Amor non est medicabilis herbis

      Хонджун вздрагивает, когда кто-то осторожно хлопает по его плечу, привлекая внимание. Он снимает наушники и резво оборачивается, встречаясь с широкой улыбкой Юнхо. Сердце предательски пропускает удар.       — Спорим, ты не ел с утра, хён? — говорит тот, ставя на стол полный пакет еды.       — Какой смысл, если ты и так выиграешь?       Хонджун благодарно улыбается донсену и как можно скорее раскрывает пакет под аккомпанемент голодного урчания своего живота. Он и не осознавал, как сильно проголодался, пока не пришёл Юнхо. Тот же, наблюдая сию картину, укоризненно качает головой и подтаскивает второй стул ближе, чтобы удобно на нём пристроиться рядом.       — Иногда мне кажется, это я тебя старше, а не наоборот.       — Вот и неправда! — отвечает Хонджун из недр пакета. — Ты всё ещё мой гигантский малыш!       — Хорошо-хорошо, — Юнхо хитро улыбается. — Но это не отменяет того факта, что ты слишком безалаберный, чтобы зваться хёном.       — Эй!       Хонджун несильно бьёт танцора в плечо в деланом возмущении. Юнхо громко смеётся, прикрывая рот рукой, а сердце Хонджуна останавливается от столь прекрасной картины.       Он давно влюблён в Юнхо. И как бы он ни надеялся, со временем чувства не прошли, лишь стали сильнее, но это не мешало практически без последствий запихивать свою любовь куда-то глубоко в сердце, рыдая ночью в студии от того, насколько Юнхо очаровательный. К слову, ещё одна причина, по которой он так редко ночует в общежитии.       Хонджун, может, и признался бы, наплевав на консервативное общество Кореи, если бы они не состояли в одной группе — любой исход подобного откровения так или иначе повлияет на отношения среди мемберов, а это недопустимо ни при каких обстоятельствах. Парни прошли столько всего вместе, история успеха ATEEZ только начинается, и Хонджун не имеет права рушить все их мечты и планы своими чувствами, поэтому он давит их в себе, внутри, страдая.       Он стремительно отворачивается и хватает первую попавшуюся упаковку. Юнхо, не обратив на нервозность лидера внимание, принимается рассказывать, как прошла тренировка, и вот уже сам Хонджун, восстановив нормальный сердечный ритм, задаёт вопросы и рассказывает о лирике к новой песне, над которой сейчас работает.       — Ой, хён, у тебя тут крошки остались, — внезапно замечает танцор. — Не двигайся, я сейчас уберу.       Он наклоняется так близко, что их носы почти соприкасаются. Хонджун чувствует тёплое дыхание на своей коже и забывает, как дышать, а Юнхо как ни в чём не бывало убирает осторожно остатки еды с его щеки и мило хмыкает на раздавшийся тяжёлый вздох.       — Вот и всё, хён.       Чем он руководствуется в данный момент, Хонджун не знает. Может, наконец-то своим сердцем, а не холодными доводами разума, что бьётся сейчас в истерике от такой близости.       Он быстро сокращает расстояние и решительно целует Юнхо, обнимая за шею. Тот замирает от неожиданности и, помедлив, пугаясь собственной смелости, прижимается в ответ к его нижней губе, медленно ведя по ней кончиком языка. Хонджун, слишком долго прятавший свои чувства, нежно хватает в свою очередь верхнюю и слегка посасывает её. Ладонь, которую Юнхо так и не убрал, ласково скользит по лицу, одобряя чужие действия, а другая зарывается в короткие волосы на затылке, прижимая теснее.       Действительность ударяет внезапно. Хонджун толкает Юнхо в грудь, в ужасе взирая на него. Юнхо стонет от разочарования, но послушно отстраняется от желанных губ. Их же обладатель, что сейчас краснотой своих щёк может посоревноваться со спелым помидором, дотрагивается кончиками пальцев до собственных, чуть припухших после поцелуя губ, не веря в происходящее. Такой же смущённый Юнхо неловко улыбается, пока Хонджун смотрит куда угодно, только не на него, быстро и тихо бормоча:       — Юнхо, я… Извини, это было неправильно… Я не знаю, что на меня нашло…       Юнхо осторожно тянется ладонями к его лицу, готовый в любую минуту убрать их, но никакой реакции на то не следует, и он аккуратно прикасается к горячей коже щёк.       — Прежде, чем ты успеешь надумать себе неизвестно что, — он шепчет, мягко оглаживая её большими пальцами, — я хочу сказать, что всегда восхищался тобой. Ты невероятный человек, хён, не представляешь, насколько. Трудолюбивый, талантливый, красивый, неземной… И я, честно говоря, сам не заметил, как моё восхищение переросло в… — он глубоко вздохнул, смотря прямо в глаза напротив, — любовь.       Хонджун, не ожидая подобного, забывает сделать вдох.       — Юнхо…       — Я люблю тебя, — перебивает тот, сжимая его лицо чуть сильнее. — Это не шутка, не розыгрыш или что-либо подобное, — быстро добавляет он, боясь, что будет неправильно понят. — Я действительно люблю тебя, хён. И поцелуй… дал мне надежду, что мои чувства взаимны.       Хонджун не знает, что ответить. У него сердце колотится где-то в горле, и кислород в лёгкие отказывается поступать. Ему плохо и хорошо одновременно, и совершенно не верится, что это — правда, а не очередной сон.       Но перед ним сидит Юнхо, что со страхом вглядывается в его лицо, пытаясь угадать мысли в чужой голове, и он всё ещё ждёт ответ, лишь сильнее напрягаясь от повисшего молчания. В его тёмных глазах отражается боль, и он убирает руки.       — Кажется, я ошибся…       У Хонджуна всё замирает внутри, когда Юнхо отстраняется, забирая тепло ладоней с собой. Все рациональные суждения о благополучии группы, о том, что правильно, а что нет, перекрывает леденящий душу страх. Ему страшно как никогда, что Юнхо сейчас уйдёт. Уйдёт из его маленькой студии, унесёт весь свет, всю радость и искренность, что наполняют их отношения, и больше не взглянет на него без тоски — тяжёлой, сковывающей рёбра, мешающей дышать. Хонджуну страшно, что он может сейчас всё потерять, только приобретя. Он резко хватает Юнхо за руку, притягивая обратно.       — Не ошибся.       Это единственное, что он говорит перед тем, как впечатывает свои губы в раскрытый от удивления рот. Юнхо, вначале растерявшись, крепко обнимает его за талию, жадно отвечая на поцелуй. Единственная мысль проносится в сознании Хонджуна: насколько правильно и хорошо в объятьях Юнхо. А об остальном он — они — подумают завтра.