И я влюблен в тебя по уши, по уши, по уши...

Мосян Тунсю «Благословение небожителей»
Слэш
В процессе
NC-17
И я влюблен в тебя по уши, по уши, по уши...
автор
Описание
Случайная встреча в холле университета. Оба бросают друг на друга заинтересованные взгляды, остающиеся незамеченными. Каждый гадает, с какого курса другой. Так что же будет после того, как они встретятся на паре, но уже в качестве учителя и ученика?
Примечания
Захотелось чего-то лёгкого по любимым ХуаЛяням. Могу себе позволить. ПБ включена. Чёткого графика выхода глав нет. Songfic по Асия - По уши P.s. Тгк - muhitoooChanel. Там буду выкладывать спойлеры, планируемые даты выхода глав, более подробное раскрытие персонажей, арты, заметки, как-выглядела-глава-до-редактуры и т.п. А, ну ещё мемы и просто дневниковые записи автора)
Посвящение
Посвящается всем людям, читающим, лайкающим и комментирующим мои произведения. Спасибо вам. Это очень вдохновляет и помогает в написании. Люблю вас 🖤
Содержание Вперед

4

       Он, кажется, так и продолжает тупо пялиться на неожиданно громко захлопнувшуюся за последним из студентов дверь.       Не считая времени и совершенно не боясь опоздать на свою следующую пару. Это внезапно перестаёт казаться чем-то на самом деле значимым.       Не сверяясь с мирно тикающими часами на стене сзади, которые по ощущениям с каждым мгновением замедлялись всё больше. Секундная стрелка словно не могла больше двигаться, бессильно дёргаясь, задерживаемая ставшим внезапно чересчур клейким и тягучим временем.               А сам он будто застыл мраморным изваянием, окаменел и намертво прирос к стулу, наглухо погруженный в пучину собственных мыслей. И вывести его из забытья не смог бы даже взрыв в сантиметре от уха. Се Лянь бы, наверное, даже не обратил внимания, не заметил, оставаясь нездорово неподвижным.        В голове словно плотный непроницаемый вакуум, вязкий и гадостно липучий, не пропускающий никаких звуков извне. Неестественная, кажущаяся искусственной тишина с оседающим песком на языке химозным привкусом. И лишь белый шум тихонечко шуршит себе где-то на фоне, словно играющаяся с фантиком домашняя кошка. Отдалённо, не выделяясь особенно. Не перетягивая на себя внимание, не отвлекая от мертвенной, глухой пустоты в голове, а просто спокойно и методично запутывая ещё больше, вконец дезориентируя. Только принимается шипеть настойчивее и агрессивнее, оглушая, старательнее привлекает внимание к собственной персоне, если начинает чувствовать, что его пытаются игнорировать.        Все мысли словно незаметно выкачали через тонкий шланг, отточенными аккуратными движениями опытного хирурга срезали скальпелем с подкорки. Педантично и не оставляя следов. И теперь из-за этого собрать мозги и остальное содержимое черепной коробки в кучу весьма проблематично. Наверное, даже практически невозможно. Все части тела будто перестали слушаться, начали жить собственной, полностью самостоятельной жизнью. Отказались считаться с абсолютно любыми желаниями хозяина, по этой причине, видимо, уже бывшего, и сводя к нулю все его потуги вновь овладеть своим собственным, между прочим, телом. Поэтому отвести или прикрыть глаза, например, всё никак не получалось. Даже при очень большом желании.        На самом-то деле он на протяжении всей пары неотрывно глядел только на одного из своих студентов. Ведь остальные его мало интересовали. Ну или, во всяком случае, точно не в таком плане. Однако занятие подошло к концу, Хуа Чен уже вышел, а глаз отвести всё никак не получается. Поэтому он словно продолжает провожать его, уже удаляющегося, взглядом даже через плотно закрытую дверь.        Се Лянь всегда считал, что достаточно неплохо разбирается в людях. Он привык не привлекать внимание, становиться для остальных невидимым призраком, предпочитающим просто отсиживаться в уголке, внимательно, но молча вслушиваясь в речь других людей. С позиции незаметного, за эти два часа уже начавшего сливаться со стеной наблюдателя анализировать людей значительно легче.       Однако этого парня понять он пока не сумел.        Слишком сложный. Слишком закрытый. Слишком настойчиво выставляющий напоказ свои колючки. Слишком отстранённо-холодный. Слишком сильно держащийся за края своей неуютной раковины, из последних сил мешая чужакам приоткрыть створки, упрямо защищая жемчужину своей души от посторонних взглядов.       Мальчик, похожий на колючий спутанный клубок противоречий и разногласий.       Даже с самим собой.       Ну или же Хуа Чен просто ведёт себя подобным образом только в его присутствии. И на самом деле это не кажется преподавателю слишком уж маловероятным. Ведь он не выглядит таким тихим и даже слегка пришибленным мальчиком, коего Се Лянь мог обеспокоенно созерцать на протяжении всего своего занятия. Хуа Чен не кажется нерешительным, смущающимся от малейшего движения или невесомого мазка чужого внимательного взгляда. Наоборот, он производит впечатление вполне уверенного в себе и дерзкого, местами даже нагловатого парня, знающего себе цену и временами открыто плюющего на остальных, особенно когда его что-то сильно не устраивает. Но никак не робкой серой мышки, мгновенно отводящей глаза и глубже вжимающей голову в плечи, стоит Се Ляню только глянуть в его сторону. Ему даже на миг показалось, что Хуа Чен украдкой пытается сморгнуть, спрятать незаметно от остальных непрошенные слёзы. Но ощущение это было столь призрачным и практически интуитивным, что Се Лянь решил пока доверять только своим глазам и ушам, а настойчиво подающее сигналы шестое чувство временно запереть в маленьком тёмном чулане глубоко внутри черепной коробки, чтобы не путало ещё сильнее.       Там ему и место. Пока что. Нужно приберечь для лучших времён.       Но дело не только во внешнем виде и собственных неясных ощущениях. По поведению остальных студентов также можно сделать некоторые закономерные выводы. Если, разумеется, приглядеться получше и повнимательнее, понимая, на что следует обратить внимание. Потому что некоторые из ребят, кто хотя бы иногда во время занятия оглядывались по сторонам, чтобы посмотреть на других, выглядели немного озадаченными, когда взглядом случайно задевали Хуа Чена. И сразу же толкали локтями соседа, привлекая внимание к этому странному по их мнению феномену.        И тихие удивлённые перешёптывания, назойливым жужжанием постепенно разлетающиеся по всей аудитории, только подтверждали выводы преподавателя.        И их реакция на книгу. Да, Се Лянь и вправду сказал это в шутку, ни на что не рассчитывая, разумеется. И ученики всё именно так и поняли, восприняли в нужном, подразумеваемом контексте. Исключительно как фразу, необходимую лишь для того, чтобы разбавить ставшую в один момент слегка напряжённой обстановку в аудитории. Улыбнулись и продолжили, почти не обратив внимания. Ну или в шутку принялись настойчиво рыться в сумке, имитируя активные поиски. Смеху ради.       Так что никто не ожидал, что у Хуа Чена действительно будет книга на английском. И он к тому же решит её продемонстрировать.        Хотя возможно, только для преподавателя её наличие было по-настоящему сюрпризом. А одногруппники юноши хоть и не предполагали подобный исход, но и вконец изумлёнными не выглядели. Всё же это они пять лет учились вместе, так что наверняка уже могли привыкнуть к подобным выходкам, особенно если они были нередкими.       Да, конечно, после секундного гробового молчания в аудитории раздавались только негромкие удивлённые возгласы, эмоциональные выкрики или смешки. Несколько человек из середины даже согнулись в приступе неудержимого хохота, принявшись бить кулаками всё вокруг без разбора. Среди них были в основном ближайшие соседи Хуа Чена. Другие, не успевшие понять, что произошло, или просто не следившие за разговором, в недоумении оглядывались по сторонам или дёргали соседа, с беспомощностью новорожденного котёнка пытаясь выяснить что здесь происходит и в чём причины столь буйной реакции.       Но постепенно посторонние звуки затихли, пока не исчезли вовсе, видимо, исчерпав себя.        Остались лишь просто безразличные пожимания плечами, лишённые малейшего интереса, либо усталые вздохи с закатыванием глаз, сопровождаемые тихими или ехидными:       «О Боги, да это опять он. Кто бы сомневался…»       «Действительно редкостный чудак»       «Блядь, как он меня заебал. Да он, мне кажется, всех ещё четыре года назад достал вконец»       «Чокнутый»       «Опять этот ебучий мудень Хуа Чен. Он хоть один раз в жизни может не выебнуться?»       «Ох, ну разумеется у этого парня есть чёртова книга, он ведь просто помешанный на английском заучка»       «Сука, не удивлюсь, если у него есть бессрочная виза в Британию или вообще двойное гражданство»       «Или карта Британии в натуральную величину. Или сама нахуй Британия прямо в рюкзаке»       «Чувак, не стоит подавать ему идеи, мало ли…»       «Да заткнитесь уже блядь, черти. Ну лежит у него в сумке трухлявый томик и лежит. Я тоже годами мусор не выгребаю, один раз вообще крысиный труп нашёл. Заебали орать по пустякам»       «Товарищ, ты серьёзно? Кстати, а на кой ему вообще нужны эти дополнительные баллы?»       «Ага, он же и без них решит всё на двести двадцать из ста»       «Блядь, да завали ты наконец хлебало и просто перестань обращать на него внимание. Пусть сидят в уголочке и тихонько творят хуйню на пару со вторым шизом. Или тот от смеха вообще надвое разорвался?»       Не было похоже, что Хуа Чен пользуется всеобщими любовью и уважением. Его, скорее, считают просто странным. Но Се Лянь рад и этому. Гораздо лучше быть местным городским сумасшедшим, которого никто уже давно не воспринимает всерьёз, чем грязным и мерзким изгоем.       Сам же парень старался никак не реагировать на происходящее вокруг. Выражение его лица не менялось, несмотря на всё то, что Хуа Чен слышал в свой адрес от однокурсников. Могло показаться, что юноше абсолютно плевать на происходящее, и его это вообще не тревожит. Однако слегка вжатая в плечи голова и опущенные глаза давали понять, что ему всё же некомфортно. А периодически появляющаяся складка меж бровей свидетельствала о том, что некоторые высказывания его всё же задевали.       Но напрягся-то Хуа Чен не после того, как достал книгу и услышал неприятного в свой адрес.       Вовсе нет.       Се Лянь почувствовал это сразу же, стоило ему только зайти и представиться. И сейчас он был почти уверен, что поперхнувшимся после этого человеком был именно Хуа Чен.       И дело не только в том, что звук был откуда-то с задних рядов.       Но… На самом деле они ведь встретились ещё раньше. Впервые. Тогда в холле Хуа Чен также вёл себя странно. Он молчал и был слишком погружён в себя, на вопросы отвечал с опозданием. И смотрел на Се Ляня так пристально, что тот уже начал беспокоиться, что у него что-то на лице или одежде.       И этот взгляд Се Лянь приметил ещё в тот момент.        Поэтому у него возникло это странное ощущение, что подобные эмоции связаны отнюдь не с едкими комментариями однокурсников, а с возможной реакцией нового преподавателя. Мысль точно глупая и наивная. Всего лишь слабая, почти беспочвенная надежда на заинтересованность.       И всё же это было… весьма неожиданно.       Неожиданно интересно. Неожиданно смущающе. Неожиданно приятно. Неожиданно желанно.       Се Лянь даже не знал, почему так решил. (Не потому ведь, что хотел, чтобы это действительно оказалось реальностью, а не простой игрой воображения?) Однако возможно, что всё дело в тех взглядах, периодически бросаемых на него Хуа Ченом, когда тот думал, что сумеет остаться незамеченным.        (И ох, милый наивный ребёнок, ты правда думал, что это не настолько очевидно? Что тебя не засекли в первую же секунду? Что всё это ничуть не подозрительно? Что ты вовсе не походишь на чистый лист, и каждая твоя эмоция не как на ладони?       Да уж, шпионаж точно не твоя стезя, малыш)        Один или несколько раз, конечно, ещё можно было бы посчитать случайными. Всего лишь совпадениями. Интересом к новому человеку в окружении.       Но точно не когда на тебя неотрывно пялятся каждую секунду, стоит только отвернуться или даже просто отвести глаза, глядя в окно. А потом резко прячут взгляд, пойманные, стоит лишь обратить на это внимание.       Се Лянь наблюдал за ним почти всю лекцию, но не заметил, чтобы парень смотрел на кого-то кроме него. Только иногда обращал внимание на соседа, который был, возможно, другом Хуа Чена. Потому что длинный черноволосый юноша рядом периодически одёргивал его и, встряхивая, что-то раздражённо нашёптывал, закатывая глаза.       (Му Цин в такой ситуации наверняка вёл бы себя точно так же)       После этого Хуа Чен некоторое время держался: буравил взглядом стол перед собой или лениво водил карандашом, отмечая ответы в тесте. Или же просто умело это изображая. Но после вновь поднимал взгляд, игнорируя тянущую за плечо руку и недовольное цоканье под ухом.       Се Лянь — столешница — Се Лянь — упавший на пол карандаш — сосед — Се Лянь — Се Лянь — Се Лянь — до бесконечности…       И так всё время.       Поэтому да, у Се Ляня действительно есть некоторые причины думать, что Хуа Чен беспокоился именно из-за его реакции. Реакции единственного человека, в котором искренне заинтересован.        Оттого Се Лянь и постарался в тот момент спрятать все эмоции, чтобы случайно не сделать хуже. Это, конечно, было непросто — он действительно был искренне удивлён.        А Хуа Чен… А Хуа Чен сидел, сжавшись максимально, как напуганный внезапной грозой ребёнок. Потерянно теребил волосы, рубиновую бусину в косе, собачку замка на сумке, одиноко лежащую на столе ручку, пуговицу, рукав собственной бордовой рубашки… Даже того самого соседа, которого, настолько запомнил Се Лянь, зовут Хэ Сюань. Личность также весьма примечательная. В общем, Хуа Чен делал всё-всё возможное, чтобы отвлечься и лишний раз ненароком не встретиться глазами с преподавателем. Но это у него явно не получалось, потому что он как вперил взгляд в Се Ляня в начале занятия, так и не отводил его до конца, отвлекаясь ненадолго лишь когда понимал, что пойман с поличным окончательно и дальше таращиться будет уже совсем неприлично. И только неловко ёрзал на стуле, когда преподаватель оборачивался, почувствовав, что ещё немного, и у него между лопаток натурально просверлят дыру.       Однако Хуа Чен всё же был одним из немногих, у кого, судя по выражению лица, проблем с тестом совсем не возникло. Парень был абсолютно спокоен и собран, на его кристально чистом лице не отражалось ни единой эмоции, когда он стремительно отмечал нужные варианты. В то время как другие либо подолгу сидели и пыхтели, тщательно обдумывая ответ, либо выбирали букву столь же быстро, но, как предполагал Се Лянь, наугад. Лишь бы поскорее отделаться от назойливого преподавателя.       Хуа Чен же отнюдь не выглядел как человек, полагающийся лишь на счастливое совпадение и собственную удачливость. Было видно, что он всё же тщательно вчитывается в вопрос, хоть и делает это довольно быстро и без видимых усилий.       Се Ляню это показалось весьма занятным. Возможно, у парня и вправду неплохие познания в языке. Это было бы весьма неплохо. К тому же, книжка на английском у него с собой явно не для красоты и лишнего утяжеления сумки. Так что вероятнее всего он брал её с собой, чтобы прочитать самостоятельно, а не передать кому-то другому.       И если это действительно было так, то Се Лянь мог только похвалить парня за подобное. Сам, когда учился, так поступал. Репетитор однажды посоветовал. Лучший, наверное, учитель из всех, кого Се Лянь встречал в жизни. И он сказал, что это один из самых действенных методов выучить абсолютно любой иностранный язык. Особенно если не халтурить, бездумно используя переводчик или постоянно открывая словарь. Нужно применять только свою память, выписывать все встреченные устойчивые выражения и интересные слова в отдельную тетрадь на будущее. Пусть даже поначалу выйдет сложно, долго и коряво, зато проку от этого занятия гораздо больше. А потом и получаться начнёт со временем: опыт придёт.       Поэтому Се Лянь до белых пятен перед глазами зачитывался Бредбери и думал переходить на факультет литературного перевода.        А сейчас он решил для себя, что как-нибудь обязательно расспросит Хуа Чена поподробнее об английской литературе, которую тот предпочитает. Если он читает Конана, то возможно, уже пробовал знакомиться и с его детективами. У самого Се Ляня вот не вышло. Как с самого начала всё пошло наперекосяк, так и до сих пор не выправилось, хотя английский он знает на довольно высоком уровне. Возможно, такое странно услышать от преподавателя, но он правда считает, что даже носитель не может знать язык идеально. А Се Лянь так, средне. Всего лишь в середине пути.       Хотя память о кривых, до боли дословных юношеских переводах, наверное, немного портит интригу и впечатление от чтения до сих пор. Ну хотя бы призраки исковерканных в студенческие годы слов и непонятых устойчивых выражений во снах не приходят. Не тянутся к лицу костлявым штрихом, не оставляют за собой тёмную, жирно блестящую в лунном свете чернильную дорожку. И на том спасибо.       И всё же он до сих пор предпочитает читать детективы в официальных китайских переводах. Чтобы лучше почувствовать оригинальную атмосферу и не напрягать мозги ещё больше, и так уже порядком износились, бедные.       Но разговор о зарубежной литературе стоит завести явно позже, а не после этой пары. Потому что сейчас бедный Хуа Чен от него чуть ли не спрятаться под парту хочет. Хотя Се Лянь вроде бы не выглядит, как человек, способный сожрать, переварить и выплюнуть обратно одним только взглядом. Но всё же не стоит напрягать Хуа Чена ещё больше. Преподаватель ведь совсем не хочет, чтобы несчастный страусёнок, которого вообще непонятно как зовут, окончательно замкнулся в себе и начал обходить Се Ляня за десять метров, спрятав голову в мешок с песком. Мусорный, чёрный, в которых ещё трупы носят. На шестьдесят литров. И доверху заполненный песком, да.        Закончил Хуа Чен, кстати, довольно скоро, гораздо раньше предполагаемого срока. И это было на самом деле исключительно, учитывая то, что половину этого времени парень просто смотрел на своего учителя, парту или в пол. Умудрился обогнать он при этом и остальных студентов. Во всяком случае, тех, кто пытался на самом деле решить тест, а не бездумно выбрать ответы, чтобы от них отвязались поскорее.       Однако до конца пары ещё оставалось время, так что Хуа Чен, чтобы хоть как-то занять себя, безучастно глядел по сторонам. Правда, старательно избегая лишь одного конкретного угла, а в частности, сидящего там человека. А вот тот наоборот наблюдал за ним очень внимательно.       Но это, видимо, было довольно трудно, поэтому Хуа Чен предпочёл спрятаться за своей несчастной книжкой. И постепенно втянулся, полностью абстрагируясь от окружающего его шумного мира. Подобному погружению в чтиво можно было позавидовать, сам Се Лянь никогда не мог сосредоточиться на чём-то, если вокруг было слишком много громких звуков и беспокойно снующих туда-сюда людей.       Однако Хуа Чену посторонние звуки, казалось, не мешали вовсе. Он листал страницы с такой скоростью, словно читает книгу на родном языке, а не на иностранном. Благодаря этому Се Лянь ещё больше удостоверился в том, что у парня действительно очень хороший уровень английского, если для понимания текста ему не требуется словарь или переводчик. Причём незнакомого текста, скорее всего.       С такой базой Се Лянь бы точно не отказался поработать. Интересно, кстати, откуда она у парня.       Хуа Чен же настолько сосредоточился на чтении, что даже пропустил окончание пары. И первые несколько секунд лишь в непонимании глядел на соседа (и вот теперь Се Лянь был уверен, что это на самом деле его друг), пытающегося растолкать его, чтобы поскорее вывести из транса. Пришёл в себя юноша только когда уже добрая половина студентов вывалилась из аудитории счастливо галдящей гурьбой.        И да, кажется, Хуа Чен был просто необычайно рад окончанию этой лекции. Значительно больше остальных. Но только вот причины для счастья у него были, разумеется, несколько иные, чем у однокурсников.       И Се Лянь был бы совсем не против узнать их получше.        Хуа Чен практически выбежал из аудитории, не оборачиваясь. По пути шлёпнул торопливо свой листок в общую неаккуратную стопку, развалившуюся на половину стола. И бумажка мгновенно скрылась под парочкой других, не дав преподавателю ни шанса разглядеть или запомнить себя.        Се Ляню оставалось только зачарованно смотреть вслед удаляющейся фигуре, придя в себя и спохватившись только перед самым началом следующей пары.

***

      Это определенно был не самый лёгкий день в его жизни и карьере.       Да, конечно, у Се Ляня неполная занятость и не такая большая нагрузка, как у обычного преподавателя основных дисциплин. Однако с непривычки проводить несколько лекций подряд и без перерывов, не имея в этом достаточно опыта, кроме университетской практики да недолгого периода работы с совсем маленькими детьми, было трудновато. Его ораторские способности, несмотря на все просмотренные курсы, книги и лекции, годы попыток практиковаться и многочисленные тренировки на лучших друзьях, всегда были не на самом высоком уровне. Благо сегодня они и не понадобились, что очевидно только к лучшему.       Основную часть лекций Се Лянь молча просидел за своим столом, приглядываясь к по большей части послушно выполняющим задание ученикам и делая некоторые пометки для себя в списках напротив имён. Он вообще говорил только в первые несколько минут после начала лекций, представляясь и коротко рассказывая о тесте. Посильная задача даже для профана вроде него.       К третьей паре Се Лянь почти заучил свою небольшую речь и до конца дня просто спокойно повторял одно и то же разными словами. На это время он мог засунуть надоедливый и липкий, обволакивающий тягучей чавкающей слизью все органы страх перед толпой куда подальше. Было не очень сложно сделать вид, что всё нормально и Се Лянь уверен в себе, натянув для этого уже привычную нейтральную полуулыбку. Уже давно прилипшую к его лицу белую маску, не значащую и не показывающую ровным счётом ничего из всего, что творится у него внутри на самом деле. Настолько плотно приросшую к его лицу и самой личности, что иногда Се Лянь не мог понять, его ли это эмоции на самом деле или очередное вежливое притворство.       Что-то вроде улыбки Джокера, которую нельзя просто вырвать или стереть навсегда. Только замазать, зная, что идеально кривые шрамы под слоем тональника никуда не денутся. Лишь пустят крючковатыекорни глубже.       Его это пугает. Настолько, что проще продолжать трусливо игнорировать эти мысли.

***

      Маска улыбается и плачет одновременно.

      Маска послушно кивает и скрывается в густой вате молочного тумана, когда он молит её уйти. Маска насмешливо даёт мнимую передышку. Маска знает, что обязательно вернётся после, не встретив никакого сопротивления.

Маска позволяет поверить, что подчиняется. Маска заставляет думать, что её можно контролировать.

      Маска держит в руках все ниточки. Маска перебирает веревки сухожилий, выбирая, за какую потянуть.

      Маска ласково протягивает кнут, чтобы после отхлестать им его самого.

      Маска заставляет его потеряться в агонии.

      Маска становится сильнее.      

Но Маска всё равно боится маленького зелёного огонька.

***

      В конце концов его первый рабочий день в университете вполне успешно завершился. И, что не могло не радовать Се Ляня, даже без особых эксцессов. Ну, это если не считать одного загадочного парня с пятого курса и вороха вопросов, которые он он принёс с собой и одним взглядом разрушил хлипкий карточный домик самообладания, который Се Лянь строил уже почти десятилетие.       Он не может избавиться от мыслей о нём, беспокойными птицами мечущихся в душе, словно в давящей своей теснотой клетке с негнущимися тонкими прутьями из чистейшего золота и плотно закрытыми бриллиантовым ключиком на изящный узорный замочек искусной работы великого мастера, резными дверцами. А воздух вокруг пропитан тончайшим ароматом только-только распустившихся розовато-розовых с пурпурно-малиново-персиковым оттенком, отливающим нежным пудровым и коралловым и плавно переходящим в красноватый лиловый розовато-земляничный. И слух ласкает стройное, спокойно текущее спокойной рекой, спокойно погруженной в плавно умиротворяюще спокойное спокойствие, звенящее самым-пресамым спокойно-страстным, жарким и горячим, как его голос, горным в мире ручьём пение розовощёких ангелочков с копной сияющих золотых волос на голове и бронзовыми лютнями в руках…       Во всяком случае, именно так та самая чёртова любовь с первого взгляда, главный кит мира розовых соплей, описывается во всех этих пошлых бульварных романчиках в мягких обложках с одинаковыми иллюстрациями и названиями. Книги с нижней полки распродажи, ориентированные на наивных девушек, верящих в своего прекрасного сказочного принца на хромом осле белом коне. Подобную литературу очень любила тётя, а Се Лянь, будучи читающим абсолютно всё ребенком, из чистой любознательности решил лет этак в восемь ознакомиться с одной из подобных загадочных книжонок, которые от детей почему-то прятали, покрываясь неловким румянцем при одном их упоминании и стыдливо отводя глаза в сторону.       Эксперимент, очевидно, неудачный. Хотя тут как посмотреть. Всё-таки отвержение этих книг у него до сих пор.       Тогда Се Лянь в силу возраста многого не понял. Возможно, только то, что даже рекламные объявления о найме рабочих на столбах намного интереснее и понятнее. Но если у взрослых свои сложные страсти, пусть сами и разбираются. Читают. Однако и этого короткого знакомства хватило на всю жизнь, чтобы не обращать внимания и, уж разумеется, даже не думать запоминать или, о Боги, записывать названия такого рода произведений, которые с потрясающей, ужасающей регулярностью пытались посоветовать ему романтично-решительно настроенные однокурсницы, с которыми Се Лянь даже не общался, вообразившие отчего-то, что у него с ними схожие интересы. Наивные девочки, мечтающие о красивом, умном, молодом, всё-всё-всё понимающем, искреннем, добром, сказочно богатом, готовом целовать каждый пальчик на её ноге по восемь раз в минуту и обязательно накачанном парне на белом козле Мерседесе.       Со временем ему начало казаться, что эта методичка у подобных барышень в прошивке с рождения.       Нет, он бы тоже, разумеется, от подобного не отказался, но тут как бы есть один небольшо-о-ой такой нюансик. И всё же Се Лянь в категорию поклонников данного жанра не входил, поэтому ему хотелось вытащить этих несчастных белых голубей (о, это конечно же белые голуби, своим нежным курлыканьем способные призвать того самого и своим пением сыграть на струнах его души… не то что эти ваши помойные — они если и начнут какие-либо звуки издавать, придут только стая котов и два голодных бомжа) Кхм. Так вот. Ему нестерпимо хотелось выпустить голубей с кажущимися прозрачными в утреннем свете перламутровыми крыльями из своего покрытого шрамами одинокого сердца, в котором на самом донышке всё ещё болтается (ладно, она даже не совсем сдохла, её скорее не было изначально) надежда встретить свою вторую половинку в лице красивого, умного, молодого и дальше по списку… А потом швырнуть этих замечательных птичек с одиннадцатого этажа. Выпустив перед этим из клетки, Се Лянь всё же гуманный человек. Хотя нет, не всегда. Он опять забыл купить курицу, а кушать хочется.       Поэтому в интересах голубей как можно быстрее сдохнуть самостоятельно. Начинать стоит прямо сейчас.       Чёрт. Именно по этой причине он почти всегда в наушниках. По нему вряд-ли скажешь, что в его плейлисте почти один только тяжёлый рок, но только дарк метал может заглушить эти надоедливые мысли. На самом деле иметь хорошую фантазию не всегда хорошо: никогда не знаешь, куда тебя заведут твои наглухо отбитые мозги.       Но отчего-то про курицу он вспомнил только сейчас. Как же вовремя.       Ладно. Всё же Се Лянь дома. Кое-как доковылял, по лестнице почти полз, слава Богам, что этого никто не видел, но дома. Наконец-то. Хоть и уставший, как последняя под заборная псина, но счастливый до одури. Потому что он окончательно принят на работу, о которой долгое время даже мечтать не мог. И хоть и оставались некоторые беспокоящие его вещи, воодушевление было столь велико, что легко закрыло собой их все без остатка, не давая добраться до настроения и как обычно всё попортить.       Первое время он просто сидел неподвижно. Се Лянь практически рухнул в кресло прямо в верхней одежде, стоило только переступить порог квартиры. По ощущениям тряслось, шаталось и дрожало примерно всё. Ноги предательски подгибались и не слушались. Нервы. Валерьянки уже, видимо, стоит выпить для надёжности. Наверное, это следовало сделать ещё утром, но всё равно лишним сегодня уж точно не будет.       Теряющая свою надёжность с каждым мгновением дамба из волнения, адреналина, мандража и эйфории перед одним из самых значимых событий в его жизни прорвалась окончательно только в этот момент. Только сейчас, когда всё решилось окончательно и вытеснило оставшиеся сорняки сомнений, весь стремительный поток осознания безжалостно хлынул через образовавшиеся дыры и прорехи. И принёс с собой приятный ступор, чувство беспечной опустошённости, неконтролируемое хихиканье и абсолютно глупую наивную улыбку до болящих щёк.       Свою, родную, счастливую. Его собственную, не приклеенную.       Стоило, наверное, сразу же позвонить родителям. Порадовать. Мама ведь всё то время, когда Се Лянь силился отыскать подходящую работу по профессии, мотаясь неприкаянно по всем компаниям подряд и нигде не задерживаясь надолго, не оставляла надежды, что её сын всё же сумеет, наконец, найти своё место под солнцем. Однако сначала он не был до конца уверен в том, что его и вправду приняли, потом боялся в это поверить, чтобы нечаянно не спугнуть столь редкую в своей жизни удачу, потом и вовсе отвлёкся, полностью погрузившись в свою новую работу. А теперь, когда всё решено окончательно, на него сразу, точно чтобы убедить, что это не просто ванильные мечты, эта самая новая работа навалила гору обязанностей, часть из которых стопками исписанных листков покоилась в его сумке. Так что времени на обстоятельный разговор у него сейчас не было, а простым СМС тут точно не отделаешься. Постоянно пикающий новыми сообщениями от родственников, желающих непременно разузнать всё и во всех подробностях, точно не может служить на благо здоровья нервной системы. И в итоге всё всё равно закончится разговорами по видеосвязи в два часа ночи, чего ему конкретно сегодня не хотелось бы. Да, наверное нужно просто отправить сообщение, что об одной важной новости он расскажет завтра. Точно, звучит хорошо, главное только не забыть.       Чёрт, он ведь сегодня даже не ел, если не считать несчастного завтрака. Грёбаная курица, грёбаный урчащий желудок, грёбаный светящий девственно-белой пустотой холодильник, в котором еды не прибавляется уже неделю. Возможно, у него осталась ещё одна упаковка лапши быстрого приготовления, которой Се Лянь питался последнее время. Вся надежда на неё.       Кстати, Му Цину ведь тоже надо что-нибудь коротко черкнуть. Он звонки не переносит категорически и бесится, настаивая исключительно на сообщениях, потому что на них можно ответить в любое удобное время. Кроме крайних случаев, когда в час ночи хочется поплакаться, а ехать сорок минут. Поэтому тут легче. Да и можно обсудить всё в подробностях во время следующей личной встречи в очередном, как обычно, бескомпромиссно выбранном Фэн Синем кафе с отвратительной едой. Из-за этого Му Цин начнет орать и возмущаться, и от взаимных оскорблений они плавно перейдут к довольно неинтеллигентной драке. После этого Се Ляню придётся выволакивать их на улицу под осуждающие взгляды посетителей и персонала, а после обрабатывать царапины и синяки, надеясь, что хоть в этот раз ничего не сломано. Каждый раз одно и то же. Своеобразная семейная традиция.       Но это всё же лучше, чем собираться у Се Ляня дома и давиться очередной его стряпней, над которой он правда очень старался, но всё опять пошло не так. А потом плюнуть и как обычно заказать доставку. В этом хоть и есть свой шарм, напоминающий об их совместной учёбе в университете, но подобные посиделки могут затягиваться надолго, да и гору посуды потом мыть не хочется. А просить эту парочку женатиков помочь тоже не стоит, если после не хочется мыть всю кухню. Совсем как маленькие дети, хоть по разным комнатам запирай и в угол ставь. Да даже очаровательный крошка Ци Жун, месяц назад чуть не откусивший Фен Синю палец, кстати, вполне заслуженно, в свои восемь лет ведёт себя лучше, чем эти двое так называемых взрослых людей.       Но всё-таки они остаются его друзьями несмотря ни на что. И, что самое удивительное, считают приятелями друг друга. В перерывах между боями без правил. Так что рассказать позже, а уж тем более утаить от них подобные новости Се Лянь просто не может, если не хочет оправдываться перед коалицией. Это, конечно, заставит Фен Синя и Му Цина объединиться на время, чтобы вместе на него обидеться, но и проблем доставит порядочно.       И упомянуть нужно будет не только о том, что его вообще приняли на эту работу, по которую он, кстати, им вообще забыл рассказать. То, что Се Лянь приткнулся не просто хоть куда, а в такое место, уже само по себе будет новостью месяца, если не года. Но есть ведь ещё и Хуа Чен. И вот о нём рассказать точно придется. Может, попросить совета, что делать в подобной противоречивой ситуации, не принимая во внимание гарантированный факт отсутствия подобного опыта у друзей. Даже зная, что в ответ он получит только пожимание плечами и растерянное почесывание затылка. Но иногда просто хочется поделиться своими откровенными мыслями и чувствами на этот счёт. Хотя бы проговорить вслух, чтобы не было шанса отвертеться и сделать вид, что ничего не было. С друзьями Се Лянь всегда честен, такое его выработанное с годами и опытом правило. Это помогает меньше обманывать самого себя.       То, что он влюбился… Вернее, ему понравился реальный человек. Человек, который существует и которого он находит симпатичным. Его кто-то привлекает, и это может оказаться влюблённостью. В перспективе. Сейчас это просто симпатия, и она может перерасти во что-то большее. Если, конечно, ему ответят взаимностью. Вернее, если он сочтёт его достаточно привлекательным, чтобы попробовать. Наверное, так. А его можно считать привлекательным? Му Цин однажды сказал, что он красивый. Но это ведь Му Цин. Му Цин мог сказать это из-за их дружбы. Другие люди тоже называли его симпатичным и милым. Но у всех ведь вкусы разные. А вдруг он сочтёт его уродом. Мерзким уродом с мерзкими грязными мыслями.       Чёрт. Ему нужен Му Цин, чай из старого заварника с утятами в шляпках-грибочках и разговоры по видеосвязи в четыре утра. И много салфеток. Но главное чай. И Му Цин. И утята. Срочно.       Блин, он ведь уже понял, что влюблен. Согласился и почти принял как данность. Свыкся с этой мыслью, насколько это, разумеется, возможно за полдня. Начал думать о том, как бы сказать об этом друзьям. Откуда тогда вылезли эти навязчивые мысли и идиотские попытки отрицания очевидного. Да, остаётся надеяться, что если он озвучит это вслух, то будет чувствовать себя увереннее. В первую очередь. Потому что если будут знать Му Цин и Фен Синь, придется признать это окончательно.       Факт того, что Се Лянь влюбился, сам по себе способен шокировать любого из его немногочисленных знакомых, что уж говорить о лучших и, впрочем, единственных друзьях. Поэтому он прекрасно осознает, что хотя бы один из них, кто первым сумеет прийти в себя от шока и вспомнить, как говорить, произнося слова, а не просто матерно моргая, наверняка найдёт в этом отличный повод для шуток. Чтобы потом можно было ещё пару месяцев припоминать Се Ляню, как он умудрился так вляпаться в самом начале своего первого рабочего дня.       Да, им обоим стоит написать. И желательно прямо сейчас. Тем более он ведь не собирается затягивать это надолго. Просто напишет без подробностей, и плевать, что Фен Синь за это проклянёт его, всех его предков и дальних родственников, знакомых, соседей, бутылку с водой и журнальный столик в гостиной. Му Цин, возможно, тоже в конце концов присоединится.       Поэтому он привычным движением открыл нужный чат, как всегда высветившийся в самом верху и пестрящий очередным трёхзначным числом непрочитанных смс. Что ж, Се Лянь, создавая группу, действительно не мог знать, что эти двое будут выяснять отношения именно здесь, а не в личных сообщениях. И никаким способом убедить их перенести свои ссоры в любое другое место не удастся. Однако, как говорится, во всём нужно искать плюсы, поэтому Се Лянь успокаивал себя тем, что будет всегда в курсе всех их перипетий и может вмешаться в крайнем случае. Ну или хотя бы у него будет возможность захватить бинты, адрес и примерное время, когда они встретятся, чтобы набить друг другу морды. А у дружной парочки не получится вечно жаловаться и обвинять друг друга во всех смертных грехах, привирая и смешивая оппонента с говном столь искусно, что Се Ляню как обычно останется только бессильно развести руками, потому что он опять не понял, где ложь, а где что-то хотя бы отдаленно похожее на правду.

Клуб не очень анонимных алкоголиков: гнида, пидор и Се Лянь

Му Цин Сверни его конусом резьбой вверх и засунь себе в очко

Вы

Нк хочу даже знать, чем вы тут без меня занимались

Читать не буду

Не*

В семейную жизнь лучше не лезть

Просто имейте ввиду, что меня приняли на работу))

Му Цин Почему я впервые слышу О том что ты искал работу Фен Синь Да Се Лянь Какого хуя

Вы

И тебе привет

Ну, я решил не говорить

Раньше времени

Фен Синь Раньше времени это пока ты там год не поработаешь чтоли блядь Му Цин Выйдет на пенсию* Ты тоже не поздоровался

Вы

Прости, пожалуйста. Я не хотел вас расстраивать.

Просто не думал, что меня действительно туда возьмут.

Му Цин Я конечно извиняюсь Фен Синь Впервые в жизни? Му Цин Пошёл в пизду Фен Синь Даже не на хуй? Му Цин Нет В объятия своей новой благоверной А, подожди-ка… Фен Синь Ах ты ж сука

Вы

Дети, перестаньте ссориться

Я ещё не закончил

Му Цин Ах точно

Вы

Заткнитесь, а то пропустите всё самое интересное

Му Цин Извини мой повелитель Мы кажется малость отвлеклись Так куда ты там устроился?

Вы

Преподавателем английского в университет

Му Цин Чего Фен Синь Ого Ебать Это то место куда тв очень сильно хотел Да?

Вы

Ага

Му Цин Оу, неожиданно Ну ты молодец Поздравляю Фен Синь Я тоже поздравляю Круто Му Цин Всё нормально прошло? Не тяжело? Какая нагрузка Фен Синь Понравилось Му Цин У тебя будет испытательный срок или уже окончательно приняли? Фен Синь ?

Вы

Да, понравилось

Особенно один студент

Му Цин Что В смысле Фен Синь Блядь Эй родожди Му Цин Стоп ты сейчас серьезное Фен Синь КАКОГО БЛЯДЬ ХУЯ Се Ляньнам надо поговорить Му Цин Ты ведь имеешь вввиду влюбленность Фен Синь Се Лянь ответь Я ведь поавильно всё понял

Вы

Да

Фен Синь Еба Му Цин Как это выдло

Вы

Я и сам ещё не до конца понял

Это было слишком внезапно

Му Цин У меня очень мнго вопросов Фен Синь У меня блядь тоде Му Цин Но всё же КАКОГО БЛЯДЬ ХУЯ СЕ ЛЯНЬ

Вы

Ну, понимаете.

Этот день для меня был довольно насыщенный

Фен Синь Ты серьёзно называешь ЭТО просто насыщенным днём Му Цин Да мы уже поняли Сука Се Лянь пойми Важные новости сообщать так Нельзя Фен Синь Согласен Если у меня случится инфаркт Это всё он виноват

Вы

Ты действительно считаешь это важной новостью?))

Фен Синь Блядь я убью тебя Му Цин Да не особо, можешь не беспокоиться Так стой

Вы

Не думал, что у тебя слабое сердце. Но буду иметь в виду.

Му Цин Се Лянь хоть расскажи кто это Фен Синь Спасибо С тобой к двадцати пяти два инфаркта схватишь Дададдда Что это за парень Му Цин Он ведь из университета Преподаватель или студент? Фен Синь Фотка есть???

Вы

Фотки нет

Я даже не понимаю, как его зовут

Му Цин Что значит не понимаю Фен Синь Всм

Вы

Долгая история

Ну, мне пора идти. Расскажу подробнее завтра. Наверное, стоит собраться где-то всем вместе.

Му Цин Стой, попробуй только уйти

Вы

Не скучайте тут без меня

Фен Синь Се Лянь, ехидная ж ты сволочь Клянусь я прокляну тебя если свинтиш сейчас Му Цин Эй если ты обижен на нас потому что мы вечно ссоримся

Вы

Спокойной ночи

Фен Синь Я приду к тебе в самых ужасных кошмарах Му Цин То просто скажи Мы больше не будем правда Можешь даже не прилагать усилий Твоё лицо это уже самый страшный кошмар Фен Синь У тебя что сука, девять жизней Гандон ебучий Му Цин Пидор       Дальше Се Лянь предпочел не читать. И так понятно, что там будет. Ну, по крайней мере они ненадолго отвлеклись, и у него появилась возможность улизнуть. Хотя Се Лянь понимает, что завтра его ожидает допрос с пристрастием и матерящимся на всю округу Фен Синем.       Хорошо, что это были действительно все важные новости на сегодня, потому что ему повезло и остальные лекции удалось провести без особых происшествий. Большего ни он, ни эти двое не сумели бы выдержать. К счастью, его учениками оказались довольно милые, как Се Лянь сам посчитал, ребята. Не совсем тихие, но это нормально — студенты, наверное, все такие. Однако эти молодые люди показались преподавателю вполне адекватными. Даже способными вести диалог. Уровень языка у них, конечно, средний, но это всего лишь факультатив, поэтому на хорошую оценку от них не так много требуется даже по программе. Достаточно хотя бы иногда ходить на лекции и краем уха слушать говорящую голову у доски. Неважно, какую.       Теперь ему оставалось лишь проверить все эти стопки тестов, и дальше делай всё, что только пожелаешь. То есть лечь в постель и заснуть. Однако Се Лянь знал, что освободится точно не скоро, потому что работы предстояло много — задания он давал всем студентам, а их было несколько сотен. Но он успокаивал себя тем, что это единоразовая акция, и больше такой нагрузки у него не будет. По крайней мере до конца этого учебного года.       Работы пятого курса он сразу же, как только сел за стол, отложил в самый дальний угол. Эту стопку он точно проверит последней. Потому что… потому что потому. Наверное, это невозможно объяснить логически. Но Се Лянь отчего-то чувствует, что если сразу узнает результаты одного конкретного студента, то не сможет сосредоточиться на остальных и либо проверит всё кое-как, либо вообще оставит как есть, предпочтя провести вечер в размышлениях. Соблазн был велик, однако он мужественно решил не поддаваться и отодвинул листы подальше.       Время за монотонным перебирание бумаги и сравнением ответов пронеслось незаметно. Здесь не надо много думать или беспокоить мозги, от тебя требуется просто слегка напрягать зрение, чтобы разобрать неразбираемый ученический почерк и понять, правильная ли буква выбрана, только и всего. Ничего сложного, справится и младенец.       Однако такая работа тихо и незаметно съедает много времени и быстро наскучивает, побуждая бросить всё и просто расслабиться. Именно поэтому Се Лянь не позволял себе отвлекаться, почти не поднимая головы. Он упрямо продолжал работу даже когда буквы начали сливаться в одно большое расплывчатое месиво. Строчки яростно отплясывали торопливое сумбурное танго и отскакивали в разные стороны. Точно извивающиеся тёмные черви, толстые и уродливые, стремительно передвигающиеся по помятой бумаге, перемешиваясь и сплетаясь друг с другом. Вроде тех, что вылезают наружу после дождя из влажной земли, поблескивая густой прозрачной слизью, только вдобавок скрещенные с медицинской пиявкой.       И в этот момент Се Лянь понял, что на этот раз перерыв необходим ему просто жизненно. Особенно, если он хочет хотя бы попытаться сохранить рассудок. Потому что червей вместо букв он ещё никогда в жизни не видел, даже во время учёбы, и слава богам. Однако всё бывает впервые, так что, видимо, в честь начала работы на новом месте он и словил столь интересные галлюцинации. Словно тонкий намёк от Мироздания на то, что и дальше у него здесь всё пойдет таким образом.       Благо большую часть работ к этому моменту уже удалось проверить. Остались только несколько листочков первокурсников и отложенная в самом начале пачка. С этим Се Лянь без проблем сможет расправиться после небольшого импровизированного перерыва, сопровождаемого давно уже остывшим чаем, благополучно забытым ещё пару часов назад, завалявшимися в глубине полки печеньями с шоколадной крошкой, успевшими зачерстветь и превратиться в кирпичи за те несколько лет, что они покоятся здесь, и бездумно-безэмоциональным глазением в окно.       На улице темно. Слабые лимонные огоньки редких уличных фонарей не могут своим светом пробить непроглядную мглу. С каждым днём темнеет всё раньше. Ночь упрямо наступает, подкрадывается тихо и незаметно, жадно прибирая к рукам все лишние минуты, когда может показать свою власть и окутать мир своим плотным мраком. Густая темнота словно накинула на улицу звуконепроницаемый купол, погрузив её в неестественную для города мертвенную тишину. Только редкий шёпот оставшейся ещё на ветвях редкой листвы, приглушённый шорох шин по асфальту и гулкие шаги случайных прохожих долетают до его окна.       Небо покрыто густыми и тяжёлыми свинцовыми облаками, сквозь которые изредка проглядывают далёкие бледные звёзды, словно оплывшие огарки свечей во мраке монашеской кельи. Дрожащие слабые отблески пляшут на стенах. Колючий ветер неумолимо и с упорством истинного педанта срывает и уносит с собой последние, не успевшие ещё опасть листочки, жалобно хрустят ветки под его напором.       Режущий глаза свет от фар проезжающего под окнами автомобиля лениво мажет по стенам погруженной в темноту комнаты, неспешно обводит очертания настенных шкафов и груды посуды на столе, на пару мгновений дольше задерживаясь на его неподвижной фигуре.       Се Лянь идёт обратно в комнату, думая, что перегоревшую лампочку на кухне стоит всё же сменить.

***

      Хуа Чен совсем не выглядит удивлённым своим результатом.       Это первое, о чём Се Лянь подумал, вернув уже проверенные тесты студентам на следующем занятии.       На самом деле он внимательно следил только за одним студентом и его реакцией. Остальные его не слишком сильно интересовали — в них не было ничего особенного. А Хуа Чен… Хуа Чен — это совсем другое дело.       В тот вечер, вернее, это было уже почти ночью, когда Се Лянь всё же сел допроверить остатки работ, в стопке пятого курса он обнаружил довольно странный листочек. Он лежал в начале, почти самым верхним. Весь помятый и изгвазданный. Неизвестно, как можно превратить бумагу в такое состояние всего за час с небольшим, но хозяину листка это явно удалось. Выделяло его на фоне остальных, однако, не это, а кое-что совсем иное.       Почерк.       Совершенно, абсолютно точно самый ужасный и отвратительный из всех, что Се Ляню доводилось когда-либо видеть в жизни.       Буквы точно были наслоены друг на друга. Будто поверх одного слова было написано второе, третье и так до бесконечности, создавая этим совершенно нечитаемое чернильное пятно с редкими проблесками белой бумаги между размазанным линиями. Писалось всё словно неотрывно от листа. Линии букв виноградными лозами переплетались и скручивались нестройным завитками друг с другом, пугливой саранчой скакали по строке, сбиваясь в плотные кучки в одних местах, и разлучаясь в других, оставаясь соединёнными только одной тонкой сиротливой линией, точно чёрной шёлковой нитью, чересчур ярко выделяющейся на светлом листе. Некоторые буквы были слишком жирными и угловатыми, словно рука того, кто их писал, отчаянно дрожала, сдавливая корпус ручки в пальцах и сильнее впечатывая её в бумагу.       И если до этого Се Лянь думал, что проверять ему осталось не так уж и много, так что управится он быстро, то теперь очень сильно в этом сомневался. Потому что он не был тем учителем, что просто не станет проверять работу студента с непонятным почерком и поставит низшую оценку, мгновенно перечеркнув и проигнорировав абсолютно все его старания. Вовсе нет. Он с лупой или микроскопом часами будет разбирать каждую непонятную смазанную завитушку и искать сходство с хотя бы какими-то знакомыми ему буквами или иероглифами. Потому что хозяин листка заслуживает, чтобы его знания оценили справедливо, а Се Лянь вообще-то не каллиграфию ведёт, чтобы просто из-за почерка полностью обнулять результат.       Но проблема была совсем не в непонятных буквах. Спустя примерно полчаса или чуть больше у Се Ляня всё же получилось приноровиться, и несчастный тест в конечном счёте удалось проверить. С горем пополам и некоторыми допущениями и додумываниями, но удалось. И результат его не то что удивил, а даже шокировал. В хорошем, конечно, смысле.       Девяносто семь баллов из ста.       И это было не просто очень много. Это ведь почти максимум. Практически идеально выполненная работа. У самого Се Ляня результат был всего лишь на два балла больше, а он ведь преподаватель. Даже если скинуть десяток баллов за те варианты, где Се Лянь особенно сильно сомневался в букве и просто полагался на собственные ощущения. Всё равно это просто необычайно высокий результат для студента.       Жаль только, что имя этого уникума всё ещё оставалось неизвестным. Потому что если в английских буквах ещё можно было попытаться разобраться, то с иероглифами беда была куда серьёзнее. Неровные смазанные линии, прерывающимся в некоторых местах, если и складывались в слова, то только в «раненый огурец», «испуганный лис» и «смущённый» с несколькими бессмысленными лишними чёрточками. И это только что-то похожее на осмысленные фразы, при иной трактовке и вовсе выходила какая-то несусветная чушь. Сколько бы Се Лянь ни пытался, но прочитать это чёртово имя никак не удавалось, настолько отвратительно непонятно оно было написано.       Поэтому у него был только один вариант дальнейших действий: отложить этот тест в сторону, проверить все остальные и методом исключения вычислить имя неизвестного студента.       После этого работа пошла ещё быстрее. Вероятно, во многом из-за того, что Се Ляню на самом деле было любопытно, кто же является загадочным хозяином теста. Хотя на самом деле у него были некоторые подозрения на этот счёт.       Если это действительно был Хуа Чен, то Се Лянь не ошибся в своих предположениях об уровне его способностей. И с каждым проверенным тестом, с каждой вычеркнутой в списке фамилией уверенность всё укреплялась.       И в конце концов осталось только одно имя. Пазл сложился.       Наверное, Се Лянь должен был почувствовать некое удовлетворение. Он оказался прав и всё такое. Но он спокойно, даже педантично прибавил десять баллов к результату и, откинувшись на спинку стула, уставился в стену.       На самом деле он просто не представлял, что делать в подобной ситуации. Потому что студента с такими знаниями однозначно нельзя обучать со всеми. В общей группе ему просто нечего будет делать.       Осложнялось всё тем, что это был не просто студент. А именно тот, к кому Се Лянь что-то испытывает. Поэтому если он предложит Хуа Чену заниматься дополнительно, чем это будет в большей степени, заботой преподавателя или желанием сблизиться? И как это вообще воспримет Хуа Чен? Он ведь и так себя ведёт довольно странно…       Однако Се Лянь решил, что это вполне невинный вопрос, который не может вызвать никаких подозрений. Но для начала стоило бы взглянуть на реакцию самого парня. Кто знает, может, он просто случайные буквы отметил или Се Лянь всё неправильно разобрал со своей лупой. Маловероятно, но всё же. В таком случае Хуа Чен должен… удивиться результату? Поднять руку и сказать, что это какая-то ошибка?       Но он остаётся совершенно спокойным.       Его сосед, которого действительно зовут Хэ Сюань, выглядит своей оценке довольным. Ну, до того момента, пока не перекидывается парой фраз с Хуа Ченом. После этого он в буквальном смысле начинает орать благим матом на всю аудиторию так, что многие начали оборачиваться. Видимо, ему есть, что сказать, и обсуждение результатов обещает быть интересным.       Даже забавно вышло. Сто семь баллов. Больше максимума, наверное, ещё никто никогда не набирал. Хуа Чен и тут отличился.       Се Лянь прикрывает веки. Гул голосов навевает сонливость, обручем сдавливает голову. Он лениво постукивает пальцами по столу, ожидая, когда студенты поделятся эмоциями и заткнутся к чертям. У него сегодня действительно хорошее настроение. Этакая злобная меланхолия. С одной стороны, он потрясающе спокоен и вот-вот заснёт, а с другой — благодаря английским детективам Се Лянь знает пятьдесят различных способов прибить кого-то особенно раздражающего на месте и уйти безнаказанным. Во всяком случае, если он не заснёт на месте. Наверное, это волнение. Разумеется, это волнение, а то, что он недавно вроде бы клялся наладить режим сна и потом полночи смотрел сериалы, это неважно. Показалось.       Наконец, когда уровень шума хоть немного уменьшился, Се Лянь встаёт. Взмахивает рукой и, надеясь, что его голос звучит не очень устало, произносит:       — Итак, я думаю, что времени было дано достаточно. Поэтому теперь переходим к новой теме.       Тяжкими вздохами его разжалобить не удается, поэтому он начинает. Говорит почти машинально, не задумываясь. Тема лёгкая, потому что на большие подвиги Се Лянь сегодня вряд ли способен. Ему бы хоть до конца дотянуть. Но официальная причина, разумеется, в том, что по результатам теста у многих учеников проблемы именно с грамматикой. Так что черти, учитель, свои кривые таблицы и объясняй, чем простое отличается от длительного.       Наверное, завершению лекции Се Лянь был рад больше, чем сами студенты. Он, конечно, невероятно любит свою работу, особенно нынешнюю, и всё такое, но сейчас у него есть дельце поважнее. Впервые личное стало ему важнее работы. Здоровый восьмичасовой сон, конечно, вне конкуренции, но тут вам не сказка, так что активно радуемся хотя бы тому, что имеем.       И пытаемся выловить из двинувшейся к дверям радостной толпы свою личную проблему, которую всё ещё непонятно как зовут. И которая опять пялилась на него всю чёртову лекцию.        Хуа Чен, ну мышь тебя дери.       Поэтому Се Лянь судорожно вспоминает заранее спланированный план действий из четырнадцати пунктов, который он наверняка забудет, но хотя бы будет чувствовать себя увереннее. Ах да, согласно первому из них нужно хотя бы окликнуть нужного человека, дурья ты бошка, Се Лянь.       — Хуа Чен, останься, пожалуйста, — надо же, получилось вполне неплохо, даже похоже на речь адекватного взрослого человека. А если это было слишком тихо, и он не услышал? Через сколько секунд можно повторить вопрос. А вдруг к этому моменту он вообще выйдет из кабинета? И что тогда, выбежать за ним? А он вообще где, может вообще уже вышел? Да нет, вроде вон, около двери. Чёрт, а как понять, насколько громко нужно крикнуть, чтобы…       В этот момент Хуа Чен замирает и оборачивается.

***

      Он застывает на месте, не веря своим ушам. Должно быть, ему показалось. Такого ведь не может быть на самом деле. Да и с чего он решил, что… Конечно, ему показалось. Вздрогнув и поведя плечами, Хуа Чен собирается пройти дальше, но натыкается на округлившиеся глаза Хэ Сюаня и понимает, что это всё же была не галлюцинация.       Он точно попал.       И теперь ему остаётся только выполнить просьбу преподавателя. Потому что тот наверняка уже понял, что его услышали. И если Хуа Чен всё равно сбежит, это будет совсем уже грубостью и неуважением. А обижать Се Ляня не хочется. О Боги, только не его. Но если он останется, то обязательно перестанет себя контролировать и скажет какую-нибудь глупость. Это будет ещё хуже. Но выбора у него всё равно нет. Не просить же Хэ Сюаня остаться, в самом деле?       Тот, словно прочитав его мысли, хлопает его по плечу и смотрит своим фирменным взглядом «постарайся вести себя не как конченный дебил». Хотя теперь к этому добавляется ещё и влюблённый в ебеня идиот.       — Я подожду тебя в коридоре, — оборачивается он у двери. И по лицу Хэ Сюаня понятно, что он ему прям совсем не доверяет и мысленно уже готовится к самому худшему исходу событий. Ну знаете, метеорит, ядерная бомбардировка, апокалипсис, Хуа Чен скажет какую-нибудь хуйню… Хотя стоит признать, на месте друга он думал бы так же. И да, Хэ Сюань пиздецки трезво оценивает его умственные способности, потому что у самого эмоциональный интеллект как у рыбы. Карась, что тут скажешь.       Из размышлений об икре его выводит толчок в плечо, и Хуа Чен понимает, что стоило бы обернуться, а не просто стоять столбом. Тем более спиной.       Да ладно, о чём тут волноваться. Зачем Се Лянь мог бы попросить его остаться? Ну, например спросить, как его, блядь, на самом деле зовут. Вот теперь расхлёбывай свою тупость, ебаный гений. Вернее, гений-ебанат. Хотя тут в принципе не сложно. Просто сказать, что его зовут Хуа Чен, а о том, почему он назвался другим именем Се Лянь вряд-ли будет спрашивать. Слишком нетактично для человека вроде него. Скорее просто кивнёт и отпустит с миром. Ну, может, ещё похвалит напоследок за высокие баллы в тесте. Не, ну услышать от Се Ляня, что ты молодец, конечно, дорогого стоит, но всё же.       А на что он, блядь, вообще надеется? Что он спросит, почему Хуа Чен пялился на него всю па… Сука. Не надо, пожалуйста. Очень сильно пожалуйста. Прям пожалуйста-пожалуйста. Он ведь не заметил, правда? Ну и что, что пересеклись взглядами пару раз. Пару десятков раз. Это ведь ничего не значит. Не, это значит, что он еблан. Вот сто процентов. Почему это было так похоже на голос Хэ Сюаня?       И как бы с одной стороны было бы неплохо, если бы они просто перекинулись парой фраз и всё. Не, пиздёж. Это было бы легче, вот и всё, ебучий ты лицемер, Хуа Чен. Потому что так ты точно не сказанёшь какой-нибудь хуеты, от которой потом будет ебать как стыдно вообще в принципе дышать или существовать в этом бренном мире, не то что появляться на занятиях или смотреть Се Ляню в глаза. Хотя и это, разумеется, тоже.       Но если он действительно хочет хотя бы начать сближаться с преподавателем, (а он пиздец как хочет), стоит попробовать хотя бы говорить, глядя друг другу в глаза. Например. Ни в коем случае не намёк, но Се Лянь и так уже косится на него странно. Блядь, может, он вообще думает, что он психованный сталкер или что-то похожее…       Поэтому сейчас он бодрым шагом, пытаясь не ёбнуться нахуй в обморок, идёт к столу.       Се Лянь выглядит задумчивым, когда поворачивается к нему. Он, кажется, совершенно не волнуется. Хотя с чего бы ему вообще волноваться? Он просто хочет поговорить со своим студентом, а уж если этот самый студент чего-то себе выдумал, то это уж его проблемы. Хотя на самом деле эта его спокойная улыбка выглядит не очень естественной, потому что в глазах Се Ляня как будто видно волнение. Да не, бред какой-то.       Зато у самого Хуа Чена ладошки запотели так, что пальцы по коже скользят как на катке. А в горле словно мешок песка, и сглотнуть никак не получается, язык царапает наждаком. Ноги дрожат, и он уверен, что зрачки у него сейчас как у кота. Блядь, да он даже на экзаменах так не волновался. Ладно, на экзаменах он почти не волновался, потому что надеялся на свою хвалёную удачу. И почему-то сейчас ему кажется, что это первый раз, когда она может подвести.       Поговорить, глядя друг другу в глаза? Хуйня, сейчас он боится оторвать взгляд от носков своих кроссовок.       Хуа Чен молча садится за стол. Он надеется, что не покраснел слишком сильно. Он не знает, что сказать, поэтому с удовольствием сваливает ведение диалога на Се Ляня. Действительно, откуда ему знать, о чём преподаватель хочет поговорить, вот пусть и спрашивает первым.       — Давай начнём с простого: как к тебе обращаться?       Блядь.       Он сгибается в приступе кашля. Сука, если это простой вопрос, то что за хуйня будет дальше. Хотя откуда ему знать о терзаниях Хуа Чена. Вполне логично, что Се Лянь спросил его имя, потому что ему никто не объяснил, с какого хуя он представляется одним, а в документах записан по-другому.       Кстати, он ведь вроде хотел ответить спокойно? Так вот, небольшая поправочка. Теперь он хочет сдохнуть. Прямо сейчас. Провалиться под землю, продать душу сатане за инсульт — неважно. Но скорее всего у его удачи тоже есть лимит, потому что ни внезапного взрыва, ни дьяволов, утягивающих его в преисподнюю отчего-то поблизости не наблюдается. Наверное, задерживаются. Рейс перенесли. Или эскалатор сломался. Наверняка.       Интересно, а у него будет шанс отмазаться, если он воткнёт ручку себе в глаз? Скорее всего нет. Биться головой об стол тоже не вариант. Блядь, что, вообще никаких вариантов спасения нет?       Если от такого простого вопроса у него уже сжалось очко, то что будет дальше?       Пауза затягивается, поэтому надо что-то делать. Он прочищает горло и хрипит, стараясь не смотреть на уже явно чувствующего себя некомфортно Се Ляня:       — Хуа Чен.       Тот в ответ выдыхает с видимым облегчением и кивает. Наверное, его смятение было настолько очевидным, что вызывало вопросы. Блядь, хоть не стал расспрашивать. И на этом спасибо. По крайней мере, вопрос с именем теперь более-менее закрыт. На старую деревянную дверь без щеколды или замка, но закрыт. Победа, ёпта. А ещё Хуа Чен умудрился не ляпнуть лишнего. Возможно, дело в том, что он открыл рот только для того, чтобы произнести своё имя, но это не слишком важно.       Се Лянь откидывается на спинку стула, крутя в руках ручку.       — Хорошо. Значит, Хуа Чен, — колпачок падает на пол. — Знаешь, я впечатлён твоей работой. Приятно впечатлён. Это правда много, ты большой молодец.       Хуа Чен не может сдержать детской улыбки. Блядь, да он готов сутками писать эти ебучие тесты, лишь бы ещё раз услышать похвалу от Се Ляня.       — Однако ты должен понимать, что с твоими знаниями в рамках курса я не смогу дать тебе не только ничего нового, но даже того, что будет казаться тебе не элементарным. Потому что эти занятия рассчитаны на всех и ориентироваться будут на большинство или на самых слабых. В том числе и на людей, не дотягивающих даже до A2. У тебя, я думаю, В2-С1. Ты ведь не сдавал экзамен?       Он отрицательно качает головой.       — Понял. Так вот. Я думаю, что тебе не стоит просто просиживать штаны на этих лекциях, для твоего уровня они будут бесполезны. Как ты смотришь на то, чтобы заниматься со мной дополнительно?       БЛЯДЬ       А вот теперь он точно оглох. Или в глубоком обмороке, и его везут в больницу в машине скорой помощи, а всё это лишь плоды воображения, подпитываемые наркозом. Хотя нет. Подобное не могло бы привидеться ему даже в самом лучшем сне.       Это явно глупо и по-детски, но Хуа Чен незаметно щиплет себя за руку. И блять, либо он что-то не знает о наркозе и его свойствах, либо всё это действительно происходит на самом деле, потому что боль пиздец какая настоящая.       Да даже если это и сон. Почему бы не согласиться. Но Хуа Чен, конечно же, надеется, что это реальность и человек, в которого он влюблён, предлагает ему встречаться. Пока что после занятий, но Хуа Чен надеется, что когда-нибудь это слово приобретёт и другой смысл… Так, блядь. Не в ту степь заворачиваем.       Чёрт, а почему Се Лянь всё ещё так вопросительно смотрит на него, словно думает, дать воды или пенделя? Бля, он же ещё не ответил. Ауч. Неловко получилось. Размечтался, называется.       Хуа Чен торопливо кивает. Се Лянь никак не комментирует его многословность, только радостно улыбается, получив ответ.       Чёрт, у него что, ямочки на щеках? Как вообще можно быть таким милым. Это же преступление против серьёзности. Оружие массового поражения.       — Тогда, я думаю, нужно обменяться номерами и обсудить время?       А Хуа Чен ещё думал, что дальше охуевать уже некуда. Хотя он воспринимает это на удивление спокойно и всё так же молча протягивает телефон. Наверное, если Се Лянь предложит проводить его до дома, он просто беззвучно завизжит и хлопнется в обморок на три секунды, а потом просто кивнёт. Было бы славно, кстати… Но слишком уж жирно. Сейчас и так уже ебать как много произошло. Хэ Сюань точно охуеет, хотя после того, как он рассказал ему о Се Ляне и тот вошёл в кабинет через секунду, клялся, что его уже ничего не удивит.       Интересно, а если подойти к нему со спины и сказать, что Се Лянь дал ему свой номер, Карась больше охуеет или удивится?       Он дал мне свой номер. Он блядь серьёзно дал мне свой номер. Я выиграл эту жизнь.       Он не сразу замечает, что Се Лянь вернул телефон. С уже записанным номером. Хуа Чен в ответ только кивает. И да, он правда не собирается ничего не говорить. Если все эти чудеса произошли только из-за того, что он открыл рот ровно один раз, то видят Боги, он готов принять обет молчания до конца своих дней.       — Тогда давай обсудим вечером, какое время выбрать для занятий. У тебя ведь сейчас следующая пара.       Да пошло оно всё в пизду.       Хуа Чен не совсем уверен, какое у него самого сейчас лицо, но Се Лянь выглядит действительно счастливым. Возможно, он не сильно против их занятий. А есть шанс, что преподаватель решил их проводить в том числе и из-за личной симпатии, а не только чувства долга? Ну хотя бы призрачный намек на то, что Хуа Чен ему тоже симпатичен?       Процент хотя бы не отрицательный?       Он предпочитает не думать об этом. Всему своё время и прочее. Пока что нужно переварить вот это. Потому что он все ещё не до конца осознаёт, что сейчас произошло.       Блядь, да тут бы время для этих домов согласовать, а не строить планы на дальнейшую совместную жизнь.       Поэтому Хуа Чен прощается и выходит из аудитории, аккуратно закрывая за собой дверь.

Он дал мне свой номер.

Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.