Дочь

— Когда ты меня бросишь? — Джинкс говорит надрывно, тихо, но есть ощущение, что одно неверное слово — и она перейдёт на крик. Не такого вопроса Силко ожидал от девочки, когда она зашла к нему "кое-что узнать". Джинкс, конечно, умела удивлять, предугадывать еë действия вообще было делом неблагодарным, но не до такой же степени. — Зачем бы мне? — так ровно, как только можно. Силко надеялся, что его глубокий голос хоть немного успокоит еë, очевидно, находящуюся на грани истерики. Видимо, минное поле, созданное ей в самую первую встречу с мужчиной, не просто не исчезло, но и разрослось. Силко приготовился метафорически ходить на цыпочках. — Ответь. После какой ошибки? Мне нужно знать. Так. Что бы Силко сказал самому себе в юности? Самому себе, твëрдо решившему обойтись без лишних привязанностей. Самому себе, быстро научившемуся отбивать ножи, целящиеся в спину. Самому себе, задумавшему купить неподкупность, чтобы не ждать предательства снова. — Ни после какой. — просто и честно. Там, где можно использовать правду, сочинять бессмысленно. — Врëшь. — Зачем мне тебя бросать? — Все бросают. Я всë порчу. — Я не все. К тому же, я говорил. Ты сможешь сама решать, на кого направить своë проклятье, когда научишься им управлять. Ты можешь починить всë, Джинкс. — Силко старался как можно чаще звать еë по этому новому имени, снова и снова напоминая ей, что еë прошлое мертво, что она уже не Паудер, не слабая плачущая девочка на руинах собственной жизни, а сильное и прекрасное создание. Идеальное создание. Джинкс. Джинкс. Джинкс. Как можно чаще и больше. Джинкс. — Не сейчас, значит потом испорчу. Просто скажи правду! — Если бы я планировал тебя бросить, зачем вообще было подбирать? — Может этот вопрос, заданный всë тем же успокаивающим, но пробирающим до дрожи тоном, натолкнëт еë на правильный ход мыслей. В конце концов, ей необходимо это понять. — разве я когда-то выказывал такое желание? — Вы-что делал? — Показывал. —Да нет. Но всë равно. Зачем ты меня подобрал вообще? Хороший вопрос. Силко сам не то чтобы долго размышлял, когда она кинулась в его объятия, он и сам себе толком ответить не мог. Мысли тогда расплылись, а времени не было. Не говорить же девочке, что Силко до сих пор узнаëт в еë кошмарах своих демонов, и еë будущее видит в своëм прошлом. — Я увидел в тебе силу. Увидел то, что не могут разглядеть другие. А теперь я привязался к тебе, Джинкс. От меня не стоит ждать предательства, ты же знаешь. Я не Ва... Вай. "Я не Вандер" — чуть не сорвалось с языка. "Я не Вандер" значит: "мне ли, преданному братом, предавать своих?", сказанное Севике в ответ на очередной укор. "Я не Вандер" значит: "я не опущусь до его уровня, клянусь", произнесëнное в тëмном одиночестве, обещанное самому себе. "Я не Вандер" значит: "я не стану следующим в очереди покинувших еë", даже если он почти уверен внутри, что умрëт раньше неë, будет уничтожен по еë воле. Потому что он не Вандер. Потому что он не Вай. — Силу? Ты же не знал про бомбы? — Не знал. Но сила ведь проявляется не в навыках. Можно быть одарëнным и умом, и красотой, и физической мощью, но оставаться при этом слабым, зависимым. Ты сильна и без своих бомб, Джинкс, и я ценю тебя не за оружие. Она вдохнула, подготавливаясь к... Чему-то. — А если я скажу, что специально взрывала бомбы здесь? — на одном дыхании, так быстро, что почти неразборчиво. Попросишь повторить — рванëт. Сейчас надо аккуратнее. Само признание его не удивило вовсе. — Я попрошу тебя больше так не делать. — А если я продолжу? — старается выглядеть нахально. Прощупывает границы. Как жаль, что их нет. — Будет обидно погибнуть под развалинами этого бара. Хотя это поэтично. Может, верхние бы оценили. — Издеваешься? — Ни в коем случае. — И ты не злишься за то, что я могла вас тут всех убить? — Нет. Она нахмурилась, словно ей не давалось какое-нибудь уравнение, заданное Синджедом. — Я испортила тебе рубашку углëм. Я специально выбрала ту, которая тебе нравилась. — Неважно. — Я нарочно на том твоём важнючем отчëте обезьяну нарисовала. — Всë равно. Джинкс что, пытается переубедить его? — Из-за меня погибли Вандер и Вай. — С Вандером мы друзьями не были. — Как ты не понимаешь, я убила свою семью! — она переходит-таки на крик в отчаянии, будто хочет победить в этом споре, но не понимает, как заставить его поверить. Зачем ей это? Разве не должна она, напротив, хотеть остаться? — Рано или поздно мы все умрëм. — Севика из-за меня без руки осталась. Она говорила, что если бы не оттолкнула тебя, ты бы умер! — Джинкс. Зачем ты убеждаешь меня тебя бросить? Весь еë запал моментально потух. Она замолчала. — Я не собираюсь тебя оставлять, и какие бы ошибки ты себе не придумала, ты меня не переубедишь. В конце концов он заставит еë поверить в это. — Ладно. Но... Что если это не всë? — Что ещё случилось? — спокойным голосом. Врядли она раскроет какую-то страшную тайну. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. — Я не сильная. Я пыталась быть такой, как ты учил. Но я не могу. Я постоянно вижу... Их. В кошмарах. А тогда, когда я руку обожгла, там был Майло. Не во сне. Я услышала его голос и испугалась. Я не могу быть сильной, не могу отпустить их, как ты учил, не могу смириться, ничего не могу! — и снова хриплый шëпот, на последней фразе переходящий в крик. Будто в его кабинете выбили окно. Молчание длится несколько секунд. Она не смотрит на Силко, прожигая глазами пол. — Ты справишься с этим, Джинкс. Я уверен. Ты сильнее, чем думаешь. А я буду рядом, чтобы помочь. Она подняла всë-таки взгляд на него. Слëзы блестели в уголках еë глаз, будто она пыталась их спрятать. — Я не оставлю тебя. Никогда не оставлю, Джинкс. Когда девочка, перепрыгнув через стол, кинулась к нему с объятиями, Силко, наконец, позволил себе выдохнуть.