Spider-Man:The Secret of Alley Cat

      Голова Будды, картина Рембрандта, портрет Марии Магдалины и многие другие уникальные экспонаты были украдены из колыбелей Нью-Йоркских музеев. Культурные объекты усиливают охрану и устанавливают новые системы защиты, смотрители рвут волосы на полулысых головах, полицейские бесятся, открыто ненавидя заразу, окропившую своим методом без шансов на разоблачение половину Манхэттена. Связи с мафией, вероятность создания никому неизвестной группировки, появление призрака, крадущего все дорогостоящие полотна, инопланетяне и, самое горячее на первых строках «The Daily Bugle», — человек-паук, утаскивающий экспонаты и продающий их на чёрном рынке. Все эти теории варятся непонятной кашей в головах ньюйоркцев.             Известно ли им что главный подозреваемый готов пожертвовать своим здоровым сном, чтобы узнать правду?       Адреналин и кортизол до упора наполняют паучьи жилы, когда герой проносится над городом. Чон напряжён настолько, что под красным спандексом, на крупных предплечьях, наверняка проявляются толстые вены. И он не в силах остановить свое обостренное чутье. Каждый его нерв обнажен и готов атаковать молниями реакций, кончики пальцев азартно покалывают, а глаза дотошно сканируют все вокруг.       — Ало, Джун, я его засёк! Музей современного искусства, — голос Чонгука слегка подрагивает и хватает высокие ноты, пока парень проносится над полуспящим городом, — я уже на пятой авеню.       Самое главное сейчас — не упустить цель и не дать мерзавцам прикоснуться к творениям великих художников. Чон нервничает, а Намджун ко всему прочему не отвечает уже на двенадцатый вызов. Очень бы помог контроль территории, вдруг к нему захотят подобраться со спины.       — Ах, черт. Как ты мог уснуть, задница.       Музей ночью, несмотря ни на что, выглядит достаточно дружелюбно, а его панорамные стекла отражают желто-синее шевеление дремлющего Нью-Йорка. Парк рядом облачен в темноту, фонтаны с замысловатыми скульптурами отключены. С глухим хлопком Чонгук приземляется на крышу.       — Надеюсь никто не будет против, если я зайду с запасного входа?       На то чтобы пробраться внутрь через вентиляцию, паучку не требуется много времени. Перед тем как коснуться ногами блестящего бежевого пола, Чон сканирует слабо освещённую территорию на наличие охраны и с удивлением обнаруживает, что зал полностью облачен в тишину и в нем никого нет. По крайней мере так кажется на первый взгляд — уже внутри он осматривает все более внимательно, медленно и осторожно обходит ресепшн и направляется к главному выходу.       Под красной маской острое недоумение. Дверь, черт возьми, разблокирована и приветливо раскрывается перед пауком.       — Какого…? — лишь шепчет Гук и протягивает вперед руку, чтобы снова это увидеть.       Ощущает ли он себя максимальным неудачником, ведь ему пришлось ползти в тесных тёмных лабиринтах через крышу? Нет. Потому что вряд ли кому-то пришло бы в голову входить в музей ночью как к себе домой. Но увиденное подтверждает, что злодей уже рыскает по музею без ограничений. И не один паучок сегодня остро заинтересован искусством. Осмотревшись, Чонгук торопливо бросает взгляд на угол комнаты, где должна располагаться камера наблюдения. Она работает. Тогда в чем дело? Если охранников вырубили, почему он еще не заметил ни одного на полу, хотя бы в самых тёмных углах комнаты.       — Что люди только не сделают, чтобы не платить за входной билет, — усмехается он и замечает специальный сканер возле двери.       Чтобы разблокировать нужен отпечаток пальца. Гук почти уверен, что туда занесены только проверенные охранники музея, и почему-то, ему не хочется поддерживать теорию о том, что среди персонала завёлся предатель.       — У вас же недавно был пересмотр кадровой политики… Столько людей сократили…       Что нужно, чтобы разблокировать систему, основанную на отпечатках пальцев? В лучшем случае вырубить охранника, а не отрубить ему родную конечность. И пока парень думает, драгоценные секунды улетают сквозь его напряженные паучьи пальцы.       Напарник снова не отвечает на вызов, но Чон не позволяет голове кипеть и просто пробирается на второй этаж через лестничный пролёт. Идеально начищенный пол отражает его ловкие и стремительные прыжки по стенам, то, как тело паука прокручивается и изгибается в воздухе. В каждом углу он замечает красный, жуткий как глаз циклопа, огонёк, горящий и вызывающий щекочущее спину недоверие. Что если за ним наблюдают прямо сейчас?       Это подталкивает на первый пунктик кривого и непродуманного плана, точно паутиной, образовавшегося в чоновой голове. Кабинет охраны, где расположены камеры.       — Неужели ты там… — напряжённо мычит Чон.       Ориентироваться в музее ему сейчас помогает только собственная способность хорошо представлять местность. И к нужному помещению Чон попадает уже без надежд дозвониться своему «навигатору». Паук в ту минуту злится на друга, то ли из-за обостренного стремления к справедливости и поимке преступника, то ли из-за лёгких кульбитов в животе от мысли встречи со злодеем. Думает какой из Джуна проводник, если в самый ответственный момент он сладенько дрыхнет на своем заваленном столе.       Но Чонгук и его обостренное чутье всегда готовы к удару. Открывается дверь, естественно лишённая блокировки. Внутри неожиданно горит желтоватый свет из небольшого потолочного вентилятора. Но что оказывается по-настоящему непредсказуемым и ожидаемым одновременно, так это наличие на полу нескольких мужских тел в черной униформе.       — Вот вы где, ребята, — Чонгук сразу же проверяет пульс. Живые. Следов борьбы нет. Возможно, систему взломали методом дактилоскопии, а охранников усыпили какой-то дрянью вроде хлороформа, ведь в воздухе витает неприятный и сладкий отзвук чего-то химического.       Закончив с охраной музея, человек-паук бросает взгляд на кресло наблюдателя, перед столом и со скрипом в голове обнаруживает, что там никого нет. Напряженный выдох сам вылетает из груди. Он был почти уверен, что находится под прицелом чьих-то совсем не добрых глаз. На фисташковых стенах слабенькие попытки милого дизайна: календарь со всеми творениями Ван Гога и плакат с его портретом. Но главное — туча мониторов, демонстрирующих видео с пресловутых камер и лежащие на полу тела без сознания. Уж это точно придаёт комнатке особый шарм.       Паук быстро проверяет трансляции, щёлкает по клавиатуре несколько раз, разочарованно отмечая, что не все наблюдение исправно. Где-то его встречает абсолютно чёрная картинка и выглядит это не как неумелое отключение защиты.       К счастью Чон всегда был смышлёным парнем с острыми мозгами. Ему кажется, что он был рождён чтобы быть гиком — гиперфиксация на всем, что попадалось на огромные любопытные глаза в детстве, тому подтверждение. Начиналось все с коллекционирования минералов, потом книги и энциклопедии обо всем на свете, дальше учебники по биологии и даже медицинские справочники, которые подросток от скуки утаскивал у тёти. Туда же и единоборства, катание на скейте и бадминтон. Потому что все подобное казалось парню максимально интересным, и могло забить голову настолько, что ты даже не думаешь о том, что разбивает твоё детское сердце. Может в какой-то мере это была компенсация за свою надуманную «неполноценность». Тяжело иметь хорошие самоопределение и самооценку, будучи чужаком среди американцев, брошенным и растущим без родителей.       Человеку-пауку интеллект и сила воли достались не только с ядом радиоактивного паука, и теперь он умело использует их на поле боя. Сначала ты выигрываешь олимпиады по физике и информатике, а потом с лёгкостью разбираешься в системах охраны банков и музеев и можешь легко подрубить трансляцию с отключенной камеры.       — Блять.       Огромный белый зал с тусклым точечным освещением. Экспозиция, кажется, «Звёздной ночи». Почему кажется? Потому что на белом стенде не хватает самого полотна. Там пустая белая стена. Мурашки мерзким и колючим потоком покрывают спину парня, а мышцы цепенеют.       — Неужели я опоздал?       Меньше чем за минуту парень добирается в центральный зал. В стенах царит полная тишина, и это заставляет чоново напряжение расти в геометрической прогрессии. Он высматривает каждый чертов сантиметр галереи, десятки картин и скульптур странных форм и расцветок, даже зеленые декоративные кусты и мини-бассейны с бирюзовой сверкающей водой. Вплотную приближается к пустующей экспозиции. Не ошибся. Информационный киоск, после нажатия довольно представляет:       — Одна из наиболее известных картин нидерландского художника-постимпрессиониста Винсента Ван Гога. Представляет вид из восточного окна спальни на предрассветное небо и вымышленную деревню.       Парень начинает разглядывать место свежесовершенного преступления.       Проскакивает мысль, что прямо сейчас Джун мог бы подсказать ему что происходит снаружи, но он сразу же откидывает её, не позволяя себе злиться попусту. Настолько чистая работа искусного вора — на первый взгляд, там будто никогда не было мирового шедевра, и ньюйоркцы никогда не приходили глазеть на него каждый день.       — Вот черт, — шипит Чон, и проводит ладонью по белой поверхности.       Внезапно его охватывает до боли знакомое ощущение опасности. Чутье. Оно почти осязаемо дёргает его за плечи, и он внезапно для себя поворачивается в сторону камеры.Секунда и огонёк молчаливо горит — ещё одна — запись прекратилась.       — Что за… — инстинктивно произносит Чонгук. Обостренный слух хватает звук шагов. Шипение и глухой стук.       Это аварийные панели из пуленепробиваемого стекла неожиданно смыкаются — они делают это со скоростью, учитывающей растерянность парня, так, что он даже не успевает выдохнуть схваченный в удивлении воздух. Новая система безопасности сработала, теперь «картина» по мнению искусственного интеллекта защищена. Только вот вместо полотна за толстым стеклом остается лишь ничего не понимающий Чон.             Оказавшись в стеклянной коробке, он прижимается к стеклу, и бьёт в поверхность кулаком.       — Эй! — кричит парень, но снаружи его голоса практически не слышно, — тупой развод. И тупица я.       Так и оставшись с руками на стекле, Чон замечает впереди чёрную фигуру. Всё его тело напрягается, а сердце начинает обостренно биться в ушах. Глаза готовы сжечь это приближающееся к нему нечто, пока пальцы собираются в кулаки до треска мышц.       Неизвестная личность неторопливо шагает по блестящему мрамору из темноты, и Чонгуку ничего не остаётся как разглядеть ее, скрипя зубами. Становятся даже слышны отбивания шагов от пола, и этот звук, походящий на метроном, сливается с переменным дыханием закрытого за стеклом паука.       Сразу бросается в глаза ладность скрытого освещением тела и изначальное сомнение, кто именно мягко и грациозно касается мраморного пола, отсчитывая будто каждый шаг. Чёрный костюм, смешение спандекса и кожи, обтягивает сухие мышцы и сильные ноги — мужчина, анализирует Чон, и, наверное, лишь тонкая талия могла сбить с толку в этой полутемноте. Чуть выше груди пара ассиметричных вырезов, не скрывающих молочную кожу. Чон хмурится, думая, что обычному вору ни к чему такой костюм, ни к чему пафос и попытки стилизации в нем, и насколько серьёзно он попал. Может это новый клоун из Бронкса или Куинса, ведь там полно подобных ублюдков? Чонгук отмечает качественный пошив едва заметных карманов на икрах, исключает вариант самостоятельного изготовления в каком-то подвале. Значит не Бронкс.       На голове у неизвестного угольный капюшон, лицо скрывает черная маска с парочкой круглых фильтров по бокам. Фигура подходит ближе и на открытых ключицах Гук замечает витиеватые продолжения татуировок. Понять, что там невозможно, чтобы хотя бы немного отметить приметы, но парень все равно прилипает туда взглядом.       Нечто в черном останавливается в сантиметре от толстой прозрачной поверхности, отделяющей от него Чонгука. Последний чувствует, как хочется отшатнуться, из-за исходящей снаружи дикой ауры, как кончики его пальцев покалывают от напряжения.       — Классное дефиле. Не поделишься где такому учат? — холодно произносит Чон, вперившись в чёрный капюшон.       Вор поднимает руку, заключенную в чёрные перчатки с недлинными, но по бледному блеску ясно что достаточно острыми, когтями на концах и прикасается пальцем к стеклу.       У него белые как мел глаза, такие что сливаются с белком и Чонгук почти пугается, когда видит их. Азиатский витиеватый разрез пускающий холодок по спине, и кажется что-то типо чёрного карандаша вокруг. Почему-то Гук цепенеет и следит за каждым движением, пока тот выцарапывает что-то с мерзким сипящим скрежетом. Будто не хочет портить эту сладкую минуту славы для загнавшего его в тупик злодея, чтобы узнать больше о его коварных мотивах. Для этих ублюдков прелюдия важнее всего, и они вкладывают туда всю свою душу как какие-нибудь драматурги. Только его глаза бегают за возникающими на поверхности буквами. Проходит не больше пяти секунд. Возможно, он просто растерян. В любом случае на стекле появляется:       «Привет. Паучок»       — Меня учили что здороваться с незнакомцами нельзя. Особенно с теми, что воруют картины, — несдержанно выпаливает парень, — Знаешь я был бы совсем не против самовлюбленной злодейской экспозиции от тебя. Пока я тут весь такой пойманный и могу выслушать твою особенную историю до конца?       По чужим белесым глазам отчётливо видно самодовольную и сладкую улыбку. Паук замечает, как у полос чёрных теней появляются хитрые щелки. Злодей не говорит ничего, только подходит ещё на шаг, заключает написанное в сердечко, и последними штрихом тыкает в область носа парня за стеклом, так что человек-паук непонимающе отшатывается. По каждому грациозному движению, будто походящему на кошачье, видно наслаждение своим положением. А по нервному дыханию Чона заметно разочарование в собственной внимательности. Как он умудрился попасться в такую глупую ловушку?       Незнакомец отходит от стенда «Звёздной ночи», и останавливается у стены. Пауку видно, из своей клетки, как тот деловито достает что-то прозрачное и сверкающее, это дактилоскопический скотч, и сканирует отпечаток пальца. Спустя секунду аутентификации, все загорается красным. Этот мерзавец активировал чертову тревогу.       Под звук невыносимо звенящей сирены он посылает Чону воздушный поцелуй и торопится к выходу из зала.       — Эй! — паук бьёт по стеклу кулаком и сильнейший импульс тут же отражается вибрацией по всему телу.       Вор сбегает, поймав его в клетку из пуленепробиваемого материала, разбудив, наверное, всю полицию Нью-Йорка, которая, не жалея покрышек прикатит сюда через каких-то семь минут. Вряд-ли они любезно отпустят Чона, если застанут его готовеньким, сидящем на белом подиуме.       Экспозиция картины — сдавшийся легавым человек паук, который украл все шедевры художников, хранившиеся в музеях Нью-Йорка. Сколько же людей в форме прикатит сюда прямо сейчас на эту эксклюзивную выставку?       Вздохнув и похрустев пальцами Чонгук готовится выбивать стекло как тогда, на здании Вашингтона. В двух углах прозрачной коробки появляются липкие жгуты паутины, и парень натягивает их, напрягая мышцы всего тела. И среди бесконечного крика системы безопасности он слышит голос.       — Черт, Гук прости я, — лепечет, будь он неладен, внезапно появившийся Ким.       — Святое дерьмо, только не говори, что ты правда уснул, — перебивает его Чон, сдавленным и рычащим от прикладываемой силы, голосом.       — Да, но… — в голосе Джуна крепкое сожаление.       — Ну что, спасибо за помощь…— он вновь говорит на перебой навигатору, оттягивается и со всей мощью крепких как камень ног впечатывается в стекло, — напарник! — измученно выскакивает из его груди.       — Почему ты всегда называешь меня напарником только в таком контексте?! — обиженно, сквозь щёлканье клавиатуры, звучит с другого конца.       — Потому что хер пойми в каком контексте ты пропадаешь неизвестно куда! Пока ты спал, если тебе интересно, вор в обтягивающем трико словил меня в стеклянную клетку. А ещё он унёс с собой Звездную ночь.       — Блять. Это ужасно Чон. Я правда уснул, но справедливости ради я ловил его с тобой во сне, и мне чётко казалось, что это реальность. Позволь мне помочь, в каком зале ты застрял? — голос друга становится просто невыносимо звенящим, и паук чувствует, как ярость все сильнее наполняет его нутро.       Он буквально бесится от попыток Джуна исправить ситуацию, заходится гордостью до того, что сбрасывает вызов нажатием на ухо, пред этим обливая Джуна морозом своего голоса:       — Сам справлюсь.       В последнее время Чонгук часто становится управляем собственным гневом. И если иногда удается его частично сдержать, то в момент пика своей беспомощности парень считает правильным вылить агрессию и разочарование на своего лучшего друга.                    Естественно, Чон не думает об этом, оставляя себе меньше шансов на побег. В его мыслях только одно — если навигатор вот так его бросил, нужно справляться самостоятельно, и ему должно быть это под силу. Доверие, беспечность, потерянность — слабости, которые и привели его в эту стеклянную клетку. Чонгук старается сломать ее сверхсилой, пока секунды кажутся тягучей вечностью, а адреналин пускается в кровь вместе с мыслями о приближающейся в музей полиции. Он дышит как загнанный зверь, прилипая ладонями к еле поддающейся ударам поверхности — слабые трещины начинают медленно, как потоки ручейка, появляться из углов.       К стеклу нужно припечатать еще больший силовой удар, и герой туго наполняет легкие воздухом перед новым прыжком. Но внезапно — пуленепробиваемая стена раздвигается сама собой, заставляя Чонгука опешить на полсекунды.       Напряженно думая какой гениальной лазейкой его непутевый друг взломал систему охраны, будучи от нее дистанционно и не зная буквально ничего, парень выпускает заряд паутины из одной руки в панорамный потолок, и на ней, как настоящий паук взмывает вверх. Он все равно убеждает себя, что это не смягчит ситуацию между ними, хотя друг буквально спас его задницу. Чонгук был способен на это, стекло почти поддалось, и он может, и будет работать в одиночку. Чутье укалывает спину мурашками — в зал начинают врываться патрульные с фонариками, с высоты парень видит, как один из них хлопочет над тем же сканером, где десять минут назад хозяйничал настоящий преступник.       Действительно ощущая огонь на кончиках ног, парень начинает выбираться на крышу. Хоть улизывать от полиции, это что-то вроде его рутины, он нервничает. Западня от неизвестного и ссора с Джуном как будто подорвали его уверенность в своих силах, и Чон чувствует себя странно — сломанным и абсолютно сбитым с курса.       На крыше его встречает прохладный утренний ветер, парень видит, как солнце прорывается круглым теплым потоком через два небоскрёба в дали, оно будто скованно этими громадными зданиями и не может наконец подняться выше. Чон безуспешно гонялся за этим любителем шоу и обтягивающих черных комбинезонов до самого рассвета. Ну гонялся это конечно спорно, скорее только со стражами закона у парня получится полноценный забег, ведь вокруг музея какой-то ребёнок, на его счастье, рассыпал лего-набор полиции.       — Дерьмо…— мычит парень под нос, выпуская заряд из веб-шутера, чтобы наконец исчезнуть с крыши, где на него уже падают мягкие бледные лучи, обличая его как насекомое под фонариком.       После встречи с этим чёрным расхитителем музеев парень был как никогда растерян, так будто земля осыпалась из-под ног и было страшно ступить дальше. Он видел его, видел его до жути близко, рассматривал его тату, кошачьи пугающие и вызывающие мерзкие мурашки глаза, странные когти на перчатках, и видел как тот ликующе лыбился заперев и обведя вокруг пальца, казалось бы, главную надежду Нью-Йорка и крепкое плечо в красном спандексе, которое человек паук готов был подставить любому жителю города.       Совсем не такой как Чон ожидал. Клоун в маске. Как будто большой любитель внимания и игр на публику. Полностью в чёрном, как смерть, и чутье выло так, будто человек-паук призрака перед собой видел.       Но кто бы ни был под черной маской, внутренний герой Чонгука сегодня был повержен в пух и прах.

***

      — Еще две минуты… — с довольной преподавательской издевкой, пропевает мистер Уинстон, прохаживаясь у большой белой доски.       В районе потолка, в аудитории, собирается густой дым из кипящих голов сосредоточенных студентов. Все что-то остервенело написывают в своих работах, вырисовывая гигантские формулы и длиннющие уравнения. Нора, сидящая впереди, Чона нервно грызёт колпачок и кусает заусенцы на тонких пальцах.       — Чонгук, у тебя получилось уровнять? — сипит она, поворачиваясь к нему и с детской надеждой хлопая ресницами.       — Да, вот, — он подвигает к ней лист, который слегка пошел волнами из-за того насколько была исписана бумага. По правде, парень смог сделать только это задание, так что, на оставшиеся пол минуты ему было наплевать.       Глаза в тот момент закрываются сами и наливаются тягучим сонным теплом. Кости вымученно ломит, мышцы привычно ноют. Чон точно был выжат до последней капельки этой паршивой ночью, и на умственную деятельность или хотя бы удерживание головы на ладони не хватает сил. Пока девушка переживает только о том, как бы списать коэффициенты, Чон мысленно благодарит судьбу, что хотя бы полиция не успела припечь пушками его задницу. Нора робко прикасается холодной ладошкой к не скрытому черной футболкой предплечью, прошептав «спасибо». Чонгук лениво улыбается ей и она, кажется, густо краснеет.       — Чтобы убрать с ваших замечательных лиц грусть и усталость напоминаю, что скоро у нас состоится открытая конференция с представителями «Оскорп», так что те, кто намерен выступить, приведите в порядок свои проекты. А там уже и до экзаменационной недели недалеко.       Кажется, весь гнев вселенной сегодня был направлен на Чон Чонгука, потому помимо дополнительных трудностей с учебой, даже Пак Чимин сегодня не присутствовал на занятиях, лишая возможности поглазеть на что-то наполненное чистым умом и особенной красотой. Хотя может оно и к лучшему, наверняка вид на этого чудесного блондинистого парня, который так и не объявился после предложения помочь с химией, в очередной раз напомнил бы Чону какое он ничтожество.       Через минуту все уже выплывают из зала, складывая работы в плотную стопку на столе мистера Уинстона. Сквозь толпу болтающих студентов, Чон замечает Тэхена, как обычно возникшего рядом с мужчиной в маске и беззвучно с ним разговаривающего.             Ким тоже видит Чона, и дарит ему чёрные глаза, налитые презрением, а потом и вовсе позволяет себе нахальную ухмылку.       Парень уводит взгляд. Этому придурку невозможно преподать хоть какой-то урок, и теперь Гук точно убеждён в том, что тратить энергию на Кима максимально бесполезно.       Из-за того, что Чон опоздал, они с Намджуном сидели на разных рядах. Чонгуку совсем не хотелось говорить о прошедшей ночи. Его голова безустанно болела и единственное чего он горячо желал — это добраться до дома и уснуть в своей заваленной книгами, одеждой и прочим хламом, самой уютной постели. Глядя на то, как друг многозначительно и с сожалением смотрит в глаза Чону, положив свою работу на преподавательский стол и сжимая губы до побеления, последний снова ощущает груз и болезненность сказанного на себе. Он устало закрывает глаза и, поправив лямку на рюкзаке, выходит из аудитории. Не сегодня, не сейчас он способен на разговор с Намджуном.       Вся жизнь Чонгука снова напоминает хаос из проблем и неоправдавшихся ожиданий на счет себя самого. Иногда у нас хватает сил верить в то, что мы способные, крепкие и уверенные в себе. Когда ресурсы на исходе, приходится сталкиваться с настоящей версией себя — способной на слабости, ошибки. Чонгук все никак не может с этим свыкнуться, он держит в себе эмоции и чувства, утопает во вранье и вечных недоделках, удерживая на плечах будто не только Нью-Йорк, а вообще проблемы всей планеты. Возможно, впервые за месяцы учебы в университете Чонгук предпринимает попытку действовать в одиночку, разобраться в себе, побыть наедине со своими страхами и навести в жизни хоть какой-то порядок. Не укалывая других.

***

      Последние новости по поводу многочисленных ограблений нью-йоркских музеев — этой ночью был ограблен «Музей современного искусства», а именно было похищено самое знаменитое творение Винсента Ван Гога — «Звездная ночь». Информация, которая оказалась еще более шокирующей — записи с камер видеонаблюдения запечатлели, как всеми известный народный герой, Человек-паук пробрался в здание глубокой ночью, усыпив охрану и отключив систему безопасности. На месте творения нидерландского художника осталось лишь саркастичное послание «Привет. Паучок». Привычное приветствие от всеми любимого дружелюбного соседа превратилось в акт настоящего вандализма. Толпы протестующих заполонили площади и парки у музеев с просьбой вернуть шедевр художника и прекратить надругательство над объектами культуры. Акцию сопровождают плакаты и баннеры с изображением картины. Город окутала настоящая волна негодования, Человека-паука и его предательство по отношению к гражданам Нью-Йорка, активно порицают как в интернете, так и на улицах. К нашему репортажу присоединяется «The Daily Bugle» и главный противник паука Джей Джона Джеймсон:       «Кто такой Человек-паук? Преступник, вот кто он такой. Линчеватель, общественная угроза! С самого начала мы говорили о его причастности к ограблениям нью-йоркских музеев! И теперь осталось лишь надеяться на его гнилое отбывание за решеткой! Только в этот момент город сможет вздохнуть спокойно. В коробке для никчемных насекомых! Там ему самое место!»       Почему привет от дружелюбного соседа теперь не вызывает поднятия духа и насколько долго будут продолжаться бесчинства в музеях искусства? Все самое интересное в наших выпусках.