Миссия невыполнима: экзамен по истории

      — Нет, ну может мне кто-нибудь объяснит, почему на четвертом курсе я снова должен сдавать сраную историю?!       Фирменный чаячий крик Эрена Йегера мигом перекрыл почти весь гвалт, который стоял в просторной аудитории. Сам Эрен, словив на себе внимание десятка глаз, слегка умерил пыл и, подперев щеку кулаком, отвернулся к окну. Микаса, пристроившаяся по левую руку от него, попыталась сочувственно похлопать его по плечу, но Йегер отмахнулся от ее заботы, как от назойливой мухи.       — Министерство спустило приказ, — монотонно отозвался Армин, листавший методичку со ста тридцатью вопросами к грядущему экзамену. — Всем неисторическим специальностям нужно устроить дочитку расширенного курса…       — И экзамен по нему, — угрюмо пробормотала Микаса.       — И экзамен по нему, — подтвердил ее тихий ужас Армин.       Эрен, однако, не собирался мириться с этой жуткой несправедливостью, которая свалилась ему на голову за полгода до защиты диплома. Немного посидев в относительном умиротворении, в какой-то момент он тяжело вздохнул и заворчал:       — Второй раз… Я сдал ее еще на первом курсе!       — Сдал ли?       Сидевший на другом ряду Жан Кирштейн гаденько улыбнулся, когда раздосадованный одногруппник оскорбленно вскинулся.       — Ты ведь на допсу улетел, Эрен.       — А потом сдал! — вспылил Йегер.       Жан закатил глаза и вальяжно развалился на припаянной к парте лавке.       — А вот я слышал совсем другую версию…       — Что ты там слышал?       — Что ты даже со второго раза не смог сдать эту историю, и Зикулечке пришлось за тебя просить.       После этих слов все, кто еще имел совесть переговариваться на фоне, окончательно замолчали. Зика, кандидата политических наук, доцента кафедры социально-исторических дисциплин, все дразнили «Зикулечкой» за дурацкие твидовые пиджаки и манерную привычку смешно укладывать бороду. Зикулечка вел у них политологию на втором курсе, и приблизительно тогда все узнали, что слащавый доцент приходится Эрену старшим братом.       «Отец у нас один, а матери — разные», — оправдывался Йегер-младший, когда все удивлялись непохожести двух братьев. В контраст Зикулечке, сам Эрен на пары приходил таким, будто до этого играл в любимую игру всех олигархов.       «Притворись бомжом».       — Что… Ты… Вякнул… — борясь с поднявшимся в крови уровнем агрессии, медленно спросил Эрен и сжал руки так, что костяшки на них налились белым.       — А что? — Жан продолжал играть бесстрашного нахала, хотя каждый безмолвный зритель заметил, что глаза у Кирштейна с легкой паникой забегали. — Все мы помним, как твой папаша в том году приходил скандалиться в деканат. Мол, почему у моего сыночка «четыре», а не «пять»…       Следующие события произошли очень быстро и практически одновременно. Эрен рывком встал, заставив скамейку жалобно заскрипеть. Жан от испуга дернулся назад и, не удержав равновесия, повалился спиной на пол. Девчонки — близняшки Криста и Хистория, Мина и Ханна — на последней парте ахнули в унисон. От неминуемого рассечения затылка друга спас подсуетившийся Марко, который схватил Жана за плечи. Микаса же подскочила и, схватив Эрена за воротник грязной футболки, на которой виднелись жирные пятна от майонеза, силой заставила сесть обратно.       Почти что поседевший Армин дрожащими руками снял очки и начал молиться прерывистым громким шепотом.       — Эрен, тихо, — властно прошипела Микаса, заламывая горе-возлюбленному руки.       — Эрен, к ноге, — ехидно поддакнул Жан.       И тут же получил подзатыльник от Марко.       — Молчи, а, — устало попросил его Ботт.       Всем было понятно, что очередная драка между главными придурками потока неизбежна. Франц и Томас, расчертившие каждый себе по полю для морского боя, отвлеклись от расстановки «кораблей». Сползший под парту Даз даже успел отправить в общий чат опрос на тему: «Кто победит в этот раз?»       Спасло их только чудо. Точнее — с грохотом раскрывшаяся дверь, за которой показалась массивная фигура Райнера. Староста, капитан вузовской команды по мини-футболу и председатель студсовета, а еще переведенный студент со строительного факультета и человек, отдавший этому месту слишком много свободного времени.       — Не опоздал? — спросил запыхавшийся Браун, скидывая зимнюю куртку на свободную скамейку.       — Потом выйдем, — тихо прорычал тем временем Эрен Жану.       — Выйдем, — отводя взгляд согласился Кирштейн.       — Если пришел раньше препода, то не опоздал, — ответила Райнеру Имир, разглядывая обгрызенные ногти. Она дважды восстанавливалась из академического отпуска, и в их коллективе считалась едва ли не ветераном.       — А чего ты так? — участливо поинтересовалась Хистория, затыкая сестре болтливый рот ладошкой. — Вроде никогда не опаздываешь…       — Да это… Магат собрание задержал, — особенно едко смакуя фамилию проректора по молодежной политике, Райнер помассировал вспотевшие виски. — Пришлось бежать с главного корпуса, а я там пропуск забыл. Ну и у турникета Левасик докопался, пришлось снова доказывать, что я четвертый год тут срок мотаю…       Левасик, он же Коротыш, он же Чертила-Со-Шваброй, был настоящей головной болью их университета. Несговорчивый охранник, который даже тех, кто исправно ходил на пары каждый день, в лицо не запоминал, очень трепетно относился к своей работе. Мимо него без пропуска ни одна мышь не проскользнула бы, чего уж говорить об огромном бородатом бугае с габаритами два на два метра.       — Сашуль, а где Конни? — пересчитав своих обалдуев, спросил Райнер у одногруппницы.       Саша Браус, тихо расположившаяся вместе с их иностранным студентом, Николой, отвлеклась от распаковки судочка с очередной домашней стряпней, и, склонив голову, протянула:       — Да у него опять автобус не приехал. Сказал, что попробует добраться на такси, а еще его по возможности отмазать надо.       — Понятно.       Конни считался в их группе человеком самым несчастным: ему, сколько бы ни просили сам Спрингер, вся группа и Райнер в частности, место в общежитии не давали. Так что бедняге приходилось каждый раз тратить по два часа на путь из своей деревни на учебу и по два часа на путь обратно.       Опаздывал он постоянно, но относились все к этому с исключительным пониманием.       — Пятнадцать минут прошло, — вдруг выпалил Жан. — Может, по домам?       — Ага, — кисло подхватил Марко. — И на экзамен можешь не приходить, все равно на пересдачу пойдешь.       — Да ладно, ребята, — противным голоском запищала Криста, ободряюще взмахнув руками. — Мы ведь на последнем курсе, не будет она нас валить.       — Голубятня-то нас валить не будет?       Голубятня — так студенты прозвали Рико Брженску за вечный беспорядок на коротко стриженной голове и отсутствующий взгляд — стала для ребят самым неприятным сюрпризом в начале года, когда они только увидели треклятое слово «история» в своем расписании. Из всех имеющихся на кафедре преподавателей им выпал не красавчик Эрвин Смит, розовая мечта всех девчонок вуза, и даже не его отец, профессор исторических наук, который читал группе курс на первом году обучения.       Им досталась Рико. Тиран от мира преподавания. Про таких говорят: «Палец в рот не клади — откусит по локоть».       Сдать Рико что-нибудь с первого раза было невозможно. Ею пугали всех первокурсников. Самой распространенной байкой стала история о том, как она выгнала с экзамена парня, который пришел одетым с иголочки: накрахмаленная рубашка, изысканный костюм-тройка, благородно повязанный галстук. «Совесть бы поимели в таких грязных ботинках на экзамен приходить», — фыркнула тогда Рико, придирчиво разглядывая чуть тронутые пылью туфли бедолаги.       К экзаменам Голубятни готовились неделями. Девчонки плакали, парни думали, как рассказывать родственникам об отчислении из-за несданной истории. Особо в себе уверенные пытались противостоять: «Да у вас даже исторического образования нет».       Кому-то везло, и они оказывались на допсе. Кому-то не очень — об их судьбах сейчас уже никто не знал.       Группа Райнера с невероятным усердием ходила на все лекции, даже когда на них не появлялась сама Рико. Слушали голубятнинские бравады о том, как раньше было лучше, а сейчас страну пропили и разворовали. Спорить не спорили, глотали молча даже самые обидные и дикие вещи, слепо надеясь на автомат или хотя бы на послабление на экзамене. Но к концу семестра вера покинула уже всех.       — Я ничего не сдам, — упаднически запричитал Армин.       Райнер недоверчиво оглянулся на отличника в депрессии.       — Нда… Если уж не сдаст Армин, то мне там ловить нечего.       — Заткнитесь оба, — с наимилейшей улыбкой промурлыкал Марко.       Снова прогрохотала дверь, и все оглянулись на проскользнувшую в аудиторию Энни. Старинная подруга Райнера: в прошлом его одноклассница, а в настоящем — одногруппница. Браун пересказывать эту историю любил со смехом. Как они поступили в один университет, совершенно не зная об этом совпадении… Она — по олимпиаде, а он — на последнее освободившееся место в бюджетном списке.       Энни пересказывать эту историю просто не любила. Она, пожалуй, и самого Райнера не любила, раз на то пошло.       — Хитч идет, — лаконично оповестила Леонхарт и ушла в переднюю часть аудитории, к первым партам. Подальше от всех остальных.       Не соврала.       Традиционно, когда Хитч куда-то направлялась, первым в том месте появлялся цокот ее каблуков, а потом уже она лично. Вот и сейчас ребята сначала услышали мерный перестук о кафельный пол, и только через пару секунд в аудиторию зашла Хитч Дрейс собственной персоной.       Хитч была… Ну, Хитч. Более подходящего описания, что ее же имя, девушке не подходило.       Отчаянная модница, она привлекала к себе внимание с первого учебного дня. Мир схлопнется, а солнце начнет вставать на западе и садиться на востоке, если Хитч придет когда-нибудь на учебу не накрашенной или неопрятной. Ее наряды никогда не повторялись, и поэтому шкаф в общежитии, рассчитанный на двоих, едва закрывался из-за обилия дрейсовского шмотья. С недавних пор она начала выпрямлять и укладывать свои вьющиеся от природы волосы в популярную укладку набок, и даже Криста и Хисторией, завистливо кусая локти, не смогли больше отрицать, насколько соперница была хороша.       Но реальная аура могущества пришла к Хитч в конце второго курса. Когда она стала секретарем кафедры социально-исторических дисциплин.       — Здорово, бандиты, — девушка прошла между рядами, виляя обтянутыми красной юбкой бедрами. — Госпожи Брженской сегодня нет, поэтому консультацию проведу я.       Приблизительно так у них, кстати, эти полгода и проходили практические занятия. Голубятня не приходила, и на парах оставалась с Хитч. В принципе, с одной стороны, это было даже хорошо, потому что надзиратель из секретаря выходил такой себе. Хитч практически не слушала доклады, часто давала какие-то бессмысленные письменные задания, а сама отвлекалась на свою документационную работу или просмотр социальных сетей.       С другой стороны…       — Вопросы все видели? — усевшись за преподавательский стол, она подняла крышку ноутбука.       — Да, — ответили ей неуверенно.       — Отлично. И зачем вы тогда пришли?       С другой стороны, выходило как раз вот это.       — Заходим в аудиторию по одному, староста — в конце. Пятнадцать минут на подготовку и десять на ответ. Учитываются ваши посещение и сданные работы, — скороговоркой произнесла Хитч. — По статистике, сорок процентов от группы сдают.       Все, что она говорила, конечно, было далеким от правды. Чужой опыт показал, что Голубятня, как ей привычно, опоздает где-нибудь на полчаса, потом запустит в кабинет человек десять и будет мариновать их там еще минут тридцать, прежде чем начнет слушать. Посещаемость и наличие практик ее не волнует, и вообще не факт, что на подготовленную секретарем сводную таблицу Рико взглянет.       — А это… Можно узнать… — проблеял Армин, вытягивая шею. — Кроме тех вопросов, которые есть в методичке… Других вопросов же не будет?       — Неа, — просто ответила Хитч, даже не взглянув на него. — Спрашивать будут только по тому перечню, который вам сбросили.       — Хорошо, спасибо…       — А на «автоматы» надеяться еще стоит? — с искрой в глазах спросил Франц.       Конец его фразы разбирать пришлось путем чтения по губам, потому что после слова «автоматы» все остальные зашлись в приступе нервного смеха. Даже Хитч отвлеклась от своего ноутбука и посмотрела на Франца, как на дурного. Однако быстро вернула себе марку и, игриво накрутив прядь волос на указательный палец, задумчиво ответила:       — Ну, если госпожа Брженска будет в хорошем расположении духа…       «На калаш надеяться можешь», — более конкретно ответил в общем чате одногруппнику Томас. Франц, заглянув в телефон, сразу увидел это пояснение, поэтому заметно погрустнел.       «Может, мы ей поляну накроем, чтобы подобрее стала?» — предложил Жан.       «Кому, Хитч?» — Саша.       «Нет, блин, Пиксису», — Даз.       «Голубятне, идиоты», — Жан.       «От идиота слышу», — Эрен.       «Ребят, вы чего там? Какая поляна, какой Пиксис? Я почти на месте…» — Конни.       «Я с тобой не разговаривал вообще, Йегер…» — хотело было отправить Жан, но решил все-таки оставить разборки с Эреном на время, когда выберется из этого кабинета. А до тех пор попробовал выцедить из пребывания здесь максимальную выгоду.       — А есть такой вариант, чтобы Голу… госпоже Брженской что-нибудь подарить? Ну… В знак признательности…       Жанчик, мамина радость и папина гордость, вырос в очень любящей и очень обеспеченной семье. «Если преподу надо дать на лапу, обязательно говори. Устроим», — напутствовала его матушка, отправляя получать высшее образование. Так что Жан не чурался любых методов ведения боя.       Но Хитч на это только ухмыльнулась.       — Вряд ли вы найдете то, что ей нужно.       — А что нужно?       — Спокойствие и умиротворение.       Пришло сообщение от Эрена: «Как с Шадисом не получится, Жанчик». Кирштейн в бешенстве посмотрел на гаденько улыбавшегося одногруппника и принялся строчить ответ. «На стадионе сразу после консультации», — и, закрыв глаза, с вожделением представил, как оттаскает Йегера за отросшие грязные патлы.       — До конца дня у вас есть время прислать все работы, которые по каким-то причинам пропущены. Если кто хочет, — без энтузиазма продолжила Хитч. — Ну и… Свободны.       Студенты не сразу восприняли команду. А когда осознали, что в душном помещении их правда больше ничего не держит, засуетились. Первыми у выхода оказались девчонки. Задорно шушукаясь с сестрой, Хистория толкнула дверь и практически налетела на оказавшегося по ту сторону Конни. Спрингер выглядел так, словно пробежал стометровку: красный, потный, с расстегнутой курткой и безумными выпученными глазами.       Хистория не стала перед ним извиняться, вместо этого потянула сестру и Мину с Ханной за собой в коридор. Конни, еще не до конца осознавший превратность судьбы, проводил их, шумно хватая ртом воздух.       — Можешь заказывать такси обратно, — хмыкнула Имир, проходя мимо парня.       — Да вы… Что… Издеваетесь?!..       — Тихо-тихо, — к нему подлетела неожиданно веселая Саша, за которой неотступной тенью следовал Никола, и подхватила под локоть. — Пойдем, там такой мордобой на стадионе намечается!..       Эрен и Жан как-то слишком тихо пропали из аудитории, точно испарились. Вместе с ними простыл след неизменных товарищей в лице Армина, Микасы и Марко. Последним уходил Райнер. Галантно пропустив Энни вперед, он коротко попрощался с Хитч и отправился обратно в главный корпус, чтобы забрать свой пропуск.       Когда аудитория опустела, Хитч выдохнула, закрыла ноутбук и откинулась на мягкую спинку крутящегося стула. С потолка на нее неприветливо глазела облупившаяся штукатурка. Состроив той рожицу, Хитч поднялась на ноги с такими охами, словно ей на плечи упал целый мир, и, зажав ноутбук подмышкой, подошла к противоположной от выхода двери.       И, таким образом, очутилась в кабинете кафедры.       В скромном темном помещении с серыми стенами сосредоточилось все то, что способствовало успешной работе. А именно: личный холодильник, два электрических чайника, принтер с недавно замененными цветным картриджем и несколько разномастных кружек со сколами на ободках. На кафедре разместилось несколько рабочих столов для бумажной работы. Хитч положила ноутбук на ближайший к порогу — свой — и посмотрела вперед. Под самим окном примостился старый, продавленный еще в прошлом десятилетии, диван. На нем любили расслабляться все преподаватели, которые заглядывали в гости, а другие секретари, забегая на чашку чая, делились сплетнями.       А сейчас на этом диване дремала Рико Брженска. Заведующая кафедрой социально-исторических дисциплин.       Рико спала, закинув одну ногу на быльце, а другую, с которой спал туфель, опустив на пол. Очки ее, надвинутые на самую макушку, держались там на одном только честном слове. В правой руке Рико сжимала телефон, левую подложила себе под затылок. Если бы кто-то другой застал подобную картину, он был бы по меньшей мере обескуражен и по большей — возмущен.       Но Хитч не была «другой». Она уже привыкла.       Стул под ней жалобно проскулил, когда Хитч села за бумажную работу, и Рико на диване дернулась, сонно разлепив глаза.       — Я вас разбудила? — осторожно спросила девушка.       Рико отрицательно мотнула глаза и села.       — Нет, мне приснился кошмар, — сиплым голосом пробормотала женщина. — Будто бы меня заставили учить пустоголовых троглодитов важнейшей и сложнейшей науке на свете. Ох, черт… Сколько времени?       До конца рабочего дня оставалось два часа. Хитч заметила это вслух.       — У меня сегодня ведь консультация стояла? — спросила Рико и посмотрела на своего секретаря мутным — «голубятнинским» — взглядом. — Кто-то пришел?       — Да, приходили.       — И чего им только дома не сидится…       Костеря тянущихся к знаниям студентов, преподавательница подцепила притаившуюся у ножки дивана маленькую стеклянную бутылочку и сделала из нее глоток. Судя по янтарному цвету жидкости и тому, как исказилось лицо Рико, то было вовсе не соком и не компотом.       — Хитч, — уже громче обратилась начальница.       — Да?       — Ты не видела мои очки?       Здесь удержать улыбку Хитч уже не смогла.

***

      Пиджак висел на Райнере, как на вешалке. Браун отпаривал его вместе с брюками все утро, напросившись на этаж к знакомым девчонкам в общежитии. Его утюг, честно выкупленный три года назад у старшекурсников, неожиданно приказал долго жить, а без должной подготовки надевать костюм было нельзя. Райнер вытащил его скомканным из самой дальней полки шкафа и с трудом вспомнил, когда в последний раз надевал.       Пришел к выводу, что на линейку, приуроченную к первому сентября на первом курсе. Они с матерью для этого события костюм на рынке и брали. Карина тогда восторгалась тем, как презентабельно выглядел сын. «Ну прям депутат», — хихикала женщина, вгоняя Райнера в краску.       За время обучения Браун схуднул на двенадцать кило и обзавелся перманентными кругами под глазами. Так что в своем собственном костюме он выглядел, как пацан-беспризорник, который донашивал одежду за старшим братом.       Словом, если Голубятня не развернула его у порога, то большую часть проблем он накрутил. А так как Райнер больше переживал за успех прохождения дресс-кода, чем за результат экзамена, то стоило расслабиться. Да и билет он вытянул не самый плохой — все ответы на вопросы всплыли в памяти десятком исписанных листов. Брауну вообще легко давалось запоминать большие объемы в кратчайшие сроки, ему часто об этом говорили. И часто причитали, что «лучше бы в мед пошел».       Голубятня сегодня тоже была при параде: впервые за то время, сколько Райнер ее помнил, расчесанные волосы и элегантный персиковый пиджак без пуговиц. Каждый раз, когда Рико двигалась, полы пиджака разъезжались и можно было прочитать надпись по центру ее белой футболки.       «Папа самой красивой дочери на свете».       В любой другой ситуации Райнер бы посмеялся над этим сюрреализмом, но Голубятня сидела прямо перед ним и, угрожающе сложив руки на столе, смотрела на парня не мигая. Словно в душу. Поэтому он просто в режиме нон-стоп пересказывал все зазубренные параграфы учебника, даже не перерываясь на передышку.       — Ну, — задумчиво протянула женщина, когда Браун стих. — Вижу, материал знаете хорошо. Похвально. Только вот… Марлийская уния?       Марлийская уния.       Хитч говорила: «Спрашивать будут только по тому перечню, который вам сбросили».       У Райнера в черепной коробке стрекотали сверчки. На словосочетание в голове не отзывалось ничего. Заметив растерянность в глазах студента, Рико довольно ухмыльнулась и продолжила:       — Понятно, — и, повертев в пальцах ручку, начала чиркать что-то в раскрытой зачетке. — Можете ознакомиться с результатами группы.       Пока она расписывалась, Райнер посмотрел на ведомость. Сдали восемь человек — сорок процентов, как и обещала Хитч. Конни, Марко и Криста наскребли на тройку. Около фамилий Микасы и Энни стояло скупое «хорошо». У Армина, как всегда, «отлично». Жан и Эрен — «неудовлетворительно».       — Всего доброго, — сказала Рико, возвращая зачетку.       На автомате попрощавшись, Райнер встал со стула и поплелся к выходу. Уже у самого порога он раскрыл зачетную книжку и увидел в графе оценки скромное «отл». Марлийская уния, марлийская уния…       — Ну как ты? Сдал? Сильно валила? — сразу же налетели на него переживающие одногруппники.       — Пять, — немногословно пояснил Райнер, все еще пребывая под впечатлением.       — Господи, наконец-то это все закончилось! — воскликнула радостная Саша и в порыве чувств обняла старосту за шею.       Она, как и все девочки, сегодня нарядилась по максимально клишированному «женственному» шаблону: туфли на высоком каблуке, строгое офисное платье ниже колен, умело сделанный кем-то из близняшек макияж и громадные серьги-кольца. Для их простушки-пацанки Саши, которая обычно носила одни и те же футболки и безразмерные худи, такие преображения казались чем-то противоестественным. Но нельзя отрицать, что Браус подобный образ неожиданно пришелся к лицу.       Голубятня это тоже отметила. И пробормотав что-то вроде «всегда бы так в институт приходили», поставила Саше четверку. Браус была вне себя от счастья.       — Может быть, тогда сходим отметить? — спросил Марко, накидывая на плечи зимнюю куртку. — Сессия закончилась… Ну, для некоторых из нас.       — Можно, — согласился Райнер. — Но туда, где недорого. Я на мели.       — Йа знать одно мэсто, — сконфуженно пробормотал Николо, который в привилегированное меньшинство освобожденных от сессии не вошел. — Армянский кухня… Хинкали вкусный… Штука — всего сорок пят.       — Я за, я за! — сразу же поддержала его Саша. — Райнер, я тебе займу, если что. Мне родители как раз недавно денег выслали, не переживай!       — Ребята, а вы с нами? — обратился Марко к одногруппникам, скучковавшимся неподалеку.       Микаса и Армин, снова успокаивающие собачащихся Эрена и Жана, обернулись. И довольно быстро согласились. Ну, кроме одного.       — Только если этот, — кивок на Эрена, — из собачей миски жрать будет. Я с ним за один стол не сяду.       — Жан, — строго окликнул друга Ботт.       Пока они все дружно мигрировали к выходу, Райнер подстроился к бледному и едва ли не засыпающему на ходу Армину.       — Слушай, а ты ведь все вопросы выучил?       Арлерт посмотрел на него «а-что-по-мне-не-видно?» взглядом.       — Да.       — А марлийская уния… Это в каком должно было быть?       — Марлийская уния?       — Ага.       — Такого не было. Ты откуда ее вообще взял?       «Вот как», — мысленно решил Райнер. Сто тридцать первый вопрос, выходит.       — Куда по помытому?! — провожал их опять оказавшийся на смене Левасик. — Совсем охреневшие? Полы только помыли, а вы в грязных ботинках!..       В это же время Хитч сидела в кабинете кафедры и, растираясь виски, пыталась учить те же вопросы. Экзамен у ее группы был назначен на четверг, а до него оставалось каких-то жалких два дня. Составленную собственными руками методичку она, конечно же, не открывала.       Завибрировал телефон, и она увидела сообщение от Бориса: «Ну что, как там дебилы сдали?»       Дебилами на потоке называли группу Райнера. Почему — никто не помнил. Просто так сложилось, что 104-я группа традиционно была странной.       Хитч вздохнула, увидев в соседнем диалоге сообщение, которое старательно игнорировала. Марло в который раз приглашал ее на свидание, а у девушки уже заканчивались вменяемые причины для отказа. Прямо отшивать не хотелось, все-таки он ей нравился. Но и просто согласиться Хитч уже не могла.       «Надо было слушаться Голубятню и выходить замуж, — в расстроенных чувствах подумала она. — Сейчас была бы уже счастливой мамой трех ангелочков или успешным мастером ноготочков в социальных сетях…»       — Отнесешь в деканат потом, — прервала ее мысли о несбывшемся настоящем Рико, неожиданно появляясь в дверях. И положила ведомость перед секретарем.       — Здорово вы их так… — прошептала Хитч, сосчитав количество не сдавших.       Рико подошла к окну и, заложив руки за спину, потянулась, разминая затекшие мышцы. После нескольких часов выслушивания несвязанной речи в голове Брженской поселился раздражающий белый шум. Она представила, как было бы здорово прямо сейчас опрокинуть чашку кофе. Или стакан чего-нибудь покрепче.       — Поставь чайник. У Хеннига с кафедры социальной работы вчера юбилей был, нам кусок торта перепал. Сейчас приговорим его, — миролюбиво предложила женщина, но, заметив, что собеседница совсем ее не слушала, повысила голос. — Хитч! Ты что там делаешь вообще?       Хитч вздрогнула и с какой-то стыдливостью подняла глаза.       — Простите. К экзамену готовлюсь. По истории.       — К моему, что ли? — Рико нахмурила брови.       Девушка кивнула, а преподавательница едва ли не рассмеялась. Сухие губы растянулись в издевательской усмешке, и Брженска со вздохом перекатилась с пятки на носок.       — Глупостью не занимайся. Считай, я тебе его уже проставила.       От такого заявления Хитч едва не подавилась. Она работала с Голубятней не первый день и прекрасно понимала, что какие бы хорошие отношения с Рико не выстроишь, специфичная женщина никогда не сделает что-то просто так. Многие предполагали, что Хитч, будучи секретарем кафедры, неизменно получала какие-то бонусы за свою работу. И местами они были правы: некоторые преподаватели правда рисовали оценки за красивые глаза.       Но в случае Рико Хитч даже не надеялась. И заранее готовилась страдать.       — Это же как-то… Нечестно, — ради приличия помялась она.       — Все честно, — ответила ей Брженска. — В конце концов ты терпишь меня дольше всех. Заслужила.       Как-то раз за год на их кафедре сменилось три секретаря. После выпуска несчастной бедняжки-четверокурсницы, ее преемница не смогла ужиться с Голубятней и в истерике побежала писать заявление об увольнении. Рико такое предательство, конечно, не простила и в отместку отправила обидчицу на допсу. Следующая девушка оказалась поустойчивее, но и она не задержалась надолго. Ушла в декрет.       Третьей стала Хитч. Но сколько бы проблем не сыпалось ей на голову, уходить Дрейс не собиралась. Это как абьюзивные отношения: умом понимаешь, что лажа конкретная, но прекратить не можешь. Хитч идентифицировала себя как открытую мазохистку — ей приносил удовольствие маразм, происходивший на этой работе. И здесь она чувствовала себя в своей тарелке.       — Только чайник поставь. Есть хочу, что выть охота.       Девушка улыбнулась, попутно стряхивая навешенную на уши лапшу.       Голубятня-то ей, конечно, пообещала «автомат». Но и Хитч не дура: понимала, что в четверг об этом Рико Брженска даже не вспомнит.