Общежитие №16

Чонин лежал на кровати Феликса с телефоном в руках, дожидаясь ответа от неизвестного пользователя. Пару дней назад они выложили объявление о пропаже гитары и усилителя, пообещали вознаграждение за их возвращение, но, если честно, ни на что не надеялись. Кто вообще согласится отдавать такие дорогие вещи обратно владельцам? Но удача, как и всегда, была на их стороне. Сегодня Чонину, чей телефон указали для связи, написал человек и отправил фотографию гитары и комбика Джисона, спросив, они ли это были. Чонин сразу же ответил ему, начал интересоваться суммой обратного выкупа, но обратной связи до сих пор не дождался. Прошло уже три часа с момента отправки его сообщения. По идее, этим должен был заниматься Хан, который благополучно просрал аппаратуру, но Феликс и Чонин добродушно вызвались взять ответственность на себя. Точнее, только Феликс, а второй согласился за компанию. Сейчас Хану было не до этого. Последние несколько дней он занимался организацией похорон в тайне от остальных, а сегодня пропадал с самого утра. Очевидно, в каком месте. — Ответили? — Нет, — вздохнул Чонин и уложил голову на ноги Феликса. — Я вообще не бум-бум, где этот сыщик. Три часа в сеть не заходит. — Уверен, что это Джисонова гитара? — Лучше сам посмотри, — Чонин зашёл в галерею и отдал ему телефон, где хранился скриншот фотографии, которую ему отправили. — У неё разве был вырез на корпусе? — Я не помню. Полистай на дня четыре назад, я с ней фотки делал. Феликс смахивал экран влево и каждый раз ржал, видя смешные фото Чонина на заднюю камеру, спящего Чана, очень эмоционального Хёнджина и его лицо с субтитрами, а ещё вечно жрущего Джисона. Также ему встретились фото конспектов, селфи из клуба со свежим макияжем, одежда, Пеппа, еда и парочка видео. Одно из них показалось Феликсу очень подозрительным, ведь он отчётливо видел свой затылок. Рядом с ним сидел другой человек с гитарой в руках и довольно длинными, тёмными волосами. Лиц, пока что, не было видно. — Это когда было? — спросил Феликс и прибавил звук. — Кто играет? Чонин начал вырывать телефон из его рук, ничего не объясняя, а Феликс сумел спрыгнуть с кровати и забежать в ванную. Теперь он был обязан досмотреть видео до конца. — Ну всё, — вздохнул Чонин, смотря на запертую дверь. — Пиздец. — А что там? — спросил Сынмин, снявший наушники только после побега Феликса. — Слив? — Хуже. Я же на крыше всё снимал, когда ты память ему вернул. — А-а, — улыбнулся он и уже хотел засунуть наушник обратно, но через секунду подскочил на ноги. — А-а-а, блять! А чё… А чё делать? — Прятать ружьё. Они услышали звук падания чего-то маленького, а потом раздались девичьи оры. Чонин ведь специально снял так, чтобы было видно лица. — Ружьё прячь, скорее! — поторапливал его Чонин. Вчера Феликс случайно увидел его в ящике Сынмина, задал очень много вопросов и вскоре забыл, что жил в одной комнате с террористом. Но сейчас боятся стоило не Феликсу, а остальным. Он чуть не вышиб дверь, открыв её так резко, что даже окно захлопнулось. Сынмин застыл, уже держа руки на стволе, и по одному взгляду Феликса понял, что должен был отдать его. — Уверен?… Он молча вытянул руку вперёд и получил ружьё. Сынмин ни о чём не беспокоился, ведь Феликс в любом случае не знал, как пользоваться им. Он зарядил оружие, до этого проверив наличие пуль, и бросил телефон Чонина на свою кровать. — Ты на опыте, да? — Зверьё любил подстреливать, — агрессивно ответил Феликс. — Щас и гадюку попробую. Он вышел из комнаты через дверь и начал стучать к соседям, а Чонин и Сынмин до сих пор пытались прийти в себя. Феликс явно был настроен серьёзно. — Ну, надо было башкой думать, — пожал плечами Сынмин. — Пошли к ним! — А мне-то что? Я изначально говорил, что гомиков надо устранять. — Ты угораешь, блять?! — Чонин побежал к окну, чтобы запретить остальным открывать дверь. Чан делал доклад, сидя на своей кровати, Хёнджин сушил голову феном, а Джисон до сих пор не явился. Все эти дни он почему-то был особенно весёлым, а во время разговора, связанного с его недавним исчезновением, Хан сказал: «Просто захотелось». Для него это было нормой, так что вопросы на этом закончились. Чана передёрнуло, когда он услышал стук. — Хёнджин! Глуши мотор! Он выключил фен и вышел из ванной в одном полотенце, расчёсывая волосы. — Ты обосрался? — Нет, помылся, — Хван повернул голову в сторону двери. — Кто стучит? — Я поэтому и спросил. Теперь звук стал доноситься со стороны окна. На лестнице стоял Чонин и колотил по стеклу. — Да что такое?! — Чан пытался прочитать, что Чонин показывал ему жестами. — Дверь. Крест. Не открывать? Корона… А, там Флекс. Пистолет? Пушка? Танк?! Хёнджин раскрыл окно и впустил его внутрь. — Не открывайте! — закричал Чонин, спрыгнув на пол. — Хёнджин, он тебя ёбнет! — В честь чего? Хан поднимался по ступенькам, склонив голову вниз. Единственное, что его веселило — свой внешний вид. Джисон никогда не любил, как на нём смотрелся костюм, поэтому надел его всего второй раз в жизни. Первый был по случаю похорон Юнсо. Хану даже показалось забавным, что он напяливал на себя пиджак только в те дни, когда хоронил кого-то. Особо звать было некого, поэтому присутствовали только сам Джисон и тётя Юнми. Близких родственников он не имел, а насчёт дальних даже не был в курсе. Скромно, тихо, как и должно быть. Джисон подошёл к комнате и увидел там Феликса, стоявшего с ружьём в руках. Необычно. — Ты к нам? — К нему. — Понял. Хан приложил карточку и открыл дверь. Он вошёл первым, а Феликс продолжал стоять в коридоре, облокотившись на стену. — А где террорист? — На месте, — ответил он Чонину, войдя внутрь. Все, кроме Хана, вскинули руки зайчиком, когда Феликс поднял ружьё. Он направился к Хёнджину, который и так не дышал, а теперь вообще забыл, как это делать. Его прижали к стене, а дуло упиралось чуть ниже кадыка. — Ну, мразь, оправдывайся. Почему, блять, все так хотят меня застрелить?! — Ты… Ты о чём? — Про интересное видео, которое в телефоне Чонина хранится. Что на крыше было, тварь?! — Ничего, — пробормотал Хёнджин, закрыв глаза. — Оно заряжено, да?… — Хочешь проверить? — Нет! — крикнул он. — Принцесса, успокойся. — Почему я этого не помню?! — Тебя Сынмин вырубил, чтобы память вернуть, а тот день ты забыл. — Нахуя ты это сделал?! Хёнджин промолчал, а Феликс положил палец на курок. — Нахуя ты это сделал? — повторил вопрос он. — Мразь, я ведь выстрелю. — Верю. — Тогда отвечай. — Ты не хочешь этого слышать. — Три, два… — Флекс, хватит! — на свой страх и риск, заступился Чан. — Нихуя не смешно уже! — Пусть отвечает. Ни один нормальный человек не осмелился бы выстрелить из-за нехватки духа. Но духа у Феликса было столько, что на троих бы хватило, а ненависти к Хёнджину — ещё больше. И на нормального он сейчас был мало, чем похож. — Зачем ты это сделал?! — уже в третий раз спросил Феликс. — Поглумится решил?! Шантажировать?! Просто поржать?! Почему?! — Потому что… — довольно странный момент для признания, но жизнь всё-таки дороже. Феликс прижал оружие ещё плотнее. — Ты мне нравишься. По выражению лица Феликса не было ясно, застрелит он сейчас Хвана, или же себя. Он ожидал всего: шантаж, скука, пранк, обыкновенный монтаж, проигрыш в споре, согласие за деньги, но никак не симпатия. Как это вообще произошло?! В какой момент?! — Что?… — Нравишься ты мне, — повторил Хван, выдержав паузу между словами. — Как-то так. Убери пушку, пожалуйста, мне очень страшно. Я тебя знаю, ты можешь выстрелить. Феликс, до сих пор не моргая и не отводя взгляд от лица Хёнджина, медленно отодвинул ружьё. Хван признался ему так уверенно и искренне, что сомнений, к сожалению, не осталось. Именно по этой причине Хёнджин хотел общаться с Феликсом, перестал провоцировать драки, послушно выполнил просьбу и прекратил трогать его, старался лишний раз не говорить с ним, стал подозрительно добрым и спокойным. А Феликс всё это время думал, что у Хёнджина просто кукуха поехала. — Беги. — Зачем? — Беги, — повторил Феликс, медленно натянул улыбку и засмеялся, выпучив глаза. Выглядело страшно. — Брат, он не шутит, — наконец открыл рот Хан. — Блять, беги! Хёнджин вылетел в коридор, когда Феликс направил на него ружьё. Ему было всё равно, что из одежды на нём сейчас только полотенце, повязанное на поясе. Его больше волновал вооружённый Феликс, идущий позади. Хван хотел спрятаться в какой-то комнате, нацелился на блок Бомгю и Ёнджуна и рванул туда, придерживая полотенце одной рукой. — Стой, мразь! — орал Феликс, прицеливаясь. — Я тебя убью! — Не надо! — Хёнджин начал дёргать за ручку, с каждой секундой трясясь от страха всё сильнее. И не зря. Феликс в гневе — вообще страшная штука, а если к этому ещё и был причастен Хван, то смертоносная. Он был настолько зол, ошарашен и прямо-таки безумен от этой новости, что не контролировал себя. Феликс прицелился и нажал на курок. Все люди, живущие на этаже, выбежали в коридор. Кто-то закричал, кто-то побежал за помощью, а Феликс выронил ружьё из рук и начал смотреть на Хёнджина. Он положил ладонь на левое плечо, по которому проехала пуля и оставила открытую рану. Крови было много. На его плече образовалась огромная, глубокая царапина, которая рассекла его чуть ли не до кости. Хван облокотился на стену, собрав вокруг себя толпу народа. Из комнаты, рядом с которой и происходило сборище, вышел Бомгю. — Кто стреляет? — он посмотрел на Хёнджина, рука которого окрасилась в красный. — Ёбучий случай… Скорую вызывать? — Не надо… — простонал Хван, не убирая руку. Парни пробежали мимо Феликса, стоявшего на месте без движения, и направились к раненному. Он сам не думал, что сможет выстрелить. Повезло, что Хёнджин стоял спиной к нему, и пуля не засела в руке, а только прошла по верхним тканям. Феликс не осмелился пойти к Хёнджину. Вместо этого он поднял ружьё с пола, привлёк этим внимание, развернулся и ушёл в комнату. — Это… Это Феликс сделал?! — спросила Йеджи, в ответ на что Джисон кивнул. — Ахуеть. Вы настолько друг друга ненавидите?! — В комнату его, живо, — скомандовал Чан. Джисон придерживал полотенце, Минхо взвалил Хёнджина на своё плечо и повёл к блоку, а остальные разгоняли толпу и ждали прихода главного босса. Придётся придумывать достойное объяснение ситуации для коменды. Эту ответственность оставили на Сынмина, который умел пиздеть с таким серьезным лицом, что даже президент бы отдал ему свой пост. Когда Сынмин остался наедине с комендой, а Бомгю начал оттирать капельки крови, стёкшей на пол с руки Хёнджина, остальные распределили обязанности. Чанбин оказал Хвану первую помощь и начал убирать её последствия в виде окровавленных марлей, Чонин и Джисон повели его в травмпункт, чтобы обеззаразить и зашить рану, а Минхо и Чан пошли в соседнюю комнату. Феликс сидел на своей кровати, уже убрав ружьё в ящик владельца, и молча смотрел вперёд. Минхо и Бан Чан залезли через окно. — Флекс, ты окончательно ёбнулся?! — Это реально пиздец, — подхватил Минхо. — Ты человека чуть не убил, потому что тебе в чувствах признались. Может, голову проверить? Я не шучу, если что. — Флекс, ты хоть понимаешь, что огнестрельное ему подарил? Головой иногда думать надо, блять! Ты же вообще о последствиях никогда не паришься! Феликс не слушал их. В голове проносился момент, когда Хёнджин заорал, падая на пол, а потом хлынула кровь. Он понимал, что перешёл черту, но просто не смог удержаться. Тогда Феликс и вправду не подумал, что мог убить Хвана за обычное признание. Он пришёл в себя только тогда, когда Минхо начал трясти его. До этого Феликс три минуты смотрел в одну точку пустыми глазами. — Связь есть? — Есть-есть… — Слава богу. Ты как давно не с нами? — Вы когда пришли? — Ясно. Через окно залезли Сынмин и Чанбин. — Отчитали? — спросил Со, подойдя к ним. — Нам что-то оставили? — Феликс, зачем ты это сделал? Знал ведь, что попадёшь. — Я не знаю… — Тогда я объясню, — прокашлялся Сынмин и сел рядом с ним. — Мажорские инстинкты. — В смысле? — не понимал Чан. — Какие инстинкты? — Которые подсознательно вырабатываются у избалованных детей. Папа за ребёнком не смотрит, даёт ему деньги, а потом это переливается во власть. Сколько раз отец вытаскивал тебя из ментовки? Ну, когда ты тачки со своими дружками разбивал, правила нарушал, бухой по улицам бродил, будучи несовершеннолетним. А делал ты всё это без задней мысли, ведь знал, что в итоге останешься безнаказанным, потому что любимый папа даст прокурору пачку денег, и все дружненько сделают вид, что ничего не произошло. Только папы, Феликс, тут нет. Никто не будет решать твои проблемы, кроме тебя самого. Пора научиться думать башкой и запомнить, что любой поступок несёт за собой последствия. Я понятно объясняю? — Понятно… — Не представляешь, как сильно мне хотелось пристрелить Хёнджина, когда мы всё узнали. Да, я направил на него ружьё, но чтобы припугнуть и пошутить. Я ведь в него не выстрелил, потому что мозги в черепушке храню. У меня в деревне пидорасам колени простреливали, а таких, как ты, ебалом в навоз окунали, чтобы с небес на землю спустились. Хватит строить из себя Бога, который может делать всё, что хочет. Ты не выше Хёнджина, нас, да и вообще любого другого человека. И ты не имеешь право творить подобную хуйню. Чтобы сегодня перед ним извинился. Базар? — Нет. — Вот и славно. Парням хотелось похлопать. Сынмин редко толкал речи, но так метко, что все услышавшие едва не плакали от правдивости его слов.

***

Хёнджина вернули через пару часов. На плече красовалась повязка, под которой была спрятана зашитая рана. Ему, конечно, предлагали лечь в больницу, чтобы в случае осложнений оказать профессиональную помощь, но Хван отказался. Не любил он эти больницы. Там скучно, муторно, один день похож на другой, да и травма была не настолько серьёзной. Как выразился Хёнджин: «Простая царапина, мне в детдоме и похуже оставляли». Все трое зашли в свою комнату, где их ждал Чан и сразу же устроил допрос. Хван уверил его в том, что всё было в порядке, но последующее высказывание заставило парней думать, что пуля попала в лоб, а не в плечо. — Вы ведь принцессу не убили? — Нет, но с трудом, — ответил Чан. — Сынмин провёл воспитательную беседу. — А где он? — Поехал вместе с Чанбином гитару забирать. Её нашли. — Серьёзно?! — радостно воскликнул Хан, хлопнув ладоши. — Я не безработный! — Хён, что планируешь делать? — спросил Чонин. — Надеюсь, что с Флексом всё? — Что «всё»? — Ну, завязка. Ты ведь не настолько тупой, чтобы простить его. — Насколько. Блять, девки, я бы сам так сделал на его месте. Это даже звучит смешно: человек, которого ты ненавидишь всем сердцем, вдруг признаётся тебе в любви. Я бы в ахуе был. — А он совместил это с терактом, — уточнил Джисон. — Не? Ничего не щёлкнуло? — М-м-м… Нет. Поймите вы, что я не могу на него обижаться. Это не мной контрится. — Он после такого проёба обязан тебе взаимностью ответить, — улыбнулся Чан. — Твари по паре, как говорится. — Тут без шансов, — сказал Чонин. — Раз он даже Минхо отшил, то про Хёнджина даже говорить нечего. Минхо же ебать ангел, а этот… Что хуже Сатаны? — Я, — гордо ответил Хван и развалился на кровати. — Да знаю я, что без шансов… И признаваться не думал, но там ситуация была безвыходная. — Прикол в том, что правду ты сказал, а в итоге всё равно подстрелили, — усмехнулся Хан. — Кстати, ты хули такой важный? — спросил Чонин, акцентировав внимание на его внешнем виде. — Как на выборы. — Скорее, с них. Просто переодеться не успел. — А если серьёзно, то где был? С утра пропал куда-то, потом Флекса впустил, началась перестрелка. — У тебя есть костюм?… — наконец переварил этот факт Хёнджин. — Я и забыл. Вот тут реально обезьяна в галстуке. — Ему уже пять лет, а надел только второй раз. — Зачем? — Будто ты не знаешь, по какой причине я костюм надеваю. Хван начал думать. Он видел Джисона в подобном прикиде, когда им было где-то по девятнадцать лет. Хан отправил ему фотку в костюме и спросил, шло ли ему, в ответ на что Хёнджин назвал его депутатом. Он спросил, куда тот намылился, и получил короткое сообщение: «На похороны». — Блять. — Опа, вспомнил, — улыбнулся Джисон, начав переодеваться. — Альцгеймера у тебя нет. Пока что. — Джисон, нихуя не весело… Кто? — А у тебя много вариантов? И накидался по той же причине. — Вы о чём? — спросил Чан, закрыв ноутбук. — Короче, я последние дни занимался похоронами своей мамки, — легко начал рассказывать Хан. — И Минхо нашёл меня на мусорке в тот день, когда я пропал. В говно объебался, поэтому не дошёл. Как-то так. Все трое замолчали. Они смотрели на Джисона, хлопающего глазами, который не понимал причину возникновения траура. Точнее, понимал, но не думал, что парни так отреагируют. — Вы чего? — заулыбался он, закончив переодеваться. — Сейчас же всё окей. Я уже отошёл. Ну, бывает в жизни такая хуйня, с этим просто нужно смириться. Чонин сделал пару шагов и обнял Джисона так крепко, как только мог. Трудно представить, что он чувствовал все эти дни, но при этом продолжал шутить и развлекать их, как умел. На самом деле, Хану это помогало. Если остальным было весело, то и ему становилось хорошо от мысли, что он смог хоть ненадолго рассмешить близких людей. — Ну всё, хватит, — улыбнулся Джисон, похлопав Чонина по спине. — Спасибо. Но тот не отошёл. Он чувствовал, что сейчас Хан нуждался в этом, но попросил прекратить, чтобы не смущать его. И был прав. — Давай, все свои. Джисон заулыбался ещё сильнее, но по щекам покатились слёзы. Это было одно из самых душераздирающих зрелищ, что им доводилось видеть. Самый весёлый из них, но испытавший боль от потери родного человека и лучшего друга, продолжал улыбаться, даже когда плакал. Очевидно, что это была защитная реакция, но легче не становилось. — Всё хорошо, — прошептал Чонин, поглаживая его затылок. — Мы рядом. И всегда будем рядом. — Мгм, — снова улыбнулся Джисон и всхлипнул. — Спасибо. Они простояли так около двух минут. Хан пошёл умываться и окончательно успокаиваться, а Чонин сел на его кровать, тяжело дыша. — И как он это делает? — Что именно? — Скрывает всё. Даже намёка ведь никакого не было. Ни поведением, ни словами. — Он не любит такое рассказывать, — сказал Хёнджин. — Он один раз спизданул, что клоуны не должны страдать на публике. Джисон ведь вообще ничем не делится. Сейчас вернётся из ванной и сделает вид, что ничего не случилось. Так и произошло. Хан запрыгнул на свою кровать и засел в телефоне, ясно дав понять, что больше не хотел затрагивать эту тему. Сейчас ему лучше вообще не напоминать о смерти матери, отвлечься и заняться чем-то другим. Например, спросить, как там дела с аппаратурой. Джисон набрал Чанбину и стал ждать ответа, который получил только с третьего вызова. — Сука, Джисон, ты нахуй щас вылупился?! — Ух-ты. От тебя доброжелательностью так и прёт. — Всё?! — крикнул Чанбин, отодвинув телефон. — Съебнули? Слава яйцам. — Кто съебнул? — Мать твоя, блять, — он услышал громкий смех по ту сторону трубки. — Чё ржёшь, обезьяна? — Да так, — выдохнул он, смахнув слезу. — Весело мне. Что случилось? — Пришлось пиздиться за твою коробку и балалайку. Скоро будем. — Стоп… Чего, блять?! С кем?! Чанбин сбросил трубку. Он подбежал к Феликсу, который валялся на асфальте с разбитой губой, фингалом под глазом, ссадиной на щеке и с гитарой в руке. Они пришли на место встречи, получили аппаратуру от доброго парня, который, как оказалось, видел на просторах интернета видео, где пели Джисон и Феликс. По началу он даже отказался от вознаграждения, но Ликс настоял и перевёл ему деньги. Всё шло идеально до момента, пока они не наткнулись на гопников. Точнее, на старых знакомых Хёнджина, знавших Джисона в лицо. Тогда выстроилась цепочка: на видео был запечатлён Хан, который являлся другом Хёнджина, а также Феликс. Значит, эти трое были связаны. Они налетели всей толпой из шестерых человек, попытались сломать гитару, но её удалось спасти. Перед уходом один из них повалил Феликса, проехался ботинком по его лицу и сказал: «Передай привет Хёнджину», назвал своё имя и харкнул прямо в глаз парня. Такое себе прощание. — Живой? — спросил Чанбин, протянув ему руку. — Относительно. Это мне карма прилетела, походу, — усмехнулся он, закинув за спину гитару, что держалась на ремне. — Возьми комбик. — А это… Так должно быть? Чанбин продемонстрировал, как отходил один из движков, отвечающих за звук. — Колпачок разве снимается? — Пиздец…

***

Они вернулись в общагу и направились в комнату, где обитала причина разукрашенного лица Феликса и разбитого носа Чанбина. Им открыл полуголый Чонин, который в спешке собирался в клуб. — Эй, Трубадур, — свистнул Чанбин и поставил комбик на пол. — Принимай груз. Хан вылетел из ванной, до этого нажав на кнопку смыва, и надевал штаны по дороге. Он схватил в руки гитару, сел на усилитель и заулыбался изо всех сил, прижав инструмент к груди. — Нет бы нас так обнять, — фыркнул Феликс. — Между прочим, жизнью ради тебя жертвовали. — Снимайте штаны, — скомандовал Джисон, поставив гитару рядом с комбиком, и начал разминать губы. — Блять, братья, я вас обожаю… Храни вас, Сатана. Он по очереди обнял их, а потом начал рассматривать аппаратуру. — Блин, колпачок съехал… Похуй, на слюну приклею. — Кстати, Хёнджин, это тебе «привет», — сказал Чанбин, указав сначала на свой нос, а потом на лицо Феликса. — От… Как там его звали? — Хисын, кажется, — ответил Феликс. — Видимо, очень сильно по тебе скучает. — Хисын?! — подскочил тот, закрыв рот. — Я был уверен, что он уже на зоне… — А кто это? Их там шестеро было. Ещё одного звали… — начал вспоминать Ликс. — О, Сонхун. Это он в нас комбиком кинул и движок сломал. — Детдомовские. Я с ними и с Каем был в одной команде. — Ты в них мячами бросался, что ли? — спросил Чонин, застёгивая зипку. — Тебя там вообще все ненавидели? — Бери выше, меня весь детдом ненавидел. Завидовали, сучки. Играл лучше всех, девчонки за мной бегали, учителя любили, потому что дохуя умный. — У тебя там друзья-то были? — спросил Феликс, заулыбавшись. — Такое чувство, что ты на войне жил, где кругом одни фашисты. — Не было. Феликс промолчал. — Говорите, их шесть было? — Да. — Не думал, что они до сих пор общаются. Короче, забудьте про них. Они по одиночке ничего из себя не представляют. Вшестером на двоих налетели, бляди. — Пиздюк, а ты почему так рано? — спросил Хан, когда тот распахнул окно. — Не терпится жопу под хуй подставить? — Деньги нужны, поэтому и рано. В это время вип-клиенты приходят. — И что же в них такого виповского? — Если говорить просто, то меня арендуют на весь вечер и ночь. Это самое прибыльное, что может быть. — И что с тобой будут делать? — Всё… — протянул он, округлив глаза. — Так, я погнал. Не ждите. Чонин взобрался на лестницу и помчал вниз. Когда он сказал «всё», то не соврал. Он просто превращался в куклу на несколько часов, с которой можно было делать, что душе угодно. Чаще всего богатенькие извращенцы трахали его во все щели, пробовали на нём игрушки, приковывали наручниками и так далее, но иногда Чонину везло. Некоторые просто общались с ним, делились переживаниями и просто спали в обнимку. Для такой услуги в клубе находились специальные комнаты, оборудованные различными бдсм-штуками, там стояла огромная кровать, а на столе размещался алкоголь. Каждый раз, соглашаясь быть «продуктом», Чонину даже было интересно, какой покупатель возьмёт его и что будет с ним делать. — Бедный пацан, — вздохнул Чанбин, смотря в окно. — Сколько можно этой хуйнёй заниматься? — Он привык, — пожал плечами Джисон. Он взглянул на Феликса, который облокотился на кровать, и явно чего-то ждал. Догадаться было несложно. — Чанбин, погнали. — Куда? — В магазин. Надо клей купить. — Зачем? — Чонину жопу заклеить, — саркастически улыбнулся он и схватил куртку с вешалки. Хану пришлось объяснять причину их ухода, так как до Чанбина доходило не просто долго, а критически долго. Феликс прокашлялся, чтобы рассеять тишину, сел на тумбочку и повернул голову на Хёнджина, поняв, что теперь тот смотрел на него иначе. В глазах больше не сверкала прежняя искорка, олицетворяющая желание подъебнуть Феликса, насолить ему, превратить его жизнь в Ад и заставить страдать. Это было странно. — Как рука? — Как из мясорубки, — усмехнулся Хван. — Но жить буду. — Понятно. Ты это… Короче, прости меня. Я сам не ожидал, что выстрелю. — Всё нормально, не парься. — Нет. — Что? — Не нормально! Ударь меня, прокляни весь мой род, пошути про мать! Хоть что-то сделай, блять! Не будь ебучей терпилой! — Ого… — И не будь таким адекватным! Это же не ты! — Феликс даже не заметил, в какой момент начал орать, бродя по комнате туда-сюда. — Ты меня ненавидишь! Ты мне напрямую смерти, блять, желал! Не только желал, а даже обеспечить пытался! Куда всё это делось?! — Не знаю. — Хватит! Я тебе руку пристрелил, а ты ничего не сделаешь?! — Нет. Принцесса, не кипятись. Взорвёшься ведь. — Я не могу! Я… Я тебя вообще не узнаю, блять! Ты ведь другой! — Какой? — Мерзкий, отвратительный, аморальный, неадекватный, неуравновешенный, конченый долбаёб, который одержим желанием убить меня! — Вот это комплименты, — засмеялся Хёнджин. — Принцесса, я так себя вёл только рядом с тобой. С остальными девчонками я всегда нормальным был. — Но не таким, как сейчас. — Ты так уверен? — высоко поднял брови Хван. — Наслышан, что тебе изначально представили меня, как доброго человека. — Допустим. — И зачем ты сейчас отрицаешь этот факт? Сам всё видишь. Кстати, насчёт одержимости ты прям в точку ебанул. Я просто жил тобой, постоянно думал о тебе, но в хуёвом ключе. Сейчас то же самое происходит, только обстоятельства и намерения изменились. — Фу, блять! — вздрогнул он, скукурузив такой еблет, будто откусил пол-лимона. — Я поверить не могу… Как это вообще произошло?! — Когда меня из обезьянника забрали. Осознание пришло в момент, когда ты про пиво сказал. Против такого не попрёшь, сам понимаешь. — Это просто пиздец… — вздохнул Феликс, сев на кровать Джисона. — Мне что с этим делать?! Я шейхом становиться не собирался, блять! Сначала Минхо, теперь ещё и ты… Что вы оба во мне нашли, Господи? — А ты как сам себя характеризуешь? — В смысле? — Ну, как бы себя описал? Феликс начал загибать пальцы, перечисляя. — Высокомерный, самовлюблённый, эгоистичный, избалованный, жестокий, красивый, естественно… А ещё думаю только о деньгах. — Знаешь, кого ты описал? — Себя. — Да, но ту версию, что в общагу приехала. В своей голове ты остаёшься мажором, а на деле давно превратился в Флекса, который помогает близким, не жалеет на них денег и времени, готов вытащить их из любой пизды, а ещё нормализовал самооценку. Суть улавливаешь? — Вот ты это сейчас сказал, а я будто про другого человека услышал. — Я бы мог процитировать и сказать, что это не ты. Но пойми, что люди меняются, принцесса. Тебя ведь сюда с этой целью сослали. — Значит, ты был уёбком только рядом со мной? — Да. — Боже, какая честь… — прыснул Феликс, отведя взгляд в сторону. — Но я не могу принять факт, что нравлюсь тебе. Этого просто не должно было произойти. Ни при каких обстоятельствах, блять. — Я тоже так думал, поэтому и валялся на полу в истерике, когда всё понял. Любовь зла — полюбишь и козла. — Спасибо, блять. Феликс снова начал маячить между кроватями. Стресс. — Тебе самого себя не жалко? — То есть? — Ты же мазохист. Знаешь ведь, что я до сих пор тебя ненавижу. — Почему? — Пиздец у тебя вопросы, — развёл руками он. — Может, потому что мы пиздились каждые пять минут? Потому что задевали друг друга за самое больное? Не думал об этом? — Это понятно, но сейчас-то почему? Из-за прошлого? — Да, блять! Прикинь, эта штука немного ощутимая! — Такого больше не будет. Я думал, что сделал достаточно для убеждения в этом. — Да, но… Всё, завали ебало. Надоел ты мне. — Аргументы закончились? — улыбнулся Хёнджин. — Ладно, не буду больше давить, не напрягайся. В комнате около минуты царила тишина, но её рассеял внезапный смех Хвана. — Смешно тебе, макака? — Просто… Блять. Меня подстрелили за то, что я в чувствах признался. Теперь ржали уже оба. — Всё, хватит, — сказал Феликс, успокоившись. — Не могу так долго с тобой в одном помещении находиться. — Почему? — Диалог продолжить хочется. Кстати, злым ты мне нравился больше. Прям интерес какой-то был. — Умирать в истерике из-за моих выходок тоже нравилось? — Пока. Феликс запрыгнул на подоконник, собираясь вернуться в свою комнату. Это был самый длинный разговор за всё время, что они знали друг друга. — Феликс, подожди. — Что? — Можешь не уходить? Ты тупой или больной?… Один диалог ничего не изменит. — Я сказал, что по-прежнему ненавижу тебя. Что тебе ещё от меня нужно?! — Поговори со мной ещё немного. Пожалуйста. — С тараканами из своей головы говори, — усмехнулся он, открыв окно. — Я не виноват, что у тебя чувства появились. Сам как-нибудь справляйся. — Пожалуйста. — Хоть на колени вставай — мне абсолютно похуй. Я не обязан выполнять твои просьбы. Что у него в башке происходит, блять? Совсем крыша поехала? Сначала ненавидит, потом в любви признаётся. Лучше бы презирал, как раньше, тогда и проблем было бы меньше.

***

Чан наконец-то закончил писать доклад, который должен был сдать ещё две недели назад. Вернувшись из шопа Сынмина, куда он сдал добытый товар, парень сразу же схватил ноутбук и начал лазить по различным источникам. Параллельно с этим Чан готовил презентацию, которую так же благополучно задолжал. Он закрыл ноутбук, до этого посмотрев на время. Полпятого утра. Вполне неплохо, учитывая, что завтра был законный выходной. Чан положил ноутбук на подоконник, по-быстрому сходил в туалет и вернулся в кровать. Глаза слипались от усталости, но от осознания, что можно было выспаться, становилось приятнее. Уже на полпути в сон Бан Чан услышал, как кто-то взбирался по лестнице. Он бы продолжил лежать, зная, что это Чонин, но тихие всхлипы не позволили ему бездействовать. — Чонин, — прошептал Чан, подняв голову. — Ты плачешь? Тот быстро убежал в ванную, до этого посмотрев на говорящего и на мгновение сверкнув капельками слёз. Чан ждал до последнего. Пускай ноги уже отказывались держать его, он стоял возле запертой двери, где прятался Чонин. Прошло пять минут, десять, пятнадцать, и только успокоившись, он вернулся в комнату. Лицо Чонина было освещено лишь луной, отчего выглядело ещё более уставшим и измученным. — Что случилось? Чонин не хотел говорить. Если Чан, пускай и с большим трудом, мог принять его основные обязанности на работе, то участие в подобном сегодняшнему прямо-таки осуждал. — Ау, — Чан помахал рукой перед его опухшими глазами. — Я ведь не отстану. — На работе, — еле слышно произнёс Чонин, склонив голову. — Забей. — Что было? Мелкий, не молчи. Он хотел пойти к кровати, но Чан схватил его за руку, остановив. На запястье виднелась красная полоса, натёртая железом. Этого хватило, чтобы сложить пазл. Чонин опять добровольно сдался в аренду. — Что с тобой сделали? — ответа он снова не дождался. — Расскажи. Я не буду осуждать. — Тут показывать надо, — усмехнулся он и схватил края футболки. Чан смотрел на него с таким сожалением, что был готов заплакать. Всё тело было покрыто свежими синяками, следами от ужасно жёсткой плети, на торсе красовался ожог, а когда Чонин повернулся к нему спиной, то показал недавно кровоточащие царапины. — Ёб твою мать… Что с тобой сделали?… — Сначала приковала, в рот кляп засунула, потом начала плёткой херачить и воском поливать. А под конец решила расцарапать мне спину своими когтями. Интересная, однако, женщина попалась. — Ложись на кровать, сейчас аптечку возьму. — Чан, не надо. То, как Чан посмотрел на него, было похоже на фрагмент из ужастика. Против такого не попрёшь. Чонин залез на кровать, куда лёг животом вниз, и стал ждать. Бан Чан взобрался к нему с двумя видами мази, одна из которых помогала от синяков, а вторая заживляла раны и ссадины. — Почему ты опять согласился на это? — Деньги нужны были, — Чонин дёрнулся, стоило тому коснуться ноющей царапины, но стало легче, когда почувствовал лёгкий ветерок, создаваемый Чаном. — Отец опять нажрался, как скотина, и сломал телефон Минни. Женщина, которая меня арендовала, предложила очень хорошие деньги, если я вытерплю всё это. Больная какая-то, но честная. Завтра схожу с Минни в магазин, чтобы она сама выбрала. — Ты ведь понимаешь, что это уже ни в какие ворота? — Да, но зато прибыльно. Не забывай, что на мне четыре ребёнка и два взрослых алкаша. — Ты ведь сам ещё ребёнок. Не забывай об этом. — Знаешь, иногда мне кажется, что я родился взрослым, — улыбнулся Чонин. — До пяти лет особо себя не помню, но знаю, что родители мной мало занимались. Потом родились Юци и Минни, пришлось самостоятельности учиться. Затем Кюрин подошла, а про Сухо даже говорить нечего. Он у мамы только титьку сосал, а всем остальным я занимался. — Только не говори, что привык к страданиям и не собираешься увольняться. — Я в любом случае не уволюсь. Платят ахуенно, а это, — он, не глядя, указал на спину, — можно перетерпеть. — Твоё решение, — вздохнул Чан, закончив наносить мазь. — Но ты знаешь, что… — Что на такое лучше не соглашаться, — закончил за него Чонин. — Я это делаю только в крайних случаях. — Раньше ты так про трахадрон говорил. Что дальше-то будет? — СПИД, — ответил он, смеясь. А вот Чану было не до смеха. Он переживал за Чонина, как за собственного ребёнка, но понимал, что был бессилен в этой ситуации. Единственный способ оказать влияние — миллион раз поговорить с Чонином о вреде его работы. Чан не мог решать за него и запретить заниматься торговлей телом, но боялся, что всё зайдёт слишком далеко. Даже не боялся, а знал. Это уже вопрос времени.