no homo, but in sickness and health

      Место рядом с Тиллом сегодня пустует.       В этом нет ничего необычного. Тилл уверен, что даже без всяких фотосессий, показов мод и обычной работы ходячим манекеном у Ивана в любом случае был бы самый высокий показатель посещаемости. Смысл ходить на пары, когда ты и так знаешь весь материал? Вот они, преимущества быть гением в учёбе, которому ни дня в жизни не приходилось учиться, чтобы получить высшие баллы. Но не сказать, что Тилл прям злился на это.       Что, однако, необычно, так это то, что в телефоне нет ни единого уведомления. Чёртов Иван. Оказывается, даже не отвлекая во время лекций играми в «виселицу» или заигрываниями, брюнет может быть настолько молчалив, что это кажется навязчивым. Не в его правилах быть таким… пугающе тихим.       Наверное, он что-то задумал. Это какая-то новая форма психологической войны с Тиллом.       Когда Тилл в шестой раз проверяет свой телефон, чтобы убедиться, что он не разрядился — потому что Иван вечно отправляет ему по тринадцать сообщений в минуту, и телефон от этого дохнет в два раза быстрее — профессор ловит его с поличным. — Тилл, я понимаю, что мои лекции не самые увлекательные, но я была бы признательна, если бы Вы не показывали это всем своим видом, — сухо говорит профессор.       У Тилла вспыхивают уши от нескольких смешков, раздающихся по всей аудитории. Он прячет телефон в сумку, проклиная Ивана на чём свет стоит. — Извините, — бормочет он.       На этот раз он выкидывает парня из головы и сосредотачивается как следует, и после этого лекция проходит быстрее. Прекрасный день. Тилл сидит у окна, так что в полной мере наслаждается весенним ветерком и пением птиц, делая заметки с особой аккуратностью. Одному богу известно, как часто Иван просил показать ему конспекты пропущенных лекций просто для того, чтобы похихикать и сказать, что парень пишет как курица лапой.       — Ну, точнее как ребёнок, — как-то сказал Иван, тут же уворачиваясь от летевшей в лицо подушки. — Прочитайте материал на шестьдесят пятой странице, — говорит профессор, и Тилл вздрагивает, понимая, что прослушал последние десять минут лекции. Дерьмо. Надеюсь, не было ничего важного. Он бросается собирать свои вещи, натыкаясь при этом на телефон. Уведомления по-прежнему пустые.       Чем, блять, Иван занят? Он же даже в разгар недели моды в грёбаном Париже всё равно находил время надоедать Тиллу.       Ты сдох? — пишет он, но ответ так и не приходит. Тилл кривит рот. — О, Тилл, задержитесь, пожалуйста, — зовёт профессор.       Парень моргает и спешит на кафедру. — Да? — Вы ведь дружите с Иваном, верно?       Друзья… Это не то слово, которым он бы описал Ивана. Скорее, знакомый из детства, который превратился в липучего паразита с привычкой по приколу вешаться на Тилла… Но профессор вряд ли это поймёт, поэтому парень просто кивает. — Да. Что такое? — О, я как раз собиралась попросить Вас узнать, что с ним, если это не затруднит. Я ждала, когда он пришлёт свои источники для курсовой… — той, которую надо сдать аж через несколько недель, но Иван, конечно, сдал бы заранее, чтобы выставить остальных в плохом свете, этот ублюдок как обычно, — но прошло уже два дня, а мне ничего не пришло.       Тилл вздрогнул. Иван? Опаздывает? — Это на него не похоже. — Да, я тоже так подумала. Я была бы очень признательна, если бы Вы написали ему и узнали, как у него дела. И передайте, что с источниками можно не спешить, я продлю ему срок, если это необходимо. В любом случае, дедлайн только через месяц. — Хорошо, — говорит Тилл. — Я ему передам.

***

      От кампуса до его квартиры полчаса на автобусе. Тилл накидывает ещё десять минут, заскакивая в кафетерий за двумя тонкацу. Вторая порция не для Ивана, это просто… себе на всякий случай. Тилл берёт обеды только для себя, а это значит, что придётся защищаться от поползновений Ивана и попыток украсть еду, так что вторая порция — это страховка.       В автобусе он отправляет Ивану ещё одно сообщение, держа всё ещё тёплый тонкацу на коленях.       я еду и мне пох, если ты дрыхнешь после смены часовых поясов       И снова ответа нет. Ублюдок.       К тому времени, как он выходит из автобуса, уже создаётся ощущение, что он превратился в нетерпеливую девушку, которая ждёт сообщений от своего парня, потому что все три сообщения Тилла остаются без ответа. Такое впервые, особенно учитывая, что Иван имеет привычку отвечать максимум в течение часа.       Возможно, он посеял свой телефон в аэропорту, но это его не оправдывает. Было бы даже более вероятно, если бы он потерял телефон и ему внезапно без предупреждения всучили очередную внеплановую работу. Хотя, Тилл кучу раз повторял Ивану, чтобы тот перестал изводить себя. Но Иван всегда находит способ сообщить Тиллу, где он находится.       Тилл прокручивает историю сообщений за последние три дня. В последний день их было всего два. «Я привёз тебе сувениры», — первое, а через три часа пришло ещё одно, которое, как предположил Тилл, было опечаткой: «Яуждма. Хоссчу иввиудть т тоев лцо и ц».       Дерьмо. Возможно, это был код, и Иван уже мёртв. Лифт в доме и в лучшие-то дни работает слишком медленно и через раз, поэтому Тилл набирает скорость и в рекордно короткое время поднимается по лестнице на третий этаж их жилого комплекса, стуча в дверь Ивана, прежде чем успевает остановиться. — Иван! — кричит он. — Ты откинулся?!       Знак на двери Ивана показывал, что он дома. При виде этого Тилл начинает колотить в дверь ещё сильнее. Это глупый плюшевый красный цветочек, который Тилл нашёл много лет назад, когда они ездили в Шанхай на экскурсию для старшеклассников, и он отдал его Ивану только потому, что заметил у Мизи похожий цветок и счёл его слишком неоригинальным и, следовательно, недостойным подарка для неё.       Это старая потрёпанная игрушка, которую давно следовало выбросить в мусорное ведро или отправить на переработку, но она до сих пор служит знаком для Тилла: если листья согнуты вниз, а цветок распущен, то Иван дома.       Но брюнет не отвечает.       Ладно, похуй. Он роется в своей сумке и достает ключ-карту. Это не взлом с проникновением, если что, потому что Иван дал ему её в первый же день, когда переехал. И если Иван сейчас окажется там в компрометирующей позе на унитазе с поносом или что-то в этом роде, то сам виноват — надо было на сообщения отвечать. И Тилл обязательно ещё и сфоткает этого пидораса.       Дверь распахивается в кромешную темноту. — Иван?       Тишина.       Что ж… Плохой знак.       Он включает свет. В квартире чувствуются признаки жизни и присутствия Ивана. У входа стоят два чёрных чемодана, и всё впечатление безупречного профессионализма портят наклейки, которые Тилл и Суа по пьяни налепили во время спонтанного рейда на Daiso.       Вот только они не разобраны. Иван не распаковывал вещи. В отличие от Тилла, который имеет привычку после поездки засыпать на сорок восемь часов, так и не приблизившись к своему чемодану, Иван не может сделать и трёх шагов по дому, не разобрав свой.       Тилл меняет свою догадку. Может быть, это не убийство, а вторжение в дом. Похищение человека.       Блять, неужели Тиллу придётся платить выкуп? Он же беден как бомж. Иван в полной заднице.       На кухонном столе обнаруживаются открытая бутылка с водой и разорванный пакет из-под хлеба. Ломтики уже выглядят как чёрствый картон. В раковине никакой посуды. В мусорном ведре, которое Иван вынес перед отъездом, ни намёка на коробоки из-под еды.       Тилл проходит дальше по коридору, где в самом дальнем углу находится спальня Ивана.       Он пытается постучать. — Иван, — говорит он. — Это я. Ты живой?       Ответа нет. Ладно, что ж, если это окажется последний день Тилла на земле из-за того, что на него напал серийный убийца, прятавшийся в квартире Ивана, он отправится в могилу, желая брюнету миллион несчастий. — Я вхожу, — предупреждает он и открывает дверь.       В тот же миг его обдает волной прохладного воздуха из открытого окна. Плотные шторы были задёрнуты, так что свет проникал в комнату только из коридора за спиной Тилла. Но этого достаточно, чтобы заметить упавшие на пол одеяла, кожаную куртку, перекинутую через спинку рабочего стула Ивана, и…       Ивана, лежащего в постели, всё ещё полностью одетого, в водолазке и брюках. В голове Тилла начинают звенеть тревожные колокольчики.       Дело в том, что Иван спит как в ёбаном гробу. Этот говнюк может проспать на спине совершенно неподвижно часов восемь, сложив руки на животе и выпрямив ноги, как будто готов вот-вот соскользнуть в могилу. Тилл каждый раз гадает, не подох ли он, несмотря на то, что грудь брюнета всё равно слегка поднимается и опускается.       Но сегодня Иван лежит на боку, свернувшись калачиком. Он отвернулся к стене, но даже так Тилл слышит его слишком громкое и учащённое дыхание.       У Тилла комок подкатывает к горлу. Он делает шаг вперёд, хватает Ивана за плечо и разворачивает к себе.       С первого взгляда парень понимает, что что-то не так. Тёмные волосы насквозь мокрые от пота, а на щеках выступил румянец, который никак не вязался с прохладой в комнате. Когда Тилл дотрагивается до его пылающей щеки, Иван никак не реагирует. Он не кусает ладонь, не улыбается нахально. Если бы не жар, исходящий от тела, Тилл подумал бы, что перед ним манекен Ивана.       Это ужасно. Тревожно. Ком в горле увеличивается. — Иван, — зовёт он. — Иван.       Только когда Тилл встряхивает его посильнее, глаза брюнета наконец открываются. — Тилл, — бормочет он.       Нет необходимости проверять температуру, но Тилл всё равно делает это, прикладывая ладонь ко лбу Ивана. Тот выдыхает и тянется навстречу прикосновению.       Дискомфорт усиливается. Неправильно видеть его таким застигнутым врасплох, таким уязвимым. — Как долго ты так? — Не знаю. Какой сегодня день? — Среда. Ты ел?       После этих слов Иван моргает, медленно, как кот. — Среда? Я прилетел в… понедельник, — он одаривает Тилла сонной улыбкой, и это настолько необычно, что заставляет парня сглотнуть и сжать одеяло рядом с Иваном. — Я привёз тебе сувениры. — Еда, — говорит Тилл, пытаясь не обращать внимания на то, почему, чёрт возьми, у него так сильно бьётся сердце. — Иван, ты ел? — Я выпил… воды. — Это не еда. — Тогда… нет?       Господи, блять. Для человека, который ведёт себя как робот, созданный идеальным от и до, Иван просто невыносим, когда болеет. Хотя это логично. В детстве у Тилла всегда был слабый иммунитет. Каждая зима была игрой на выживание. Суа не сильно от него отставала, а Мизи болела в основном простудой и, к счастью, без всяких осложнений.       Тилл не может припомнить ни одного случая, чтобы Иван болел. Однажды он услышал, как брюнет чихнул, когда они убирались в подвале у Мизи, помогая ей собрать вещи и отправиться в университет. В другой раз, в начальной школе, Мизи навестила Тилла, когда он страдал от своей ежегодной борьбы с гриппом, и небрежно упомянула, что Иван тоже простыл.       К тому времени, когда Тилл выздоровел и вернулся в школу, Иван уже был там свежий, как огурчик. Он не слышал ни шмыганья, ни кашля, которые указывали бы на то, что брюнет вообще был не в лучшей форме, поэтому Тилл исходил из предположения, что это могла быть просто галлюцинация, чтобы поднять себе настроение.       Как бы то ни было, истина очевидна: Иван не болеет. Это не прописано в законах природы.       И всё же реальность бросает ему вызов. Смотри, — Тилл почти слышит голос свыше. — Смотри, Иван шмыгает носом. Он кашляет. У него жар. Он человек!       Тилл отодвигает занавески и осматривает небо в поисках признаков апокалипсиса. Пока никаких зловещих цветов. Ему придётся быть настороже. — Ладно, — говорит он, поворачиваясь к Ивану, который сонно моргает, глядя на него. — Я… Я разберусь с этой хернёй. Я справлюсь. Ничего страшного. Для меня будет проще простого позаботиться о ком-то, кто никогда не… — «болел» — неподходящее слово. — Выглядел как монстр с соплями, которого сначала заморозили, а потом разогрели в микроволновке. — Как грубо. — Посмотри в зеркало, говнюк. Я собираюсь тебя вылечить, так что будешь мне обязан. Я стану лучшей сиделкой на свете. Тебе придётся оплатить мою пенсию. Всё будет замечательно.       Иван бормочет что-то неразборчивое. Тилл не обращает на это внимания и достаёт свой телефон.

       СУА ИВАН ЗАБОЛЕЛ СОС БЛЯТЬ ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ БЛЯ БЛЯ ПОМОГИ!

      Суа - телефонная наркоманка, - отвечает без промедления. И это вообще не помогает: ЛМАООООООООООООООООО       Ладно, пошла она на хуй, летит в чс. Мизи, конечно, может забеспокоиться, но она просто невыносима, когда дело касается заботы о других, так что нет смысла зря её тревожить. Хёна, наверное, тоже посмеётся. А Иван — тот самый больной. Получается, Тилл остался один.       Тиллу нужны новые друзья.       Naver предлагает обратиться в ближайшую больницу, но, взглянув на состояние Ивана, Тилл понимает, что в данный момент это не вариант. Ему следует заглянуть в холодильник и посмотреть, есть ли там что-нибудь полезное. А затем позаботиться о том, чтобы Иван принял душ и переоделся, если у него это получится.       Тилл отводит в сторону волосы Ивана, и брюнет тянется за его рукой, как щеночек. Должно быть, Тилл заразился бредом Ивана. Потому что в здравом уме он бы ни за что не подумал, что это мило. — Иван, — говорит Тилл. — Я пойду на кухню и посмотрю, есть ли там что-нибудь съедобное. Ты можешь сесть?       Губы Ивана кривятся в нелепой гримасе. Дуется. Боже милостивый. — Зачем? — Тебе нужно принять душ, — беспомощно говорит Тилл. Какого хуя этот король эгьё делал за границей? — И переодеться во что-нибудь удобное. — Не думаю, что я смогу сам справиться, — говорит Иван. — Хм? — Можешь мне помочь, Тилл? — Помочь тебе принять душ? — Я же болею, — Иван уже практически хныкает.       Тилл хмурится и снова проверяет температуру Ивана. Вообще не снижается. Это… беспокоит. Иван очень бледный. Если брюнет грохнется в ванной без сил, разобьёт голову и умрёт, то это будет на его совести за все те разы, когда в старших классах он молился, чтобы внутреннее устройство Ивана вышло из строя хотя бы на день.       Конечно, он рассчитывал на то, что тот споткнётся о камень или у него весь день будет хреновая причёска. Но суть та же. — Хорошо, — соглашается Тилл. Иван застывает на месте. — Поднимай руки, потащу тебя в ванную. — Хм-м-мф. — Что? — Шучу, — поспешно говорит Иван. — Я. Пошутил. Я в порядке. — Ты не в порядке. Хорош упрямиться. — Говорю же, всё нормально. — Неправда. Я не дам тебе сдохнуть в ванной, просто потому что боюсь увидеть твой член или что-то в этом роде.       Иван задыхается и разражается приступом кашля. Так, ладно, хватит. Тилл закидывает руки Ивана себе на плечи и приступает к трудной миссии, волоча эту тушу в ванную.       Для того, кто работает моделью, Иван чертовски тяжёлый. Сколько там весят его шесть кубиков? Господи Иисусе, мать его. — Подожди, — с трудом выговаривает Иван.       От его слабого голоса около уха у Тилла по спине пробегают мурашки, но он игнорирует это, сосредоточившись на насущной задаче: отвести Ивана в ванную.       Этот придурок не унимается: — Подожди, Тилл, отпусти, я в порядке. — Ты такой, блять, надоедливый. Не заткнёшься — понесу тебя, — ещё один пронзительный звук. — А потом нафоткаю и отправлю всё в групповой чат, и тогда можешь попрощаться со спокойной жизнью, не испытывай меня, блять.       Это сработало. Иван угомонился и молчал весь оставшийся путь. Тилл усаживает брюнета на сиденье унитаза. — Сиди здесь, — приказывает он и бежит в комнату Ивана за одеждой.       Шёлковая пижама на пуговицах подойдёт лучше всего. А на кой хер студенту университета шёлковая пижама? Пафосный мудак.       Он закрывает глаза и суёт руку в то, что, как он помнит, было ящиком с нижним бельём, достает одно наугад, а затем снова направляется в ванную, вываливая всё это Ивану на колени. — Вот. Одежда, — говорит Тилл на случай, если Иван внезапно ослеп за последние две минуты. — Подними руки. — Я куда-то собираюсь? — спрашивает Иван, но когда Тилл начинает дёргать за нижний край водолазки, изумление исчезает. — Чт… Тилл?!       Он задирает водолазку Ивану до середины живота, прежде чем его останавливают руки брюнета, оттягивающие кофту вниз, как в каком-то извращённом перетягивании каната.       Тилл хмурится. — Что? Только не говори мне, что у тебя комплексы. — На самом деле я очень стесняюсь своего тела, — говорит Иван почти маниакальным тоном. — Пожалуйста, уважай мои границы. — У тебя контракт с Calvin Klein. — Для их зимней коллекции! Тилл, всё в порядке, я не собираюсь умирать, пока буду переодеваться и принимать душ. — Иван… — Я расскажу Мизи, что ты раздел моё бедное, беззащитное тело и бросил меня голым в ванной из гнусных соображений, — выпаливает Иван.       Тилл понятия не имеет, в какой момент Мизи стала авторитетной фигурой, но ему не нравится, что Иван использует это против него. — Ты бы не стал.       Глаза у Ивана… Чертовски сумасшедшие. — Нет, стал. Я скажу ей, что ты хотел увидеть меня голым, сорвал с меня одежду и попытался залезть со мной в душ… — Хорошо! — Тилл уже кричит. — Господи, ты бываешь таким душнилой, ты в курсе? Я тут стараюсь заботиться о тебе! — Тилл…       Он выбегает из ванной, хлопая дверью — не дай бог, Иван попытается сказать Мизи, что парень оставил её открытой, чтобы подсматривать за брюнетом или чего похуже. Неудивительно, что Иван никогда не болел: видимо, это был биологический защитный механизм от того, какой он бесячий, когда о нём заботятся.       Что в этом такого, блять, а? Ну и что с того, что Тилл пытался помочь? Он бы даже пальцем не тронул этого чопорного мудилу, и к тому же это Иван тут заразный, а не он.       Плюс, они оба парни с одинаковой анатомией. Там нет ничего такого, чего Тилл ещё не видел.       Этот самоуверенный мудак, наверное, думает, что Тиллу крышу сорвёт от его неотразимости, да? Ублюдок. Что ж, Иван такой говнюк, что Тилл даже не рассматривал бы его с… сексуальной точки зрения или о чём там парится этот придурок.       Фу. Бесит.       Он направляется на кухню и открывает холодильник. Тот факт, что там пусто, ещё больше выводит из себя. Два дня Иван пролежал больной, как глупая псина, и ему даже в голову не пришло потратить хоть каплю со своего аномально огромного банковского счёта на покупку продуктов? Он как будто пытается довести Тилла до белой горячки.       Он выхватывает бумажник Ивана из его сумки у двери и кричит: — Я пошёл за продуктами, не сдохни, пока меня не будет!       И если Тилл надумает взять себе что-нибудь вкусное по карточке Ивана, то пусть это будет небольшим наказанием брюнету за то, что он такой невыносимый.

***

      Поход за продуктами не занимает много времени. Naver, который снова приходит на помощь, рекомендует рисовую кашу с курицей, имбирный чай, апельсиновый сок, мёд, чеснок, лук и редис в качестве главных помощников в борьбе с простудой. Тилл не совсем понимает, как именно готовить чеснок, лук и редиску, если только не перетереть их каким-то образом в кашу, но даже мысль об этом вызывает у него отвращение.       Что ж… Это проблема Тилла из будущего.       Он добавляет банку тушёного мяса и пакетик жареного риса для каши — этого не было в рекоммендации, но Тилл с детства этим пользовался во время болезней.       Ивану нравилось отчитывать его за это всякий раз, когда он врывался к больному. — И как обработанное мясо и жареный рис спасут твою иммунную систему? — как-то спросил он, прежде чем поджарить яйцо и подать ему кимчи, как будто это поднимет Тилла на ноги за секунду.       Ебучий чудак.       Продуктовый магазин находится всего в десяти минутах ходьбы от аптеки, а аптека — всего в пяти минутах от жилого комплекса Тилла и Ивана, так что парень в мгновение ока снова оказывается на пороге дома брюнета с продуктами и лекарствами в руках, прижимая ключ-карту к двери.       Она открывается с тихим звуковым сигналом. Он аккуратно приоткрывает дверь: если Иван уснул после душа, он не хочет его беспокоить. Он просто приготовит то, что купил, оставит на столе с запиской и свалит домой. Миссия завершена. Проще простого.       Этот надёжный план рушится в тот же момент, когда он заглядывает в квартиру и видит Ивана на диване с ещё влажными волосами и таким несчастным выражением лица, что можно подумать, что все его модельные контракты разом растогли или ещё что похлеще, из-за чего Иван может сидеть настолько опустошённым.       Слава богу, Тилл не брал яйца — пакеты с продуктами с грохотом упали на пол. — Что ты, блять, делаешь? — выпаливает он, бросаясь к Ивану.       Тёмные волосы до сих пор мокрые, а вода капает на полотенце, перекинутое через плечи. Теперь он превратился из глупой маленькой собачки в грустного щенка, который сидит, съёжившись, на диване и смотрит в никуда.       Но он не настолько отключился, чтобы не услышать голос Тилла. Иван поднимает голову. — Тилл? — Ты почему не в постели? — спрашивает Тилл, забирая полотенце, чтобы вытереть лицо — конечно, этот ёбнутый даже не вытерся — и высушить волосы. — Почему ты такой холодный?       Иван не отводит от него взгляда, хотя Тилл продолжает возиться с его волосами. — Я думал ты ушёл. — Я же сказал, что пошёл за продуктами. У тебя в холодильнике мышь повесилась, — Тилл сушит волосы Ивана насколько это возможно и дёргает его за руку. Но брюнет застыл, как каменная статуя. — Давай, вставай. Уложу тебя в постель. — Тилл, — снова говорит Иван. — Да, это моё имя, хорош уже. Давай.       На этот раз ему не нужно тащить Ивана за собой. Они как будто снова дети, и Иван послушно следует за ним, прожигая взглядом дырки в затылке Тилла. Вечно эти чёртовы глаза. Тилл бросает одеяла на пол у двери, чтобы потом постирать, и достаёт запасные, которые Иван хранит в шкафу на те редкие дни, когда Тилл или Суа остаются у него ночевать. — Я так задохнусь, Тилл, — говорит Иван после шестого одеяла. — Молча принимай заботу и будь благодарен, придурок, — как только Тилл убедился, что Ивана практически придавило одеялами, он кивает и — на мгновение охваченный заботливым духом предков Ивана — гладит его по голове.       Иван изумлённо вздыхает. — Тилл? — Поспи немного, — говорит Тилл, пытаясь не обращать внимания на то, как горят его щёки. Какого хуя, чел, какого хуя. — Я-я пойду приготовлю тебе что-нибудь поесть. — Ты будешь мне готовить?       Тилл ждёт привычной насмешки. Не сожги мою квартиру, мои кухонные принадлежности стоят больше, чем все твои сбережения, не могу поверить, что ты используешь меня как подопытного кролика ради Мизи, и так далее и тому подобное.       Но ничего не слышит. — Да, — говорит он после неловкой паузы. — Правда? — Это всего лишь рисовая каша быстрого приготовления и тушёное мясо, не жди блюдо из пятизвёздочного ресторана.       Иван… Блять. То, что Тилл сейчас видит на лице Ивана, — это искренние эмоции? Брюнет пялится с отвисшей челюстью. — Тилл будет мне готовить, — говорит Иван. Улыбается, зараза. — Домашняя стряпня Тилла.       Твою мать, у Тилла сейчас начнётся крапивница, и он сдохнет раньше, чем успеет вылечить Ивана. — Заткнись! Ещё одно слово, и я превращу мясо в уголь! — Я бы съел древесный уголь, если бы ты его приготовил, — говорит брюнет с ужасающей искренностью, и Тилл инстинктивно запускает ему в лицо подушкой. Раздаётся приглушённый протестующий стон. — Тилл. — Я же сказал тебе заткнуться! Просто усни, ладно? Я разбужу тебя, когда всё будет готово!       Он выбегает из спальни, убедившись, что плотно закрыл за собой дверь. Затем опускается на пол и хрипит, закрыв лицо руками.       Блядский Иван. Пришло время для отчаянных мер. Парень достаёт свой телефон, выносит Суа из чёрного списка и отправляет ещё одно сообщение. Девушка, наверное, посмеётся над ним, но если он поймёт, о чём, чёрт возьми, думает Иван, когда говорит подобную хуйню, то Тилл готов пойти на такую жертву.

[лесбиянка-психопатка]

эй, ты в курсе, какого хуя иван такой чертовски СТРАННЫЙ

Глядите, кто приполз ко мне за помощью! Че он сделал

ОН УЛЫБАЕТСЯ МНЕ

НЕ КАК ОБЫЧНЫЙ ЖУТКИЙ ИВАН

А ИСКРЕННЕ

И всё?

И ОН ПРОДОЛЖАЕТ ГОВОРИТЬ ТИПА

РЕАЛЬНО ПРИЯТНЫЕ ВЕЩИ???????

ОН СКАЗАЛ, ЧТО СЪЕСТ ДРЕВЕСНЫЙ УГОЛЬ, ЕСЛИ Я ЕГО ПРИГОТОВЛЮ

ЧЕ ЗА ХУЙНЯ

ЛМАООООООООООООООООООООО Он правда так сказал?

суа, я прикончу сначала тебя, а потом себя

че мне с ним делать

Просто игнорируй его, как всегда       Что-то в тоне её сообщения задело его за живое. Как всегда? Это правда, что он обычно… не особо реагировал на выходки Ивана, но брюнет всегда был придурком, а Тилл всё ещё здесь, заботится о его сумасшедшей заднице, так что это должно что-то значить. Он хмурится.

я не игнорирую его

Ага

хочешь что-то сказать?

Ничего особенного Так что собираешься делать со странным Иваном?       Фу. Вернулись к насущной проблеме.

хз

наверное просто

не буду париться

это не такая уж проблема

иван бы любому это сказал

это же из-за болезни

да

Ты обрадуешься или расстроишься, если я скажу да

а???

Забей Не забивай этим голову, вишнёвый мальчик

не называй меня так

[IMG_8970.jpg]       Это скриншот его контактной информации в телефоне Суа: крайне нелестная фотография, на которой он пускает слюни с полуоткрытыми глазами в неудачную пьяную ночь, и один-единственный вишнёвый смайлик вместо его имени.       Он немедленно закрывает переписку и снова блокирует её. На хуй всю эту семейку.

***

      Поскольку загадка поведения Ивана пока так и не разгадана, единственное, что ему остаётся сделать, — это приготовить что-нибудь поесть и смыться. Он успевает только положить кашу разогреваться в микроволновку, прежде чем его прерывают.       Он даже не понимает, как заметил это. Просто в атмосфере что-то изменилось. У него на затылке снова ощущается странная тяжесть. Тилл тяжело вздыхает. — Иван, — говорит он. — Вернись, блять, в постель. — Но… — Я не собираюсь поджигать твою кухню, — раздражённо говорит Тилл.       Когда он не слышит удаляющихся шагов, он добавляет ещё тридцать секунд на разогрев в микроволновке и выходит из кухни, чтобы отвести Ивана обратно в спальню. Иван цепляется за угол коридора, как щенок-переросток, который хочет ещё поиграть, но в своём больном состоянии ему с Тиллом не справиться.       На этот раз Тилл позаботился о том, чтобы подоткнуть одеяла покрепче. Может, хоть так не выберется. — Спи, — приказывает он.       Губы Ивана кривятся в недовольной гримасе. — Но… — Если не можешь уснуть, просто лежи и думай о… Ну, не знаю, об овцах. Я скоро закончу.       Он ждёт хоть какую-то реакцию — Иван зарывается в одеяло, как угрюмый ребёнок, — прежде чем уйти. На этот раз Тиллу удаётся отрезать один кусочек мяса. И снова шарканье.       Он медленно выдыхает. — Иван. — Я буду вести себя тихо, — спорит Иван. — Нет. Возвращайся. — Я… — Дело не в том, будешь ты шуметь или нет. Возвращайся в постель.       На этот раз его хватает на подольше. Тилл нарезает ещё два куска, поджаривает их и приступает к третьему, когда краем глаза замечает чёрные волосы. — Серьёзно?       У Ивана, конечно же, не хватает совести даже прикинуться, что ему стыдно. Какой же бесячий. Как будто Тилл совершает какое-то ужасное преступление, не давая ему умереть от простуды в гостиной. — Ты сводишь меня с ума, — говорит ему Тилл. — Ты серьёзно собираешься приходить каждые три минуты, пока я не закончу?       Иван молчит, что на языке нормальных людей означает либо «пошёл на хуй», либо «да».       Тилл хмурится. Ну и хер с ним. Он всё равно почти закончил, а Иван и так ни разу в жизни его не слушал — это чертовски сбивает с толку, учитывая, что для всех остальных он — послушный маленький робот. Лучше избавить себя от головной боли и не укладывать брюнета в постель каждую минуту. Такими темпами и еда остынет. — Отлично, — ворчит Тилл, на что глаза Ивана загораются. Должно быть, из-за лихорадки все эмоции на лице становятся слишком очевидными. Тилл сглатывает и отворачивается от тарелки, пристально глядя на шипящее на сковороде мясо. — Одеяло хоть принеси. Я почти закончил. — Хорошо, — говорит Иван и бросается выполнять.       Вскоре вся еда стоит на столе — рисовая каша с курицей, три куска мяса, щедрая порция кетчупа на тарелке, потому что Иван — психопат, который обожает есть мясо с кетчупом неизвестно по какой причине. Не то чтобы Тилл сам что-то готовил, но он всё равно ловит себя на том, что затаивает дыхание, в ожидании, когда Иван попробует первый кусочек. — Ну как? — спрашивает он, когда брюнет замирает. — Холодное?       Иван сжимает ложку до белых костяшек. Господи, блять. Холодное.       Тилл протягивает руку, чтобы забрать тарелку. — Ладно, дай-ка я его разогрею… — Нет! — охваченный какой-то демонической энергией, Иван придвигает тарелку к себе и сердито смотрит на парня. Любой угрожающий эффект сводит на нет его жалобное хлюпанье носом. — Не отбирай мою еду. Ты сам её приготовил. Это лучшее, что я когда-либо ел. — Это каша из супермаркета, приготовленная в микроволновке, — говорит Тилл. — Никто не готовит в микроволновке лучше тебя, — говорит Иван, как будто это что-то нормальное. — Ладно, чудак.       Тилл опирается на локти и смотрит, как Иван ест. Странное ощущение. Обычно это Иван наблюдает за ним, пока он ест, и в основном для того, чтобы отпустить какую-нибудь шутку, когда Тилл жуёт. Но эта сторона Ивана для него новая.       Нет, не новая. Просто Тилл раньше никогда не обращал на неё внимания. То, как Иван держит палочки. Как он нарезает мясо на более мелкие кусочки, прежде чем съесть их. Как инстинктивно убирает волосы с глаз, когда наклоняется за ложкой каши.       Иван поднимает голову. — Если хочешь сфотографировать, то придётся связаться с моим менеджером для заключения контракта, — говорит он.       В любой другой день Тилл бы взбесился, начал орать, швырять в него чем-нибудь и пинать под столом. Сегодня с Тиллом происходит какая-то хуйня. Он не может заставить себя ответить, чувствуя, как к щекам медленно приливает краска. — Доедай, — удаётся ему выдавить из себя.       Ложка Ивана со стуком падает на стол. Ещё немного, и его глаза вылезут из орбит. — Не говори ни слова, — Тилл закашлялся. — Ты… Заткнись и ешь. — Тилл… — начинает Иван, но парень не собирается его слушать, нет уж, не сегодня, а возможно, вообще никогда, и мчится в гостиную, чтобы забрать свои вещи.       Быстрая эвакуация — отличный план. Даже гениальный. — Подожди, Тилл… — С тобой же всё в порядке, да? — выпаливает тот, лихорадочно запихивая куртку в сумку. — Просто поешь и, э-э-э… Я оставил в шкафчике ещё немного еды на завтра… — Тилл… — Напиши мне, если тебе что-нибудь понадобится, но, скорее всего, не понадобится, — господи, он что-то забыл, что там было? — Точно, профессор спрашивала о тебе, ты должен написать ей и сообщить, что тебе понадобится… продление дедлайна для списка источников и… — Тилл.       Иван прижимает ладони к его щекам. У этого придурка плохое кровообращение. Пальцы как ледышки. Тилл судорожно выдыхает. — Ты уходишь? — спрашивает Иван. — Мне надо делать задания, — слабым голосом произносит Тилл. — Приноси сюда, — говорит брюнет. — И мне надо поспать, — пытается отмазаться Тилл. — Спи здесь. — Ты вообще собираешься меня отпускать?       Иван проводит большим пальцем по его щеке. — Нет, — отвечает он.       Когда они учились в старших классах, Тилл увлёкся фотографией. Он постоянно снимал всё на свой телефон, цифровые камеры и, самое главное, полароидный фотоаппарат, который Иван купил по прихоти. И это была не одна из последних моделей, которые продавались в магазинах, а настоящая винтажная, дурацкой прямоугольной формы и с радужной полоской посередине. Иван наклеил на уголок наклейку от Artbox — маленькую акулу, которая кричала: «Ты всё сможешь!» — Я его в мусорке нашёл, — сказал он. И это была такая наглая ложь, что Тилл серьёзно взбесился. Так он и поверил, что парень просто нашёл винтажную камеру, которая лежала в мусорке и ждала, пока какой-нибудь мудак её заберёт.       Но этот фотоаппарат стал одной из самых ценных вещей Тилла, которую он таскал с собой повсюду, пока тот не встретил свою безвременную кончину из-за хронического алкоголизма, вызванного стрессом в середине семестра. Тилл сделал тысячи фотографий на этот фотоаппарат. Пустая трата денег, учитывая, какой дорогой была плёнка, но он всегда наслаждался процессом проявления снимков. Медленное вырисовывание форм, линий фигур, маленький моментальный снимок памяти, заключенный в кадре.       Осознание того, что Иван влюблён в него, именно на это и похоже: медленное проявление. Воспоминания всплывают в памяти. Все разы, когда Иван смотрел на него, думая, что Тилл этого не замечает. Десятки сообщений, несмотря на его плотный график. Иван готовил для него каждый раз, когда Тилл болел. Наклейки на его дорогом чемодане, кое-как держащаяся плюшевая игрушка на двери, чёртова ключ-карта.       Ты обрадуешься или расстроишься, если я скажу «да»? — спросила Суа.       Теперь Тилл знает ответ. — Ты поцелуешь меня, если я останусь? — спрашивает он с ленивым любопытством и чувствует, как руки Ивана дёргаются, словно от одних этих слов его ударила молния. Несмотря на смущение Тилл не может удержаться от улыбки. Как он мог не знать? Всё это время это было у него прямо перед глазами. — Иван.       Но Иван не отвечает. Он пялится на Тилла так, словно тот не от мира сего. — Похоже, у меня высокая температура, — говорит он. — Я, наверное, умираю.       Тилл не знает, откуда у него столько смелости. Он провёл бо́льшую часть своего детства, пытаясь угодить Мизи, но что-то в нём, видимо, взяло верх, и сейчас он прижимается лбом к лбу Ивана. Брюнет издаёт слабый хрипящий звук, который, честно говоря, заставляет Тилла беспокоиться за состояние его лёгких. — С тобой всё в порядке, — Тилл немного отстраняется. — Жар есть, но уже не такой сильный. Тебе всё равно нужно поспать. — Я… не понимаю, что происходит, — бормочет Иван. — О чём ты? — Я имею в виду… Это реально? Ты настоящий? — И как я раньше не видел, какой ты… — «какой ты милый» хочет сказать Тилл, но ему даже в этом неловко признаваться, поэтому он меняет тактику и говорит: — Лекарство. Надо принять. Я принёс кое-какие. — Хорошо, — ошеломлённо говорит Иван. — Ты останешься? — Да, идиот, — говорит Тилл. — Я останусь.

***

      На следующее утро Тилл просыпается в полузнакомой постели, в полузнакомой комнате. Он моргает и поворачивает голову: конечно, Иван уже проснулся. И пялится на него своими большими чёрными пустыми глазами. Повезло хоть, что красивый. — Ты что, сразу с утра становишься чудаком? — бормочет Тилл. Он прищуривается. Он отчётливо помнит, как заснул на диване после долгого спора с Иваном. Он чуть ли не силой затолкал брюнета в кровать и укутал его огромным количеством одеял, а сам устроился на диване.       Это значит, что… — Ты серьёзно перенёс меня, пока я спал? — Тилл слегка приподнялся. — Я чувствую себя прекрасно, если ты об этом беспокоишься, — говорит Иван. Он потягивается, словно в доказательство, и тоже садится. — Из тебя вышел бы хороший медбрат.       Похоже, этот гадёныш пытается свести Тилла в могилу раньше времени. — Думаю, дело не в этом.       По крайней мере, Иван выглядит лучше, чем вчера. Кожа снова нормального цвета, лихорадочного пота больше нет, а когда Тилл трогает лоб, то понимает, что температура практически нормальная. — Что, блять, не так с твоей иммунной системой? — ворчит Тилл. — Чёртов робот. — Всё благодаря твоей нежной заботе. — Ага, как скажешь. Ты сказал, что сейчас чувствуешь себя хорошо? — Да, — говорит Иван, но затем колеблется. — Тилл, вчера… Ты… — Сначала я, — говорит Тилл, и прежде чем Иван успевает что-нибудь сказать, наклоняется и целует его.       Наверное, стоило сначала почистить зубы, — думает Тилл, но тут же забывает об этом, потому что Иван застывает на месте. Тилл прижимается ближе и становится более настойчивым. Давай, придурок, включайся. Это работает. Словно избавившись от гипноза, Иван хватает его сзади за шею и притягивает ещё ближе. Он кусается и облизывает рот Тилла, как одержимый. Одна рука забирается под рубашку и скользит к голому бедру, и Тилла… Тилла это вполне устраивает, на самом деле. Он стонет, позволяет Ивану прижать его к себе и поцеловать ещё глубже. Тилл уже целовался, но такого у него никогда не было. Так открыто желать. Так сильно желать.       Иван был повсюду: его рука, перебирающая серые волосы, жар его губ на губах Тилла.       А потом всё исчезает, и Тилл задыхается, хватая ртом воздух. — Подожди, я не должен был этого делать, ты всё ещё можешь заразиться, — говорит Иван, или Тиллу уже это слышится, потому что, если честно, он не может толком ни думать, ни понимать что-либо, кроме того факта, что готов прикончить брюнета, если он не поцелует его ещё раз. И какого хера Иван вообще всё ещё болтает? — Нам надо… — Иван, — говорит Тилл. — Если ты меня ещё раз не поцелуешь, я с тобой расстанусь. — Подожди, мы встре?..       Тилл расплывается в улыбке, прерывая Ивана на полуслове. Если он из-за этого простудится, ничего страшного — у него теперь есть парень, который о нём позаботится.