Ты всё ещё хочешь?

Утро следующего дня. — Держи! — Что это? — девочка с удивлением посмотрела на протянутый кулёк, поправляя растрепанные на ветру волосы. — Ты в курсе, для чего нужны глаза? — мальчик сурово сдвинул брови. — Открою тебе секрет, чтобы смо-о-тре-е-ть ими. — Я в курсе, — обижено буркнула, доставая ягоды, — но откуда ты знаешь, что я люблю клубнику? — прошептала заговорщически. — Тебе ещё рассказать, что мозг нам для того, чтобы думать? — он посмотрел в темнеющие от злости глаза, — Бестолочь, да от тебя же всегда пахнет клубникой. — Сам ты бестолочь, — смягчилась она, откусывая ягоду. — Ой, а что это? В раскрытой ладошке из красной мякоти вырвались яркие красные лучи. Дворик, в котором они сидели, наполнился скрипом и шлепками. — Что? Что происходит? — В ужасе девочка зажмурилась и ладошками закрыла уши, чтобы избавиться от ненавистных звуков. Осмелившись открыть глаза, Микаса понимает, что теперь находится в комнате с ярким искусственным светом. Смотрит на разбросанные на полу сотни листов бумаги с рисунками. Все они шуршат, трутся друг о друга и брызжут ядовитым счастьем. Они мерзко хихикают и режут ей руки своими острыми краями. Алая тряпка сдавливает шею, лопается кожа. На каждом рисунке поцелуи, на каждом нежные объятия, на оставшихся всё остальное, что воплощает секс. Начинается сильный озноб и кашель. Кашель невозможно остановить. Что-то разрывает ей пищевод, лезет через горло. Лезет. Она падает на колени, опускает голову вниз. Капли клубничной крови стекают по губам и образуют стеклянную лужицу у её ног. Рвотный позыв избавил её от того, что мешало дышать. Ещё один рисунок. Клочок белой бумаги с надписью «Я тоже тебя люблю, капитан…» вышел со сгустком кровавой слизи. Поднимает картинку и подносит к своему лицу. «Я тоже тебя люблю, рядовая» «Я тоже…» «… Тоже…». Она издает хрипящий стон, переходящий в крик, а затем в визг. Она кричит. Что-то треснуло и растеклось внутри, сдавливая каждый орган. Это конец? Она кричит от боли. Рисунки смеются, стараясь заглушить её. Засмеять её страдания. Она замолкает и сквозь слёзы старается что-то разглядеть. Это не они хохочут, а люди, изображенные на них. Как же они довольны и рады, что уничтожили её. Как же они мечтали, чтобы их увидели. Надеялись, жаждали, желали. Они смотрят на неё с этих карточек. Смотрят, улыбаются, целуются. Лижут друг друга в порыве сладкой страсти. Нащупала шарф, висящий на шее, и пытается стянуть его. Нет сил. Нет сил. И шарф больше не хочет душить её. Люди на фото хотят, чтобы жила. Зачем? Каждой клеткой ощущает их близость. Она вонзает угол одного рисунка себе в глаз и вырезает его. Бумага размякла, но справляется с плотью. Поднимает с пола другой рисунок с надписью «Петра, будь моей навсегда» и расправляется им со вторым глазом. Жидкость из пустых глазниц слилась с клубничным соком, текущим изо рта. Она улыбается. В комнате с ярким искусственным светом она уже ничего не видела. Микаса открывает глаза и невидящим взглядом смотрит на потолок, по которому свет от автомобильных фар рисует яркие движущиеся полосы. — Ну, привет, новые ночные кошмары, — улыбается она, трёт лицо, избавляясь от застывших слёз, и встаёт с кровати.

***

Она потянулась к чайнику, но тут же отдёрнула руку и поставила кружку в кофемашину. Оглядываясь по сторонам своей гостиной, пытается вспомнить, как вообще вернулась домой. Сумка вместе с кедами валялась у входной двери. Нажав на кнопку, она поднимает сумку, и, под треск раскалывающихся зёрен, достаёт из неё телефон. Выходит на балкон, раскрывая нараспашку окна. Пусть и лёгкая, но всё же прохлада летнего утра проникает в помещение. Сделав глоток кофе, смотрит на телефон. Мигающая кнопка, сигнализирующая о пришедших уведомлениях, заставляет сильнее биться сердце. — К чёрту, — решается она и смахивает блокировку экрана. Сообщения от Кристы и Имир, чтобы отдохнула как следует. Пропущенный звонок от Жана. Ответ Жана на её сообщение, что всё в порядке и она уже дома. Пара пропущенных от Энни и незнакомого номера. И когда она только успела всем написать? Не помнит. Ничего не помнит. Листая ленту уведомлений, останавливается на пропущенном звонке от «Леви ♥». Да, тот единственный звонок вчерашнего вечера. И больше ничего. Ни-че-го. Она делает вдох и нажимает на строчку «Удалить контакт». Вы точно хотите удалить контакт «Леви ♥»? — Да плевать, — она нажимает «нет» и меняет контакт на «Леви Аккерман». — Так, ну что теперь, Микаса? Сердце тебе уже дважды разбили. Очевидно, любовь — это не твоё. Ой, не твоё. На удивление, похмелья или головной боли она не испытывала. Не было страданий, мук, душевных терзаний. Она просто чувствовала, как огромная чернеющая дыра расплывается по её груди, заполняя пустотой каждый орган её тела. Нацепив спортивные шорты и кроссовки, она вышла на пробежку. Из наушников затянул Джерард Уэй: Well, when you go, Don't ever think I'll make you try to stay… — Да ты издеваешься? — прошипела Микаса, пытаясь на ходу перемотать песню. Но Джерард продолжал: You're still the good-for-nothing I don't know… (По-прежнему «ни на что не годна», я тебя не знаю…).

***

Весь день Микаса не выходила из дома, не считая утренней пробежки, несмотря на уговоры Саши и Энни присоединиться к ним в университете. Кафе Изабель вызвало такой фурор, что его решили оставить до окончания фестиваля. Так что помощь ребят ей не помешала. Группа студентов, что претендовала на это место в столовой, разместила свою закусочную где-то в парке. Телефон Микаса старалась даже не брать в руки, на случай, если ОН напишет или позвонит. Потому что даже не знала, что ответить. Да и вряд-ли бы ответила. Но он не звонил и не писал. Несколько раз она вздрагивала от шума на этаже, думая (надеясь), что Леви решил приехать к ней. Но это были всего лишь соседи. Она злилась на себя за мысли о нём, стараясь занять себя делами по дому. На следующее утро её разбудил звонок Имир: — Сегодня встречаемся в пять вечера у входа в парк. Доброе утро. — Доброе, — зевая протянула Микаса, — договорились. Она встала с кровати и открыла дверцы шкафа. — Сойдёт, — произнесла, доставая белую футболку и чёрные леггинсы, — а ты побудь лучше там, — она сняла с вешалки белую рубашку с чёрной буквой «А» и затолкала её в самый угол.

***

Последний (третий) день фестиваля. — Микаса, ты просто секс-кекс! — залыбился Райнер, но тут же вскрикнул от щипка Кристы. — Он прав, дорогая. Ты невероятная, — блондинка оглянулась по сторонам, — Ты пока одна? А где Ле… — Сейчас подойдут Жан и Имир, так что можете идти развлекаться. Мы потом найдём вас, — перебила её Микаса. Криста пронзительно посмотрела на подругу. Лучезарные голубые глаза помрачнели: — Думаю, я с тобой подожду. Райнер, принеси нам лимонад с вишней. — Да, но, тыковка моя, скоро начнётся конкурс… Ладно, понял, не дурак. Болтайте, птички, — чмокнув Кристу в лоб, он поспешил удалиться. — Вы красивая пара, — улыбнулась Микаса. — Благодаря тебе нашла его. Как же не предсказуема жизнь, — защебетала Криста, уводя Микасу за руку к лавочке. — Да, не предсказуема, — повторила её слова Микаса. — Но вам с Имир точно удобно жить сейчас у него? — Точно. Да, и это всего на пару дней, уж слишком мы шумные по вечерам, а тебе нужно пространство и отдых. Хотя я так скуча-а-ю-ю по тебе. — Я тоже, — Микаса погладила по голове обвившую её за талию Кристу. — Поругались? — Криста подняла голову. — М-м-м, нет, не поругались, — заулыбалась Микаса. — Ты в курсе, что когда улыбаешься искреннее, глаза тоже должны улыбаться? — Да, судя по всему, я совсем не специалист по глазам, — ответила Микаса, вспоминая обрывки сна. — Всё серьёзно? — Криста поднялась и сосредоточенно посмотрела. — Это не серьёзно. Это просто конец, — Микаса потупила взгляд. — Ко-о-не-е-ец. — Микаса, я… — Жан, Имир, мы здесь, — закричала Микаса радостно размахивая руками.

***

Пробираясь сквозь толпы к заветной трибуне для вип гостей, Микаса несколько раз прокляла себя за выбор белой футболки с широким вырезом, оголявшим одно плечо, то и дело норовящей сползти ниже. Казалось, что парк перед университетом заполнили все жители Стохеса. Но в очередной раз спасибо Конни и Саше, организовавшим проход для друзей на небольшой участок перед сценой, огороженный от оголтелых фанатов. — Раз-раз… Как меня слышно? — со сцены раздался робкий голос Конни. В ответ донеслись улюлюканья и вскрики тысяч голосов. — Сто-о-охес-с-с, добр-р-ры-ы-ый ве-е-е-че-е-е-ер-р! — приободрившись, взревел Конни улыбаясь во всё лицо. Микаса просочилась к охранникам, шеренгой выстроенным вдоль металлического ограждения. Кое-как выудив студенческий билет из кармана кожаных леггинсов, она протянула его одному из секьюрити, сверившему имя в документе с коротким списком. Попав за ограждение, она оказалась в свободном, довольно уютном пространстве с несколькими столиками. И, наконец, вздохнула полной грудью. — Я уже думала высылать за тобой Гюнтера на вертолёте, — засуетилась Саша, вставая из-за стола. — У вас есть вертолёт? — ошарашенно произнесла Микаса, — Ай, ну конечно, есть, — засмеялась, обнимая подругу. Саша лишь подмигнула в ответ, уводя её ближе к сцене. Вся их привычная компания собралась вместе. Райнер с Жаном корчили рожи и дразнили Конни, стоящего на сцене. Криста и Имир тщетно пытались их угомонить. Энни в очередной раз не могла расцепить мёртвую хватку обнимающего её Эрвина. — Изабель, так делают, чтобы было видно сцену таким не высоким и хрупким девушкам, как ты! — Выл Фарлан. — Вот поэтому я здесь, — сидящая на шее парня, Изабель звонко засмеялась. — Так отсюда, даже лёжа на земле, будет всё видно! — молил Черч. Но Изабель лишь весело размахивала руками и продолжала заливисто хохотать, стуча ногами по животу Фарлана. Вокруг была ещё пара десятков студентов, которых Микаса не знала, и знакомые ей преподаватели. Ханджи Зое взобралась на стул и фотографировала на явно повидавший виды обшарпанный полароид толпу за забором. Затем спрыгивала и с сумасшедшей улыбкой изучала вылезшие из аппарата фотографии. Потом она неожиданно закричала: — Ребята, кто ночью со мной на крышу?! Сегодня на небе мы сможем увидеть мощнейшее излучение одной звезды! Стареющей, но всё ещё очень горячей! — Да это же про Вас, — прикрикнул Райнер со стороны сцены. — Ах, Браун, обожаю тебя, — засмеялась Ханджи и продолжила заниматься фотосъёмкой. Профессор Майк Захариус сидел в дальнем от сцены углу в компании библиотекаря Нанабы и ещё нескольких преподавателей. Микаса заметила, как Майк и Нанаба показательно отвернулись друг от друга. Когда-то она узнала, что эта парочка была жената. Потом они развелись, а потом снова поженились. А потом снова развелись. Кажется. Каждый их мирный период сулил студентам прекрасные оценки на экзаменах и отличное настроение профессора. Но во время ссор парочки на лёгкий зачёт по Территориальному управлению и другим дисциплинам, которые вёл Майк, можно было не рассчитывать. Потому сведущие студенты делали всё возможное, чтобы тайком мирить чету Захариус. Она поморщилась и присоединилась к друзьям у сцены. Все были здесь. Все рядом. Кроме НЕГО. Микаса была готова к встрече с Леви. Но даже не думала над тем, что ему скажет, что сделает. Чёрная пустота всё также управляла ею. Сплошное ничего. До боли знакомое ощущение после смерти родителей. Так она думала. Но когда кто-то встал позади неё, сердце было готово рассыпаться мелкими осколками от силы своего удара. Её начало потряхивать, но, переборов себя, она всё же осилилась повернуть голову в пол-оборота. Никогда она так не была рада видеть профессора Оруо Бозарда. Хоть Язык был ей откровенно неприятен, но сейчас она предпочтёт компанию кого угодно, кроме Леви Аккермана и Петры Рал. — Ну что же, а теперь встречаем тех, ради кого мы все здесь собрались! — кричал Конни, — не забываем потом выразить свою любовь за организацию этого концерта группе экономического факультета Три Один, которая официально стала группой Четыре Одии-и-и-ин! — Спа-си-бо, спа-си-бо, — скандировали зрители кланяющемуся и уходящему Конни. Солнце медленно клонилось к закату, заливая сцену мягким золотым светом. Внезапно музыка, игравшая в фоновом режиме, затихла, и публика взорвалась аплодисментами и криками. На сцену вышли The Strokes. Первым появился Джулиан Касабланкас— фронтмен The Strokes с характерным взъерошенным видом, в кожаной куртке и тёмных солнцезащитных очках. За ним следовали остальные члены группы, размещаясь за инструментами. Каждое их движение вызывало волну очередных восторженных криков. Они начали с «The Adults Are Talking». Громкие аккорды электрогитар прорезали воздух, а мощный ритм ударных заставлял толпу двигаться в такт. Джулиан взял микрофон и начал петь с привычной небрежной страстью, которая всегда выделяла его среди других вокалистов: They've been sayin' you're sophisticated, They're complainin', overeducated… Микаса закрыла глаза и позволила музыке захватить её, ощущая, как сердце начинает биться в унисон с ритмом песни. Всё же ещё осталось чему биться, с удовольствием заметила она. Don't go there 'cause you'll never return, I know you think of me when you think of her, But then it don't make sense when you're trying hard.

***

Накануне. Второй день фестиваля. — Пожалуйста, не уходи, — шептала маленькая девочка, которую он полюбил всем своим, пусть и детским, но большим сердцем. — Так нужно. Потерпи немного, я быстро, — ответил мальчик. — Обещай, что больше не отпустишь мою руку! — навзрыд произнесла она. — Тише, — он закрыл ладонью её рот, — пожалуйста, сиди тихо и жди меня. И если ты хочешь, когда я вернусь, я больше не отпущу твою руку. — Честно-честно? — она смахнула грязным рукавом слёзы. «Какой же ты ещё ребёнок», — подумал Леви и открыл глаза. В нос ударил острый запах антисептиков. Он моргнул несколько раз, пытаясь сосредоточиться и понять, где находится. Белые стены, безликий потолок и лёгкий гул медицинского оборудования подсказали ему, что это больничная палата. Попытка приподняться вызвала головокружение, и он снова опустился на подушку. — Ты проснулся, — прозвучал тихий голос рядом. Он повернул голову и увидел девушку, держащую его за руку. — Микаса? — он чувствовал тошноту и невероятную жажду, но попытался улыбнуться. Чёрные волосы с синими прядями медленно перетекли в ярко-рыжий цвет, а бледное лицо с идеальной фарфоровой кожей исказилось другими чертами. — Петра? Какого хера здесь происходит?