cat goes meow, dog goes bark, and the bunny goes i fucking hate ivan

Чужая сцена
Слэш
Перевод
Завершён
NC-17
cat goes meow, dog goes bark, and the bunny goes i fucking hate ivan
переводчик
Автор оригинала
Оригинал
Пэйринг и персонажи
Описание
— Просто для справки, хочу сказать, — хрипло произносит Тилл, — что я ненавижу это. Взгляд Ивана скользит по его телу с маниакальной интенсивностью, и Тиллу это уже не нравится. — Ваше возражение было принято к сведению и проигнорировано, — бормочет брюнет. // Тилл примеряет костюм зайчика для предстоящего конкурса по переодеванию. А Иван, мягко говоря, в восторге.
Примечания
Мой тгк со всей информацией и многим другим -> https://t.me/afterlife_8970 ♡

cat goes meow, dog goes bark, and the bunny goes i fucking hate ivan

— Просто для справки, хочу сказать, — хрипло произносит Тилл, — что я ненавижу это.       Глаза Ивана скользят по его телу с маниакальной интенсивностью, и Тиллу это уже не нравится. — Ваше возражение было принято к сведению и проигнорировано, — пробормотал брюнет. Его взгляд опускается вниз и останавливается. Тиллу хочется сжаться в клубок и умереть. — У тебя встал? Вау. — Перестань пялиться, — огрызается Тилл. — Ни за что, — говорит Иван. — Хоть убей.       Чёрт, ну правда. Иван и в обычные-то дни проницательный, как псина. А сегодня? Сегодня ещё хуже. Сегодня Тилла выследили, скрутили и запихнули в нелепый костюм, который был сделан для кого-то вдвое меньше его, так ещё и с огромным декольте.       Костюм плохо сидит абсолютно везде: чёрные латексные чашечки постоянно сползают; концы ободка впиваются в уши; ноги как у общипанной курицы, засунуты в колготки, которые ещё и порвались в нескольких местах; низ костюма впивается в задницу, сколько бы парень ни поправлял; а красные шпильки сжимают пальцы так, словно там семья бешеных крабов устраивает вечеринку.       И да, костюм зайчика не особо скрывает некоторые места, а значит, его член торчит сбоку, и Ивану пора бы уже перестать пялиться на него. — У меня не встал, — фыркает Тилл. Иван поднимает бровь, глядя в определённом направлении, и лицо Тилла заливает жар. Он изворачивается, пытаясь получше прикрыться, но всё бесполезно. — Это… Это только потому, что ты постоянно пялишься! — Разве ты не сказал, что это конкурс переодевания? Другие люди тоже будут пялиться, Тилл.       Другие люди не будут смотреть на меня так, будто хотят трахать неделю подряд, — собирается возразить Тилл, но его слова замирают на губах, когда Иван подходит ближе и хватает его за талию. Его рука скользит по задней части костюма и спускается вниз по латексу. У Тилла пересыхает в горле. — Что ты делаешь? — выдавливает он из себя. — Проверяю товар, — говорит Иван и сжимает руку. Тилл вскрикивает, когда палец проникает под край костюма и царапает колготки. Иван спрашивает хриплым голосом: — Ты всё-таки надел колготки? — Ты… Убери свою руку! Мог бы просто спросить! — Некоторые вещи лучше самому проверять, — говорит Иван, но всё равно слушается. Он делает шаг назад и садится на край кровати, откинувшись на матрас, чтобы лучше наблюдать за Тиллом. Озабоченный урод. — Итак? Что ты от меня хочешь?       Если честно, Тилл сам не знает.       Он ввязался во всю эту историю с переодеванием под давлением друзей и из-за своей неспособности сказать «нет» сияющим глазам Мизи. Просто попробуй, — сказала она, — а если будет очень неловко, мы найдём что-нибудь другое.       Поэтому он взял сумку домой, расстегнул её, примерил костюм зайчика и одни из кучи колготок, которые предоставила Мизи, чтобы проверить, налезут ли они вообще. И Тилл был готов поспорить, что не налезут.       Но с горем пополам он их всё-таки натянул. Парень чертовски долго смотрел на своё отражение, лицо горело — ему было стыдно за то, каким неуклюжим и неловким он выглядит. О чём, блять, он думал, когда соглашался. Это было унизительно. Потом он подумал об Иване. Что бы Иван подумал, что бы он сказал, что бы он сделал, так что Тилл позвонил ему, прежде чем сам успел опомниться.       И теперь Иван здесь. Сидит на его кровати. Улыбается Тиллу так, словно сразу же отправится домой, если Тилл захочет, или… Или нет. — Я не знаю, — хрипло говорит Тилл. Он сглатывает и смотрит вниз; кожу покалывает. — Я просто… Не знаю. Наверное, я хотел… хотел… — Да?       Он скрипит зубами. Чёрт, это так неловко. — Тилл, — мягко говорит Иван.       Слова вырываются сами по себе: — Можешь прикоснуться ко мне?       Иван вдыхает. Слишком громко. Тилл собирается выброситься из окна.       Его рот начинает работать на автопилоте и лепечет что-то бессвязное: — Ну, то есть, я просто подумал, что это поможет мне привыкнуть к этому. Это же обязательно. Мне же надо надеть это для… конкурса. Так что ты мог бы помочь мне… Эм… С… — Мне кажется, у тебя сложилось впечатление, что я… — говорит Иван, а потом прерывается. — Неважно, — он берёт Тилла за запястье, прижимает к себе, целует открытую шею, плечи и грудь Тилла. Дыхание Тилла сбивается. — Ты такой горячий, слишком, — бормочет Иван, проводя языком горячую полоску на его пульсе.       Пот Тилла блестит на латексе. Ивану всё равно. Он спускает чашки и разминает грудь Тилла, — как будто там есть за что ухватиться, — стонет и царапает колготки на заднице парня. Тилл вздрагивает — у Ивана стоит. Его губы опускаются ниже, лаская соски и прикусывая их. Тилл выгибается навстречу прикосновениям. Он не знает, нравится ему это или нет, но руки Ивана чертовски приятные. Он сжимает в кулак волосы брюнета на затылке, вздрагивая от каждого лихорадочного касания, которые отдаются возбуждением во всём теле.       Он прижимается к Ивану, трётся о его живот. Его дыхание звучит смущающе громко, но он не может заставить себя остановиться. Иван отрывает от груди Тилла влажные, блестящие губы и ухмыляется. — Теперь встал, — говорит Иван. — Заткнись… — брюнет большим пальцем проводит по липкой сперме, проступившей на колготках сбоку, а потом накрывает ладонью член Тилла, вырывая из его горла стон. — Что это было? — Я ненавижу тебя, — задыхается Тилл, цепляясь за шею Ивана, потому что это всё, что он может делать, пока на него накатывают волны возбуждения. — Ты… Блять, ты можешь прикоснуться ко мне… — Я прикасаюсь к тебе, — говорит Иван, замедляя движения. Тилл всхлипывает и зарывается лицом в волосы брюнета, крепко сжимая их. Иван улыбается, это слышно по голосу. — Ты должен чётко понимать, чего ты хочешь, Тилл. — Я хочу… Ах, блять… Я убью тебя, — Тилл пытается вцепиться в руку Ивана, но в таком костюме это довольно трудно и бесполезно. — Твою мать, ну сделай уже что-нибудь!       В ответ Иван наклоняется и целует его. Никакого намёка на нежность, Тилл чувствует только язык, мокрый и развратный, и стонет ему в рот. Иван чертовски хорош в поцелуях. Всё, что Тилл может сделать, — это попытаться поцеловать его в ответ, но при таком напоре он беспомощен. Его рука мечется между ними в поисках дёргающегося члена, но Иван хватает его и сцепляет их пальцы вместе. Другая рука, до этого обвивавшая его талию, опускается ниже и отодвигает нижнюю часть костюма, натыкаясь на колготки.       Тиллу приходится прервать поцелуй, чтобы не задохнуться: воздуха совсем не хватает. У него кружится голова, его лихорадит. Иван улыбается так широко, что у него сужаются глаза, как у грёбаного психопата. — Ещё и без нижнего белья, — говорит он, проводя пальцами по дырочке Тилла под колготками. Тилл скулит и замирает, пока пальцы Ивана ищут место, где можно разорвать капрон.       Рывок. Он внезапно чувствует, как большой палец брюнета трётся о него, посылая дрожь по позвоночнику. Пальцы обводят его дырочку, но не проникают внутрь. Он дразнит, и Тилл начинает слегка раскачиваться, пытаясь то ли потереться о парня членом, то ли надавить на отверстие… Сделать уже хоть что угодно. — Иван, — умоляет он, в глазах пылает жар. — Ну пожалуйста…       Рука на заднице исчезает в тот же момент, когда брюнет отстраняется, оставляя Тилла ни с чем.       Тилл всхлипывает. — Ты сказал… — Ты такой милый, — вздыхает Иван, облизывая щёку парня, чтобы поймать скатившуюся слезинку. Тилл пытается оскалиться, но это лишь заставляет Ивана прикусить его за щёку и ухмыльнуться. — Всё в порядке. Смазка в ящике. Достанешь? Тогда я буду трогать тебя столько, сколько захочешь.       Ящик находится рядом с кроватью, но даже это сейчас кажется слишком далёким. — Ты обещал, — говорит Тилл. — Я буду трогать тебя, пока тебе не надоест, — звучит как угроза, но Тилл не обращает на это внимания, предпочитая переползти через матрас. Ему кажется, что ноги сейчас не выдержат. Ходить на каблуках просто невозможно, а он не хотел бы позориться и умолять Ивана снять их.       Он рывком открывает ящик и достаёт смазку. Там еще три секс-игрушки, которые он впервые видит. От такого зрелища голова даже немного проясняется. — Подожди, — говорит Тилл, хмуро глядя на них.       Чужая рука скользит по задней поверхности его икр и вверх по бедру. — Хм? — Когда ты успел… — он срывается на крик, когда руки Ивана рвут сзади колготки и тянут его назад за бёдра. — Что ты… — Чш-ш-ш, — хватка Ивана крепнет, удерживая Тилла на месте.       Тилл пытается приподняться, поворачивая голову, чтобы увидеть, что, блядь, делает Иван. В этот момент язык Ивана проникает в его вход. — Блять!       Он дрожит, вцепившись ногтями в простыни, пока Иван вылизывает его. Слюна наполняет вход Тилла и стекает к члену у бедра. Иван делает это не в первый раз и, вероятно, не в последний; он довёл это до совершенства. Иван лижет его горячим языком с полной отдачей. Один палец проскальзывает внутрь, надавливая на простату, от чего Тилл с головой тонет в удовольствии.       Горло Тилла болит от стонов. Он слишком чувствительный и пустой. Простыни и костюм трутся о соски, и это так приятно, но этого недостаточно. Он выгибается назад, прижимаясь к лицу Ивана, и слышит свой собственный голос будто откуда-то издалека, громкий и безумный: — Пожалуйста, хочу кончить, Иван, пожалуйста, Иван, Иван!       Стон вибрирует в горле, и Тилл задыхается. Мир переворачивается. Внезапно он устремляет в потолок слезящиеся глаза.       Иван целует его бедро. Проходит минута, и Иван разрывает ещё одну дырку в колготках прямо рядом с промежностью. — Ты такой красивый, такой прекрасный, — бормочет он.       Брюнет целует головку члена, выпирающего из костюма, и из него тут же вытекает сперма. Тилл весь извивается от прикосновений. Он умрёт, если не кончит, он уверен в этом. Ему нужно кончить, ему нужно, чтобы Иван заставил его кончить, больше ему ничего не надо. — Ты ведь и так можешь кончить, правда? — спрашивает Иван. Он вводит палец внутрь, и Тилл яростно кивает, бормоча слова, которых он даже не знает.       Иван улыбается, поглаживает головку члена, и этого достаточно. Задница Тилла сжимается вокруг пальца Ивана, жар пульсирует в низу живота и руке Ивана, и сперма выплёскивается беспорядочными струями. Тилл содрогается от оргазма, тяжело дыша. Иван гладит его, пока парень не откатывается, скидывая его руку. — Хватит, — резко бросает он, но весь грозный эффект портится от попыток не задохнуться.       Иван со смехом отстраняется. — Какой требовательный. — Иди на хуй, — бормочет Тилл. — Я вообще-то надеялся на обратное.       Тилл стонет, закрывая лицо руками. Рука Ивана скользит по его лодыжке и по очереди скидывает каблуки. Туфли с грохотом падают на твёрдый пол.       Этот ёбаный мудила, думает, что ему всё простительно, раз он ведёт себя как джентльмен. Тилл смотрит на него. Брюнет поглаживает лодыжку, не отрывая взгляда от… — Хватит пялиться на мой хвост, извращенец, — говорит Тилл. Он переворачивается, чтобы хвост оказался под ним, но из-за этого член оказывается на виду, и теперь Иван пялится уже на него, и… Жизнь превращается в грёбаный кошмар. Он хмурится. — Прекрати. — Но это так мило, — протестует Иван, потом делает паузу. — Ладно, как насчёт одного раунда? Можешь даже не кончать. — О, как щедро с твоей стороны. — Ти-и-и-илл. Пожалуйста? — Если хотел трахнуть меня, то должен был сделать это до того, как заставил меня кончить. — Правда? — удивлённо говорит Иван. Тилл почти видит, как он виляет невидимым хвостом.       Тилл не отвечает, нет смысла подпитывать его эго. Иван, как собака, которой бросили кость, начинает подкрадываться к кровати, скользит руками по колготкам к талии Тилла. Он целует голую кожу его запястья, и парень вздрагивает. — Иван, — предупреждает он. — Ты даже не дал мне кончить, так что меньшее, что ты можешь сделать, это позволить мне касаться тебя, — приглушённо говорит Иван, прижимаясь к плечу Тилла. Это грёбаная ложь, потому что Иван получит удовольствие в любом случае.       Он осыпает поцелуями — на самом деле, скорее, слюнями — всю руку Тилла, и тот морщит нос. Кинки Ивана для него до сих пор неразгаданная тайна. Чужая рука проникает под латексные чашечки и сжимает грудь Тилла. Парень должен остановить его для своего же блага, но тут Иван проводит большим пальцем по соску, и Тилл теряет эту мысль. — Всегда такой отзывчивый, — бормочет Иван.       Тилл пытается оттолкнуть его — он всё ещё слишком чувствительный после оргазма, чёрт возьми, — и успевает наполовину встать с кровати, прежде чем брюнет прижимает его к себе. Блять, как же горячо. Жар снова бурлит внизу живота, и у него снова встаёт.       Раздаётся щелчок открываемой смазки. — Не двигайся, пожалуйста? — Ты же сказал… — Тилл срывается на хныканье, когда два пальца проникают внутрь. Он же сказал, что Тиллу не нужно кончать, Иван лжец, ёбаный лжец, и Тилл извивается и сжимается с отчаянным звуком. Брюнет не задевает простату, и Тилл не знает, нравится ли ему это или наоборот. Он знает только, что ощущение от того, как Иван раздвигает мышцы внутри, просто невероятное. Он зажмуривает глаза и зарывается в простыни. Дыхание сбивается, когда другая рука Ивана начинает играть с соском. — Это… Подожди, это слишком…       К первому пальцу добавляется ещё один, врываясь и игнорируя его протесты. Он уже даже не человек, а просто игрушка, которую Иван может кусать, лизать и играть с ним, пока тот лежит и принимает. У Тилла от жара всё внутри скручивается. Он выгибается навстречу прикосновениям Ивана: пальцам, трахающим его, руке, щипающей и теребящей сосок.       Единственные звуки в комнате — судорожное дыхание Тилла и непристойное хлюпанье смазки внутри него. Взгляд Ивана кажется ему настолько тяжёлым, что ощущается почти физически и заставляет задыхаться. Рука, которой Тилл прикрывает глаза, — скорее, как самосохранение. Это унизительно — быть таким отчаянным и открытым. — Не… Не смотри на меня, — умоляет он. — Ты слишком пристально смотришь, это… неловко.       Вдох Ивана — единственное предупреждение, которое он получает, прежде чем губы брюнета оказываются на его губах, грязно облизывая рот. Тилл стонет в поцелуй. Он запоздало ощущает поглаживание простаты — Иван заканчивает растягивать его, готовясь вставить, и Тилл сгорает заживо от этой мысли.       Ты не обязан кончать, — сказал Иван, но именно до этого он и собирался довести парня. Пальцы брюнета, его язык и рот сводят с ума. Тилл бьётся в конвульсиях. Рука на его соске перемещается, прижимаясь к плечу. Тилл хнычет. Из его члена выходит липкая сперма, и он чувствует, как она стекает по всему животу через латекс на бёдра. С каждым движением пальцев Ивана наслаждение только усиливается, пока Тилл не закатывает глаза, а терпение наконец не лопается. Оргазм полностью разрушает его, удовольствие заглушает все ощущения на несколько секунд, которые кажутся вечностью.       Парень обмякает на кровати, содрогаясь от ощущений. Иван стонет ему в рот, собирает сперму с бедра Тилла и проникает этими же пальцами в него, и Тилл не может сдержать рыдания, вырывающиеся из горла. — Я же… только что кончил, — говорит он, пытаясь соскочить с пальцев Ивана, но брюнет тянет его назад за бёдра, железной хваткой удерживая за запястье. — Пожалуйста, я не могу, я не могу, мне больно, подожди, подожди секунду, мне нужно…       Иван целует его щёку и уголок рта. Тилл плачет, и Иван слизывает все слёзы, прежде чем снова поцеловать его. — Я быстро, — обещает Иван, и Тилл яростно качает головой. Он не врёт; он правда не может продолжать, по крайней мере, не так скоро. Глаза Ивана тёмные, зрачки расширились. Он улыбается как маньяк. — Можешь, поверь мне. Будешь хорошим мальчиком? — Я ненавижу тебя, — всхлипывает Тилл. Брюнет воспринимает это как разрешение, и толстый член входит во влажную, растянутую дырочку Тилла. Парень вздрагивает и содрогается от резкого возбуждения. Это намного больше, чем пальцы, длиннее, горячее, и от этого у него поджимаются пальцы на ногах, сокращается каждая мышца.       Иван бормочет что-то неразборчивое; звон в ушах слишком громкий — ничего не слышно. Он смотрит на Ивана сквозь слёзы. Он пытается сосредоточиться, разобрать слова по губам, но тут Иван начинает двигаться, вбиваясь в него быстрыми, жестокими толчками. Тилл впивается пальцами в простыни и чувствует, как что-то рвётся между ногтями вместе с колготками.       Рука Ивана прижимается к его животу. Чёртов гад, пытается нащупать свой член внутри. Он слегка нажимает, и Тилл всхлипывает. Ощущения обостряются. Такое чувство, что член Ивана вырезает свою форму внутри Тилла, вынуждая тело помнить его.       Из Тилла вырываются задыхающиеся и рваные стоны. — Иван, Иван, Иван, — повторяет он. Он нащупывает руку брюнета и пытается притянуть его ближе. Ему нужно какое-то утешение, что-то, что отвлечёт от этого всепоглощающего ощущения, когда Иван трахает его, заставляя закатывать глаза.       Иван хватает его за руку и так же прижимает к животу. Из горла вырывается высокий стон. Иван медленно толкается, сильно вдавливаясь в его тело. Это больно, и Тилл пытается отползти, но руки Ивана сдавливают его бёдра до синяков, не давая вырваться. — Ты можешь кончить ещё раз, — прохрипел он. Тилл содрогается. Он даже не может сказать «нет», его хватает только на бессвязные всхлипывания. — Можешь, ты же чувствуешь меня прямо там, я знаю, что ты можешь это сделать. — Н-не могу-у, — стонет Тилл. Затем Иван обхватывает рукой его член и начинает дрочить так, словно пытается выжать из него всё до последней капли, и Тилл вскрикивает.       Его накрывает новой волной. Другой жар, что-то большее, более пугающее. Удовольствие настолько горячее, что он сходит с ума. Он начинает брыкаться, пытаясь оттолкнуть Ивана, но тот хватает его за ноги и, зафиксировав их на весу, вдавливает его в кровать, трахая ещё глубже. Спазмы начинают сотрясать всё тело. — Не могу, я не могу, отпусти, не могу… — Можешь, — говорит Иван, но Тилл уже не понимает, он не слушает. — Хватит, — кричит Тилл, — остановись, как-то… странно себя чувствую… Ах, я…       Но уже слишком поздно: его тело содрогается в конвульсиях, а глаза снова закатываются. Оргазм затуманивает разум и зрение. Он не может дышать, не может пошевелиться. Прозрачная и жидкая сперма выплескивается на живот, и он всхлипывает. Это ужасно — чувствовать себя так хорошо, сходить с ума от этого. Слюни стекают по его лицу на простыни вместе со слезами. Последнее, что он помнит, — это то, как Иван зовёт его по имени, и как сперма заливает всё внутри него.

***

— Ты же знаешь, что костюм не мой.       Они смотрят на скомканный на полу костюм зайчика — вернее, на испачканные спермой, пропитанные смазкой остатки костюма зайчика и валяющиеся рядом колготки. Восстановлению не подлежит.       И в этом тоже виноват Иван. — По крайней мере, я снял его с тебя, прежде чем мы заснули, — говорит Иван, как будто не он трахал Тилла в нём несколько часов сначала в спальне, потом в ванной, а потом в…       Тилл хочет его убить.       Иван понимает это по выражению лица и строит смешную гримасу, которая совсем не подходит роскошной модели. — Тилл, не злись. Купим новый.       Мысль о том, что он тратит с трудом заработанные деньги Ивана на бесполезные вещи, должна приносить утешение, но смотря на испачканный спермой костюм зайчика, он этого явно не чувствует. — Заменить — не проблема, — огрызается Тилл. При виде латекса лицо заливает жар. Он отводит глаза. — Я не могу его надеть. — Ну да, поэтому я и сказал, что куплю новый. — Говорю же, я не смогу его надеть! — А вчера надел, — говорит Иван. Ещё немного и Тилл прибьёт его. — Нет, идиот, я не могу его надеть, потому что… — он простонал и уткнулся лицом в колени. — Я не смогу участвовать в конкурсе, ясно?       Чужая рука гладит его по волосам. — Почему? — Ты и так знаешь, не заставляй меня говорить.       Либо Иван гениально прикидывается дураком, либо гениально прикалывается над Тиллом. — Я правда не знаю. Почему не сможешь? — Потому что мне будет тяжело, понятно?! — Тилл вскакивает на ноги, швыряет эту дурацкую штуку через всю комнату и начинает вышагивать. — Ты… Ты трахал меня в этом дурацком костюме миллион раз, и, очевидно, он у меня теперь ассоциируется с определёнными воспоминаниями. Костюм и так тупо тесный, а если я ещё и начну думать об этом, все узнают, что ты трахал меня в этой дурацкой штуке своим тупым толстым членом, и я не смогу носить его, не думая о тебе, и… Блять, я его больше не надену, ясно?!       Господи. Тилл рухнул на пол и уткнулся горящим лицом в руки. Он мог бы просто сказать: «Из-за тебя у меня кинк на заячьи костюмы». И всё, на этом разговор был бы закончен, но нет, ему надо было упомянуть, что у Ивана толстый член.       Ему нужно. Сменить имя. Инсценировать свою смерть. Бежать из страны. Что угодно. — Что ж, — наконец говорит Иван. — Очень жаль.       В его голосе что-то подозрительное. Тилл смотрит на него сквозь пальцы; этот осёл старается не улыбаться. У этого ебучего робота не получается контролировать эмоции в присутствии Тилла. — Я серьёзно, — говорит Иван. — Это трагедия. Никто не сможет увидеть какой ты прекрасный, соблазнительный и манящий в этом костюме. Как самый спелый фрукт в корзине. Это действительно упущение. Только я буду знать, как ты выглядишь в костюме зайчика. Ужас. — Никто не захочет видеть меня… — «в костюме зайчика, ты, ёбаный чудак» хочет сказать Тилл, но этот голос, эти слова, это выражение, словно Иван пытается не быть самодовольным… Тилл яростно вдыхает воздух.       В голове щёлкает осознание. — Ты… Ты это спланировал?! — кричит он, хватаясь за воротник Ивана.       Иван смеётся сквозь сильную встряску. Самый счастливый болванчик, которого он когда-либо видел. — Я этого не планировал. Это было просто… Вау, Тилл, какая у тебя хватка крепкая. — Что именно? — Непредвиденные последствия, — говорит Иван. Затем, заметив убийственное выражение Тилла и стремительно белеющие костяшки его пальцев, Иван исправляется: — Ну, как непредвиденные. Примерно… На двадцать процентов? Твой сквирт не был в… — Заткнись! — кричит Тилл с пылающим лицом. — Заткнись, заткнись на хуй, я тебя убью, Мизи попросила меня участвовать в этом дурацком конкурсе, и я… Я всё спланировал, я собирался это сделать и вернуть ей долг, и… — Ты сделал это, потому что задолжал Мизи? — спросил Иван, поражённый. — А не потому, что она тебе нравится?       Тилл отвешивает ему подзатыльник. Это уже как инстинкт. У него голова идёт кругом, но он всё же находит в себе силы крикнуть: — Тот, кто мне нравится, это ты, придурок! Ты что, ахуел? Мы встречаемся уже два года! — Так что за долг? — спрашивает Иван. — С тобой реально что-то не так, — говорит Тилл, но он сам, видимо, недалеко ушёл, раз любит этого психа. Он вздыхает и отпускает воротник Ивана, садясь обратно. — Просто… Она кое-что сделала для меня пару лет назад. — Должно быть, это была большая услуга, — говорит Иван.       Она задержала твой вылет из страны, чтобы у меня было время признаться тебе, а на случай, если это не сработает, она даже заставила своих богатых родителей подписать контракт с твоими богатыми родителями, чтобы тебе не пришлось уезжать за границу, а я не сидел, как вдова солдата четыре года, — думает Тилл. Но это секрет, который он, скорее всего, унесёт с собой в могилу, поэтому произносит только безразличное: — Вроде того. В любом случае, — он смотрит на Ивана. — Я у неё в долгу. А ты разрушил мой план. — Всё в порядке, — успокаивает Иван.       Он берёт Тилла за руки и проводит большими пальцами по костяшкам, как будто это поможет сбавить его ярость. И, что самое гадкое, это срабатывает.       Тилл хмурится, хотя это больше похоже на попытку сдержать гнев, чем на что-то другое. — Я всё ещё злюсь на тебя, — бормочет он. — А если я переоденусь? Мизи дала мне наряд горничной. Он довольно хорошо сидит. Походу, Суа сшила его на заказ. — Что? — Хочешь посмотреть? — Иван берёт телефон и листает фотографии, пока не находит нужную. — А, вот оно.       У Ивана сверхъестественный талант выглядеть шикарно в любой одежде. На фотографии он в наряде горничной с длинной юбкой с разрезом на бедре. Изящные чёрные чулки спускаются к убийственному каблуку. Он подмигивает камере и показывает знак пис.       Охренительно милый засранец. Суа действительно постаралась. — Отлично, — говорит Тилл, возвращая телефон. — Валяй. В любом случае, у тебя больше шансов на победу, чем у меня. — Глупости. Ты бы занял первое место на всех конкурсах переодевания мира. Даже галактики.       У Ивана явно искажённое представление о том, что такое комплимент. — Это не то, что я хотел услышать, но спасибо, — ему приходит в голову мысль. — Подожди, разве сегодня не воскресенье? — Да? — Крайний срок подачи заявок был вчера. — И что? — Ты не можешь участвовать. Тебя не примут. — А, всё в порядке. Я просто… напишу Мизи и попрошу, чтобы она поменяла наши имена местами. Без проблем.       Опять этот тон. Подозрительный. Тилл пристально смотрит на Ивана, который уже начал строчить Мизи сообщение. — Иван, — говорит он.       Брюнет отводит взгляд в сторону и смотрит куда-то в потолок. — Иван. — А? — Посмотри на меня. — Я бы с удовольствием, — говорит Иван. — Но потолок сейчас так прекрасен. Какое замечательное утреннее солнце. Природа удивительна. — Иван, — гнёт своё Тилл. — Ты, блять, это планировал? — Не-е-е-ет, — парень всё ещё не сводит глаз с потолка. — Это просто смешно. Неужели я действительно встретился бы с Мизи в выходные и стал бы строить коварные планы, чтобы нарядить тебя в костюм зайчика под видом конкурса переодевания в обмен на то, чтобы Суа оделась в костюм дворецкого по той же причине? Чушь. Это… бред.       Тилл делает глубокий вдох. Глубокий выдох. — У тебя есть три секунды, чтобы съебаться, — предлагает он.       Иван срывается с места.

Награды от читателей