Minor Inconvenience

***

      Мегуми заходит в пустую аудиторию первым.       Это стандартная практика. Есть ряд причин, побуждающих его приходить раньше положенного. Основная: каждое ебаное утро его сосед по периметру — Чосо, — видит мокрые сны.       По идее, да, это не должно беспокоить Мегуми. Потому что Чосо учтиво отходит в уборную и уединяется там. Без его участия. Но.       Есть одно маленькое неудобство.       Мегуми непроизвольно читает мысли. И разбушевавшаяся фантазия Чосо пробивается в его голову даже сквозь бетонные стены. Ладно ещё, если бы у них кинки совпадали, или, как минимум, сексуальная ориентация. Тогда эту деталь можно было бы упустить. Но трахает в своих фантазиях Чосо своего репетитора по английскому. И она не во вкусе Мегуми.       Да, Фушигуро — телепат. И, чтобы побыть наедине с собой, он приходит на пару философии на двадцать минут раньше.       Вообще, это не только потому, что каждый раз он становится третьим лишним в эротических фантазиях своего руммейта. Это случается и с другими.       Через пятнадцать минут в аудиторию зайдёт Нобара, и Мегуми будет слушать её мысли о жизненных мелочах. Но это полбеды. Потому что через ещё тридцать, (как и всегда, опоздав), это перебьёт сдвгшный неуловимый поток мыслей Юджи, беспредельно обгоняющих друг друга — в прошлый раз он думал о погоде, о том, что забыл перезвонить Тодо; одновременно составлял список покупок, который, (как и всегда), забудется через две минуты, если он не успеет его записать.       Ещё им назло попался самый душный препод — Гакуганджи. И сосредоточиться на его паре — не вариант.       Поэтому его единственный способ абстрагироваться — прийти на пару раньше положенного. Чтобы посидеть в тишине пустоты аудитории.       Он умиротворённо подходит к своему месту. Наслаждается спокойствием.       А потом.       Потом до него доносится:       «Симпатичный зад».       Уверенно, выразительно. Так громко, что изначально Мегуми не понимает — это сказано вслух или ему мерещится?       Голос эхом рикошетит по всему телу Мегуми. Будоражит. Выводит из раздумий. И совсем немного из себя. Потому что это было время Фушигуро, специально отведённое для того, чтобы он мог насладиться своим присутствием и отсутствием всех остальных. И их мыслей.       Особенно о его заднице.       С другой стороны, что за эгоцентризм? Может это о заде, но не его. Мало ли какой извращенец тоже захотел уединиться в аудитории для банальной утренней дрочки. Вдруг у них тоже раздражающий спермотоксикозный извращенец-сосед.       Вдруг.       Хотя, судя по ходу мыслей, этим соседом мог бы оказаться и сам наблюдатель. Кому вообще приспичит дрочить перед парой Гакуганджи? Через двадцать минут он придёт, нависнет над всеми присутствующими чёрной тучей и из него дождём польётся конспект. И моментальная инверсия всех стояков обеспечена.       «Фушигуро, что ли? Да, бампер что нужно. Приседает каждый день, наверное. Лучше бы присел на мой…»       И Мегуми бомбануло.       Кто там такой резкий, посягающий на самое сокровенное?       И, да. Он приседает. Каждые два дня в университетском зале.       — Что ты сказал? — Мегуми резко разворачивается, бросив сумку на соседний стул. Бронирует место для Кугисаки.       Из-под парты выныривает розовая копна лохматых волос. За ними — лисьи глаза с ализариновыми радужками, облачённые в линзы.       Сукуна? Отмороженный брат-близнец Юджи. Мышечная глыба, своим видом пугающая не только Нобару, но и всех остальных с тонкой душевной организацией. Особенно своими татуировками на лице. Кугисаки часто мысленно применяет к нему прилагательные «стрёмный» и «мутный» . Фушигуро слышит это каждый раз, когда Сукуна проходит мимо них.       Физиономия мутного полностью вырастает горой из-под парты.       Что он там вообще делал? Пялился на зад?       Ладно, не важно.       — Я молчал, — говорит Сукуна, смотря на него в упор.       «Сукуна, ты что, придурок…? Пиздец, если ты сказал это вслух…Спереди тоже вид классный, кстати. А попа такая… в ладошку поместится».       — Заткнись, — злобно выпаливает Фушигуро, мысленно бросая в него стулом. Ему можно. Потому что из них двоих только один телепат.       — Да я молчу! — экспрессивно машет руками, а на лице появляется проблеск паники. Искренне недоумевает — что же, блядь, такое? Так сходят с ума?       Мегуми закатывает глаза. Так ему и надо, извращенцу. Пусть трепещет.       Нужно думать прежде чем… думать.       «С ебанцой. Как я люблю».       Мысли Фушигуро всё же материализуются. В этот раз вместо тысячи слов Сукуне между глаз прилетает книга и оставляет красный отпечаток. Он падает на стул, на котором лежал моментами ранее. В полном ахуе. И голова моментально пустеет.       Трёт больное место. И почему-то начинает лыбиться.        Ему что, понравилось? Мегуми всем нутром надеется, что нет: он вложил в бросок всё своё раздражение. В надежде, что Сукуне станет больно, а не хорошо.       «Хренов мазозист» — думает Мегуми, отворачиваясь от самодовольной ухмылки. И сразу садится на стул. Чтобы спрятать свой зад от этого придурка.

***

      Примерно так это и начинается.        Фушигуро узнаёт, что у Сукуны на него краш. Это очевидно. Потому что каждый раз, пытаясь сбежать из-под прицела его красных (и действительно ужасающих, но в другом смысле) глаз, он попадается в сети его мыслей. И чем сильнее пытается, тем ближе Рёмен оказывается в следующий раз. Сукуну это забавляет.       И каждый раз, когда они сталкиваются взглядами, в глазах Сукуны бесстыдно пульсируют красные сердечки.        Хоть он и молчит о чувствах. Таким, как он, свойственно о них молчать. Сохраняет образ истинного альфача, выжидает, пока Мегуми сам поддастся, приспустит непробиваемую браваду, и приползёт к нему на коленях, сам расстегнёт ширинку и…       Это Мегуми взял из его головы. Честное слово.       Жаль, что Сукуна не понимает — такие, как Мегуми, никогда не приползают первыми. Особенно к каким-то извращенцам в их загребущие лапы.       Фушигуро сбегает сразу после окончания своей последней пары, не дослушав рассказ о насыщенных выходных Нобары. Он уже дочитал всю историю в её голове, в том числе с надуманными деталями, которыми она её приукрасила. Молча открывает металлический синий шкафчик в университетском коридоре и сбрасывает туда рюкзак.       «Сочный зад», — слышится прямо рядом. Мегуми вздрагивает.       Он что, его сталкерит? Потому что, какие шансы, что он мог сюда припереться, не зная его расписания.       Хлопок резко закрытого шкафчика прокатывается по коридору универа. За ним — расплывшееся в улыбке лицо Сукуны.        Заебал.       — Что делаешь сегодня вечером?       И голова амбала резко пустеет. Между ними повисает напряжённая тишина, прерывающаяся гулом мимо проходящих студентов.        А потом до Мегуми наконец-то доходит, почему.        Потому что Сукуна очень детально представляет себе, как они трахаются.        Взгляд Мегуми вскользь пробегается по ширинке. Да у него ещё и встал.        — Извращенец ебаный, — бубнит себе под нос, поворачивая ключ в навесном замке.       — Это — да? — ухмыляется Сукуна.       — Отъебись, — на этом Мегуми разворачивается и уходит в противоположную сторону. Довольный собой.       Как же он бесит. Своим спермотоксикозом.        На следующей паре он слышит среди бессмысленного потока мыслей Юджи, что Сукуна заплатил ему три тысячи иен за слив их расписания, и, чтобы тот не спрашивал зачем, докинул ещё 1500 сверху вместе с угрозами физической расправы — за неразглашение. Первое для поощрения, второе, чтобы не вздумал кому распиздеть.       Ну и падла продажная.       Итадори мысленно называет Сукуну придурком, а потом думает о том, что волосы Кугисаки пахнут цветущей сиренью. Шампунь, парфюм или… нет, сирень же не цветёт в феврале. Надо спросить, каким шампунем она пользуется, и… о, это что, ласточка? Он смотрит в окно, подперев голову.       Юджи, конечно, в полном неведении, зачем Сукуне это нужно.                    Зато Мегуми знает. И сердце бешено колотится под рёбрами.       Панически, конечно. И частично от адреналина.

***

      Мегуми заходит в комнату раньше обычного и бросает сумку с ноутом на свою кровать. Чувство триумфа обволакивает его лёгким трепетом, отдаётся покалыванием в кончиках пальцев. Думает — сегодня у него получается его избежать. Даже без особого труда. Не удаётся выцепить красные глаза, постоянно смотрящие на него из толпы — их там попросту не оказывается. Наконец-то отстал.       Не оказывается и заполняющего пустоту постоянного его присутствия в радиусе десяти метров.       И только сейчас он обращает внимание на постепенно пустеющий угол, принадлежащий Чосо. Его плакаты сняты со стены, стопка книг убрана с прикроватной тумбы, зажигалка и бонг спрятаны с подоконника. Что за приколы?       Чосо выплывает из уборной, подведённые фиолетовым карандашом глаза устремляются на Мегуми. На его носу чёрный пластырь с Куроми. Он растерянно улыбается.       — Ты куда? — спрашивает Мегуми, сидя на кровати.       — Переезжаю.        — Ты не говорил.        — А, да? Забыл, — отмахивается Чосо, проходя к своей стороне. Собирает стопку вещей в дорожную сумку. Как ни в чём не бывало.       Только Мегуми чувствует и видит пиздёжь. Даже не читая его мыслей.       Хоть Чосо даже не краснеет. Просто натягивает привычный покерфейс. Думает — Сукуна просил не говорить. И он не скажет. Даже если Мегуми спросит. Если выбирать между кулаком Сукуны или тапком Мегуми, обладающего почти снайперским прицелом — кулак Сукуны всё же тяжелее.       Пятнадцать тысяч иен просто так на дороге не валяются.       Хуясе — думает Мегуми. Всего лишь за то, чтобы поменяться с ним комнатами.       Чосо продолжает мысленно очищать свою совесть, оправдываясь. Ему, студенту, живущему в общаге, пятнадцать тысяч иен будут кстати. Может, купит на них что-то прикольное для Юки. Ну, или сводит её куда-нибудь на свидание. Или для начала отрастит яйца её наконец-то куда-нибудь позвать.       Мегуми закатывает глаза. Ещё одна продажная падла, которая повелась на сукуновские манипуляции. И деньги.       Ещё Чосо понятия не имеет, зачем Сукуне сдалась его комната. И хорошо. Хорошо, что он не знает, что продал Мегуми всего лишь за пятнадцать тысяч. Потому что, зная его, он бы попросил больше, заикнись этот розовый придурок о том, что у него виды на фушигуровский многострадальный зад.       Но Сукуна не так прост, как кажется. Прячет свои истинные чувства за крепкой грудью и холодным безразличием в глазах.       И если бы Фушигуро не был телепатом, он бы ничего не знал.       Мегуми фейспалмит. Они даже не разговаривают, за исключением двух слов при столкновении у шкафчиков на прошлой неделе. А он уже на него тратится. Ну разве не придурок? Всё равно ему ничего не светит. Зря старается.       На самом деле, Мегуми бы его охотно зафрендзонил, если бы не знал, что он иногда представляет, как ебёт его в зад. Но френдзона в опасной досягаемости рядом с близким кругом общения. А через него настойчивый Сукуна продолжит добиваться своего, пока не успокоится.       Потому что в его соображении, каждое «почти» автоматически означает лёгкий намёк на возможное «да» в ближайшем будущем.       Поэтому даже это ему не светит. Извращенцу.       — Ну? — негодует Фушигуро. — Так что у тебя стряслось?       — Э-э-э… — мешкает Чосо, потирая затылок. Лживые глаза бегают по комнате, пытаясь избежать холодящей ауры Мегуми. Аж ладошки от него потеют. — Витамина D не хватает. А на другом крыле как раз больше солнца. Ну… я и подумал обменяться.       — Окей, — кивает, сверля его взглядом.       — Я на минутку, — выскальзывает из оков пристального взгляда Фушигуро и захлопывает за собой дверь в уборную. Мегуми мысленно даёт ему пендель пока провожает его глазами.       «…четыре тысячи, восемь, десять, тринадцать… вот гандон, этот Сукуна. Двух тысяч не доложил. Жлоб. Найду его и отпизжу».       У Мегуми примерно такой же план.       Только искать Сукуну не придётся.        Потому что вот он — в дверном проёме, открывает дверь ногой. В своём репертуаре — с фирменным оскалом и двумя сумками наперевес.       Чосо выходит из уборной, и вместе с этим по периметру пробегает заряд молнии между ними тремя.       — Чё-то жарко у вас тут, — говорит Сукуна, бросив сумки на кровать. Тянется к окну, чтобы приоткрыть форточку.       Из всех присутствующих, Мегуми знает больше всех. И непонятно, хорошо это или плохо.

***

      Рано Мегуми радовался. Потому что теперь Сукуна нависает над ним тенью целыми днями.       Целыми. Днями.       Прерываясь только на сон. Во всё другое время Мегуми только и слышит его мысли, что навязчиво пробиваются даже по ночам сквозь его беруши, которые он купил специально по случаю переезда Сукуны. В надежде, что они заглушат его спермотоксикозные фантазии. Но они глушат только его возню по утрам, потому что Сукуна каждый день в шесть утра ходит в зал.       Его мысли всё ещё настойчиво пробиваются через все поверхности к Мегуми. И Фушигуро внимает. Без особого интереса, конечно.       Просто потому что можно.       На самом деле, однажды он даже вертится перед зеркалом у двери, и искренне недоумевает, что такого в его заднице особенного. А потом из душа в одном полотенце выходит Сукуна и скользит по Мегуми жадным взглядом.       «Классный зад. Одной детали, конечно, не хватает. Моего чл…»       Откуда в этом тестостероновом маньяке фантазия на всю эту дичь? Мегуми по привычке закатывает глаза. В какой-то момент, он понимает, что устал его посылать. Потому что Сукуну это не унимает, а напротив — производит обратный эффект.       — Эй, — доносится до него в один из вечеров, когда они находятся вдвоём в периметре их общей комнаты.       — Нет, — отвечает прежде, чем раздаётся вопрос, пресекая все возможности его задать. И углубляется обратно в бессмысленный скроллинг в соцсетях на своём телефоне.       — Пидора отв…       И в голову почти прилетает тапок, но Сукуна успевает увернуться. Наловчился за две недели. С Фушигуро это нужный навык. Однажды он рубился в римейк второй резки и Сукуна видел, как он безошибочно держит прицел у каждого зомби на голове.       Это многое объясняет. В том числе и память о саднящей шишке по центру лба, которую Сукуна заработал перед парой Гакуганджи. И, которая, в свою очередь, напоминала ему о Мегуми. Ему это, конечно, совсем немного нравилось.       Не потому что он ебанутый, а потому, что это Фушигуро.       А может и вправду ебанутый. По крайней мере, так считает Мегуми.       — Так ты пидор или…? — настойчиво продолжает, повернувшись в его сторону, лёжа на боку, любопытно подперев голову.       — Не мечтай.        «Конечно пидор. С таким буфером».       Мегуми закатывает глаза.        Он одет в пижаму. Пижаму. А на ней — свинки-амуры с крыльями. Вообще, изначально она принадлежала Чосо, и он её не взял с собой. Забирать тоже отказался. Специально. Зато теперь это носит Фушигуро в качестве противосукунного репеллента.       Но этот придурок всё равно находит это сексуальным.       Заебал. Вконец.        — А я — да, — говорит Сукуна, улыбаясь.       — Мне всё равно.        — …И я думаю, что твой зад бы неплохо смотрелся у меня на коленях. Ты мне нравишься.       Мегуми даже смотрит на него, чтобы убедиться, что он говорит это вслух. Губы двигаются.       Фушигуро предпочитает сделать вид, что он этого не услышал. Потому что знает, что в воображении Сукуны они уже давно перешли черту взаимных «нравится» и свободно трахаются везде, даже забив на то, что их могут услышать.       А в общежитии запрещено трахаться.       Во всяком случае, так громко, как они это делают у него в голове.       — Ты подкупил Чосо? — Мегуми переводит тему. Сукуна разочарованно цокает языком.        — Он тебе рассказал? — Рёмен представляет, как даёт Чосо леща. Представляет, как отвешивает ему подзатыльник. Представляет…       — Я догадался, — прерывает его буйные фантазии Мегуми.        — Хотел быть ближе к тебе, куколка, — Сукуна осторожно приближается к его стороне комнаты. — И вправду, у тебя такие кукольные черты лица. Ты красишь ресницы…?       — Нет.       — Пидо…       — Да уймись ты! — он пытается отпихнуть Сукуну, вкладывает в толчок всю свою силу.        Только даже её не хватает, чтобы сдвинуть эту глыбу мышц с места.        Потом Мегуми снова слышит стоны.        Потому что он бесстыже смотрит ему в глаза и представляет, как Мегуми отсасывает ему на коленях. И потом он кончает ему на лицо. Тот слизывает и улыбается.        Мегуми смотрит на его промежность. И не ошибается. Потому что член топорщит ткань чёрных спортивных штанов.        Извращенец.       В Мегуми что-то лопает. Как шарик, наполненный водой. Терпение?       Он высовывает вперёд ногу. И попадает в пах. Даже не целясь.       На самом деле, Сукуна старается держаться из последних сил. Но потом тело пронзает боль, и он сгибается пополам.        — Изыди с моей половины комнаты, извращенец.        — Да что я такого сказал?! — восклицает Сукуна, попятившись назад к своей части ринга.       — Иди вон.       Рёмен плюхается на кровать и хмурит брови, пока по телу всё ещё пульсирует боль, исходящая от зоны паха.       Думает — ну что за унижения? Его образ альфа-самца медленно тлеет в руках Мегуми, развеивается пеплом по углам их комнаты. И если бы Фушигуро сейчас прижал его шею ступнёй к полу, он бы умоляюще проскулил: ещё.       Души меня, Мегуми, души.       Просто потому что это он.       И Мегуми закатывает глаза. Он бы и сам был не против это сделать. Только в другом контексте. Не включающим в себя член Сукуны.       А ресницы он и вправду иногда подкрашивает. Чтобы казались длиннее.

***

      Мегуми просыпается.       Точнее, его будят.       Будит сила мысли Сукуны. Его разбушевавшееся воображение, картинки из которого проскальзывают в сон мирно спящего Фушигуро.       Почему этот придурок не может думать потише?        А думает он… нет, не думает. Представляет. В этот раз то, как он растягивает Мегуми тремя пальцами, пытается вставить в него свой член, водит по лоснящемуся от смазки кольцу мышц.        Это застаёт Фушигуро врасплох. Он видел это сотни раз, в разных сюжетах и обстоятельствах. Что не так в этот раз?       В этот раз Сукуна ему устраивает шоу в 4D — не только мысленно, но сопровождающееся звуками. Мегуми отчётливо слышит хлюпающие звуки влажного трения. Спросонья потирает глаза непривыкшие к полумраку.        Ладно. Ему совсем немного интересно.       Совсем чуть-чуть. Капельку.       Это же не в его воображении они сношаются. Значит, не считается.       Когда Мегуми снова улавливает нить его мыслей, она его приводит обратно в воображение Сукуны, а там он уже вовсю его трахает. Грубо натягивает на свой член, широко раздвинув его ноги. Стоящий член Мегуми дёргается в такт движениям. Из него прозрачной нитью до низа живота тянется предэякулят.       Ноги бы он так точно не смог выгнуть. У него нет такой растяжки.       Но тем оно и интересно, воображение Сукуны. В нём нет пределов.       В воображении он кончает в Мегуми, и его сперма вытекает из него белесыми каплями, стекают по ложбинке и разрастаются влажными каплями на белой простыне.       Изливается и Сукуна себе в ладонь. Издаёт приглушенный вздох, и старая общажная кровать под ним слегка поскрипывает. В его голове мысли путаются в комок, вокруг белые вспышки, яркий фейерверк — его кроет оргазм, приятно растекается лёгкой дрожью по телу.        Мегуми закрывает глаза. А потом замечает, как собственный член топорщит одеяло. Пизда рулю.       Это заразно?

***

      Сукуна садится с ним рядом на паре Гакуганджи.       На место Юджи, предварительно вступив с ним в воображаемую перепалку, где они обмениваются колкостями друг с другом.       «Уйди, придурок, пока не получил пиздюлей» — думает Сукуна, одарив Итадори недоброжелательным взглядом.       «Как же ты заебал» — Юджи закатывает глаза и садится позади. Уступает.       Из этих двоих никто не телепат, но они понимают друг друга без слов. Родственная связь?       Вообще, Мегуми собирается возразить. Собирается с мыслями. Собирается открыть рот.       Но слова встают поперёк горла. Хуже уже не будет.       Они вместе живут. Границы нарушены, грани стёрты, рамки сломаны.       В воображении Сукуна воспроизводит картинку: его ладонь по-собственнически на колене Мегуми, сжимает его сквозь ткань чёрных брюк. Выше — стеклянные зелёные глаза, как-то любовно смотрящие в ответ, лёгкая ухмылка касается губ.       Надо же. Не ебутся.       Сукуна просто молча им… восхищается?       Воображает, как обводит кончиком пальцев его утончённые черты лица, ведёт пальцем по губам. Мегуми вздрагивает. Мысленно и на самом деле.       И они смотрят друг на друга, как два придурка — периферическим зрением. Полностью абстрагируются от голоса Гакуганджи. Хоть Мегуми пытается его уловить на фоне, но вместо этого ловит нить мыслей Сукуны, тянущую обратно в его фантазии, прячущиеся за пылающими огнями в расфокусированных зрачках. Где Фушигуро позволяет ему быть с собой трепетным. Непривычно.       Их взгляды сталкиваются, когда Сукуна, подперев подбородок, случайно касается локтя Мегуми, и тот по инерции отодвигается. Ждёт подвоха.       Дожидается.       В мыслях Сукуна усаживает его на стол, и они бесцеремонно срывают друг с друга одежду, сцепившись в жадном, нетерпеливом поцелуе. Конечно, образ его воображаемого Мегуми никогда не против любой извращённой авантюры Сукуны. Но настоящий…       Настоящий Мегуми почему-то густо краснеет. Зацепляется взглядом за край тетради, зарисовывает его чёрной ручкой.       Но всё ещё слушает. Непроизвольно.       Ладно, потому что хочет. Но только из банального интереса.       Совсем не потому, что касания в фантазиях Сукуны его будоражат. И не потому, что по спине от фантомных ощущений вибрацией пробегает табун мурашек. Совсем нет.       И в своей голове Сукуна долбит Мегуми ритмично и сильно, вгоняя свой член по основание, растягивает узкие стенки, наполняя его собой. В опустевшей аудитории только они вдвоём, их обрывистое дыхание и стон, сорвавшийся с губ Мегуми, забивающий всю пустоту вокруг них. Сукуна толкается глубже, вжимает его грудной клеткой в твёрдую поверхность, сорвав с него белую рубашку. Фаланги Мегуми белеют, изо всей силы цепляются за парту.       В понимании Сукуны, секс — высшая степень интимности. Он бы трахал Мегуми везде, принимая его податливое горячее тело со всеми созвездиями-родинками, растворяясь в истоме. Растворяясь в Мегуми.       Мегуми? Думает, что он ёбнутый извращенец. Не понимает до конца, чего Рёмен хочет на самом деле — его или быть с ним. Его сложно читать.       Хотя бы потому, что он не думает о чувствах. И хрен поймёшь — это потому, что они ему чужды или потому, что он себя убеждает, что их нет.       Мегуми уверен, что у него-то их точно нет. Он и Сукуна? Пф.       Конечно, это ограничивается только фантазиями. Как же иначе?       Они снова сталкиваются взглядами, и Сукуна адресует ему свою самую очаровательную в своём соображении улыбку, в соображении Мегуми похожую на пошлый оскал. Это распространяется и на сидящую рядом с Фушигуро Нобару. Она отворачивается к окну: мутный, думает.       В чём-то она права.

***

      После этого Фушигуро пытается ограничить их взаимодействие.       Это сложнее, чем кажется, в маленьком прямоугольнике их комнаты. Они сталкиваются лицом к лицу утром у двери их общей уборной, и Мегуми едва не впечатывается лицом в оголённую грудь Сукуны. Случайно черкает кончиком носа по его полотенцу. Близко.       Рёмен смотрит на него снизу.       — Доброе утро, — говорит, ухмыляясь, и скрывается за дверью, не дожидаясь ответа.       Они привыкают к графику друг друга. Почти что делят быт. Договариваются о генеральных уборках. Ходят в прачечную рядом с универом по очереди. Пиздец, да?       И каждый раз Мегуми ловит сукуновские взгляды на себе. Слышит уже приевшиеся комментарии по поводу своей пятой. Даже не обращает внимания.       Хотя, нет. Обращает.       Будто ждёт подтверждения, что зад его всё-таки классный. Ну и что, что от Сукуны?       А вообще, тем более от него. Он же знаток в сфере задниц.       Ну и не зря же Мегуми приседает в зале?       В один из дней, Сукуна приходит поздно, и Мегуми бросает на него краткий выжидающий взгляд. Потому что странно — обычно он никогда так не делает. Обычно они проводят каждый вечер вместе, а тут…       Ну, как вместе? В одном периметре. Каждый занимается своими делами.       Да и не то, чтобы Мегуми его ждал.       Ладно. Ждал. Но совсем немного.       Ладно. Даже посмотрел в окно. Но только два раза.       Он просто привык к его постоянному присутствию. Так сильно, что даже хочется доебаться на ровном месте и спросить, где его носило. Но у них даже нету номеров друг друга. И права доёбываться, значит, тоже нет. Это понятно.       — Я тут подумал, — начинает Сукуна, и Фушигуро поворачивается в его сторону. Повисает короткое молчание. — Ты это чего?       — В смысле? — Мегуми смотрит с недоумением.       — Заболел, что ли? Прошло уже две минуты, а ты меня ещё ни разу не послал, — улыбается Сукуна. Думает — это прогресс?       — А ты ждёшь?       — Вообще, да. Мне это нравится.        Ну, конечно. Мегуми предвидел его ответ и прокрутил его у себя в голове прежде, чем Сукуна его произнёс. Это в его репертуаре.       — Это всё, что ты хотел сказать?       Сукуна не чувствует типичного боевого настроя. И под его рёбрами поселяется тёплое чувство надежды. Мегуми не спешит его топтать. Не знает, почему. Не знает, как читать свои мысли. Потому что в голове пустеет и эхом отскакивает вибрация сукуновского голоса.       — Нет. Хотел предложить тебе сходить со мной на свидание.        — Н… — Мегуми почти договаривает, но прерывается. Потому что сталкивается со всеми живущими в голове Сукуны бесами. Его предположительное «нет» врезается в воображаемую стену из сотен эмоджи коварных чертиков, только поджидающих, чтобы выпалить идиотское «пидора ответ».        — Что ты говоришь? Нифига не понятно.        — Говорю, я занят.        — До конца месяца?       — Я подумаю.       На самом деле, Сукуне этого более чем достаточно.       Достаточно, чтобы настроить песочных замков в своей голове, где они с Мегуми дрочат друг другу на заднем ряду в кино.       Мегуми закатывает глаза. Сукуна улыбается. Ну а что? В его соображении, это романтично.       Ведь что может быть романтичнее совместной дрочки?

***

      Мегуми ловит себя на том, что подслушивает.       Они с Сукуной, как всегда, — по разным углам комнаты. Фушигуро упорно имитирует занятость. Бесцельно скроллит между слайдов на ноуте и притворяется, что учится.       По правую сторону сидит Сукуна на своей кровати. Ну не может же он на самом деле учиться? Мегуми улавливает нить его размышлений. Думая, что вновь увидит там их вдвоём. Но…       «Если qk = ρeiψ, то при φ = π – ψ/k, тогда qk ·(eiφ)k = ρeiψei(π−ψ) = ρeiπ = −ρ = −|qk|. Таким образом, при z = reiφ…»       Матан?       Недоумевает: это точно Сукуна?       Впервые Мегуми застаёт его за чем-то, что не включает в себя ебанутые эротические фантазии с Фушигуро в главной роли. Невольно хмыкает себе под нос. Надо же.       Сукуна замечает его пристальный взгляд. Смотрит в ответ.       И мысли перетасовываются, буквы с цифрами осыпаются в бездну, и в голове как обычно слабо прорисовываются привычные черты Мегуми, потом Мегуми без одежды, потом его таз вблизи…       Да, это Сукуна.       В этот раз Фушигуро запускает в него учебник. Попадает в плечо.       — За что?!       — За всё хорошее. Извращенец.       «Обожаю, когда он такой… остервеневший».       Мегуми трёт переносицу.       — У меня иногда складывается впечатление, что ты читаешь мои мысли, — говорит Сукуна, закрывая ноутбук.       — Да ну? — Мегуми имитирует безразличие. Интересно, а если бы он знал, что действительно читает, он бы прекратил представлять их трахающимися?       — Ты белеешь каждый раз, когда я на тебя смотрю. А потом злишься.       — Что ты такого думаешь, раз тебе так кажется?       Он и так знает. Но из неоткуда взявшийся адреналин в крови толкает к пропасти. Толкает играть с Сукуной. Толкает смотреть в его сторону.       — Из оружия у тебя осталось всего два тапка, — напоминает, кивая Мегуми под ноги. Мегуми сдерживает улыбку. Нет уж. Улыбка = полное поражение. Не дождётся.       — Я обязательно найду что потяжелее, — отвечает. Сукуна не сдерживается. Широко улыбается.       Но Мегуми известно, что он сдерживает что-то иное.       Порыв его поцеловать.       Потому что видит, как он думает об этом. Чувствует его взгляд на своих губах.       — Так что? Хочешь знать? — спрашивает.       Говорить «да» Сукуне — дело опасное.       Ладно. Он же интересуется.       Всё равно Мегуми знает, что он не скажет ему правду. Насколько надо быть ебанутым, чтобы признаться своему соседу по комнате, что его задница — эпицентр всех событий в твоих фантазиях. Поэтому ему интересно, что он скажет. Потому что то, что он думает на самом деле, Мегуми и так известно.       Кто из них двоих сталкерит кого, напомните?       — Ну? Так и будешь молчать? — произносит Фушигуро, когда замечает, что тишина затягивается дольше положенного.       — Ты не сказал, что хочешь.       — Окей, — Мегуми выпрямляется и поворачивается в его сторону. — Говорю. Хочу.       Сукуна ухмыляется. Потому что впервые за всё время Фушигуро играет с ним в его игры, не отталкивая.       — Я представляю, какой ты охуенный на моём члене, — говорит, смотря в упор. Без грамма стыда или совести. Мегуми снова белеет. — Видишь? Как-то так ты и выглядишь каждый раз, — ухмыляется. — К слову, Мегуми, я не считаю, что ты смотрелся бы охуенно только на моём члене. Ты всегда смотришься охуенно.       И внутри что-то обрывается в пропасть. Здравый смысл?       Отдаёт пульсом в висках, несколькими ударами под рёбрами. Голос Сукуны прокатывается мурашками по спине.       Мегуми не отвечает. Отворачивается. Показательно закатывает глаза.       Нагло переигрывает.

***

      Вернувшись вечером с пар, Мегуми обнаруживает на своей кровати розовую коробку с бантиком. Находит рядом записку: «Развлекайся, детка».       Не впечатляюще.       Перед глазами вновь возникает самодовольный образ Сукуны, и слова звучат его голосом в мыслях. Фушигуро изо всех сил пытается выбросить его образ из головы, недоумевая, смотрит на розовую коробку.       Мегуми не из тех, кого можно купить.       Не то, что продажные Чосо и Юджи — он бы припомнил этим двум придуркам, на что их меркантильность его обрекла. Если бы мог, конечно. Потому что жадность фраера сгубила. Ещё и чужая.       Он показательно выбрасывает коробку в урну для бумаги.       Сукуна открывает дверь своим ключом через час, и Мегуми упорно делает вид, что не смотрит в его сторону. Сидит в наушниках, уткнувшись в книгу. Замечает, что никак не может дочитать страницу до конца, ни одно слово не цепляется.       Потому что чем упорнее он пытается его игнорировать, тем больше Сукуна заполняет все его мысли.       Отвлечься не получается. Стаскивает наушники на шею.       — Ты не заценил? — говорит, стоя к нему спиной. Снимает футболку, демонстрируя взору Мегуми рельеф мышц из-под чернил татуировок. Он отворачивается в противоположную сторону.       — Я не открывал.       — А я выбирал специально для тебя.       В Фушигуро крылья сотен бабочек щекочут внутри живота. Снаружи он — непробиваемая глыба льда. Даже глазом не ведёт. Натренировался.       Не хватает ещё ему питать сукуновскую самоуверенность. Его чувство собственного превосходства. Потому что если Мегуми ему расскажет о том, что он испытывает в последнее время, в космосе начнут взрываться галактики.       «Сложно с тобой, Фушигуро Мегуми. Всё равно ты мне пиздецки нравишься».       Сукуна садится на край его кровати и смотрит прямо в глаза. Мегуми хочет отвернуться. Чтобы случайно себя не сдать.       Ладно. Сукуна ему, возможно, нравится. Совсем немного.       Капельку.       Это не меняет тот факт, что он придурок. И извращенец.       Его лицо становится ближе, и Мегуми чувствует, как щёки заливает смущённым румянцем. Отворачивается к стене. Слышит, как Сукуна хмыкает. Совсем близко, рядом с ухом.       — Скажи мне уйти, и я уйду, — шепчет.       Но Мегуми молчит.       Окей, да. Потому что ему не хочется, чтобы Сукуна уходил.       Повернувшись обратно, он чувствует его губы на своих. И в секунду, они вдвоём растворяются в поцелуе — влажном и жадном, всепоглощающем и головокружительном. У Мегуми перехватывает дыхание.       Галактики всё же взрываются. Внутри него.       Сукуна получает то, чего хотел. Он отстраняется первым. Смотрит и пытается понять, всё ли он правильно сделал. Думает — было бы легче, если бы можно было прочесть его мысли.       И Мегуми хочется ответить ему: нет, нихуя не легче. Ни разу.       Но вместо этого он отворачивается к стене. Щёки всё ещё налиты румянцем. Сукуна улыбается. И уходит в свою сторону комнаты.       Мегуми не понимает его действий. Он так хотел его трахнуть — ну вот же он, позволивший пересечь черту, возбуждённый от невинного поцелуя. Бери, идиот.       Не то чтобы он ждал, что Сукуна его выебет прямо здесь и сейчас.       Ладно. Может и ждал. Что с того?       Он читает его мысли, и знает, что Рёмен на самом деле тоже этого хочет. В его голове белым шумом мелькают картинки глаз Мегуми, поалевших губ Мегуми, поалевших губ Мегуми на его члене. Бегущей строкой: какой он охуенный.       Как же Сукуна раздражает. Мысли путаются, бегут, спотыкаясь друг о друга. Что сейчас правильно?       А пока…       Напряжение тяжелит воздух. Мегуми открывает форточку. И проводит спину Сукуны, пока он полностью не скрывается за дверью уборной. Охуеть просто. Шумно выдыхает.

***

      Они не заходят дальше этого.       Мегуми это страшно раздражает. Это было всё, что ли? Невинный чмок на поверхности губ?       Он [невольно] начинает расхаживать перед Сукуной в боксерах и футболке. Пижама Чосо оказывается смятой на дне корзины для белья. Когда-нибудь он её сожжёт — да, настолько она уёбищная.       Однажды Нобара приходит к Фушигуро одолжить ноут, и на две минуты попадает в их полуголую вселенную. Смотрит на обоих, как на ебанутых. Сукуна красит ногти в чёрный на своей части комнаты, не обращая на неё внимание. Они делают это настолько самозабвенно, что даже забывают о посторонних. И, окинув взбалмошную физиономию Мегуми быстрым оценивающим взглядом, Кугисаки думает: м-да. Мутные они. Наверное, заразно.       И каждый ебаный раз она попадает в цель. Фушигуро устал мысленно с ней соглашаться.       — Что было в коробке? — спрашивает Мегуми на следующий день.       На самом деле, ему не так интересно, как он хочет сынициировать диалог. Наверное, какие-то конфеты. Что-то банальное. На какой ещё романтический жест может быть способен Сукуна? Любые проявления романтики ему чужды.       Розовая коробка с бантиком всё ещё одиноко лежит в урне, прикрытая смятыми листами бумаги А4.       — Посмотри, — отвечает он, улыбаясь.       — Не буду, — упирается.       — Так хочешь знать или нет?       — Просто скажи.       Мегуми снова слышит затаившихся бесов.       — Вибратор. Под цвет твоих глаз.       Мегуми закатывает глаза. Ну, конечно. Почти ожидаемо. Сукуна самодовольно улыбается. И в его голове бегущей строкой:       «Тебе бы понравилось. Но, конечно, больше всего тебе бы понравился мой чл…»       — Могу помочь им пользоваться, — снова говорит Рёмен, поворачиваясь полностью к Мегуми.       Ближе.       — Сам разберусь, — и Фушигуро не замечает, как медленно дистанция между ними сокращается.       Ближе.       — Да? — улыбается. — Покажешь, как вышло?       Ближе.       — Не слипнется? — говорит Мегуми ему в губы.       В этот раз он намертво вцепляется в его плечи. Впивается ногтями так, что на коже полосами краснеют мелкие царапины. Алыми жемчужинами выступает несколько бусин крови.              Финиш.       И они целуются. В этот раз более резко, раскрепощённо. Вне фантазий. По-настоящему.       Сукуна подхватывает Мегуми на руки и усаживает на подоконник, предварительно сбросив с него всё занимающее поверхность. Крепко сжимает ягодицы через ткань нижнего белья. Нетерпеливо трётся твердеющим членом о промежность.       Мегуми охватывает лёгкая паника, холодом пробегающая по спине и покалывающая в кончиках пальцев электрическим зарядом. Он не так представлял свой первый раз. Если вообще представлял. Но каждый раз, когда он пытался замедлиться, его тело всё больше окутывал жар, сжигающий все предрассудки. Затаившиеся внутри Мегуми сомнения растворяются в их поцелуе, улетучиваются, забываются. Прерывистое дыхание заполняет тишину их комнаты.       Рвёт тормоза.       Сукуна проводит языком по ушной раковине, покусывая зубами мочку. Опускается к шее, ведёт губами к плечу, несколько секунд — и на молочной коже краснеют засосы.       Мегуми прерывисто дышит, поддаваясь касаниям крепких рук. Его ладонь сначала неуверенно ведёт по оголённому торсу Сукуны, проводит по рельефу пресса, по линии чёрных волос от пупка, затем опускается на пах, пальцами массируя его член. Сукуна усмехается ему в губы.       Мегуми изнемогает. Ёрзает. По инерции подаётся бёдрами вверх, через тесную ткань трётся своим возбуждённым членом о низ живота Сукуны.       Оттягивает резинку боксеров. Думает — какой он огромный. К этому он точно не был готов.       Ладно.       К чёрту.       «Сделай ему хорошо, Сукуна. Сделай так, чтобы он стонал, чтобы просил больше…»       Он нетерпеливо отодвигает ткань и сплёвывает прозрачную слюну на налитую кровью головку, растирает её ладонью вдоль. И с губ Мегуми срывается первый стон. Его член оказывается в тугом кольце пальцев, Сукуна осуществляет несколько движений вдоль.       И, если честно, Фушигуро готов кончить прямо сейчас. Он слабо стонет в его губы, и это только разжигает всепоглощающее желание внутри, расползающееся по всему телу, бурлящей кровью приливающее в пах.       Пальцы сжимают плечи Сукуны. Они смотрят друг другу в глаза, и Мегуми плывёт — плывёт Сукуна в его глазах, и волны уносят его прочь из реальности, накрывают растекающимся по телу теплом, заставляя захлёбываться разгорячённым воздухом. Сердце сумасшедше колотится в висках.       «Да, детка. Стони для меня».       Он изливается в ладонь Сукуны, закрыв глаза.       Тот не ждёт, пока Мегуми придёт в себя. Просто переносит его к своей кровати, бесцеремонно толкает на неё. Взгляд Мегуми расфокусирован, глаза всё ещё слегка прикрыты. Чувства вихрем в голове — страх, перемежающийся с наслаждением, адреналином, с желанием чувствовать Сукуну.       Рёмен просовывает два пальца ему в рот, и Мегуми жадно их принимает — облизывает, сосёт, пошло причмокивая. Он слышит себя в мыслях Сукуны, свои стоны, слышит, как он хочет, чтобы он стонал его имя, полностью погружаясь в него.       Мегуми вздрагивает, когда Сукуна входит сразу двумя пальцами — вторгается нетерпеливо, сильно. Не давая привыкнуть к новым ощущениям.       Его терпение лопнуло ещё несколько дней назад.       Он зубами раскрывает упаковку презервативов. Мегуми не обращает внимания на происходящее. Он расслаблен, его обмякший член стремительно твердеет, а внизу живота поселяется чувство непривычного, тянущего дискомфорта, пронзающегося уже тремя пальцами Сукуны.              И он заполняет Мегуми собой. Вместе с болью настойчиво вторгается вовнутрь, и сначала тело Фушигуро его отторгает, не позволяет войти полностью. В стеклянных от возбуждения глазах блестят слёзы, руки сжимают смятую простыню. Сукуну ведёт. От Мегуми. От его тела. От всего происходящего.       Он толкается в него сильнее. Мегуми морщится от непривычных ощущений, но обводит ногами бёдра Сукуны, не позволяя ему отстраниться. Стонет слишком громко. Им двоим плевать. Пусть завидуют.       Мегуми видел что-то подобное со стороны. Сукуна представлял его по-разному — он плавал в его самых сокровенных, пошлых и грязных воображениях. Но ни одна мысль не чувствовалась так по-настоящему ярко, как это.       Оказывается, неплохая у него растяжка. Потому что Сукуна раздвигает его ноги шире. Обводит глазами созвездия родинок на животе. Смотрит на пульсирующий член, пружиной отскакивающий от низа живота, на лоснящуюся сперму, вязко тянущуюся с головки тонкой нитью. Видит покрасневшее кольцо мышц, обрамляющее его член, вбирающее каждый его сантиметр, каждую выступившую на нём вену. Мегуми стонет, и его стоны сливаются с липкими ударами бёдер о ягодицы.       На лбу выступают прозрачные жемчужины пота. Сукуна резко погружается в него полностью. Держит ноги Мегуми в сгибе колен, чувствуя в его ногах лёгкую дрожь.       — Сукуна… — почти скулит.       — М?       — Ещё… сильнее…       Он слушается. Смотрит, как собственный член появляется и исчезает внутри Мегуми. Толкается сильно и тяжело.       Потом поднимает его и усаживает на себя сверху, оставаясь внутри.       — Теперь сам, — тёплое дыхание касается уха. Руки исследуют тело Мегуми, ведут вдоль позвоночника вниз. Сжимают его ягодицы, разводя их, оставляя на коже красные следы.       Мегуми исступлённо двигается, принимая Сукуну в себя. Чувствуя, как его член скользит внутри, проезжается по простате, вызывая непривычные ощущения, срывает стоны с его губ. Глаза в глаза, губы к губам — самозабвенно целуются, и мир вокруг плывёт красками, мысли утекают, выбивается воздух из лёгких.       Он действительно неплохо смотрится у него на коленях.       Нет, не так.       Он смотрится охуенно.       Мегуми слегка надавливает на выступившую вену артерии на шее Сукуны руками, чувствует его ускоренный пульс у себя под пальцами. Лицо густо заливается красным от недостатка воздуха, под веками мигают звёзды, и Сукуна приоткрывает рот, пытаясь вобрать в себя больше воздуха.       Им срывает крышу. Он подаётся бёдрами вверх, сбивая ритм. Шлёпает Мегуми по ягодице, вбивается в него самостоятельно, придерживая.       «О боже, блядь… Какой же ты… охуенный… Мегуми…».       Мегуми теряет связь с реальностью. Теряет нить происходящего. Разум затуманивается. Всё, на чём удаётся сосредоточиться — собственные стоны и вздохи Сукуны. Руки перемещаются на его щёки, следующий поцелуй — жадный, влажный. Требовательный.       — Сукуна… Сукуна… — повторяет как заведённый. Подпрыгивает на его коленях, тяжело ударяясь ягодицами о таз. Липко. Горячо.       Поалевшие губы Сукуны расплываются в томной ухмылке. Розовые волосы прилипают ко влажному лбу. Мегуми смотрит на него из-под подрагивающих ресниц, закидывает голову назад.       Его накрывает сладкой волной. Он обмякает, уткнувшись в шею Сукуны, обильно изливается на его живот.       И мысли путаются. Дыхание ускоряется.       Сукуна кончает в презерватив, испуская стон в шею Мегуми.       Они делают это снова. И снова. И снова.       Пока полумрак их комнаты не освещается слабым и холодным рассветным солнцем.       Какой к чёрту сон?

***

      «Сочный зад» — доносится до Мегуми, когда он приводит себя в порядок у зеркала, собираясь на утреннюю пару, так и не сумев поспать.       Ухмыляется, уловив взгляд Сукуны в отражении, скользящий по его физиономии. Зевает.       «Засадил бы ему ещё раз».       — Если бы ты остался, я бы зас…       — Я знаю.       — Откуда? — спрашивает Сукуна, окидывая его удивлённым взглядом.       — Догадался.

***

      — Мегуми, — обращается к нему Юджи на следующей неделе.       — Да? — отзывается.       Юджи смотрит обеспокоено.       — Ходят слухи, что вы с Сукуной водите девушек в комнату.       Мегуми замирает. Сердце ёбнулось куда-то в пятки. Понимание японского покинуло чат. Он смотрит на Юджи так, словно тот с ним заговорил на иврите.       Что, блядь?       Какие к чёрту девушки?       Они с Сукуной вместе уже целую неделю.       Какие девушки?       И до него наконец-то доходит.       А. Ну да.       Сердце снова стучит под рёбрами. Японская раскладка возвращается.       Флэшбэками стонущий он под тяжёлым телом Сукуны, вжимающийся в подушку, кончающий. Кончающий. Наверное, в сотый раз. На кровати, на столе, в душевой, на полу… везде. И ухмыляющийся Сукуна.       Хорошо, что его никто не может прочесть. Удобно.       — Это просто слухи, — отмахивается и отворачивается. Юджи решает не продолжать этот разговор.       «По-любому пиздит» — думает. Мегуми улыбается.