How are you, Ангел?

мне бы писать книги, а ей сниматься в кино. возвращаться домой за полночь и курить тяжёлые сигареты. ах, да — она и так курит тяжёлые, тяжелейшие из всех. курит без камеры и мотора. без кино. а домой она вообще иногда не возвращается, утопая в объятиях чужого, как свитер на ней, города. а осень в городе нынче безжалостная. она разрывает на части улицы и сердце. взгляды, лучи солнца, люди осенью разбиты окончательно. в осколках где-то ещё виднеются огрызки неба, но они не спасают. спасают вино и сигареты. осень — вообще время такое: перечитывать ахматову, цитировать цветаеву. и повторять, как в бреду: «мне нравится, что вы больны не мной». время переживать разбитые бокалы и сердце. время стоять под градом пуль и упрёками, которые загоняют поглубже в виски или в вены. время сожалеть о том, что я не умру от безответной любви. она ведь не убивает. она делает парализованным, напрочь лишённым других чувств. она бросает то в жар, то в холод. злит, старит, отравляет. но не убивает, нет. от безответной любви портится сон, пропадает аппетит. иногда тонут корабли и на землю летят метеориты. от безответной любви свитер остаётся висеть на стуле, а ладонь крепко сжимает пачку сигарет. но — что остаётся потом? слёзы там, где был смех. кривые и ломаные линии там, где был круг близких, родных, самых-самых. уголёк, где было пожарище. любящее и любимое сердце. так что пусть она потом не удивляется, что не от всего сердца. что не от души и не с любовью. после всего, что может свалиться на одного конкретного человека, просто невозможно любить. да и мы, в конце концов, не в кино: наш сюжет заканчивается без happy.