christmas chaos

Джимин проглатывает жгучие слёзы, смотря на то, как напротив сидят её друзья и весело смеются. Минги закинул руку на плечо Хёмин, а после склонился и нежно поцеловал её в висок, заставляя девчонку засмущаться и покраснеть, словно переспелый помидор. Напротив сидели Сора и Юнхо, о чём-то споря. Джимин хмыкнула. Снова они спорили из-за какого-то пустяка: то пытались выбрать имя ребёнку, хотя было ещё куча времени, то из-за того, что Соре хотелось чего-то нестандартного и она гоняла бедного, сонного Чона по всему Сеулу, и плевать ей было, что не мог он найти королевских креветок в пол второго ночи. Джимин мысленно вздохнула, когда её взгляд невольно зацепился за сидящего напротив неё Хонджуна. Ким отчего-то сидел задумчивый, витая где-то в облаках и, подперев щеку рукой, смотрел в сторону Хё. Но она не замечала, болтая с Минги и периодически ловя его милые клевки в свою щеку. Джимин невесело усмехнулась, чувствуя как заныло где-то в районе груди. Он был таким истощённым, постоянно нервным и агрессивным, что ей даже не хотелось и на десять сантиметров приближаться к нему. Джи понимала, что это нормально — Хонджун всячески старался последние два месяца помириться с Хёмин, но она постоянно игнорировала его, делая вид, что Кима не существует и вовсе. Теперь же она и вовсе не могла смотреть ни на Хонджуна, ни на Сонхва, избегая их, как огня. Но несмотря на это, Джимин чувствовала, что Хонджун тоже страдал, хоть и по другой причине. Он не любил Хёмин уже давно, но груз вины за то, что натворил, не отпускал его. Она могла только догадываться, как сложно ему было смотреть на её счастье, к которому сам и подтолкнул, и Джи даже считала, что если бы не они, то Минги бы так и продолжал закрываться в себе, утопая в ненависти и безответной любви. Джимин опустила глаза на свои ладони, сжимая их на коленях так крепко, что побелели костяшки. Всё внутри неё кричало, просило сделать что-то, но она не могла. Казалось, что если она сейчас произнесёт хоть слово, её голос предаст её и надломится. А может, ей просто не хотелось разрушать этот иллюзорный мир, в котором остальные, по крайней мере, казались счастливыми. Но взгляд её всё равно непроизвольно возвращался к Хонджуну. Он был рядом, но такой далёкий. Она смотрела на него с сожалением. Она видела, как он боролся с собой, пытаясь не выдать своих эмоций, хотя всё было слишком очевидно. Он часто опускал взгляд, сжимая руку в кулак, когда Минги наклонялся к Хёмин, чтобы обнять её или что-то шепнуть на ухо. Девушка неожиданно вздрогнула, когда громкий смех Хёмин внезапно ворвался в её мысли. Минги снова что-то сказал, что заставило её улыбнуться, и это была та самая искренняя радость, которая давно уже не трогала сердце самой Джи. Она нервно поёрзала на месте, пытаясь подавить раздражение, но это оказалось сложнее, чем она думала. Хонджун наконец выпрямился, его уставший и без прежнего блеска, взгляд неожиданно встретился с её, из-за чего она на долю секунды почувствовала себя разоблачённой. Как будто он понял, что это она наблюдала за ним все эти минуты, и даже смог прочесть все её мысли, но после Хонджун отвернулся, уставившись куда-то в окно. Ей так хотелось прильнуть к нему, просто заключить в тёплые объятия и сказать, что вот она я, которая любит тебя таким, какой ты есть. Что не нужна ему ни Хё, ни её дурацкое прощение, что она, Джимин, сможет сделать его самым счастливым человеком в мире. Но она понимала, что Хонджун не из тех, кто сдаётся. Он всегда был настойчивым, упрямым, иногда даже до глупости. Но сейчас он выглядел сломленным, и Джимин начинала сомневаться, стоило ли ему так держаться за прошлое. Какой смысл в том, чтобы бороться за того, кто, очевидно, больше не хочет быть рядом? Пока её мысли сменяли друг друга одна за другой, за столом возникла новая тема разговора — Минги предложил поехать на выходные за город, устроить посиделки в том самом коттедже, где всё и началось. Сора моментально подхватила идею, засыпая всех деталями и планами, а Юнхо, как всегда, был вынужден уступить, несмотря на то, что не хотел ворошить недавние события. — Что скажешь, Джи? Думаю, Уён и Сонхва против точно не будут, так что осталась только ты, — басовитый голос Минги неожиданно прервал её внутренний монолог. Все взгляды обратились на неё, ожидая ответа. — Я… не уверена, что смогу найти время… Скоро экзамены, мне нужно готовиться и… — Джимин быстро отвела глаза: врать она не умела. Хотя это и было первым, что пришло в голову, но даже она понимала, что это звучало слабо и неубедительно. Но и говорить говорить о том, что сейчас ей вообще не до этого, тоже не было никакого желания. Казалось, весь мир вокруг жил, смеялся и радовался, а её собственные чувства потихоньку разрушали её изнутри, превращая в комок, состоящий из стресса и несбывшихся ожиданий. Её слова повисли в воздухе, но никто не стал настаивать. Они приняли её отказ как нечто само собой разумеющееся, и Джимин почувствовала ещё большую изоляцию от компании, где когда-то она была такой же частью, как и они. Казалось, её мир разрушался, и с каждым днём она всё больше отдалялась от тех, кого когда-то считала друзьями.

***

— Слушай, а ты сделала ту домашку по дифференциальным функциям? — простонал Уён, подсаживаясь к девушек которая тут же дёрнулась от неожиданности и, вытянув один наушник из уха, вопросительно уставилась на парня. Уён лишь закатил глаза, понимая, что его нифига не услышали, а после щёлкнул пальцами перед лицом девчонки. — Говорю, домашку по допам сделала? Я скатать хотел… Джимин напряглась и её глаза тут же расширились, когда до неё наконец-то дошло о чём говорил Уён. Вот чёрт, она забыла про эту гребанную домашку, которую должна была сделать ещё вчера и подготовиться к тесту, который покажет её уровень подготовки к предстоящим экзаменам! Вот только Джи понимает, что со всеми этими событиями совсем забила на подготовку и домашку, потому что… в мыслях буквально поселился Ким Хонджун собственной персоной, днями и ночами напролёт доводя её до нервных срывов. — Блин! — Джимин схватилась за голову, понимая, что времени осталось в обрез. — Уён, я совсем забыла! Я не сделала её… — Ты издеваешься? — парень протяжно взвыл, прикрывая глаза ладонью. — Джи, ты же обещала, что всё будет готово. Я реально не шарю в этих функциях! Джимин почувствовала ещё больший прилив вины. Её мысли снова вернулись к Хонджуну. Как она могла так зациклиться на нём, что забросила все дела? Погрузившись в собственные переживания, она почти не заметила, как вся остальная жизнь начала рушиться. — Прости, Уён. Я… просто не в себе. Можем попробовать сделать сейчас? Может, успеем ещё… — Ладно, забудь, — Уён махнул рукой, словно это не было таким уж большим делом, но Джи знала его давно и понимала, что он зол. — Схожу к Сонхва, может, он что-то сообразит. Он резко встал и отправился к выходу, оставляя Джимин с ощущением полной пустоты. Она уже не могла вспомнить, когда последний раз была в состоянии полностью сосредоточиться на чём-то, кроме собственных мыслей. В её наушниках тихо заиграла мелодия, но даже музыка не могла заглушить внутренний шум, который разрывал её изнутри. Джи знала, что так больше продолжаться не может. Нужно было что-то делать. Но что? Как перестать мучить себя и других? Как избавиться от этого болезненного чувства одиночества и глупых, не имеющих смысла, чувств к Хонджуну? Словно по иронии судьбы, в тот момент, когда она задумалась об этом, её телефон завибрировал. Сообщение. «Нужно поговорить. Хонджун.» Джимин уставилась на экран. Сердце забилось в груди так громко, что ей казалось, все вокруг могли его услышать. Он хотел поговорить. Но о чём? Она ещё раз перечитала сообщение, чувствуя, как сердце сжимается от волнения. Пальцы дрожали, когда она начала набирать ответ, но так и не смогла заставить себя отправить хотя бы что-то. Вместо этого она глубоко вздохнула и решила, что раз он хочет о чём-то поговорить с ней, значит она выслушает. Джимин, вообще-то, никогда не была наивной, она знала, что Хонджун никогда не смотрел на неё в романтическом плане, но всё же какая-то часть продолжала надеяться на то, что он заметит. Ведь Хонджун всегда и везде видел только её — Чон Хёмин, которой никогда и не нужен был. Которая никогда не ценила Хонджуна и его чувства. Не замечала, будучи поглощенной только Сонхва, которому была не нужна от слова совсем. Хёмин. Хёмин. Хёмин. Почему это постоянно она? Все словно с ума сошли, когда она кинула их всех. Зачем нужно было возвращать её? Теперь она счастлива с Минги, а что Джимин? Теперь ей приходится наблюдать за тем, как все трусятся над ней, чтобы она их всех простила. Разве это справедливо? Почему никто не обращает внимания на то, что она тоже страдает, борясь с разрушающими мыслями? Почему никто не видит этого, не видит как ей невыносимо и больно… Она вдруг разозлилась на саму себя, с силой сжимая смартфон. Хёмин её лучшая подруга, которая тоже страдала. Как она могла винить её в трусости, если сама боялась быть отвергнутой, хотя и знала, что у них с Хонджуном ничего не выйдет? Она просто такая же жалкая трусиха, которая боится поговорить обо всём с друзьями. А они ведь не телепаты, чтобы заметить, что её что-то тревожит, помимо учёбы. Как же Джимин сейчас ненавидела себя, одновременно чувствуя как внутри снова что-то громко и болезненно надламывается. Когда она пришла в назначенное место, Хонджун уже ждал её. Стоило ей только увидеть его, как сердце снова болезненно сжалось. Он стоял, прислонившись к стене, руки в карманах, взгляд устремлён куда-то вниз. Он выглядел таким измождённым, будто внутри него шла непрерывная борьба, с каждым днём отнимая у него всё больше сил. Джимин невольно подметила, как за эти последние месяцы Хонджун изменился. Тёмные круги под глазами, напряжённая линия губ, — она уже и забыла, когда в последний раз видела как он улыбается. Каждый раз, когда его взгляд скользил в сторону, казалось, что он хочет скрыться от всего мира. Она видела, как он пытается не выдать свою боль, но его угнетённое состояние было слишком явным. Как будто всё в нём кричало о том, что он устал бороться с самим собой. Смотря на него, Джимин едва сдерживала слёзы. Её сердце, казалось, плакало вместе с ним. Она видела, как его руки нервно сжимаются в кулаки, как он избегает её взгляда, словно боялся, что она сможет прочесть его мысли. Казалось, она могла чувствовать ту же тяжесть, что давила на его плечи. Она знала, что Хонджун страдал. Страдал от вины перед Хёмин, от своего прошлого, от неудач в попытках исправить то, что было разрушено. Он тянул на себе груз этих ошибок, не желая отпускать, даже если это уже не имело смысла. Но ещё больнее для неё было то, что, несмотря на все его страдания, он продолжал держаться за Хёмин, за этот призрачный шанс на то, что всё может стать как раньше. «Почему ты не можешь просто отпустить её?», — думала Джимин, её грудь сжалась от боли, когда она смотрела, как он снова и снова топчется в одном и том же месте. Ей хотелось сказать ему: «Ты не должен страдать. Я здесь. Я рядом, и всегда была рядом», но слова застревали комом в горле, и вместо этого ей приходилось снова и снова наблюдать, как он уходит туда, где для неё не было места. Её любовь к нему становилась невыносимой, она разрывала изнутри. Как он мог не видеть этого? Как мог не заметить, что рядом была она — готовая поддержать, выслушать, понять? — Спасибо, что пришла, — когда он наконец заговорил, его голос был тихим, едва слышным, и Джимин просто кивнула, чувствуя, как по её телу проходит волна нервного напряжения. — О чём ты хотел поговорить? — спросила, стараясь держать голос спокойным и ровным, хотя было заметно как подрагивали её губы. Хонджун на секунду замялся, опустив глаза, а затем тихо произнёс: — Я… хотел попросить тебя об одолжении. Ты же лучшая подруга Хё… Может… Может ты могла бы поговорить с ней? Я не знаю, что ещё сделать, чтобы она перестала избегать меня. Она даже выслушать меня не хочет, а я должен… Должен поговорить с ней. Его голос звучал так же подавленно, как он и выглядел. Это был не тот Хонджун, которого она знала — сильного и уверенного в себе молодого человека. Сейчас он был словно тенью самого себя. Джимин смотрела на него, и не узнавала. Хонджун казался таким потерянным, и это разбивало ей сердце ещё сильнее. Но внутри вдруг всё оборвалось. Он позвал её ради этого? Попросить её помочь ему вернуться доверие той, которой он сделал больно? Чувство разочарования вспыхнуло в ней с новой силой, и она больше не могла сдерживаться. Нет, она просто не хотела. — Ты серьёзно, Хонджун? — её голос дрожал от ярости. — Ты хочешь, чтобы я помогла тебе вернуть её? Ты же знаешь, что я… — она замолчала на секунду, стараясь успокоиться, но не смогла. — Что ты для меня всё! Ты всегда знал это! И всё равно просишь меня о помощи, как будто мои чувства ничего не значат! Хонджун растерянно застыл на месте. Он не знал, что ответить. Впервые за долгое время Джимин высказала всё то, что скрывала глубоко внутри. Её голос дрожал от всей той накопленной обиды, которую она носила в себе слишком долго. Пора было расставить все точки над «i». — Ты всегда знал, Хонджун, — её голос стал твёрже, а в глазах заблестели слёзы. — Ты знал, что я люблю тебя, что я рядом, всегда была рядом, когда тебе было плохо. Но ты никогда этого не замечал. Всё, что ты видел — это Хё. Только её. Как будто никого больше не существует. Кто тебя вытаскивал из кучи дерьма, когда она просто вытерла об тебя ноги, а? Хонджун, скажи мне, кто? Кто был всё это время рядом и утешал тебя? Её слова звучали как крик души, пронзая тишину, повисшую между ними. Хонджун опустил голову, не в силах посмотреть ей в глаза. Он просто не знал, что сказать. Каждое её слово било в самое сердце, поддых, выбивая из него весь воздух. — Ты не представляешь, как больно мне было всё это время, — продолжила она, едва сдерживая рыдания. — Сначала смотреть, как ты утопаешь из-за неё, как пытаешься соблазнить, хотя она никогда не ценила тебя. А теперь ты просишь меня поговорить с ней? Ты думаешь, что я просто смогу это сделать, как будто мне всё равно? Как будто мои чувства ничего не значат?! Хонджун по-прежнему молчал, и эта тишина была хуже любых слов. Это молчание стало для Джимин последней каплей. Её сердце, которое уже было на грани, разорвалось окончательно. Она больше не могла выносить этого. Слёзы, с громким всхлипом, всё же вырвались наружу, и, прикрыв лицо рукой, Джимин резко развернулась, не в силах больше оставаться рядом с ним. — Джи, постой! — Хонджун наконец заговорил, но его голос звучал так же растерянно, как и взгляд. Он сделал шаг вперёд, но Джимин уже убегала прочь, не оглядываясь. — Джи! Она бежала, не зная куда, но ей нужно было уйти как можно дальше от него. Убежать от его безразличия, от боли, которая разрывала её душу на части. Слёзы катились по её щекам, мокрыми следами оставляя за собой все те чувства, которые она так долго пыталась подавить. Её сердце было разбито. Она любила его всей душой, а он… никогда не видел её настоящую. Сколько бы раз она ни была рядом, сколько бы ни поддерживала его, в его глазах всегда была другая. Джимин бежала по улице, не разбирая дороги. Каждая мысль о Хонджуне обжигала её изнутри, сердце разрывалось на части, и она чувствовала, как внутри неё абсолютно всё трещит по швам. Ноги сами привели её обратно к университету. Она не знала, почему бежала именно сюда, но это было единственное место, где она могла скрыться от всех. Боль, обида, злость — всё смешалось в один бесконечный клубок, который она больше не могла контролировать. Её шаги стали замедляться только у входа в кампус. Она прошла через студенческий двор, избегая взглядов студентов и стараясь быть незаметной. Вдруг, поворачивая за угол одного из корпусов, Джимин буквально налетела на кого-то, больно ударяясь лбом об его плечо. От неожиданности она вздрогнула и резко отступила назад, потирая ушибленное место. — Джи? — удивлённо произнёс голос, заставляя девушку поднять голову к верху. Перед ней стоял растрёпанный Кан Ёсан, вечно поправляющий съезжающие очки на переносице. Оглядев её своим проницающим взглядом, Ёсан вдруг нахмурился, стоило ему заметить покрасневший нос и опухшие глаза. Джимин едва взглянула на него, стараясь пройти мимо. Но Ёсан оказался быстрее и проворнее. Он схватил её за локоть, чувствуя, что с ней явно что-то не так. — Эй, что случилось? — нервно спросил он, пытаясь понять, что могло заставить её плакать. Ёсан не привык видеть её такой. — Оставь меня! — почти выкрикнула она, резко дёрнув рукой. Внутри всё кипело, и его забота, как ни странно, только разозлила её. — Тебе не понять! — она оттолкнула его и, не не оглядываясь, побежала дальше. Она бежала, пока не оказалась у актового зала. Внутри было тихо и пусто — как раз то, что ей сейчас было нужно. Оглядевшись по сторонам, она заметила подсобку, которую обычно никто не использовал. Едва успев захлопнуть за собой дверь, Джимин рухнула на пол и, поджав колени к груди, дала волю эмоциям. Больше сил сдерживать слёзы у неё не было. Тихие всхлипы раздавались в пустом помещении, эхом отражаясь от стен. Казалось, весь мир замкнулся вокруг неё, а боль, которую она так долго подавляла, теперь выплёскивалась наружу. Сейчас она чувствовала себя разбитой, беззащитной и абсолютно одинокой. Поникнув окончательно, Джимин даже не заметила, как дверь тихо открылась. Кто-то вошёл внутрь и сел рядом. Девушка вздрогнула и подняла голову, замечая рядом всё того же Кан Ёсана. Он молча уставился впереди себя, стараясь не смущать её. Всё его тело было напряжено, и на мгновение, лишь на одно мгновение, Джимин впервые за столько времени ощутила облегчение. — Любить кого-то, кто не может отпустить своё прошлое, тяжело, — мягко произнёс Ёсан, слегка поворачиваясь к ней. — Откуда тебе знать, что я чувствую, — усмехнувшись, Джимин дёрнулась в сторону, когда огромная мужская ладонь легла на её плечо. Голос её звучал нервно и хрипло. — Ты не знаешь, каково это — быть всегда рядом, а тебя не замечают и ни во что не ставят. Ёсан долго молчал, наблюдая, как она буквально разваливается на части. Он знал, что у Джимин внутри слишком много боли, и понимал, что её одиночество — это больше, чем просто безразличие его хёна. Он понимал её боль, потому что сам проживает её. Ёсан знал, каково это — любить человека, который тебя не замечает, быть рядом, поддерживать, слушать, и понимать, что ты для него просто друг. Он знал, каково это — чувствовать, что тебя никто не видит. Он знает, каково это — чувствовать себя невидимкой. Его сердце сжимается, стоит ему только взглянуть на неё сейчас. Ёсан видел Джимин такой, какой она была на самом деле — ранимой, сломленной, нуждающейся в любви и поддержке, которую никто, кроме него, не мог ей дать. Он всегда был рядом, всегда выслушивал о Хонджуне, видел её боль, но никогда не мог найти в себе силы сказать ей правду. Слишком долго он молчал, боясь разрушить их дружбу. Слишком долго он просто был рядом, надеясь, что однажды она заметит его. Заметит, как он её любит. Ёсан продолжал смотреть на неё. Джимин никогда не выглядела настолько сломленной. Ёсан всегда видел её сильной и решительной — но сейчас перед ним сидела девушка, которая потеряла всё, что давало ей силы двигаться вперёд. Он видел её красные глаза и слёзы, которые она так упорно пыталась скрыть ото всех. И каждый раз, когда она отворачивалась или опускала их, его сердце сжималось от боли. Ему так хотелось взять её за руку и сказать, что всё будет хорошо. Что он рядом и всегда будет, что бы ни случилось. Но он не мог сказать этого. Джимин всегда говорила, что справляется со всеми трудностями сама, что она не нуждается в посторонней помощи. Она всегда улыбалась и смеялась, скрывая свои истинные чувства под маской беззаботности. Но Ёсан знал, что эта маска давно стала для неё тяжёлой ношей. Он видел её настоящую, ту, что скрывала боль и одиночество под вымученной улыбкой. Она скорее позволит своим эмоциям разъедать её изнутри, чем признает, что не справляется. Естественно Ёсан понимал, что дерьмово ей сейчас из-за Хонджуна. И как бы сильно ему ни хотелось заставить её забыть этого человека, он не мог. Он знал, что Хонджун значил для неё слишком много, что её чувства к нему были искренними и глубокими. И от этого Ёсану становилось только тяжелее. Ему приходилось смотреть, как тот, кто является для неё всем, даже не замечает её. Как он снова и снова причиняет ей боль, не видя того, что у него перед самим носом. «Я бы никогда не позволил тебе страдать так, как он», — подумал Ёсан, сжимая челюсть. Ему хотелось, чтобы она знала, как он чувствует её боль, что понимает её, как никто другой. Но слова застряли в горле. Он никогда не мог рассказать ей о своих чувствах, ведь Джимин всегда только и делала, что говорила о Хонджуне. А он сам оставался в тени, будучи для неё спасательной жилеткой. Она никогда не замечала того, что рядом с ней есть человек, который любит её такой, какая она есть. Который был готов сделать всё, чтобы она улыбалась искренне, а не сквозь боль. И это разрывало его изнутри на мелкие-мелкие кусочки. Было мучительно больно видеть, как страдает человек, ради которого он готов на всё. Но почему-то сейчас всё было иначе. Возможно, потому что её боль, которую она прятала так долго, наконец-то пробила трещину в её броне. Или, может быть, потому что он сам больше не мог терпеть своё бессилие. Он не мог стоять в стороне и смотреть, как её внутренний мир рушится прямо перед ним. — Джи, — тихо произнёс Ёсан, стараясь говорить как можно мягче. Она лишь повела плечом, не желая поворачиваться, и снова тихонько всхлипнула. Ёсан лишь коротко вздохнул, молча смотря на её согнутую спину, как она вздрагивает от очередного всхлипа. Он снова медленно протянул руку к ней, чувствуя, как его сердце словно замедляется, отдаваясь тяжёлым стуком в груди. — Джи, — он снова позвал её, его голос был едва слышен, как шёпот. — Я знаю, что тебе больно. Знаю, что ты справляешься одна, потому что думаешь, что никто не поймёт тебя. Но, пожалуйста… позволь мне быть рядом. Джимин продолжала сидеть, смотря в сторону, её плечи всё ещё слегка тряслись. Ёсан, глядя на её опущенную голову, собрал в себе всю решимость и осторожно коснулся её плеча. Ему было страшно — не потому, что он боялся быть отвергнутым в очередной раз, а потому, что боялся увидеть её глаза, наполненные печалью, ведь её боль была для него его собственной. В ответ Джимин наконец повернула голову, и её взгляд встретился с его. В её глазах мелькнула едва заметная усталость, словно она наконец устала притворяться. На секунду между ними повисло молчание, напряжённое, но одновременно какое-то освобождающее. Джимин тихо выдохнула и прикрыла глаза. Ёсан почувствовал, как её плечи немного расслабились под его ладонью, и в этот момент он понял, что действительно нужен ей. Пусть она и не говорит об этом прямо, Ёсан всё понимает и без слов. Обняв за плечи, он осторожно притянул её к себе, словно боясь реакции. Но Джимин не отстранилась, только закрыла глаза и позволила себе прильнуть ближе. Ёсан обнял её так осторожно, будто касался хрупкого фарфора, боясь нанести даже малейшую трещину. Его объятие не было ни требовательным, ни навязчивым — оно было мягким и заботливым, словно это тёплое одеяло, в которое укрывают, чтобы защитить от холода. Его руки медленно скользнули вокруг её плеч, давая ей почувствовать, что он рядом, что она не одна. Он прижал её ближе, позволяя голове опереться на плечо, и Джимин почувствовала, как тепло его тела медленно согревает. Она ощущала, как его грудь поднимается и опускается в такт его медленному, размеренному дыханию, и это как-то непостижимо успокаивает. В его объятиях не было давления или ожидания, только тихое, ненавязчивое присутствие — то, что сейчас ей было нужно больше всего. Ёсан держал её так, словно оберегал от всех невзгод, словно хотел закрыть от всего мира, и его ладонь медленно гладила её по плечу, позволяя Джимин раствориться в этих объятиях. Для Ёсана это объятие было особенным. Оно несло в себе всю ту любовь, которую он хранил внутри, не находя возможности выразить её словами. Он чувствовал её отчаяние, и, прижимая Джимин к себе, хотел, чтобы она знала: пока он здесь, она не одна. И в этот момент Ёсан понял, что, возможно, он не сможет изменить её чувств к Хонджуну, не сможет заставить её разлюбить его. Но он может быть здесь, с ней, когда она больше всего в этом нуждается. И ради этого он был готов ждать сколько угодно. Ёсан держал её крепко, чувствуя, как дыхание немного успокаивается, а всхлипы постепенно затихают. Он провёл рукой по её гладким волосам, в попытке успокоить. Казалось, время остановилось, и Ёсан вымученно улыбнулся сам себе. Как же давно он хотел просто вот так молча сидеть рядом с ней, прижимая к себе. — Почему ты всегда рядом? — её голос был настолько тихим, что парню пришлось слегка наклонить голову вниз, чтобы услышать то, что она говорит. — Почему ты терпишь всё это? Почему не перестанешь замечать, как все остальные? Ёсан замер, ощущая, как сердце глухо забилось в груди, пропуская удар. И что сказать? Правду? Или снова спрятаться за словами поддержки, как он делал это прежде? Он отвёл взгляд, пытаясь подобрать слова, но всё, что приходило на ум, казалось слишком слабым, слишком недостаточным для того, что он действительно чувствовал. Его губы дрогнули, и он отвёл взгляд, пытаясь найти правильный ответ, тот, который не разрушил бы их дружбу, но в то же время был честным. — Я… — начал он, но тут же остановился вдохнул глубже, чувствуя, как внутри что-то сдавливает, словно хочет вырваться наружу. — Просто… Он не мог больше притворяться, не мог больше лгать. Слова застревали в горле, и от этого становилось только тяжелее. Ёсан понимал, что сейчас перед ним — та самая возможность сказать всё то, что он чувствует на самом деле. Возможность, наконец-то, признаться. То, что он скажет, изменит всё. Между ними больше не будет той беззаботной дружбы, которую они так долго и бережно выстраивали. Ёсан боялся. Как он может сказать ей правду, если она причинит ещё больше боли и ему, и ей? Он не может заставлять её думать ещё и про его чувства. Ведь очевидно, что Джимин начнёт винить себя в том, что не замечала, в том, что она такая же, как Ким Хонджун. А Ёсану этого хотелось меньше всего. Он не мог потерять её, не мог остаться без ничего. По крайней мере, пока он не имеет чёткого плана, что ему делать дальше, терять дружбу Ёсан не хотел. Ёсан смотрел на неё сверху вниз, чувствуя, как эта возможность ускользает из его рук. — Потому что… я не могу по-другому. Я не могу бросить тебя. Она нахмурилась, слегка прикусив губу, как будто пыталась понять его слова. — Но почему? — её голос стал чуть громче, настойчивее. Он подняла голову вверх, хмуро смотря на парня, что отвернулся в противоположную сторону, уставившись пустым взглядом в стену. — Ты всегда рядом, но почему именно я? Почему ты так стараешься для меня? Внутри него всё перевернулось. Ёсан знал, что пришёл момент, когда ему придётся говорить, когда он больше не сможет прятаться за дружеской заботой и поддержкой. Он почувствовал, как его сердце начинает стучать быстрее, как начинают потеть ладони. Он взглянул на Джимин, её глаза теперь неотрывно смотрели на него, и он понял, что она ждёт ответа. Настоящего ответа. — Потому что друзья не бросают друг друга, Джи.

***

Джимин лежала на диване, закутавшись в мягкий плед и держа в руках кружку с зелёным чаем. Перед ней тихо работал телевизор, мелькали картинки какого-то фильма, но она не обращала на него внимания. Мысли её были заняты совсем другим. Она прокручивала в голове слова, сказанные Ёсаном. «Друзья не бросают друг друга». Эти слова будто застряли в её сознании, никак не желая отпускать. Но что-то в тоне Ёсана, в его взгляде, когда он говорил это, не давало ей покоя. Она чувствовала, что за его словами скрывается нечто большее, что он не решился сказать. Почему именно она? Почему он терпел все её истерики, её боль, которая буквально выливалась на него каждый раз, когда она не могла справиться сама? Почему он не ушёл, когда другие давно оставили её? Всё это время Джимин знала, что может положиться на Ёсана, но только сейчас задумалась о том, что его преданность казалась чем-то большим, нежели простая дружеская забота. Она вздохнула, пытаясь заставить себя расслабиться, но в голове всё снова и снова звучали его слова. Джимин прижала плед ближе к себе, ощущая, как тревожно сжимается сердце. Она вспомнила, как он смотрел на неё, как будто боролся сам с собой, прежде чем произнести эти чёртовы слова. В его взгляде было что-то такое, чего она не могла понять. Как будто он хотел сказать что-то важное, но в последний момент решил отступить. Она закрыла глаза, чувствуя, как её сердце забилось чуть быстрее. Возможно, она что-то упускает. Возможно, она не видела чего-то, что всё это время было прямо перед ней. Но если это правда, если Ёсан чувствует что-то, о чём не решается сказать, то почему он молчит? Почему не говорит ей? Всё это казалось слишком запутанным, но Джимин знала одно — после сегодняшнего разговора она больше не сможет смотреть на Ёсана так же, как раньше. Теперь в её голове поселилось маленькое сомнение, которое росло в геометрической прогрессии с каждой секундой. И этот вопрос — почему именно она? — казался таким важным, что ответ на него она должна была узнать, чего бы это ни стоило! Внезапно телефон завибрировал и Джимин, недовольно поморщившись, протянула руку, чтобы взять его со столика. Взглянув на дисплей и увидев имя подруги, она тяжело вздохнула. Проведя пальцем по экрану, девушка поднесла телефон к уху. — Джи! — в трубке послышался встревоженный голос Хёмин. — Ты в порядке? Уён сказал, что тебя не было на паре. Что-то случилось? Джимин на мгновение прикрыла глаза, собираясь с мыслями, и тихо выдохнула. Она не хотела, чтобы за неё переживали, поэтому решила солгать, чтобы избежать лишних вопросов. — Да, мне просто стало нехорошо, — ответила она как можно более ровным тоном. — Поэтому я ушла домой, не хотела оставаться на остальных парах. На той стороне трубки повисла короткая пауза, после чего голос Хёмин смягчился: — О, боже, Джи, ты точно в порядке? Может, тебе что-то нужно? — Нет, правда, всё нормально, — Джимин попыталась звучать обыденно, хотя сама знала, что её состояние далеко от нормального. — Я просто немного устала, сейчас отдыхаю. Думаю, на дополнительные тоже не пойду. Передай Уёну, чтобы не ждал меня. — Но это ведь последний этап твоей подготовки… — как-то неуверенно начала было Хёмин, однако замолчала, обдумывая слова. — Ты ведь понимаешь, что можешь не получить дополнительные баллы? И потерять стипендию. Джимин вдруг отчего-то разозлилась и закатила глаза к потолку. Конечно она понимала, что без дополнительных баллов шанс сдать экзамен по математике на высший был равен лишь нескольким процентам. Но и она устала сидеть за горой учебников, пытаясь угодить родителям. Уж лучше она будет работать и сама обеспечит себя, чем прогнётся под желания отца. Да она ведь и поступила сюда только потому, что именно отец хотел сделать из неё экономиста, даже не спрашивая её, свою дочь, о том, чего же хочет именно она. — Мне плевать, — вышло грубо, но ей было уже всё равно. Как же её достала эта учёба! — Прости, это нервное. Мне просто нужно развеяться. Повисло неловкое молчание и Джимин, взглянув на экран телевизора, несколько секунд обдумывала то, что хотела спросить. — Хё, а Ёсан поедет на вечеринку? — спросила она неожиданно для самой себя с лёгкой дрожью в голосе. — Ёсан? Да, конечно, он говорил, что поедет, — немного удивлённо ответила подруга, чем-то шурша по ту сторону. — А что? Она сжала руку на пледе, чувствуя, как под пальцами трещит ткань, и на мгновение задержала дыхание. Что её останавливает от того, чтобы поехать вместе с остальными? Ким Хонджун? Она уже так устала от этого постоянного страха, который испытывает, стоит ей только подумать о том, что ей предстоить увидеть его. Но больше всего Джимин устала прятаться — прятаться от самой себя. Она слишком долго позволяла своим чувствам управлять ею, слишком долго закрывала глаза на собственные желания и на то, что хотела бы изменить в своей жизни. Это было изматывающе, чувствовать, как её жизнь зависела от кого-то, кто даже не смотрит в её сторону. И она осознала, что больше не может так продолжать. Джимин знала, что если будет сидеть дома, то снова и снова начнёт прокручивать в голове все свои ошибки и моменты, когда она могла что-то изменить, но не решалась. Ей хотелось быть сильной, быть той самой Джимин, которую все знали — уверенной, с твёрдым взглядом и яркой улыбкой на лице. И даже если это всего лишь маска, сейчас ей это было необходимо. Она не хотела больше оставаться в тени, не хотела убегать от Хонджуна, как будто она та, кто сделал что-то не так. В конце концов, это её жизнь. Даже если это значит, что она должна столкнуться с ним лицом к лицу. Даже если ей придётся снова увидеть его с кем-то другим или поймать на себе очередной равнодушный взгляд. Она справится. С Ёсаном рядом — она чувствовала, что сможет справиться. Ёсан был таким спокойным, надёжным, всегда готовым подставить ей плечо. Она знала, что Ёсан поедет на вечеринку. Знала, что он будет рядом, даже если она не попросит. И, возможно, это давало ей ту уверенность, которой ей так не хватало. Она сжала плед ещё сильнее, глубоко вдохнула и выдохнула, словно сбрасывая с себя остатки сомнений. Да, она поедет. Ей пора перестать убегать. — Я тоже еду, — твёрдо сказала она, её голос звучал уверенно. — Думаю, мне это нужно. — Джи, тебе не обязательно… — подруга на мгновение запнулась, стараясь подобрать слова. — Мы ведь понимаем, что тебе сейчас не просто… Джимин лишь фыркнула. — Я сказала, что поеду и точка. Я хочу отдохнуть, или мне это запрещено, мамуля? — сквозь зубы процедила она, сильнее сжимая в руке гаджет. — Ладно, хорошо, не бесись, — тон на том конце смягчился. — Я просто не хочу, чтобы ты потом жалела. Но если ты правда поедешь, тогда вечером за тобой заедут Чонхо и Сан. До встречи! Положив телефон обратно на стол, девушка глубоко вздохнула и закрыла глаза, стараясь сосредоточиться. В голове все ещё роились мысли — она пыталась понять, был ли это правильный шаг, но чем больше она размышляла, тем яснее понимала, что не хочет отступать. Ей нужно показать себе, что она может быть сильной, что она способна на большее, чем просто избегать своих чувств. Она вновь посмотрела на экран, на котором мелькали какие-то картинки — что-то бездумное, что она включила для фона, чтобы отвлечься. Но сейчас её мысли были слишком сосредоточены на предстоящем. Как оно будет? Сможет ли она на самом деле выдержать и остаться спокойной, когда увидит Хонджуна? Сможет ли она вести себя так, словно всё в порядке, как делала это раньше? «Я справлюсь!», — твёрдо сказала она себе. «Ты слишком долго давала этой боли определять, кто ты. Хватит жалеть себя, хватит думать о том, что Хонджун её не видит. Он видит, ему просто плевать». Она вдруг подумала о Ёсане, о том, каким был его взгляд, когда они прощались. Он ни слова не сказал ей после того, что произошло в подсобке актового зала. Он просто молча отдал ей сумку и, даже не взглянув, ушёл. Он всегда понимал её, как никто другой. И, несмотря на всё, что произошло между ними, Джимин знала, что Ёсан — это тот, кому она может довериться без страха быть брошенной. Ёсан всегда был предан. Он всегда был рядом, даже когда ему самому была необходима поддержка. Она задумалась о том, насколько это несправедливо — что она так долго принимала его заботу как должное, не замечая его собственных переживаний. Ёсан был её опорой, и это стало настолько привычным, что Джимин просто не задумывалась, что за всем этим скрывается. Ведь он всегда улыбался, всегда поддерживал её и никогда не жаловался. Но теперь, когда она видела, как он смотрел на неё в тот момент — растерянный, подавленный, словно все его внутренние барьеры вот-вот рухнут, — Джимин вдруг поняла, что упустила нечто важное. Она думала о его словах, о том, как он пытался объяснить, почему всегда был рядом. Потому что друзья не бросают друг друга. Почти впервые за всё время она осознала, что хочет узнать его лучше, увидеть того Ёсана, которого до этого не замечала. Понять, что скрывается за той стеной, которую он выстроил, чтобы защитить себя. Захотелось увидеть того Ёсана, которого она, возможно, так и не заметила раньше — человека, а не просто друга. Мысли об этом заставили её сердце сжаться. Она всегда воспринимала его как что-то само собой разумеющееся, как надёжную опору, на которую можно положиться в самые трудные времена. Но теперь она поняла, что никогда не задумывалась о том, что скрывается за его неизменной преданностью. Кто он, когда остаётся один? Какие у него мечты, страхи, желания? Джимин вздохнула, чувствуя, как усталость медленно накрывает её тёплой, тяжёлой волной. Мысли путались, то возвращаясь к разговору с Ёсаном, то теряясь в мыслях о Хонджуне. Глаза начали слипаться, и всё, о чём она сейчас мечтала — это о покое. О том, чтобы хотя бы на несколько часов уйти от этих мучительных мыслей. Она крепче обняла подушку, прислушиваясь к тихому фоновому звуку телевизора. Тяжесть век становилась невыносимой, и Джимин позволила себе расслабиться. Плед согревал её, чувство уюта медленно проникало внутрь, забирая остатки тревоги. Она закрыла глаза, позволяя сну унести её прочь — в место, где она просто может отдохнуть. Вскоре её дыхание стало ровным и глубоким, а мысли окончательно затихли, уступая место тишине и покою.

***

Джимин села перед зеркалом. Мягкий свет настольной лампы подсвечивал её черты, и она медленно провела рукой по волосам, распуская их, чтобы те свободно спали на плечи. Тёмные, почти чёрные локоны волнами обрамляли лицо, создавая контраст со светлой кожей. Она всегда знала, что её волосы — это одно из достоинств, и не раз слышала комплименты о том, насколько они шёлковые и блестящие. Её пальцы плавно скользили по прядям, и на мгновение она поймала себя на том, что мысли снова ускользают куда-то в сторону. Её взгляд скользнул к глазам — тёмно-карие, почти что ореховые, и такие глубокие, словно в них можно было утонуть. Иногда они казались ей слишком простыми, невыразительными, но сейчас, глядя на них внимательнее, она отметила в них нечто особенное. Джимин приподняла уголки губ, наблюдая, как её лицо меняется — тонкие губы приобретали мягкую, почти игривую форму, когда она пыталась улыбнуться. Но даже с улыбкой на лице её взгляд продолжал быть пустым, словно из неё выкачали всю радость. Она наклонилась ближе, чтобы рассмотреть свои черты. Аккуратный, чуть вздёрнутый нос, который она в детстве считала недостатком, сейчас казался ей милым и даже добавлял шарма её образу. Скулы подчёркивали овал её лица, придавая ему изящность и утончённость. Она всегда была довольна своей кожей — светлой и гладкой, почти фарфоровой. Джимин откинулась назад, рассматривая себя целиком. Сейчас она была в простой чёрной футболке и спортивных штанах, но даже в таком виде она не выглядела плохо. Она всегда старалась поддерживать себя в форме, и ей нравилось, как одежда подчеркивала её тонкую талию и изящные плечи. Она смотрела на своё отражение и пыталась представить, какой будет эта вечеринка. Прошлая вышла настолько поганой, что теперь она боялась испортить и эту. Волнение и тревога липким слоем расползлись в её груди, но вместе с этим она чувствовала какое-то странное, почти детское предвкушение. Сделав последний штрих, она нанесла немного блеска на губы и поднялась, чтобы выбрать, что надеть. Хотелось чего-то простого, но при этом со вкусом. В конце концов, она решила остановиться на чёрном свитере с V-образным вырезом и джинсах, которые идеально сидели на ней. Снаружи раздался короткий сигнал машины, и Джимин взглянула на часы. Это определённо Сан и Чонхо, которые должны были заехать за ней ровно в семь. Поэтому, чтобы не заставлять их ждать, Джи быстро натянула на ноги любимые кроссовки и поверх свитера накинула пальто. Улыбнувшись своему отражению, она тут же выскочила на лестничную площадку и мигом, перепрыгивая через одну ступеньку, добралась до выхода. Спустившись к машине, она заметила, как Сан, едва завидев её, широко улыбнулся из открытого окна. Его беззаботное выражение лица лишь на секунду отвлекло её от того хаоса мыслей, который она тщетно пыталась утихомирить уже битый час. — Выглядишь во, — стоило ей залезть на заднее сиденье, как Сан повернулся к ней вместе с выставленным вперёд большим пальцем. Стоило Джимин только удомно умоститься, как она ощутила чьё-то присутствие рядом. Повернув голову в сторону, её глаза удивлённо распахнулись, а сердце ухнуло куда-то вниз. Ёсан. Кан, чёртов, Ёсан! Что он здесь вообще забыл?! Ёсан, сидя молча, и даже не смотря в её сторону, кинул едва различимое «привет», а затем, подперев щеку рукой, продолжил преспокойненько пялиться в окно. Джимин, вспоминая то, что произошло сегодня в подсобке несколькими часами раннее, на секунду смутилась, ощущая как сердце предательски забилось быстрее. Это ещё, что за глупости? Они ведь друзья! А друзья не должны чувствовать смущение рядом друг с другом! Джимин мысленно попыталась себя успокоить, прогоняя это странное наваждение. Никогда такого не было и вот, она сидит красная, как рак, думая о том, что хочет увидеть его прекрасное лицо перед собой. Нет, серьёзно, что это с ней? Да и с ним что? Даже не соизволил повернуться и поприветствовать её как следует! Машина плавно тронулась с места. Сан, развалившись на переднем сидении, стал что-то рассказывать, и Джимин даже попыталась вникнуть в разговор, но каждый раз продолжала чувствовать на себе изучающий взгляд Ёсана, который, не придумав ничего лучше, смотрел на неё через затонированные окна. Он украдкой поглядывал на неё, его взгляды были короткими и, возможно, случайными, но она это замечала. Джимин понимала, что что-то в его поведении изменилось. Она ведь не глупая. И не слепая. Друзья не будут так смотреть на тебя. Так, как на неё сейчас смотрит Ёсан. Решив действовать по наитию, Джимин пододвинулась чуть ближе, так чтобы Сан и Чонхо, сидящие впереди, ничего не заметили. Она, продолжая кивать и внимательно слушать Сана, медленно, почти невесомо, положила свою ладонь на колено Ёсана, который тут же напрягся всем телом. Чёрт, чёрт, чёрт! Что она творит?.. Кан моментально повернулся, вздрагивая. Он удивлённо уставился на лежащую на его колене руку, которая начала медленно двигаться вверх, нежно поглаживая его кожу через джинсы. Ёсан замер, словно статуя, чувствуя, как всё внутри него моментально перевернулось. Кислорода вдруг перестало хватать, и он нервно сглотнул, не зная, что делать. Она так спокойно продолжала разговаривать с Саном, пока её рука медленно двигалась вверх, от колена к бедру, случайно проходясь рядом с его членом. Ёсан сжал зубы, пытаясь принять непринуждённый вид. Но внутри творилось чёрте что… Он всеми силам умолял себя и своё тело не реагировать. Старался поёрзать на месте, подвигать ногой, чтобы скинуть её ладонь и всем видом показать, что ему это ни капельки не нравится. Он едва сдерживал себя, тело реагировало против воли, и в какой-то момент он осторожно попытался убрать её руку, хотя внутри всё кричало от того, как сильно он хотел, чтобы она продолжала. Джимин внутренне ликовала, всем своим нутром ощущая возню Ёсана рядом, который тщетно пытался скинуть её руку. Но она вдруг от чего-то распалилась и, прикусив губу, резко накрыла своей рукой его привставший член. Ёсан тихонько выдохнул, стараясь не раскраснеться. Сжав руки в кулаки, он бросил на подругу уничтожающий взгляд. Какого хера она творит? Да ещё и при Чонхо с Саном! Он ведь столько сдерживал себя, а теперь ему приходится бороться с собственным возбуждением, чтобы не заскулить прямо здесь и сейчас. Ёсан снова ёрзает на месте, пытаясь (безуспешно) подумать о чём-то другом, но Джимин буквально с силой сдавила всю его волю, заставляя парня склонится вперёд и хрипло выдохнуть. Джимин на какую-то секунду даже пришла в детский восторг. Вот оно! Вот такого Ёсана она ещё никогда за столько лет дружбы не видела! И это было странно… Вроде бы всё тот же Кан Ёсан, но выглядел он теперь иначе. Весь покрасневший, тяжело дышащий и чертовски сексуальный. Она пристально наблюдала за ним, как искажалось его обычно хладнокровное лицо. Глаза Ёсана метались по салону, как будто он искал способ сбежать, но тело предательски поддавалось. Его напряжённые руки, сжатые кулаки и всё сильнее учащающееся дыхание говорили о том, что его оборона вот-вот рухнет. Джимин вдруг ощутила прилив адреналина. Контроль над ситуацией был в её руках, и это чувство захватывало её всё больше. Она прикусила губу, наслаждаясь своей властью, чувствуя, как каждый её жест отражался на нём. Но с другой стороны… В этом было что-то новое. Она будто видела перед собой совсем другого человека — уязвимого, потерянного и вместе с тем удивительно открытого. — Чего ты краснеешь, Ёсан? — с лёгкой насмешкой прошептала она, хотя голос звучал мягким. — Мы же просто друзья, да? Он с трудом поднял голову вверх, пытаясь собраться с мыслями. Каждое слово, которое она произносила, казалось ему вызовом. Но в голове всё перемешалось — границы дружбы, которые он даже не смел переходить все эти годы, вдруг начали рушиться. Всё, что он мог сделать, — это попытаться взять себя в руки, но даже здесь он чувстовал себя бессильным. Ёсан сжал зубы, его тело сдавало позиции, несмотря на все попытки держать контроль. Внутри всё сжалось, мозг кричал, что нужно остановить это сейчас же, но тело будто отказывалось ему подчиняться. — Джи, — голос его звучал натянуто, почти хрипло, — ты что делаешь? Она наклонилась ближе, чтобы ни Чонхо, ни Сан не услышали их разговор, и теперь Кан мог почувствовать её дыхание на своей коже. Было нечто завораживающее в том, как этот всегда сдержанный и хладнокровный парень терял контроль из-за неё. Джи никогда не думала, что сможет увидеть его таким, и это вызывало в ней бурю новых, неожиданных чувств. — Я? Ничего не делаю, — она невинно улыбнулась и слегка усилила давление своей ладонью, заставляя его напрячься ещё сильнее. Он снова попытался поёрзать на месте, сделать что-то, чтобы вернуть контроль над ситуацией. С трудом сдерживая дыхание, Ёсан чувствует, как её рука мягко сжимает его через ткань джинсов. От этого простого жеста по его телу моментально прошла очередная волна жара. И Ёсану стало невыносимо жарко. Взгляд метнулся вперёд, на Сана и Чонхо, которые по-прежнему что-то обсуждали, не замечая того, что творилось позади. И это чуть успокоило его, но совсем ненадолго. Джимин прикусила губу, стараясь удержать на лице бесстрастное выражение, словно ничего не произошло. Но внутри неё кипели эмоции. Волнение и азарт от её собственного поступка разгорелись с новой силой, когда она почувствовала, как Ёсан напрягся. Она ликовала от этого, от его бессилия и растерянности. Казалось, что её уверенность только росла с каждой секундой, пока её пальцы медленно водили по окаменевшему члену. Ей хочется и рассмеяться, и заплакать. Так вот, значит, что он на самом деле чувствует. Ёсан хочет её. И это, вроде как, даже льстит с одной стороны, но с другой… Она узнала, что хотела, и что теперь делать? Неужели она точно такая же слепая дура, как и Хонджун? Да нет, быть не может… Джи ведь даже не знает, как давно это происходит с Ёсаном… И почему он вообще солгал ей? Ёсан клянётся самому себе, что пытался держаться. Он сжимает кулаки так сильно, что ногти впились в ладони, и снова попытался убрать её руку, но та продолжала игнорируя все попытки сопротивления. Тело его выдавало — пульс участился, дыхание стало неровным, и Ёсан почувствовал, что больше не может сдерживать себя. Ему нужно было что-то сказать, сделать, но он просто не мог. Она слишком уверенно действовала, словно знала его каждую слабую сторону. Прикосновения становились всё более настойчивыми, и с каждой секундой сопротивляться становилось невыносимо сложно. Тело вдруг задрожало от напряжения, и в какой-то момент он едва сдержался, чтобы не выдохнуть слишком громко. Всё внутри него кричало остановиться, но он не мог. Он был сломлен. — Хватит, — прошептал он, но в его голосе не было силы. Это было больше похоже на мольбу, чем на приказ. Ёсан чувствовал, как окончательно испаряются его последние капли самообладания. Его дыхание было тяжёлым и прерывистым, в голове шумело от нарастающего напряжения. Он не мог поверить, что всё это происходит на самом деле — в машине, рядом с их друзьями, которые могут обернуться в любую секунду. Мышцы напрягались до боли. — Хватит, — шёпотом повторил Ёсан, но голос снова сорвался, звуча неуверенно. Эта слабость его раздражала, но тело предавало его с каждой секундой всё больше. Наконец, когда стало казаться, что всё вышло из-под контроля, он резко схватил её за запястье, сжав руку так сильно, что Джимин невольно дёрнулась. — Я, блять, сказал, хватит! — прошипел он, уже совсем другим тоном — жёстким и холодным. Ёсан, наконец, выдернул её руку, оторвав от своего бедра с такой силой, что стало больно. Лицо его было пылающим от гнева и стыда, но голос оставался ровным, почти ледяным. Ёсан сжал её запястье ещё сильнее, отчего девушке пришлось подавить болезненный вздох. Джимин ошеломлённо посмотрела на него, на мгновение потеряв свою уверенность. Этот взгляд — суровый и отчуждённый — был чем-то совершенно новым. Она никогда не видела его таким. На секунду она даже ощутила сожаление, но затем снова выпрямилась, возвращая себе уверенность, и усмехнулась, хотя в её улыбке уже не было прежней лёгкости. Сан вдруг умолк на полуслове, заметив, что атмосфера в машине внезапно изменилась. Он медленно развернулся к задним сиденьям, свёл брови к переносице, вглядываясь в раздражённое лицо Ёсана. — Эй, что случилось? — спросил он с подозрением, оглядывая обоих. Чонхо, сидевший за рулём, тоже бросил короткий взгляд в зеркало заднего вида, но продолжил вести машину, не вмешиваясь. — Всё отлично, — ответил резко Кан, не давая девушке времени на ответ. — Просто устал. Сан прищурился, явно не поверив. Он смотрел на Ёсана, пытаясь уловить что-то ещё в его тоне, но потом просто вздохнул. — Ну ладно, как знаете, — пробурчал он и махнул рукой. — Мы сейчас заскочим в магазин, возьмём выпивки и закусок. Может, это тебя развеселит, хён. Чонхо кивнул и свернул на парковку у круглосуточного магазина. Через минуту они с Саном вышли из машины, и как только дверь за ними закрылась, тишина внутри стала почти оглушающей. Первой её нарушает Джимин, взглядом указывая на своё запястье, которое Ёсан продолжал сдавливать уже добрых две минуты. Что ж, явно останется нехилый синяк. — Отпусти, — обманчиво-спокойно просит она, пытаясь вывернуть руку так, чтобы освободиться. Но хватка лишь становится крепче, заставляя девушку поморщиться от боли. — Я не твоя игрушка, — прошипел он. — Если тебе хочется забыть Хонджуна, найди кого-то другого. Кого-то, кто согласен на одноразовый секс, чтобы помочь тебе справиться с твоей болью. Но не меня. Он оттолкнул её руку в сторону, как будто сама мысль о прикосновении к ней вдруг стала для него невыносимой. Он с трудом перевёл дыхание, стараясь не встречаться с ней взглядом, и откинулся на сиденье, уставившись в окно. Джимин почувствовала, как её охватывает странная смесь злости и досады. — Ты правда думаешь, что это всё из-за Хонджуна? — усмехнулась она, но в её голосе уже не было прежней уверенности, словно Ёсан выбил из неё всю почву под ногами. Ёсан, не поворачивая головы, холодно ответил: — А разве нет? Ты ведь думаешь, что сможешь забыть его, если воспользуешься мной. Но каким бы хорошим другом бы я ни был, я не стану помогать тебе таким способом. — Я не слепая, Ёсан, — почти что прошептала она. — Ты думаешь, я ничего не замечаю? Думаешь, я не вижу, как ты на меня смотришь? Джимин сидела рядом с ним, смотрела на него, и его молчание стало невыносимым. — Просто скажи мне правду, Ёсан, пожалуйста… Ёсан сжал зубы, услышав её просьбу. Он опустил взгляд на свои руки, сжав кулаки так сильно, что побелели костяшки. Усмешка появилась на его лице, но она была такой горькой, почти отчаянной. — Хочешь услышать, что не такая, как Хонджун? — он снова усмехается, разворачиваясь лицом к ней, и замечая как она вдруг побледнела. — Ты винила хёна в том, что он никогда не замечал тебя, что ты была невидимкой для него, но знаешь, ты ничем не лучше него. Ты никого не замечала, потому что у тебя был Хонджун. А теперь, когда его нет, ты решила, что можешь забыть его со мной. И знаешь, что самое мерзкое? Я всё это время молчал, потому что думал, что когда-нибудь ты увидишь меня не просто как друга. Голос Ёсана был тихим, но в нём слышалась боль. Он резко выдохнул и провёл рукой по лицу, словно хотел стереть все эмоции, которые так долго скрывал. — Но это не значит, что ты можешь просто взять и использовать меня, чтобы забыть его. Я не запасной вариант, Джимин, — его голос дрожал, хотя Ёсан и старался держаться. — Я не пыталась использовать тебя… — она потупила взгляд в сиденье напротив, и замолкла. — Тогда чего ты добивалась, когда практически трахала мой член своей рукой? — прошипел он, злобно зыркнув в её сторону. Гнев в его голосе был настолько явным, что Джимин на мгновение замерла. Ёсан, пытаясь усмирить свой пыл, снова судорожно сжал кулаки. Он был на грани — тело буквально горело от возбуждения, которое она в нём разожгла, но ещё больше болела душа от обиды. Ему хотелось выть от той дикой смеси ярости и желания, которые не давали покоя ни разуму, ни телу. Боль от напряжения, жгучее ощущение, что вот-вот потеряет контроль над собой — всё это накатывало волнами, и он с трудом удерживал себя от того, чтобы не разразиться ещё более резкими словами. — Я… не знаю, — наконец призналась она, опуская взгляд. — Я просто поняла, что хочу правды. Ты сказал, что мы друзья, но ты солгал мне… Ёсан горько усмехнулся, разочарованно качнув головой. — Вот именно. Ты не знаешь. А я не собираюсь быть твоей попыткой разобраться. Я слишком долго наблюдал, как ты ищешь счастье с другим. А теперь, когда он ушёл, ты решила переключиться на меня, чтобы залатать свою боль? Ты просто решила, что я подхожу для того, чтобы заткнуть дыру в твоём сердце, потому что всегда был рядом с тобой? — Я… — начала она, но тут же осеклась, не зная, как ответить. Внутри всё перевернулось от его слов. — Что? — Ёсан в упор уставился на неё, буравя своим пристальным взглядом. — Думаешь, мне легко вот так стоять перед тобой и сдерживаться, когда ты только что играла со мной, как с куклой? Думаешь, я могу так просто отключить всё, что чувствую, потому что ты не знаешь, чего хочешь? Слова Ёсана ударили по лицу — резкие, хлёсткие и такие болезненные, что Джимин на секунду перестала дышать. Внутри всё сжалось, как будто кто-то сдавил её сердце холодной рукой. Это был не просто гнев, это было что-то глубже — разочарование, обида, которая долго копилась в Ёсане, и теперь изливалась на неё. Его слова «я не игрушка» эхом отдавались в её голове, вызывая в душе болезненный отклик. Она внезапно почувствовала себя такой мелкой, жалкой. Обиженной, но не на него, а на саму себя. Она поняла, что всё это время была слепа, не замечала того, что для Ёсана это было также больно. Каждое его слово заставляло сжиматься сильнее. Джимин ощущала, как её уверенность разлетается на куски, словно она стоит перед треснувшим зеркалом, которое в одно мгновение разлетается на тысячи осколков. Внутри всё кричит. Она не знает, как ответить, как оправдать свой поступок, потому что и сама теперь не была уверена, зачем сделала то, что сделала. Она ведь и правда думала, что сможет сбежать от своих чувств к Хонджуну, найти успокоение в Ёсане, ведь он всегда был рядом, поддерживая. Он был её лучшим другом. И вот теперь она действительно могла потерять его — и это пугало до дрожи. Она ведь привыкла, что Ёсан был рядом, что он всегда подставлял плечо в трудную минуту. Но сейчас Джи поняла, что впервые увидела его не как друга, а как человека, которого она ранила своими действиями. Она — эгоистка. Стало тяжело дышать, словно воздух стал густым и вязким. Ощущение вины разливалось по телу с каждой секундой, грызя её изнутри. Она не хотела потерять его, не хотела, чтобы он думал о ней так. Но что она могла сказать сейчас? Как можно оправдаться перед человеком, который прямо сказал, что не хочет быть использованным? Губы Джимин дрогнули, но она не нашла в себе сил что-то сказать в ответ. Слова застряли в горле, оставив только тяжесть, которая всей силой навалилась на неё, сдавливая грудную клетку. — Я не буду ждать, Джи. И если для тебя я просто способ забыться… то лучше отпусти меня прямо сейчас. Это был не тот Ёсан, которого она привыкла видеть. Теперь он был открытый и уязвимый. — Не пытайся лечить свои раны мной. Ёсан имеет полное право злиться. Она ведь и правда только что пыталась использовать его в своих эгоистичных целях. — Может, если бы ты не боялся признать свои чувства раньше, всё было бы иначе, — выпалила она, уже не сдерживая слёз, которые начали катиться по щекам. — Но нет, ты выбрал молчать и играть в идеального друга. Ты трус, который боялся признаться и скрывался под маской, пока я не заставила тебя сделать это, даже если таким жестоким способом. Ты ничуть не лучше Уёна. Вы оба молча боялись, вместо того, чтобы действовать! Ёсан побледнел, его глаза сузились от ярости, и на мгновение воцарилась оглушающая тишина. Не произнеся ни слова, он резко дёрнулся, распахнув дверцу машины с такой силой, что ещё немного и она сорвалась бы с петель. И, сделав несколько быстрых шагов наружу, он захлопнул её с оглушительным треском, словно хотел выплеснуть весь накопленный гнев. Внутри Ёсана всё кипело: злость захлёстывала его, а руки дрожали — сначала едва заметно, а потом так сильно, что он сжал их в кулаки, надеясь хоть как-то унять. Каждое её слово разъедало его изнутри, словно ядовитая кислота. Он провёл рукой по волосам, и остановился, чувствуя, как к горлу подступает ком. Ёсан ненавидел её за то, что она так легко играла с ним, но ещё больше он ненавидел себя. Ненавидел за то, что был трусом. За то, что всё это время ждал, надеялся, что, может быть, она сама поймёт, что это он был тем, кто готов отдать ей своё сердце. Но так и не решился. Он был слишком труслив, чтобы рискнуть. Жалкий трус, который не смог найти в себе силы. Боялся, что его не выберут. Боялся, что, если он признается, то всё разрушится. Боялся услышать в ответ, что она любит другого. И этот страх парализовал его, не давая шанса на то, чтобы попытаться. Это он позволил себе ждать. Это он оказался слишком слабым и теперь расплачивается за своё малодушие. «Ты сам виноват, — стучало в голове. — Если бы ты не трусил, ничего этого бы не было. Ты сам выбрал быть слабым, Ёсан» Джимин несколько минут сидела в машине, глядя на силуэт Ёсана, который медленно, но верно ускользал от неё. Она не могла больше сидеть и смотреть, как он уходит — слёзы душили её изнутри, сдавливая горло. Не раздумывая и минуты, Джимин открыла дверь и выскочила следом, почти бегом бросившись за ним. Холодный ветер бил по мокрому от слёз лицу, пронизывая до костей, но Джимин это не волновало. Слёзы солёными дорожками всё ещё стекали по её щекам, но теперь она чувствовала себя иначе — беспомощной перед собственными чувствами. Поддавшись порыву, она сделала шаг к нему, не думая о том, как это воспримет Ёсан — она впервые следовала своему сердцу. Она видела, как Ёсан остановился у стены магазина, тяжело дыша, его плечи поднимались и опускались, будто на него давил весь мир. Не думая, она подбежала и, не давая ему времени на реакцию, крепко обняла со спины, носом утыкаясь в пальто, и вдыхая запах его одеколона. Ёсан пах чем-то одновременно глубоким и свежим, словно прохладный утренний лес после дождя. В его одеколоне чувствовались пряные древесные ноты — кедр, смешанный с лёгкой горечью бергамота, создавая обволакивающий, тёплый аромат. Этот запах всегда напоминал ей о спокойных вечерах, когда они могли просто сидеть рядом и ни о чём не думать. Но сейчас, стоя, уткнувшись лицом в его спину, этот знакомый аромат казался ей почти болезненно приятным. Он пронизывал её до самой глубины, вызывая щемящее чувство тоски, потому что был частью того, что она боялась потерять навсегда. Тонкий оттенок цитрусовой свежести, который раньше казался таким успокаивающим, теперь только усиливал её внутреннюю боль, делая воспоминания о прошедших моментах ещё ярче. Джимин вдыхала его аромат, надеясь, что это её успокоит, что это поможет вернуть хотя бы частицу того, что они потеряли. Казалось, этот запах был единственной связью с Ёсаном, когда слова уже не могли ничего исправить. — Прости… прости меня, — голос отчаянно дрожит, она прерывисто дышит, утопая в собственной истерике. Девушка вжалась в его спину, сжимая так крепко, как будто боялась, что он исчезнет, если она его отпустит. — Я не хотела… я не должна была так говорить… Её тело сотрясалось от всхлипов, и она почувствовала, как Ёсан напрягся. Он стоял неподвижно, и она слышала его громкое и неровное дыхание. — Пожалуйста… прости меня… — её голос почти сорвался на шёпот, и она уткнулась лицом в его спину. — Я была неправа… Ты не заслужил этого… Я не должна была так говорить… Джимин крепче прижалась к нему, как будто только это могло удержать его рядом. Её сердце сжималось от осознания того, насколько сильно она его ранила. — Я не хотела, чтобы всё было вот так… — она всхлипнула, с трудом произнося слова. — Ты прав, я жалела себя и была слепа. Я не видела ни тебя, ни того, что не нужна Хонджуну. Нет, я знала, что не нужна ему, но какая-то часть меня продолжала верить, что он заметит. И я никогда… Правда никогда не хотела сделать тебе больно, Ёсан… Ёсан молчал. Он слегка расслабился, плечи опустились, и Джимин почувствовала, как он склонил голову, будто обдумывая что-то. Он стоял неподвижно, чувствуя, как девушка всё сильнее вжимается в его спину. Её голос эхом отдаётся в его сознании. Он хотел сказать что-то едкое, оттолкнуть её, но не смог. Вместо этого он просто молча стоял, изнывая от чувств, которые разрывали его изнутри. Джимин прижалась к нему ещё сильнее, словно только объятия могли вернуть ей хоть немного уверенности в том, что всё можно исправить. Она дрожала, и её слёзы, кажется, не собирались останавливаться. Джимин уже и не помнит, когда плакала так сильно и много, когда на самом деле боялась потерять человека, который ей был дорог больше всего. Своего Ёсана. — Я дорожу тобой, Ёсан, правда дорожу… — прерывисто, словно задыхаясь, прошептала она. Щёки были мокрыми, дыхание сбилось от рыданий, но она не отпускала его. — Пожалуйста, не уходи… не бросай меня, Ёсан… — голос был полон отчаяния, и ей казалось, что если он сейчас уйдёт, она потеряет абсолютно всё. — Дай мне шанс… Он слышал каждое её слово, чувствовал, как её руки судорожно сжимались на его талии, и это заставляло его ломаться изнутри. Он закрыл глаза, глухо вздохнув, пытаясь привести мысли в порядок. — Я постоянно был рядом с тобой, но ты всегда смотрела сквозь меня, — голос Ёсана был хриплым и тихим. — И вот теперь ты вспомнила обо мне, когда осталась одна. Как я могу верить тебе? Он медленно развернулся к ней лицом, вглядываясь в блестящие от слёз печальные глаза. Сердце снова болезненно сжалось, и Ёсан отвёл взгляд в сторону, прекрасно понимая, что может сдаться. Он действительно любит её, но любит ли она его в ответ настолько сильно, чтобы он смог поверить в то, что не является запасным вариантом и попыткой забыть другого? — Я знаю… Это тяжело, но, пожалуйста, дай мне один единственный шанс всё исправить, — она снова всхлипывает, сглатывая. Он провёл рукой по своим волосам, нервно вздохнув. — Я не знаю, Джи… — Я чувствую, что хочу быть с тобой. И не для того, чтобы забыть кого-то. Я хочу быть с тобой потому, что ты чертовски важен для меня, — прошептала она, пытаясь поймать его взгляд. — Ты всегда видела только Хонджуна. Что, если он наконец-то увидит тебя? Я ведь снова стану ненужным. — Это не так! — резко выпалила девушка, сжимая его пальто в своих дрожащих ладонях. — Ты нужен мне, Ёсан… Не Хонджун, а ты! Я не хочу забывать то, что чувствовала к нему, потому что это было на самом деле искренне. Но ты… Я готова попробовать с тобой… Ёсан молчал, его грудь вздымалась от тяжёлого дыхания, а мысли метались в хаотичном беспорядке. Он видел перед собой Джимин, такую хрупкую, такую искреннюю, но не мог избавиться от чувства, что её слова — лишь попытка убежать от боли. Внутри его раздирали противоречия: он хотел верить ей, хотел ухватиться за тот единственный шанс, о котором она просила, но вместе с тем, сознание не покидали настойчивые мысли: «а вдруг она снова уйдёт, вдруг снова сделает ему больно?» Он видел, как её глаза блестят от слёз, как её руки дрожат, а дыхание прерывается всхлипами. Она стояла перед ним — растерянная, сломленная и настоящая. Ёсану казалось: ещё чуть-чуть — и он окончательно потеряется. — Попробовать, — повторил он медленно, словно пробуя это слово на вкус. — А если я дам тебе этот шанс? Что тогда? Ты уверена, что это не просто момент слабости? Что завтра ты не решишь, что совершила ошибку? Она сжала его пальто ещё крепче. В голове пронеслись тысячи мыслей, но только одно было ясно: она не могла потерять его. — Нет, это не ошибка, — тихо, но твёрдо произнесла она. — Я не знаю, что будет завтра, но я точно знаю одно — ты для меня важен. Не как замена, не как утешение, а как человек, который всегда был рядом. Ёсан провёл рукой по её волосам, ощущая знакомый аромат, который неизменно ассоциировался у него с ней. Тёплый, едва уловимый запах жасмина и ванили, с лёгким оттенком свежести, как прохладный утренний воздух после дождя. Этот аромат всегда был для него чем-то больше, чем просто запахом. Его пальцы зарылись глубже в её волосы, а сердце, до этого минутами метавшееся в груди, начало немного замедляться. Впервые за долгое время он почувствовал нечто близкое к умиротворению. Пусть и хрупкому, но такому долгожданному. — Я боюсь, — прошептал он, не открывая глаз. — Боюсь, что снова будет больно. Он хотел отпустить её, чтобы защитить себя, и в то же время не мог заставить себя оттолкнуть, потому что потерять её окончательно — было бы ещё больнее, чем рискнуть. Она была его слабостью, его уязвимостью, но и его утешением. Даже если всё это закончится ещё большей болью, мысль о том, что он никогда больше не почувствует её рядом, обрушивалась на него с такой силой, что становилось трудно дышать. Джимин тихо всхлипнула, вжимаясь в него, будто боялась, что он исчезнет, если она ослабит хватку. — Я не знаю, как доказать тебе, что это не просто попытка убежать… — её голос дрожал. — Но я прошу тебя поверить мне. Пожалуйста, Ёсан… Не отпускай меня. Ёсан провёл рукой по её щеке, большим пальцем осторожно смахнув слезинку, а затем медленно наклонился ближе. Взгляд на мгновение задержался на её губах, и сердце снова забилось слишком быстро. И в этот миг он понял, что не хочет терять её. Даже если это всё ещё пугает, даже если внутри что-то кричит о том, что нужно оттолкнуть — он уже не сможет уйти. Ёсан тихо вздохнул, притянув её ближе к себе, лбом упираясь в её. Его горячее дыхание обжигает кожу на щеке, а руки мягко обхватили талию. Он молчит, наслаждаясь близостью, внимательно смотря на неё из-под полуопущенных ресниц. А затем, без лишних раздумий, его губы касаются нежной кожи на шее, оставляя едва ощутимые поцелуи вдоль пульсирующей вены. Ёсан перемещается чуть выше, к подбородку, и нежно целует. До ушей долетает едва слышный стон и он усмехается, перемещая руки ниже, прямиком на бёдра. Прижавшись грудью к его груди, Джимин подняла руку и, коснувшись его затылка, зарылась пальцами в светлые волосы. Наклонив его ближе к себе, она наконец прильнула к его приоткрытым губам — таким мягким и тёплым. Ёсан ощущает, как она пытается подавить стон, как её дыхание становится всё более частым, как каждый её вздох отдаётся эхом в его груди, но не отстраняется. Наоборот, её пальцы цепляются за его пальто ещё сильнее, словно она боится, что, если отпустит, всё закончится. И в ответ он буквально впечатывает её в собственное тело, не давая возможности к отступлению. — Один шанс, — хрипло прошептал он ей на ухо, отстранившись. — Только один.