Червивые яблоки

✧༝┉┉┉┉ 1 ┉┉┉┉༝✧

Орион Талбот общался со своими родителями не так часто, как хотелось бы. С ними всё оставалось неизменно: мать брала много смен и проводила большую часть времени на работе, не находя и минуты на отдых, отец всё также занимался своим делом. До отъезда Орион всегда был у них под боком, всегда дома и готовый перекинуться парой тройкой реплик. Теперь же он выживал в другом городе, стараясь успеть всё, что требовала от него жизнь: заработки, хозяйство, учёба, газета, встречи с друзьями. Из всех этих факторов складывалась его личность и, грубо говоря, социальный статус, что не давало ему исключить хоть один пункт. Он должен был много работать, чтобы оставаться в Сиэтле, иметь деньги на квартиру, пищу, необходимые вещи. Ему необходимо было держать квартиру в порядке и вовремя оплачивать счета, чтобы дурно говорящие испанцы не выгнали его на улицу. Орион был обязан хорошо учиться, чтобы не отставать от своей группы, где каждый считался одарённым и усердным. Талбот зарекомендовал себя в университетской газете и теперь должен был держать планку, продолжая приносить новые идеи. И, конечно, со всем этим он не мог забывать о людях, к которым привязался до уровня одержимости: об Ивори, Оде и Авентине. Интенсивная рутина пожирала его, сжигала свободное время. Оттого он звонил редко и ненадолго — к моменту короткой свободы на длинные разговоры с яркими описаниями будней не хватало сил. В первый выходной день за долгое время, лишённый и учёбы, и работы на стройках, Орион проснулся с чёткой целью наконец-то позвонить. Он поднялся со своей слегка сырой постели, которая стала куда менее уютной с наступлением зимы, зажёг свет, разгоняя утреннюю тьму и взял в руки телефон, наконец набирая нужный номер. Несмотря на то, сколько всего он делал и сколько событий происходило в его жизни, он толком не знал, о чём рассказывать, но не звонить ещё дольше было бы совсем бескультурно. Мама Ориона не брала трубку, что считалось в порядке вещей, отчего студенту пришлось звонить отцу. Забравшись на кровать с ногами и спрятав их под одеяло, он закурил, некоторое время слушая гудки, но в поразительно скором времени получая ответ. — Неужели? Как жизнь, парень? — раздался весёлый голос родителя. — Привет, — слегка улыбнулся Орион, выдыхая дым и поражаясь утренней весёлости отца. — Порядок, ещё не собираю чемоданы домой. — Значит, покоряешь Америку? Неплохо. Как университет? — поинтересовался мужчина, судя по звукам, бренча посудой на кухне. Хозяйничать на кухне было ему не свойственно, как и Ориону до его переезда. — С ума сойдёшь, если послушаешь. Там всё старое и больше напоминает галерею или музей, нежели учебное заведение. Совсем далеко от школы. Большинство людей ежедневно гладят рубашки, чтобы ходить на занятия и работу, даже библиотекари и уборщики. Здесь модно мыть машину даже в слякоть и пить кофе из одноразовых стаканчиков днём и ночью, — описывал Орион всё то, что только мог вспомнить. Конечно, во всём этом не было ничего удивительного и из ряда вон выходящего, но семья Талбота отличалась простотой и практичностью. У них было принято пить растворимый кофе по утрам, дома, а после, спешить на работу и учёбу в самой удобной одежде, чтобы потом сменить её на униформу. Их быт был прост и незамысловат, оттого то они и любили шутить про иные незамысловатые вещи, которые не касались их напрямую. Например, пустая трата денег в виде бумажных стаканчиков с кофе, вкус которого ярче всего на одну йоту. — Подумать только, гладят рубашки, которые и так помнутся, — поддержал шутку мужчина, включая гудящую микроволновку. — По учёбе не отстаёшь? — Я бегу впереди, мне хватает ума, — заверил его Орион. — Наша преподавательница…она ведёт русский и русскую литературу. Необычная дама. Она привела меня в клуб, который занимается печатью газеты и прочими журналистскими заданиями. В основном там студенты с кафедры журналистики, но я думаю, что мне там нравится. Не знаю…писать статьи и всякое такое. Отец Ориона, как и любой другой отец, обожал новости и запах свежих газет, брошенных на покошенный газон. Когда он сильно уставал и не имел желания шутить и разговаривать, мужчина садился у телевизора и смотрел репортажи. Талбот даже не думал, что папа может сказать что-то дурное про смену его интересов, но ему всё равно было не по себе. Он редко сообщал новости отцу и обсуждал с ним свои решения. В основном он разговаривал с мамой. — Только не лезь в телевизор, сын, ладно? На тебя будут надевать те дешёвые костюмы-тройки, а экран будет то растягивать, то сплющивать. Клянусь, новости — это хорошо, но только если слушать с закрытыми глазами, — только и ответил папа, не выражая ни капли негодования. Талбот принял его замечание к сведению. Парень представил, что бы сказал его отец, увидев Ориона сейчас. С прилично отросшими волосами и грудой одежды на полу, в число которой входила потёртая куртка с бахромой, джинсы с заклёпками и даже рубашка с тропическими цветами. — Ты же нашел себе там компанию, парень? Я на днях встретил твоего старого приятеля, он теперь учится в местном колледже и говорит, что до тебя не дописаться. — Наверное, он снова пишет мне на почту. Никто не смотрит почту, пап. Там спам и рекламные рассылки, — намекнул ему Орион. — Но да, я нашел друзей. Я бы даже сказал, что их много. У нас все в какой-то степени друзья. — Мегаполис не погубил тебя, Орион. Все та же душа нараспашку. — Здесь моя душа интересна большему числу людей, чем дома, — отозвался Талбот. — В общем, если кратко, то есть Одетта. Она говорит, что хочет быть писателем, но вообще-то она уже писатель. У нее есть роман, я его не читал, но уверен, что он дорогого стоит. Есть Авентин, он прилетел учиться из Греции, хотя у нас нет международной программы обмена или чего-то такого. Он скорее художник, чем писатель, да и ему больше нравятся языки. И Ивори. Он пишет стихи, но…не думаю, что он всерьез увлечен всем этим делом. Скажем так, его девушка хочет быть писательницей. — Что ж, наверное, неплохо. Много приходится учить? — Нам всем? Безумие просто, — ответил Орион. — Как там мама? Снова на смене? — Нет, она в комнате. Ей нездоровится, поэтому она осталась дома. Сегодня я усердный работник, — честно ответил отец. Его голос при этом потерял былую веселость, хоть и остался расслабленным. — Что-то серьезное? — Просто нет сил. Лежит со вчера, снова отказывается есть, сам знаешь. «Сам знаешь». Это было брошено совсем легко и нечаянно, но достаточно, чтобы Орион подумал о том, о чем не хотелось бы. У мамы Ориона была простая слабость, свойственная для столь усердно работающих людей, но его отец уже связал это со слабостью, которая была у дедушки его сына и у брата жены. Сначала бессилие, а далее — десятки сеансов химиотерапии. Сейчас это казалось бредом. Словно время было не то, чтобы думать о таком. — Я сказал, мол, детка, нужно сходить к врачу, даже если это мигрень или что-то вроде того. Тебе выпишут то, что помогут. А если это что-то другое, то скажут, как быть. Но она не хочет, — буднично рассказывал мужчина по телефону. — Подумать только, да? Она врач, но не хочет идти к врачу. Орион предположил два вещи: либо ей было известно слишком много об обратной стороне местной медицины, либо она не хотела услышать то же, что услышали ее отец и брат. В любом случае, Талбот изо всех сил постарался не придавать этим словам слишком серьезного значения. Он просто узнал, что сегодня у его мамы слабость. Не более. На телефон Ориона пришло уведомление. Он отнял его от уха, успевая прочесть лишь имя Ивори и вспоминая, что сегодня они договорились встретиться. — Ясно. Ладно, думаю, все не так плохо, верно? Слушай, мне пора. Передай маме привет и скажи, что она может не перезванивать, — произнес Талбот, поглядывая на часы. Ему действительно предстояло навести порядок, собраться и доехать до центра Сиэтла, чтобы поймать Кингстона и придумать, чем им заняться в выходной. — Без проблем. Мне все равно пора на работу. Удачи. Не забивай звонить, парень. И Орион положил трубку, бегло отвечая на сообщение Ивори. Он сообщил другу, что уже поднялся с постели и собирается на встречу с ним, а когда сообщение было отправлено, издавая последний звук, Талбот остался в тишине. Он ненавидел тишину, поэтому много разговаривал, часто шутил, всегда выкручивал радио на полную, если ездил в машине один, обожал дискуссии в университете, присоединяясь к любому разговору и быстро вливаясь в коллективы. Орион отличался от своих друзей тем, что не скромничал, как Ивори, не секретничал и не сдерживал себя, как Авентин и доверял людям, не ища в их поступках скрытые злые умыслы, что было свойственно Оде. Снова оставшись в тишине квартиры, всё ещё с лёгкой усталостью от прошедшей интенсивной недели и в замешательстве от новостей о матери, он тем более не хотел собираться в тишине. Пораскинув мозгами, Талбот опустился на пол, заглядывая под кровать, где в картонных коробках хранился хозяйский хлам, который Орион убрал по ненадобности. Вытащив одну из запылившихся коробок и немного порывшись, он достал настоящий радиоприёмник, чтобы включить музыкальную станцию, на которой наверняка будут помехи. Конечно, Орион мог включить свою музыку на телефоне, но от этого были совсем иные ощущения. Другой звук, заранее известные песни. Прислонившись спиной к каркасу кровати, он включил шипящий приёмник, пытаясь найти хоть какую-то станцию и быстро справляясь с задачей. Его посетила мысль о том, что было бы во сто крат лучше послушать музыку на кассете, или, быть может, пластинке. Плевать какую — только живую и иначе звучащую. Кажется, Орион Талбот ценил музыку и звуки слишком высоко. Наконец заиграла неизвестная электронная музыка. Бодрящая, гудящая, как и ожидалось, слегка шипящая. Потушив догоревшую сигарету, Орион бросил приёмник на кровать, направляясь к своим вещам, которые давно было пора разложить по полкам. Студент поднял с пола кожаные брюки, которые до сих пор пахли кожей, хотя он купил их на распродаже около трёх недель назад, удлинённый тонкий кардиган на пуговицах, украшенный крупными ромбами, бархатистую жилетку, приобретённую на случай, если друзья вновь надоумят его посетить слишком приличное место. Большую часть вещей Орион брал на барахолках или же в покинутых домах, которые сносила его бригада. Конечно, в расчёт не шли затхлые тряпки, пролежавшие десятки лет, заляпанные пятнами и сожранные молью одежды и прочие вещи, которые уж точно не стоило трогать. Быстро сложив всё на одну из свободных полок, Орион натянул тёплые шоколадные брюки, длинный свитер и горчичный пиджак, который следовало отгладить. Одевшись, он взял в руки наконец-то пригодившийся радиоприёмник и прошёлся по квартире, подыскивая ему место. Талботу даже расхотелось покидать квартиру до того, как закончится очередная песня, но тем не менее, он вышел, накинув пальто и решив, чем они займутся с Кингстоном в этот день. За выходом из квартиры следовала лишь поездка за Ивори, который в точно назначенное время добрался до нужной части кампуса, дожидаясь, когда за ним приедет друг. Кингстон действительно был рад, что Орион выбрал из всех именно его и что они могли провести время вдвоём. Спокойно, без лишних ушей, без учёбы и без желания казаться кем-то другим. Ивори не мог объяснить, но именно с Орионом он не следил за каждым своим словом, открывая душу так же широко, как перед Лолитой. Конечно, ему было комфортно и с Авентином, и Одой, но для него они казались несколько…возвышенными. Словно их тяжелее было понять и разгадать. Важно отметить, что это работало в одну сторону и было практически беспочвенно, шло из нутра, а не от поведения друзей. Ивори ценил, что Ода и Аве, как и Орион, относятся к нему сугубо положительно и общаются с ним как с равным, хотя он себя таковым не считал. Однако из всех он всё равно выбрал болтливого и раскрепощённого, внешне вечно беззаботного Талбота. О прибытии своего друга Ивори узнал ещё за несколько мгновений до того, как на горизонте показался его пикап. Знакомая магнитола кричала достаточно громко, чтобы оповестить о прибытии Ориона, но когда Талбот припарковался у обочины, то сильно убавил звук, открывая окно со стороны Ивори. — Я опоздал? — весело спросил владелец пикапа, оглядывая своего румяного друга, укутанного в длинное, толстое пальто. — Ты приехал на три минуты раньше, — ответил ему Ивори, открывая дверь и садясь в тёплый салон. Кингстон успел слегка замёрзнуть, но лишь потому, что снова вышел раньше положенного, чтобы перекурить. Теперь тяжёлый запах табака, исходивший от его пальцев, волос и кожи, заполнял пикап. К тому же, Ивори быстро закрыл окно, чтобы не выпускать тепло из салона авто. — У нас есть планы? — Ты мне скажи. Эта встреча — твоя идея, — напомнил Талбот, выруливая обратно на дорогу. Он снова прибавил громкости на магнитоле, но меньше прежнего, чтобы слышать однокурсника. — Ладно, вообще-то, есть пара идей. Ты знаешь, где здесь можно купить пластинки? Желательно неплохие и не мыльную оперу. Сам знаешь, что мне больше нравится. Хочу приобрести парочку и одолжить проигрыватель у соседки. Я видел его у неё, когда заходил платить за аренду, но ни разу не слышал, чтобы она его включала. Мне кажется, она глуховата, чтобы слушать музыку. — Возможно, недалеко отсюда всё ещё работает лавка. Она небольшая, но обычно там есть из чего выбирать, — неуверенно сказал Ивори, доставая свой телефон и открывая карты, чтобы показать местоположение магазина. — Я не привередливый, — удовлетворённо кивнул Орион, краем глаза взглянув на карту и повернув на нужном светофоре. — Как ты? — Гораздо интереснее, как ты, — мягко усмехнулся Ивори, потирая заледенелые ладони друг о друга и зарываясь носом в шарф. Кингстон устроился на сидении поудобнее, жалея, что оно не столь же удобное, как кресло в общежитии. — Ты много пропадаешь в клубе. Ну, который занимается газетой. Ты доволен? — Более чем. В последний месяц только об этом и думаю, много говорю о клубе, много чем делюсь. Это утомляет. Боюсь, что все мои идеи и энергия уйдут на разговоры и ничего не материализуется, — расслабленно произнёс Талбот, наблюдая за дорогой, а Ивори тут же стал размышлять, как сменить тему. Ивори планировал говорить об Орионе, что было беспроигрышным вариантом, но нужно было быстро переменить свой план. — Но, знаешь, вообще-то, у меня есть одна идея. Я ещё никому не предлагал, мисс-одежде-в-розочку уж тем более. Мы учимся в одном из старейших университетов, и, возможно, просто отдаём этому факту дань уважения, печатая газету. Я ходил в архив и видел, что только недавно мы начали добавлять цветные картинки! Мне же кажется, что можно сменить желтоватую тонкую бумагу на журнальную. То есть начать делать журналы. Да, реже, так как нужно больше информации и материалов, но разве не здорово? Как по мне, Вашингтонский университет мог бы себе такое позволить. Типа, своеобразный шаг вперёд, не знаю. — Думаю, это хорошая идея. Предложи на следующем заседании, — искренне отозвался Кингстон, представляя себе, насколько серьёзно такое изменение. По крайней мере, для первокурсников, которые только пришли, но уже готовы предлагать инновации на свой страх и риск. При всей своей радости, Кингстон чувствовал лёгкое напряжение и вызвано оно было тем, что он называл бездействием. Его круг общения был не таким уж большим, но все, кто в него входили, не просто втянулись в учёбу, а стали делать упор на что-то конкретное. Ивори же не находил себе места. Он прекрасно успевал по всем дисциплинам, включая дополнительные, которые набрал сам, никогда не засиживался за занятиями допоздна и не пропускал лекций, если его не мучали грехи или чудовищный кашель. Он видел, как Орион старается в клубе, в который изначально даже не хотел вступать, как он помогает мистеру Лавендеру в библиотеке, видя в этом одну из жизненных целей. Пару раз он слышал, как Одетта упоминает свой роман, над которым ежедневно кипит и который заставляет закипать её саму. А ещё он сотни раз наблюдал за тем, как Авентин записывает свои поэтические наброски в блокнот, жирно перечёркивая скверные строки. Всё то, что они делали не относилось напрямую к учёбе — они скорее занимались этим для себя, находя в этом источник силы. Ивори же всего лишь успевал за программой, в которую был вовлечён, но в свободное время всё реже и реже возвращался «к перу». Судя по всему, близкие ему люди черпали энергию в этом деле, в то время как Ивори, каждый раз вспоминая про свои поэтические начала, понимал, что даже связка из трёх слов выжимает из него все соки. Порой Кингстон ловил себя на мысли, что хотел бы выплеснуть на бумагу свои чувства или мысли, которые долго не покидали голову, но стоило ему представить, как он садиться за компьютер или бумагу — элементарно берётся за дело — как ему становилось дурно. Каждый день Ивори обещал себе, что как только выдастся возможность и как только мир вокруг затихнет, он напишет хоть что-то, что будет идти от души, а не обязательств, но сам того не замечая, переключался на что-то стороннее. Когда появлялась пара минут, он брался за чтение, мобильник или спешил на перекур. Если выдавался час и более — уходил на прогулку или ехал к воде, где долго сидел. Даже находясь в дороге, он пытался сконцентрироваться на писательстве, но мысли вечно уплывали в другое русло. Создавалось впечатление, что с уходом Лолиты из него ушло всё творческое. Словом, Ивори Кингстон переживал не самые лучшие времена. — Кстати говоря, ты давно не посещал Пылесборник, — вновь заговорил Ивори, вспоминая свой недавний визит за книгами для соседа по комнате. — С твоей стороны это огромная ошибка. Недавно мистер Лавендер сказал мне кое-что, что могло бы тебе понравится. — Не томи, — попросил Орион, улыбаясь чуть шире и замечая, что от утренних переживаний практически ничего не осталось. — Мистер Лавендер также отметил, что ты давно не заходил и что ему очень жаль, потому что это значит, что Пылесборник пустует вовсе. Это особенно заметно после того, как мы привели его в порядок. Он сказал, что чисто теоретически, в фантастическом исходе, библиотека могла бы стать наша. То есть, если бы у нашей кафедры был свой клуб, то, вероятно, Пылесборник мог бы стать нашим местом для клубных встреч. Ну, знаешь, как это бывает у некоторых университетских продвинутых объединений. Конечно, не клубный дом, и тем не менее… — Я знаю, что такое клуб, Ивори, — хохотнул Талбот, начиная рассматривать каркасы домов и выискивая нужную вывеску. — Так что дальше? — Если бы наша кафедра основала клуб по какой-либо тематике, близкой к обучению, а профессор Друммонд утвердил бы и донёс идею до совета, мы бы могли прийти к мистеру Лавендеру и объявить, что хотим сделать Пылесборник нашим…пристанищем. Тогда бы он напомнил вышестоящим, что мы сделали для него и библиотеки, и она действительно стала бы нашей, — увлечённо рассказал Кингстон. — Я думаю, что это тоже отличная идея. Но, с другой стороны, слишком много вопросов и сомнений…Например, на чём будет специализироваться наше студенческое объединение. Или, к примеру, все ли захотят присоединиться к нам, учитывая, какие вокруг сплетники и одиночки? И поддержит ли Друммонд нашу идею вовсе? Поддержат ли Ода и Аве для начала? — Если представить, что ты хочешь добиться этого, Ивори, то ты бы не смог. Знаешь, почему? Ты много сомневаешься. Если бы перестал, то Пылесборник мог бы принадлежать тебе одному. Полностью, — заверил его Орион. — Одетта точно поддержит нас, она та ещё собственница. И она может нам помочь. Ода могла бы договориться с Друммондом, они вроде как на короткой ноге. Касательно Аве…не знаю. Ты давно с ним общался? Помимо занятий. Ощущение, словно он нас ненавидит. — Не знаю, не думаю. Я люблю Аве, — замялся Ивори. — Недавно я позвонил ему, чтобы спросить кое-что касательно греческой литературы, а он наорал на меня, потому что сутки работал над картиной и у него закончилось вино. — Иисусе! Он извинился? — Да, но только после того, как я заказал доставку ящика сухого красного в его мастерскую. — Поэтично, — задумчиво произнёс Орион, наконец находя вывеску магазина с пластинками и начиная подбирать парковочное место. — И тем не менее, я в нём не сомневаюсь. Думаю, он на своём творческом пике, только и всего, — уверенно завершил мысль Ивори, чего сам от себя не ожидал. — Славно. Значит, займёмся этим вопросом, скажем, на неделе. Думаю, нам действительно нужен Пылесборник, — поддержал затею Талбот. Парень припарковал пикап, после чего заглушил его. Друзья покинули авто, пересекая тротуар и заходя в прохладный, тёмный, но мерцающий яркими обложками магазин. В центре небольшого зала стоял ряд из картонных коробок, которых было с десяток. Каждая из них была переполнена как аккуратно запакованными пластинками, так и теми, что были упрятаны в бумажные, местами порванные конверты. Вдоль двух стен тянулись самые разные варианты пластинок, а с потолка свисали меловые доски с обозначениями музыкальных жанров. Ещё одна стена была полностью стеклянной и вела на улицу, а четвёртая была занята длинным прилавком с кассой, за которым болтала целая группа людей. Вдохнув запах пыли, сырости и бетона — стены здесь были тяжёлыми и бетонными — Орион стал оглядываться по сторонам, выбирая уголок с нужным жанром. Поразмыслив, он решил начать с дальних полок, посвящённых инди исполнителями вроде Блюр, Оазис и Джейн Эйр. Подобравшись поближе, Талбот рассмотрел, что на стенах также были вывешены плакаты, часть из которых продавалась. Ивори поспешил за другом, следуя тенью и с любопытством наблюдая, как тот начинает перебирать пластинки руками, рассматривая обложки и выбирая то, что ему нравится. Примечательно, что, выбирая, Талбот действительно ориентировался на обложки. — Кстати говоря, как ваши дела с Лолитой? — между делом спросил Орион. — Ничего не изменилось, — кратко отозвался Ивори, но не из-за того, что ему нечего было сказать или же эта тема совершенно его не волновала, а из-за того, что ему было стыдно, что всё сложилось настолько неудачно и что он до сих пор ничего не сделал, чтобы что-либо исправить. — Тебе пора мириться с ней, пока всё окончательно не потеряно, дружище, — посоветовал ему Талбот, на мгновение мелькая взволнованным взглядом, который тут же вернулся обратно к пластинкам. — Ты уже бывал здесь? Может, подскажешь, где тут хранятся сокровища или тоже поищешь? — Не уверен, что нам нравится одинаковая музыка. — Я доверяю тебе, Ивори. Подыщи что-нибудь. Я уверен, что мне понравится. Ивори легка улыбнулся, тут же пряча эту улыбку под шарфом и отправился в другую часть магазина. Кингстон действительно бывал здесь ранее, но не слишком часто. К тому же, он всегда уходил без покупок. При этом парень успел подметить некоторые пластинки. Легендарные и такие, какие могли понравиться только ему. Потому Ивори мог без сложностей выполнить поручение друга, получив от этого некоторое удовольствие. Разойдясь по разным сторонам, парни все равно слышали одно и то же: легкий хохот компании, которая, видимо, состояла из друзей продавца, а также легкие мотивы из динамиков. Закрыв глаза, можно было подумать, что они не в сыром магазине пластинок, а где-то на пляже с горячим песком и баром, в котором подают кокосовую воду. Ивори сконцентрировался на пластинках, перебирая тонкие упаковки, аккуратно разложенные по коробкам. Он выискивал альбомы Боба Дилана, ABBA, AC / DC и других исполнителей, которых он чтил и которые чередовались с Кристиной Агилерой, Ланой Дель Рей и прочими. Касаясь пластиковых и бумажных упаковок, Кингстон, не являясь поклонником пластинок, мог вспоминать мотивы минимум двух песен с каждой записи. И прокручивая эти мотивы в голове, он старательно выбирал те, что могли бы подойти Ориону в большей мере. Орион в то время взвешивал в руках альбом Битлз и The Smits, пытаясь определить, что из этого он бы выбрал и что хотел бы послушать. Он любил самую разную музыку, любил живую и громкую, которая заглушала мысли. Сегодня был как раз такой случай, но Талбот все равно не мог понять для какой музыки у него сегодня настроение. Конечно, будь Орион богаче, он скупил бы все, что приглянулось, но сейчас ему приходилось выбирать. Сжав пластинки в руках, Талбот обернулся, прислоняясь спиной к псевдо-витрине, наблюдая за Ивори. Тот как раз брал парочку записей, оборачиваясь и, удовлетворившись, что Орион все еще здесь, двигаясь к нему. Кингстон молча распахнул пластинки, словно веер, предлагая несколько вариантов своему другу: Майкл Джексон, Адель, Нирвана и Куинн. И когда Орион рассмотрел неоновый, слегка поблекший профиль Фредди Меркьюри, он понял, что именно его мотивы способны излечить его утомившуюся душу. Хмыкнув, Талбот вернул свои находки на место, а Ивори проследил за этим, считывая названия и пытаясь определить вкусы друга, о которых он знал не так уж много. Орион забрал у него пластинку с записью Богемской Рапсодии, предвещая, как мед потечет по его венам при первом же прослушивании. — Отличный выбор, — подметил Кингстон, откладывая остальное, но, немного поколебавшись, оставив для приобретения Адель. Он поклялся, что если будет нужно, то станет умолять своего друга, чтобы тот позволил ему послушать эту пластинку. — Без тебя бы я его не сделал, — довольно обратил внимание Орион, быстро двигаясь к кассе и совершенно бесстыдно разгоняя группу подростков, чтобы купить выбранный альбом.

✧༝┉┉┉┉ 2 ┉┉┉┉༝✧

На том бесстыдность не кончалась, ведь по прибытию в район Ориона — теперь Ивори находил его в некотором смысле привлекательным и самобытным — парень начал барабанить по двери своей соседки с этакой беспощадной силой. Приличие не давало Ивори сознаться в том, что он думал, что не стоит так делать, потому что двери походили на картонные. Кингстон был уверен, что если Орион ещё несколько раз ударит кулаком по двери, то она треснет, но этого не происходило. Конечно, та дребезжала, но ничего более не происходило. — Может, её просто нет дома? — предположил Ивори, прижимая пластинки к груди и наблюдая за попытками друга достучаться. — Она никогда не выходит из дома, Кингстон. Только в случае, если у неё дурное настроение, а кто-то задолжал плату, забыл стирку в прачечной или не забрал почту из набитого ящика, — поделился Талбот, продолжая стучать. Создавалось впечатление, словно его рука уже делала это самовольно. — К тому же, если её нет, ты что, не готов вломиться и забрать то, что нам нужно? Ивори помрачнел, что особенно контрастировало с его общей белоснежностью. Он просканировал товарища взглядом, словно проверяя, серьёзен ли тот в своих намерениях. При том, что Орион был ближе Кингстону, чем кто-либо, он ещё не знал, чего от него ожидать. Когда они только встретились, Орион ворвался не в самый подходящий момент на кухню и не счёл нужным раскаяться. В университете он редко приходил раньше начала занятий, равнодушно и легкомысленно, а порой, когда Ивори видел его в коридоре, ему казалось, что тот только что обокрал бутик или того хуже, блошиный рынок у железной дороги. Кингстону мало было известно о жизни друга. Он знал, что тот из Канады, жил с родителями, изредка писал и работал с раннего возраста, но на этом, собственно, всё. В этот самый момент, когда весёлый Орион смотрел на Ивори с необычной серьёзностью, а на лицо его упала тёмная тень, он практически поверил, что его новый друг способен на ограбление! Но не прошло и минуты, как Талбот рассмеялся. — Ты слишком плохого мнения обо мне, дружище. Я бы не обокрал старушку ради Фредди Меркьюри, — покачал головой парень. — Аминь, — пробормотал Кингстон. Орион вновь занёс руку, чтобы постучать, но скрипящая дверь наконец-то открылась, и в проёме светлой квартиры показалась маленькая женщина, очевидно, испанка. Морщинистая кожа маленькой старушки, которой было где-то за шестьдесят, отливала бронзой, а серые глаза смотрели пристально и несколько зло. Словно всё это время она не подходила к двери не потому, что не слышала, а потому что не хотела. Закутавшись в жёлтый махровый халат, она несколько задрала голову, чтобы рассмотреть лицо съёмщика. — Доброго дня, миссис Гонсалес. Слушайте, помню, я заходил к вам, когда снимал квартиру, и мы мило беседовали за чаем, — начал Орион довольно громко. Ивори немного поморщился, но когда престарелая дама посмотрела на него, вежливо улыбнулся, машинально расправляя плечи. — Так вот, у вас на комоде стоял проигрыватель пластинок. Пыльный такой и зеленоватый. Можно им воспользоваться? Хотя бы на один вечер одолжить. — Что ты хочешь у меня забрать? — переспросила она, поморщившись. — Не забрать, а одолжить. Воспользоваться. Проигрывателем пластинок, — громче повторил Орион, очаровательно улыбаясь, хотя чаще он так делал при других студентках и официантках из приличных ресторанов. — У меня нет пластинок, Орион, — покачала головой миссис Гонсалес. — Мне нужен проигрыватель, — вновь повторил Талбот, прислоняясь к дверному косяку и постукивая по нему пальцами. Ивори, терпеливо вздохнув, встал возле друга, демонстрируя женщине пластинки. — Мы хотим послушать, — произнёс он необычно громко, показывая указательным пальцем на обложки. — Дать вам проигрыватель? — наконец поняла миссис Гонсалес, а парни синхронно закивали. Испанка сдержала улыбку. — Подождите тут. Не закрывая дверь, женщина ушла вглубь квартиры за нужным предметом, а студенты удовлетворённо переглянулись, понимая, что им удастся послушать приобретённую музыку. Прождав пару минут, они получили желаемое, чуть ли не клянясь, что уже завтра утром Орион вернёт проигрыватель хозяйке. Парни скрылись в уже нужной квартире, снимая холодную мокрую одежду. Талбот, практически торжественно ликуя, пронёсся на кухню, ставя проигрыватель на обеденный стол и исчезая в спальне. Схватив удлинитель и пепельницу, он вернулся к другу, который уже расположился в кресле, рассматривая добытую вещицу. Ивори поражало, какую ценность она одномоментно приобрела: они прочесали магазин, в поисках музыки, которая врежется в сердце, а после добыли проигрыватель. Кингстон с горечью признал, что, если бы его пронзило подобное желание послушать музыку на пластинке, и он был бы без Ориона, он, наверное, просто купил всё, что ему понравилось, а после купил и проигрыватель, причём навороченный, блестящий и белоснежный. Ивори получил бы в некотором роде удовольствие, но этот момент не имел бы такую ценность, как имел в данных обстоятельствах. — Может, хочешь пива? — предложил Орион, заинтересованно рассматривая неоновую обложку, которую держал в руках и открывая холодильник, чтобы взять себе жестяную банку. — Нет, спасибо, это не моё, — отказался Кингстон, — Я сделаю чай. Ивори, который уже бывал здесь пару раз, по-хозяйски прошёл на кухню, чтобы поставить чайник. Он наполнил его водой, включил, чтобы тот вскипятился, а после полез в нужный ящик, чтобы достать немногочисленные виды чая, что были у его друга. Пока вода грелась, он обернулся, наблюдая, как Орион подключает проигрыватель к сети, а после, расположившись на стуле, невероятно осторожно достаёт пластинку Куинн из упаковки. Обычно строитель-Орион двигался более уверенно, рвано, развязно, а сейчас он словно доставал сокровище ценой в миллион долларов, боясь повредить. Очень плавно, еле касаясь. В общем, действительно с непривычным трепетом. Талбот открыл проигрыватель, откидывая крышку. Он провёл рукой по запылившимся кнопкам, площадке для пластинки и слегка коснулся иглы, которую обычно рекомендовали не трогать. Кинув быстрый озорной взгляд на друга, он, аккуратно касаясь тонких рёбер приобретённой записи, бережно поставил на должное место, нанизывая на небольшой штырёк. Слегка надавив на единственный рычаг, он заставил лапу проигрывателя переместиться, а иглу проснуться реек, высеченных на пластике. Музыка стала медленно разгоняться до нужной скорости и набирать оптимальную громкость, а Орион, удовлетворённо откинувшись на спинку стула, открыл свою банку пива с не менее прекрасным звуком. Несмотря на то, что на улице царил жуткий холод, Талбот с удовольствием отпил охлаждённого пива, чувствуя, как улыбка вновь трогает его губы. Зазвучали знакомые мотивы и ноты, но зазвучали они по-иному. Не так чисто, как на музыкальных сервисах, не так хрипло, как на еле работающим радио, не так эффектно, как в наушниках. Орион, конечно же, понятия не имел, как бы это звучало в реальной жизни, на сцене. Тогда бы, вероятно, у него от удовольствия отказали бы все органы. Сейчас же он наслаждался тем, что имел, а имел он достаточно. Когда зазвучали голоса Меркьюри, Дикона, Тейлора и Мэя, Орион был готов поклясться, что перестал слышать всё окружающее. Легко свистящий ветер на улице пропал, проезжающих мимо и газующих машин не стало, чайник не закипал, а Ивори не пытался стряпать чашку чая на кухне. Быть может, это было несколько утрированно, но стоило признать, что музыка, скромным слушателем которой являлся Талбот, всегда влияла на него подобным образом. Сейчас услышать Меркьюри — пару часов назад он даже не знал, что это будет именно он — стало для него жизненной целью. Гештальтом, закрытие которого спасало парня от всего сущего. Это могло быть самовнушением, но слыша гитары и голоса, он действительно переставал думать о том, сколько всего он должен, чтобы держаться на плаву и оставаться в Сиэтле, о здоровье мамы и обычной зимней хандре. Куинн штудировали фразы, разгорячая кульминационный момент песни, а Орион, без капли стыда, одними губами повторял за ними в унисон, в такт постукивая пальцами по столу и медленно-медленно поднимаясь, начиная пританцовывать. Ивори, который уже заварил чай и прислонился к кухонной тумбе, наблюдал за тем, как его друг пускается в танец, всё громче и громче подпевая. Орион двигался весьма нелепо, закидывал голову к потолку, прикрывая глаза, а губы его всё время двигались, как у Ивори во время молитв. Он был поряжён, как Талбот может настолько глубоко чувствовать музыку и как может придавать ей такую значимость, ведь без такого уровня значимости она определённо не оказывала бы на него такого влияния. Кроме того, Ивори всё ещё поражался этой раскрепощённости, которая, кажется, была в крови у его друга. Он много говорил и всегда то, что думает. Если он чего-то хотел, то шёл и добивался даже самыми уникальными способами. Хотел танцевать — танцевал, хотел дешёвое пиво — пил, хотел заплетать волосы — заплетал. Он был свободен в своих решениях, на нём не висели те холодные, серебристые оковы, которые были на Кингстоне. Ивори не мог представить себя на его месте — только если бы был запредельно пьян. И, откровенно говоря, он радовался за своего друга и за то, что он может вести себя так свободно при ком бы то ни было. Вот только Ивори Кингстон не понимал, что в этом безумном танце, приправленной импульсивной одержимостью пластинками Орион прятал беспокойство и перенапряжение последних дней. Помешивая сахар в кружке, Ивори изо всех сил игнорировал попытки друга завлечь его в этот авантюрный танец, рассматривая то стены, то кухонную утварь, то бархатный пар, исходящий из чашки. Телефон в его заднем кармане завибрировал, что в некотором смысле спасло Кингстона и он, отставив едва надпитый чай, достал мобильник, с замиранием замечая сообщение от Лолы. Лолита не писала ему слишком давно. Она даже не смотрела в его сторону! По крайней мере, Ивори этого не видел, так что если это происходило, то только после того, как он отворачивался. «Хочу поговорить. Сегодня в нашем ресторане?». Вот и всё, что было написано в коротком, даже суховатом сообщении, которое всенепременно было сделано таким искусственно, из нежелания перестараться или показаться навязчивой, слишком взволнованной. Ивори напрягся, вытягиваясь как струнка и бросая встревоженный взгляд на друга, который кружил в одиноком танце, уже практически забыв, что он тут ни один. Потягивая пиво, он переключался и ловил каждый из ритмов этой безумной песни, чувствуя себя настоящей рок звездой на сцене, а не канадцем в съёмной квартире. Кингстону сделалось безумно неловко, ведь он буквально покрылся ледяным потом, осознав, что Лолита действительно написала ему. Он испытал что-то такое, что обычно чувствуют парни, когда их предметы воздыхания пишут им впервые. Но они с Локлир были вместе довольно долго, а это чувство так и не изменилось, не угасло и не поблекло, как обложки старых пластинок. Ивори практически был готов признать, что из-за одного сообщения Лолиты бросил бы что угодно — лишь бы встретиться с ней. Особенно сейчас, после самой долгой их ссоры. Он желал всё обсудить, извиниться и убедиться, что всё может быть исправлено, забыто, восстановлено. Ему хотелось бы убедиться, что он всё ещё нужен кому-то вроде Лолиты. Но в то же время он понимал, что бросил бы всё, что угодно, кроме Ориона, который стал его лучшим другом. — В чём дело, Кингстон? Кто-то умер? — оторвал его от экрана Орион, останавливая свой безудержный танец и залпом допивая остатки пива из банки. — Нет, порядок, — покачал головой Ивори, убирая телефон обратно. Канадец же смерил его вопросительным взглядом, крайне выразительно изгибая бровь, что показалась даже несколько комичным. — Ты лжёшь мне в лицо. У тебя такой вид, словно сейчас земля из-под ног исчезнет. Если это так, я бы хотел быть в курсе, — отшутился Талбот, рассматривая друга. — Мне написала Лола. Она хочет встретиться. Думаю, обсудить всё случившееся, — быстро сдался Ивори. — Я думал, что этого никогда не произойдёт. Когда она хочет встретиться? — Сегодня. — Сегодня? Тогда тебе нужно спешить и собраться с мыслями, чтобы ничего не испортить. — Нет. Сегодня наш выходной! Мы договорились, что проведём его вместе. Даже пластинки купили, — категорично произнёс Ивори, бросая тоскливый взгляд на свою чашку и обхватывая её обеими ладонями, делая несколько крупных глотков. — Музыка звучнее в одиночестве. — Сомневаюсь, что тогда бы мы её слушали. Я так не могу. — Тебе нужно спешить, чтобы спасать отношения и склеивать разбитое сердце, Кингстон. От этого может зависеть вся твоя жизнь. — Не многовато ли советов от человека, у которого нет отношений? Они вообще у тебя были? — с прищуром спросил Ивори, а Орион усмехнулся, наблюдая за его нарастающей уверенности и борьбы с самим собой. — Возможно. Всё ещё впереди, — пожал плечами Талбот. — Я серьёзно. Поезжай, если нужно. Судя по всему, Лолита того стоит. У нас впереди ещё тысячи дней. — Серьёзно? — с сомнением вопросил Ивори, поджимая губы и словно пытаясь определить, не оскорбит ли это его друга. — Более чем, — уверенно кивнул Орион. — Ладно. Пусть так, — сдался Кингстон, отставляя чашку в сторону и спеша в прихожую, чтобы поскорее набросить своё светлое пальто. Он решил выбраться на улицу ещё до того, как вызовет машину, словно это бы стремительно приблизило его встречу с Лолой. — И, правда, прости. Я действительно не предполагал, что так выйдет. — Брось! К слову, ты забыл Адель. — У меня нет проигрывателя. Я рассчитывал послушать Адель здесь. Может, в другой раз? — Как скажешь, дружище. — Прости, — настойчиво повторил Кингстон. — Прошу, исчезни из моей квартиры. И Кингстон действительно вскоре исчез, словно его и не было. Несколько песен Куинн уже успели сменить друг друга, пока друзья прощались и пока Орион возвращался за стол, садясь возле проигрывателя и опустевшей банки пива. Взглянув на пластинку, он слегка поубавил звук, утыкаясь в пространство прямо перед собой и намеренно вслушиваясь в музыку с особым вниманием и растворяясь в ней. Орион действительно не обижался на Ивори и даже не расстроился из-за того, что им удалось провести вместе всего несколько часов. Он скорее радовался за друга и был благодарен за то, что тот вовсе развеял его тоску, сам того не осознавая. Как Талбот и рассчитывал, музыка полилась по его венам, словно мёд, а очередная встреча с одним из настоящих друзей оставила самый бархатистый осадок. Орион действительно рассчитывал, что несмотря на всё дерьмо, порой всплывающее на поверхность его возвышенной жизни, их ждали ещё тысячи таких дней, в которых одно лишь присутствие истинных друзей спасало душу похлеще всех прочих средств.