Небо в груди

      Фэн Синь искренне считает первокурсника, наехавшего на Хуа Чэна, полнейшим идиотом.       Да, он помнит этого человека ещё с другим именем, шарахавшейся ото всех худой палкой с разными глазами, примагнитившейся почему-то к Се Ляню и отмагничиваться не желавшей. Но в какой-то момент, кажется, как раз после того, как появились новости о «преступниках, признавшихся в преследовании семьи Се», Хуа Чэн пришёл в университет таким. И это отрицать нельзя. Как и то, что Алым бедствием его прозвали не только за цвет одежды.       Примагниченной к Се Ляню палкой он, впрочем, остался и сейчас.       И это «гэгэ»…       У Фэн Синя почему-то за первые два месяца тихих наблюдений издалека создалось впечатление, что Се Лянь не помнит Хуа Чэна и не узнаёт его. Было бы даже не удивительно: кто знает, что случилось с его головой за всё то время, что он пропадал неизвестно где. К тому же, Хуа Чэн и правда сильно изменился.       Но теперь Фэн Синь думает, что ошибся: они непринуждённо общаются, периодически ходят вместе, а теперь ещё и живут вдвоём. И называют друг друга, как близкие друзья. Даже их троица никогда не позволяла себе такого. И раньше, четыре года назад, эти двое каждый раз, когда проходили подготовительные курсы у старшеклассников, сидели вместе в буфете, разговаривали и ели булочки. Фэн Синя периодически аж немного ревность брала.       Не то чтобы они втроём никогда так не делали, но… казалось странным, что у Се Ляня появился ещё один друг. Ведь когда-то они были не разлей вода, неразлучны, везде вместе, везде друг за друга.       Когда-то.       До того, как Се Лянь уехал по этой своей справке-вызову.       С тех пор Фэн Синь и Му Цин ни разу его не видели. Он не вернулся спустя две недели. По новостям говорили про пожар, про то, что сын семьи Се не справился с тем, зачем его вызвали, и твари продолжают бесчинствовать. Фэн Синь очень сильно ударил Му Цина после фразы вроде «я же говорил», они катастрофически поссорились и не разговаривали всё утро. Пока не поняли, что искать Се Ляня важнее.       Они пытались дозвониться или дописаться, даже ходили сначала к главе отделения, а потом и к самому ректору, думая, что Се Лянь просто игнорирует их звонки и ответит хотя бы верхушке университета. Не сработало. Ректор пообещал, что сам разберётся с этой ситуацией и запретил им обоим соваться в Лянси. А они, между прочим, собирались.       Потом появилось сообщение о таинственном заклинателе в белом — и сопровождающем его заклинателе в чёрном. Фэн Синь и Му Цин искренне думали, что это Се Лянь и… демоны знают кто? Они даже предположить не могли. Не тот же мальчишка с подготовительных курсов, верно? Желание уехать становилось всё сильнее, они были как на иголках, постоянно пролистывая новостную ленту и боясь однажды увидеть там сообщение о смерти Се Ляня.       Если это правда был он, они должны были быть рядом с ним.       Но слова ректора о последствиях, которые их ждут, если они попробуют сунуться, куда не надо, и «ещё больше увеличить тень, упавшую на репутацию университета, в случае если не справятся», звенели в ушах громче. Они действительно могли не справиться. Даже Се Лянь не сумел, что уж тогда говорить о них.       Му Цин иногда раздражённо замечал, что надо было просто смотаться из университета, никому ничего не сказав, и уж тем более не сообщать ректору. Даже если бы облажались — их там всё равно ни один дурак не знает, в крайнем случае просто утащили бы Се Ляня с собой обратно в Сяньчэн. Фэн Синь рявкал на него и на такие слова, но, вообще-то… Му Цин был прав. Они сами себя подставили и ограничили.       А потом появилась очередная новость. «Сообщаем, что ректор университета Сяньчэна, многим известный Цзюнь-сяньшэн, наконец смог избавить город Лянси от терроризирующих его тварей. По словам Цзюнь-сяньшэна, двое неизвестных заклинателей были лишь плодом творения ци, новой экспериментальной техникой крайне реалистичных «проекций», которую он решил испробовать. Опыт, по его словам, вышел не совсем удачным — жители остались ими не вполне довольны — так что ему ничего не оставалось, кроме как разобраться лично».       Это были проекции?!       Фэн Синь прекрасно помнит, что в тот день едва не разнёс тумбочку в комнате в приступе гнева. Му Цин злость проявлял иначе, бесшумно, но в мусорном ведре появилась куча разорванных пополам набросков, которые он до этого вырисовывал несколько дней. А в туалете дышать было нечем от удушающего запаха вишни.       Они всю неделю беспокоились за, мать их, проекции.       Вопрос, где находится Се Лянь и что с ним, всё ещё оставался открытым. Как только ректор вернулся, они заявились к нему в кабинет, как к себе домой, наплевав на правила приличия. И узнали, что Се Лянь взял академический отпуск и сейчас находится в безопасном месте, потому что ему так надо. Потому что некоторые люди в Лянси жаждут мести за смерть близких и после гибели родителей Се Ляня в пожаре переключились на него самого.       Это, чтоб его, «безопасное место» они искали два месяца, пока им не пришлось уехать домой на летние каникулы, потому что семьям нужна была помощь, и торчать в Сяньчэне… не то чтобы они могли. А потом ещё два месяца, когда с каникул вернулись. Искали и не нашли. Вообще, даже намёка никакого. Се Лянь как сквозь землю провалился. Разложился на атомы, на электроны, на кварки.       То ли искали плохо, то ли прятался слишком хорошо.       Даже когда появились сообщения, что преступников нашли и посадили, он не появился. А когда начался новый весенний семестр, когда срок его академического отпуска подошёл к концу, Фэн Синь просто, вернувшись однажды с пар, обнаружил, что вещи Се Ляня пропали из комнаты. Просто пропали, утром были, а потом раз — и их нет. А на столе лежала записка. Маленькая записка, написанная безумно знакомым каллиграфическим почерком.       «Я в порядке, не беспокойтесь за меня. И, пожалуйста, не ищите больше. Никогда. Я отчислился из университета и не хочу поддерживать старые связи».       Фэн Синь был растерян и оглушён, словно ему со всего размаху врезали по голове пыльным мешком. Он застыл с этой запиской в руках, медленно осел на кровать, сверля её взглядом, и весь его мир сузился до этого крошечного клочка бумаги.       Се Лянь пришёл, забрал свои вещи и ушёл, пока они торчали на парах. Отчислился. Он был жив, он в принципе где-то был, но даже не показался им на глаза. Почему? Почему, почему, почему, ведь они… они лучшие друзья, они всегда всё делали вместе, начиная с первого класса, а теперь… он пропадал где-то почти целый год, а потом сделал это.       Он был обижен на те слова Му Цина? На то, что они не поехали всё-таки в Лянси? На то, что так и не смогли его найти? Что угомонились в какой-то момент, вымотавшись, и не попытались быть рядом, когда он прятался, когда ему, наверное, было плохо и тяжело, потому что, демоны его дери, это же Се Лянь, разве он когда-нибудь раньше знал, что такое тяжёлая жизнь без всех доступных в любой момент благ?       Безопасное место, может, было безопасным, но вряд ли оно было комфортным. Не его дом — он сгорел, а других у Се Ляня не имелось точно, его родители были состоятельными, но не миллионерами. Не гостиница — иначе найти его особого труда не составило бы. Что, если он вообще мотался по подъездам, съёмным квартирам и улицам? Фэн Синь не впервые думал об этом, но впервые эти мысли обжигали его до самых костей.       Му Цин счёл поступок Се Ляня предательством, когда Фэн Синь ему показал записку. По крайней мере, на словах — на деле в мусорной корзине вечером снова оказались разорванные наброски. Сам Фэн Синь же мучительно пытался понять, что они сделали не так. Два с половиной года его грызло изнутри мучительное чувство вины, то затихая, то усиливаясь.       А потом он увидел Се Ляня в актовом зале первого сентября среди первокурсников и едва не задохнулся в ту же секунду.              Конечно же, его первой реакцией было подлететь, едва справляясь с бешено колотящимся сердцем и вертящимися на языке вопросами… Но он не смог задать их. Не смог даже порывисто обнять, как сделал бы это раньше. Се Лянь смотрел на него, совершенно другой, с короткими волосами, с изменившимися, заострившимися чертами лица, даже с другим взглядом, слишком взрослым, слишком измученным, и улыбался, но совсем не так.       Натянуто и одними уголками губ. Будто боялся Фэн Синя. Будто говорил с незнакомцем.       Се Лянь и сам казался незнакомцем.       Фэн Синь до сих пор не знает, что с ним происходило за эти годы. И не может спросить. Не знает, как к нему подступиться. А Му Цин и не пытается даже, только смотрит на Се Ляня с тоскливой горечью, которую, как он наверняка думает, Фэн Синь не видит.       Когда-то неразлучные, ныне они ходят друг мимо друга, будто между ними есть стеклянная стена, которую никто не в состоянии переступить первым. Да, возможно, раньше Фэн Синь и Му Цин даже находились немного в тени рядом со слишком идеальным Се Лянем, следовали за ним, как телохранители за особой королевских кровей. Но это не мешало ему относиться к ним, как к самым близким для него людям после родителей.       Теперь нет даже этого.       Они пересекаются в коридорах университета и общежития, они занимаются вместе по субботам, периодически в паре — Му Цин один раз высказался, что с духовными силами Се Ляня что-то явно не так, но он не понимает, что именно. Они даже иногда разговаривают, но это… не то. Совсем не то. Как будто нужные слова застревают на языке, и вырываются только сухие, ничего не значащие фразы.       Фэн Синь чувствует, как царапает изнутри грудь, жжётся слабо, но выматывающе. Он многое бы отдал, чтобы общаться и проводить время с Се Лянем так же легко и непринуждённо, как это сейчас делает Хуа Чэн. Почему… почему именно он, этот ненормальный, удостоен такой чести? Он смог быть рядом тогда, в отличие от них? Или подобрал какие-то известные только ему ключи сейчас? Что он сделал, чтобы переступить стеклянную стену?       Что он задумал, в конце концов? Зачем ему это так надо? Фэн Синь всерьёз думает, что может оказаться прав насчёт его плохих намерений, потому что сейчас Хуа Чэн — Алое бедствие, весь затянутый в кожу, в красное и чёрное, не признающий практически никаких авторитетов и тёмной ци разбрасывающийся направо и налево. Чего только сегодняшний случай стоит. Какое дело ему до Се Ляня, даже если они были когда-то знакомы?       Если бы Фэн Синь знал.       И если бы мог достучаться до Се Ляня, который его не слушает.       Хуа Чэн, за которым тот давно убежал следом, закинув в себя свою порцию за рекордное время, является обратно в общий зал ближе к концу обеда, чтобы вместе с помогающей ему сегодня девушкой убрать котёл, помыть его и накапливающиеся постепенно тарелки. Один. Фэн Синь какое-то время наблюдает за ним, но ему быстро надоедает. Толку смотреть, как они вдвоём ходят туда-сюда: то вправо к хозяйственным помещениям, то влево к озеру.       Му Цин в какой-то момент, отдав тарелку, сматывается — наверняка курить эти свои вишнёвые электронные сигареты, запах которых, кажется, уже въелся в его волосы, одежду, кожу, постельное бельё, куда угодно. У них даже в блоке всё провоняло насквозь, по ощущениям. Фэн Синь однажды попробовал, обжёг паром горло и послал к демонам и Му Цина, и его электронки.       Впрочем, они не особенно послались, и с запахом вишни, которая больше похожа не на вишню, а на дерьмо какое-то, Фэн Синь продолжил сосуществовать двадцать четыре на семь.       Шэнь Цинцю снова является народу в общем зале (когда, правда, половина уже разошлась) и даёт час на отдых перед предстоящей медитацией и тренировкой. Первокурсники издают коллективный тихий стон, и Фэн Синь, доедающий свой рис, криво усмехается в тарелку: о нет, это не Шэнь Цинцю такой изверг, это в принципе в таком режиме практики обычно и проходят. Называется «сдохни или умри, а если выживешь, то ты большой молодец».       Правда, им, наивным, ещё предстоит узнать, что час — это с ума сойти как много времени.       Шэнь Цинцю, уже явно собираясь уйти обратно в преподавательскую пещеру, вдруг замирает, сощуривается и медленно-медленно поворачивает голову в противоположную сторону. Хмурится, Заметив, как раздуваются крылья его носа, Фэн Синь сам отрывается от еды и принюхивается.       Твою мать.       Вишня.       Ещё и смешавшаяся с запахом обычных сигарет.       Фэн Синь не знает, может сегодня ветер так неудачно дует в пещеру именно со стороны того ведущего в кусты прохода, куда всегда выползает курить Му Цин, то ли этот придурок залил какую-то особо ядрёную концентрацию этой своей жидкости, но, похоже, ничего хорошего его не ждёт. У Шэнь Цинцю нюх на сигареты хороший, а отношение к ним, мягко говоря, плохое, и ловит он студентов периодически. С последствиями. Обычно в виде исправительных работ.       Шэнь Цинцю, спрятав руки в рукава куртки, как в муфту, решительным быстрым шагом направляется влево — стремительное зелёное пятно. И поворачивает в крайний ход. Фэн Синь щёлкает языком, даже не удивившись. Ну да. Этого и следовало ожидать. Ничего нового.       Некоторые особенно отчаянные студенты тихо стекаются в ту же сторону — цирковое представление им там, что ли, устроено будет, по их мнению? Хуа Чэн, как раз набирающий воду из озера, остаётся там, где стоял. Фэн Синь, отдав тарелку его напарнице, с тяжёлым вздохом подходит ближе к толпе. Если Му Цин в очередной раз не станет держать свой слишком острый язык за зубами, его присутствие точно понадобится.       Голоса различимы плохо, и в основном, кажется, это голос Шэнь Цинцю. Знакомые резкие ядовитые интонации. Фэн Синь бросает зачем-то короткий взгляд на Хуа Чэна. Тот усмехается, стоя с ведром в руках и слушая, а потом отходит со скучающим выражением. Фэн Синю очень хочется пару раз съездить ему по лицу, чтобы стереть эту ухмылку — и чему, спрашивается, злорадствует? Но Хуа Чэну по лицу ездить себе дороже. Потом он сам может чем-нибудь проехаться не хуже.       Наступает тишина. Слышатся шаги — и из прохода в общий зал Шэнь Цинцю абсолютно молча выталкивает Му Цина… и того второкурсника, у которого кто-то там провалился в разлом. Так вот откуда запах обычных сигарет. Му Цин вчера сказал, что столкнулся с ним, когда курил. И на первом курсе иногда сталкивался.       Но Му Цина, по мнению Фэн Синя, поймать проще. По какой причине он предпочитает именно этот мерзкий запах, остаётся загадкой до сих пор.       Одного только взгляда Шэнь Цинцю хватает, чтобы собравшиеся на светопреставление студенты талантливо сделали вид, что они тут оказались чисто случайно, и рассыпались в разные стороны. Фэн Синь особо близко не стоял, так что он с места двигаться не спешит. Шэнь Цинцю наконец направляется к преподавательской пещере. Тот второкурсник особенно расстроенным не кажется и почти сразу же исчезает в другом проходе. По выражению лица похоже, что ему вообще плевать.       А вот Му Цин, весь ощетинившийся так, что его колючки почти физически видны, пролетает мимо Фэн Синя раньше, чем тот успевает сделать хотя бы шаг в его сторону. Почти игнорирует его, только бросает тяжёлый короткий взгляд. Фэн Синь думает, что он ломанулся в их «комнату», но Му Цин заворачивает в совершенно другом направлении. Это же… тот проход ведь ведёт к пещере, где живут Се Лянь и Хуа Чэн, зачем Му Цину?..       Фэн Синь крутит головой и нигде не видит Хуа Чэна. Его напарница домывает посуду, а вот он сам словно испарился из общего зала. У Фэн Синя появляется нехорошее предчувствие. И не появляется абсолютно никаких идей, зачем Му Цину могло понадобится пойти туда, где Хуа Чэн предположительно может быть, если их отношения… мягко говоря, напряжённые. Не поругаться же с ним на эмоциях?       Хуа Чэн относительно спокойно относится к Фэн Синю (вернее, воспринимает его как пустое место, как чёрную дыру в космосе), но в одном замкнутом пространстве с Му Цином между ними, кажется, чуть ли не разряды сверкают. Так было, кажется, всегда, ещё даже в тот период, когда он был просто мальчишкой с подготовительных курсов… Или просто Фэн Синь упустил момент, когда это началось.       Преодолевая неприятно щекочущий грудь холодок, он дёргается следом. Только бы этот идиот не наломал лишних дров. Он и так их ломает ежедневно с завидной частотой.       — …сдал меня! — слышит Фэн Синь голос Му Цина, входя в извитой проход. Он замирает на повороте, скрытый камнем, вжимается спиной, чувствуя резкий холод там, где шея не закрыта курткой, и едва подавляет рефлекторное желание вздрогнуть. И надеется, что никто больше сюда не зайдёт.       — Я? Неужели ты думаешь, что мне больше заняться нечем? — лениво усмехается Хуа Чэн, растягивая слова. — Во-первых, у нас не настолько хорошие отношения с Шэнь-лаоши, чтоб я ему кого-то сдавал. Во-вторых, я бы не стал сдавать ещё и Цзян Ваньиня. Мы с ним соседи по комнате.       — Ты меня ненавидишь. Не придуривайся. И ты постоянно ходил к хозяйственным помещениям, а преподавательская пещера совсем рядом с ними, только в другой ход зайти. Или…       Раздаётся хлопок — как будто ладонью о камень. Му Цин, судя по звуку, хватанув ртом воздуха, тут же затыкается. Фэн Синь напрягается, стискивает пальцы в кулаки, превращаясь в сжатую пружину. Тронь, приложи усилие — и распрямится, ударит, оставив вздутый красный след на коже. Тяжёлое дыхание закладывает уши, он зажимает ладонью себе рот, чтобы его не было слышно.       Если Хуа Чэн только попробует что-то сделать Му Цину, то будь он хоть пять раз Алым бедствием, он…       — Тебе напомнить, почему я тебя ненавижу? — Очень тихо. Фэн Синь едва различает слова. — С тобой всё до сих пор в порядке только потому, что гэгэ не понравится, если с тобой что-то будет не в порядке. И потому что ты хотя бы проявил тогда какое-то рвение.       Тишина. Фэн Синь слышит стук собственного сердца, внутри становится невыносимо жарко, словно его окунули в горячую воду. А в голове мысли толпятся так тесно, что он путается в них, не понимая, какую именно думать.       Что, демоны их обоих дери, происходит?! О чём они говорят?       И почему Се Лянь не выходит из пещеры? Хотя… ох, да, он ведь может медитировать. По крайней мере, раньше он часто использовал время отдыха для того, чтобы посвятить его очередной медитации. Даже если это будет медитация перед медитацией. Возможно, эта привычка никуда не делась. Но не может же он игнорировать голоса. В этих пещерах у тебя попросту нет личного пространства, даже если кажется, что оно есть.       — Я ничего не сделал, — цедит Му Цин.       — Но ты высказал идею, и этого оказалось достаточно, — отзывается Хуа Чэн. — Так что не тебе так со мной разговаривать. Иди отсюда. Гэгэ прилёг вздремнуть, и если ты его разбудишь…       — Я понял, — резко, как сквозь зубы.       От последней фразы Хуа Чэна Фэн Синя охватывает чувство, похожее на тошноту. Как он может так защищать Се Ляня, если об этом должны заботиться они вдвоём, как может употреблять это обращение, если…       Впрочем, нет.       Не та мысль. Не сейчас.       Когда слышится звук удаляющихся шагов — отчётливый стук каблуков и звон металла, явно от берцев Хуа Чэна — Фэн Синя повторно окатывает жаром. Очень быстро и максимально, как ему кажется, тихо он выныривает в общий зал. Прислоняется к каменной стене, игнорируя бешено колотящееся сердце, и делает вид, что всё это время тут Му Цина и ждал.       То, что он только что услышал, не даёт покоя, повторяется в ушах бесконечным рефреном, словно звуковая волна где-то там застряла и никак не может найти выход. Но он не понимает, что именно услышал, как это воспринимать и как анализировать. Му Цин выходит торопливо, взъерошенный, как воробей. Останавливается напротив. Фэн Синь, выждав мгновение, медленно поднимает на него взгляд и сталкивается с чем-то холодным, пугающим в обсидиановых глазах.       — Ты подслушивал, — заявляет Му Цин. — Если ты думаешь, что умеешь исчезать тихо, спешу тебя разочаровать, ты всегда топаешь, как стадо слонов.       — Я не… — начинает Фэн Синь.       — Это касается только его и меня, понятно? Это наши разногласия, — тут же агрессивно выплёвывает Му Цин, не дав ему и слова больше выговорить. — Я не буду тебе рассказывать.       — Да я и не собирался спрашивать, — заверяет Фэн Синь.       Собирался. Но теперь, видимо, и правда нет, потому что выбивать подробности из Му Цина, когда он сам их выдавать не собирается — задача невыполнимая. Фэн Синь, несмотря на то что они дружат с первого класса, иногда думает, что совершенно не знает Му Цина, эту книгу, закрытую, плотно завязанную лентой, так же как его альбомы с набросками. Чем он живёт, о чём думает, что его тревожит.       Му Цин недоверчиво косится на него, а потом идёт в сторону их пещеры.       Фэн Синю кажется, что он только упустил что-то очень важное, но он не понимает, что именно.