Разрешите Вас

      Страх холодными пальцами сжимает горло. Вдохнуть практически невозможно, рёбра поджимаются, тело пытается вырваться из ловушки. Ничего не получается: двинуться, глубоко дышать, оттолкнуть мерзкое ощущение… и над головой нависает ужас. Вот-вот набросится.       А его нет. Он ушёл с последней секундой уходящего года.       Был рядом, но ушёл. Растворился. Оставил одного.       Сама смерть зажимает рот, чтобы крика не случилось, чтобы не было возможности позвать обратно, чтоб любимый человек вернулся. Чтоб услышал и пришёл. Чтоб вернулся, вернулся, в е р н у л с я       Глаза распахиваются, вдох получается безумно шумным, стон вырывается из груди, слой страха ещё держит в тисках, но сбоку шевелится он.       – Антон?       – Прости, прости, – почему-то повторяет слова из сна тот, вмиг оказывается на боку в родных объятиях, чувствует носом тёплую шею. Его нежно поглаживает мягкая рука. – Арс…       – Всё хорошо, милый, иди ко мне, я здесь, – тихо шепчет Арсений, прижимая к себе. – Всё хорошо, солнышко. Просто сон. Успокойся, тише.       То, как он говорит это между всхлипами… внезапно успокаивает.       – Дыши, милый, дыши, – его руки ведут по спине, мягко очерчивая позвонки. Антон начинает успокаиваться, тихое дрожащее дыхание наконец-то становится глубоким.       – Ты… я так испугался, – сразу же делится Антон. – Так страшно стало, знаешь.       – Всё хорошо, – Арсений неспешно поглаживает его голову. Лёгкий массаж затылка, Антон притирается лбом о чужое плечо, прикрывая глаза.       – Ты был со мной, а потом мы, ну, оказалось… тебя нет. Я, – он обнимает руками тело, – я бы не смог. Я люблю тебя. Люблю, Арс. Прости. За всё это, я такой дурак. Прости.       – Не дурак, не нужно так про себя говорить, – и за этим следуют нежные поцелуи в голову, которая только сильнее прижимается к груди.       – Давай не будем расставаться. Пожалуйста, – скулит Антон, будто это ему предлагали, а не он.       – Не расстанемся, солнышко, – руки продолжают ласково гладить. Антон устраивается поудобнее, слушая ровное биение другого сердца.       – Я буду стараться повзрослеть, – поцелуи на голой коже смешиваются с несколькими каплями слёз, которые Антон тут же стирает.       – Ты такой прелестный, – Арсений утыкается губами куда-то в висок. Так привычно, а Антону безумно нравится этот жест. Макушка вдруг шевелится, Шаст тянется к нему, к его губам.       – Люблю тебя, – без стеснения шепчет, и настолько пронзительно, настолько честно, что Арс верит. Верит ему. Целует в ответ. Глубоко. Гладит лицо.       – Такой сладкий, – его губы на скуле, ласкают кожу. – Мой.       Антон откидывается назад, позволяя нежно переложить себя на подушку, нависнуть сверху.       Счастливо улыбается. Тянет руки.       – Я… так хочу тебя, – притягивает к себе за плечи, – как будто целый месяц не виделись.       – Сколько же в тебе страсти, – Арсений с удовольствием целует его в губы, придерживая за подбородок. – Не торопись.       Но Антон уже скрещивает ноги за чужой поясницей. Уже выгибается, несмотря на боль. Кладёт ладони Арсения на своё тело. Тот задирает футболку, натыкается взглядом на синяки.       Поджимает губы, проводит рукой по коже. Антон сразу тянет ткань наверх, снимает в один миг.       – Тебе больно, – Арсений хмурится, ведёт пальцами по бокам, задевая темные пятна. А Шаст пытается не морщиться: где-то слишком чувствительно, где-то просто неприятно.       – Мне нормально, я хочу тебя.       – Уверен? – губы целуют грудь, касаются синяка. Антон тихонько шипит, прикусывая губу.       Ответом становится агрессивное комкание расстёгнутой ночной рубашки, тихий рык и то, как руки полезли вниз, в чужое бельё.       Арсений помогает, сдёргивает с себя всю одежду, ловит ладони, целует пальцы.       – Снова я накосячил, а ты мне руки целуешь, – грустно усмехается Шастун.       – Потому что о тебе нужно заботиться, – Антон притягивает его к себе за шею, – такой капризный, ну что с тобой делать?       – Бери меня, – выдыхает тот, – всего. Пожалуйста, – и снимает с себя бельё.       И так хорошо оказывается, когда становится ясно, что этот нужный человек тоже хочет. Что хочет именно Антона. Так правильно. Руки нежно касаются бёдер, Антон задыхается в поцелуе.       Его член разогревают умелыми движениями, деликатно, ванильно, хотя Антон никогда бы не подумал, что у него на такое будет вставать. Никакого доминирования, только аккуратные поглаживания, поцелуи за ушком, трепетное прикосновение к шее.       От такого не слетают тормоза, в таком хочется купаться, в этом хочется быть и быть – и вот, Арс снова целует его, когда пальцы пробегают по входу.       – Любимый, – выдыхает Антон, вытягиваясь.       Никогда так никого не называл, только его. Первый раз именно здесь, когда Арс простил поцелуй с другим. Когда дал понять, что так говорить можно и нужно. Что так не стыдно, не клишировано, правильно. Любимый. Да, он.       Антон раскрывается, принимая в себя, тихо постанывает в процессе, жмурясь. Арсений целует его лицо, успокаивает, пальцы все ещё медленно разрабатывают, растягивают.       Нежно.       Оказалось, это совершенно не скучно. Оказалось, чувствуется. Отдаётся в животе ничем не хуже любимых фетишей.       Смазка не льётся сразу на тело, Арс сначала разогревает её в ладони. Осторожно мажет там. Три пальца, четыре, Антон постанывает, шевелится. Нравится заполненность. Нравится, что это именно он. Его глаза нравятся. Эта ласка.       – Такой горячий, малыш, ты очень хороший, – Арсений целует в лоб. Привычно, хорошо. Великолепно. – Плохо, конечно, что мы с тобой вообще без презервативов это делаем.       – Вот это ты вовремя, – прыскает Антон в сторону.       – И всё равно хочешь дальше ебаться без резинки, да? – улыбается Арс. Пробивает внезапным нецензурным словом, особенно ярким на фоне этой звенящей нежности. Разводит пальцы внутри его тела. – У меня-то постоянное обследование.       – Ох, сука, – плечи приподнимаются от неожиданности. – Ты… выеби меня уже.       – Подожди ты, – ухмылка. Ведь Антон уже не тот стеснительный мальчик, забывается в попытках насадиться на руку. Но Арс уже убирает её, обильно смазывает свой член. – Хочу, чтоб тебе было хорошо, милый.       – Блять, – глаза неотрывно следят за процессом, ноги ещё больше разводятся в стороны, – давай.       Антон выглядит… распутно – какое-то новое чувство. Выгибается, жмурится, а потом вдруг его глаза распахиваются. Головка уже внутри.       – Хорошо? – а Арсений хочет лишь любоваться. Такой прекрасный, такой милый, его мальчик зовёт его. Приглашает.       – Да-а, Арс! – чувственно откликается, стоит толкнуться поглубже.       – Давай, расслабься, милый, – ладони нежно скользят по ногам, держат там, где небольно, и Антон подаётся бёдрами навстречу. – Умница.       – Положи руку… мне на горло, – такая бесстыдная просьба, так красиво. Совсем не вульгарно, напротив, безумно мило.       – Хорошо, солнышко, – Арсений поглаживает его горло, осторожно сдавливает пальцами. Зелёные глаза сразу прикрываются. Ощущений просто слишком много.       – О, да, – он то хватается за чужую руку, то за подушку под головой. В итоге сминает простынь. – Не бойся.       Глядит прямо в глаза.       Арсений усмехается, целует в уголок губ. Начинает вбиваться быстрее, берёт свободной рукой под коленкой, заставляет поднять ногу.       Наконец-то, понимает Антон. Наконец-то правда не боится. Входит в азарт, как всегда у него бывает. Шастун не стонет, он почти скулит. Нотки, которые так заводят, вырываются из его груди под ритмичные толчки.       – Умничка.       – Ещё, – всхлип, – Арс, сильней. Не жалей меня, – и двигается, чтобы обнять, чтоб прижимать к себе. Хватается за обнажённую спину.       – Доволен? – тот ответно подхватывает руками под хрупкой спиной, вколачивается сильнее, меняя ритм, заставляя Антона скулить. Его волосы пружинисто падают на лоб, сводя с ума.       Арс любуется, молотит размашисто, грубо, как его просят, мягко касается губ в небольших перерывах, глубоко целует, прикусывает, шумно дышит. Антон дрожит в его руках.       – Ещё, – опять кладёт ладонь Арсения себе на горло. – Грубее, ты же хочешь.       – Увидеть, как ты задыхаешься? Хочу, – пальцы сжимаются на чужом горле, головка попадает по простате. Антон хрипит, всхлипывает, тонко стонет.       – Господи, – глаза закатываются, – хорошо как…       – Ты очень… красиво себя ведёшь, – Арсений сильнее прижимает его тело к постели. – Так мечешься подо мной. Мой хороший.       Руками упирается по обеим сторонам от головы Антона, целует лицо. Двигается плавно, ещё мягче. Вынуждает упрашивать.       – Ты меня доведёшь, – Антон делает усилие, чтобы поменять тела местами, чтобы сесть сверху, помогая себе рукой. На своего мужчину. На член.       – Осторожно, – голос завораживает, руки нежно спускаются на бёдра, держат, чтобы Шастун не делал резкие движения. Тот только сильнее надувает губы и начинает слегка покачиваться на пробу. – Вот так хорошо, солнышко, медленно.       Антон выглядит таким прекрасным. Встряхивает головой, волосы киношно взлетают. Сам медленно насаживается на член, Арсений лишь помогает. А этот рот?       Его хочется целовать. Всегда.       – Вот так или быстрее?       – Побольше амплитуды, – Арсений придирчиво следит взглядом, глаза темнеют. Подхватывает за ягодицы, помогает. – Расслабься, малыш.       – Ах ты… почему даже в такой позе ты… так доминируешь?! – но телом Антон наоборот реагирует положительно, исполняет, подхватывает ритм. Стыдно. Всё ещё стыдно в таком положении. И стояк ещё бьётся о живот Арса. Пиздец, стыдно.       – Нравится? – тот усмехается, приближается, прикусывает сосок, вытаскивает пронзительный стон. Пальцы бегут вдоль боков, надавливают на бедренные косточки – и Антон до конца садится на член. – Маленький мой.       – Как ты не умираешь со своим темпом? – тяжёлое дыхание приходится прямо в губы, а за ним следует лёгкий поцелуй. И ещё. Антон прогибается, целует, будто не может насытиться. И ему отдают не всё, лишь короткие поцелуи. Будто специально дразнят. – Заебал, целуй нормально, – недовольно шепчет Антон, а над ним сразу же смеются.       – Могу тебя и дольше мучить. Посмотрим, кто первым проиграет, – а руки тем временем скользят по телу, Антон сжимается, на мгновение прикрывает глаза, чуть не матерится. Губы касаются губ, и Арс наконец-то начинает его целовать. Медленно, мокро, жадно.       Всё ещё недостаточно.       Антон пытается урвать побольше, навалиться сверху, но ничего не работает. Его контролируют рукой на горле.       Напоминают о положении одиноким толчком бёдрами, на что Антон тихо воет.       – Сука… пожалуйста, – отчаянно ёрзает на месте, снова начинает прыгать.       – Тише, тише, – Арсений придерживает его, не позволяет делать резкие движения. Хочется ощетиниться от такой несправедливости. – Хороший мой, хорошо, спокойно. Не торопись.       – Хочу, Арс!       – Тихо, мальчишка, – Арсений улыбается ему в висок. – Совсем наглый.       Антон не выдерживает.       Встаёт с члена, переползает на другую половину кровати, устраивается в коленно-локтевой. Выпячивает задницу. Призывно. Если он так боится за его синяки, пусть берёт сзади.       Пусть хоть как, лишь бы взял. Даже нежнятинка зашла. Всё потому что с ним.       Арсений поддаётся, с ухмылкой садится позади.       Кладёт руки на ягодицы, мягко их мнёт, сжимает, а потом резко шлёпает. Антон ахает, прогибается сильнее.       – Хочу…       – Правда хочешь, солнышко? – и снова удар по заднице. Антон только сильнее прогибается, прося. Рука проводит между ягодиц, надавливает. – Так?       Большой палец оказывается в проходе, рука двигается, чтобы Шастун тоже двигал ягодицами, а вторая рука ласкова, осторожна – гладит по левому боку, где пожелтел синяк.       – Да! Выеби, – и даже шёпот такой развратный сейчас. В анус входят уже несколько пальцев. – Издеваешься… да?       – Не больше, чем ты заслужил, – Арсений ухмыляется, прикусывает плечо, вылизывает шею, добавляет темпа. Антон дёргается, всхлипывает. – Тесно сейчас?       – Я… на кулак хочу, – вдруг просится Антон, и звучит это так наивно, что Арсения пробивает мурашками.       Какой он…       Сладкий, – вот, что приходит на ум. Сладкий, желанный, горячий.       Пальцы покидают тело, Антон хнычет, будто что-то теряет. Раздаются шорохи, возня, скорее всего, Арс нашаривает где-то флакон смазки. Терпения хватает на минуту, Антон дрожит под хлюпанье от выдавливаемой субстанции.       – Так? – Арсений безумно медленно входит четырьмя пальцами, растягивает.       – Ох, да, – Шаст старается дышать как можно глубже. Фрикции становятся размашистыми, как нужно, как хочется. – Да, блять, да!       Спина прогибается сильнее, Антон пытается насадиться, чтоб глубоко. Рука тем временем двигается заметно легче, свободнее. Антон такой прекрасный, горячий и такой открытый только для одного человека.       – Не хочу тебя порвать, милый, – и укус на шее. Дыхание сбито у обоих, воздух кажется слишком тяжёлым, становится жарко, а смазка хлюпает неприлично громко. – Ещё?       – Пятый?       – Пятый. Расслабляйся, – поглаживания по талии совсем лёгкие, будто едва касаясь. И в очередной раз по ягодице прилетает дразнящий шлепок. – Ненасытный, да? Будешь принимать кисть внутрь, да?       – Блять, сука, – интонации Арсения такие интимно-возбуждающие, что доходят до самого далёкого нерва. Будоражат. Мужчина оттягивает одну ягодицу, чтоб было удобно вставлять, и, ебать, как это охуенно ощущается! Пальцы начинают осторожно заходить до костяшек.       Антон от этой смеси боли и наслаждения вскрикивает, всхлипывает, шипит. Склоняет голову, открывается. Но хочется ещё, хочется, чтобы его растянули, чтобы Арс был в нём. Рука вот-вот зайдёт по запястье.       – Такой хороший, да? Мой сладкий, тише-тише… вот оно.       – Сука! Обалдеть… – Антон поднимает голову, поднимается и сам на руках, сводит лопатки вместе.       Арсений внутри. Осторожно протолкнул пальцы, почти засунул кисть полностью, постепенно проталкивается ещё дальше. Смеётся над его реакцией, гладит яйца.       Исследующие движения выходят медленнее, а голос Шаста срывается на низком всхлипе, и он утыкается головой в скрещенные руки, ёрзает.       – Дыши, дыши, дорогой, – Арсений прижимается губами к спине. Добавляет смазки, не жалеет.       – Мне не больно, мне хорошо, – задыхаясь, оповещает Шастун. Его мужчина гладит его бёдра, спину, пробуждая и нежный комфорт, и дикое возбуждение. Двигает кулаком, слегка прокручивая, на что Антон хнычет, почти не контролирует свои звуки. – Блять, да! Арс, – и шарит рукой сзади, ищет. Арсений почти сразу понимает, перехватывает руку. Переплетает пальцы, накрыв тыльную сторону ладони.       – Вот так, солнышко, отдайся, – толчки набирают скорость, очень осторожно, бережно. Руку вдруг отпускают и сжимают шею Антона. Придавливают. – Ты мой.       – Т-твой…       – Правильно, – Арс сжимает сильнее, почти душит, слушает полувсхлипы-полувосклицания. Добросовестно работает кулаком. – Мой любимый мальчик. Мой самый послушный препод.       Антон даже сзади выглядит таким хрупким, утончённым и прекрасным. Под рукой. Не сопротивляется, не дёргается, не рычит, даёт насаживать себя на кулак, давится воздухом, звучит восхитительно.       – Люблю тебя, – признаётся из-за переполненности в груди. Арсений целует каждую родинку на спине. Наблюдает, как кожа в ответ покрывается мурашками.       – Я тебя тоже, мальчик мой, – кулак долбит в заветную точку, доставляет наслаждение.       – Да… да!       – Люблю всё в тебе, солнце, – шепчет Арсений, оставаясь за спиной. – Хочу смотреть. На тебя.       – Ты хочешь, чтобы я… нет, пожалуйста! – Антон зарывается носом в подушку. – Не смогу, не надо!       – Сможешь, – ему поглаживают загривок, успокаивают, мягко прижимают его к постели. Антон такой податливый и послушный в его руках. – Хочу лицом к лицу. Пожалуйста.       Антон вдруг осознаёт, как кулак прокручивается и застывает в таком положении.       За плечо его тянут перевернуться, и довольно осторожно. Переворачивается он вместе с мастерски замершей в нём рукой. Арсений тут же перехватывает его ногу, оставляет в таком положении.       Он буквально… перевернул его на кулаке! Пиздец.       – Пиздец, – озвучивает свои мысли Антон.       – Нравится? – нависает над ним Арс, прижимается всем телом, чтобы хоть как-то успокоить, проворачивая руку в заднем проходе. – Посмотри на себя. Какая вульгарщина. Ты у меня вот, где.       – Уф, осторожно, – блеет Антон, когда начинаются уверенные движения.       – Тебе хорошо, а? Так мяукаешь для меня, – Арсений отпускает ногу, склоняется, целует шею, грудь, живот. Антон такой чувствительный, что хочется всё время трогать, хватать за каждую часть тела. – Посмотри, котик.       – Арс… – он всё-таки смотрит. Да, действительно, на кулаке. И Арсений постоянно двигает рукой. А ещё в один момент расслабляет кисть, выходит, приставляет две ладони сразу и входит восьмью пальцами, без больших. Растягивает ещё, заставляет мучиться. – Ох, что ж ты делаешь?!       – Ты такой нежный внутри, – Арс выходит руками, приподнимается на локте над Антоном. Проводит головкой члена по входу.       – Поцелуй меня, – умоляет Антон, но сам приподниматься не спешит. И хочется быть нежным с этим хрупким бриллиантом, но внутренний огонь никак не желает утихать. Язык гуляет по пухлым губам, проникает в чужой рот.       – Мой хороший. Будем тебя так долбить? – член заходит совершенно без проблем. – Как в тебе свободно!       – Потому что, – они дышат друг другу в губы, – потому что ты растянул… меня.       – Стыдно?       – Немножко.       – Мне нравится, не стыдись, – ещё поцелуй, и Арсений начинает медленно двигаться, – нравится, что ты такой. Пошленький.       – Арс! – а тело без предупреждения выгибается дугой. – Какой же ты…       – Мой прекрасный, – он гладит Антона по груди и животу, надрачивает его член, чувствуя каждую дрожь и всхлип. Его сокрушает. Этот человек, это тело. – Люблю тебя, слышишь? Любым. Открытым таким, прямо кайфую. Как давно я об этом мечтал.       – И я, – отвечает Антон сразу, не раздумывая. Только прерывается на поцелуй, стонет от удовольствия. Хватает горячее тело руками и ногами. – Только не отпускай, пожалуйста.       – И ты меня, – Арсений прижимается сильнее, губами находит ключицы. Антон зарывается пальцами в его волосы, а он целует, лижет кожу. – Мой мальчик, мой единственный. Моё сокровище, – начинает толкаться в тело, а ртом ведёт по шее, – не разбивай мне сердце, не предлагай больше расстаться.       – Не буду, – Антон жмётся теснее, принимает член внутрь, двигает бёдрами. Как же он скучал!       – Блять, – Арсений дышит ему в шею, кусает кожу. Так близко, он внутри, а Антон с каждым толчком взвизгивает всё громче и громче. – Ты понимаешь, сколько всего мне хочется с тобой сделать?       – Расскажи мне, – проникновенный шёпот, такой, будто Антон не девственником был до Арса, а профессиональным соблазнителем.       – Хочу тебя связать. Ремнём, – шепчет на ухо, осторожно касается губами мочки уха. – Хочу, чтоб ты лежал передо мной голым и раскрытым, чтоб от каждого прикосновения вздрагивал. Хочу, чтоб тебя слышали соседи.       – Да! – темп набирается, из глаз летят искры, или это Антон так сильно зажмурился. – Я тоже хочу… хочу быть только твоим.       – Ты мой, да. Только мой, – языком Арс проводит по зубам, задевает язык и всасывает его губами. Натурально трахает, даже не сдерживает своё животное, и Антон откидывает голову назад на подушку. Его руки обессиленно падают на постель. – Не отдам тебя никому, мой самый прекрасный мальчик. You're my delight, sunshine.       Антон громко стонет. Его английский звучит так красиво, так точно. Delight, вот это слово, да.       Почему-то внутри всё поджимается, почему-то всё горит и будто бы выливается наружу с громким стоном. Антон кончает.       – Арс, Арс! Да, пожалуйста! – громко, но сейчас поебать, Антону хорошо.       – Отдаёшься мне, да? – шепчет Арс и доходит до черты следом, потому что Антон сжимается вокруг него. Вынимает и кончает на член Антона. – Так хорошо, солнышко.       – Ты! Используешь запрещённые приёмы! – тот откидывается, возводит глаза к потолку. Кладёт ладони на свои глаза. Нужно успокаиваться. А эта добивка, как будто так и нужно, только разжигает. Ещё и воспоминания эти теперь. – Какой у тебя пиздатый английский…       – Такая оценка? – тот с довольной ухмылкой целует щёку Антона, а потом и губы. – Ты так прелестно кричал.       – Козёл, – руки обхватывают Арсения за шею. – Ставлю тебе удовлетворительно.       – Это потому что я тебя так сладко удовлетворил? – он ложится на спину рядом с Антоном, а тот моментально переползает на его плечо. – В следующий раз свяжу тебя и буду пытать.       – Ты, – Антон ждёт пару секунд, пока пробегутся мурашки, – ты так «отлично» не получишь.       – Значит, сопротивляться будете, Антон Андреевич? – опять заставляет вздрогнуть.       – Буду, – усмехается тот, – а Вы зажмёте меня сзади, как тогда, в библиотеке.       – Может, ещё и кляп на Вас наденем, а? – Арс целует висок, притягивает Антона ближе.       – А у Вас есть?       – Может, быть, если будете хорошо себя вести, – он нежно касается пальцем припухших губ. – Вы позволите?       – Вам? – Антон перехватывает руку, вбирает в рот два пальца, на этот раз увереннее, чем в больнице. Обсасывает, как будто облюбовал эти руки ещё очень давно. И ведь на самом деле так и есть.       – Может быть, мне всё-таки тебя связать, – глаза в глаза, Арсений едва дышит от такой картины; Антон сосёт его пальцы, щекочет языком и обхватывает губами.       – М, – отзывается, плотно сжимает губы на коже, облизывает языком сразу два, – поверить не могу. Что мы, ну, вместе.       – До сих пор?       – Ага. Странно же, – Антон пожимает плечами, прикрывает глаза в ожидании, пока пальцы вдоволь наиграются с губами.       – Странно, что ты к врачу не ходишь по поводу своего сна. Пойти с тобой?

§

      Кирилл знает.       Знает, Арс не отступит. А ещё знает его характер, людей, с которыми он водится, и ведь не просто так они спелись!       Забыть гнев в глазах Арсения невозможно, это нечто было зверским, решительным. Неужели… они вообще когда-то занимались любовью, тянулись друг к другу? Неужели?..       Весь путь до аэропорта в голове лишь воспоминания: как впервые пришла симпатия, как работалось вместе, как Стас обещал помочь, как подсказал, что на этого мужчину лучше не давить. И прав ведь был.       Холодная улица встречает ветром, который треплет волосы, и Кирилл прячется в воротник куртки, словно это хоть как-то сможет уберечь. Когда-то Арсений был любовником, теперь – он его ночной кошмар.       И ведь целовал в ответ. Давал надежду, что может быть по-настоящему. Они даже ночевали вместе.       Кирилл и сейчас помнит, каково было уткнуться носом в шею и вдохнуть запах. Каково было чувствовать его руки на своём теле, кожу к коже.       И Кирилл надеялся. По-настоящему. И сам не может сказать, когда это стало настоящим. Когда всё изменилось? Он ведь верил. Искренне. Влюбился, идиот.       Любит до сих пор. И даже надеяться нельзя теперь, что увидеться смогут. Арсений уже далеко, совсем. В постели с другим, в другом теле, а тот – в нём. Счастливые, наверное. С Антоном. К которому Кирилл пришёл с диким чувством собственности, с уверенностью, что прав.       Это имя Кирилл запомнил.       Антон. Пальцы сжимаются в кулак, и Кирилл снова видит перед собой глаза Арсения, когда тот уходил. И его взгляд: отвращение? Равнодушие? Или что-то ещё?       Нет, больше никаких надежд. Это была последняя встреча. Это был страх в чистом виде. Это… хоть бы больше никогда не ощущать такое. А теперь нужно лететь к отцу. Ужас всё ещё подгоняет. Арсений теперь страшный, дожили.       Тот, кто влюбил в себя, теперь безумно пугает.       Нужно лететь как можно дальше и забыть всё. Забыть, как звучало его имя, как ощущалось прикосновение от его рук, забыть его улыбку и глаза.       Интересно, Антон хоть понимает, что значит быть рядом с Арсением? Знает хоть что-то про его работу?! Он совсем не похож на Кирилла, он, наверное, очередное увлечение. Жалко, когда Арсений это поймёт, Кир будет очень далеко. Догорать после извержения вулкана.       А ещё он почему-то на все сто уверен, Антон сгорит точно так же.