Студентка твоего сердца.

Теодора взяла в руки очаровательную розу. Ее щеки покраснели от теплой улыбки и приятных чувств в груди. На цветке не было ни единого шипа, мужчина позаботился и об этом. Ждать Джона было бессмысленно, чтобы поблагодарить лично, так как профессор уже покинул университет. Но подарок он оставить успел. Студентка нашла нужный контакт и написала сообщение.

<<Большое спасибо, мистер Робертс.>>

Девушка забрала записку, вновь подмечая прекрасно ровный почерк Робертса. Аккуратно буквы, словно выведенные острым пером. По возвращении домой девушка поставила розу в вазу с водой, желая, чтобы она побыла с ней подольше. Она осторожно провела кончиками пальцев по лепесткам цветка, любуясь его красотой и изящностью. Глаза ее блестели от счастья. Ее не столько радовала роза, сколько трепетное отношение мужчины к ней. Теодора вспомнила, как тогда, в коридоре, дотронулась до руки Джона. Он отстранился, но Эйвери так хотелось, чтобы тот не убирал ее. Его ладонь была шершавой, теплой и нежной. Тогда мужчина покраснел. От смущения ли?

* * *

Прошло пару недель. Девушка стала испытывать странные чувства — страх и тревогу, находясь рядом с Робертсом. Дело было не в мужчине, а в неожиданной влюбленности, которую она ощущала впервые и что ее очень насторживало. Каждая улыбка Джона трогала Эйвери до глубины души, а влечение к нему росло. Хотелось быть к нему ближе, лучше узнать, нежно прикоснуться к нему. Очертить превосходную линию скул кончиками пальцев, запустить руки в мягкие, черные волосы, держать его ладонь в своей, заключать в долгие объятия. Эйвери перестала появляться на его парах. Она не приходила один урок, затем второй, и еще. Глупый, детский поступок. Девушка не знала, как вести себя по-другому. Фридрих заметил эту перемену. Он сразу все понял. Он ни за что бы не осудил ее за эту влюбленность и странное поведение. Чувствуя потерянность подруги, Блумхаген молча приобнимал Дору, безмолвно выражая все понимание и поддержку. Девушка вышла с очередной пары, направляясь к лестнице. Услышав, что кто-то зовет ее, она нахмурилась. Развернувшись, Теодора увидела запыхавшегося Фридриха. — Д-дора, я тебя еле д-догнал, — на выходе сказала тот. В голосе парня читались нотки тревоги. — Что случилось, Фридрих? — недоуменно спросила студентка. Взгляд Блумхагена сменился на более печальный. Девушка настороженно посмотрела на друга. Он неуверенно вздохнул, но все же все сказал. — Мистер Роб-бертс перед-дал мне, чтобы ты зашла к нему. Желательно п-прямо с-сейчас. В голове девушки была только одна фраза — "это конец". Она кивнула Фридриху и направилась в аудиторию, в которой ее ждал Джон. Каждый шаг отдавал в голову. Прямо как тогда, когда Эйвери в первый день знакомства с Робертсом просила прощения за дерзость, за которую до сих пор не чувствовала стыда и вины. Руки начинали трястись от волнения. Она неохотно постучала и прошла внутрь аудитории, так и не дождавшись разрешения войти. — Профессор, вы хотели меня видеть? Мужчина сидел на столом. Преподаватель произнес задумчивое " м", не отрывая взгляда от бумаг. Джон все же обернулся к студентке, кивнув ей. Увидев его задумчивый профиль, в голове девушки раздался голос. Я... Скучала по нему? — Верно, хотел, — безэмоционально произнес профессор. Когда девушка подошла ближе к столу, тот поднялся со стула, вставая напротив нее. Он все же одарил ее взглядом, но не таким, каким одаривал всегда на парах. Строгий, серьезный взгляд. Ледяной голос. Больше всего хотелось, чтобы Джон посмотрел на нее как прежде, не с таким холодом и строгостью. — Хотелось бы узнать, что это за особая посещаемость и узнать причину долгого отсутствия, — мужчина взял в руки учебный журнал, — Поначалу я думал, что причина и вправду серьезная. Потом узнал, что ни одна пара по другим предметам не была пропущена, но на моем ты почему-то ни разу не появилась. Практики и пары пропущены, не знаю, как допущу тебя к экзамену. — Давно преподаватели бегают за студентами и выясняют причину отсутствия? Мужчина пожал плечами. Он отвел глаза, посмотрев в неопределенную точку. Помолчав, профессор вновь посмотрел на Эйвери. В его взгляде читалась та же серьезность и... горечь? Джон был расстроен. Они сверлили друг друга взглядами, не решаясь сказать друг другу ни слова. На их лица из окна падали яркие, солнечные лучи, выражая глубокость глаз. — Действительно хотите знать причину? — выдавила из себя Теодора. Робертс кивнул. В следующее мгновение губы Эйвери прижались к губам мужчины. Ее ладони легли на его щеки, поглаживая кожу большим и указательным пальцами. Она встала ближе, заполняя пустое пространство между ними. Пусть у них не было будущего, но Доре хотелось, чтобы Джон обо всем знал. Робертс прикрыл глаза, но на поцелуй не ответил. Словно опомнившись и осознав всю ситуацию, девушка отпрянула. Он посмотрел на нее так серьезно, что дыхание перехватилось. Собственный скользский червь тревоги прожигал душу. Эйвери не покидало ощущение, что остались считаные минуты и она вот-вот исчезнет из-за напора темных черных глаз. Девушка готова была отдать все, лишь бы не видеть этот взгляд. Глаза становились стеклянными. Она начала жалеть, что сделала это. — Прошу прощения, мистер Робертс, — Теодора покинула кабинет, оставив его наедине со своими мыслями. Когда Эйвери шла по коридору, она поняла, что на ее щеках были мокрые дорожки от слез.

* * *

Теодора трактовала свою влюбленность временем и вниманием. Она всегда была рядом с Джоном, дарила прелестные улыбки и будоражила его чувства. Ее не отталкивал его холод, необщительность, закрытость. Мужчина всячески показывал ей, что не желал ее общества, но это ещё больше разжигало интерес Эйвери. Его барьер разрушился. Он стал относиться к ней с невероятным теплом, трепетом и очарованием. Его глаза говорили ей обо всем. У него никогда не было женщин, и ни одна не вызвала у мужчины таких чувств, которые для него открыла Теодора. Но внезапно мужчина перестал получать какое-либо внимание от Эйвери. Она исчезла, перестала появляться вообще. Он искал девушку глазами среди остальных студентов, ждал каждую пару, надеясь увидеть вновь за своим любимым местом на средних рядах. Но Доры не было. Всплыл ее образ. Шелковистые каштановые волосы. Чистые, пронзительные глубокие глаза. Строгий взгляд. Прелестные выразительные черты. С нее можно было писать портреты, лепить скульптуры.

"Рассыпались по мне пряди твоих волос, я не могу понять: когда, зачем, и как ты стала мне близка? "

Джон вспомнил ее поцелуй. Больше всего он жалел, что не ответил на него. Виноватые глаза ее были покрасневшими от слез — он не хотел заставить любимую девушку плакать. Мужчина хотел поймать ее за руку, аккуратно взять ладонь Эйвери в свою, нежно прикоснуться к ней. Как бы Робертса за это осудил Томас. Его верный, добрый брат.

* * *

Все свое детство Джон провёл в приюте. Он был замкнутым, неразговорчивым ребенком. Мальчика редко можно было застать за разговором с кем-то. Он одиноко играл в игрушки сам с собой, порой рисуя рисунки, не замечая никого вокруг. Дети в приюте его не любили: когда воспитатели выходили из комнат по делам или на кухню, интересуясь насчет еды, хулиганы набрасывались на беззащитного ребенка, всячески наносив удары мальчику. В один из таких случаев он налетел на острый угол, разбив затылок. Джон помнил, как по его шее стекала кровь, как жгла рана. На помощь ребенок никого не позвал. Когда хулиганы увидели на полу следы крови, они испуганно убежали. Мальчик поднялся с пола, остался сидеть в углу один. Он взял в руки игрушечного медведя — свою любимую игрушку. Дети всячески рвали эту игрушку, и Джон виновато просил воспитательницу зашить порванную, дорогую для него вещь. Глаза краснели, а по щекам текли горячие слезы. Он порывисто дышал, пытаясь вытерпеть острую, жгучую боль. В его поле зрения попал мальчик, который недоуменно смотрел на него. — Что с тобой? — удивленно спросил Томас. — Отстань от меня, — сказал Джон сквозь зубы. Маленький Хейнс отошел, а затем озадаченно потопал в сторону двери. Детям строго на строгого запрещалось покидать стены общей комнаты, выходить за пределы. Но Томас этого не побоялся и убежал на кухню за воспитателем. Он рассказал ей о случившемся, и та испуганно побежала из кухни в детскую. Следующие часы Джон провёл в медпункте. Ему обработали рану и наложили повязку. Вернувшись, он увидел хулиганов стоящих в углах, которые нанесли мальчику эту рану. Они покосились на него, и ребенок сделал это в ответ. В одном из углов стоял Томас — несмотря на благородный поступок, его все же поставили в угол за нарушение, но выпустили раньше всех. Робертс подошел к Хейнсу, который озадаченно читал книгу. Он присел рядом. Поначалу он бегал глазами по строчкам, пытаясь понять хоть пару слов. Затем несмело обратился к Томасу. — Спасибо тебе, — мальчик нахмурился. Он не знал его имени, как и большинства детей в приюте. — Как тебя зовут? — Томас. А тебя? — Джон, — ответ поступил незамедлительно. Томас протянул руку, и мальчик несмело пожал ее в ответ. Они сдружились. Ходили вместе на обеды, гуляли, читали книги. Бывало, что они ссорились из-за того, что не поделили игрушки, но почти сразу же приходили к миру. На компромиссы чаще всего первым шел Томас. Джон делал это редко. Они были ровесниками, Хейнс был младше на месяц — Робертс родился в октябре, а Хейнс в ноябре. Друзья игрались в комнате у мисс Бланш, нянечки. Они были тихими и спокойными детьми, очень умными для своих лет, их разговоры было интересно слушать. Порой они засиживались в ее комнате, читая книги или играя, а девушка вязала им свитера, вслушиваясь в диалоги и улыбаясь. Перед сном она пела им колыбельные своим мелодичным голосом. Перед уходом Бланш целовала их в лоб, а затем, сидя перед зеркалом, расчесывала непослушные кудрявые волосы. Они полюбили ее как матушку. Однажды в приют пришла женщина около сорока лет. Внешне она выглядело очень миловидно. Волосы были немного седыми, на лице виднелись морщины, фигура была средней. Добрые, светло-зелёные глаза. Она хотела приютить двоих детей. Позже выяснилось, что ее выбор остановился на Томасе и Джона. Узнав об этом, Бланш расстроилось. Это значило, что она больше не увидит своих любимых мальчиков. Она сообщила им эту новость. — Джон, Томас, у меня для вас радостная новость, — она взяла маленькие ручки детей в свои, — У вас наконец-то будет семья, — сказала девушка, а голубые глаза начали непроизвольно слезиться, но ни одной слезы она не обронила. Бланш одарила их теплой улыбкой. — Но как же вы, мисс Бланш? — расстроено спросил Джон, с грустью посмотрев на няню. — Мы обязательно встретимся. Когда-нибудь, только вы верьте в нашу встречу, — сказала девушка на выдохе, понимая, что говорит неправду. Их шансы встретиться были малы. — Вас усыновляет очень милая, добрая женщина — мисс Хатсон. Вы наконец получите то, чего заслуживали, — она помолчала, сдерживая грусть, а затем подозвала Джона с Томасом и крепко обняла, поцеловав их в лбы. Бланш сказала фразу, которые мужчины помнили до сих пор. — Мой маленькие мальчики. Vous allez me manquer, chers. Джон и Томас не знали французского, но запомнили каждое слово. Спустя года, стоило им выучить язык, они поняли сказанную фразу. Знакомство с Мэри Хатсон вышло очень даже приятным — они были готовы к худшему, считая, что мисс Бланш преувеличила с описанием будущей воспитанницы и она была гораздо хуже. Напротив, она была светлой и радостной женщиной. Они сразу же нашли общий язык. Хатсон отдала их в хорошую школу, насчет которой Джон очень переживал — он не хотел, чтобы над ним издевались так так же, как издевались в приюте хулиганы. К счастью, все обошлось, но с тех пор Робертс относился к людям с призрением и ждал подвоха. Мальчики также развивались в творческой деятельности — их отдали в музыкальную школу, а после Джон захотел учиться в художественной. Они успешно закончили учебы во всех учебных заведениях и получили достойное образование. Робертс и Томас благодарили Мэри за все, что она для них сделала. Они были друг другу как братья, а воспитанницу называли мамой. Но через пару лет случилось несчастье — когда братьям было по двадцать лет, их воспитанница сильно заболела. Требовалось очень много денежных средств для лечения. Джон и Томас устраивались работать на все возможные подработки и почти смогли накопить. Мэри Хатсон, всеми любимая женщина с добрыми глазами, скончалась в своем доме двадцать четвертого октября.

* * *

Робертс взглянул на фотографию в рамке, которая покоилась на его полке . На ней был изображен маленький Джон, который сидел в объятиях матери, улыбаясь. В детстве он редко улыбался, и один из таких моментов завпечатлен на фотографии. На другой фотографии, стоящей рядом, был изображена Мэри, сидящая на стуле посреди фотографии, а по обе стороны стояли Робертс и Томас. Они оба держали в руках скрипки, выпрямившись. На парнях были надеты костюмы. Джон был серьезен, Хейнс ухмылялся, а Хатсон тепло улыбалась. Мужчина с печалью провёл пальцами по деревянным рамкам. Он потер переносицу, сдерживая капли слез на глазах. Томас был сердит на брата из-за того, что он позволил себе влюбиться в молодую девушку, гораздно младше него. Сам Хейнс состоял в браке с любимой женщиной, с которой у них была чудесная дочь. Мужчина всегда называл Робертса эгоистичным, но при этом не давал ему чувствовать себя счастливым. Джон был потерян и не знал, что делать дальше. Через мгновения он будто бы ощутил руку Мэри на своем плече и ее присутствие рядом. Этот жест она всегда делала при жизни, давая совет. В голове всплыла ее понимающая улыбка и голос. "Ты всё делаешь правильно." Робертс сделал пару вдохов и выдохов. Мужчина прекрасно понимал, что никого рядом с ним нет — это плод это воображения, но слова Хатсон будто бы воодушевили его. Джон еще раз обдумал все ситуацию. Он взял телефон в руки и набрал Эйвери сообщение, надеясь, что она его прочитает. <<Теодора, добрый вечер. Нам, пожалуй, стоит обсудить. Предлагаю инициативу — встретимся в парке на улице N. Он не особо людный, так что наш разговор останется конфиденциальным. Дай знать, если ты согласна. >> Мужчина долго подбирал слова, и впервые отправлять кому-то сообщение было так волнительно. Он надеялся, что Теодора не в обиде на него.

* * *

Теодора сидела у себя дома, работая над очередным конспектом. Как бы Эйвери не старалась, прогнать сегодняшнюю ситуацию из головы не получалось. Телефон завибрировал от нового уведомления. Девушка разблокировала телефон и увидела новое сообщение. Оно было от Джона. Дрожащими руками она открыла нужную переписку и прочитала сообщение.

<<Здравствуйте. Какой день и время вас устроят? >>

Ответ поступил почти моментально. << Без разницы. Главное, чтобы не рабочие часы.>>

<<Вас устроит даже сегодняшний вечер? >>

<< Да. >>

<< Тогда встретимся в семь часов? >>

<< Отлично. До встречи. >> Девушка закрыла переписку и посмотрела на время. Оставалось полтора часа. Посмотрев маршрут до нужного адреса, она убедилась, что добираться до парка нужно было долго, собираться стоило прямо сейчас.

* * *

Дора добралась до нужного места. Она задумчиво искала мужчину глазами среди прохожих, пытаясь разглядеть знакомые черты. Нервы были на пределе, хотелось выкурить сигары. Эйвери надеялась, что мужчина сдержит слово и придет на назначенную им же встречу. Студентка разочарованно вздохнула, развернулась и готова была уйти прочь, как увидела перед собой Робертса. — Добрый вечер. Прошу прощения за задержку. Как бы это глупо не звучало — заблудился в темных переулках, — он закатил глаза, недовольный собственной оплошностью. — Добрый вечер.Пустяки. Мужчина выдержал паузу, пройдясь взглядом по Теодоре. Безупречна. Они развернулись друг к другу, мысленно настраивая себя на разговор. — Для начала спрошу: как ты? Как ты себя чувствуешь? — Вы любите прелюдия, а между тем не стоит — они здесь ни к чему. Перейдем сразу к делу? — на эти слова мужчина потупил взор, посмотрев на свои руки, сложенные на коленях в замок. Он нервничал. Джон вновь посмотрел на Эйвери. — Теодора, мне нужен твой честный ответ — почему ты сделала это? — промолвил он. Она на миг замерла, обдумывая правильность своих слов. — Я люблю вас, — произнесла Дора с полной серьезностью. Услышав эту искренность, Джон с ласковой бережностью робко взял ее ладонь в свою, всматриваясь в глубокие глаза. Внутри мужчины, казалось, все затрепетало. — Романы между преподавателем и студенткой недопустимы. Но я знала, кого я целовала. Пара месяцев и я больше не буду студенткой этого университета, вернусь на родину и оставлю вас в покое, — собственные слова обожгли язык. Джон всей душой не желал больше никогда не увидеть Эйвери. Она стала ему слишком дорога. Его горестные глаза отображали безысходную и невыносимую печаль, брови нахмурились. Они смотрели друг на друга с умолимой скорбью. Их губы соприкоснулись, а глаза прикрылись. Мужчина прильнул ближе, осторожно кладя руки на талию девушки и нежно прижимая к себе. Он с трепетом переминал ее губы, чувствуя бешеное биение сердец обоих. Этим поцелуем Джон словно выразил все чувства, что так должно теплились в груди. Они отстранились, восстанавливая сбившиеся дыхание. — Не хочу, чтобы я однажды пришел, а тебя нигде не было. Очень не хочу, — расстроено произнес мужчина, на что Эйвери погладила его щеку и вовлекла в новый, прекрасно неровными поцелуй, безмолвно обещая спокойствие. Все вокруг обволок запах бергамота, играя новыми мягкими нотами. В объятиях сильных рук мужчины, осторожно сжимающих талию было так тепло и комфортно, его грубые губы дарили столько нежности и уюта... Шелест одежды, порывистые дыхания, легкий прохладный ветер разбавляли тишину. Робертс отпрянул. Взяв ее лицо в ладони, он медленно прижался лбом ко лбу Эйвери, и она сделала это в ответ. Они стояли в объятиях, не желая отстраняться ни на секунду, что-то ласково шепча друг другу. Сердца влюбленных пылали от нежных переполняющих их чувств. Кто бы мог подумать, что люди, сложившие при первой встрече друг об друге ужасное впечателение, сейчас, стоя в мрачных улицах парка, освещенных золотистыми фонарями, целовали друг друга с трепетной бережностью?