stay_here.mp3

Годжо не умел держать язык за зубами. Это злило, раздражало и доставляло кучу неприятностей — обычно всем вокруг, но не самому Сатору. Так случилось и с его маленьким секретом, который в один день обрушился на Сёко, заставляя поперхнуться газировкой и тут же достать сигарету, с недоумением уставившись на друга. Вообще Сёко думала, что Сатору ещё при рождении случайно уронили — причём не один раз, — другого объяснения его безумным выходкам она найти не могла. — Так ты… кто-то вроде дементора? Рот Сатору непроизвольно открылся не то от удивления, не то от возмущения — сохранить напускное равнодушие не вышло. Люди обычно крутили пальцем у виска или неловко улыбались на его откровения и больше никогда не отвечали на звонки – в лучшем случае, но чтобы вот так оскорблять… — Я не высасываю из людей светлые чувства и воспоминания. — Но ты сказал, что питаешься чужими эмоциями, — Сёко в задумчивости устремила взгляд в небо, будто в пушистых, похожих на глуповатых зверей облаках пряталась покинувшая Сатору логика. — Тогда, может… энергетический вампир? — Да нет же. Среди полуденной суматохи, типичной для разгара учебного дня, Годжо с Иейри олицетворяли крайнюю степень умиротворения — почти что нирваны, — рассевшись на траве недалеко от главного корпуса и обложившись снеками из автоматов (которые в основном трескал Сатору). Пролетевшая над головой фрисби, казалось, должна была разрушить невидимый купол гармонии, но Сёко даже не вздрогнула, в последний раз затянувшись догорающей сигаретой. И хотя они редко так проводили время, в основном встречаясь уже дома, иногда всё же любили погреться на солнышке в окружении снующих между корпусами студентов, будто их кампус — оздоровительная база. — Я просто… бессознательно считываю эмоции других людей и превращаю их в энергию, — в блаженстве потянувшись, Сатору плюхнулся на спину. — Радость, восторг, изумление, любовь… Для меня это как наивкуснейший банановый сплит, с горячим шоколадным соусом и сочной вишенкой сверху. И наоборот, весь негатив, можно сказать, как яд — выворачивает наизнанку. Он прикрыл глаза, пальцами проводя по свежескошенной траве. — В теории я мог бы даже не есть, но как можно сопротивляться этому. Под рукой зашуршала очередная обёртка, вафельные крошки посыпались на землю — жаль, что прорасти они не смогут. Сёко не пыталась что-то доказать или поспорить — себе дороже, да и чужих тараканов лучше не пытаться вытравить, тем более если они никому не мешают. Тараканы Годжо были вполне безобидными, в какой-то степени даже очаровательными, со всеми своими странными сценками и цирковыми трюками. Наверное, поэтому Сёко не стала возражать, когда Годжо предложил пойти в парк аттракционов — не с целью повеселиться, а чтобы подкрепиться адреналиновыми эмоциями. В конце концов, его фантазии никому не мешали просто хорошо провести время, тем более когда рядом был ещё один, помимо Сёко, здравомыслящий человек. — С чего начнём? — Сугуру поправил цветную ленту, обёрнутую вокруг запястья. С заходом солнца огненно-оранжевые всполохи на небе потухли — они уступили место огням на киосках с едой; тёплым, по-домашнему уютным фонарикам, дрожащим на старом причале у небольшого пруда; будто бы ненастоящей – нарисованной луне, только-только засиявшей на тёмно-синем небосклоне. Неоновые линии извитых горок парили в воздухе, перетекали одна в другую, уходя ввысь и скрываясь за раскидистыми кронами, петляли и перекрещивались, но всегда возвращались в начало. Сладкий аромат карамели и горячего попкорна, трещавшего в автоматах, дурманил, доводя чуть ли не до опьянения. Возможно, стоило начать с чего попроще, поспокойнее — для разогрева, но у Сатору уже давно был заготовлен план. Подхватив друзей под руки, он потащил их к огромной вышке, торчащей в центре парка. Крепления намертво прижимали к сидению, ноги оторвались от земли, минута безмятежного любования сверкающими огоньками, похожими на светлячков в банке, закончилась перехваченным дыханием и рывком вниз, приятной пустотой в голове — как от полёта во сне. После такого — никаких «чашечек» или «машинок», только горки с крутыми спусками и качели на высоте почти ста метров. Однако в какой-то момент от резких виражей затошнило и самого Сатору, вынуждая уступить и согласиться на что-то менее экстремальное. Выбор пал на колесо обозрения — идеальное завершение вечера. — Кажется, я объелся, — протянул Годжо, развалившись на жёстком сидении. Сугуру пихнул его ногу, усаживаясь рядом, Сёко же заняла место напротив. Кабинка покачнулась и поплыла вверх. — Ты же за весь вечер только моток сахарной ваты и съел, — Сугуру устало выдохнул, больше не в состоянии разбирать бардак в голове друга — только не после часовых трясок в железных вагончиках. — А она тут и ни при чём. Сатору подмигнул Сёко, намекая на их прошлый разговор. Сугуру не стал вдаваться в подробности – ему и не хотелось, особенно когда голова приятно гудела от пережитых эмоций, остатки которых ещё трепетали в груди. Наставшая тишина казалась чем-то фантастическим, ватой окутавшей тело, осевшей на плечах и нашёптывающей несвязные глупости в унисон со слабым ветром. Даже Сатору притих, растёкшись амёбой по кабинке и, казалось, заснув. Минуты блаженства истекли на самом верху — вместе со скрежетом и яркой вспышкой, погасившей огни во всём парке. От резкой остановки кабинка закачалась из стороны в сторону. Снизу послышались крики. — Ой, — встрепенулась Сёко. — По-моему, так не должно быть. Внизу замелькали белые фонарики — техники уже пытались устранить неполадки, и вскоре парк снова ожил, засиял как рекламная вывеска в последний день распродажи — только в движение не пришёл. От тягучего чувства тревоги — перехватывающего дыхание, ещё далёкого от паники, но жгучего на ощупь — спрятаться на высоте нескольких десятков метров было невозможно, даже несмотря на завораживающий вид красных огней, плывущих по автостраде, и тусклому сиянию засыпающего города. Не позволить страху завладеть собой — непросто, особенно когда из кабинки чуть ниже раздавались детские рыдания – резкие, как осколки ёлочной игрушки. — Сатору… Ты какой-то бледный. Первые изменения заметил Сугуру — болезненно зелёный цвет лица, выступившую испарину и помутневший, расфокусированный взгляд. — Мне нехорошо… Сатору схватился за грудь и наклонился вперёд, пытаясь унять подступившую дурноту, растущую вместе с градусом отчаяния в кабинке чуть ниже. Детский плач никак не унимался, надрывный, какой услышишь только посреди аварии из перевёрнутой машины, среди сирен и скрежета металла. Годжо чувствовал себя застрявшим в такой легковушке, придавленным головой к потолку, с ремнём, обвившимся вокруг шеи, и застилающей кровью глаза. — У него паническая атака? — его плотно обхватили за плечи. Сатору цеплялся за уверенность и холодное спокойствие Сугуру как за якорь, пока сумбурная реальность продолжала набивать его желудок чужими страхами — до отказа. Он уткнулся носом ему в грудь, вцепился в футболку как утопающий, дыша часто-часто. — Они меня… отравляют. Звучало как несвязный бред — но только не для Сёко. Такие симптомы можно было списать на что угодно: страх высоты, ограниченного пространства, в котором они оказались, или же на не вовремя разыгравшуюся паническую атаку. Но чем ярче звенел ужас в детских голосах, тем хуже становилось Сатору — Сёко это видела. Закралось подозрение, от которого стоило бы отмахнуться, но на самом верху в шаткой кабинке -верилось даже в призраков, йети и прочую нечисть. Рассказы Сатору были похожи на неудачные шутки — но может быть, всё же… Додумать Сёко не успела: железный каркас вспыхнул неоновым синим, и кабинка плавно поехала вниз. С утихшим детским плачем Сатору чуточку оклемался, больше не выглядя как только что воскресший покойник. Хотя на ногах держаться всё ещё не мог — взмокший как после пробежки, он повис на Сугуру, поэтому до ближайшей скамейки тот тащил его полностью на себе. — Ты как? В тихом месте под соснами, возникшему будто бы из пустоты, нелепому среди этих сложных конструкций и громких голосов, тревоги унимались, а сердце замедлялось. Сатору облокотился на колени и слабо прохрипел: «Водички бы», сглатывая едкую кислоту, осевшую на корне языка. Для Сугуру этого было достаточно, чтобы перетрясти весь парк, но добыть живительную минералку. Присматривать за полуживым другом осталась Сёко — она с недоверием таращилась на него, как на оживший экспонат в музее древних ископаемых, что-то карикатурное в детской энциклопедии про динозавров: вроде и настоящее, но довольно несуразное. История про поглощение эмоций звучала как большая выдумка, способ попудрить мозги и посмеяться. Однако недавняя нервная встряска только укрепляла сомнения и распаляла подавляемую, тлеющую в душе каждого человека веру в необъяснимое, уводя мысли куда-то совсем не туда. Сёко и до сегодняшнего дня замечала странности Сатору, обычно списывая их на проблемы психологического характера и не придавая большого значения — мало ли, все мы разные. Теперь же будто недостающие части пазла сошлись — криво и как им угодно: уголки встали в центре, а сердцевина обрамила острую кляксу. Сильнейшая эмпатия оказалась вовсе не особенностью характера, а способом выживания. — Твоё замешательство горькое на вкус, — Сатору поморщился, будто пытался проглотить таблетку. — Всё ещё сомневаешься? Хватит, мне и так плохо… Сёко и сказать было нечего — Сатору читал её как открытую книгу. — Как такое вообще возможно… — Легко и просто. Всё как я и говорил. Впервые чьи-то тараканы оказались настолько живучими: мало того, что смогли найти себе новую хорошо обставленную квартирку, так ещё и заселились туда без разрешения хозяина. Сёко ничего не оставалось, кроме как отбросить научные постулаты и слепо принять противоречащую здравому смыслу правду — в конце концов, кому она могла навредить?