Пианист

Одна из пустых комнат консерватории заполняется тихой, с ноткой таинственности мелодией классической музыки. Здесь, в окружении лишь старого фортепиано и большого рояля чёрного цвета обычно никто не занимается. Считается, что это полупустое помещение - зал для репетиций. Чонсу никогда не садился за величественный и большой рояль, будто боясь даже к нему притронуться, напугать кого-то в соседней аудитории своей игрой. Громкой, с кучей ошибок, неидеальной и прерывистой. Ким учится здесь первый год, с довольно большим, но усердным трудом. Часами сидит за инструментом, иногда не спит целыми сутками, из-за чего здоровье часто шло и до сих пор идёт под откос. Даже сейчас, сидя перед фортепиано, он изредка шмыгает носом и часто моргает, сбиваясь на месте, где обычно всё было прекрасно отработано. Парень вздыхает, убирая руки, протирая их о брюки от пота. Тяжело. Слишком тяжело. — Ну же, Чонсу, соберись... Ты сможешь, — шепчет он сам себе, начиная играть по-новой, раз за разом, но всё хуже и хуже. И только в самый последний момент, собрав все свои остатки сил, Ким выдыхает и старательно смотрит в ноты. Запнулся, но продолжил. Так ведь его учили. Снова запнулся... Ещё... Опять... — Ким, прекрати себя мучить уже, — слышится знакомый голос со стороны двери. Парень смотрит на источник постороннего звука, резко убирая руки от клавиш. Это был Джунхан - его друг, который учится в консерватории второй год. Он играет на скрипке, но не так усердно работает по сравнению с его товарищем. И, возможно, именно это и спасает Хана. — Давай, пошли уже. Ты тут битый час сидишь... Не получается сегодня - получится завтра или, по крайней мере, в день, когда ты будешь лучше себя чувствовать. — Складывая руки у груди обращается он, будто стараясь достучаться до парня. Чонсу, недолго думая, встаёт с места, собирает ноты в одну стопку и вздыхает. — Не получается. Я тут недели две торчу, ничего не выходит. Как я вообще смог поступить... — Потирая шею свободной рукой и вечно смотря на текст промямлил Чонсу. — Я ведь... Никуда не гожусь! От слова совсем. — Чонсу, взгляни на меня. Ну же, я не кусаюсь, — Джунхан улыбается, видя, что его услышали, кладя руку ему на плечо, — поверь мне, у каждого из нас бывают времена, когда ни в какую не идёт продвижение в улучшении игры. Даже у нас, скрипачей, такое бывает. И, поверь мне, это не делает тебя человеком, который никуда не годится. Всё придет со временем, и не стоит так себя изматывать. Чонсу вздыхает, слабо и грустно улыбается, после кивает. — Хорошо... Спасибо, Хан. Ким выходит из комнаты, после чего направляется вдаль по коридору, в сторону лестницы, ведущей на первый этаж. Но что-то его заставляет остановиться. Тихая знакомая мелодия классической музыки раздавалась с правой стороны коридора, что уводило его с нужного пути. Самым интересным было одно: классика не была похожа на саму себя. Она будто потерпела изменения, стала немного другой. Это заинтересовывало и манило ближе к источнику этой мелодии. Чонсу медленно, с опаской идёт в нужную сторону, подходит к двери концертного зала и заходит, прикрывая слабо открытую дверь. За клавишами сидел парень с тёмными волосами, иногда резко бросая ноты в ненужных местах. Однако, звучит это восхитительно. Нога его берёт педаль там, где это вовсе не нужно, руки бегают не очень аккуратно, но чётко попадают туда, куда надо. Эта мелодия завораживала. Ким прошёл чуть ближе, видя, что его не замечают, сел на один из рядов и продолжил слушать. В один момент, парень за инструментом улыбается, нежно завершая произведение аккордом в мажорной тональности и снимает руки, поворачиваясь лицом к залу. Глаза его заметили Чонсу, что притаился между рядов и слабо улыбался. — Что ты тут делаешь? — резко выпаливает незнакомец, вставая с места. — Ох, прости! Я просто... Я просто услышал, как ты играл. Из коридора. Не смог наслушаться... Это не классика, случаем? — интересуется Ким, взяв ноты в руки. — Классика в джазовой обработке. — Он заметил ноты и слабо улыбнулся. — Что, правда понравилось? — До безумия! Это так интересно звучит, особенно эти пассажи! Как ты сделал игру такой чёткой, несмотря на некую неаккуратность и расслабленность? Чонсу встал с места и прошёл ближе к сцене, теперь смотря на парня чуть приподняв голову. — Ну... Я просто чувствую музыку. Я наслаждаюсь ей, мне не важны ошибки. Я прорабатываю их отдельно, а не в целом произведении, начиная каждый раз с начала. А ещё я играю в удовольствие для самого себя, плевав на остальных. Отсюда и отсутствие переживания, расслабленность. А неаккуратность - это особенность игры. — Парень вновь сел на место. — Чего стоишь там? Не хочешь сесть за рояль? Чонсу оторопел, сжимая в руках разлинованные листы с нотами. Резкое предложение поставило в ступор, и теперь он не знал, что и сказать. Услышав ожидающее ответа: "Ну?", — после долгого молчания, мотнул головой, но поднялся на сцену. — Я... Я не горю желанием это сделать, ещё не готов к такому. — Он вздыхает. — Слишком много ошибок, не дотягиваю до того, чтобы сесть за инструмент, посерьёзнее обыкновенного фортепиано. — Фортепиано — это уже высоко, это выше синтезатора. Ты так неуверен в себе... Впервые встречаю таких людей, — парень грустно улыбается, смотря сначала на чёрно-белые клавиши, а после на его слушателя, — О Сынмин. Он протягивает руку, которую через долю секунды пожимает Ким. — Ким Чонсу, рад знакомству! - рука его чуть дрожит от волнения, но этого почти не видно. — Слушай, а ты можешь сыграть мне? — спрашивает О, смотря прямо в глаза собеседника. — А я помогу тебе в исправлении ошибок. — Ты... Ты серьёзно? Не шутишь? — Я серьёзен, как никогда, Чонсу. Но с условием того, что ты сыграешь на рояле. Ким долго думает, молчит, кивает. После того как место стало свободным, Сынмин встаёт справа от нового знакомого и смотрит в ноты. — Ого... "Революционный этюд" Шопена. Его редко берут, необычно. — Да, верно. Я стал исключением из правил, но уже пожалел об этом. Но он так красив, необычен... — Вздыхает парень. — Без нот сможешь? — Сынмин видит, как напряжён сидящий за инструментом Чонсу, кладёт руку ему на плечо, стараясь подбодрить его. — Хей, не переживай ты так. Я ведь не комиссия какая-то. Всё в порядке будет, расслабься! Плечи опусти, сосредоточься! Во-от, другое дело. Выдохни и начни сразу, как почувствуешь, что готов. В моменте Ким почувствовал себя, как в музыкальной школе, в которой учился очень давно, когда был намного младше. Сынмин говорил ровно те же слова, что и его учитель, это ненадолго погрузило в воспоминания и дало расслабиться. Он понял, что бояться ему не стоит. И в правду, играть было легче. Не сбивался, только изредка шмыгал носом, стараясь не потерять по листам место, где играет. Сынмин же постукивал ногой по полу, чуть качаясь вперёд в местах, где были нужны более яркие акценты, тихо говорил: — Форте... Пиано... Затихай, затихай... А вот тут играй громко, не бойся. И через полчаса Чонсу разминал пальцы рук, что устали играть. — Ну вот. Не верю я теперь, что ты не достоин рояля! Это всего лишь твои страхи, их надо тактично преодолевать, только тогда понимаешь, что ты всё можешь, — Од улыбается, после складывает руки у груди. — Спасибо тебе. А могу ли я задать вопрос? — увидев одобрительный кивок, Чонсу кратко выдыхает. — Насколько я знаю, нот классики в джазовой обработке не очень много. Где ты смог их раздобыть? — Я сам побирал ноты, опираясь на другие ноты и саму технику, — Од слабо улыбается, — так что это - авторская обработка, если так можно сказать. — Ого... Это так круто! А можешь ещё раз сыграть? Но, если ты устал или против, я не настаиваю! — Ну что ты, я вовсе не против. Я даже рад сыграть повторно, тем более если тебе понравилось. На протяжении всего остатка дня они были вместе. Сынмин играл произведения, а Чонсу восхищённо их слушал. И, кажется, именно он стал для Кима примером для подражания. Примером человека, который по-особенному слышит музыку, по-другому относится к труду, да и просто видит всё другим взглядом.