Реквием в мыслях

      В мужской раздевалке не было и проходу: куча парней переодевались в свою форму, натягивали наколенники и разминались, недовольно вздыхая от очередного звука хруста своих суставов. Складывается ощущение, что колени им присунули чужие, причем старческие. Протиснуться в самый конец — так себе затея… В моменты, когда пролезаешь через тонкую щель, образовавшуюся из голой спины какого-нибудь высокого смазливого игрока-парниши и распахнутой дверцы шкафчика, эта самая дверца жалобно скрипела, давила на уши и безжалостно хваталась за них, желая вырвать их с корней. Становилось неприятно, и желание резко развернуться и убежать к выходу возрастало с неистовой силой. Вдохни и выдохни, игрок.       —Ну, что ж… — снимая с себя свитшот, Хэйдзо начал что-то бормотать себе под нос. Кадзуха в этот момент сидел на лавочке, и чтобы поговорить со стоящим Хэйдзо, ему приходилось приподнимать голову. Из-за шума, который создавали разговоры вокруг, разобрать его слова было крайне сложно. Кадзуха вопросительно посмотрел на друга и поддался вперед, наклонившись к нему своим ухом.       —Что ты сказал? Здесь шумно, я не услышал…       Ответа от друга не последовало. Наверное, он тоже не услышал ничего из-за шума. Конечно же, именно сегодня нужно было начать этот орущий переполох в раздевалке. Кадзуха помотал головой, браня товарищей, поднял голову, и у него резко перехватило дыхание, то ли от неожиданности, то ли волны смущения, которая была свойственна Кадзухе: перед его лицом замаячил оголенный торс Хэйдзо. Он неловко забегал глазами вокруг, желая не смотреть на объект перед собой, но глазам хотелось другого: они делали круг и сразу же возвращались к телу Хэйдзо. Он был сложен прекрасно: атлет, четко вырисованная талия, идеальнейший пресс, накачанные и сильные руки… Нет-нет, ему нельзя о таком думать! Кадзуха резко зажмурил свои глаза и отвернулся.       Хэйдзо, заметив поведение друга, довольно хмыкнул и закинул красную футболку к себе на плечо. Он расценил это как дружеское восхищение, как завистливый восторг, а может быть и как всё это вместе взятое, не придав какого-то сильного значения. Обычно так саркастично реагировали его знакомые, которые ходили в тот же зал, куда и он: те вытворяли что-то похожее, после тихо смеялись и спрашивали о всяком обыденном, о чём обычно говорят старые приятели, давние знакомые или соседи. Хэйдзо продолжал стоять, но уже с упертыми руками в бока.       Внезапно их обоих откликнул лидер команды. Парень был напряженным, на нем скакали тысяча и одна сдержанная эмоция, которая, кажется, вот-вот съедет с его языка.       —Ребят, сколько можно болтать без повода? Кадзуха, почему ты еще не в форме? Хэйдзо, надень ты уже свою футболку! — твердил он, сводя брови к переносице. Какое-то время на него с удивлением глядели и моргали глазами оба друга, и лидер Тэппэй, играющий с ними в гляделки, глубоко выдохнул и прикрыл веки, потерев пальцами переносицу. С прекращением гляделок оба парня задрыгались и спустя пару минут были одеты в фирменную игровую форму.       Остальные участники окружили его со всех сторон, кто-то спрашивал, всё ли в порядке, и Тэппэй признался, что просто волнуется. В этот раз соперниками будут выступать его давние товарищи, живущие в деревушке Боро аж за два острова от Инадзумы — на Ватацуми. Команда Ватацуми за последнее время успела выйти в свет и прославиться своей игрой, строгой и выдержанной, составом команды и, конечно, участниками: харизматичными красавцами и красавицами, от которых оторвать взгляд было всегда достаточно трудно.

***

      —Так о чем это я? — Ёимия продолжала светиться, как зажённый бенгальский огонек, ходя между рядов то назад, то вперед. Девушка всячески подбадривала будущих игроков, рассказывала им истории, «приемы», которые видела на матчах других команд… Впрочем, мотивировала так, как только могла.       Компания сидела в самом далеком углу пребольшого игрового зала, заняв два последних ряда. На предпоследнем ряду в полуобороте с задранной на сиденье одной ногой сидели Кадзуха и Хэйдзо, на последнем — Тома и Аяка, а Ёимия же ходила по дорожке между сиденьями.       Тома, уже будучи старшекурсником, играл не в первый раз в межуниверситетских матчах. Он никогда не стремился участвовать везде, где только можно было, но и никогда не отказывался принимать участие, если его записывали куда-либо. Кураторы его обожали — за каждым принятым участием стояли студентские плюшки: Томе прощали прогулы, ставили оценки на балл выше, иногда стреляли автоматы, и парню не приходилось волноваться из-за дисциплин, которые давались ему трудно. Впрочем, и сейчас Тома не волновался. Его лицо было абсолютно спокойным, добрым и приветливым. Спортивная форма сидела на нем как родная, от чего не порадоваться за него было нельзя.       В отличие от него, Кадзуха и Хэйдзо были взволнованы: оба с тревожностью и некой цикличностью то одергивали на себе футболки с номерками 24 и 9, то чесали руками тонкую кожу вдоль пледплечья, то бегали глазами по друзьям в поисках чего-то спокойного, что заставит их выдохнуть хотя бы на секунду с облегчением… Аяка глядела на них и нервно покусывала кожу своих розоватых губ.       —…Точно! Да не волнуйтесь вы! Сыграете нормально, да даже если и проиграете, то что в этом такого… — Ёимия с воодушевленностью ходила взад-перёд, едва слышно стуча собственной подошвой громоздких кроссовок.       —Ага, конечно… — сидящий рядом с Кадзухой Хэйдзо цокнул, невольно потирая ладони. Его ладони отблескивали каплями пота, а голос вздрагивал на каждой гласной, назло выдавая всё желаемое для скрытия волнение. Он, с трудом выдохнув, протараторил, — сто процентов шнурки развяжутся, я споткнусь, отобью не руками мяч, а своим лицом… Или еще хуже: отобью мяч и тут же лицом прибьюсь к полу.       Кадзуха бросил на него слабую улыбку и, отвернувшись от друзей в сторону игрового поля, со смешком сказал:       —С моей-то дыхалкой… Знали бы они, сколько у меня сложенных и пустых пачек сигарет… Пора завязывать с этой привычкой.       После своих же слов он с таким же волнением выдохнул вновь. Голова закачалась под давлением желания поспать, и парень стал потирать пальцем конец своей номерной футболки. Номер 24 ему был к лицу. Ёимия при их виде от негодования хлопнула пару раз в ладоши, на что Аяка тихонько рассмеялась, начав стучать кончиками пальцев по своей стеклянно-белой щеке.       —Твою ж мать… Ребят, вы парни или кто? Соберитесь, тряпки, с таким настроем вы уж точно продуете! — она воспылала эмоциями и грозно посмотрела на двух друзей. Под её нагнетающим взглядом оба чуть-чуть откинулись назад и, посмотрев на неё печально-вздрагивающими глазами, разом рассмеялись. Она непонимающе вскинула бровь, а после подхватанного смеха Аяки, доносящегося из-за спины, вскинула и вторую. Тома глядел на своих напарников из-за спины стоящей девушки с искренне-доброй улыбкой…       По залу прокатился оглушительно четкий голос, оповещающий о скором начале матча. Его двери распахнулись, и работники университета стали поочередно запускать будущих зрителей. Сейчас их было не так много, но каждый из них заходил в дверной проём с горящими от предвкушения глазами.       —В любом случае, ребята, мы будем болеть за вас! Наверное, вам уже пора идти, да?       —Да, мы пойдем. Останетесь сидеть здесь? — приподнявшись с сиденья, Тома поправил свою футболку с номером 8. По лицу парня и не скажешь, что он волнуется. Его выдавало чуть перебитое дыхание и в какой-то мере резкие движение руками. Он поправил свою челку, которая лезла в глаза и колола своими небрежными концами глазные яблоки, глубоко выдохнул и гордо упёр руки в боки.       —Мы… э-э-э… может, спустимся на пару сидений чуть ниже, — Ёимия с прищуром повернулась к Аяке и посмотрела на неё. Аяка смирённо молчала и ждала указаний и, заметив на себе взгляд девушки, слегка улыбнулась и качнула головой в знак согласия. Эта картина не вызвала теплых чувств у Ёмы, поэтому она сразу же отвернулась обратно.       —Отлично. Ну, мы пошли…       С этими словами трое парней вразвалку поплелись к узкой лестнице, находящейся с краю от сидений. Девушки напоследок пожелали им удачи. Когда те окончательно отдалились от них и с головой погрузились в дела предстоящей игры, девушки остались одни.       Ранее сверкающая улыбка Ёимии помёркла и потускнела, неспешно сползла с лица и упала на пол, разбившись тихим треском о пол. Она вновь бросила небрежный и чуть колкий взгляд на девушку. Молчание… Между ними появилась толстая и бетонная стена молчания, ломать которую никто не спешил. Да и каков смысл после всего произошедшего? Сначала Ёимия оглянулась по сторонам, будто ждала, что кто-нибудь присоединиться к ним в компанию и пробьет эту стену, но как назло рядом никого не оказалось. Потом, заключив руки за спиной в замок, она стала рассматривать пол под своими ногами, скучающее раскачиваясь на месте.       Аяка не спускала с нее глаз, пробуривала в ее спине дыру и ждала, пока та хоть что-нибудь скажет. Неважно, что именно: что-то обыденное, что-то колкое, что-то, что было сказано пару минут назад… Набравши в грудь воздуха, Аяка решилась сказать что-нибудь вслух. Но слов не последовало, и девушка смогла испустить лишь тихий и непонятно-нелепый звук, похожий на издыхания отчаявшегося зверька в клетке. В довольно просторной клетке, где могло бы поместиться еще несколько таких же отчаявшихся зверьков, прямо как Аяка.       На этот звук Ёимия обернулась, но не сразу. Она погасшими бенгальскими огнями обвела овал лица Аяки и сморщилась, будто увидела перед собой нечто противное и нелепое. Диктаторский взгляд вдавливал Аяку в сиденье, и не то от неловкости сей ситуации, не то ощущения подавленности, она виновато опустила голову и смотрела на нее округленными глазами снизу вверх.       Пытка длилась недолго. Как только Ёимия услышала знакомые женские голоса, она мигом оживилась и завертела головой так, что подвешенный тэмари в ее волосах радостно затрещал. Взгляд поймал однокурсниц, шедших мимо, и ее лицо смягчилось.       —Тоже пришли на игру посмотреть? — с игривой улыбкой спросила Ёимия.       Девушки откликнулись на ее слова и, задрав головы, приветливо улыбнулись:       —Да, места ищем, где будет лучше видно. Ах, Тэппэй и вправду согласился на игру с ними? — спросила одна из них.       —Да, и знаете, я в шоке! Так… Давайте сядем куда-нибудь туда! — она указала пальцем на самый первый ряд и крайние места. Девушки дружно закивали и со смехом во главе с Ёимией спустились на указанные ею места, ни разу не обернувшись в сторону Аяки. Нет, они её не избегали, не презирали, они просто не заметили её, ведь та как призрак слилась с нынешней местностью и притихла.       И вновь тишина… Чем дальше они уходили, тем мертвее становилась обстановка вокруг Аяки. Она так и осталась съежившейся на сиденье. Одна. Теперь уж точно.

***

      Игра была в самом разгаре: трибуны были полностью забиты как и приезжими, которые болели и поддерживали исключительно свою команду, так и местными студентами, кричащими громче всех. Группа поддержки без остановки скакала на месте, шуршала фиолетово-розовыми шариками и вертелась в разные стороны. Они надрывали свое горло, стараясь перекричать болельщиков, но получалось у них плоховато.       По полю бегали вспотевшие игроки. Их номерные футболки при прыжках постоянно подпрыгивали вслед, оголяя блестящие мужские торсы, иногда безудержно прилипали к телу, как непослушные пряди волос, которые лезли в лицо в самый неподходящий момент. Выкладывались все на полную: Инадзумская команда не уступала Ватацумской по силе, что крайне удивило лидера Тэппэйя. В самом начале он расчитывал на очередной проигрыш, но сейчас был настроен, как и его команда, только на победу. Ватацумских игроков это заводило, и они с радостью отвечали на их дерзкую, но такую умелую игру.       Кадзуха никогда не ошибается в своих суждениях. Впрочем, он оказался прав: парню, который на постоянке выкуривает пару сигарет в день, будет трудно без остановки метаться по полю, играя в активную и накаленную игру. Иногда он просил товарищей принять удар мяча на себя, иногда отбивал и падал на колени, прокатывался на них по блестящему полу. К середине второй партии они жутко горели и ныли, прямо как и уши от радостных возгласов и криков с трибун. Шум дубасил его по верхушке головы в моменты, когда мяч отскакивал так звонко и громко от пола. Как никто другой, Хэйдзо понимал его: прилипшая форма к мокрому до ниточки телу, потные волосы и влажные руки, нескончаемая отдышка и болящие уши так воротили его, что он был готов в эту же секунду шмыгнуть и провалиться под землю.       Аяка сидела через пару людей от компании Ёимии. В основном ее глаза были прикованы к сосредоточенным на игре друзьям, но иногда девушка позволяла себе бросить невзначай взгляд на однокурсниц. «Выглядят такими счастливыми… А она и вовсе не смолкает. Говорит и говорит», — подумала про себя Аяка и, увидев, как та начала смеяться с какой-то шутки, без раздумий тоже ухмыльнулась, после чего снова устремила взгляд на играющих. По правде, это ей быстро наскучило, поэтому она решила осмотреться вокруг.       Со всех сторон игровая площадка была окружена трибунами, доверху забитыми людьми. Здесь сидят и родители, и преподаватели, и студенты… Кто-то смотрел на это всё с такой серьезностью и так был прикован к игре; кто-то кричал с друзьями отточенными фразами поддержки; кто-то снимал и фотографировал процесс на телефон, и таких были сотни. Телефоны все разные: от самых новых моделей то стареньких и испытанных временем. А кто-то… снимал на камеру? Или это фотоаппарат?       На соседней трибуне, на самом крайнем месте сидел человек, державший в руках старенький фотоаппарат с потертыми кнопками и блёклой крышкой объектива. Он безудержно тыкал на кнопки, прикусывал край губы, нахмурив темные брови. Его холодное и пустое лицо вызывало у Аяки какое-то смешанное чувство. Кажется, где-то она его точно видела… Аяка продолжала наблюдать за ним. Видимо, у того что-то получилось сделать с ним. От своих действий он вяло ухмыльнулся и, сняв крышку объектива, навел камеру на игроков. Лицо парня мигом преобрело прошлый вид, а след от улыбки взял и простыл. На фоне жизнерадостных людей он выделялся, причем очень сильно. Не похоже, что он местный — по нему видно, что менталитетом обладает другим. Хотя, по внешнему виду так себе судить людей…       Аяка плавно перенесла взгляд на сидящую рядом парочку, после на однокурсниц. Вдохнув полной грудью, она тихонько шепнула сидящему парню рядом что-то на ухо и указала на знакомых. Тот кивнул ей и, перегнувшись через свою подружку, позвал Ёимию. Она со вскинутой бровью поддалась вперед, поманив за собой подруг.       —Вы не знаете того парня? — согнувшись таким образом, чтобы не закрывать виды сидящим рядом, Аяка негромко задала вопрос. Кончиком указательного пальца она показала на отстраненного фотографа. Подружки с пренебрежением посмотрели на парня и закачали головами.       —Не узнаю. Фрик фриком, Аяка… — Ёимия будто расстроилась и произнесла эту фразу с какой-то тоской, — Он точно у нас не учится. Что это у него в руках? Фотоаппарат? В каком он веке живет… Телефонами же проще пользоваться, чего он с этим старьем возится.       Аяка с надеждой посмотрела на рядом сидящих подруг и, поджав губы, спросила:       —Вы тоже…       —Мы тоже не видели, — подружки Ёимии прервали Аяку и во второй раз закачали головами. Девушка выдохнула, кивнула им в знак «спасибо» и вернулась на свое место.       Отныне этот странный парень со старым фотоаппаратом вызывал у нее кучу вопросов. На его голове светилась непонятная прическа, которая блистала иссиня-черным цветом под светом ярких люминесцентных ламп зала. Из-под одежды виднелось его тощее тело. На лице просиживались глубокие синяки под глазами, а губы сомкнулись тонкой ниточкой. Выглядит он так, будто явно не хотел здесь находиться, особенно среди большой кучи людей. Кто-то его вынудил, да?       Мяч отбит, и Кадзуха, горячо дышавший, решился осмотреться. Пробежавшись глазами по огромным четырем трибунам вокруг он первым обнаружил светло-голубую потерянную макушку Аяки. Он было улыбнулся ей, но как только вгляделся в ее натуженную ответную улыбку, то насторожился. Девушка зажато качнула головой куда-то в сторону, а куда — он сам не понял. Изобразив недоумение, Аяка стала жестикулировать и странно двигать губами, показывая то на середину соседних трибун, то в самый низ. И всё равно ведь непонятно! Тогда девчонка решительно затыкала пальцами и задрыгала руками, как натянутыми струнами гитары под пальцами музыканта, и тогда до парня дошло — она показывала на Скарамуччу, который выглядывал из-за объектива, нацеленного на самого Кадзуху.       Его лицо разом обмякло, а взгляд разбился и опустел, как разбитая колба с жидкостью внутри. Вокруг все замерло и утихло, помутнело и поплыло кругами. Звуки, звуки вокруг стали утихать: смешались и крики, и когда-то громкие стуки отбитого мяча, и нескончаемый поток поддержки со всех четырех сторон. Единственное, что донеслось до его ушей — тихий щелк старого устройства, который был вызван с большим-пребольшим трудом. И лишь силуэт фотографа, чьим единственным занятием на этот момент было желание рассмотреть сделанный снимок, ярко выделялся…       РЕЗКАЯ БОЛЬ       Глаза тут же закрылись, и Кадзуха, который пошатнулся и с грохотом упал на пол, вдоль которого он проехал на своем плече пару сантиметров, почувствовал жар и боль по всему телу…

***

      «Мне кажется, или у него сотрясение?»       —Может и не кажется, тут уж как посмотреть… Хиленький парень, по ночам, видимо, не спит? —Усердно учится просто. Он точно не сможет играть? — где-то слева послышался озабоченный и приторно-сладкий женский голосок. Вдруг этот голос приблизился, и Кадзуха, слабо понимающий, где находится, почувствовал стук пальцев по подушке возле своей макушки.       —Не сможет, Госпожа, — хрипло отозвался мужчина низким басом, — увы, придется с этим смириться. Пускай отсыпается. Если к вечеру продолжит себя чувствовать плохо, то поезжайте в нам в отделение.       —От всего университета огромное Вам спа-си-бо… — проговорив последнее слово по слогам, она стала что-то быстро и проворно писать карандашом на листке бумаги. Видимо, именно девушка отстукивала ритм по подушке, ведь после протянутого «спасибо» стук прекратился, — зайдите к нашему секретарю. Как выйдите отсюда, налево и по коридору; выход на лестничную…       Слова вновь стали смазываться в какую-то клейкую, тягучую кашу. Кадзуха тяжело выдохнул и с трудом поднял бетонные веки.       Он находился в ослепительно белом помещении, в окошко которого падали скоровечерние лучи уставшего солнца. Они неспешно ползли по стене, прыгая с одной пустой койки на соседнюю. Сам он лежал на точно такой же неудобной койке, брусья которой упирались в позвоночник. Мерзость… Осматриваться дальше ему не хотелось, поэтому он с треском прикрыл веки и мигом заснул.       Проснулся он через час от того, что почувствовал чьё-то осторожное прикосновение, которое теребило его руку. С неохотой открыв глаза, Кадзуха увидел сидящую на краю… Аяку? Он активно заморгал, и тогда же обнаружил рядом с собой еще троих друзей. Все глядели на него с сочувствием и некой тревогой, которая от слова совсем была непонятна парню. Он вообще не понимал, что он забыл здесь.       —Очнулся… — вполголоса произнесла Аяка и с особой плавностью сменила эмоцию. Отныне она широко улыбалась ему и с облегчением чуть поддалась назад, отведя свои скрюченные плечи. Кадзуха наигранно улыбнулся ей в ответ, не желая разочаровывать своих друзей (в первую очередь, Аяку) своей всё еще ноющей болью в затылке.       Мимолетную радость сшибла с ног Ёимия. Она тоже сменила эмоцию, но на негативную:       —Тебе не стыдно? Как можно было во время игры и получить со всей силы мячом в голову?! Ты точно с нами в мире находишься? Может, тебе мозги прошибло? — она с жаром выдохнула и, сведя золотистые брови к переносице, зажала ее пальцами и прикрыла гневные глаза, прямо как Тэппэй. Тома украдкой бросил на нее взгляд и усмехнулся.       —Мне-е? — Кадзуха говорил так протяжно и неуверенно и глядел на всех с такой стыдливой миной, — Теперь прошибло…       —Да, тебе… — ответила Ёимия сквозь стиснутые зубы.       —Виноват, — он потерянно улыбнулся и закашлял. Успокоившись, он спросил, — а игра…       —Нас заставили играть второй период по второму кругу. К слову, сейчас перерыв. Ватацумцы играют классно. После твоей отключки они резко оживились… Ох, чувствую, что к концу игры я буду как убитый, — Хэйдзо сделал шаг назад и повернутый боком принялся обмахиваться своей же футболкой. Внезапно на лице его появилась ехидная усмешка, которая вызвала у Кадзухи непонимание. Друг, помедлив и исказив свой голос, резко выдал, — Двадцать четвертый номер упал плашмя! Это ж каким придурком надо быть, чтобы отключаться во время игры? Вот лоша-ара! — протянул он.       Его слова звучали как насмешка. Кадзуха хотел сказать ему что-то в ответ, но не смог — горло жуть как пересохло.       —Это я так, передразниваю соперников… Я хотел тому темноволосому врезать, но сдержался. Тэппэй бы разозлился… — Хэйдзо замялся и отвернулся вовсе, стараясь скрыть затаившуюся обиду на чужие слова. Ладно бы его полили грязью, но Кадзуху…       —Лучше бы врезал! — громко произнесла Ёимия после выдоха. Тома вновь усмехнулся и, подумав, что обязан сделать это, положил свою ладонь на ее плечо. Девушка резко приструнилась, но после недовольного ерзанья плечами вверх-вниз вернула прежнее злобное выражение лица.       —Я думаю, что нам уже пора… — спокойно произнес Тома, глядя сверху вниз на трясущуюся от злости подругу.       —Точно, нам пора!       —Кадз, откисай здесь. Тишина такая, я бы и с тобой посидел… — Хэйдзо потер шею, махнул другу на прощание и неспеша поплелся к двери на выход из медпункта, — а сигареты свои нахер выкинь. И вообще, стоит провериться к врачей. Это ж надо быть таким невнимательным…       —Да-да, так точно… — Ёимия развернулась и пошла за ним. Тома тоже повернулся и, посмотрев на Аяку, которая даже не шелохнулась с места, кивнул ей с приподнятыми бровями, как бы спрашивая «Останешься?». Она ответила ему кивком: «Да, останусь». Тома улыбнулся глазами и осторожно со скрипом прикрыл дверь.       В медпункте вновь стало тихо. Ветер игриво пролезал через узкую щель приоткрытого окна и игрался с белоснежной полупрозрачной шторкой. Аяка изредка вздыхала. Кадзуха, смотря на нее отвернутую, находился в предвкушении. Ему было интересно, почему она осталась одна; почему она не спешит на матч, разве он ей неинтересен? или ей интересен кто-то другой или что-то другое?       Спустя пару минут девушка нарушила молчание своим громким издыханием. Она медленно повернула подбородок в сторону лежащего и, нежно выводя на его руке своим пальцем круг, спросила:       —Ты тоже видел его?       —Я? Я… я отвлекся на него, — ответил, но с заминкой Кадзуха.       —Он выделяется из толпы. Очень. Кажется, теперь я понимаю, почему он произвел на тебя такое впечатление… Знаешь, что именно я поняла?       Он качнул головой.       —Он очень эффектный. Холодный и отдаленный, резкий и… Кажется, он неместный.       —Я бы так не сказал. Пластинки… Сити-поп слушает, — от сказанного Кадзуху пробрало до мурашек и он немного смутился, положив свою щеку на свежую подушку. Аяка вывела еще один круг на его руке, слегка царапая его бледноватую кожу своим ноготком, — просто он… вот такой.       —Тогда долго в Инадзуме его не было… Кадзуха, слушай.       Она растянулась в улыбке, от чего Кадзуха почувствовал себя еще более неловко. Он нервно сглотнул, ожидая, что же Аяка скажет ему.       —Стоит с ним знакомиться?       Кадзуха вздрогнул и еле слышно охнул. Пробежав глазами по округе, он собрался с мыслями и ответил:       —Знакомиться? Я бы не стал с ним вообще связываться…       —Но ведь ты тогда вышел к нему в камыши.       За ее словами последовал уверенный кивок парня.       —И всё же это того не стоит?       —Не найдешь его ты – Скарамучча сам найдет тебя, — и парень замолчал. Внезапно ему на ум пришел недавний его сон. Об одном воспоминании о нём он ухмыльнулся и, подумав, решил сознаться, — Да и вообще, это произошло случайно…. Эх, сейчас бы я на ворон посмотрел. Сегодня они мне снились, и я их… фотографировал. Черные, как уголь, вороны, которые кружаться в небе, а на фоне такие красивые и величественные кроны деревьев… И лавки с сувенирами. Как у нас под окнами универа: пёстрые, яркие, фиолетово-розовые, а может и голубые… У меня есть точно-точно такая фотография.       Аяка тихо засмеялась, прикрыв ладошкой свой рот. Кадзуха почесал свободной рукой нос.       —Ладно, думаю, что игра уже началась… Мне пора идти.       —Да-да, без проблем…       Напоследок Аяка похлопала своей ладонью по его руке, поднялась с края койки и поплела в сторону двери. Дернув за ручку, она открыла скрипящую дверь и тихонечко прикрыла ее. Кадзуха остался один в этом пустом медпункте.       Он еще раз оглядел всю комнату. Кадзуха понял, что больше заняться ему нечем, поэтому решил, что ему стоит просто взять и поспать. Парень перевернулся на бок, просунул одну из ладоней под подушку с целью взбить ее. Резко его рука остановилась — нащупал нечто под своей подушкой. Без раздумий вытащил и прикрывался глазами к картине, но тут же ошеломленно привстал с кровати и, смотря на найденное с округлыми глазами от шока, разинул рот. В его руках была фотография, причем не простая, а идентичная той, о которой он напоследок рассказал своей подруге. На обратной стороне вычурным подчерком было написано лишь одно слово, от которого в горле образовался вязкий и горький ком, а ослабленное тело бросило в мелкую, колкую и до боли приятную дрожь: «Томо»