Небо в груди

      Ло Бинхэ искренне надеялся, что не будет жить в общежитии.              Не то чтобы оно представлялось особенно страшным. В общем чате о нём вроде бы даже неплохо отзывались — один из тогда ещё абитуриентов задал вопрос старшекурсникам-кураторам, которые должны были помогать им освоиться в первый год обучения.       К тому же это заклинательское общежитие. А значит — лучшие условия, лучшее оснащение, лучшее… всё. Заклинатели, хоть и, по сравнению с древними временами, немного утратили свою значимость в уничтожении чудовищ и злых духов (измельчавших и в некоторых местах даже почти вымерших) и потому вынуждены осваивать обычные профессии, чтобы заработать достаточно денег, всё же до сих пор имеют некоторые особые привилегии. И довольно высокое положение в глазах людей.       Просто Ло Бинхэ… не хотел быть в одной комнате с кем-то.       Он всегда плохо сходился с людьми. И привык к одиночеству, к тишине, нарушаемой только музыкой в наушниках. Ему хотелось, чтобы его вещи находились в порядке, в строго определённом порядке, как слова в предложениях на немецком языке. И чтобы этот порядок никто не нарушал. Это не вполне было возможно для него большую часть жизни.       Поэтому он собрал все накопленные за школьные годы деньги и ещё в конце августа снял комнату неподалёку от университета. А ещё нашёл подработку официантом в небольшом кафе. В принципе, ему хватало — хорошо ещё, что набрал достаточно баллов и смог поступить на бесплатные места, предназначенные для заклинателей. На еде, правда, нужно сильно экономить, но он уже давно привык.       Вырвавшийся из маленькой деревушки в свободу города, Ло Бинхэ на первые в своей жизни пары шёл с горящими глазами. Студенческая жизнь представлялась яркой и интересной, и он думал, что сможет наконец с кем-нибудь подружиться. Найти общие темы для разговоров. Заниматься какими-нибудь совместными проектами — ведь будут же они однажды, верно?       Но в университете повторилось почти то же самое, что и в школе, что в одной, что в другой.       Кажется, в одном из языков, изучением которых он занимался недолго и поверхностно, потому что не мог толком выбрать, какие ему больше нравятся, и не определился наконец с германской ветвью, есть саркастичное выражение вроде «никогда такого не было, и вот опять».       Сначала над ним стали смеяться из-за одежды, поношенной и местами по несколько раз зашитой: у Ло Бинхэ попросту нет денег на новую. Потом — из-за лёгкого акцента, который он перенял в своё время от матери. Из-за множества вопросов преподавателям. Из-за того, что сирота. Из-за того, что учится на бюджете, хотя толком не владеет заклинательским искусством: в группе есть те, кто не набрал достаточно баллов и теперь платит за обучение наравне со всеми остальными обычными студентами.       С тех пор и по сей день Ло Бинхэ чувствует себя всеобщим посмешищем.       Но он не может перестать посещать пары, потому что понимает: ему нужны хорошие оценки и стипендия. Поэтому первым приходит, пристраивается на одном и том же месте перед самым преподавательским столом, где точно никто не стал бы садиться, и первым уходит, чтобы ни с кем не сталкиваться лишний раз. Правда, не то чтобы это сильно спасает.       С ним нормально общается староста. Но она не может решать за всех.       Учиться Ло Бинхэ нравится, учиться и правда интересно, он с удовольствием записывает лекции и выполняет задания. Он даже научился распределять своё время так, чтобы всё успевать, и только пару раз за два месяца ложился спать позже полуночи. Но из-за одногруппников остаётся горький осадок. И порой появляется в голове случайная быстрая мысль, что просыпаться утром от будильника, чтобы снова оказываться среди них, не очень-то хочется.       Ло Бинхэ, в принципе, не надеется, что со временем станет иначе. К одиночеству ему не привыкать, главное, чтобы преподаватели хорошо относились. А он очень сильно старается заслужить авторитет. С английским и немецким справляться достаточно легко: в конце концов, это его стихия, и он не боится того, что к ним добавится потом и нидерландский. Небольшие проблемы возникают с математикой, потому что он никогда в жизни толком её не понимал. Ну и ещё — с основами естествознания.       Нет, его Ло Бинхэ как раз, вроде бы, понимает. Просто на подготовку требуется порой даже больше времени, чем на все остальные предметы.       Преподаватель — молодой, лет тридцати, всегда приходит в тщательно выглаженных, наглухо застёгнутых под самое горло рубашках и собирает длинные-длинные волосы в аккуратный хвост, перевязанный лентой. Шэнь Цинцю. Шэнь-лаоши. Он строгий и придирается к каждому слову, а ещё даёт задания, которые в интернете найти невозможно — старшекурсники предупреждали, что каждый год новые, так что у них спрашивать тоже бесполезно.       Но это только раззадоривает. Ведь хорошие оценки именно у Шэнь-лаоши особенно ценны. И Ло Бинхэ их получает. Особенно с недавних пор, когда тот, кажется, стал почему-то чуть менее придирчивым. И вообще, если честно, начал вести себя немного странно, с внезапными перепадами настроения и нехарактерными для него раньше жестами. Но… неважно. Ло Бинхэ пообещал себе узнать, в чём дело с этим преподавателем, так непохожим на остальных, и рано или поздно узнает.       В целом, он, вроде бы, довольно быстро влился в новый ритм жизни и даже вполне справлялся. Но две недели назад его неожиданно уволили за случайно разбитую тарелку: он сам виноват, пришёл тогда расстроенный из-за того, что одногруппники порвали его куртку, и не смог как следует собраться. А Ло Бинхэ не считали ценным работником. Само собой, за первый же промах директору не составило никакого труда его выгнать.       Всю следующую неделю Ло Бинхэ пытался найти любое другое место, но та кафешка оказалась единственной, где брали без опыта, которым пара месяцев, разумеется, не считались. А откуда его было взять, этот опыт, если везде, даже банально полы мыть, почему-то принимают только с ним?       Кому нужны его оценки и его знание аж двух языков на почти что разговорном уровне, если они пока абсолютно никак не помогают в реальной жизни?       За октябрь Ло Бинхэ ещё заплатил. На ноябрь у него денег уже не осталось — маленькая стипендия первокурсника, даже с надбавкой для заклинателей, даже с дополнительной социальной компенсацией из-за того, что он сирота, намного меньше того, что требовала хозяйка.       Скрепя сердце, он написал заявление на заселение в общежитие, где, по словам старшекурсников, очень-очень дёшево. И молился всем известным богам, чтобы соседями не оказались его одногруппники. Всех остальных, наверное, он как-нибудь сможет перетерпеть.       Свободное место, разумеется, нашлось. Ещё бы оно не нашлось при заполненности общежития только наполовину, как им говорили.       И вот теперь, вечером первого ноября, Ло Бинхэ со своими немногочисленными вещами и выданным постельным бельём стоит на пороге указанной ему комендантом — суровой на вид женщиной в ярко-малиновом пиджаке — комнаты. И неловко переминается с ноги на ногу, не решаясь постучаться и войти.       Через пару минут дверь вдруг открывается сама, едва не хлопнув ему по лицу. Ло Бинхэ вздрагивает, от неожиданности даже не успев отреагировать и отшатнуться, из-за чего нос к носу сталкивается с вылетевшим на порог невысоким парнем в вычурной серо-золотистой рубашке. Тот замирает, удивлённо хлопает глазами — в уголках прорисованы острые и длинные чёрные стрелки — и чуть склоняет голову набок. Ло Бинхэ нервно сглатывает.       — Эм, привет, — произносит парень. — Ты?..       — Ло Бинхэ. Первокурсник. Меня… подселили к вам, — отвечает Ло Бинхэ, сжимая пальцами постельное бельё, от тяжести которого начинают болеть руки. На секунду он думает, что перепутал что-нибудь, и в горле пересыхает. — Это же триста третья комната?       Парень вскидывает брови, а потом сощуривается. Ло Бинхэ машинально отмечает, что его волосы, довольно короткие, в некоем подобии каре, обрезаны заметно криво. Как будто сам ножницами орудовал. Или просил кого-то… у кого с ними явно не очень хорошие отношения.       — Ты готовить умеешь? — внезапно спрашивает парень.       Ло Бинхэ от неожиданности даже дышать на мгновение перестаёт. Это что, какая-то проверка? Старшекурсники предупреждали, что в общежитии иногда любят «испытывать» новеньких, но… Если он неправильно ответит, его что, не пустят в комнату? И где тогда он будет ночевать? В коридоре? Комендант наверняка не позволит. На улице? Он ведь уже отдал хозяйке квартиры ключи, вернуться туда точно не получится.       В принципе, спать периодически на улице, прячась под козырьком какого-нибудь крыльца и кутаясь в куртку вместо одеяла, ему не привыкать. Да, конечно, всех детей-заклинателей отправляют в город Сяньчэн, потому что только здесь существует целый образовательный комплекс, состоящий из школы, колледжа и университета, где они учатся вместе с обычными детьми, но по особой программе с факультативными занятиями по субботам.       Ло Бинхэ ездил сюда целых пять лет. Учителя даже говорили, что он подаёт большие надежды.       А потом умерла мама.       Отчим Ло Бинхэ — глава деревни и, как выяснилось, бывший преступник — выгнал его из дома и первому же человеку, который попытался обратиться в органы опеки, пригрозил, что с семьёй у того всё может стать не вполне в порядке. А ещё он позвонил в школу Сяньчэна… и сказал, что Ло Бинхэ там учиться отныне не будет, так как «решил отказаться от пути самосовершенствования».       К сожалению, ему поверили. Больше детей-заклинателей в деревне не было, и автобус туда теперь не заезжал.       Ло Бинхэ перезаписали в местную, обычную школу. Он жил фактически на улице два месяца — но был слишком упрям и учился, как ни в чём не бывало. Даже продолжал изучать языки по специальному приложению и пособиям, которые купил, ещё учась в Сяньчэне. В общем-то, даже никто ни о чём не догадывался. Только с одноклассниками отношения не складывались, но к этому Ло Бинхэ уже привык. В школе Сяньчэна он тоже особо ни с кем не общался.       Потом директриса, узнав о сложившейся ситуации, нелегально, тайком пустила его жить в пристройку-склад при школе. Там было, конечно, неудобно, но хотя бы сухо и тепло. К тому же, Ло Бинхэ помогал раскладывать коробки на этом самом складе, и за это ему иногда даже платили.       Чисто символические суммы — но за несколько лет накопилось достаточно, чтобы он смог после окончания школы сам добраться до Сяньчэна и сдать университетские вступительные экзамены, в том числе — с горем пополам — экзамен по заклинательству. Объяснять, почему он решил вернуться на путь самосовершенствования, пришлось довольно долго и с выдумкой (и он всё-таки соврал, чтобы ни у кого в деревне не возникло проблем из-за отчима).       И достаточно, чтобы один месяц снимать комнату… ведь за второй пришлось платить уже из того, что он заработал в кафе. Комнату, которой у него теперь нет. А сейчас, если его не пустят, снова смириться с холодом и сыростью улицы будет проблематично. Он уже почти успел забыть, что такое ночевать практически под открытым небом.       Обжегшийся ребёнок боится огня. Кажется, примерно так переводится та поговорка. Ло Бинхэ усвоил, что ему в жизни нужно говорить и делать правильные вещи, чтобы иметь правильные последствия. Но в данный момент он не знает, что будет правильной вещью.       — Да?.. — неуверенно отвечает Ло Бинхэ, чувствуя, как колотится в горле сердце.       Парень сощуривается ещё больше, а потом вдруг смеётся и весело хлопает в ладоши. И, повернувшись, кричит куда-то в глубину комнаты:       — Лянь-гэ! Ты слышал? Мы, по ходу, наконец будем есть что-то кроме лапши быстрого приготовления.       Ло Бинхэ изумлённо моргает, абсолютно не понимая, как реагировать. Он прошёл проверку? Ему разрешили остаться?       Слышатся тихие шаги. На пороге появляется ещё один парень, с немного растрёпанными волосами, собранными в маленький-маленький торчащий хвостик, и в светлом домашнем костюме. Он мягко, приветливо улыбается, увидев Ло Бинхэ. Тот машинально читает надпись на костюме: «No one can make you feel inferior without your consent». И так же машинально переводит: «Никто не может заставить вас чувствовать себя неполноценным без вашего согласия». Неожиданная фраза. Ло Бинхэ впервые видит, чтобы подобное писали на одежде.       — Здравствуй! Комендант вчера говорила, что переведут новенького. Значит, это ты?       — Стоп, когда? Почему я ничего не знаю? — вскидывается первый парень ещё до того, как Ло Бинхэ успевает ответить хоть что-нибудь.       — Может, потому что ты провёл весь день в комнате того своего друга с мехмата? — Второй парень пожимает плечами и снова улыбается Ло Бинхэ. — Заходи, располагайся. Чувствуй себя как дома. Кстати, — он показывает на своего соседа, — это Не Хуайсан. А меня зовут Се Лянь.       Ло Бинхэ неуверенно кивает, едва сдерживая облегчённый вздох: кажется, он и вправду может остаться. Новоиспечённые соседи отходят в сторону, пропуская его внутрь. Кто-то из них закрывает дверь — он не видит, потому что занят разглядыванием комнаты. Светлые обои, три кровати, по небольшому столу около каждой, один общий шкаф. Одна из кроватей, у дальней стены, пуста. Видимо, она и предназначается Ло Бинхэ, так что он сразу кладёт на неё постельное бельё, чтобы наконец освободить руки.       Вторая кровать, почти у входа, с расшитым золотистыми нитками покрывалом, завалена так, что на ней буквально негде присесть. Какими-то книгами, исписанными листами, рисунками, свитками, кисточками… и веерами. Совершенно невообразимым количеством вееров разного размера и цвета. Как и стол. Ло Бинхэ кажется, что их больше, чем в любом магазине, несколько даже подвешены на стене. Наверное, эту кровать занимает Не Хуайсан. Наверное — из-за его стрелок и вычурной рубашки.       На третьей кровати, у самого окна, стол рядом с которой заставлен множеством учебников и тетрадей, лежит светлое аккуратно расправленное покрывало — похожее на то, что выдали самому Ло Бинхэ. Ещё под ней составлено множество коробок разного размера, под завязку забитых чем-то, что он разглядывать не рискует. Лишь предполагает, что она, по методу исключения, принадлежит Се Ляню.       — Ты с какого факультета? — вдруг спрашивает тот из-за спины.       Ло Бинхэ, не ожидавший вопроса, вздрагивает и оборачивается. Не Хуайсана в комнате нет. Должно быть, вышел, он же, видимо, как раз собирался это сделать, когда столкнулся с Ло Бинхэ. А Се Лянь всё так же приветливо улыбается, и весь его облик кажется каким-то… уютным. Располагающим к себе. Ло Бинхэ упорно ищет хоть какой-нибудь подвох, потому что ну он же должен был быть? Но никак не находит.       — Иностранные языки, — наконец осторожно отвечает Ло Бинхэ. — Германское направление. Вернее, западногерманское в моём случае, но нам сказали, что это можно будет выбирать только со второго курса.       — О. Должно быть, это интересно, — отзывается Се Лянь. — Я с химического, а он, — кивок в сторону как раз открывающего дверь Не Хуайсана, который несёт в руках две упаковки с лапшой быстрого приготовления, — с искусствоведения.       — Ты… старшекурсник? — спрашивает Ло Бинхэ, немного осмелев. Се Лянь выглядит достаточно взрослым. По крайней мере, более взрослым, чем Не Хуайсан. Да и обращение «гэ»…              — Ох, эм, — Се Лянь неловко зарывается пальцами в волосы на затылке, нарушая хвостик, — я…       — Он с первого курса в академ на год уходил. Потом и вовсе отчислился. А потом ещё два года проторчал в армии, — замечает Не Хуайсан, поставив одну лапшу на стол Се Ляня. Теперь Ло Бинхэ видит, что она исходит паром. — Мне кажется, триста четвёртая скоро будут ненавидеть нас за то, что мы постоянно пользуемся их термопотом.       — Если бы ты не тратил все деньги на веера, мы уже давно могли бы купить собственный, — мягко произносит Се Лянь. Слишком мягко. — И не то чтобы я был не в состоянии рассказать о себе сам, Сан-ди.       Не Хуайсан лишь хмыкает, как будто даже не заметил, и, со своей порцией в руках, совершенно магическим образом устраивается на своей кровати, умудрившись ничего не задеть. Се Лянь, вздохнув, прикрывает веки и чуть опускает голову — из-за того, как упал теперь свет, отчётливо видны синяки у него под глазами. Потом он забирает со стола лапшу, аккуратно садится — весь в светлом на светлом же покрывале — и осторожно открывает крышку.       Ло Бинхэ вдруг обращает внимание на бинты на его шее и руках. Белые, чистые и аккуратные. Но, разумеется, ему не хватило бы наглости спросить.       — В общем, да. Я вечный первокурсник. Надеюсь, на этот раз продержусь подольше. — Се Лянь улыбается, словно совершенно не обиделся, и вдруг, внимательно посмотрев сначала на Ло Бинхэ, а потом на лапшу у себя в руках, опоминается: — Ой, прости. Тебе, может, тоже заварить? У нас есть ещё.       — Нет, спасибо, — качает головой Ло Бинхэ. Честно говоря, он немного голоден, но не хотел бы тратить чужую еду. И вообще не планировал конкретно сегодня ужинать. А на завтрак можно что-нибудь купить в буфете, если прийти пораньше.       — Даже не хочешь поинтересоваться, почему мы только лапшой питаемся? — весело выдаёт Не Хуайсан с набитым ртом. Он очень быстро орудует палочками, но умудряется оставаться изящным. — И почему я сходу спросил, умеешь ли ты готовить?              Ло Бинхэ только чуть склоняет голову набок. Ему неловко задавать подобные вопросы — если любопытство сгубило кошку, то он крайне не желает быть этой самой кошкой. Хотя поинтересоваться он, конечно, хочет.       — Потому что я не умею, — продолжает Не Хуайсан. — Вообще. Совсем.       — А мои первые соседи по комнате несколько раз отравились тем, что я приготовил, — печально отзывается Се Лянь. — Так что я больше не рискую. Если только для себя.              — Вот поэтому, — Не Хуайсан вскидывает палочки вверх, — мы торжественно возлагаем сию почётную миссию на тебя. Продукты я буду покупать, ты только говори, что именно. Согласен?       Вот в этом точно видится какой-то подвох. Может, он в том и заключается, что возиться на кухне теперь придётся одному только Ло Бинхэ до самого конца обучения? Но, в принципе, ему не сложно. Он всё равно давно привык к графику жизни, при котором у него выпадают как минимум четыре часа свободного времени. Теперь будет занимать их другим, только и всего. Так что Ло Бинхэ торопливо кивает, пока не успели подумать, будто он отказывается.       — Отлично! — восклицает Не Хуайсан, снова взмахнув палочками. — Да здравствует Ло Бинхэ, спаситель триста третьей от голодной смерти.       Се Лянь тихонько смеётся и смотрит на Ло Бинхэ почти что ласково, аккуратно подцепляя немного лапши. Тот, чувствуя, как лицо отчего-то начинает заливаться краской, отворачивается и начинает застилать постель. Атмосфера кажется почти что домашней, уютной, но всё равно… очень неловкой. Ло Бинхэ ощущает себя чужеродным элементом.       Эти двое странные. И относятся к нему почти по-дружески, хотя видят первый раз в жизни. Подвох точно есть. Обязательно, непременно есть, только Ло Бинхэ его в упор не видит. Но, по крайней мере, это оказались не его одногруппники. И над ним не издеваются. Пока что.       Кажется, его пребывание в общежитии обещает быть весьма интересным.