Sissy-boy

— Эй, — прилетает в спину, и Джисон стискивает челюсти до скрежета в зубах, узнавая голос. — Сисси-малышка! После этого обращения помимо челюсти стискиваются и руки в кулаки, и желудок сводит судорогой от внезапно разорвавшегося внутри пузыря злости, что слишком долгое время рос. Джисон бросает рюкзак рядом с Феликсом, резко разворачивается, так быстро, что скользят подошвы кроссовок и создают ужасный писк от трения с половым покрытием. Он в мгновение ока долетает до человека, что собрал все самые бесячие привычки в себе и стал объектом «№1» в списке ненавистников для Джисона. Без особых усилий он толкает Минхо к стене, не заботясь о его спине, что с глухим звуком сталкивается с поверхностью. Стоящие рядом друзья обоих озабоченно переглядываются. Они, привыкшие к бесконечным словесным перепалкам, находятся в растерянности от физического контакта этих двоих. И если по лицу Феликса понятно, что он всем существом не хочет драки, то лицо Сынмина буквально кричит о том, чтобы Джисон врезал Минхо. Сам Сынмин не гнушается подстрекать о том же. — Повтори, — шипит Джисон, вжимая предплечье в горло Минхо, что поднял голову и смотрит так, будто находится на вершине, будто не его личико сейчас рискует обрести парочку синяков. — Повтори свои слова. Он выделяет каждое слово, смотрит с такой яростью, таким гневом, что улыбка Минхо на секунду становится напряженной, теряя всю игривость. Он слизывает кончиком языка слюну Джисона с уголка своих губ и скалится. — Я сказал: сисси-малышка, — самодовольно лыбится Минхо. И Джисон мог бы опустить эти слова так, как делал обычно, закрыть глаза на задирания и в очередной раз сделать вид, что все эти обезьяньи танцы Минхо, призванные привлечь внимание и заинтересовать, его не волнуют, но в этот раз все по-другому. Настолько, что где-то за нескончаемым водопадом раскаленной добела ярости глухо булькает страх. Отвратный и мерзкий. На сайте, где он проводил свои стримы, он называл себя «belle mort». Его самые преданные зрители называли его малышка Бэлль, и он позволял, пока они сыпали деньги на его счет. Но вчера он назвался на своем стриме ровно так же, как называл его минутой ранее Минхо. «Сисси-малышка». Пока он, привязанный к креслу, сходил с ума от прозрачного флешлайта, что двигался на не самом замысловатом механизме, набирающем скорость от количества донатов. «Сисси-малышка». Когда он кончил дважды прежде, чем снял веревки и вытер всю липкость с себя и юбки, сетуя на то, что, кажется, натер нежную кожу члена в погоне за вторым оргазмом ради зрительского одобрения и лишних десятков тысяч вон. «Сисси-малышка». В момент, когда Минхо смотрит на него с немым вызовом, задрав голову от придавливающей шею руки, пока в кармане розового худи Джисона лежит анальная пробка на батарейках. — Заткни свой блядский рот, — говорит ему Джисон, даже и думать отказываясь, что Минхо мог видеть его разрушенное состояние, мог присылать ему деньги из-за спермы на капроновых чулках и коротенькой юбке или, что хуже всего, мог узнать. — Ха-ха, — выдает Минхо, нагло укладывая свои руки на его грудь и сжимая. И Джисону снова хочется сжаться, потому что соски болят. Потому что позавчера он показал новые зажимы и поиздевался над своей грудью слишком сильно, потешил извращенцев на стриме и заработал немало денег и распухшие и слишком чувствительные соски на ближайшую неделю. Второе попадание. Возможно, совпадение, но Джисон напрягся сильнее. Если Минхо выдаст и третий раз, то Джисон уверует в его осведомленность. Тогда он решает, что на заработанные своим членом деньги он купит гроб и место на кладбище, чтобы захорониться заживо, поскольку этот стыд, что взбирается по шее, к ушам и щекам, не позволит ему спокойно жить. — А ты заткни, — продолжает Минхо. Стоящий позади Сынмин грустно и обреченно стонет, понимая, что шоу ему не видать, а Феликс облегченно улыбается, подхватывая рюкзак Джисона и закидывая на свое плечо. Вдвоем они идут в нужную аудиторию, оставляя двоих петушиться друг на друга. — Эй, — хрипит Минхо от усиливаемого на горло давления, — если неженка не остановится, то я заведусь. И Джисон давит сильнее, не замечая того, как ближе и теснее прижимается к распластанному по стене Минхо. — Я вырву твой блядский язык, — угрожает Джисон. — И что тогда? Будешь использовать его, как одну из своих игрушек? Это становится последним доказательством. Джисон делает шаг назад, опускает руку и стыдливо склоняет голову. — Откуда ты знаешь? — спрашивает он, засовывая руки в карман толстовки и сжимая чертову пробку, которую хуй пойми зачем таскает в университет. — У меня свои секреты. И так уж вышло, что я знаю твой, поэтому нехуй быковать на меня, детка, если все еще хочешь приватности. — Ты меня шантажировать собрался? Серьезно? Минхо молчит, грязно проводит языком по губам и потирает натертую кожу шеи. Его кадык движется вверх и вниз от частых сглатываний. — Боже, как низко ты пал, — смеется Джисон. Но смех тот нервный и совсем не приносящий удовольствия. — Чего ты хочешь? — резко меняется он в лице. Ладонь Минхо ложится на его щеку, большой палец касается нижней губы, оттягивает ее и придавливает к подбородку. Джисон не сразу замечает пустые коридоры, как и не сразу понимает, что, по всей видимости, пара уже началась, а сам он безответственно опоздал. — Для начала, — говорит Минхо на грани шепота, — разобраться с этим. Он берет руку Джисона, вытаскивает ее из кармана и кладет на свой пах. — Моя прекрасная Бэлль так хорошо придушила, что у меня встал. Джисон морщится от имени и неосознанно сжимает руку, чувствуя грубую ткань джинсов под пальцами. В его уши врывается тихий вздох-полустон, что не смог удержаться в Минхо. Если Джисон наберется смелости и признается самому себе, что у него тот же беспорядок в штанах, то ситуация может разрешиться легче, но он слишком зол на Минхо, как и слишком заведен самой мыслью о разоблачении, что отодвигает его болезненно трущуюся о белье налитую кровью головку на задний план. Он смотрит большими глазами и совершает, как считает, самую огромную глупость, что изменит его жизнь навсегда. Он облизывает палец Минхо на своих губах и сводит брови в переносице. То, как сильно хватает его Минхо, чтобы потащить за собой по коридору, выбивает воздух из легких. Джисон не сразу понимает в какую сторону они движутся, как и не сразу доходит до мысли, что именно в том крыле находятся туалеты. Ему хочется истерично смеяться и плакать навзрыд от мысли, что его трахнут в грязном туалете университета. И не кто-то, кого он забудет сразу, как закроет за собой дверь уборной, а чертов Минхо, что изводит его долгие месяцы, доводит до белого каления и знает его постыдный секрет. И, возможно, Джисону стоит задуматься о том, чтобы закончить ежедневные представления перед камерой, но он так сильно подсел на это, так сильно сходит с ума от понимания, что его хотят, что на него дрочат, что на него слюни пускают. Джисону слишком приятно показывать себя в своих самых уязвимых состояниях, ему по кайфу кончать на камеру, для кого-то, кого он даже не знает. Это его личный наркотик, что заставляет его идти дальше. Дверь глухо хлопает, щелкает замок и Джисона буквально швыряют к кафельной стене. От резкого удара он издает жалкое кряхтение, от которого Минхо заводится лишь сильнее, если учесть, как он набрасывается на него с жаркими поцелуями в шею. Не в губы. И от этого грустно, но не так важно. Его рука тут же расстегивает штаны Джисона и пробирается в белье, стискивает его член, отчего Джисон шипит, потому что больно, потому что все-таки натер. Он ставит мысленную галочку не забыть поменять смазку и использовать ее в бо́льших количествах. Вот только когда руки связаны, пусть и не сильно, а зрители хотят шоу, времени, чтобы подлить смазки, нет. — Не трогай, — просит Джисон, хныкая. Он сжимает бедра и выгибает поясницу, пытаясь уйти от касаний. — Мне больно. Минхо гадко лыбится, когда вытаскивает руку из его трусов и стягивает до колен штаны. — Я думал, что малышка вытрахает из меня все плохие словечки, но, кажется, мне самому придется постараться, так? Джисон хочет сказать «да». Он хочет попросить Минхо сделать все самостоятельно, если уж варианта не делать ничего ему не предоставили. Но все, что он может, ощущая болезненные поцелуи и укусы в шею, это кивнуть и промычать что-то не поддающееся пониманию. — Вчера был слишком жаркий стрим, да? Раз ты в таком разбитом состоянии до сей поры. — Д-да, — хнычет Джисон, помогая Минхо стянуть с себя трусы. Его член безбожно течет, кожа покрасневшая, слегка болит от прохладного воздуха, но от этого Джисону кончить хочется не меньше. — Тогда я возьму тебя сзади и ты сделаешь это, не касаясь своего маленького миленького члена, — нешептывает Минхо на ухо. Джисон воздухом давится. Он смотрит вниз, туда, где дергается его многострадальческий член от грязных слов, и думает, что не маленький, нихуя не маленький, но переубеждать Минхо не станет. Он примет его игру и позволит ему нести бред, лишь бы тот дал уже ему то, чего хочется больше всего. И Джисон жалеет, что этот оргазм случится не на камеру. — Я знаю, что ты так можешь, — продолжает Минхо. — Откуда? — спрашивает Джисон, пока разворачивается, чтобы упереться ладонями в стену, грудью избегая контакта с кафелем, и выгибает позвоночник, открывая виду Минхо гладкую дырочку. — Как давно? — Как давно знаю о тебе? — переспрашивает Минхо, пока лезет в свою сумку, доставая тюбик крема для рук. Он выдавливает его себе на пальцы не жалея и подносит их к дрожащему входу, размазывая и дразня. — Я узнал о тебе около года назад. Увидел стрим, где какой-то тощий мальчишка трогал себя на камеру. Бордовый деревянный стул, твоя рука и ебучие мелодичные стоны, — он постанывает сам, прикусывая между словами мочку уха, пока проникает одним пальцем внутрь, с каждым разом вставляя его глубже. — Ничего интересного, знаешь? Каждый второй так делает, но когда ты кончил, а после встал и из твоего зада выскользнул тот дилдо, который как щупальце, я почти закончился как человек. Оно такое широкое было, такое длинное, и ты так удобно сидел на нем и так спокойно трогал себя, что хрен догадаешься, что твоя задница разрывалась от чертовых тентаклей внутри. Когда Минхо договаривает, Джисон позволяет себе испустить стон. Не потому, что ему очень хорошо, а потому, что решает, что Минхо заслужил. За его честность и откровенность. А растяжку Джисон не очень-то и любил, всегда старался разобраться с ней поскорее и приступить к сладенькому. И тот стрим, о котором Минхо говорил, Джисон помнит. Один из первых. Он тогда и правда думал, что его разорвет на части от огромной игрушки, на которую он садился с ужасными и совсем несексуальными кряхтениями, потеряв половину зрителей. Но когда устроился на ней, то почти сошел с ума и абсолютно забыл о камере, чате и комментариях, сосредоточившись лишь на собственном удовольствии. — Тогда я узнал о малышке Бэлль, — горячо дышит Минхо в ухо, добавляя крема и второй палец. Джисон чувствует химозный запах авокадо и заводится сильнее, ощущая себя слишком грязной и униженной шлюхой, на которую даже смазки не нашлось. — А то, что этой малышкой являешься ты, я узнал месяцев пять-шесть назад. Минхо потирается своим членом о ягодицу Джисона, пока разводит свои пальцы внутри его задницы, а сам Джисон вжимается щекой в грязный кафель, чувствуя, как собирается в уголках губ слюна, как подергивается собственный член от касаний и признания. — К-как? — спрашивает он, повиливая задом. — На том стриме ты был в черных колготках. Без белья, но с пробкой внутри. Да, с той самой, которую Джисон еще недавно сжимал в кармане. — И твой член так привлекательно натягивал капрон, а потом сперма сочилась через него, — говорит Минхо надрывно и стонет, сильнее вдавливая свой пах в ягодицу Джисона. Он добавляет третий палец. — Так сильно хотелось слизать ее, боже. Ты кончил без рук, и я видел лишь твой член под колготками, но это было самое горячее, что я только мог представить. А потом ты рассказал Феликсу о сумме и посоветовал ту игрушку. Вы были в туалете на первом этаже, а я курил рядом с окном. Не думаю, что вы оба видели, что оно было открыто. Минхо расстегивает ремень, вжикает ширинкой и чуть приспускает джинсы, вытаскивает свой член, проезжается им по вспухшей дырочке Джисона и удовлетворенно стонет. — Мне пришлось выбросить целую сигарету, чтобы встретить того, кто говорил об этом. И я сразу же понял, как только увидел тебя. Ты был в узких штанах, и твои тощие ножки и коленки, что слишком далеко друг от друга, обо всем мне рассказали. Ну и еще один стрим, где ты стоя ебал себя тем самым резиновым щупальцем. Принимая в себя член Минхо, Джисон думал, что этого всего было недостаточно, и возможно, все можно было сгрузить на разыгравшуюся фантазию Минхо или на глупости, но Джисон сам признался. Он сам сказал ему, не зная, что все доказательства того слишком шаткие. Вот только уже слишком поздно. Минхо по самые яйца зарывается в его зад, вдалбливаясь не быстро, но мощно. Ровно так, как нравится Джисону, как он сам делает, когда решает показать своим зрителям анальный оргазм, которого достигает лишь посредством глубоких и мощных проникновений. — Сильнее, — просит Джисон. Ему так хочется коснуться себя, так хочется сжать головку, размазать предсемя по ней и подразнить уретру, но он чувствует глупую обязанность позволить Минхо все сделать самому, считает, что пообещал справиться без рук. — Не хочу льстить тебе, но ты слишком меня заводишь, чтобы я мог поддерживать такой ритм так долго, как тебе нравится. И Джисону льстит. Льстит симпатия Минхо, льстит его возбуждение, льстит сама мысль о том, что Минхо дрочил глядя на него через экран. Он чувствует знакомую тяжесть внизу живота, растущий пузырь, что взорвется совсем скоро, и решает тоже потешить Минхо. — Ты делаешь мне так хорошо, что я готов рассыпаться в удовольствии прямо сейчас. И вопреки мыслям о том, что Минхо эти слова должны мотивировать еще сильнее, тот останавливается. Он выворачивает голову Джисона так, чтобы смотреть на его лицо. С бусинками слез в уголках томно прикрытых глаз, с блестящей слюной на блядски раззявленных губах, с красными щеками и заломленными бровями. — Правда? — спрашивает он. А Джисону хочется переебать ему чем-нибудь тяжелым, потому что пузырь удовольствия внутри сдувается, хоть Минхо и выглядит слишком греховно со своими прилипшими ко лбу потными волосами. — Да, правда, — хнычет он. — Просто продолжи трахать меня своим большим и толстым членом, — говорит он, вспоминая те слова, которыми Минхо назвал его собственный, чтобы заставить ощутить унижение. — Или мне стоило вставить тебе? — В другой раз, малыш, — с придыханием отвечает Минхо и возвращается к своему занятию. Он хватает плечи Джисона и тянет на себя каждый раз, как с силой врывается внутрь, создавая громкий хлопок, отчего грудь того все же трется о худи, но не доставляя дискомфорта, а лишь подстегивая возбуждение болезненными ощущениями. Дыхание Джисона останавливается, когда Минхо говорит, что хотел бы, чтобы тот кончил ему на язык, он ощущает, как дрожат коленки, сводит носки кроссовок внутрь и несдержанно высоко стонет, совсем не думая, что они все еще в университете. Зубы смыкаются на вспухшей губе, когда член Джисона начинает дергаться, выстреливая белесой теплой жидкостью на стену, и ему кажется, что он перестал видеть, что сознание покинуло его на долгие минуты, потому как он не может вспомнить, как кончил Минхо, и кончил ли вообще, но его движения, пусть и хаотичные и больше не имеющие единого ритма, не прекратились. Тогда он решает, что если уж сходить с ума, то весело и с удовольствием. — У меня в кармане пробка, — говорит он хрипло, вымученно. — Кончи в меня и заткни ею, а после пар я позволю тебе вылизать меня. И Минхо долго времени на раздумья не берет. Он отпускает плечо Джисона, тянется в карман, прижимаясь тесно и слишком интимно, достает пробку и громко хмыкает, а потом так же громко хнычет, наполняя Джисона своей спермой. Долгие секунды он движется рвано, почти не выходит, сдвигаясь лишь на сантиметры, но все еще стимулируя себя, а после отстраняется и вдавливает холодную пробку внутрь, заставляя Джисона почти взвизгнуть от перепада температур. Расставив ноги шире настолько, насколько позволяют стянутые вниз штаны, Джисон сильнее отставляет зад и раздвигает ягодицы, выводя им круги, раздразнивая Минхо. — Какая же ты жадная до секса сучка. — Я жадный до оргазмов, — признается Джисон, отпуская ягодицы. Он шлепает одну из них, натягивает белье, слегка морщится от движущейся внутри пробки, справляется со штанами. — Скоро закончится пара, а у меня еще одна. — А я уже все, — хвастливо говорит Минхо, но Джисон знает чем заставить его страдать. — В моем рюкзаке есть пульт от этой пробки. Но как жаль, что ты уже уходишь, — он строит грустное личико, поправляя худи. Минхо заинтересованно раскрывает рот. Его милые губки слишком притягательно обнажают передние зубы. Джисону хочется поцеловать его прямо сейчас. — Я готов пожертвовать отдыхом, — говорит он, не разрывая зрительного контакта. И тогда Джисон делает то, что хотел сделать в последние десятки минут. Он целует Минхо. Долго, влажно и страстно, а после за руку ведет его в свою аудиторию и лично вручает пульт от орудия пыток, что заставляет его изнывать и кончать следующие полтора часа.