Человек Кембриджский (Homo Cantabrigiensis)

Дабы вторгнуться бессовестным образом в ментальное пространство посетителей клуба, господину Сорренто и господину Аланду не было нужды арендовывать «кьюбикл» в зоне «Виртуалити-Лайф»: все необходимое техническое оснащение они тайком пронесли в клуб. Перебрасываясь по дороге шуточками и взаимными шпильками, Йорн и Брайан пересекли по узкому проходу зал для иммерсии, расположенный в одном из раздутых отсеков «драконьей глотки». Воздух здесь был свежий, кондиционированный и неоново-синий. Если бы кто-то спросил, отчего возникло парадоксальное словосочетание «black light», можно было бы смело привести его в это странное помещение и показать, как диковинный свет оттенка «Международный Синий Кляйна», похожий на распыленный в атмосфере красочный порошок, оседает на предметах и лицах замогильными сиянием. Посмотрев на Йорна, Брайан разразился в очередной раз громким хохотом, потому что грим у того на лице заметно светился. – Ты похож на Битлджуса, Братец Кролик, – ехидно доложил он ракшасу. Йорн посмотрел на него скептически и пожал плечами. – Биоэкзорцизмом, надеюсь, не придется заниматься, – отозвался Йорн. – По крайней мере, сегодня. Злоумышленники, подмигнув друг другу, остановились на несколько секунд и украдкой принялись высматривать подопечных. Однако все семеро уже, очевидно, попрятались по ракушкам и занимались приготовлениями к волшебному таинственному путешествию на колеснице, запряженной летучими мышами с их личной колокольни. Пространство в иммерсивном зале до самого потолка было заставлено светящимися коробками-кабинками, где проживали эпизоды своей параллельной жизни они – люди Вирту. Музыку менеджеры зала включили погромче, чтобы заглушить неразборчивые монологи, вскрики и стоны, несшиеся из «кьюбиклов». У Йорна от этих делириумных нашептываний бежали мурашки по коже, словно он очутился в психбольнице из далекого прошлого. Кабинки были установлены в три уровня, и наверх клиенты забирались по лесенкам. Конструкция отдаленно напоминала огромную многоярусную кровать. В каждой кабинке, насколько Йорн знал, имелся комплект из легкого шлема для «Виртуалити» с очками и стереосистемой. Тут же находилась звезда шоу – сенсорный костюм. К нему прилагались одноразовые пластиковые комбинезоны, иначе народные массы не допускались внутрь дорогостоящей игрушки. Перед посещением «Виртуалити-Лайф» клиенты располагались в кресле, установленном в каждой из кабинок. Стены у «кьюбиклов» представляли собой голографические экраны, и сегодня на них отображались анимированные росписи в стиле традиционных японских ширм бёбу. За матовым фоном голограмм смутно, лишь едва-едва, угадывались затемненные контуры фигур, погруженных в цифровые грезы. Йорну пришла на ум мимолетная череда метафор, пока он проходил через коридор, от которого ответвлялись боковые проходы внутрь массива сияющих коробок. Ему вспомнилось, что бёбу в традиционном японском жилище служили для защиты обитателей от ветра и злых духов. Но ирреальные мембраны голографических ширм, на которых танцевали журавли и покачивались в горном тумане сосны, были неспособны оградить ни от первой, ни от второй напасти. Особенно от второй: в ближайшие несколько минут Йорн имел намерение превратиться в злого электронного духа и ворваться ветром субстанциональной действительности в заповедные вертограды и парадизы «Виртуалити». Голограммы «кьюбиклов» скрывали их временных обитателей лишь от посторонних взглядов и казались совершенной символической репрезентацией того, что происходило внутри и снаружи волшебных коробок. Хрупкое цифровое заграждение, иллюзия безопасности, имитация уединения, фальсификат опыта. Зачем нужно было Йорну лезть за эту перегородку? Какое дело было ему, не-человеку, до снов наяву, которые прописывали в промптах и скриптах для нейросети эти продавцы отдела парфюмерии, операторы мусоровозов, разработчики приложений для «умного дома», менеджеры локального потребления и тату-стилисты? Пожалуй, у Йорна был ответ, и звучал он следующим образом: У-вэй. Ракшас был не вполне уверен в правильности своего толкования, но, если судить по источникам, люди Восточной Системы называли этим словом примерно то же самое, что побуждало Йорна совершать поступки подобные сегодняшнему. Главное свойство у-вэй – отсутствие эгоистических причин для действия, за исключением одной – внутренней сообразности действия и природы действующего. Тот, кто расчищает эту сообразность от наносного, видит в конечном итоге, что поступки и слова его уподобляются роднику, бьющему из земли и стекающему по склону горы. Взять, к примеру, Брайана. Он намеревался проникнуть в виртуальные миры случайных жертв, чтобы поугорать. Ему не терпелось поглумиться, покощунствовать над тем, что, по всей видимости, было дорого этим милым молодым людям, не способным мирно беседовать без дорожного регулировщика-«амикометра». Однако за жестоким карнавальным смехом юного господина Сорренто, готового перевернуть с ног на голову их sanctuaire , таилось нечто иное. Йорн знал, что Брайаном двигало желание доказать, что он не дурак. Не дурак в том смысле, который Фома Аквинский вкладывал в слово insipiens – тот, кто, будучи способным подняться к свету философского знания, не ощущает его сладости. Брайан хотел верить, что он честнее с самим собой и идет по жизни с широко распахнутыми глазами. Однако за философским сомнением, в свою очередь, как в китайской шкатулке, скрывался страх обнаружить жесточайшее заблуждение. А за страхом заблуждения скрывался страх, что его жизнь не наполнена бóльшим смыслом, чем жизнь других людей. И, наконец, в центре этой душевной луковицы, в самой ее сердцевине, сидел маленький скрюченный и испуганный гомункулус, больше всего боящийся принять факт хаотичности и отсутствия смысловой канвы в его жизненной истории. Брайан смеялся над теми, кто с помощью «порноскафандра» пытался написать интерактивный фанфик на собственную биографию. Но Книга Судьбы, которую тайно мечтал написать Брайан, состояла из тех же букв, слов и предложений, что эскапистские опусы Вирту, иммерсоголиков, игрозависимых и прочих категорий фантомной клиентуры «Виртуалити-Лайф». И Брайан смеялся, столкнувшись с тем, в чем одновременно подозревал и отрицал смертельную опасность. У Йорна, в отличие от человеческого брата, не было никакого расчета, взлелеянного давнишнего желания или размышления, когда он согласился пойти с Брайаном в «Плюш». Единственное, что он хотел – это присмотреться, воспринять и осмыслить очередной кусочек в паззле реальности из человеческой menagerie. Он все еще пытался быть «путешественником из прошлого в будущее». … It’s animal living in the human zoo… Animal… The shit that they toss to you… И, возможно, думал ракшас, электронная реальность побудит его вступить во взаимодействие, в нечто наподобие дзенского мондо – в поединок парадоксов и вызовов, способный порвать ткань реальностей попрочнее, чем диафаническая «Виртуалити-Лайф». Словом, Йорн и Брайан не наблюли в иммерсивном зале ничего заслуживающего их чуткого внимания, ввиду чего юркнули в следующий и поспешили занять места в относительно уединенном углу на диване. В зале играла умеренная ритмическая музыка для общей атмосферы, но на танцполе собрались люди, все до единого в очках для «Виртуалити», и судя по их движениям и жестам, можно было с уверенностью утверждать, что многие находятся в состоянии транса. Танцующие были не на танцполе в клубе для публики среднего достатка. Нет, они были Там – в «TransMunDance». Собственно, на это рассчитывали оксбриджские нарушители спокойствия, попиратели приличий и осквернители личных границ. – Йорис, давай сюда, – Брайан выразительно хлопнул ладонью по сиденью. – Уверен, тут всем будет монозиготно и эквипенисуально, если мы на пару сами с собой примемся разговаривать… – При чем здесь «монозиготно»? – бросил ракшас, устраиваясь на диване рядом и прилаживая очки с микрофоном. – Если бы я сказал «монопенисуально и эквипенисуально», то прозвучало бы по-детски безыскусно. – Можно стилистически обыграть… – рассеянно отозвался Йорн, смотря в другую сторону. – Сказать «одинаковым образом одно- и равно-хуйственно»? – Тавтология… – De puta madre… Критикуешь – предлагай! – Брайан хлопнул себя на этот раз по коленке. – Ты – большой специалист по состояниям благородной отрешенности. – Мне уже второй день подряд бросают этот упрек в лицо, – довольно серьезно заметил Йорн, приподняв администраторские очки, и вопросительно изогнул на брата левую бровь. – Могу засунуть его тебе в трусы, ты мелкими купюрами берешь? У меня стрип-банкноты еще остались. – Все, Брайан, я пошел отсюда, – сказал Йорн и откинулся на спинку дивана. – Врубай! – Я понял, почему «монозиготно»! – вдруг сказал Брайан. Йорн опять сдвинул на лоб Виртуалити-очки. Брайан справа от него развалился на диване, сложив руки на груди, причем лицо его было поднято к потолку: юный господин Сорренто уже вперял взоры в раскручивающуюся воронку электронного гиперпространства. – Потому что мы с тобой близнецы-братья! – Монозиготные, гетерохромные… – усмехнулся сквозь зубы Йорн. – Карлеоне, врубай же! Перед глазами Йорна образовался администраторский интерфейс, из функций которого ракшасу нужно было знать только одну: выбор и вход в tablinum (разработчики «Виртуалити-Лайф» почему-то очень любили пафосные греко-латинские названия, словно они создавали дополнительную осязаемость или легитимность для их эфемерного мира). Йорн указал на личное цифровое пространство Дэви и, успев лишь подумать, что выражение «информационный пузырь» здесь начинает играть новыми красками смыслов, оказался в довольно странном месте. Дэви, кажется, поленился подробно прописать окружение, поэтому все, что Йорн увидел – это некое смутное темное пространство землистых и болотных оттенков, в центр которого падал яркий столб света. Это было похоже на пещеру, только без стен, куда через далекий вход заглядывает яркое летнее солнце. Золотые пылинки летали в воздухе и сверкали, как искры от электросварки. В центре пространства находилось озеро, берега у него тоже отсутствовали, водная кромка сплавилась со слабо колышущийся темнотой вокруг, в самой середине, под столбом света, трехмерный динамический скетч, наоборот был чрезвычайно детально прорисован. Из середины озера над водой возвышался черный плоский камень, и на нем расположились двое. Йорн тихо отдал команду приближения и разглядел девушку, явственно сгенерированную из классических изображений морских нимф и русалок. Ее кожа светилась и живописно переливалась, намекая на игру света в картинах импрессионистов, черты ее лица с преувеличенно большими темными глазами и маленьким, но манящим ртом, напоминали наяд и ангелов с картин Вильяма-Адольфа Бугро, а разметанные рыжие волосы, вьющиеся и сверкающие китайским шелком, равно как и характерная чуть приплюснутая, вытянутая форма черепа говорили о том, что нейросеть подмешала в фигуру немного Лиззи Сиддал. Удивительно, что обошлось без плющей и старинных чашевидных роз. У девушки, вопреки ожиданиям, наличествовали ноги, но тело ее было по пояс погружено в зеленоватую воду, что намекало на русалочью природу красавицы. Объемные по старинной моде телеса чувственно мерцали отраженным светом, грудью она облокотилась о черный камень, гранатовые уста (а губы подобной формы Йорн иначе как "устами" не мог назвать) зазывно улыбалась второй фигуре. В оной фигуре смутно угадывался Дэви, хотя сразу было понятно, что в скрипте он применил команду «калокагатия», которая в «Виртуали-Лайф» выдавала конфетно-мужественные, приторно-благопристойные, медоточиво-серьезные мужские физиономии. Йорн со своего администраторского наблюдательного пункта мог видеть, что Дэви лицезрит себя с двух ракурсов разом – от первого лица и одновременно со стороны, скользя виртуальным взглядом по собственным рельефным мышцам, упругому прессу, мощным ягодицам и накачанным икрам. Стилистика автопортрета радикально отличалась от фигуры девушки, словно главное, о чем заботился Дэви – это чтобы его телеса бугрились и выпирали под одеждой. Наряд притом представляла собой странную материализацию квазисредневекового костюма. Словно он своровал его у Диснеевского принца из допотопного мультика и загнал через гиперреалистичный рендеринг, чтобы протащить в мир живых. Принц Дэви восседал на камне, широко раздвинув ноги, и сверху вниз томно взирал на наяду, чьи губы что-то беззвучно нашептывали. Йорн усмехнулся, прочитав по губам, что симуляция нашептывала тарабарщину из несвязных согласных, и заключил: «Халтура». В этот момент стал слышен звучавший более плавно и мужественно, слегка искаженный электроникой голос Дэви, который произнес буквально следующее: – Теперь, когда я даровал тебе ноги, как ты пожелала, ты можешь отблагодарить меня. Но, поскольку у тебя больше нет голоса, и твой прелестный ротик не может сказать вслух волшебное слово «спасибо», тебе нужно отблагодарить меня как-то иначе. О! У меня есть идея! Придвинься ближе, дитя, и я покажу тебе, что ты можешь сделать, – Дэви начал развязывать шнуровку на своем диджитал-гульфике, откуда словно по мановению волшебной палочки выпрыгнул здоровенный и почему-то розовый, будто мультяшный поросенок, член. Мало этого, он взвился в ореоле сияния, и от него золотым светом озарилось лицо рыжеволосой нереиды. – Тебе нравится мой морской конек? – Чувак, серьезно?.. – покривился Йорн. Предсказание Брайана неумолимо сбывалось: показатели кринжометра начали зашкаливать. Братец бы, наверное, сказал «фаллокринжометра»… Йорн решил минуты на три выйти из второпях слепленного по готовым шаблонам locus amoenus – при работе со скриптами для генерации виртуальных реальностей требовалось определенное чутье, наблюдательность, насмотренность и вкус. Сегодняшняя обстановка в tablinum Дэви ясно говорила, что пацан таковыми качествами не обладал и рассчитывал, что ИИ всю необходимую архитектонику простроит за него. Йорн поднял очки на шапку, мысленно засек три минуты и поглядел вокруг себя. На танцполе люди по-прежнему улетали в другие миры, а Брайан сидел неподвижно, сложив руки на груди, иногда едва слышно диктовал команды для скрипта. Когда ракшас вернулся, Дэви уже вовсю стонал и блаженно вскрикивал, закатывая глаза, и неестественно подпрыгивал на камне (в своем «кьюбикле» в соседнем зале парень, видимо, вдалбливался в сенсорную насадку «порноскафандра»). Йорн плотоядно усмехнулся и начал быстро диктовать команды для ИИ. Когда Дэви, бодро отфонтанировав, открыл глаза, то увидел у себя между атлетических ног огромного мужика с развевающейся гривой седых волос и густейшей жесткой бородой. Голову деда охватывал блестящий обруч короны, украшенной раковинами и морскими кораллами, а на камне, рядом с бедром Дэви, лежал неизвестно откуда возникший серебряный трезубец, нестерпимо ярко сиявший в столбе таинственного света. Тело деда словно распирала изнутри стальная мускулатура, более того, каждая мышца будто бы удваивалась, источала необоримую мощь, играла при каждом движении. – Какого… – пролепетал Дэви, пытаясь сквозь пелену, оставленную едва закончившимся оргазмом, сообразить, что происходит. – Мне понравился твой морской конек, – гулким голосом, подобающим колыхателю океанских волн, провозгласил дед и хитро ухмыльнулся в усищи. – А как тебе моя квадрига гиппокампов? – и подался вперед, накрывая Дэви четверкой ржущих и бьющих копытом хуев, которые росли у него между ног как грибы на пне. – Техподдержка! – взвизгнул Дэви и исчез – очевидно, сорвал с себя в панике очки. Ну и напоследок, господа, 199 страниц написано, но у меня опускаются руки. Я хотела бы иметь обратную связь с читателями, без нее я могу прекрасно писать в стол и ничего не выкаладывать. Напишите хоть в паре строк как чего, как читается.