Стань моей причиной

Если волка кормят ноги, то Игоря пиво по акции и Волков, правда пока только обещаниями дать отопление после пятнадцатого.  Хочется конечно здесь и сейчас, в идеале здесь – на разъебанном прошлыми хозяевами диване, сейчас – Олега под боком. Но единственное, что ему дозволено, это кутаться в четыре одеяла, ждать отопления и Волче с работы. Игорю по паспорту двадцать, а по ощущениям он родился во времена чумы, заразился и так и живёт, медленно увядая и ожидая лекарства. Оно есть конечно, спит с ним в одной кровати валетом, работает на двух работах, платит три кредита и успевает в перерывах учиться. Выход этот зовут Олег Волков, и со стороны кажется, что ведёт он только в окно, но и то прочно замазано ещё с совковых времён.  Потому Игорь неизменно дожидается его с работы, заваривает ромашковый чай, делает бутерброды с майонезом и надеется, что сможет хоть так согреть безнадежно замерзающую душу. Дверь жалобно скрипит полпервого, впуская одинокую сонную муху Машу, которая уже неделю не может примкнуть к своим давно уснувшим сородичам. Даже мухи бывают одиноки, обреченно думает Гром и гусеницей из одеял выползает на усталое шуршание куртки.  – Ты сегодня позже. – не упрекает, заботиться. Жаль объект заботы слишком заёбан, чтобы увидеть её. – Да, стажёра приставили, пока объяснял, время пролетело. – оглядывает Игоря устало и ворчит: – Носки надевай, тепло через ноги к соседям уходит. В этом весь Волков. Летом носился босиком по лужам, пугая бабок у подъезда, гонял детей водяными пистолетами и швырялся в Игоря зажжёнными спичками шутки ради. В квартире. Из-за легковоспламеняющихся штор. Пироман недоделанный.  Однако с наступлением осени он изменился из-за пришедшей учёбы в университете и налетевших словно дементоры ректоров, кураторов, страшных тёть из банков, которые срочно требовали оплату за учёбу и всякую хуйню, что Олег набрал за лето, пришлось искать работу, а затем и вторую чтобы выжить. Даже не то чтобы изменился, скорее подугас, подгорел и немного выцвел. В основном как бабка из третьего подъезда ворчит чтобы одевался теплее, мало спит и жалуется на отдышку. Может потому что курить стал больше, а может потому что с восьми до двух грызёт гранит науки, с трёх до пяти бегает по квартирам, разнося квитанции ЖЭКа, которые даже бабулькам древним не нужны – технологии, хули; а с шести до одиннадцати пашет в забытой всеми богами и чертями кофейне, в которой посетителей полтора землекопа и черная кошка, обязанностей же столько будто в неё каждый день как минимум Тони Старк заглядывает.  Игорь со своей рассрочкой за телефон и подработкой помощником юриста в перерывах между учёбой в полицейской академии и рядом не стоял. Но он хочет стоять рядом. Хочет заботиться о нём, готовить для него, целовать замёрзшие после октябрьских вечеров грубые пальцы, хочет показать ему всю безграничную любовь, что росла и визжала как мандрагора два года их знакомства. Да хоть носки вязать, только бы Волков понял, как действительно нужен Грому. Они познакомились случайно, у стойки с результатами ЕГЭ, разговорились, учились оказывается в одной школе, а никогда не пересекались. Решили подавать документы в один вуз, потому что оба не понимали, что делать со своей жизнью, Олег в армию собирался, Игорь не знал ничего кроме полицейского участка, захудалых дворов и изредка школы. Во имя экономии и дружбы решили снимать квартиру вместе, но денег хватило только на позеленевшую от старости однушку в районе, название которого потерялось где-то на окраине Питера.  Что его так зацепило в Волкове он до сих пор не разгадал, просто в какой-то момент стал замечать родинки на лице, горящие азартом глаза летом, уставшую улыбку осенью, тихое сопение зимой и зарождающуюся любовь к жизни весной. Просто начал чувствовать непреодолимое желание зарыться носом в вороньевые волосы, вдохнуть запах кофе, табака и пыли шлейфом проходящий сквозь него и въедающийся как озоновые дыры в атмосферу – безвозвратно и навсегда. Он не знал откуда растут ноги у этого чувства, но это и не столь важно. Как учил его дядя Федя. «Любят, Игорёк, не за что-то, не потому что, не вопреки. Любят просто. Любят потому что это делает любящего счастливым, несмотря ни на что, любят за то, что человек просто есть и делает твою жизнь чуточку ярче, любят вопреки чувству безответности» Ещё он добавлял, что «если любишь –отпусти» отговорки трусов, пока есть шанс, надо бороться, разговаривать, любить! Жаль Игорь был слишком труслив, поэтому молчал и страдал. Олег скидывает ботинки, устало вздыхает и не раздеваясь шлёпает в зал, служивший и спальной, и гостиной и кинотеатром в хорошие дни, заваливается на кровать и молча засыпает. Ясно, сегодня без Гарри Поттера. Игорь решает оставить это до выходных, благо они завтра и можно будет хоть немного побыть с Волковым. Скорее всего он будет дрыхнуть до самого понедельника, но Грому нужно хотя бы немного времени с ним, чтобы не забыть, не потерять, не растратить в пустую это чувство. Чтобы показать, как игроку, который на кон едва родную мать не ставит, мол смотри, в жизни есть жизнь, есть парки, торговые центры, аттракционы, есть друзья, есть дядь Федя и теть Лена, которые все зовут забрать соленья, есть я в конце концов. Невольно вспоминается реклама казино. Как быстро избавиться от трудоголизма Олега Волкова? Можно посмотреть киношку, поиграть в видеоигры, затеять совместную уборку, снова посмотреть сериал и посраться из-за любимого персонажа. А можно тайно лечь рядом, обнять неловко и уснуть. Утром сказать, что ничего не было, вам показалось товарищ Волк. Игорь аккуратно снимает куртку, укрывает пледом бережно, традиционно треплет непослушные пряди волос и собирается как собака сутулая, побитая, но преданно любящая своего хозяина, лечь привычным валетом в ноги, но Волков в сонном состоянии тянет его на себя, Гром успевает подставить руку, чтобы не свалиться на спящее тело рядом и внутренне ликует, потому что такие моменты случаются не часто, лишь когда Олег устает до глубокого бессознательного, а значит можно укутаться в его теплые объятия и утром сделать вид что он сам во всем виноват. А ещё это значит, что завтра надо встать пораньше, сделать уборку, приготовить завтрак, купить пива и чипсов чтобы потом законно устроить Волкову два дня релакса с Гарри Поттером, ромкомами и бессмысленным уничтожением запасов еды. Потому что даже хищникам нужна любовь. Как положено порядочному псу, Игорь просыпается на час раньше, пару минут впитывает в себя тепло одеял и Олега, впрыгивает в любимый домашний серый свитер и потертые треники, греет руки в горячей воде и зажигает две конфорки разом. Когда яичница почти подгорает, а полы выглядят чистыми настолько, насколько это возможно в их изначальном состоянии, на кухню сонно пришлёпывает Волков. Игорь напевающий под нос что-то из современной попсы, умудряясь при этом курить и послеживать за чайником его не замечает. – Если тебя держат в заложниках коснись чайника. – Олег выключает многострадальную посуду, вытаскивает один наушник и пару секунд слушает, после пропевая тихо глаза в глаза: – «если завтра уже не придет полюби вчера…» звучит обреченно. – Игорь надеется, что не слишком заметно как он пялится на его губы. – То ли дело твой сплин — «она хотела даже повесится, но институт, экзамены, сессия» очень жизнеутверждающе. – Олег легко смеётся в ответ. – Давай сойдёмся на том что музыка — это состояние души, а не вкус и выключим яичницу. – он тянется к конфорке, Игорь спохватившись тянется следом, пальцы соприкасаются и тут же отскакивают друг от друга. – Смотри, между нами пробежала искра. Волков лыбится до безобразия пошло, что Грому становиться неловко под его взглядом, он тушуется и бурчит хмуро: – Плиту эту давно на помойку надо выкинуть. – Олег замечает, что денег на новую нет, поэтому придётся иметь что имеют и терпеть нападения техники. Дальше они болтают об утреннем будничном, как спалось, пора бы починить кресло чтобы не ютиться на диване, который ремонту не подлежал и доживал свой последний век, Игорь старательно избегает темы ночных обнимашек, Олег подозрительно на него поглядывает, но вслух молчит. Также он выясняет что Волков выспался, но решительно отказывается что-либо делать, желая стать Обломовым и вырастить на спине огромную пролежень чтобы хвастаться ей в будущем перед друзьями лентяями. Гром смеется что друзей лентяев у него кроме Игоря нет, на что тот отвечает, что даже он не подходит, потому что лентяй не встал бы в десять утра в субботу чтобы выдраить квартиру до блеска. Он улыбается «всё ради тебя, лунатик». Так плавно готовят глинтвейн и тыквенный пирог вместо запланированного пива и чипсов (потому что «чипсы и яичница — это не еда, Игорь, хочешь помочь – не мешай, я приготовлю») и перетекают на диван, устраивая марафон, «мальчика-который-выжил». Третья часть любимая у обоих, они постоянно шутят что в магическом мире точно были бы Римусом Люпином и Сириусом Блэком. Вдвоём читают фанфики по мародерам, только Игорь исключительно нейтральные истории про жизнь трех анимагов и одного шикарного оборотня, Олег же бегает за Громом по пятам громко декламируя абсолютно непотребные отрывки постельных сцен между Лунатиком и Бродягой, гордо называя это «вульфстаром», и настоятельно советуя почитать тот огромный макси на восемьдесят с гаком частей. Игорь даже запоминает название, читает и внезапно втягивается, плача тихо в подушку и невольно подставляя их дружбу на страницы. Волкову он врет что не знает, не помнит, не видел. Олег, кажется, не верит, но не заставляет краснеть, чему тот бесконечно благодарен. На экране Люпин воссоединяется с давним другом, когда Волков после третьей кружки глинтвейна, расслабленно ложиться на колени сидящего рядом Грома и тихо мурлычет «тепло». Бездумно выводит узоры на ногах и кажется будто сейчас уснёт, но вместо этого он спрашивает засыпающего Игоря: – А ты бы любил меня, будь я оборотнем? Гром, до этого, мерно сопящий в потолок, весь подкидывается, едва не роняя того на пол, но вовремя придерживает за голову, бережно укладывая обратно на колени. От него неожиданно было слышать подобный вопрос. Он мог пошло пошутить, ударить полотенцем после душа, бывало даже напиваясь, лез с дружескими поцелуями в щеки и лоб, но, чтобы вот так на прямую – никогда. – Что ты имеешь ввиду? – Игорь уточняет опасливо, боясь, что его личная леконтропия раскрыта. Олег с колен не встает, но чувствуется как он тушуется и замявшись, что на него не похожее, объясняет: – Я имею ввиду, были бы мы…друзьями, если бы каждое полнолуние я грыз мебель и пытался тебя сожрать, ты бы любил меня? – А ты бы купил потом новую? – потому что внезапно страшно говорить правду, хоть он и учится в полиции, но быть честным с законом легче, чем с, тем кого ты всем сердцем боишься потерять. И рисковать в подворотне с гопниками проще, чем с, тем кто дорог, потому что нож в печень заживет быстрее, чем нож в сердце. Поэтому лучше перевести всё в шутку пока не поздно. Олег тихо бурчит «купил бы» и отворачивается к телевизору, где Сириус обнимает обращающегося Римуса. В понедельник они жуют оладьи, на задней парте, которые приготовил в воскресенье Олег и в пол-уха слушают Стрелкова, куратора с жуткой улыбкой, мерзким голосом и характером крысы, который сообщает что сегодня они сдают нормативы в поле. Олег обреченно стонет, с набитым ртом, возглашая громче всех: «а если у меня работа», на что Евгений культурно шлет его в бескрайние леса матушки-России, и говорит, что отделаться не получится. Приходится отпроситься с работ, что Игорю, что Олегу, так как сдают они до самой ночи. Стрелков питал какую-то иррациональную неприязнь к Грому, потому мучает его дольше всех. Одногруппники давно разъехались по домам, когда на поле остаются куратор, Игорь и Волков, успевающий ещё в кофейню, но по каким-то причинам ждущий его. Гром бежит уже третий кросс, и честно говоря, к такому его жизнь не готовила. Хочется вмазать по хищной улыбке и больше никогда не появляться в этом ебаном вузе. Ушедший в фантазии как он мощно влетает с ноги Стрелкову по зубам, а после как в лучших боевиках девяностых целует Волкова на фоне взрывающегося на мине Евгения, не сразу замечает громко ругающегося с ним Олега. Он останавливается неподалеку, начиная отжимания, чтобы не было лишних вопросов, и тихонько слушает: – Вы не видите, что он всё сдал ещё два круга назад, причём на отлично? – Олег Давидович, вас это не касается, вас я отпустил ещё час назад, можете ехать. – А я не уеду, пока вы не прекратите измываться над студентом и не извинитесь перед ним. – За что это я должен извиняться? За то, что принимаю зачёт, так это моя работа. – С чего такая неприязнь, что он вам сделал? – Вот именно что ничего. – Стрелков раздраженно потирает глаза. – А должен был отсосать вам? Судя по тому как, вы лыбитесь на него. – Волков красный от злости уже замахивается чтобы исполнить мечту всего университета, когда к нему подбегает Игорь. – Так, мы все немного устали, погорячились. Вы его извините, мы, пожалуй, пойдём, до свидания! Гром под возмущенные крики куратора уводит горячего от гнева Волкова, который успевает дергаться и орать что-то вроде «пусти меня, я ему въебу» Когда они добираются до дома, Игорь всё же интересуется, разливая чай по кружкам и доставая остатки оладьей, что нашло на Волкова. Тот устало откидывается на стену и бурчит «ничего, за друга заступился, нельзя было?». Игорь ставит громче положенного кружку перед ним и уходит спать. Через полчаса, уже на грани сна чувствует шевеление под боком, тихое «спишь?» – он слишком устал чтобы отвечать, поэтому Олег, не дождавшись ответа, аккуратно ложится рядом и обнимает за талию. Игорь надеется, что это не сон. Оставшуюся неделю они работают и стараются не отсвечивать в академии, Стрелков почему-то их не трогает, поэтому жизнь идёт рутинно и размеренно. Отопление обещают дать через пару дней, а пока приходиться согреваться вязанными колючими носками тёть Лены и настойкой дядь Феди, да и ту каждый день не попьёшь, потому терпеливо дождавшись пятницы, они выпивают пару стопок и решают прогуляться. Не совещаясь, обоюдно решают далеко не ходить и подняться на крышу их скромной пятиэтажки. Пару раз, чуть не свалившись в лестничный проём, выходят к краю и почти синхронно зажигают сигареты. Игорю раз в две недели Фёдор Иванович передаёт четыре блока хороших сигарет, два Грому, два Волкову (у которого никого кроме опекунов Игоря собственно и нет), чтобы те лишний раз не травились всяким дерьмом. Надо бы к ним заглянуть… Курят молча, Волков в затянутое тучами ночное небо, Гром облокотившись о парапет, стоит напротив него. Болтают о чём-то не важном, о том, что гречка подорожала, о том, как учёба достала, как Прокопенко ждут в гости и надо бы их навестить, да всё некогда. – Иногда мне кажется, я бы не смог прожить с кем-то столько лет душа в душу. Как будто мне не суждено любить. – Волкова развозит от усталости, двух стопок и сигареты, с ним бывает такое изредка. – Ну мы же с тобой живём и не ругаемся. А любовь дело наживное, встретишь ещё кого-нибудь. – Игорю хочется поддержать, подбодрить, успокоить, снять волшебным взмахом руки всю усталость, излечить целительным поцелуем, но единственное что он может – подгонять банальные фразы и продолжать игнорировать слона в комнате. – Может я уже встретил. – Волков поворачивается к нему, тушит сигарету и подходит ближе. Это всё так похоже на июнь, когда они в дупель пьяные, целовались на этой крыше, завалились домой, доломали диван и уснули в одежде. На утро делали вид что никто ничего не помнит. Игорь так сильно хочет и не хочет, чтобы это повторилось, потому что он не сможет больше притворяться, а Олегу не до него, у него работа, работа, учёба и кредиты. Он устанет, выдохнется и придётся переезжать к опекунам, а хочется держать себя в форме, а не становиться толстым, грустным и страшным… Гром не выдерживает и летит вниз. В буквальном смысле. Он старается отойти, но забывает про край и почти переваливается через бортик, когда сильные руки тянут его к себе, удерживают так крепко и аккуратно, будто он самое ценное сокровище, будто он дорог, будто он нужен. Игорь дышит часто, бегает взглядом по такому же перепуганному лицу и не чувствует ничего. Впервые. На душе не равнодушие, но спокойствие. Спокойствие бесконечное, теплое, нежное. Секунду назад он падал, боялся, страдал и мучился, секунду назад он был таким одиноким и беззащитным, а сейчас…Сейчас его держат в медвежье-нежных объятьях и укрывают от страшного, жестокого мира, в котором каждый может упасть на дно, если не найдётся тот, кто сможет вовремя поймать. Хорошо, что он нашёл такого человека. На щеках замерзают перепуганные слёзы, Волков, разглядывающий его, мягко касается щек, утирая их, затягивая в объятия сильнее, укрывая собой, защищая, оберегая, тихо приговаривает на ухо: – Тише, жаным, всё хорошо, вот так, пойдём домой. – он осторожно ведёт дрожащего Грома домой, укладывает в постель, укрывает одеялом, кладет его себе на грудь, поглаживая всё ещё тихонько шмыгающего носом Игоря по голове, дожидается, когда он заснет и засыпает сам. На утро поговорить не удаётся – Олег оставляет омлет на столе и записку, что вызвали на работу, будет поздно. Игорь не дожидается и засыпает, тоже самое повторяется в воскресенье и так до среды. В среду Игорь просыпается от разрывающего душу и перепонки кашля. Олег собирается на работу. – Ну и куда ты собрался? – он сонно шлепает к нему, касается лба рукой и тут же одёргивает. – у тебя жар. – А кто меня заменит? – Олег чихает и гнусавит заложенным носом. – Серёга, например, – на непонимающий взгляд поясняет. – Разумовский, стажёр твой. Ты говорил он делает успехи. – Волков протестующе мычит и собирается что-то сказать, но Игорь его перебивает. – никаких, но, мы остаемся дома и лечимся. Да мы, или ты думаешь я оставлю тебя в таком состоянии? Он с горем пополам укладывает сопротивляющегося, как мужик из мема про друку, Олега и пытается сбить ему температуру. В аптечке благо оказывается прошлогодний терафлю и таблетка парацетамола, Игорь впихивает их в Олега и убегает в аптеку. Попутно звонит тёть Лене выясняя как вообще действовать в таких ситуациях, она консультирует с профессионализмом настоящего врача, добавляя, что главное окружить заботой и любовью. «Ну это я могу конечно» – хмыкает про себя Игорь, благодарит и коротко попрощавшись, отключается. В дом он вваливается с двумя пакетами продуктов и лекарств, зовёт Волкова, но, когда ответа не следует, проходит в комнату, где тот закутавшись в его одеяло, свернувшись калачиком, тихо посапывает, уткнувшись в его подушку. Сердце пропускает удар, он невольно заглядывается на такого Олежу. Тихого, наконец отдыхающего, такого большого, но маленького, такого непривычно беззащитного, слабого, но любимого, такого котёночного. Игорь задергивает шторы и выходя задерживается, облокачиваясь на скрипучий косяк и улыбаясь, позволяя себе ещё немного полюбоваться таким Волковым. Он спит почти трое суток, изредка вставая в туалет, принять лекарства и попить воды. Игорь в это время спит на полу чтобы не мешать выздоравливать и к субботе, Волков просыпается окончательно. Случайно спотыкается об Игоря, гладит по ноге и приговаривает «спи, спи». Гром сквозь сон слышит, как шумит вода в душе, гремит посуда и жужжит плита, понимает, что Олег справится и продолжает досыпать законный выходной. В следующий раз, полноценно он просыпается в шесть вечера. Его тоже порядком вымотала болезнь Волкова, да и по учёбе хвостов накопилось, которые он решил подмести, чтобы разгрузить выходные. Первое что бросается в глаза, собранный диван, запах дезинфицирующего средства и звук стирающей машинки. А ещё…ему жарко? Он выпутывается из трех одеял, бредёт сонно на кухню. Пахнет фирменной лазаньей Олега, яблочным штруделем и чем-то цитрусово-пряным. У окна флегматично курит Волков в наушниках и что-то листает в телефоне. Подходит ближе выпивает стакан воды, шумно ставит на стол, уходит в душ, а когда возвращается – почувствовавшим себя в полной мере отдохнувшим и выспавшимся, Олег вытаскивает капельку из уха и улыбается: «добрый вечер». Игорь здоровается в ответ и интересуется как он. – Твоими стараниями уже намного легче. Убрал квартиру, починил диван, постирал вещи и бельё, приготовил тут немного, тебе в благодарность, в чайнике глинтвейн, правда безалкогольный, потому что на вино денег не хватило. Вот, по твоему совету, решил разнообразить музыкальный вкус, Сережа скинул свой плейлист, вот сижу разбираю. – показывая наушник, отчитывается. Хвастается, значит выздоровел. – И как успехи, нашел что-нибудь интересное? – интересуется Игорь. Волков протягивает проводок и включает последнюю композицию. Игорь слушает до конца, одобрительно кивает и предлагает поужинать. Олег соглашается, и притягивает его за талию, так что Гром оказывается между бедрами, а руками упирается в его плечи. – Ты чего? – он надеется, что это не бред. – Игорь? – Гром мычит что-то вопросительное. – Я устал. – От всех этих обычных бесконечных войн? – снова пытается свести всё в шутку, но дважды над одной не смеются. Потому Олег серьёзно продолжает, утыкаясь носом в живот и обнимая крепче: – Стань моей причиной, по которой я вернусь домой? – это звучит почти как признание. И почему-то именно в этот момент Игорь понимает: он тоже устал. Устал трусить, устал боятся, устал переживать и думать. Он знает, что любит Волкова давно и безнадёжно и можно бесконечно культивировать в себе образ отчаянного мученика, который любит искренне и бескорыстно, так оно по сути и есть, но ему мало. Ему надо знать, да-да, нет-нет, чтобы Волков был, просто был и просто рядом, не важно в роли кого, друга ли, парня или просто случайного человека, с которым они когда-то были близки. Потому, если есть шанс, надо разговаривать, бороться, любить! И Игорь любит, потому отвечает со всей нежностью, на которую он способен: – Если ты станешь моей. – Стану. И Игорь делает то что хотел сделать уже очень давно и желательно трезвым. Он целует его сам, первый. Поцелуй выходит невесомый, почти целомудренный, но Волков не даёт передумать, углубляет его, нежно сплетаясь языками, показывая, что он здесь, он всегда был рядом и у Игоря не остается со мнений, он любит его также сильно, просто бережно хранил это в своей душе, показывая действием: то шапку напялит по подбородок, то носки заставит надеть, то минералку утром принесет. Они влюблены и счастливы. Оказывается, любовь — это не распятие, это принятие, себя, своих чувств, это умение принять что тебя тоже могут любить, увидеть это в мелочах. Плохо что Игорь слепой, хорошо, что Олег ему показал. Волков аккуратно отрывается от него и шепчет прямо в губы: – Игорь? Игорь слишком счастлив, поэтому просто вопросительно мычит. – Отопление дали.