Hey, Sharpshooter

— Нет, Сириус, сначала! Сколько раз тебе повторять? Следи за поворотом!  Сириус приземлился и резко затормозил, вонзая коньки в лед так, что его мелкие кусочки рассыпались в радиусе метра — он сделал это специально, чтобы позлить Минни. Он с трудом удержался, чтобы не скривить лицо, и вместо этого зло и протяжно вздохнул. Они уже час беспрерывно повторяли одну и ту же хореографию: что-то из прошлого сезона, с чем он мог легко победил бы на соревновании утром субботы. Это было обычное городское соревнование, где он должен продемонстрировать то, с чем выиграл в прошлом году — но Минни, кажется, тренировала его к Олимпийским играм.  — Я слежу за поворотом, — настоял Сириус, возвращаясь в центр арены и пытаясь удержать равнодушное выражение лица в ожидании начала музыки. — Недостаточно, — крикнула Минни, изогнув брови так, что тот уже не мог ей перечить, даже на расстоянии около шести метров. — В последних тридцати секундах ты расшатываешься. Я хочу видеть твои ноги собранными на последних поворотах. — Я расшатываюсь, потому что мы делаем это уже два чертовых часа, — проворчал он, восстанавливая дыхание, в надежде, что Минни не услышала. — Следи за языком, — колко ответила тренер, и музыка началась прежде, чем Сириус смог что-то ответить. Сегодня был один из тех дней, когда он и Минни вывели друг друга из себя ровно в ту секунду, как он вошел в здание. В любом случае, он весь день был на нервах: преподаватель истории внезапно решил дать тест по теме, которую они еще не повторяли, в то время как Пит и Джеймс пошли в его любимый индийский ресторан без него, и вдобавок ко всему он пропустил звонок от Регулуса и все еще не перезвонил. Он ожидал, что быстро прогонит хореографию, возможно, остановится на некоторых частях декабрьской хореографии, если останется время, и позвонит Регу по пути домой. Теперь он задерживался уже на пол часа и в ближайшее время заканчивать не собирался. В такие дни Сириус с нетерпением ждал момента, когда он сможет выговориться Римусу при встрече. Их «кардио тренировки» растянулись до двухчасовых прогулок, но он не жаловался. Компания парня доставляла гораздо больше удовольствия, чем он готов был признаться: с ним ему становилось легче, что редко происходило с другими людьми. Римус умел слушать: он вовремя смеялся и кивал в ответ на все, что говорил Сириус, но в то же время не боялся делать замечания, когда он был слишком груб. Он был одним из немногих, помимо Джеймса, кто мог сказать Сириусу, что тот неправ, не вызвав у того реакцию защиты.  Джеймсу понадобились годы, чтобы дойти до такого уровня. Римусу хватило всего лишь пяти недель. Ему было даже страшно думать об этом. К тому же, в последнее время атмосфера между ними стала странной, такой, словно они были не совсем обычными друзьями. Он был практически уверен, что Римус по девочкам, но во время их первой встречи на баскетбольной игре, или когда они долго, слишком долго слушали музыку Сириуса, внимательно наблюдая друг за другом, он ощущал странное напряжение между ними. От этого Сириус нервничал, по его венам растекалось такое тепло, какого он уже давно не чувствовал. Это ужасно пугало, и он совсем не был готов думать об этом, поэтому он решительно оставил эту запутанную паутину мыслей из зарождающихся к Римусу чувств глубоко в груди, спрятанную от всеобщего видения, и сказал самому себе, что ему всего лишь нравилось быть рядом с ним — и все на этом. Проблема была в том, что на прошлой неделе Римус уезжал на игру в другой город и в свободное время постоянно учился, поэтому сейчас Сириус готов был взорваться. В такие дни, как сегодня, когда он практически кричал, лишь почувствовав на себе взгляд другого человека, ему было только хуже от невозможности выговорить все накопившиеся мысли Римусу, который бы просто улыбнулся и встретил его гневную тираду с несколькими рациональными замечаниями. Несколько раз он даже раздумывал: не позвонить ли ему? — но в последнюю секунду отказывался от этой идеи. Он не собирался звонить ему, поэтому в один момент ему пришлось лицом к лицу встретиться с неприятными ощущениями, накапливающимися где-то в груди, пытаться выжить без Римуса и не хамить тем, кто этого не заслужил. — Следи за ногами! — снова крикнула Минни, выдергивая Сириуса из мыслей, когда он завершал финальные прыжки, вытягивая ноги так, чтобы душа его тренера успокоилась и она закончила эту чертову тренировку.  Он остановился в конечной позе, тяжело дыша, и ожидал, что Минни скажет начинать с начала. — Лучше, — сказала она, отчего у Сириуса вырвался рваный вздох. — Очень надеюсь, — саркастично произнес он, катясь к ней навстречу, когда она строго смерила его взглядом:  — Я хочу, чтобы ты откатал еще раз, — начала она, и Сириус практически свалился на лед. — Минни, — умоляюще посмотрел он, на секунду задумавшись, стоит ли упасть на колени для убедительности, — мы уже прокатали это раз двенадцать! — Четыре, Сириус, — спокойно ответила она. — Мы прокатали это раза четыре, и пятый будем последним, если ты покажешь, что запомнил финальные повороты. Сириус откинул голову назад и вздохнул так тяжело, что у него заболело горло.  — Если продолжишь в том же духе, то на следующей тренировке будешь только разминаться, — колко бросила Минни, и Сириус внезапно ощутил желание удариться головой об стену, но у него хватило разума передумать. Он в последний раз исполнил свою программу, чувствуя истощение и напряжение каждой мышцы до самого последнего поворота. Наконец, Минни дала свое одобрение и закончила тренировку: Сириус давно не ощущал такого облегчения и, не с державшись, тяжело дыша упал на лед. Собравшись с силами, он поднялся и направился за вещами. Минни говорила что-то про ещё одну тренировку перед выступлением в субботу, на что он отрешенно кивнул и быстро достал телефон, набрав номер Рега. Неожиданные звонки от брата все еще ужасно будоражили, напоминая об остатках боли от долгих лет разлуки в старшей школе, когда Сириус ушел из дома, а Регулус еще не последовал за ним. Поначалу Сириус получал звонки в любой час дня: ночью, когда стрелка часов уже близилась к часу, если Рег не мог заснуть, днем, когда он возвращался со школы в пустой дом и мог говорить, без страха быть подслушанным; рано утром, после (и даже во время) панических атак из-за ночных кошмаров, от которых у Сириуса холодел позвоночник и на задворки разума пробирался ужас. Даже несмотря на то, что сейчас все изменилось — Рег в безопасности, — слова «Пропущенный вызов: Регулус» на экране телефона заставляли Сириуса вспоминать те звонки.  После двух гудков Регулус поднял трубку, в то время как Сириус толкнул входные двери и вышел на морозную улицу.  — Ты звонил? — монотонно спросил он, успокоившись, когда не услышал рваных вздохов и приглушенного плача на другом конце. — Ты не ответил, — с той же интонацией произнес Регулус.   — Я очень занятой и нужный человек, Регулус, сегодня телефон — это последнее, о чем я думал.  — Значит ты был на тренировке? Сириус выдохнул: — Если бы ты хотя бы раз подыграл, было бы замечательно.  — Я звонил не для того, чтобы угождать твоим фантазиям, Сириус. — А зачем тогда? D'être agaçante? Или кто-то из наших отвратительных родственников умер? — Pas encore, hélas. —Тогда чему я обязан удовольствием говорить с тобой? — Джеймс сказал, что ты влюбился в футболиста. — Баскетболиста, — не думая ответил Сириус, и вдруг резко остановился. — Je ne suis pas amoureusede lui, боже, я… — он начал запинаться. — стой, почему ты говоришь с Джеймсом? — Я всегда говорю с Джеймсом.  — Что? Зачем? — Мы всегда с ним говорили, это не что-то из разряда нового. — Он только и делает, что лжет, Рег, не слушай его, — отчаянно попытался Сириус. — И вообще, заблокируй его номер прямо сейчас и спаси себя от проблем.  — Так это правда, — Сириус услышал в его голосе насмешку и знал, что если бы был сейчас с ним, то увидел бы на его лице противную улыбку — и он поборол желание повесить трубку. — Блять, нет, это не правда… боже, вы, люди, и дня прожить не можете без мысли обо мне, да? Quelle tristesse. — Тебе не кажется, что влюбиться в спортсмена как-то унизительно, Сириус? — Он не… — на этот раз он остановился, закрыл рот прежде, чем он выдал Регулусу еще больше ненужной тому информации. — Все, я отказываюсь принимать участие в этом разговоре.  — А еще Джеймс сказал, что из-за него ты ведешь себя как ужасный ребенок и постоянно хамишь ему.  — О боже мой, я вас ненавижу… — Хотя это ожидаемо, — лениво продолжил Рег, — то, что ты грубишь, вместо того чтобы просто признаться, что влюблен. — Я не грубил!  — О, то есть ты не игнорировал того милого футболиста весь вечер, когда вы были у Лили? — Баскетболиста, — проворчал Сириус. — Пиздец, сколько он тебе рассказал, господи… — И Джеймсу не пришлось уговаривать тебя, чтобы ты хотя бы обратил на него внимание? Сириус остановился. Ну, блять. Только сейчас он понял, что, да, скорее всего он показался грубым, и да, Римус, вероятно, заметил. Честно, Сириус избегал его только потому, что боялся. Возможно, его ужасный мозг снова подведет его и придумает такую же жалкую причину для разговора, как тогда в спортзале, когда они случайно столкнулись в первый раз. Но теперь он знал Римуса, знал, как часто тот за ним наблюдал, и знал наверняка, что тот мог винить себя и думать, что что-то пошло не так из-за него. Это было идеальным объяснением его поведения на балконе у Лили, тому сомнению в его голосе, когда он говорил. Блять, нужно извиниться за тот вечер.  — Не звони больше Джеймсу, — сказал Сириус. — Он лжец и идиот, и ты не должен его слушать. Это не просьба.  — Où puis-je trouver tous mes potins sur toi? — Как дела у Пандоры? — резко спросил Сириус, переходя дорогу и направляясь прямиком к университетскому кампусу: сегодня было слишком чертовски холодно для прогулки.  — Нормально, — невыразительно проговорил Регулус, очевидно неудивленный внезапным вопросом брата. — Ты же еще выступаешь в декабре, да?  — В тысячный раз повторяю, да, Сириус, мы уже несколько месяцев готовим эту программу.  — Тяжело тебе с Дессой, м? — Сириус улыбнулся.  — Типа того.  Рег начал кататься почти одновременно с Сируисом. Ему было семь, когда тот начал брать первые уроки у Иридессой, и он долго упрашивал родителей разрешить ему заниматься в следующем году. В то время как Сириус быстро осваивал сольные хореографии, Регулусу легче давалось парное катание с дочерью тренера, Пандорой. Они начали кататься одновременно, и она была единственной подругой Регулуса, которую, как помнил Сириус, тот приводил домой, когда они были детьми. Они продолжали тренироваться с Иридессой с того самого момента и выросли в прекрасный дуэт: практически одинакового роста, но Пандора была воздушной, с длинными ногами и узкими плечами, легким бронзовым оттенком кожи и, словно лед, платиновыми волосами, с самого детства заплетенными в дреды. Вместе они блистали, совершенно разные по внешности, но так схожие движениями — до невозможности идеальная, вызывающая восхищение пара. Сириус любил Пандору, любил ее тихую манеру держаться и странные, колкие шутки, но больше всего она ему нравилась за то, что стала опорой и поддержкой для Регулуса, когда Сириус оставил его позади. За это он никогда не перестанет винить себя: он ушел, даже несмотря на то, что в последний рождественский вечер в Ленокс-Хилл Рег категорически отказывался его отпускать. Воспоминания о том вечере все еще болели, но он благодарен Пандоре за то, что та была рядом.  — Я видел ее историю пару дней назад, это часть вашей хореографии? — спросил Сириус, на что Регулус положительно протянул:  — Да, это она. Мы вчера только немного изменили последнюю часть, но это она.  — Еще я видел, что ты ходил в то место с раменом в Челси, — начал Сириус, пытаясь скрыть улыбку в голосе. Регулус явно засомневался, что подтвердило догадки Сириуса:  — Да.  — Я так давно там не был, было вкусно? — … Да. — Ты ходил один?  На секунду Регулус замолчал, и на заднем фоне послышался шум. — С друзьями. Из школы.  — А, точно, да, — он кивнул. — Классно.  Между ними повисла напряженная тишина. Сириус ждал, когда Рег придумает какое-нибудь отчаянное, неловкое объяснение, а тот в несомненно ждал, когда Сириус наконец закончит над ним издеваться. — Так кто такой Барти? Реакция последовала незамедлительно: шум на другом конце линии тотчас же прекратился, и голос Регулуса послышался ближе, чем до этого: — Никто. — Никто? — подначил Сириус, самодовольно улыбаясь: это был первый раз за долгое время, когда ему удалось поиздеваться над братом. Такая возможность появлялась редко, и сейчас он обязан в полной мере ей воспользоваться. — Faire taire. — Мне показалось, это больше, чем никто, судя по фото, которые запостила Пандора.  — Он друг. — Какой друг? — Да блять… — Рег запнулся и зло выдохнул: — обычный.  — Он милый, — Сириус издевательски улыбнулся.  — Заткнись, — резко ответил Регулус. — Он не милый. Заткнись.  — Мне очень понравилась та фотка, где вы идете вместе на заднем фоне, улыбаетесь друг другу такие…  — Я щас сброшу.  И он сбросил. Сириус самодовольно усмехнулся, благодарный тому, что на улицах было пусто, когда он пересекал мост из Кембриджа до кампуса. Ему пришлось звонить брату трижды, пока тот, наконец, взял трубку.  — Ne dis pas un putain de mot, Сириус… — Я не буду! — засмеялся он. — Не буду, не буду, обещаю. — Я не шучу. Я пошлю кого-нибудь за тобой.  — Я в этом не сомневаюсь, — бросил Сириус. Расскажи как дела с учебой, как твой семестр? Сначала Рег сомневался, но в конце концов сдался и посвятил Сириуса в свои уроки и лекции в Нью-Йорке. Прошлой осенью он сменил профиль с юридического на гуманитарный и наслаждался своей программой, а точнее большей ее частью: учеба давалась ему сложнее, чем Сириусу, чего тот никак не мог понять. Он ненавидел тот факт, что не знал конкретную причину, тот факт, что Регулус никогда не открывался ему полностью, не рассказывал о своих трудностях. Однако его успокаивало присутствие Пандоры и маленькой группы друзей в жизни брата, когда сам он не мог быть рядом. К тому времени, как он добрался домой, большая часть напряжения, давящего на протяжение всего дня, спала. Он, как всегда, почувствовал себя лучше после звонка Регу, к тому же ему пришло письмо на почту с результатами теста по истории — они были однозначно лучше, чем он надеялся, тем самым еще больше подняв настроение.  Единственное, что могло бы сделать день ещё лучше — встретить Римуса после тренировки. Но это не важно: сессия не вечна, и он знал, что, в конце концов, вытащит Римуса из его тайной зубрежной норы. А пока он пытался не думать об этом. В конце концов, в его груди собиралась эта запутанная сеть противных, нежных чувств, и он скорее закрыл бы на нее глаза, чем попытался в ней разобраться.  В квартире было почти темно, когда он зашел и стянул обувь, кидая сумку под тумбочку и направляясь в свою комнату. На полпути он остановился у приоткрытой двери в ванную, толкнул ее, обнаружив Джеймса, уже без привычных очков, и указал на него пальцем: — Не звони моему брату. Джеймс остановился — зубная щетка так и осталась у него во рту, — осмысливая только что услышанные слова и нагло улыбаясь. — Говорил про Римуса, да? — невнятно проговорил он вокруг щетки, и Сириус с силой щелкнул его по шее, когда Джеймс наклонился к раковине, чтобы сплюнуть пасту. — Не звони моему брату, — крикнул он, уходя в сторону своей комнаты, где он собирался закинуть телефон куда подальше, исключая возможность случайно написать сообщение кому-то, кому он писать совсем не должен.    * * *    Вечером субботы Сириус выбегал из квартиры вместе с Джеймсом, опаздывая почти на двадцать минут, но чувствуя себя гораздо более подготовленным, чем несколькими часами ранее. Днем после тренировки он засел за подготовку к экзамену по коллекционерству, и, когда написал Римус, ему, очевидно, пришлось отложить учебник. Римус Сегодня 3:41 Лили сказала спросить тебя, куда мы сегодня идем  Сердце Сириуса забилось с пугающе сумасшедшей скоростью, и он громко вдохнул, вскочил из-за стола и стал быстро печатать. Лили сказала спросить тебя, куда мы сегодня идем  ты идешь?? Да? о боже мой  мое сердце!! я думал не застану этого дня Не надо что не надо?? не надо радоваться от того что ты выходишь из своего маленького ботанского периода и идешь с нами гулять?? Я раньше уже ходил Не притворяйся, что это что-то невероятное  ах да как я мог забыть, что ты ходил с нами в бар *один раз* несколько недель назад Это было не несколько недель назад римус. Это было шесть недель назад  да, точно, шесть это не несколько  приношу свои извинения  как я мог забыть  Черт Сириус Просто скажи, куда мы идем  артикл 24 в брайтоне :) Видишь, как все просто? ты уже должен был понять что я живу ради того чтобы не быть простым О, поверь мне Я знаю.   Сириус еще долго широко улыбался экрану телефона, прежде чем взглянул на время и подпрыгнул с кресла. Теперь сегодняшний вечер по-настоящему важен.  Теперь это не просто «пойти выпить с друзьями» как каждую неделю: сейчас он увидит Римуса вне их типичных прогулок, и, возможно, они станут Официально Друзьями. Он обязан был выглядеть чертовски хорошо:  по той простой причине, что сегодняшний вечер — практически праздник.  Только по этой причине.  Ему немедленно нужно позвонить Марлин. — Марлс, у нас чрезвычайное положение… — спешно проговорил он, как только она ответила по фейстайму. Она шла по улице, смотря в телефон через круглые белые очки, когда в камеру отливало яркое полуденное солнце, — стой, ты где?  — Я только закончила смену и щас зайду в Салли напротив дома, — сказала она сквозь шум проезжающих мимо машин.  Сириус ахнул: — Это значит то, о чем я думаю?  — Именно, — с каплей восторга в голосе поддержала Марлин. — Я слишком долго была в этом цвете, — сказала она, одной рукой распутывая и подключая наушники. — Мне жутко надоел просто платиновый.  — В какой ты хочешь краситься? — спросил Сириус, останавливаясь у двери гардеробной. — Пока что думаю насчет розового, но во время смены на меня снизошло просветление и теперь я хочу добавить что-то типа оранжевого или голубого. Или я просто на все забью и сделаю полностью розовый. — Пожалуйста, забей на все и покрасся в розовый, — твердо сказал Сириус. — Помнишь, как ты на втором курсе красилась в розовый? Марлин положительно промычала и подняла очки, заходя в магазин, когда на заднем фоне прозвенели колокольчики на входе.  — Помню, помню.  — Розовый идет тебе больше всего, поверь мне, поэтому забей и красься.  Она остановилась, и Сириус рассмотрел за ней стеллаж с красками для волос. Она цокнула языком, быстро пробежавшись взглядом по выбору цветов, и наклонила голову вбок.  — О, смотри какой красивый пастельный розовый.  — Да. Давай этот.  — В последний раз, когда я делала пастельный, он вымылся, типа, за недели две.  — Это же был голубой? — Ага, помнишь, как ужасно это смотрелось? — она скривилась от воспоминаний. — Боже, после первой недели он выглядел отвратительно.  — Ну, то был голубой, — сказал Сириус, — конечно, он выглядел ужасно, когда выцвел. К тому же, ты красила на темные волосы, и цвет позеленел.  — М, ты прав, — она потянулась вниз и взяла легкую розовую коробочку. — Смотри, он такой красивый.  —  Покупай, покупай, покупай! — Эх, ладно, покупаю. — Ты сейчас будешь краситься? — спросил Сириус, мельком взглянув на часы и мысленно рассчитывая, сколько времени у нее займет полностью покраситься. — Ага, сразу как приду домой, — она направилась к кассе. — Ты же меня знаешь, если я решила что-то делать, то в течение часа начну.  — Мы одинаковые, честное слово.  — Подожди-ка, я на кассе. Пока Марлин рассчитывалась за краску, Сириус положил телефон на шкаф с одеждой и отступил на пару шагов назад, взглядом ища что-то, что могло бы вызвать наибольший восторг. Они с Марлин уже долгое время не ходили за одеждой, и нынешнее состояние его гардероба ужасно разочаровывало.  — Окей, — через пару минут Марлин вернулась, она уже выходила из магазина и надевала очки обратно. — Красимся в розовый! — Да, — с трепетом ответил он.  — Думаю, у меня дофига времени до вечера, но лучше все равно пожелай мне удачи.  — Вот бы я тоже мог покраситься, — вздохнул Сириус. — Я уверен, мне бы пошло. — Заткнись, Сириус, я годами пыталась тебя покрасить, и ты не хотел, — раздраженно вздохнула Марлин. — Я не позволю твоему осветлителю коснуться моих волос, — он нахмурился. — Твои волосы прекрасно перенесут осветление, не то чтобы они повыпадали от него.  — Я не могу рисковать, — он быстро поднял в воздух руку. — Я не стану делать что-то, от чего мне потенциально придется снова стричься почти под ноль.  Марлин расстроенно протянула: — Ты скучный, честное слово.  — Я звонил не для того, чтобы поддаваться вашему влиянию и брить голову, — высокомерно сказал он. — Ой, заткнись, а… — Я звонил потому, — резко перебил Сириус, — что мне нужно твоя помощь. Мне нечего надеть для вечера. — Совсем? — Да. Совсем, — он отошел назад и облокотился на стену, противоположную шкафу с одеждой, словно изучи он его издалека идеальный образ возникнет перед ним сам по себе. — Мы не ходили за вещами слишком долго, здесь все слишком старое. — Подожди, а что с тем белым лонгсливом с расшитым бисером воротником? — спросила Марлин. — Он очень классный, и ты никогда его не носил. Сириус ровно протянул:  — Он слишком… — он беспорядочно жестикулировал перед собой, — пышный. — Пышный? — Он, типа, на четыре размера больше моего в самом плохом смысле слова. — Сириус, ты буквально живешь в пышных вещах. Половина твоего гардероба на несколько размеров больше твоего.  — Я знаю, — выдохнул он. — Поэтому я и хочу что-то другое.  Марлин задумчиво протянула длинную ноту, перекрывая шум дороги. — Ты в итоге не купил тот серый укороченный свитер, когда мы ходили в Чайнатаун?  — Ах, нет. А стоило бы. — Хорошо, покажи, что у тебя там есть, — резко сказала она. — Я не помню, что именно, но я точно видела у тебя что-то интересное из секонда в Олстоне. — О, это же там я купил эту куртку! — Сириус схватил желтую потертую джинсовку с заплатками и восторженно поднял ее вверх. Марлин опустила взгляд вниз и сдвинула очки на нос, широко раскрыв темные глаза: — Сучка, это моя джинсовка, — ахнула она. — Я искала ее! Сириус быстро кинул ее на кровать, внезапно вспомнив, что, да, он одолжил ее без спроса в пол года назад, и да, он так ее и не вернул.  — Нет, это не она. — Это она! — вскрикнула Марлин. — Ты украл ее! Когда ты вообще ее взял?  — Понятия не имею, о чем ты говоришь. — Сириус, если ты не вернешь мою куртку, я взломаю твою дверь и обкраду тебя. — Удачи пройти мимо Джеймса! — Серьезно? — она усмехнулась. — Да он бы первым побежал мне помогать, если бы узнал, что ты украл ее.  — Нет, он знает, что я бы его никогда не простил. — О, да ты бы простил его в ту же секунду. — Может вернемся к моей очень серьезному и срочному вопросу? — перебил ее Сириус. — У меня осталось всего три часа, чтобы найти, что надеть, мы итак уже долго разговариваем. — Ладно, но если ты не вернешь мне мою джинсовку на этой неделе, ты знаешь, что случиться, — Сириус передразнил ее высоким тоном, на что Марлин высунула язык. — Показывай уже, что у тебя там есть, мы же так спешим!  Следующие полтора часа Марлин красила волосы над умывальником в ванной, пока Сириус показывал ей практически каждую вещь из своего гардероба. Они спорили насчет финального образа, но Сириус признал, что он вышел необычно хорошо подобранным, даже для него самого. Наконец, Марлин помогла ему остановить свой выбор на старом вязаном сером топе из секонд хенда, поначалу казавшемся невзрачным, но подчеркивавшим его талию — как сказала сама Марлин, с чем Сириус согласился — просто прелестно, вместе с поношенными джинсами с посадкой, оставляющей точно достаточный просвет кожи талии. Он даже нанес небольшое количество светлых блесток на веки и капельку на скулы, кончик носа и арку купидона так, чтобы они выглядели скорее более сияющими и воздушными, чем блестящими; заплел волосы сзади в пучок и заколол серебряными шпильками, освободив несколько коротких обрамляющих лицо прядей. — Мы итак опаздываем, пожалуйста, — умолял его Джеймс, ходя взад-вперед перед входной дверью. — Пит и Лили уже давно ждут нас в метро, нам пора. — Дай мне определиться с курткой! — отчаянно крикнул Сириус из-за двери гардероба. — Марлин мне не отвечает, я умираю!  Джеймс, драматично вздохнув, громко зашагал в сторону комнаты Сириуса, по пути переступая через горы одежды на полу, появившиеся в процессе составления образа, и встал в проеме гардероба. Сириус повернулся к нему, в одной руке держа темно-бордовую замшевую куртку-оверсайз и свою привычную кожаную куртку в другой.  — Вот эта, — твердо решил Джеймс, указав на кожаную куртку, выхватывая замшевую из рук друга и кидая ее в конец комнаты. — А теперь пошли. Сириус начал натягивать куртку на себя и резко остановился:  — А что если… — О боже мой, — Джеймс отчаянно взялся обеими руками за голову. — Обещаю, ты выглядишь прекрасно — пиздецки невероятно, — но, заметь, я еще не указываю тебе на то, что прямо сейчас ты пытаешься впечатлить одного конкретного человека, но я всем об этом расскажу, если ты не выйдешь за дверь сейчас же. Сириус недовольно выдохнул: — Я понятия не имею, о ком ты говоришь, — высокомерно произнес он, выключая свет в гардеробной и проталкиваясь мимо Джеймса через свою потерпевшую катастрофу комнату прямиком в коридор, чтобы взять тяжелые черные ботинки на платформе, которые он оставил возле двери. — Понятия не имеешь, о ком я говорю, — протянул Джеймс, следуя за ним в коридор и хватая ключи с крючка у двери. — Конечно, как скажешь.  — Мне не нравится твой тон, — остро сказал Сириус, перед выходом хлопнув Джеймса по затылку. Они быстро спустились на первый этаж и поспешили в метро возле кампуса. Джеймс настоял на том, что ехать на машине через весь город и искать парковку было бы слишком долго, но черт, на улице было слишком холодно. — Возможно, если бы додумался посмотреть погоду перед выходом… — свысока бросил Джеймс, переходя дорогу, в ту же секунду, когда Сириус начал жаловаться. — Джеймс, сегодня меня не волнуют такие банальные вещи как погода, — перебил он, отмахиваясь. — У меня будут дела гораздо, гораздо важнее.  — Ага, да, как, например, украсть чье-то внимание… Сириус снова быстро перебил его чередой громких, неясных выкриков и помахал указательным пальцем перед его лицом. — Ничего подобного. Или цели неопределенны и размыты. Тебе не понять. — Как скажешь, — бросил Джеймс, — неопределенные, и очень размытые, и не имеющие никакого отношения к парню, с которым ты проводил каждую свободную минуту последние несколько недель. Я тебя понял.  Сириус сильно ткнул Джеймса локтем в руку и раздраженно вздохнул: — Не каждую секунду, вообще-то, — настоял он. — Я занят, знаешь ли. Много дел. Джеймс кивнул, и они обогнули угол здания, найдя Лили, Пита и — о! — Римуса, стоящих рядом со входом в метро. Сириус почувствовал, дуто у него внутри все перевернулось, и Джеймс это заметил. — А в твоем списке дел, случайно, нет пункта «затащить Римуса в…» Сириус набросился на него, практически сбивая идиота с ног, и быстро закрыл ему рот рукой. Они были еще не настолько близко к остальным, но осторожность не помешала бы. — О боже мой, заткнись, — прошипел Сириус. Джеймс усмехнулся из-под его ладони и попытался высвободиться, но безуспешно. Возможно, он и был больше, но у Сириуса всегда была сильнее хватка. — Если ты скажешь ему хоть одно чертово слово, Джеймс, я клянусь, я сбрею тебе брови, пока ты будешь спать, — твердо добавил он, наконец отпуская, когда Джеймс лизнул его ладонь, и хорошенько толкнув напоследок. Джеймс все еще смеялся, вытирая фальшивые слезы и поправляя очки. — Не волнуйся, — легко сказал он, хлопая Сириуса по плечу и улыбаясь. — Твой маленький секрет в безопасности. — Я тебя убью… Джеймс направился к остальным, подскакивая прямо к Лили, едва не налетев на нее из-за спины. Весь оставшийся путь Сириус провел наедине со своими мыслями, но это продолжалось недолго: как только он закончил злиться на Джеймса, его взгляд сразу же нашел Римуса.  Он уже начал привыкать видеть его в одном и том же: типичный свитшот, спортивки, баскетбольная форма, которую он видел лишь однажды, но вспоминал о ней гораздо чаще. Сегодня он в заношенной оранжево-коричневой вельветовой куртке, под которой снова виднелся чертов свитер всех возможный цветов, сочетающихся с темно-русыми волосами, зелеными глазами и с солнечным, кажется, никогда не сходящем, бронзовым оттенком кожи. Ужасно, просто ужасно.  Его единственное утешение заключалось лишь в твердой уверенности, что он тоже хорошо выглядел сегодня — даже очень хорошо — и что Римус до этого видел на нем только оверсайз свитеры и футболки. Он надеялся, что проведенные на звонке с Марлин часы того стоили.  Ведь сегодня у них праздник. Только по этой причине. Очевидно. Он внимательно следил за лицом Римуса под сиянием уличных фонарей вокруг, приближаясь к нему, когда тот встретился с ним взглядом. К величайшей радости Сириуса, Римус быстро, практически незаметно, скользнул взглядом по его фигуре, прежде чем  слегка улыбнуться, приветствуя. — Мы уже думали, что вы решили нас оставить, — Питер появился рядом с Римусом, и Сириус вздрогнул: он и не заметил, что рядом находился кто-то еще. — Не волнуйся, мы бы никогда не забыли про тебя, Питер, — заверил его Сириус. Его сердце вдруг забилось с такой скоростью, что развернуться и пойти к Питеру ему показалось более безопасным для здоровья. Он закинул руку ему на шею и похлопал его по щеке. — Как твоя политология? Питер жалобно протянул: — Ужасно. Один мой одногруппник совсем поехал крышей и не отправляет нам ссылку на презентацию, — Сириус вздрогнул, — я сто процентов завалю.  — Да не завалишь ты, — отмахнулся он.  — Мне все равно кажется что завалю. — Не завалишь, поверь мне как тому, кто никогда не отправляет презентацию своим одногруппникам.  — Почему? — спросил Римус с ноткой удивления в голосе. — Потому что они испортили бы мне все слайды, естественно, — ответил Сириус. — Мои презентации всегда идеальны, и я не позволю каким-то незаинтересованным восемнадцатилеткам испортить их. — Резонно, — Римус пожал плечами, немного улыбаясь, и у Сириуса скрутило живот. — Мы готовы? — позвала Лили, стоя в нескольких шагах от них, наконец оправившись от объятий Джеймса и теперь поправляя растрепавшуюся укладку. — Мне срочно нужно выпить, — подавленно пробормотал Питер, и Сириус утешительно погладил его по голове, прежде чем направиться в метро. — Как твое соревнование? — спросил Римус, когда они спускаясь на платформу. — Которое было этим утром.  Сириус внутренне сжался, ведь Римус запомнил, но тут же погнал это чувство.  — Хорошо, — пощебетал он. — Я победил в своей категории. — Ты победил? — Римус вопросительно изогнул брови и улыбнулся, его лицо заливали мягкие тени от низких ламп над ними. Сириус кивнул. — Я же говорил, что хорошо катаюсь, — понимая плечами ответил он, не сумев сдержать  самодовольной улыбки при виде удивленного, даже восхищенного выражения лица Римуса. В поезде было довольно многолюдно, когда они пересели на линию до Брайтона, настолько, что Римус с Джеймсом остались стоять, вступив место остальным. Сириус с Лили пытались заверить Пита, что он точно не завалит свой экзамен по политологии, но часть его внимания все равно ускользала в другой конец вагона, туда, где стояли и разговаривали Джеймс и Римус. Он позволил себе взглянуть на них несколько раз и перестал только тогда, когда дважды заметил на себе взгляд Римуса. К тому времени, как они добрались до бара, Марлин с Доркас уже заняли длинный стол в конце бара и, очевидно, уже выпили несколько напитков. Сириус и Питер как минимум двадцать минут восторженно обсуждали цвет, в который покрасилась Марлин: приятный, холодного оттенка пастельный розовый, идеально подчеркивающий тон ее лица и выглядящий просто очаровательно с белыми клипсами, которыми она заколола челку по бокам. Все периодически менялись местами, но Сириус ни разу не приблизился к Римусу. Они едва ли разговаривали после короткого диалога на станции: всего лишь раз или два, называя напиток, который другой должен был заказать у бара.  Теперь Сириус сидел с Марлин у задней стены, лицом к бару, в то время как Римус в очередной раз делал заказ для всех. Он поглядывал в противоположный конец зала, наблюдая за его спиной, пока тот ждал бармена , и пытаясь сосредоточиться на словах Марлин.  — Так вот, я спросила ее, вернемся ли мы туда этим летом, и она сказала, что нет, — Марлин говорила, отвлеченно помешивая трубочкой полупустой бокал виски с колой. — Но с другой стороны, это значит то, что мне не придется брать отгул со стажировки помощником преподавателя, куда я подавалась на летние каникулы. Сириус понятия не имел, о чем она говорила; был не в состоянии вспомнить ни единого ее слова, но внезапно ему стало больно смотреть: кто-то начал клеиться к Римусу. У бара. И этот кто-то — мужчина. Это был низкий блондин: значительно ниже Сириуса, а значит, рядом с Римусом он смотрелся почти комично, — с волосами длиной до подбородка и острым носом, одетый в джинсовую куртку оверсайз и узкие джинсы; из чего Сириус сделал вывод, что парень, кажется, отстал от трендов на года четыре минимум — как неловко.  Каким же придурком нужно быть, чтобы ходить в бар в скинни джинсах, беззаботно подкатывать к красивым парням, не обращая внимания на то, с кем они пришли…  Сириус наизусть знал противное чувство в животе, закипающую злость в груди, напряжение в плечах, учащенное дыхание. Оо знал, что ревновал. Он даже не до конца понял, почему он ревновал: Римус был его другом, и Сириус стал считать его таковым всего три недели назад. То, что к его другу подкатывают в баре, не должно злить его, тихо сидящего в углу с подругой. Однако именно так и происходит: Сириус буквально прожигает взглядом маленького блондина, улыбающегося Римусу, удобно устроившегося рядом с ним и схватившегося за его руку. Часть его желала увидеть, как отреагирует Римус: он неделями размышлял над его ориентацией, — но большая, противнейшая часть хотела вырвать руки этому противному прилипчивому блондину, только бы тот перестал трогать Римуса так.  Он смотрел за ними, не отводя взгляда, пока Марлин продолжала говорить; видел, как Римус со знакомым восторгом свысока взглянул на парня; видел, как он вежливо улыбнулся и кивнул в ответ на что-то, что тот сказал, и затем удивленно задержал взгляд на руке блондина, когда тот не убрал ее. Римус, казалось, не собирался отказывать ему, не противился телесному контакту, отчего Сириус сильно сжал пальцы в кулак. Он сильно прикусил внутреннюю сторону щеки, когда Римус засмеялся: искренне, боже, отвратительно, — и наклонился ниже, говоря что-то парню на ухо. Сириус уже готов был вскочить со своего места, не осознавая, что он делает. — Сириус? Что ты… — Марлин попыталась схватить его за руку, но он выкрутился, твердой походкой направляясь к бару с недопитым бокалом эля в одной руке, думая, получится ли у него взглядом прожечь пару отверстий в блондине. Если кто-то и способен причинить боль взглядом, то, естественно, это он, так ведь? Римус бросил взгляд за плечо парня, заметив приближающегося Сириуса, затем улыбнулся и кивнул блондину, отчего тот отошел от него — хотя и с некоторым нежеланием. Сириус проследил за ним взглядом и вскоре осознал, что у него не было конкретного плана действий, кроме как «убрать этого мужчину от Римуса». Он остановился рядом с Римусом, к сожалению, не позволив себе подойти так же близко, как тот маленький парень, и сложил локти на барной стойке.  — Ты уже заказал? — спросил Сириус в надежде, что его голос звучал спокойно.  — Ага, — ответил Римус, немного наклонив голову и повторив позу Сириуса. — Они, кажется, загружены. Сириус протянул ровную ноту, неспокойно стуча пальцами по бокалу, слишком поздно осознавая, что в такие моменты он не имел контроля над своим чертовым ртом. — Я смотрю, ты флиртуешь? — попытался пошутить он, кивая в противоположную сторону комнаты, где блондин сидел с группой друзей рядом с колонкой. Он отчаянно надеялся, что жгуче-красное собственническое чувство, кричащее: «Я первым тебя увидел, помнишь?», — и жестоко стучащее в груди, не отражалось на его лице.  Римус, кажется, не заметил этого: он только усмехнулся и проследил за взглядом Сириуса, отрицательно покачав головой — Нет. Это не было взаимно. — Серьtзно? — Сириус позволил себе посмеяться, однако его сердце забилось с невероятной скоростью, так, что единственным, о чем он мог думать в этот момент, был ответ Римуса. — Почему же? — Он не мой типаж, — Римус пожал плечами. На его лице появилась та самая таинственная, скрывающая некий секрет, улыбка, и Сириус мысленно разбился на осколки. «Хорошо, не твой типаж», — подумал он. — «Я понял. Пожалуйста, просвети меня, иначе я этого не выдержу». — Слишком мужественный для тебя, да, Римус? — поддразнил он, и, о боже, он был прав. Он не может ошибаться. Его догадка была скрыта под необдуманной шуткой, но в ней была доля правды. Ее смысл лежал на поверхности, но они уже выпили несколько бокалов алкоголя, и Сириус на секунду подумал, что Римус, находясь в около-пьяном состоянии, возможно, даже не заметит его намека. В любом случае, его пальцы слегка дрогнули от нетерпения. Римус слабо покачал головой, улыбнувшись и остановив взгляд на Сириусе так, что он не смог расшифровать его значение. — Он немного… слишком блондин, — легко сказал тот. Сириус повернулся к нему лицом. «О?» Мысли в его голове закрутились с невероятной скоростью, когда он остановил взгляд на Римусе, наблюдая, как тот медленно расплывается в улыбке с каждой секундой молчания между ними, как его глаза путешествуют по его собственному лицу. — Да? — наконец сказал Сириус: все остававшиеся частички красноречия бесследно улетучились, и Римус сдержал смех.  — Ага, не мое это. — Это потому что… он… — о боже, он не мог, блять, нормально говорить, — он… Римус кивнул, и на одну секунду Сириус убедился в том, что тот может читать его мысли, и каждая из них сейчас чистейшим почерком написана на его лице, и Римусу хватило всего лишь взгляда, чтобы узнать, о чем он думал. Однако он не понимал, приятно ли ему это ощущение. — Так ты… — Сириус засомневался, вдруг побоявшись озвучивать свою мысль, и да, Римус точно видел его насквозь, потому что его следующие слова в точности повторили то, о чем он думал. — Флиртую с мужчинами не-блондинами? Да, — просто продолжил он. — Вообще-то, только с ними.  О. Черт. Сириус замер. Еще несколько секунд он смотрел на Римуса широко открытыми глазами, перебирая в голове тысячи неподходящих слов, так отчаянно пытавшихся вырваться наружу. Он не знал, что он должен спросить первым делом: «Почему ты не сказал мне?» или «Это значит, что я был прав, и каждый раз, когда ты смотрел на меня и касался меня, мне не казалось?» — Они знают? — в итоге произнес он, и да, возможно, это было лучшим вопросом из всех, что мешались у него в голове. Римус немного нахмурился, вероятно не поняв вопроса, и Сириус кивнул в сторону их столика в углу бара. — О, — сказал он, взглядом окинув их группу, возвращаясь к Сириусу, — да, они знают.  Что. За. Пиздец. Вдруг Сириусу показалось, словно земля ушла из-под ног, и ему потребовалось около минуты, чтобы заново начать думать о том, что ему делать теперь; но вот Римус снова подходит к нему и останавливается, почти коснувшись его плеча своим, и все оставшиеся мысли в голове Сириуса мгновенно улетучиваются.  Большую часть вечера он провел, наблюдая за Римусом и паря вокруг него, слишком пьяный, чтобы как-то скрывать это, но сейчас он с ужасом осознавал всю ситуацию, отчего его кожа горела огнем. Его правая рука вдруг потяжелела от ощущения Римуса рядом, и стеснение от касаний неприятно потянуло в животе. Ему пришлось поднять голову, чтобы удержать его взгляд — темные, тепло-зеленые глаза казались глубже, чем когда-либо раньше. Тусклый голубой свет из-за бара ярко осветил на шрам на брови Римуса; он только подчеркнул еле заметные веснушки на носу и щуках и потрескавшиеся розовые губы, растягивающиеся в наглую, незаконную улыбку. — Щас словишь кого-нибудь, — тихо произнес Римус, улыбаясь. Он протянул руку и коснулся подбородка Сириуса сначала один, а затем и второй раз, прежде чем тот вернулся в реальность и осознал, что, о боже, он стоит с открытым ртом — просто унизительно.  Он резко сомкнул челюсть со слышимым стуком и подавил сжатый звук, чуть не вырвавшийся сам по себе, ощутив, как сердцебиение ускорилось и непривычное тепло подкралось к скулам. Римус улыбнулся так, что он почувствовал себя практически прозрачным, — и просто ушел, коснувшись его плеча своим.  О. Ладно.  «Ладно, хорошо, отлично, он действительно, по-настоящему горячий, настолько, что с ума сойти можно, классно, все хорошо — или не очень — теперь можно выдохнуть, спасибо» Сириус, все еще не решаясь выдохнуть, развернулся к бару, и про себя он безостановочно повторял — «пиздец, что за хуйня, пиздец, что за хуйня». Он снова облокотился на блестящее, липковатое дерево барной стойки и наблюдал за тем, как Римус подошел к их группе в углу, передал напиток Лили и сел обратно на свое место. Сириус не думая поднес руку к подбородку, провел пальцами прямо в том месте, где Римус недавно касался сам, собственной рукой, своими длинными, идеальными пальцами с выраженными костяшками — слишком легко, чтобы Сириус действительно почувствовал, но достаточно, чтобы заставить его мысли превратились в бессвязный непрекращающийся поток «еще, еще, еще», и он бы принял что угодно от Римуса.  «О,» — подумал он, — «Бен даже близко не сравнится с ним». Внезапно у него перехватило дыхание.  Помещение было громким, и он не смог полностью осознать эту мысль: возможно, это к лучшему, ведь будь он трезв — он был уверен — данное умозаключение привело бы к страшным последствиям, — но на несколько мучительно длинных секунд она задержалась в голове, пока он ждал бармена. Подрагивающие пальцы, тепло около щек, быстрые удары сердца о грудную клетку — все казалось слишком для него, но эти ощущения не были непривычными. Раньше он уже чувствовал все это и, в какой-то степени, контролировал. Однако они никогда не были вызваны человеком. Вдруг Сириус понял — с ослепительной ясностью, невозможной для человека опьяненного, — что это оно. Окрыленность, очарованность, желание, о котором он так долго мечтал — все это пришло в один момент вместе с Римусом.  Где-то в подсознании Сириус осознавал, что это не совсем подходящие мысли для бара, где от него ожидалось общаться со всеми и веселиться — тем более, когда он должен был вернуться к остальным и просидеть весь оставшийся вечер напротив причины этих мыслей, даже не представляющей, в какое состояние всего пара слов и мимолетное касание привели Сириуса. Он должен был осознать все дома, в безопасности своей комнаты, где у него имелось все время мира, чтобы распластаться на полу и впасть в глубокие мысли.  — Ты идешь?  Сириус едва не подпрыгнул от неожиданность и резко повернул голову на звук. Марлин появилась справа от него, отразив его позу и встав у бара. Она вопросительно изогнула бровь, улыбаясь, прежде чем нахмуриться.  — Что случилось? — внимательно спросила она, изучая его лицо, и Сириус задержал вдох. Он взглянул за плечо, где за столом в углу Римус смеялся над чем-то, что сказал ему Джеймс, и выдохнул, когда одна лишь улыбка выбила весь воздух из легких.  — Все плохо, — выдохнул он, не отводя взгляда и уже потеряв всякую надежду бороться с тянущим чувством в груди, зовущим его ближе, ближе, ближе к Римусу.  — Что? — Марлин проследила за его взглядом, развернувшись и вопросительно проговорив: — Что ты имеешь в виду?  Сириус прикусил губу, решая, стоит ли сохранить секрет. Но затем Римус с другого конца комнаты посмотрел прямо на него, задержав взгляд и сделав глоток напитка, и теперь живот Сириуса по-настоящему заболел. — Марлс, — начал он, снова повернувшись к ней и пытаясь привести мысли в относительный порядок, — наверное, он мне правда нравится. — Кто? — она нахмурилась еще больше и посмотрела по сторонам, изучая их стол несколько секунд, прежде чем ее челюсть упала в удивлении, и она пораженно втянула воздух. — Не пались…  — Римус? — она расплылась в улыбке, и Сириус спрятал лицо в руках. — Нет, подожди, это очень мило, Сириус… — Нет, — отрезал он, с ужасом вновь поднимая взгляд. — Это не мило, это, блять, проблема.  — Почему? — Потому что. — Но он хороший, Сириус! Честно, у тебя отличный вкус, — она посмотрела на их группу, с выдающей тему их разговора улыбкой, и боже, Сириус прямо сейчас готов был провалиться под землю. Да, это было бы замечательно. — Марлин, ради бога, — прошептал он и потянул ее за руку, разворачивая ее к бару, — я же сказал, не спались! — Да кому до нас есть дело? — Марлин! — А что, если ты ему тоже нравишься? — Черт, мы что, в средней школе? — Сириус устало потер глаза и, вспомнив о блестках, взялся за переносицу. — Сириус, в чем проблема? — спросила Марлин, слегка толкая его плечом. — Ты же не из тех, кто стесняется того, что тебе нравится парень. — Я не знаю, — выдохнул он, немного покачав головой. — Я не знаю, но у меня есть странное предчувствие на этот счет. Будто… он мой друг, Марлс, и мне нравится быть его другом. — Вы можете дружить, — ответила она,— это нормально. — Я понятия не имею, как дружить с кем-то и в то же время чувствовать что-то подобное, — едва не плача проговорил Сириус, внезапно ощутив ударивший в голову алкоголь, и вдруг почувствовал себя слишком уязвимым; он был очень, очень близок к тому, чтобы просто сбежать из этого места. — Тебе никогда не нравился кто-то из друзей? — спросила Марлин: ее слова прозвучали, как насмешка, и он недовольно посмотрел на нее: — Нет, — твердо ответил он. — Марлин, я выпил три напитка и не готов шутить об этом, пожалуйста. — Боже, ладно. — Я, блять, не знаю, что мне делать. Марлин грациозно скрыла малейший след смеха в голосе: — Ну… я не знаю. Думаю, ты можешь просто… — она пожала плечами: — веселиться. Наслаждайся проведенным с ним временем. Будь его другом. Ты знаешь, как быть другом, для меня ты хороший друг, даже отличный, — добавила она с улыбкой. — Об остальном не беспокойся. Честно. Все случится само собой. Сириус засомневался: — Не знаю, хочу ли я, чтобы что-то вообще случалось. — Я думала, он тебе нравится? — Да, — с широко раскрытыми глазами ответил он: в голове было слишком много мыслей, чтобы понять, откуда взялось это тянущее чувство в животе. — Но не совсем внешне, знаешь…то есть, да, внешне тоже, сначала мне просто казалось, что он типа милый, но теперь он… — вдруг Сириус снова почувствовал приливающий жар где-то ниже щеки, и закрыл лицо руками. Господи, он совсем не понимал, что делать дальше, и сама по себе ситуация становилась слишком неловкой. — Боже, ты знаешь, что я имею в виду! То есть, он не просто такой, он еще… — он засомневался, пытаясь выделить что-то, что тянуло его к чертовому Римусу из всех возможных людей, не сумев подобрать нужные слова. Их было слишком много — выбрать одно просто невозможно. — Еще что? — спросила Марлин спустя несколько секунд молчания. Сириус пораженно покачал головой с тяжелым беспомощным вздохом. — Все, — тихо сказал он, даже жалостливо. Действительно, он — все. Теперь он должен быть честен перед собой, и, если говорить правду до конца, то Римус не покидал его голову с того самого вечера, когда они впервые заговорили: когда он был тихим, аккуратно наблюдал и подбирал каждое слово, каждый вопрос, в страхе ошибиться. Сириус едва ли мог вспомнить случай, когда кто-то был с ним так осторожен. Однако за прошедший месяц Римус изменился в его глазах: было заметно, что ему стало комфортно рядом с ним. На смену стеснительным улыбкам и сомнению в голосе пришли остроумные ответы, преувеличенное закатывание глаз, красноречивые взгляды вместе с легким смехом, слишком приятным для пяти тридцати утра, или восьми вечера, или вообще для любого времени суток, если честно. Он олицетворение таинственности, но иногда читать его так просто; он состоит из миллиона почти незаметных привычек и фраз, которые Сириус готов был подмечать снова и снова, чтобы после обдумывать в свободное время. О, это слишком даже для него. Слишком быстро. И сейчас все его мысли, скорее всего, ярко отразились на его лице. — Господи, он тебе нравится, —смеясь сказала Марлин. Сириус тотчас выпрямился и постарался прогнать липкое почти ранящее чувство, обосновавшееся в груди пока он не заметил. — Нет, все кончено,—он отмахнулся от ее слов, ловя взгляд бариста, и постукивая пальцами по дереву барной стойки. — Сириус, я не буду над тобой смеяться,—настойчиво произнесла девушка, заглядывая ему в глаза.—Обещаю! Просто я еще никогда тебя таким не видела, я очень рада за тебя. Правда, вы бы хорошо смотрелись вместе. —Брось, Марлс, у нас ничего не будет. Ты что-нибудь хочешь?—уклоняясь от темы спросил он, когда бариста направился в их сторону, на что получил жесткий взгляд от Марлин. —Ром кола,—нехотя ответила она, в целом не впечатленная попыткой Сириуса уйти от предмета их разговора. Сириус сделал заказ и нетерпеливо помялся на месте. Взгляд подруги тяжестью лег на профиль его лица. —Я не буду это обсуждать,—выдохнул он спустя несколько секунд тишины, в ответ на что она подняла бровь.—Я все сказал. Между нами ничего не будет. —Почему нет? —Потому что мы с тобой прекрасно помним мои прошлые попытки,—беззаботно ответил он.—Каждая заканчивалась плачевно. Не хочу, чтобы все повторилось с ним. —Эй,—Марлин снова выпрямилась и попыталась поймать его взгляд.—Это неправда. Ты не виноват, что все так заканчивалось, Сириус… —Виноват,—он попытался улыбнуться.—Все в порядке, честно. Марлин раздраженно выдохнула и сжала зубы, очевидно сдерживаясь от очень, очень грубого комментария. —Он мой друг,—продолжил Сириус, искренне улыбаясь, когда Марлин все еще не выглядела убежденной.—Меня все утраивает. Честно-честно. Долгие секунды они молча смотрели друг на друга, прежде чем Марлин громко вздохнула: —Ладно,—сказала она, потянувшись за напитком, как только бариста поставил бокалы на бар, и твердо посмотрела на Сириуса,—но если ты еще раз так про себя скажешь, то я неделю не буду с тобой разговаривать. И я не шучу. —Понял,—ответил он, кивнув и отсалютовав ей в попытке разрядить обстановку. —Господи, как всегда,—она вздохнула, однако улыбка уже закралась в уголки ее губ.—Тебе говорили, что ты невыносим? — Да, дорогая, только ты,—почти пропел он, сплетая их руки вместе и направляясь назад к друзьям. Сириус делал все возможное, чтобы подавить нарастающую панику, вновь напомнившую о себе, когда они с Марлин вернулись на свои места. Ему ужасно хотелось радоваться тому, как все было прямо в этот момент, оставить все так, как было сейчас: Римус на другом конце стола, достаточно далеко от него, чтобы его рукам не пришлось неловко искать себе место, или чтобы его тело не поддалось неизвестным ему ранее силам гравитации, противостоять которым у него не хватало сил. Отсюда он мог наблюдать за каждым выражением лица Римуса, освещенного тусклым светом бара, когда тот вслушивался в рассказ Доркас на противоположном от него краю, смеялся над чем-то, что сказал Джеймс, обсуждал с Лили какой-то очередной проект по литературе. Такая дистанция его успокаивала, давала простор для размышлений, позволяла говорить, не сомневаясь—но ощущение пальцев на подбородке никуда не исчезало. Позже Марлин пересела к Лили, и они продолжили активное обсуждение фильма, который они смотрели на прошлой неделе и Джеймсом и Доркас, а Питер ушел к бару. Внезапно место рядом с Римусом оказалось пустым, а его внимание—не занятым, и Сириус не раздумывал дважды и без капли сомнений выскользнул со своего места и славировал к концу стола напротив. —Все нас покинули,—вздохнул он, падая в кресло и подперев подбородок рукой, и осмотрел всех издалека.—Плохие друзья, получается. —Пит нас не покидал, он просто ушел за напитками,—указал Римус, откидываясь на спинку кресла и помешивая оставшийся алкоголь в бокале. Сириус рассмеялся: —Пит уже подкатывает к бариста,—ответил Сириус, рукой указывая в сторону бара. Пит опирался на стойку, активно жестикулируя и что-то говоря девушке, занятой напитками. Она казалась милой, но, к сожалению Питера, в лучшем случае не была им впечатлена, в худшем—он ей надоедал. —Откуда ты знаешь, что он подкатывает? —Я уже достаточно видел его такого рода попытки, поэтому делаю вывод, что он, вообще-то, действительно подкатывает. Римус цокнул языком, немного прищурившись на Сириуса и легко толкнув его в плечо. —Как грубо. —Нет-нет,—Сириус снова выпрямился, подняв в воздух указательный палец и смерив Римуса строгим взглядом.—Мы ведь с тобой уже решили, что из нас двоих грубый только ты. Римус непроизвольно открыл рот: —Я грубый? —Совершенно верно,—настоятельно ответил он, полностью разворачиваясь к Римусу и встречаясь с ним взглядом. Тот проследил взглядом за его фигурой, внимательно; на его лице, казалось, появился легкий намек на улыбку. —И когда же ты так решил?—спросил Римус. —Сириус, я же всегда был исключительно добр к тебе. —Ну… да, конечно, кроме того, а как же те сотни высказываний насчет пробежек? Что мне следовало бы уже сдаться и спрыгнуть… Римус заметно выпрямился, и, широко распахнув глаза, пораженно взглянул на Сириуса, все еще пытаясь скрыть улыбку. —Когда это я такое говорил? —Ужасно много раз, Римус, ужасно,—Сириус печально покачал головой.— И мысленно и вслух. Считай чудом то, что я все еще справляюсь с твоими унижениями. —Считай чудом то, что я все еще выношу твое брюзжание. —Брюзжание?—Сириус почти взвизгнул. Римус закатил глаза и снова откинулся на спинку кресла, пытаясь унять улыбку, спрятавшись за краем бокала с напитком.—Что ты только что сказал? Брюзжание? Римус, в каком веке мы живем, боже мой! —Отвали,—нехотя пробурчал он. —Нет-нет, теперь я от тебя не отстану,—Сириус широко улыбнулся.—Надо же над тобой поиздеваться. Кто вообще использует такие слова, брюзжание… —Я учу чертову литературу!—в свою защиту воскликнул Римус. —Да, и Доркас тоже, но она никогда еще не говорила «брюзжание»… —О господи, хватит, не повторяй… —Брюзжание, брюзжание, брюзжание, вот сейчас ты брюзжишь, Римус… —Ага, да, а у тебя блестки на лице,—сообщил он. Сириус издал смешок: —Я знаю, так и должно быть. Это ты так пытаешься уйти от темы? Потому что я как-то не впечатлен. —Нет,—выдохнул Римус, снова приподнявшись с кресла, наклоняясь ближе к Сириусу и беря слегка поворачивая его к себе за подбородок. Сириус выпил достаточно, однако попытался осознать всю ситуацию, когда Римус немного потянул его к себе, наклоняя голову, и придвинулся ближе. Из горла чуть не вырвался высокий звук, и воздух, казалось, улетучился из легких: вдруг все тело не раздумывая поддалось рукам Римуса. Все связные мысли покинули его голову—остались лишь неразборчивые обрывки фраз и непрекращающееся «Римус! Римус! Римус! Римус!». На таком расстоянии Сириус мог пересчитать все веснушки, рассыпанные по его носу, мог с легкостью протянуть руку и провести пальцем по загадочному серебряному шраму, диагонально пересекавшему лицо. Нечестно было находиться с Римусом так близко, по крайней мере сейчас: Сириус только-только чуть не вышел из себя у бара и решил, что ему очень даже нравится просто дружить с Римусом (и только дружить). Нечестно было вот так держать его лицо—Сириус впервые заметил янтарный ободок в середина радужки его глаз, прямо вокруг зрачков. Живот неприятно стянуло, сердце безостановочно стучало, он был пьян—и ко всему почему хотел приблизиться еще немного. Римус пристально вглядывался в одно место на лице Сириуса: его брови слегка сведены к переносице под тусклым освещением бара,—и он вскоре осознал, что тот тоже немного пьян. Его движения казались медлительнее, и глаза слегка затуманены, словно прямо сейчас он мысленно вел какой-то внутренний монолог. Сириус готов был остаться в таком положении всю ночь, прямо так, в руках Римуса, изучая его вблизи, запоминая каждую мельчайшую деталь, незаметную с того расстояние, н котором они держались последний месяц. И вдруг Римус пошевелился: свободной рукой он коснулся прямо слева от переносицы Сириуса. Пальцы рук легко скользнули по подбородку—так, что Сириус мог бы и не почувствовать,—прежде чем накрыть его лицо рукой и наклонить голову так, чтобы стереть осыпавшиеся блестки рядом с переносицей. Затем он отодвинулся, отпустил Сириуса до того, как тот успел бы схватить его за руку и не отпускать, и, о боже, Сириус почти его поцеловал. Он бы хотел притянуть за шею, вплести руки в его волосы и часами просто целовать его. Впервые такая мысль закралась в его голову — что было довольно удивительно сейчас — но как только он осознал свое желание, держать в себя в руках показалось практически невозможным. — Блестка, — сказал Римус, поднимая вверх палец и самодовольно улыбаясь, и, возможно, это было лишь секундное заблуждение, но Сириусу послышалось, что его голос звучал как-то иначе, не так, как обычно. — Что? — Сириусу показалось, что он окутан туманом: серьезно, как Римус смеет говорить с ним сейчас, когда его руки только-только держали его лицо; как он смеет не говорить о том, что все это время у него в глазах всегда проблескивала светлая, желто-коричневая едва заметная полоса, которую Сириус просто физически не мог рассмотреть; как он смеет рассчитывать на то, что Сириус сейчас сможет произнести хотя бы одно полноценное слово, секунды после того, как эти руки касались его лица так мягко, так благоговейно?«Господи,Римус,—подумалон,—заметь, в каком я состоянии». Римус поднял палец выше, прямо на высоту глаз Сириуса, и очевидно приподнял брови. Сириус с трудом перевел взгляд с его лица на две крошечных блестки. — Блестка, — повторил Римус. Он наклонился ближе и сдул частички глиттера с пальца, потянувшись за их стаканами, и, поднявшись, направился к бару. Сириус наблюдал за ним, замерев в том положении, в котором оставил его Римус. Сердце по-прежнему неустанно стучало в грудную клетку и ребра, пульсируя в пальцах и приливая волну жара к щекам. О, это было совсем не честно. Совсем. Римус был слишком красив, высок и слишком, слишком мил, умен и чрезмерно терпелив; он мог быть смешным и даже чересчур хорошим, и не мог не нравиться Сириусу. Однако он понимал, что сейчас не время, он не мог рисковать потерять Римуса, когда он только-только приблизился к нему; но, господи, в тот момент — когда он был немного пьян в баре с друзьями, наблюдая за спиной парня, заказывающего очередные напитки — Сириус еще ни разу в жизни никого так не хотел. Это пугало. И было совсем не знакомо. Но в то же время это что-то — неприятно колющее в груди и рождающее неизвестное ранее тепло между ребер — было невероятно красиво.