.
— Говорил же, ничего.
Андрей Витальевич повертел его руки, поднял наполовину исписанный листок с задачами и заглянул под стол. К сожалению, бумажки улетели именно туда. Под стул к сидящему рядом Синицыну, от которого Егор всегда старался держаться подальше. Сидеть рядом с тем, кто за две недели учёбы нарвался на порку у каждого препода, было противоположным удаче. И почему Синицыну именно сегодня понадобилось сесть со старостой? Может, поэтому препод и заметил шпоры? Куда ж ему ещё смотреть, как не на самого заядлого списывальщика? В Егора просто рикошетом прилетело!
— Я, кажется, предупреждал, что будет с тем, кто попробует списывать, — отчитал препод не столько Егора, сколько всю группу. — Идите сюда, Солонович.
Препод вернулся к своему столу и взял в руки толстую деревянную указку. Гадать, зачем она вдруг ему понадобилась, не пришлось.
— Да это не моё! Я же не один здесь сижу!
Синицын на такое обвинение почему-то не отреагировал. Егор уставился на него в недоумении и понял, что одногруппник пялится на указку препода, как завороженный. Видимо, слишком много огрёб за неделю, вот и впадает теперь в ступор. Бедняга. Егор таким становиться не хотел.
Андрей Витальевич снова направился к их парте. Егор неосознанно сделал шаг назад, но препод лишь наклонился и поднял бумажки с пола. Взяв в руки исписанный Егором лист, он сравнил почерк сначала с ним, а потом и с каракулями Синицына. Разница была слишком очевидная.
— Чем больше вы со мной спорите, Солонович, тем хуже вам, — предупредил препод, и Егору очень захотелось сбить с его лица это непроницаемое выражение. Да как он смеет так с ним разговаривать?! Он староста группы, а не заядлый бунтарь! — К моему столу. Не задерживайте одногруппников.
— Я староста, — решился поспорить Егор. — У меня отличная успеваемость.
— Очень рад за вас, но как это связано с тем, что вы нагло списывали на моей паре?
— Я не списывал. Если вам что-то показалось, то это не моя вина. Шпоры не мои. Там совсем другой почерк, а вы специально меня подставили. Я буду жаловаться куратору!
— Не держите меня за дурака. Если вы сейчас же не сделаете то, что я прошу, то мне придётся доложить в деканат и ваша порка пройдёт в актовом зале. Вы этого добиваетесь?
На это Егору ответить было нечего. Выбор между маленькой аудиторией и актовым залом был очевиден, но Егор не хотел выбирать вовсе.
— Хорошо, передам в деканат, — согласился Андрей Витальевич, так и не дождавшись ответа. — Можете идти, Солонович.
— Нет, подождите!
Бороться с собственным упрямством всегда было чертовски сложно. Ноги словно прилипли к полу, и Егор опасался, что ему придётся переставлять их руками, чтобы дойти до преподавательского стола. Андрей Витальевич его не торопил, но и ждать целую вечность явно не собирался.
— Садитесь на моё место, — неожиданно предложил препод, как только Егор доковылял к нему. Руки сильно тряслись и, если бы экономик приказал ему снять штаны, он бы не смог. — Я дам вам другой вариант. Напишете, что успеете. Если справитесь, на пересдачу можно будет не приходить. Если нет, буду ждать вас в субботу на второй паре в этой же аудитории.
Егор не мог поверить, что снова смог избежать наказания. Не такой уж Андрей Витальевич и тиран, раз умеет только запугивать.
Конечно, не стал бы он пороть старосту, толком не разобравшись, чьи на самом деле были лежавшие на полу шпоры. Может, их вообще другая группа оставила, откуда он знает?
Окрылённый победой, Егор без лишних вопросов сел за преподавательский стол и принялся решать новый вариант. Без шпор он и на тройку не напишет, но если сделает вид, что не успел уложиться в оставшееся время, то на пересдаче сможет придумать другой способ списать.
До конца пары препод не спускал с него глаз. Это нервировало, но Егор прекрасно умел притворяться. Состроив задумчивую гримасу, он рисовал на черновике одному ему понятные графики и примеры. Так и дотерпел до звонка и тут же сорвался с места.
— Солонович, куда это вы побежали?! — Андрей Витальевич окликнул его в ту же секунду, как Егор открыл дверь. Пришлось шагнуть обратно в аудиторию. — Всё-таки решили выступить в актовом зале?
Егор терпеть не мог подобные шуточки. Препод кивнул ему обратно на стул, а сам прошёлся по аудитории и собрал у всей группы листки.
— Все свободны, кроме старосты, — объявил он, после чего одногруппников как ветром сдуло. Всех, кроме Синицына, который будто специально очень медленно складывал вещи в рюкзак. Андрей Витальевич терпеливо дождался, пока он закончит, и закрыл за последним зевакой дверь. — Чего сидим? Штаны и бельё спустить, локтями на стол. Не делайте вид, что не знаете, как это работает.
— Не знаю, — огрызнулся Егор. До этого самого дня он был лишь молчаливым наблюдателем и даже представить не мог, каково это, покорно снимать штаны, зная, что твою задницу превратят в кровавое месиво.
Нет, скорее, в большой синяк. В университете порка до крови была строго запрещена. Именно поэтому большинство преподавателей использовали трость, указку или ремень. Никаких розог.
— Мне это всё не нравится ровно настолько же, насколько и вам, но я предупредил об этом ещё на первой паре. На первый раз прощаю и не устраиваю порку публично, но в следующий раз, поверьте, я не стану угрожать деканатом дважды.
Егор чувствовал, что Андрей Витальевич изо всех сил старается держать их конфликт на том уровне, когда по-настоящему серьёзные угрозы остаются угрозами. Продолжать качать права и пытаться отмазаться в такой атмосфере было гораздо сложнее, но страх и стыд, которые сковали его с самого первого замечания, не давали мыслить здраво.
— Всем нравится, а вам не нравится? — ядовито уточнил Егор, так и не решившись встать со стула. Экономик стоял в нескольких метрах от него и, к счастью, не спешил применять силу.
— Представьте себе. Но таковы правила и с этим ничего не поделаешь, так что не усложняйте жизнь ни себе, ни мне. Поднимайтесь, снимайте штаны и бельё, затем локтями на стол.
Егор взглянул на лежащую на столе указку. Андрей Витальевич будто специально оставил её прямо у него перед носом. Во время написания практической Егор успешно её игнорировал, но сейчас это было невозможно.
— Мне посчитать до трёх?
— Вы даже не разобрались в ситуации! Это не мои шпоры, я же сказал!
— Один. Именно поэтому вы не смогли решить даже первое задание на два балла, когда я выдал вам новый вариант?
— Оно отличалось от того, которое было у меня до этого. И я затупил из-за стресса. Вы давили на меня и угрожали деканатом, разве можно что-то решать в такой атмосфере?
— Два. Задание было идентично тому, что было у вас до этого. Нужно было поменять только цифры.
— И что? Я же говорю, затупил из-за стресса! С кем не бывает? Я приду на пересдачу и там всё решу, если вы не будете снова мне угрожать. Эти шпоры на полу, наверняка, остались от предыдущей группы. Это не мой почерк!
— Три. Ваша группа первая из потока пишет эту практическую. Чем больше вы пытаетесь меня обмануть, тем сильнее себя выдаёте.
Так и не дождавшись выполнения приказа, Андрей Витальевич решился помочь силой. От страха Егор вскочил прежде, чем препод успел бы к нему подойти.
— Я сам! — позорно пискнул он и отскочил от экономика на несколько шагов. На удивление, Андрей Витальевич остатки терпения не растерял.
— В чём дело, Егор? — вместо очередных угроз спросил он достаточно мирно. — Вы боитесь так, будто это первая порка в вашей жизни.
— Так и есть…
— Что?
Егор не понял, действительно ли препод его не расслышал или просто удивился сказанному. Всё-таки что-то было конкретно не так с этим Андреем Витальевичем. Его переменчивое настроение и искреннее желание разобраться пугали Егора больше, чем все садисты-деды вместе взятые.
— Говорю же, у меня хорошая успеваемость, и я староста! — голос с каждым разом дрожал всё больше, но Егор изо всех сил старался оставаться уверенным. — Вы первый, кто до меня докопался.
— Неспроста. Хватит увиливать от того, что и так очевидно. Вы попались на списывании.
— Ну и что? Синицын вон тоже списывает вечно, а ему ничего…
Слова сорвались раньше, чем Егор успел подумать. Подставлять своих же одногруппников он не хотел, но Синицын, будь он неладен, был виноват в том, что препод пристально следил за их партой. Если бы Егор снова сидел с какой-нибудь девочкой, экономик бы и внимания не обратил.
— Поверьте, если бы он списывал, я бы заметил. Это не настолько сложно, как вам всем почему-то кажется. Долго мы ещё будем тянуть время? Я не собираюсь вас убивать. От порки в стенах этого университета ещё никто не умирал.
— Зато умирали за его стенами, — возразил Егор. Он был в курсе каждой истории, произошедшей в Новоозёрске за последние годы. Мама частенько рассказывала ему о летальных случаях. Именно к ним в больницу привозили заводчан, пострадавших от жестокого начальства. — Это прошлый век. Такие, как вы, пользуются законами себе в удовольствие, поэтому их и не отменяют.
Андрей Витальевич явно был не согласен со сказанным, но Егору было всё равно, что он думает.
— Знаете, я отчисляюсь, — заявил он раньше, чем препод успел бы что-то сказать. — Сегодня же заберу документы, так что забейте. Не буду больше списывать. Вообще ничего больше не буду.
Он попытался пройти к двери, но Андрей Витальевич преградил ему путь. На место страху вдруг пришла злость, но Егор так и не решился толкнуть преподавателя. За такое его на суде розгами выпорят, а это всегда кровавое месиво.
— Неужели получить заслуженное наказание — это настолько страшно, что лучше отчислиться и остаться без высшего образования? — теперь препод смеялся над ним. Улыбка на его лице в сочетании с объёмной кудрявой шевелюрой заставляли Егора хотеть обозвать препода клоуном. — Тем более, согласно правилам внутреннего распорядка, прежде, чем вам отдадут документы, вы должны собрать подписи от всех преподавателей о том, что у вас нет долгов. Эта практическая считается долгом, а следовательно свою порку вы получите в любом случае. При таком раскладе, скорее всего, даже не от меня.
Егор нервно сглотнул. Конечно, он знал о подобном правиле — Синицын с первой же недели прицепился к нему с просьбой узнать, как отчислиться из этого проклятого места. Теперь Егор знал всё, кроме того, как с этой системой бороться.
— Так как мы поступим? — миролюбиво уточнил Андрей Витальевич. Егору хотелось позорно расплакаться от того, как терпеливо с ним обращались. Было бы гораздо проще смириться с неизбежным, если бы его силой схватил кто-нибудь из дедов. Андрей Витальевич явно не хотел причинять ему больше боли, чем было положено по закону. — Мы решим всё сейчас, либо вы идёте в деканат?
Егор молча принялся расстёгивать штаны. Взяв себя в руки, он справился с желанием плакать и посмотрел на препода с такой ненавистью, чтобы тот наверняка понял — Егор всё ещё не согласен.
Не важно, что он проиграл спор. Когда это всё закончится, он обязательно найдёт способ доказать, что шпоры принадлежали не ему. Экономик слишком недальновидный, чтобы забрать улики себе — он их так на столе и оставил, а значит, Егор сможет написать новые шпоры кривым почерком, показать их куратору и сказать, что был несправедливо наказан. Ради такого он даже выучит темы практической на отлично и докажет комиссии, что Андрей Витальевич не разобрался в ситуации и сорвался на нём из личной неприязни. В последнее время студенты всё чаще выигрывали в суде подобные дела — у него есть все шансы.
Пока он справлялся с одеждой, Андрей Витальевич отвернулся и взял со стола указку. Егор, путаясь в штанах, доковылял до преподавательского стола и неловко склонился над ним, уперевшись в твёрдую поверхность локтями. Уверенность в грядущей победе мгновенно улетучилась, стоило почувствовать себя униженным и беззащитным.
Главное — достойно выдержать боль. С этим у Егора всегда были проблемы. Даже перспектива заработать маленькую царапину приводила его в ужас, что уже говорить об ударах толстой деревянной указкой? Он никогда не умел терпеть, не мог сдерживать слёзы и даже пару раз терял сознание от вида крови. Нет ни единого шанса, что он сможет контролировать себя во время порки.
— За списывание положено пятьдесят ударов, но так как это ваш первый раз, у вас отличная успеваемость и вы ещё и являетесь старостой, ограничимся половиной.
Егор еле сдержался, чтобы не послать снисходительного препода нахуй. От его идеальности становилось тошно.
— Считать вслух не нужно, — добавил экономик, будто желал накинуть себе ещё парочку баллов за добродушие. Егор громко фыркнул, тем самым высказав своё отношение к очередной поблажке. — И постарайтесь расслабиться.
— Это ка-А!
Все опасения подтвердились с первым же ударом. Такой боли Егор не чувствовал никогда. Кажется, даже лечить зубы было не так невыносимо, как получать указкой по заднице.
— Вернитесь на место, — строго потребовал Андрей Витальевич. Егор отскочил от него на полметра и чуть не плюхнулся на пол, потеряв равновесие. — Это только первый удар, откуда столько драматизма?
Егор не нашёлся с ответом. Вообще-то, он не драматизировал. Его болевой порог всегда был ниже, чем у других.
— Может, как-нибудь иначе договоримся? — осторожно уточнил он в надежде решить ситуацию мирно. Ни для кого не секрет, что многие преподы любили брать взятки. — Я вам заплачу, только не бейте!
— Солонович… вы в своём уме?!
Чего и следовало ожидать. Конечно же, идеальный экономик был исключением из всех правил.
Надо было Синицыну заплатить. Он эти порки щёлкал, как орешки, так какая ему разница: одной больше или одной меньше? Взял бы вину за шпоры на себя, чуть-чуть потерпел, но зато подзаработал. Нужно будет предложить ему такое сотрудничество на последующие практосы.
— Вернитесь к столу! — куда строже потребовал препод. Чтобы заставить себя это сделать, Егору потребовалось больше минуты. К счастью, Андрей Витальевич терпеливо дождался его.
Второй удар показался слабее, но Егор всё равно не смог сдержать стон. Выходило настолько громко, что он был уверен — за дверью его мучения прекрасно слышны.
Не хватало ещё стать объектом насмешек среди одногруппников и знакомых старшаков. Что было бы, если с такой низкой терпимостью к боли его бы отправили в актовый зал? Из-за своих криков он в тот же день стал бы университетской легендой.
— За то, что предлагали мне взятку, я накину ещё пять ударов, — между делом сообщил препод. Егор не смог ничего ответить. Ещё через пару ударов ему стало понятно, что дотерпеть до конца не получилось бы, даже если бы пяти дополнительных не было. — Удивительно, как вы дожили до первого курса, ни разу не нарвавшись на наказание. Или вы врёте?
Егор вновь промолчал. Точнее, как следует прокричался от боли, не желая тратить время на пустые разговоры. Андрею Витальевичу всё же пришлось применять к нему силу и держать за руки, не позволяя подставлять под удар пальцы. Егору быстро стало плевать на то, достойно ли он выглядит со стороны. Слёзы он не сдерживал, как и попытки сбежать из-под указки, сползая всё ниже и ниже.
— Стойте ровно, — попросил экономик, остановив порку. Егор активно замотал головой и сильнее подогнул колени. — Я впервые с таким сталкиваюсь… Вы же не дошкольник, терпите!
Наверное, эти слова должны были его пристыдить, но Егор переживал только о том, как бы закончить это всё поскорее и сбежать домой, чтобы воспользоваться охлаждающей мазью. За прогулы следующих пар можно было не переживать — мама всегда сможет написать ему справку.
— Станьте ровно, Солонович!
— Не могу-у.
— Нужно смочь. Да стойте же вы! Куда легли?!
— Это не мои шпоры — это всё Синицын! Это он! Или кто-то ещё из другой группы! Это не я!
Егор перестал понимать, что говорит. Ещё чуть-чуть, и он бы почувствовал коленями твёрдый пол, но препод всё же вздёрнул его за шкирку и теперь держал так крепко, что снова сползти никак бы не удалось. Егор издал вой, полный страданий. Удары вдруг посыпались с удвоенной скоростью, и теперь орать и вырываться стало жизненной необходимостью.
— Это не я! — повторил он, как можно громче, но его слова больше ни на что не влияли. До самого конца порки препод игнорировал любые мольбы и оправдания.
Всё закончилось даже раньше, чем он смог бы убедить себя потерять сознание, чтобы экономик наверняка почувствовал себя извергом. Последний удар Андрей Витальевич выдал коряво, потому что Егор в попытках сбежать чуть не перевернул его стол. Все листы, блокноты и карандаши теперь валялись на полу. Что-то даже отлетело к самой двери.
— Идите с глаз долой! — раздражённо отмахнулся препод. Даже будучи занятым жалением себя любимого, Егор смог понять, что всё-таки нашёл ту самую грань невероятного терпения экономика. Кажется, Андрей Витальевич устал и настрадался не меньше. — Надеюсь, это больше никогда не повторится. И я сейчас не за вас переживаю, Солонович.
Егор отчаянно шмыгнул носом. За свою слабость было стыдно, но что он мог поделать? Не все такие непробиваемые, как Синицын — теперь Егор его даже зауважал.
— Простите, я всё соберу, — решил сгладить ситуацию он, но Андрей Витальевич только устало отмахнулся.
— Я сам.
— Ладно… я пойду тогда?
— Да, идите.
Егор осторожно подтянул штаны. Смотреть в глаза преподу после такого позора не получалось, но он всё же смог краем глаза заметить, как тот сожалеет о своём решении.
Так ему и надо!
— Когда-нибудь это всё отменят, и таких, как вы, посадят в тюрьму! — решился добить совесть препода Егор и, как мог, быстро выбежал из аудитории. Постоянно оглядываясь, он дохромал до ближайшего туалета, спрятался там и открыл список контактов.
«Никитос, хочешь подзаработать?»