Неожиданные встречи и возрождение детства

      Деку был настолько невыносимым болваном, что это причиняло Кацуки физическую боль.       Кацуки подумал, что идея предложить Деку научиться готовить была отличной — это давало ему возможность наблюдать за этой милой неуклюжестью вблизи. Хотя за это пришлось заплатить чистотой на кухне, но сложно было злиться, когда Деку смеялся каждый раз, когда что-то у него шло не так. Его смех был просто невероятным.       С каждой секундой в Кацуки росло всё большее отвращение к самому себе.       И, конечно, Деку со всей своей придурковатостью просто обязан был устроить битву едой. Теперь Кацуки пытался остановить его испачканные яйцом руки своими собственными, встречаясь взглядом с ярко-зелёными глазами и чувствуя, как смех подступает к его груди. Это было невероятно глупым занятием, но Деку выглядел таким счастливым, что и Кацуки тоже чувствовал радость — ту самую, которую он испытывал только рядом с ним. Глупый смех, глупая улыбка, его дурацкое чувство юмора и то необъяснимое поведение, которое легко разрушает барьеры, заставляя Кацуки смеяться и заниматься подобными вещами. Чёрт возьми, он любил его так сильно.       Лицо Деку внезапно омрачилось, и сердце Кацуки чуть не провалилось в пятки. Неужели я, блядь, произнёс это вслух? Пожалуйста скажите, что нет. Он не был уверен, но, чёрт, он точно думал об этом слишком громко.       — Деку? — сказал он после секунды молчания, когда тот ничего не говорил. — Ты в поря…       — Каччан, мне нужно тебе кое-что сказать, — прервал его Деку, заговорив так быстро, что его слова слились в единое целое. Прежде чем Кацуки успел отреагировать, он принялся тараторить. — Ладно, я не совсем понимаю, как об этом сказать, и я не планировал вообще говорить, и всё это спонтанно, но я думал об этом какое-то время… хотя на самом деле думал всего день, потому что считал, что это не сработает, но теперь кажется, что может, что странно и страшно, честно говоря, и я не знаю, к чему это приведёт, но мне сложно остановить…       — Деку! — крикнул Кацуки, прерывая его и заставляя захлопнуть рот, широко раскрыв глаза. — Что ты, нахрен, пытаешься сказать?       Руки, покрытые панировкой, всё еще были сцеплены между ними, но что-то в том, как Деку смотрел на него, заставляло Кацуки не двигаться. Сердце билось сильнее: Деку собирался что-то ему сказать, и это его явно тревожило. И всё что угодно могло скрываться за этим. Кацуки дал ему секунду собраться, наблюдая, как он глубоко вдохнул и крепче сжал их руки.       — Каччан, — это было всё, что он сказал, сделав ещё один глубокий вдох. — Я… блин, ладно, просто… я хочу быть таким же смелым, как ты, и сказать, что я… э-э, правда… мм… — Ещё один вдох, и обычно терпение Кацуки давно бы лопнуло, но сейчас он не мог нормально соображать.       — То, что я пытаюсь сказать, Каччан, — наконец произнёс Деку, — это что ты мне правда, правда нравишься больше, чем просто как друг. И я понятия не имею, что с этим делать и как ты отреагируешь. Если честно, мне ужасно страшно всё испортить, потому что ты для меня очень важен, и я действительно забочусь о тебе. Но я решил, что нельзя позволять страху мешать… как-то так говорил Всемогущий по телевизору, кажется, и мой…       Он продолжал бормотать что-то о смелости и прочем, но Кацуки уже перестал слышать всё после фразы «правда, правда мне нравишься больше, чем просто как друг». Потому что, чёрт возьми. Чертовский чёрт возьми, он нравился Деку. И сейчас он тут что-то бубнил о страхе всё испортить, будучи на грани слёз, и Кацуки следовало что-то сказать, да? Ему нужно было ответить на признание или признаться в ответ, но он совершенно растерялся, а слова никогда не были его сильной стороной.       Так что, пошло всё это.       Пока Деку тараторил бог знает о чём, Кацуки освободил одну из своих рук, зацепился за воротник его рубашки и притянул к себе, пока их губы не встретились.       Это длилось едва ли секунды три — слишком мало, чтобы Кацуки мог понять, целует ли его Деку в ответ, — и он отстранился, чувствуя, что все жизненно важные органы в его теле вот-вот воспламенятся. Его кулак всё ещё сжимал воротник рубашки Деку, позволяя их лицам оставаться на расстоянии нескольких дюймов друг от друга, но Деку даже не пытался отстраниться.       Деку застыл, просто смотря на него широко раскрытыми ярко-зелёными глазами, губы слегка приоткрыты, на красивом лице отражался шок. Его тёплое дыхание ощущалось на лице Кацуки, и расстояние между ними одновременно казалось и слишком большим, и слишком маленьким, наполненным только их дыханием и шипением позабытого на плите мяса.       Чёрт. Он должен что-то сказать. Они просто стоят на месте. Что он должен делать?       Едва он собрался отпустить Деку и, возможно, ударить себя по лицу, тот тихо и резко вдохнул, и вдруг его покрытая мозолями рука легла Кацуки на затылок, притягивая к себе и снова соединяя их губы.       Дерьмо.       Мозговая деятельность перестаёт функционировать.       Кацуки больше не контролировал своё тело, едва осознавая, как его руки обвились вокруг Деку, притягивая его ближе, возможно, слишком резко, от чего тот чуть не отшатнулся назад к столешнице. Но одно он ощущал со всей ясностью: ладонь Деку на затылке и другая — на его пояснице.       Он не думал. Он не мог думать. Но он уж точно чувствовал слишком многое.       Потому что он целовал Деку, а Деку целовал его в ответ, и это было нежно, мягко, и в этом было всё лучшее, что он когда-либо чувствовал между ними. Каждый миг, проведённый вместе под поздним полуденным солнцем или в тени деревьев, каждый разделяемый смех или тайная шутка, каждое глупое обещание, сопровождаемое глупыми клятвами, каждая звезда, посчитанная бок о бок под ночным небом, и каждая минута, проведённая в тоске по нему.       Это было ощущение Деку, вытащившего его под дождь, дразнившего его, когда они переходили через дурацкий ручей, читавшего с ним комиксы глупыми голосами, сиявшего ярче солнца. Это было чувство чуда, решившего свести их вместе снова.       В груди разливалось тепло, и он внезапно почувствовал такую сильную потребность продолжить, что не знал, как с ней справиться. Для их второго поцелуя это, наверное, было слишком, но Кацуки нужно было, чтобы Деку понял, что он его любит. И хотя он знал, что не стоит произносить это вслух, сейчас, в этот миг, он мог попытаться показать это своим способом.       Он отпустил его воротник и обвил его за плечи, притягивая ближе, так близко, что чувствовал его сердцебиение. Боже, почему он был раньше таким идиотом, что хотел оттолкнуть его? Быть рядом с ним — пожалуй, было единственным, чего стоило желать.       И когда Деку отстранился, едва отведя губы, Кацуки, казалось, перестал дышать.       Чёрт, ему нужно сделать вдох, иначе он потеряет сознание.       Он шумно втянул воздух и заметил, что Деку сделал то же самое. Они снова просто смотрели друг на друга — столько всего, что хотелось бы сказать, но не хватало слов. Но, чёрт, Деку буквально тяжело дышал, и Кацуки знал, что он тоже. Единственное, что вертелось у него в голове: неужели они не могли бы просто забыть о кацудоне и обо всём, что должны были обсудить, и… дерьмо, кацудон!       Кухню наполнил запах гари. О, нет.       — Чёрт! — выпалил Кацуки, одновременно с тем, как Деку открыл рот, чтобы что-то сказать. Кацуки услышал лишь «Я…», слишком занятый тем, чтобы оттолкнуть Деку — с куда большим усилием, чем планировал из-за дурацкой нерешительности его тела — и метнуться к плите.       Мясо было до чёртиков сгоревшим, и когда он потянулся, чтобы убрать сковороду, та оказалась слишком горячей ещё до того, как он к ней прикоснулся. Господи, мать твою, это дерьмо… палочки… БЛЯДЬ! Он развернулся, в попытке схватить полотенце, чтобы использовать его как прихватку, но как только он это сделал, рисоварка завыла своим противным писком, смешавшись с громкими болезненным «ай» от Деку. Обернувшись, он увидел, что Деку прижимает палец ко рту, корчась от боли и, вероятно, обжёгшись о сковороду, как последний болван. И в этот момент Кацуки осознал, что полотенце уже было перекинуто через его плечо.       — Деку, опусти руку под прохладную воду, не ледяную, — приказал он, мысленно давая себе подзатыльник и ощущая себя очень, очень измотанно. Состояние, которое он ненавидел, но вот он, до ужаса уставший. Вся его проклятая кухня теперь воняла горелой свининой. Но он ведь целовался с Деку. Точнее, и он целовался с Деку. Безусловно, это и была причина, по которой он был измотан.       — Держи её там, — сказал он Деку, который держал обожжённый палец под краном. После чего пошёл в ванную за мазью для ожогов и бинтом, которые он держал на такой случай, и заодно ополоснул руки и шею, потому что на них остались панировка и яйца. По какой-то причине это напомнило ему, как Деку однажды назвал его мальчиком-скаутом. И вот, пожалуйста — он спасает его задницу своей готовностью ко всему. Так что пусть подавится.       Вернувшись на кухню, он подошёл к Деку, стоявшему у раковины, и положил бинты и мазь на столешницу.       — Ты в порядке? — спросил он, глянув на Деку, который слегка морщился.       — Эм, да, вода помогает, — ответил тот, немного рассмеявшись и посмотрев на Кацуки. Их глаза встретились, и Кацуки замер, ощущая, как его щёки резко загорелись. Лицо Деку тоже покраснело. Ух.       Кацуки прочистил горло и спросил:       — Что ты вообще сделал?       — А, — сказал Деку, поворачиваясь к обожжённой руке под потоком воды, — я хотел снять сковородку, но понял, что она слишком горячая, чтобы её трогать. А потом рисоварка запищала, и я так испугался, что дёрнул руку и обжёгся. — Он снова слегка засмеялся. — Упс.       Кацуки фыркнул:       — Идиот. — Деку состроил гримасу и легонько толкнул его бедром, отчего оба вновь рассмеялись. — Держи под водой, пока не начнёт меньше болеть, — добавил он и подошёл к плите, чтобы проверить, получится ли хоть что-то спасти. Нет, не получится. Ему придётся подождать, пока масло остынет, чтобы всё отмыть, так что пока это можно оставить. Он открыл крышку рисоварки, чтобы пар вышел, а рис остыл, и после этого открыл окно, чтобы проветрить комнату.       Все эти действия только для того, чтобы отвлечься от того, что он только что целовался с Деку. И он нравился Деку в ответ. И что он так увлёкся, что чуть не признался в своих чувствах. Прямо сейчас. Чёртов кошмар.       Когда он снова посмотрел на Деку, то заметил, что на его лице написан примерно тот же процесс осознания. Это хоть немного успокаивало. Они, наверное, должны были бы это обсудить, но он понятия не имел, как вообще начать такой разговор. Пока ожог Деку служил хорошим поводом не думать об этом.       — Каччан, болит уже меньше, — сказал Деку спустя несколько минут, и Кацуки снова подошёл к раковине.       — Окей, теперь дай мне свою руку, — сказал Кацуки, открывая мазь и выдавливая немного себе на палец. Он взял руку Деку и начал наносить её на ожог. Тот слегка зашипел от боли. — Терпи. Это то, что ты получаешь, когда обжигаешься, — огрызнулся Кацуки, но старался быть чуть нежнее.       — Знаешь, я сам мог бы это сделать, — сказал Деку, и Кацуки лишь мельком посмотрел на него, чтобы одарить злобным взглядом, а затем вернулся к делу. — Хорошо, спасибо, Каччан.       — Так то лучше.       Кацуки перешёл от мази к бинту, оторвал его зубами, затем аккуратно обернул вокруг пальца Деку и аккуратно закрепил медицинским тейпом.       — Всё, — сказал он, — этого должно быть достаточно.       — Спасибо, — повторил Деку, и теперь, когда повязка была наложена, Кацуки снова встретился с ним взглядом. На мгновение повисла тишина. Кацуки задумался, не слишком ли странно будет поцеловать его снова. — Итак, — начал Деку, нервно теребя пальцами, — раз мы спалили всю еду и теперь твоя комната наполнена дымом, может… эм… хочешь сходить поужинать? Ну, как бы… на свидание…?       Кацуки на секунду моргнул, глядя на него. Этот засранец. Обошёл его с признанием, а теперь и с приглашением на свидание. По крайней мере, в поцелуе победа осталась за ним.       — Очень ловко, Деку, — поддразнил он.       Деку улыбнулся.       — Это да?       Кацуки фыркнул.       — Ага, как скажешь.       Деку улыбнулся ещё шире. Чёрт возьми, почему он так выглядел?       — Здорово! Куда ты хочешь пойти?       — Это ты, блядь, пригласил меня на свидание, разве не ты должен выбирать? — съязвил Кацуки. Деку закатил глаза, щёки порозовели, и Кацуки заметил, что на его щеке всё ещё остались крошки. Он взял полотенце и потянулся, чтобы убрать их, отчего глаза Деку широко раскрылись, а щёки еще больше покраснели. Ха. — У тебя на лице осталось.       — И кто в этом виноват? — ответил Деку, мягко улыбаясь. — Кстати, у тебя тоже.       Кацуки нахмурился, собираясь вытереть лицо, как вдруг рука Деку коснулась его челюсти, и большой палец скользнул по коже. Что за…       — Вот, теперь всё чисто, — сказал он, повернувшись к раковине, чтобы сполоснуть руку. Кацуки осторожно коснулся своего лица, убедившись, что да, он действительно это сделал, и да, теперь все крошки исчезли.       Постойте, не все. Он протянул руку за спину и смахнул крошки, которые нашёл там.       — Деку, повернись, — приказал он.       — Эм, окей? — Кацуки почувствовал, как его щёки покраснели, когда он начал смахивать остатки крошек с его спины. — О, спасибо, — сказал Деку, снова повернувшись к нему. Его щёки были такими же красными, как, вероятно, у самого Кацуки.       Внезапно раздался стук в дверь, нарушив неловкую тишину.       — Эй, Бакубро, ты там? — позвал Киришима из коридора.       — Чего тебе, нахрен, надо, Дерьмоволосый? — крикнул Кацуки. Это было не время для вторжения от кого-то из команды идиотов, а если они попытаются, то он точно что-то сломает.       — Да ничего, я просто услышал громкие звуки и запах дыма, и хотел убедиться, что ты не поджигаешь наше общежитие.       — Конечно нет! — сказал Кацуки, открывая дверь и сверкая взглядом на Киришиму, пока Деку смеялся. — Заткнись, Деку, это твоя вина, что ты отвлёкся.       — Скорее, ты виноват в том, что меня отвлекли, — отозвался тот, подходя к нему сзади и ухмыляясь. Кацуки почувствовал, как его щёки залил румянец. Чёрт.       — Хорошо подмечено, — признал он, заставляя теперь краснеть Деку. Он повернулся к Киришиме. — Тебе что-то нужно, Дерьмоволосый?       Киришима оглядел их обоих, затем пожал плечами.       — Не особо, раз у вас всё в порядке.       — Отлично, теперь проваливай, — сказал Кацуки, закрывая дверь перед его носом.       — Это было грубо, Каччан, — упрекнул его Деку.       — Замолчи, нам нужно идти. — Кацуки натянул ботинки, наблюдая, как Деку делает то же самое со своими кроссовками.       — Кто-то у нас взволнован, — поддразнил Деку, улыбаясь. Кацуки пнул его в голень, яростно покраснев, и открыл дверь. Киришима всё ещё стоял в коридоре.       — Я же сказал тебе свалить, — сказал Кацуки, выходя из комнаты, Деку следом за ним.       — Куда вы идёте? — спросил Киришима, подняв бровь. Если бы он только знал.       — Мы идём ужинать, потому что сожгли еду, — объяснил Деку. — Недвижимый объект победил.       — Я думаю, этот раунд недействителен из-за… непредвиденных обстоятельств, — возразил Кацуки, осторожно не уточняя ничего, пока они не обсудят это с Деку.       — Непредвиденные обстоятельства — часть моей сделки, Каччан, — сказал Деку, ухмыляясь на него сверху вниз, будто зная, как это действует на Кацуки. Пошёл он и эта его чертовски красивая ухмылка. Уф.       — Как скажешь, — пробормотал Кацуки, стараясь собрать свои мысли в кучу, — пошли.       — Да, пошли! — весело сказал Деку, направляясь к лестнице. Киришима бросил Кацуки вопросительный взгляд, но тот лишь показал ему средний палец на прощание и последовал за Деку.       — Ты уже выбрал место? — спросил он, спускаясь по лестнице.       — О, да, — ответил Деку, широко улыбаясь и толкая дверь.        — Что с лицом?       — А что с ним?       — Это… что ты задумал? — спросил Кацуки, прищурив глаза на Деку, который продолжал ухмыляться своей глупой улыбкой.       — Ничего.       — Чушь.       Деку засмеялся.       — Ты узнаешь! — Кацуки терпеть не мог сюрпризы, но готов был стерпеть это, потому что Деку выглядел таким милым и счастливым от того, что бы это ни было. Может, он снова сможет его поцеловать. Он действительно, очень хотел сделать это снова, но не был уверен, может ли. Но ведь это свидание.       О матерь божья. Да. Это же свидание с Деку.       Ладно.       Он может с этим справится. Совершенно точно может.       Вдруг он почувствовал, как пальцы Деку слегка коснулись его, почти невесомо, и повернул голову, чтобы увидеть, как тот, яростно краснея, смотрит прямо перед собой. Дурак.       — Что за трусливость теперь, Деку?       — Что? — пискнул Деку, взглянув на него.       Кацуки фыркнул и схватил его за руку чуть агрессивнее, чем требовалось, сжав её разок.       — Раньше у тебя не было проблем с тем, чтобы держать меня за руку.       Деку издал какой-то странный звук, напоминающий словесное бормотание, и Кацуки наслаждался тем, что наконец-то заставил его смутиться.       — Это… вообще-то совсем другое!       — И чем же это отличается? — спросил Кацуки с ухмылкой.       — Прекрати вредничать, ты знаешь почему, — сказал Деку, надув губы и наклонившись к нему поближе.       — Я просто не понимаю, почему ты вдруг стал стесняться, ведь пять минут назад ты явно не был таким, — пробормотал Кацуки, внутренне ликуя, наблюдая за тем, как лицо Деку краснеет всё больше.       — Я… ты… Каччан… чёрт, ты… — пробормотал он.       — Не торопись, Деку.       Деку прищурился на него, тыча пальцем прямо в лицо.       — Я… ты… ты влюблён в меня.       Теперь настала очередь Кацуки краснеть. Почему, чёрт возьми, он это сказал?       — Мы на блядском свидании, — напомнил он, — я тебя поцеловал. Думал, это уже понятно.       Глаза Деку расширились.       — Значит, я правда тебе нравлюсь?       Кацуки просто лишился дара речи. Как, мать его, Деку вообще мог задаваться таким вопросом?       Лицо Деку сменилось с удивлённого на смущённое.       — Ладно, может, это немного глупо спрашивать.       — Ты так думаешь? — Ботан был напрочь непроходимым идиотом.       — Я не знаю, Каччан, я просто… — Деку вздохнул, снова повернувшись вперёд. Он выглядел обеспокоенным, что Кацуки совсем не нравилось. Деку всегда переживал из-за того, о чём не стоило беспокоиться.       В попытке успокоить его, Кацуки слегка погладил большим пальцем тыльную сторону его руки, как хотел сделать ещё тогда, в том походе. Уголки губ Деку дрогнули, формируясь в слабую улыбку, и он снова посмотрел на него. Успех.       — Просто в это трудно поверить, вот и всё, — продолжил Деку, снова вздыхая. — Кто-то такой удивительный и особенный, как ты, мог бы найти себе кого-то в миллион раз лучше, чем я, а я…       Кацуки остановился как вкопанный, резко дёрнул Деку за руку, развернув его, а затем притянул его второй рукой за шею и потянул вниз для ещё одного поцелуя. Потому что пошёл на хер самоконтроль и пошёл на хер Деку за то, что он вообще так думал. И, кстати, пошёл он на хер ещё и за то, что он такой высокий.       — Ты одновременно самый умный и самый тупой человек, которого я когда-либо встречал, — сказал Кацуки, когда они наконец оторвались друг от друга спустя короткое время. — Заткнись, нахрен, с этим дерьмом, иначе…       Деку тупо уставился на него, выглядя слегка ошеломлённым.       — Иначе?       — Иначе я надеру тебе задницу за то, что оскорбляешь моего грёбаного парня, — пригрозил Кацуки, свирепо уставившись на него.       Глаза Деку распахнулись, и он издал ещё один неразборчивый смущённый звук, а его лицо стало красным, как помидор.       — Парня? — пискнул он.       О, боже, он только что сказал это, да? Ну, он должен был сказать это в какой-то момент. Возможно, именно сейчас.       — Ага, я, блядь, не планирую никуда тебя отпускать, — сказал Кацуки, ощущая, как горят его щёки.       — Звучит как-то угрожающе, — улыбнулся Деку.       — Когда я не бываю угрожающим? — парировал Кацуки.       Деку чуть наклонил голову из стороны в сторону.       — Хм, обычно ты делаешь это без намёков.       — Заткнись.       Деку рассмеялся и снова зашагал, раскачивая их скреплённые руки взад-вперёд.       — Кстати, извини, эм, за тот хаос на кухне.       — Да ладно, это вполне в нашем стиле, — пожал плечами Кацуки. Каким-то образом то, что их первый поцелуй закончился почти пожаром на его кухне и одним из них с травмой, казалось чем-то естественным. Их родители всегда называли их проблемными детьми. — Кроме того, это не я обжёг свою грёбаную руку.       — Думаю, ты прав, — улыбнулся Деку. — И это того стоило.       Кацуки покраснел и закатил глаза.       — Хватит пытаться флиртовать.       — Это работает?       — Нет, — соврал Кацуки, чувствуя, как щёки горят.       Деку приподнял бровь и подарил ему многозначительную улыбку.       — Ладно, может, я попробую твой метод и принесу тебе комиксы и еду.       — Ч… э… что? — запнулся Кацуки, вдруг став слишком смущённым.       — Ага, я просто подумал, и уверен на девяносто процентов, что всё это было твоими попытками флиртовать со мной, — сказал Деку, — что было очень мило, но я понял это только недавно.       Кацуки захотел удариться головой об стену.       — Ты даже не знал? — Кацуки делал всё это, а он так и не понял намёка?       — Я думал, что ты просто пытаешься вести себя мило! — возразил Деку. — Как я должен был узнать, что Каччан флиртует как птица?       — Как кто? — огрызнулся Кацуки, сбитый с толку.       — Как птица, — повторил Деку, пожав плечами, а его щёки чуть порозовели. — Знаешь, есть такие птицы, которые приносят своим потенциальным партнёрам еду и блестящие камешки и всё такое. Ну, по крайней мере, я так думаю.       — Я не какая-то блядская птица! — прорычал Кацуки, ощущая, как смущение растёт с каждой секундой. Птица? Блядская птица?       — И ты не дал мне камешек! — возразил Деку, вскинув свободную руку. — Я просто провожу аналогию!       — Тебе повезло, что ты чертовски милый, — проворчал Кацуки. Блядская птица. Какого хера.       Глаза Деку снова расширились.       — Ты считаешь меня милым?       Кацуки уставился на него, на мгновение потеряв дар речи. Серьёзно, он действительно собрался встречаться с этим?       Кого он обманывает — конечно, собирался.       — Ага, — сказал он, потянувшись, чтобы взять Деку за подбородок и сжать его щёки между пальцами, — со всеми этими дурацкими веснушками и прочей фигнёй.       — Каччан! — запротестовал Деку, сморщив нос. — Так грубо.       — Я говорю, что ты милый, это комплимент, чёрт возьми! — сказал Кацуки, слегка тряхнув его голову взад-вперёд.       — Я знаю! — ответил Деку. — И как мне с этим смириться?       — Вот так, — предложил Кацуки, подтянув лицо Деку к себе для ещё одного короткого поцелуя. Когда он отстранился, у Деку было глупое, но счастливое выражение лица.       — Мм, хорошо, — пробормотал Деку, медленно моргая. Щёки Кацуки вспыхнули, и он быстро развернул Деку лицом вперёд, отпустив его.       — Куда мы идём? — спросил он, осознав, что всё это время просто шёл за ним, не обращая особого внимания.       — Я же говорил, ты узнаешь, — ответил Деку. Кацуки уставился на него, и тот хихикнул. — Ладно, ладно, сейчас я хотел зайти к миссис Киришиме.       «Сейчас» намекало, что у Деку были и другие планы на потом, но об этом Кацуки узнает позже.       — Зачем туда?       — Потому что я знаю, что нам обоим там нравится, — сказал он, — и потому что… ну, мы пошли туда в первый день, а потом после того похода… и, не знаю, мне кажется, это наше место!       — Наше место?       — Ну, не наше, но… блин, ты понял, что я имею в виду, — сказал Деку, краснея. Ладно, Кацуки может позволить ему выйти сухим из воды только в этот раз.       — Конечно, Деку.       Когда они добрались до лапшичной, миссис Киришима, как обычно, вышла из подсобки и широко улыбнулась, заметив их. В тот же момент Кацуки осознал, что всё ещё держит Деку за руку, а миссис Киришима всегда хотела, чтобы они встречались. Похоже, сегодня был её счастливый день.       — Эй, мои два любимых клиента вернулись! — воскликнула она, раскинув руки. — Рада вас видеть!       — Мы тоже рады вас видеть, миссис Киришима! — весело сказал Деку, потянув Кацуки к прилавку. — Как вы?       — Отлично, спасибо, что спросил, малыш, — ответила миссис Киришима, пока они усаживались. — А вы как?       — У меня всё прекрасно, — улыбнулся Деку той глуповатой улыбкой, от которой Кацуки начинал краснеть.       — Рада это слышать, — сказала миссис Киришима, на мгновение взглянув на них обоих. — Чего бы вы хотели?       После того как они заказали и получили свои блюда, Кацуки старался поддерживать разговор. Это было несложно. С Деку всегда было легко общаться, или, точнее, легко провоцировать его на какую-нибудь тираду. В конце концов, он начал разглагольствовать о каком-то вопросе когнитивной психологии в контексте персонажей комиксов — какая-то чушь для суперботанов, которую Кацуки никогда не признавался, что с трудом понимал. Хотя, если быть справедливым, Деку часто перескакивал с одной мысли на другую и пропускал мостики, связывающие их. Его разум был одновременно восхитительным и безумно раздражающим.       Они попрощались и вышли, и рука Деку снова оказалась в руке Кацуки, и он принялся тащить его по тротуару, словно взволнованная собака, учуявшая запах парка за пару кварталов.       — Куда, нахрен, мы теперь идём?       — На вокзал! — весело ответил Деку.       — Зачем?       — Ты увидишь, Каччан, — в тысячный раз повторил Деку. — Просто доверься мне!       — Зная тебя всю жизнь, у меня есть множество причин никогда этого, блядь, не делать, — сказал Кацуки, — но ладно. — Деку засмеялся, продолжая шагать, пока они не добрались до станции рядом с кампусом колледжа, успев запрыгнуть на поезд перед самым отправлением, садясь рядом в почти пустом вагоне.       — Кстати, как прошёл твой день? — спросил Деку. — Я немного отвлёкся на что-то другое, прежде чем успел спросить.       — Начался скучно, но сейчас всё чертовски отлично, — признался Кацуки. Деку улыбнулся ему, склонился и положил голову на плечо, обняв его за талию. Кацуки вспомнил, как впервые Деку сделал это без предупреждения. Тогда он чуть не взорвался на месте, и единственное, что удержало его мозг от отключения — лёгкая тревога за возможную усталость Деку. На этот раз это просто вызвало тёплое чувство внутри, хотя и немного смущающее одновременно, и он обнял его за плечо, прижимая к себе.       — У меня тоже, — сказал Деку. — А какие были скучные моменты?       На протяжении короткой поездки Кацуки рассказывал ему о своих занятиях и дерьмовых преподавателях, а пальцы сами по себе начали перебирать мягкие волосы. Да, к такой фигне можно было привыкнуть. В конце концов, Деку всё же сел прямо и сказал, что они приехали на их станцию. Как только Кацуки вышел из поезда, он понял, куда он направляется. Конечно, этот дрянной паршивец.       Вместо того, чтобы испортить сюрприз, он просто позволил Деку вести его по дороге, пока они не дошли до старого парка. Он давно здесь не был, но мало что изменилось. Старая игровая площадка в центре была немного потрёпанной, горки и качели немного заржавели, но в остальном парк был таким же, каким его помнил Кацуки, когда они с Деку были совсем мелкими в песочнице.       Ох, точно, песочница.       — Неужели всё это только для того, чтобы ты мог отомстить, Деку? — спросил Кацуки, когда тот остановился на траве перед площадкой, приподняв бровь. — Позвал меня на свидание, чтобы высыпать песок на мою голову?       Деку засмеялся, и уголки его глаз сморщились так, что Кацуки захотел поцеловать его прямо туда.       — Нет, высыпание песка на тебя никак не связано со свиданием.       — Да-да, — сказал Кацуки. — Как я и говорил, ты можешь попробовать.       — О, неужели? — Деку прищурился, с огоньком в глазах.       — Да, ботаник, хочешь начать? — Кацуки бросил вызов, тоже ухмыляясь.       В ответ Деку повалил его спиной на траву, тяжело упав на него. Кацуки хрипло рассмеялся, отталкивая его и переворачивая их. Они немного поборолись на земле, но как раз в тот момент, когда Кацуки получил преимущество, Деку поцеловал его в щёку, поразив его этим настолько, что Деку смог перевернуть его и зажать запястья над головой. Блядство.       Деку смеялся над ним, солнце на закате отбрасывало тёплое оранжевое свечение на его лицо. Зелёные волосы были растрёпаны, щёки с веснушками сияли, а смех был, как солнечный свет, и Кацуки хотелось только одного — поцеловать его.       Подождите.       Это же его парень. Он может это сделать.       Как только он осознал это, он вырвал руку из захвата Деку, обхватил его за шею и подтянул к себе, одновременно приподнимаясь, чтобы соединить их губы в поцелуе. Деку издал тихий писк удивления, а затем растворился в поцелуе, снова повалив Кацуки на траву. У Кацуки ещё хватило рассудка надеяться, что сейчас в парк не придут дети, но потом Деку вздохнул в его губы, и он сдался всплеску тепла в своей груди.       Целовать Деку было лучшим из того, что он когда-либо делал.       Когда они наконец отстранились, Кацуки опустил голову обратно на траву, глубоко вдохнув свежий вечерний воздух. Деку улыбался, но его улыбка была нерешительной, а взгляд снова обеспокоенным. Кацуки фыркнул.       — И из-за чего ты теперь переживаешь, дурачок?       Деку выпустил длинный, тихий вздох, встретив взгляд Кацуки своими обеспокоенными и грустными зелёными глазами.       — Я просто… очень не хочу всё испортить.       — Как, блядь, ты можешь всё испортить? — огрызнулся Кацуки, нахмурившись. Он снова слишком много думал. Деку всегда это делал. Его мозг был слишком активен для его же блага.       — Я не знаю, Каччан, — вздохнул Деку, — но знаю, что могу, и я не хочу… не хочу тебя потерять.       Кацуки уставился на него.       — А я думал, что ты уже не можешь быть тупее. Ты, блядь, не потеряешь меня.       Деку сглотнул, слёзы блестели в его глазах, заставляя что-то в груди Кацуки сжаться.       — Но…       — Никаких ебучих «но», Деку, — перебил его Кацуки. — Я никуда не денусь. — Этот тупой красивый идиот.       Деку всхлипнул, и Кацуки понял, что он безуспешно пытается сдержать слёзы.       — Ты сейчас так говоришь, но…       — Куда бы я пошёл, Деку? — снова перебил его Кацуки, чувствуя, как внутри поднимается что-то, заставляющее его высказывать всё, что он думает, не пытаясь сдержаться. — Кто ещё? Кто, нахрен, ещё? Больше никого нет.       Деку смотрел на него с этими широко распахнутыми, полными слёз глазами, такими яркими, как те, что наблюдали за ним с самого детства. Тот же ребёнок, который прилипал к нему, как клей, которого он принимал как должное, которому обещал заботу. Тот же ребёнок, ради защиты которого он чуть не погиб. Да чтоб его, если он думает, что Кацуки просто уйдёт, если станет сложно. Да чтоб его за то, что он этого не знал. И чтоб его самого за то, что позволил Деку так думать.       Кацуки сел и толкнул Деку в сторону, перевернув их, чтобы прижать его к земле, стараясь подавить в себе злость, зная, что она направлена лишь на самого себя.       — Никого другого никогда не было, — признался он тише, чем собирался. Он отчаянно надеялся, что Деку понял, что он на самом деле имел в виду. — Если кто и облажается, так это я, но я больше не позволю себе этого сделать. Не с тобой. Больше никогда. Я уже сказал, что мне надоело отталкивать тебя и не позволю тебе меня бросить.       Лёгкий ветерок пронёсся по парку, шелестя травой и заставляя ресницы Деку трепетать над слезящимися глазами, единственным звуком был его прерывистый вздох. Кацуки встретился с ним взглядом, умоляя его понять.       — Никого другого нет, — повторил он. — Никогда не было, Изуку. И никогда не будет.       «Потому что я люблю тебя» осталось невысказанным, повисло между ними, как невидимая нить, которая связывала их всю жизнь.       Деку снова прерывисто вдохнул, тихо всхлипнув, и медленно поднял руку, протягивая мизинец.       — Клянёшься Всемогущим?       Кацуки издал слабый, жалобный смешок, а затем переплёл их мизинцы.       — Клянусь Всемогущим, Деку.       Деку улыбнулся, обхватил лицо Кацуки руками и нежно поцеловал его в губы. Этот поцелуй длился меньше, чем тот, что был на кухне или минуту назад, но в нём было столько всего, что Кацуки казалось, он вот-вот сломается. Годы чувств, нереализованных и накопленных, годы заботы и дружбы, годы сломанных вещей, которые они могли бы снова склеить. Годы, длившиеся целую вечность.       Потому что я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя.       Он позволил себе упасть настолько близко к Деку, насколько это было возможно, обняв его за шею и прижав их тела друг к другу на земле. Грудь Деку дрожала под ним от смеха или слёз, а может, от того и другого. Он задумался, не дрожит ли сам.       Деку держал руки на щеках Кацуки, ладони были грубыми и мозолистыми, одна всё ещё перевязана, и при этом он держал его так нежно, что сердце Кацуки готово было вырваться из груди. Изумрудные глаза встретились с его взглядом, и он любил их так сильно, что это причиняло ему физическую боль.       — Я тоже люблю тебя, Каччан, — пробормотал Деку, сломав какую-то плотину внутри Кацуки.       Вот и всё. Рухнули его стены, ушли его страхи, его колебания. Всё исчезло под взглядом Деку, оставив лишь того человека, каким он действительно был, ребёнка, которым был раньше, и того, кем он станет в будущем рядом с Деку.       Он снова поцеловал его, надеясь, что всё это можно выразить через одно действие.       — Мне очень нравится целовать тебя, — тихо сказал Деку, снова улыбнувшись той неуверенной улыбкой.       Кацуки не смог удержаться от смеха, скатившись с Деку в траву, но прижавшись к его боку и положив голову ему на плечо, одной рукой обнимая его за грудь.       — Мне тоже.       Между ними воцарилось долгое молчание, пока они впитывали всё происходящее, слушая шелест травы и звук приближающегося поезда на станции вдалеке.       И тут Деку захихикал. Сначала это был маленький всплеск смеха, как звон колокольчиков, а затем он начал смеяться сильнее.       — Деку, какого чёрта, — произнёс Кацуки, не убирая голову с его плеча, даже когда сам начал посмеиваться.       — Каччан меня любит, — мечтательно сказал Деку, а затем снова разразился приступом хихиканья.       Лицо Кацуки вспыхнуло, и он сжал футболку Деку под своей рукой.       — Да, люблю. Что тут смешного?       — Это не… ха… не смешно, просто… — Деку не мог закончить предложение, слишком сильно смеясь, и, повернувшись к Кацуки, обнял его, снова прижав к груди. — Я просто очень счастлив.       Кацуки улыбнулся, прижавшись лбом к лбу Деку и касаясь носами друг друга.       — Да, я тоже.