Инициатива наказуема

Когда Егор еще только давал Денису это задание после его проигрыша в дурака на желание, он уже подозревал, чем кончится эта авантюра. Но жалел ли он хоть о чем-то? Ну, разве что о том, что не сумел сдержать собственные раздвигающиеся в ехидной ухмылке губы и последовавший за ней еще более ехидный смех, когда разъяренный Роман Дмитриевич подходил к их парте. А, и конечно, о том, что так и не смог подслушать их телефонный разговор; редкие ответы Дениса, выданные на осторожном выдохе, Егор еще как-то слышал, а вот реплики оператора, который вел практически все повествование, - нет. Но это ничего: это он потом выпытает у Дениса, и не важно, сколько времени на это потребуется. А вот с ухмылкой и смехом, весьма прозрачно подсказывающими о его непосредственном участии во всем этом, поделать уже было ничего нельзя. Как и с последствиями. Впрочем, об этом Егор тоже жалел не так уж и сильно. В конце концов, не зря же он предложил позвонить в "Порку по телефону" именно на паре Романа Дмитриевича. В какой-то степени Егор даже рассчитывал спалиться, пусть и подсознательно; Дена было, конечно, жалко... хотя не то чтобы сильно. Сам виноват, что играть не умеет. А то, что попал под горячую руку - да пусть спасибо скажет, что объяснительной в деканат отделался! Хотя Ден-то, судя по его лихорадочно горящим во время звонка глазам, может, и не был против альтернативного варианта развития событий. Но такой вариант доступен был только Егору, и делиться он им ни с кем не собирался. Вообще-то не в его стиле было косячить специально, тем более не собственными руками, а через других. Просто обычно и настоящих косяков хватало; но тут такая возможность выпала, что грех было не воспользоваться. "Порка по телефону" - странная, крайне странная и непонятно каким образом до сих пор остающаяся на плаву компания, учитывая их немногочисленную целевую аудиторию - попалась Егору на глаза абсолютно случайно, когда он от скуки лазал на тематическом форуме. Тестировать сам Егор не решился - просто зачем ролить по телефону в стиле двухтысячных, когда можно заняться этим в реале? - но номер на всякий случай записал. И случай вскоре представился в виде проигравшего ему в карты Дениса. Тут-то нам масть, как говорится, и поперла. Точнее, поперла-то она еще во время игры, но это детали. Главное, что желание, которое он загадал Дену, всплыло в голове моментально: позвонить в этот недавно обнаруженный и весьма интригующий сервис прямо во время пары, да не абы кого, а одного из самых жестких преподов факультета. Денис, как водится, повозмущался ради приличия, но, как водится, в конце концов принял свою участь; ну а что? Сколько можно только слюни на фанфики пускать, пора бы уже и честь знать - в смысле, из зоны комфорта выходить, причем достаточно радикальным способом. Егор, можно сказать, ему личную жизнь устраивал. Может быть. В общем, суть в том, что стоило Роману Дмитриевичу потеряться в своих вечных рассуждениях об истории государства Российского, как Егор ему кивнул - давай. Денис, с наигранно раздраженным вздохом и не переставая коситься в сторону преподавательской кафедры, осторожно выудил телефон из кармана и набрал написанный на протянутой Егором бумажке номер. Голос по ту сторону линии ответил сперва так громко, что Егор, не сдержавшись, тут же заржал - правда, себе в кулак, чтобы не палиться раньше времени. Все-таки зрелище только начиналось. Жаль, что попкорн не захватил. Как оказалось, попкорн бы в итоге и не понадобился: зрелище было далеко не таким захватывающим, как Егор успел себе нафантазировать. Он, конечно, не ожидал, что во время звонка Дена, как по магии, действительно начнут пороть прямо в аудитории... хотя, судя по взгляду Романа Дмитриевича, когда он их обнаружил, ему хотелось. Но то было в самом конце; а вот в середине, во время самого звонка, он рассчитывал хотя бы слышать, о чем идет речь. Но Денис, как назло, от него все время отстранялся и только сильнее пригибался к столешнице, прячась за спинами одногруппников. Как будто его это спасло. То, что Роман Дмитриевич их запалил, Егор заметил с опозданием - когда преподаватель уже подходил к парте. Подбегал, точнее, прямо как Снейп из Гарри Поттера. А вот Денис понял все раньше: все равно невовремя, конечно, но все-таки раньше. Просто в один момент он, отвлекшийся от слежки за преподавателем буквально на несколько секунд и явно наслаждающийся происходившим в телефонном разговоре, вновь поднял глаза на доску и неминуемо столкнулся взглядом с Романом Дмитриевичем. Искру, бурю и безумие Егор себе уже додумал, основываясь на виде резко побледневшего и очевидно запаниковавшего Дена. Увидев на его лице эти метаморфозы, а потом и услышав громовой оклик Романа Дмитриевича, Егор и начал ехидно смеяться... вернее, бесконтрольно ржать, как, впрочем, и большая часть группы, кроме, разве что, самого Дениса. Тому-то было не до смеха. Попрощаться с оператором и пообещать оплату за "сеанс" он успел, а вот провалиться сквозь землю, к его, наверняка, огромному сожалению - нет. Смеющиеся студенты постепенно затихали, стоило Роману Дмитриевичу пройти мимо их парт и испепеляюще на них зыркнуть; Егор притих тоже. Ну как, притих: вместо смеха в открытую стал сдавленно хихикать, не пытаясь даже унять эти остаточные смешки. Хотя какой там, остаточные - хохот только зарождался, и он уже предвкушал, как будет припоминать ему эту историю при каждом удобном случае. Потому что смешно, несмотря на ожидающие их обоих последствия, будет определенно. В том, что последствия ожидались, сомневаться тоже не приходилось. Последствия для Дениса были достаточно прозрачны: разбирательства в деканате и головомойка от куратора, который потом в общем чате не преминул напомнить всей группе о том, что разговаривать по телефону во время пар запрещено. Для Егора же все было не так однозначно; в деканат его, конечно, утащили - за компанию, потому что он, практически лежащий на прижавшемся к парте Денисе и силящийся расслышать хоть что-то из происходящего в трубке, подозрения все-таки вызывал. Но он был чист: по крайней мере, доказательств обратного не было, а с телефоном у уха поймали не его, а Дена, так что и объяснительную писать пришлось ему... хотя отчитали их тоже обоих - опять-таки, за компанию, наверное. Политика нулевой толерантности, чтоб ее, которая, должно быть, впервые за свою историю не дала сбой. Пусть декан с куратором группы о причастности Егора ко всему этому догадываться могли только смутно. А вот Роман Дмитриевич... Вот Роман Дмитриевич, судя по взгляду, которым он его исподтишка одарил на выходе из деканата, в его невиновность не поверил ни на секунду. Это было даже немного обидно - опять же, ну не было у него особенности косячить специально. Случайно - да, была, причем даже не особенность, а уже привычка, судя по тому, насколько часто это происходило. Неужели нельзя было сделать скидку на первый раз? С другой стороны, Егор прекрасно знал, что скидок Роман Дмитриевич не делает, тем более для него. К тому же, Егор изначально понимал, что шансы остаться незамеченными были близки к нулю, и все равно пошел на это и Дениса за собой утянул. То ли из-за смутной возможности провернуть все успешно и опьяняющего чувства риска, то ли как раз из-за того, что разбирался бы с ними именно Роман Дмитриевич. И все-таки оно того стоило: и сорванной пары, и ворчащего теперь на него Дениса, и посмеивающихся над ними одногруппников. И взгляда Романа Дмитриевича - пугающего и обещающего продолжение разговора - стоило тем более. Это было слишком весело, слишком хорошо разбавило скучные университетские будни и слишком здорово пощекотало нервы; приятно пощекотало - как качественный ужастик на ночном сеансе в кино. И именно поэтому Егор не жалел. Но продолжение разговора все-таки последовало. Сегодня, [16:18] После пары жду в обычной аудитории. Агафонов Р.Д. Входящее сообщение нагнало его на последней в тот день паре - философии, на которой Егор, в отличие от большей части группы, уже отошедшей от утреннего происшествия и откровенно скучающей, честно пытался внимательно слушать и записывать за преподом - на случай, если Роман Дмитриевич решит проверить конспекты. Чтоб была возможность подлизаться. Это, как и прятки Дениса за спинами одногруппников с утра, его вряд ли бы спасло, но никогда не поздно было подстелить себе солому. Заметив загоревшийся экран телефона, Егор тут же утащил его под парту, старательно игнорируя косые взгляды дующегося - но все равно севшего с ним рядом - Дениса. Прочитал сообщение, рефлекторно поморщился и поерзал на месте, ответил "Хорошо" и вернулся к написанию конспекта по философии с троекратным усердием. "Обычная" аудитория была именно той, в которой и сорвалась сегодняшняя пара по истории и в которой чаще всего обитал Роман Дмитриевич. Сразу после философии Егор попрощался с Денисом, который задерживаться не желал и улизнул из кабинета один из первых, неторопливо, растягивая время, собрал свои вещи в рюкзак и поднялся на этаж выше. Коридоры были пусты: дневные пары закончились, а всех, кто учился на вечерке, располагали снизу, так что на всем этаже, должно быть, оставались только он и Роман Дмитриевич. С одной стороны, это успокаивало - никто бы не смог случайно их подслушать. А с другой... С другой стороны, в таком случае Роману Дмитриевичу ничего не мешало воспользоваться более радикальными, чем линейка, методами. Сомнения накатили уже у дверей в аудиторию. Вот вроде бы не сожалел, вроде бы уже все обдумал, вроде бы уже даже свыкся, а все равно - под ложечкой сосало. Вряд ли Роман Дмитриевич злился: если б злился, утащил бы разбираться наедине сразу после деканата, ну или наоборот, не написал бы вообще... наверное. Да и опять же, Егор-то в чем виноват был? В том, что засмеялся? Так вся группа смеялась, только что-то очереди тут никакой не наблюдалось. Хотя он и не был "всеми". Егор мягко похлопал себя по щекам, пытаясь взбодриться, поднес согнутую в кулак руку к двери и, пока не успел передумать, решительно постучался. - Войдите. Голос по ту сторону стены прозвучал спокойно. Робко приоткрыв дверь, Егор сунул в проход голову и оглядел аудиторию: Роман Дмитриевич сидел за кафедрой и заполнял какие-то бумаги. Преподаватель посмотрел на Егора и приглашающе махнул рукой, после чего вновь уткнулся в свою писанину. Егор вошел, прикрыв за собой дверь, и прошел вглубь; поставил рюкзак на парту в первом ряду и встал у кафедры, замявшись. Роман Дмитриевич, не отрывая взгляд от бумаг, похлопал рукой по стопке распечаток на краю стола: - Конспект сегодняшней сорванной лекции. Прочитайте его и подготовьте доклад - на следующей паре спрошу. Яковлеву тоже по имейлу послал. Егор непонимающе похлопал глазами и замер, ожидая продолжения, но, не получив оного, решился спросить: - И все?.. Роман Дмитриевич поднял на него взгляд и посмотрел исподлобья: - А что, нужно что-то еще? - спросил он с легкой иронией в голосе. Егор насупился, не понимая, действительно ли ему нужно на это отвечать. - Э-э, ну... - промычал он и намекающе дернул головой в сторону лежавшей на полочке под доской линейки. Роман Дмитриевич вздохнул, отложил бумаги в сторону и поставил локти на стол, подпирая подбородок большими пальцами. - Смотрите, как обстоят дела, - сказал он все с той же иронией. - Я не верю, что вы ни капли не замешаны в сегодняшнем происшествии, если брать во внимание ваше близкое общение с Яковлевым и склонность делать что-то раньше, чем успеваете подумать. Но формально вы невиновны, так что и наказывать вас - повторюсь, формально - не за что. Это, впрочем, не помешает мне дать вам дополнительное задание наряду с Яковлевым, учитывая, что во время лекции вы меня совсем не слушали. Или вы можете доказать мне обратное своим конспектом? - спросил, выгнув бровь. Егор, поколебавшись, отрицательно качнул головой. - То-то же. Так что берите распечатки, и на следующей паре жду от вас доклад. - Но... - начал Егор и осекся. Что-то тут все же не сходилось. Роман Дмитриевич выжидающе на него посмотрел. - Но вы же меня сюда вызвали. - Да, - кивнул Роман Дмитриевич. - Чтобы отдать конспект. - Но вы же могли прислать его по имейлу и мне. - У меня была одна дополнительная распечатка, и я решил, что могу отдать ее вам для вашего же удобства, - спокойно парировал Роман Дмитриевич. - А вы, Шевцов, чем-то недовольны, раз продолжаете спорить? Или, быть может, - он усмехнулся и скрестил руки на груди, - по вашему мнению, вас все же есть, за что наказывать? Егор замялся. Вопрос был явно с подвохом. Роман Дмитриевич будто одновременно позволял ему и признаться, и выйти сухим из воды. Егор ощутил себя Нео, которому предоставили выбор между красной и синей таблетками. - Ну-у, - протянул он в итоге. - Быть может? Роман Дмитриевич кивнул: - И за что же? - Ну так... - Егор нервным движением одернул полы футболки, - инициатива ведь наказуема, а я, получается, инициатор. Кстати, а вы вообще знаете, куда он звонил? Вам бы понравилось... ой, - Егор хихикнул, но, столкнувшись с намекающе посерьезневшем взглядом Романа Дмитриевича, вновь смутился. - Извините. Это я того... - Сказали прежде, чем подумали, - подхватил Роман Дмитриевич и повел рукой. - Продолжайте. Что там с инициативой? Егор совсем стушевался и пробурчал: - Она, вроде как, моей была. Понимаете, мы просто на желание играли, и Денис проиграл. Вот я ему и загадал позвонить... кое-куда, - он помолчал с секунду и завершил: - Во время пары. Роман Дмитриевич фыркнул. Егор поднял глаза и увидел, как тот недовольно поджал губы. - А своих мозгов у Яковлева нет, что ли, - проворчал он и устало потер пальцами переносицу. - Ладно... Все, что можно об этом безобразии сказать, вам сказали уже в деканате. Что же касается вас, Шевцов, - Роман Дмитриевич, не вставая, отодвинул стул подальше от стола и похлопал себя по бедру. - Располагайтесь. Егор в изумлении уставился на него. - Что, прямо так? - растерянно пробормотал он. Роман Дмитриевич кивнул: - Да, прямо так. Спустите брюки и ложитесь. Несколько секунд Егор медлил, никак не решаясь сдвинуться с места и нервно сминая руками полы футболки; потом задернул их, сделавшимися вдруг ледяными пальцами расстегнул пуговицу и ширинку и спустил джинсы до колен. Только тут понял, что стоило, наверное, сперва подойти к Роману Дмитриевичу, мысленно выругался и, придерживая джинсы рукой, неловко приблизился к нему. Роман Дмитриевич взял его за руку и потянул, укладывая к себе на колени; Егор осторожно лег, неуклюже свесив руки вниз, и поерзал, пытаясь найти эту тонкую грань между балансом и минимизированным физическим контактом. Но Роман Дмитриевич положил левую руку ему на поясницу, прижимая его торс к своим коленям и фиксируя положение. Егор ощутил, как от одной только этой позы его лицо зарделось румянцем. Задница постыдно оттопырилась вверх. Еще более постыдным оказалось то, как крупно он вздрогнул после первого же шлепка, обжегшего правую ягодицу достаточно неожиданно; второй, симметрично легший на левую, был таким же стремительным, и Егор, все еще находящийся на взводе от всей интимности позы и не успевший даже попытаться хоть немного расслабиться, дернулся точно так же резко. Потом сдерживать себя получалось уже лучше, хотя румянец на щеках не спадал ни на йоту. Шлепки были довольно тяжелыми, но опаляли все же не так сильно, как привычная уже линейка, и Егор, даже будучи чувствительным к боли и сосредотачивающийся обычно на физических ощущениях, никак не мог отвлечься от охватившего его смущения. Роман Дмитриевич будто специально выбрал именно эту позу и именно такой "девайс", решив наказать его больше не болью, а стыдом. Хотя припекало, и оспаривать это с каждым ударом становилось все бессмысленнее. Спустя пару десятков шлепков вздрагивать Егор начал уже не из-за стыда, а от всполыхивающегося от них жжения, постепенно накапливающегося и распространяющегося от верха ягодиц и до бедер, почти не прикрытых тканью боксеров. Щеки, по сравнению с задницей, покалывало уже не так ощутимо, и Егор тихо шипел и бессознательно ерзал от дискомфорта, пытаясь увернуться от карающей руки, но Роману Дмитриевичу было хоть бы хны: он только покрепче прижал его за поясницу и продолжил хлестко опускать руку, даже не прокомментировав его возню. Сложно было сказать, сколько это продолжалось - для Егора время растянулось подобно патоке, возможно, из-за все не отпускающего его стеснения, а возможно, из-за прилившей к опущенной голове крови. В этот раз не было смысла даже считать: Роман Дмитриевич, изменив собственным же установкам, не сообщил количество ударов заранее, так что Егор не мог даже предположить, когда ожидать завершение наказания. Сама по себе порка была вполне терпимой, и остаточные после нее ощущения наверняка тоже пройдут достаточно быстро - по крайней мере, что касалось боли; стыд же, Егор был уверен, останется с ним дольше и будет возвращаться к нему в виде мурашек на руках и краснеющих щек еще некоторое время при любом воспоминании обо всей этой ситуации с "Поркой по телефону". Черт возьми, а ведь это был даже не он, кто туда звонил! Инициатива, чтоб ее... Когда шлепки, наконец, прекратились, Егор уже чуть ли не прикрывал лицо ладонями - оно было горячее, под стать заднице, и, без сомнений, раскраснелось не хуже; горели даже кончики ушей, и разумеется, Роману Дмитриевичу это было видно даже с такого ракурса. Егору на тот момент казалось, что это не кончится никогда и он будет вечно лежать у него на коленях и терпеть звонкие равномерно покрывающие всю поверхность его ягодиц удары. Но в конце концов Роман Дмитриевич остановился и убрал вторую руку с его поясницы, позволяя встать. Егор, тихо кряхтя, поднялся и тут же от него отвернулся, быстро поправляя джинсы. Хотелось умыться, чтобы хоть как-то охладить пылающее лицо. - Что ж, надеюсь, подобных "инициатив" от вас больше не последует, - услышал он Романа Дмитриевича позади себя; в голосе преподавателя отчетливо слышалась улыбка. - Не забудьте про доклад. А Яковлеву передайте, что если ситуация со звонком во время лекции повторится, одной объяснительной в деканат и дополнительным заданием он не отделается. - Что же вы, и его через колени перекинете? - не поворачиваясь, буркнул Егор. Роман Дмитриевич тихо хохотнул. - Возможно, - уклончиво ответил он. - Хотя скорее подниму вопрос об отчислении из-за систематического нарушения правил. Вас это тоже касается, так что советую впредь подумать дважды, прежде чем срывать пары. Можете идти. Егор кивнул, взял с парты свой рюкзак и, попрощавшись и так и не смотря на него, поспешно вышел из аудитории. Щеки оставались пунцовыми. И тем не менее, он ни о чем не жалел.