Фанат Моцарта

      - Так, а почему ты тут готовишь? В таком огромном доме наверняка есть повариха.       - А я нервы успокаиваю так, чтобы лишнее не думать. Знаешь, у меня до сих пор в голове не укладывается, как тётя Даша могла так поступить. И ведь даже бабушка её поддержала!       - Да... С этим явно перегиб вышел.       Антон придирчиво осматривает целую тушку курицы, перемазанной в маринаде и принявшей в свой, простите, зад половину кислого лимона, перед собой и невольно улыбается. Засунуть инородный предмет продолговатой формы в зад курицы под писклявое «не бойся, Тоша, я готова-а!» от Позова стоило немалых усилий, ведь у него не четыре руки, чтобы одновременно и полотенцем хрюкающего очкарика бить, и продолжать вставлять лимон в дырку, слава богу, не живой курицу. Но он справился, одалел непростое препятствие на пути в свою лучшую жизнь и собой доволен.       Эти пол часа «кашеварства» Антону идут на пользу. Дима раскачивает его бессмысленными разговорами, не даёт задуматься и уйти совсем в глубь себя, как несколькими часами ранее в больнице, отвлекает, и Антон ему за это безумно благодарен. Думать и мусолить тему в тысячный раз не хочется; обвинять себя за то, чего не сделал, трепать нервы не только себе, но и другу, когда бабушка под присмотром лучших врачей и медицинских аппаратов, - тоже. Врачи - мастера своего дела, они сделают всё возможное и, если надо будет, вытащат старушку даже с того света, и всё будет хорошо. Антон им верит. И чуду. Ведь, если веришь, обязательно случится?       - Эй, мальчишки, есть что-нибудь вкусненькое? - полулысая-выбритая голова проскальзывает к столу, прямо на глазах мальчишки подхватывая с тарелки нарезанный сладкий перец и отправляя его точно в цель, а точнее, в ещё не накормленный (!) рот.       - Так! Ещё ничего не готово! - Антон старается придать голосу строгие нотки, - ведь нечего аппетит перед обедом портить! - отталкивая от стола довольную тушу Попова, но сверкающие голубые напротив плавят его в мягкий пластилин, растапливают нахмуренную мину, и сквозь губы проскальзывает счастливый смех, - Иди давай! - мальчишка подталикавает его к выходу, чтобы не успел ещё чего хватануть, но Арсений ухмыляется и выворачивается из его ладоней под пробивающийся смех Позова. Антон цокает, вот же балбес, а. Его балбес.       - Если что, мы с Валерой у меня в комнате, - оповещает он и, смазанно чмокнув в скулу, убегает в сторону лестницы, оставляя парня смущённо потирать место поцелуя подушечками пальцев.       - Тох, я даже не думал, что Попов потенциальный подкаблучник, - присвыстывает Позов.       - Знаешь, что? А Валера не далеко от него ушёл. И я сейчас не про себя говорю.       - А про кого? - строит из себя дурачка, наивный, думает, съедет с темы?       - Ой, только не говори, что ты не заметил, как Валера на тебя смотрит, - мальчишка хитро улыбается, шенкуя мытый картофель.       - Тох, - Дима резко становится серьёзнее, откладывает нож и хмурится устало, - давай будем объективными. Я не в его вкусе. Ты видел его бывшую Настю? Там фактура, а я...       - Не надо. Решать. Ничего. За Валеру, - строго прерывает Антон, взмахивая острым лезвием ножа, - Парень он не слепой и не глупый, знает, чего хочет и что делает.       На Димин охуевший взгляд, аля «с каких пор ты стал таким умным?» он ухмыляется и гордо вздёргивает подбородок. Всегда был таким, но от тебя скрывал, боялся, не примешь с таким большим багажом опыта и знаний. Учись, пацан, пока я жив.       - Антон, - через арку заглядывает макушка тёти Марты, а после и вся женщина с мягким тоном голоса, - к Вам там пришли. Ожидают в гостиной.       Кого могло принести в дом Поповых, но не к Поповым, а к... Антону? Мальчишка растерянно переглядывается с Димой, но тот ни сном, ни духом, такой же растерянный и настороженный. Марта неловко улыбается, не понимая причины заминки, и Антон спешит её успокоить и отпустить дальше выполнять домашние дела.       - А, спасибо.       - Я с тобой, - твёрдо кидает Дима, скидывая с плеч фартук и помогая развязать Антонов на талии, и Антон не возникает. Самому усыкаться, как страшно выходить за пределы кухни. В последний раз такой визит не закончился ни чем хорошим и до сих пор вызывает табун мурашек по коже при воспоминание о грубом поведении отца. И Дима во второй такой раз помочь вряд ли сможет, не смотря на всю остроту его языка, силёнок у них на двоих меньше, чем у просвещенного культурой, а не спортом Валеры, а это весьма не много.       Но опасения не сбываются, и Антон в какой-то степени жалеет, что перед ним сейчас не злой, метающий искры из глаз отец, а Виктория, затмевающая выкрутасы мужчины одним лишь появлением своей физиономии в поле зрения.       - А я вижу, ты тут хорошо освоился, - ухмыляется, пристально оглядывая его с ног до головы, видимо, в попытке смутить Антона его же «луком», но, - простите, мадам, - попытка провалена, большая Арсова футболка и собственные спортивные шорты мальчишке добавляют лишь больше уверенности в домашнем прикиде.       - Ты что-то хотела? - натянуто-любезно улыбается Антон, складывая руки на груди. Что бы он не говорил и как бы не выглядел, страх перед сумасшедшими глазами девушки возникает рационально. Он просто напросто не знает, чего от неё ожидать.       - Да-а, я бы хотела, чтобы ты навсегда исчез из жизни Арсюши. Это мой тебе дружеский совет, - Вика стучит каблучками, подходя ближе, - всё равно он рано или поздно поступит с тобой, как со своей бывшей. Ты не знаешь эту душераздирающую историю? - наигранно ахает, прикрывая рот ладошкой, когда замечает секундый блеск удивления и заинтересованности в глазах Антона, - Я тебе сейчас расскажу. Помнишь, год назад Арсюшенька встречался с...       - Да хоть с Папой Римским! - грубо фыркает парень, твёрдо глядя в суженные глаза девушки, - Мне без разницы, с кем он встречался до меня, главное, что происходит сейчас. Поэтому оставь свои сплетни при себе.       - А ты наивнее, чем я думала, - она разочарованно задирает уголок губ, подходя вплотную к его замершему кирпичом лицу, - Да он наиграется тобой да выбросит, и останешься ты у разбитого карыта! Антоша, мне тебя так жаль... - девушка тянет ладони к лицу парня, сочувственно выпячивая нижнюю губу, и Антон горит желанием грубо ударить её по рукам, так, чтобы до следов, чтобы сразу понятно стало, что это личные, блять, границы.       - Так пожалей лучше себя, курица мокрая! - Дима заслоняет его своей спиной, отпихивая «курицу» в сторону, и рычит себе несвойственно.       - Ах, а это кто это у нас здесь? Отличник, который не получил желанную стажировку? Каково это проигрывать более слабому сопернику? У него и баллы ниже, а в Европу едет всё равно он, - Вика нападет, кидается со всеми известными болевыми точками противника в бой, растягиваясь в мерзко-сладкой улыбке, словно предчувствует, нет, уже празднует собственную победу, - Ты думаешь, что пока ты там будешь мотаться по своим заграницам, Арсюша будет тебя ждать? Да он мигом замену найдёт!       Но кто сказал, что она за ней?       - А ты знаешь, что он мне сказал? - Антон чуть склоняет голову, пристально вглядываясь в голубые глаза девушки, следя за малейшей реакцией.       - Что?       - Что он поедет со мной, - спокойно проговаривает мальчишка, и её глаза сверкают всего на мгновение, она понимает, о чём он говорит, она уже знает, что это правда, но отрезает совсем другое:       - Врёшь.       - Нет.       - Не поедет.       - А как ты заставишь его не поехать?       - Как? - она коротко смеётся, смеряя его насмешливым взглядом, будто он спросил, откуда дождь идёт, а не как она походит в этот раз, куда сделает выпад, чтобы сделать побольнее, - А я попрошу тётю Сели, чтобы она стажировку отменила. А вы не знали, что она дружит с ректором? Или ты реально думал, что заслуженно получил свою стажировку? Господи, Антон, какой ты наивный!       - Нет, это наивная ты, раз думаешь, что стажировка для меня важнее Арсения, - она крепко стискивает челюсти, пока её глаза сереют на глазах (хах, каламбурчик), и Антон радуется внутри, как дитя, понимая, что нашёл ту самую болевую точку противника, куда надавить будет проще простого, - Да я сам не поеду никуда! Меньше проблем будет, - она вся краснеет от злости и, кажется, готовится вылить очередной поток дерьма на его голову, но не успевает, крупно вздрагивая и будто очухиваясь от долгого сна, когда за спиной Антона звучит твёрдый, но усталый тон того, для кого весь этот спектакль был затеян.       - Вик, может, хватит?       - Да, Арсюша, ты прав, хватит. Хватит унижаться и жить на этом свете! - она хватает истерично сумку и, кажется, смахивает влагу с накрашенных глаз, нагоняя драматизма туда, где его уже перебор, и так, оказывается, считает не только мальчишка. Дима взрывается резко и неожиданно, Антон это уже выучил, но то, что он умеет так...       - Господи, ты опять намекаешь, что ты хочешь покончить с собой?! Класс! - парень звучно хлопает в ладоши, через чур радостно улыбаясь, - Мне нравится твоя идея! Стой здесь, я помогу!       Позов убегает на парах если не злобы, то рационального желания вправить мозги одной потенциальной суициднице, ловящей ахуй такой степени, что замирает на месте, дрожа одними поджатыми губами. Парень возвращается через минуту, расталкивает застывших в проходе альф, несясь со всех ног к жертве с точно верёвкой, аптечкой и... Мылом?       - Нашёл, почти всё! Начнём? - Дима громко всё роняет на стол и огромными глазами впивается в лицо девушки.       - Что начнём? - её голос дрожит и она звучно глотает ком слёз в горле.       - Как что? - наигранно ахает, расширяя глаза, - Убивать тебя! Ну ты же хотела покончить с собой, - как само собой разумеющееся кидает на открывшейся в возмущение рот испуганной девушки, - Смотри, есть выбор: можем тебя повесить. Есть верёвка, мыло, м-м-м, ароматное. Ты, - тыкает пальцем в Арсения, - сможешь подкинуть верёвку туда, на люстру, а? Ты спортсмен, ну? - парень мнётся, задумчиво поглядывая на хрустальную люстру, но ловит от Димы ещё пару слов паразитов и кивает.       - Чисто теоретически, да, смогу.       - Может.       - Можешь? - Вика трясётся, мокрыми глазами впиваясь в каменное лицо альфы, - Арсюш, ты понимаешь, что ты сейчас говоришь? Ты же мой друг детства! Как ты можешь так со мной? - она кричит, и Антон нервно оглядывается назад, на согласно поджавшего губы Арсения, и понимает, что сейчас они могут переборщить и всё, блять, финита ля комедия, труп найдут сегодня ночью.       - Второй вариант: ты можешь отравиться. Смотри, столько таблеток, класс. Ты накидаешься, и тебя не откачают. Только, подожди... - Позов подлатает к ней, бешенно мечась взглядом по её бледному лицу, - Ты... Макияж нанеси, хорошо? Пудры! Больше пудры!       - З-зачем?       - Да чтобы тебя не испугались в морге! Потому что у них у всех глаза выкатываются, лицо опухшее, язык вываливается, - и показывает, не перестаёт активно жестикулировать, - А, подожди! Бельё! На тебе бельё верх и низ одного комплекта? Потому что там же раздевают до гола! Будет неловко, если...       - Чокнутый! Вы все тут, блять, за одно! - Вика кричит надрывно, хватает сумку и быстро стучит каблучками на выход, отталкивая парней в сторону.       - Ребят, я щас, - быстро ориентируется Арсений, вылетая следом, и Антон опасливо провожает его спину взглядом.       У девочки нервы шалят, психика неуравновешенная, вся ещё балансирующая между пубертатом и взрослым здравомыслящим человеком, а они её, блять, до истерики доводят, отпуская её дальнейшие действия на волю случая и её же рассудка, которого она сейчас хер послушается.       Она меньше, чем неделю назад, под машину кинулась из-за любви неразделённой, поставила на кон всё, не раздумывая, а сейчас они действительно думают, что после такого позора она не пойдёт и не повесится на такой же чертовой верёвке и не наглотается таблеток из сумки, а резко перехочет на себя руки накладывать?              - Браво, Дима, браво! После такого шоу я бы лично в петлю не полез, - Валера восторженно хлопает в ладоши, плюхаясь в кресло, пока Дима неуверенно улыбается, как-то заторможенно моргая.       - Дим... А ты палку не перегнул?       - Как по мне, самое то. Пускай на ситуацию со стороны посмотрит. Может, че то изменится и она придёт в себя, - он опускается бедром на столешницу, протирая стекла очков, и Антон невольно его словам поддаётся, хоть и всё ещё чувствует внутри бьющих тревогу человечков. Позов врать не станет, если так видит, значит, так оно и есть. Может, чутка иначе, чем у Антона, но мальчишка верит и позволяет себе расслабить плечи, опуская тяжёлую голову на ладони.

***

      - Вик, подожди!       - Что, «Вик»?! Жалеешь, что я не повесилась? Что не устроила вам шоу, да?       - Глупости не говори! Вик, тебя Дима разыграл! - Арсений ловит девчонку за трясущийся локоть, круто разворачивая к себе заплаканным лицом, - Он хотел, чтобы ты на ситуацию со стороны посмотрела. Вик, ты же адекватная девчонка, что с тобой происходит? - она вырывается, шипит и поднимает на него большие голубые, почти как у самого Арсения, глаза.       - Да происходит то, что я люблю тебя, а ты этого даже не замечаешь! Ты зациклился на...!       - Да не любишь ты меня! - Арсений срывается, кричит так, что и в доме его наверняка слышно, но только так девчонка его слышит, - Ты с детства привыкла получать всё, что хочешь! У тебя это не любовь, это дело принципа! - он ловит её ладони в свои, крепко сжимая её холодные пальчики своими горячими, и с мольбой заглядывает в зарёванные радужки, - Вик, я тебя прошу, остановись, пожалуйста... Не всё, что мы хотим, приносит нам счастье.       - Арс... Скажи, пожалуйста, неужели я не заслуживаю любви?       - Заслуживаешь, Вик, заслуживаешь. Я тебя люблю, но как друг.       - Мне этого мало, - в её глазах стекло, она шепчет едва слышно, но Арсений слышит, сжимает её ладошки особенно крепко напоследок и отпускает.       - Извини, это всё, что я могу тебе предложить, - её глаза режут его душу, сердце, и Арсений не выдерживает, отворачивается и уходит. Медленно, тихо, надеется, что услышит её голос в спину.       - Господи, да я никому не нужна! - и слышит отчаянный вой, крик души, крик о том, чтобы на неё обратили внимание, дали понять, что она нужна. Арсений тормозит на месте, оборачиваясь через плечо.       - Нужна. Если бы ты не была так на мне зациклена, ты бы увидела, что рядом с тобой есть человек, который по-настоящему тебя любит. Со всеми твоими закидонами и тараканами, - уходит, но слышит в спину то, что ожидал услышать:       - Любит..?       Потому что и не думает она о суициде, не нужно ей это. Ей внимание нужно, любовь, а то, что использует она - самый простой способ их добиться - навредить себе, и нет разницы, в каком состоянии тела её будут любить и обращать внимание. Главное, что будут.

***

      Антон тупит глаза в картину. Картинка замыленная, нечёткая, но глаза привыкли видеть на этом месте нежные бутоны цветов, не разбирая и не вглядываясь, поэтому мыслей о сути изображения не возникает. Какая разница?       Запеченная им же - ну, или духовкой - курица с картошкой в горло не лезет, не осмеливаясь присоединяться к компании противного кома. Тошно сидеть и упиваться вниманием друзей, пока те неосознанно лезут к нему ближе, запросто распознавая отстранённость от беседы. Тошно сидеть и осознавать, что не у всех сегодня наполненный теплом и смехом ужин. Например, у Вики.       Антон не знает, чем закончился их разговор, если его так можно назвать, исходя из отрывков громких фраз за входной дверью, Арсений в подробности не вдавался, сказал, устаканил, но на душе тревожно. Будто он что-то упускает, не видит за опущенными ресницами и не спешит обращать внимание, не смотря на выраженную тяжесть там, внутри, в самой грудине. Он... Будто боится за чью-то жизнь.       Наверное, увидь парень на улице незнакомую омегу, а не ту же Смирнову, с размалёванным макияжем на лице и трясущимися от истерики губами, он бы подошёл, предложил свою помощь, а, получив отказ, с пустой головой развернулся бы и ушёл, не вспоминая об инциденте до того самого момента, пока кто-нибудь не спросил бы, как он до энного места добрался. И убирая всю детскую вражду между ним и Викой на задний план, Антон с уверенностью в пятьдесят один процент может сказать, что, да, он бы перехватил её, остановил бы Димину практику по правильному исполнению суицида и запер омегу нахер в белой комнате, пока не успокоится.       Но перенести свои желания в реальность Антон не может. И переносясь на пару часов назад, он бы на вряд ли смог. Поэтому в который раз втыкается в конечную точку: он беспокоится за сохранность чужой жизни.       Это нормально. Беспокоиться о ком-то - нормально. Но...       Он плутает в голове, в груди, где лёгкие передавливает тяжестью ожидания чего-то плохого, в своих чувствах и не приходит ни к одному ответу на вопрос «за кого сейчас так сильно бьётся сердце в груди».       - Антох, приё-ём, хватит картошку в пюре превращать, поешь нормально.       Взгляд отказывается фокусироваться, когда чьи-то пальцы щёлкают перед глазами, призывая вернуться в реальность. Беспокойные карие скользят по его лицу, чужие узловатые пальцы всё ещё трутся друг об друга, создавая щёлк, и Антон рассеянно промаргивается. Картинка становится чётче. Арсений хмурится.       - Я... - три пары обеспокоенных глаз направляются на него, и парень, смутившись, мотает головой. Ни к чему портить ужин озвучиванием в слух плохого предчувствия, оно... Зачем оно? - Всё нормально, простите.       Ребята подозрительно щурят глаза, явно желая задать пару вопросов, но в итоге просто переводят тему, украдкой поглядывая на непривычно молчаливого омегу, и Антон напряжённо дёргает плечами.       Предчувствие - это такая, м-м-м, штука, которую не всегда знаешь, когда лучше послушать. Она может обманывать, нашёптывая на ухо, что что-то не так, сейчас что-то случится, но ничего не происходит, всё остаётся на своих местах, а может говорить правду, когда стоишь на перепутье между булочной и домом и чувствуешь, что именно сейчас с твоей карты спишутся последние тридцать рублей за обслуживание, которых впритык хватает на твою любимую трубочку, но всё равно заходишь в палатку, берёшь сладость, а, прикладывая карту к аппарату, слышишь заветный пилиньк «недостаточно средств», и понимаешь, что надо, сука, прислушиваться к этой суке.       И Антон без понятия, к какому из двух он должен обратиться. Какое не соврёт, не обманет, даст наводку и вернёт в очередной раз к счастливому финалу, а не к внезапному кладбищу и чёрному, мрачному памятнику на нём.       Чужая ладонь мягко опускается на обятнутое хлопковой тканью бедро, нежно скользя пальцами вверх-вниз, и парень едва заметно вздрагивает. Нет, не всё ещё не привык к тому, что Арсений оказался настолько тактильным, - не привык, что в голове такие мысли.       - Ну ты чего, заяц? - шепчет он на ухо, склоняясь ближе, и Антон чувствует бегущие по коже мурашки от его горячего дыхания, но упрямо молчит, закусывая губу. Это пройдёт. Всегда проходило и сейчас пройдет мимо, как ни в чем не бывало, стоит всего лишь переждать, - Ты всё таки переживаешь из-за сегодняшнего «концерта»? - рука скользит ниже, к коленке, пытается отвлечь и расслабить, пока Антон рвано вздыхает, сдаваясь и наконец поворачивая голову на хриплый голос.       Арсений смотрит мягко, не давит, не требует рассказать, а лишь чутка подталкивает, заглядывая в самую глубину его отстранённых глаз, и Антон нервно облизывает губы. Дима с Моцартом заинтересованы друг другом, но Антон понижает голос до едва уломивого шёпота:       - У тебя когда-нибудь было такое чувство, будто ты что-то теряешь?       - М-м-м, - парень задумчиво мычит, отводя на секунду глаза и пробегаясь пальцами по внутренней стороне бедра, - Да. Наверное, да. К чему вопрос? Ты...       - Да, я... Чувствую что-то похожее. У меня сердце не на месте, и я уже не знаю, на что думать, что делать. Вдруг Вика и правда что-то с собой сделает? Кинеться опять под машину или вены перережет, или таблеток наглотается, или... Да что угодно! Мы же ей буквально инструкцию прочитали по тому, что как сделать, руки ей развязали, а...       Арсений сжимает пальцы на бедре, безмолвно приказывая замолкнуть, и серьёзно хмурит брови. Примагничивает его нервные к своим зорким, и бёдра начинают подрагивать от того, насколько сильно они передают бешеную энергетику альфы.       - Даже не смей думать в эту сторону. Вика девочка не глупая и ты это прекрасно знаешь, в здравом уме она и не подумает обычным листом к своей коже прикоснуться, не то что лезвием. Я тебе об этом уже говорил, - его голос смягчается, и сжатые коленки Антона отлипают друг от друга, - но повторюсь: она привыкла получать то, что захочет, и сегодня у неё не получилось. - Как не получилось бы ни завтра, ни через неделю. Никогда. Потому что моё сердце у тебя и забирать его обратно я не собираюсь, пока ты сам меня о том не попросишь. - Она проигрывает, ищет другие пути победы, и снова падает в яму. Они могут оказываться неправильными, все мы ошибаемся, и это нормально, но... Если у тебя не получается ни одним из достичь цели, то, наверное, надо сменить цель, а не дорогу к ней? Как думаешь, заяц?       Арсений уверенно откидывается на спинку своего стула и закидывает руку с Антонова бедра ему за спину, легко касаясь плеча подушечками пальцев. Приобнимает, окунает в чувство безопасности.       - Ты намекаешь на то, что...       - Да, Тох, да. Её цель больше не я.       И улыбается легко, свободно, и вскидывает ладони вверх. Больше не скован невидимыми цепями поперёк тела. Больше не окружён не своей виной. Она больше не его проблема.       - Подожди, - Антон ошалело хлопает глазами, - Ты сейчас не шутишь? - вот так... просто? Всего один разговор и... всё?       - Зайка, лапочка моя, я когда тебе врал? - по-детски сюсюкается Арсений и с противоположной стороны стола слышится подавленный смешок, подтверждающий, что уровень конспирации у них на нуле, но мальчишка лишь заторможенно переводит взгляд на своего бойфренда.       - А ты уверен, что она, ну...       - Переключилась? - помогает Арсений, и получает в ответ поспешный кивок, - На сто процентов я не могу быть уверен ни в чём, - насмешливо выгибает альфа бровь, и Антон фыркает, поумничать, значит, решил? - Но вспоминаю её глаза, голос, когда там с ней «общался» и понимаю, что нет, могу. Веришь мне?       Арсений, змей хитрющий, шепчет в самое ухо, пуская по ушной раковине горячий воздух, и, не дожидаясь очевидного ответа от замершего в придыхание омеги, тянет на себя за пчели в объятия. И Антон верит, без сомнений доверяясь его сильным рукам и прикрывая веки.       Вот и всё. Нет в груди камня, нет в горле комка. Они испаряются незаметно, будто их и не было никогда. Ему спокойно. Теплые руки мягко скользят по его боку и плечу, и автоматически хочется причмокнуть губами, ткнуться лобиком в чужую грудь и засопеть, как любят делать младенцы на груди папы и мамы.       Арсений растворяет его тревогу как две ровные чайные ложки сахара в любимом чае с молоком. Рассыпает как пляжный песок меж пальцев. Разбрызгивает в воздухе как любимую туалетную воду. Расщепляет как... Сколько ещё сравнений надо привести, чтобы стало понятно перманентно, как Арсений на него влияет? Хватит одного.       Антон теряется во времени, в пространстве, не знает, через сколько минут разлепляет глаза, но когда всё таки это делает, перед разморенным взглядом появляется не знакомая картина с нежными бутонами, а зашторенные в пол окна, и парень хмурится. Минуточку назад здесь всё было наоборот. Картина перед глазами, окна - за спиной, а сейчас... Перестановка?       Антон ёрзает на месте, шебуршит тканью шорт и трется голой кожей бёдер о что-то жёсткое, как будто о джинсу, а не мягкую подушку стула, и сонно моргает - ничего не понимает. Над ухом раздаётся лёгкий шум, будто выдох, и мальчишка наконец отрывает голову от своей подушки. И почти утыкается в гладковыбритую щёку носом.       Красивый       Любимый       Арсений.       И улыбаться хочется как дебил.       - Проснулся? - шелестит хрипло альфа, и Антон тихонько зевает, прикрывая рот ладонью. Спать хочется неимоверно.       - Угу.       - И тебе вот так правда удобно? - Арсений как-то с сомнением окидывает его взглядом, отклонив голову чуть назад, и мальчишка пару раз хлопает глазами. Отрывает взгляд от лица парня и...       Запоздало осознаёт, что его главная точка опоры больше не мягкий стул под пятой точкой, а сильные руки на пояснице и обтянутые джинсой бедра под задницей.       И от этого мажет сильнее, чем от горячего дыхания в самые губы. Он спал, оседлав и обхватив Арсения тонкими конечностями за плечи. Это звучит... горячо. Это было удобно. Комфортно. Но...       - А как я тут, а ты... Там... Ты же там был, а я...       - Кажется, где-то я это уже слышал, - задумчиво щурится Попов и на губах его расцветает знакомая ухмылка, - Ты закемарил прямо у меня на плече, я думал, просто перенести тебя в комнату, но ты так быстро оккупировал мои колени, что я очнуться не успел, как уже был придавлен к стулу чей-то красивой задницей. Так что теперь ты просто обязан сказать, что своими ногами я жертвовал не зря.       Жертвовал...       Антон мычит нечленораздельно, чувствуя, как кровь начинает приливать к самым щекам, и прячет смущённый взгляд в воротнике Арсеньевской майки. Он не видит, но точно знает, что по губам парня сейчас ползёт довольная ухмылка, и причина ей он сам. Потому что Арсений в первую очередь студент экономического факультета, аналитик и - черт бы его побрал, да вернул - считывать на ходу его работа, которую Антон в дом тащить не просил, но...       - Не зря.       Хитро хмыкает Арсений, подтягивает его на коленках выше, так, чтобы не сползал, и нежно обхватывает за скрытую объёмной футболкой талию. Горячие ладони даже сквозь достаточно плотную ткань ощущаются слишком явно, ползуче приятной поволкой распространяясь по коже, и Антон неосознанно падается ближе, наряет в любимую крепкую хватку и знает, что его уже никогда не отпустят, не дадут упасть. Они гладят, скользят по лопаткам, будоражат, пускают табун мурашек по телу, увлекают в сладостную негу, заставляя подставляться под них, просить большего.       Это же определённо какой-то психологический приём, да? Чтобы расслабить и рассеять внимание жертвы, а потом как напасть и клыками в кожу впиться, обездвижив, и выпить весь сок её сладкой крови.       Если да, то Антон на него клюёт. Ерзает в хватке шаловливых рук и, глядя плывущими зелёными точно в потемневшие синие глаза напротив, шепчет в самые губы:       - Мне удобно... комфортно... и безумно жарко. Достаточно?       - Предельно, - ухмыляется Арсений и впечатывается в его губы своими, не давая и секунды на дальнейшие размышления.       Цепляет нижнюю губу, закусывает, облизывает, отпускает и повторяет все действия по новой. Раздвигает мокрые от слюны губы, толкается меж них языком, пока Антон покорно приоткрывает рот, украдкой хватая глотки спасительного воздуха, и стонет отзывчиво, когда чужой юркий язык с напором проскальзывает внутрь, буквально вылизывая изнутри. Грудь бешено вздымается и пальцы беспорядочно путаются в копне тёмных волос, не позволяя отстраниться хоть на миг. Низ живота стягивает тугим узлом, открытые в зале окна не спасают от хлынувшего по телу жара, и Антон врёт, если думает, что ещё хоть что-то соображает. Только трется, трется, трется.       - В спальню? - на секунду отстраняясь от растерзанных губ, хрипло выдыхает Арсений.       - Сейчас же.       И Попов слушается.

***

      - Ребят, ну вы вообще экстремалы. Жениться в таком возрасте, - Позов показательно морщится, сжимая хрупкий бокал в пальцах, и Антон наконец отводит глаза от белоснежных скатертей на мини стойках с алкоголем и закусками на остановившуюся возле них парочку. Позов теперь без очков - коррекцию зрения сделал ещё в феврале, сдавшись уговорам парня, зато с серёжкой в ухе и Моцартом под боком, разнежанный и румяный, всё ещё откровенно бурчащий на их «раннюю» затею со свадьбой.       - А че тянуть, если я уверен, что рядом тот самый омега, - Арсений шелестит бархатом голоса над самым ухом и опутывает талию одной рукой, ближе прижимая к себе, и Антон льнёт к его боку, чувствуя тепло любимых рук.       - Да, и тот самый альфа, - улыбается и задирает выше голову, чтобы заглянуть в его глаза, увидеть привычный, но до сих пор будоражущий всё внутри взгляд, но натыкается макушкой на прикосновение тёплых губ и мурчит довольно в чужую шею. Он никогда не привыкнет к топящей нежности парня.       - Обалдеть, - его слова падают на пол весом ни меньше, чем с булыжник, и хотя за год должен был привыкнуть вот к такому, глаза всё ещё делает фарами, - Вот я, ребят... Ребята! Вот я бы никогда. Всё, нет!       - Уверен? - Валера ухмыляется, склоняясь к мгновенно краснеющему уху парня. Арсений присвыстывает.       - Та-а-ак.       - Моцарт, ты не пугай меня, хорошо? - куксится Дима, неуверенно скользя пальчиком по его смявшейся - интересно, почему - на груди рубашке, и Антон наумиляться не может с этих двух. Димка острый на язык, а Валера спокойный до усрачки, и этот тандем настолько не варился в голове в начале отношений, насколько заставляет сейчас пищать в ладони, прикрывая рот.       - Пугай-пугай его, Моцарт! - причитает над ухом Арсений, не упуская возможности в очередной раз проехаться ладонью по облачённой в шёлковую рубашку спине омеги, и Антон благодарно улыбается ему в губы, чувствуя исходящее от ладони тепло. Всё таки устраивать торжество на улице в конце сентября было не лучшей, хоть и безумно красивой, идеей.       Белые скатерти, нежные букеты на каждом столике, та самая арка из цветов, которую в конце каждого мелодрамного сериала показывают, шарики, тоже белые, и, боже мой, невероятно красивая фотозона в саду, у которой молодожёны уже провели предостачное количество времени, ибо Антон этот день хочет запомнить в мельчайших подробностях и оставить не только в голове выжженной фотоплёнкой, но и на бумаге, которую, омега уверен, красиво уложит в свадебном альбоме.       Гостей сегодня не много, только все свои. Мама и дядя Серёжа, обходящие всех гостей по очереди, бабушка, болтающая с родственниками со стороны дяди Серёжи и вылезшей из рутины аптечного фармацевта тётей Верой, папа, всё ещё вымаливающий прощения за своё тогдашнее поведение и скромно топчущийся рядом с дядей Сёмой (Антон подозревает, что они закорешились), близкие друзья Арсения и самого Антона, которых пересчитать можно по пальцам одной руки: Матвееныч, элегантно подставивший локоть Вике, Позов и Моцарт. Ну, и те, в присутствии которых сомнений не было, - тятя Марта и Анна Николаевна. Список, может, и мал, но Антон и не думает упрекать самого себя за столь малое количество близких людей на его самом важном в жизни празднике, потому что незачем - он счастлив иметь вокруг себя именно такой круг людей и менять его уж точно не планирует.       Но есть один человек, наличие которого здесь его напрягает, не смотря на спокойствие и торжественный дух, царящий в шикарном саду дома Поповых. Его явно не было в списках, которые они месяц назад вместе с Арсом составляли.       - Это ты её пригласил? - тихо окликает он Арсения, слабо бодаясь макушкой в грудь (и всё равно, что на укладке он просидел пол часа), но рука на талии сжимается крепче, и Антон понимает - не он.       - Нет, не я, - севшим голосом подтверждает альфа, и прилипшая с утра радость медленно плывёт с лица. У него не ПМС, но настроение катится в лужу стремительно быстро, и спасти его хочется из-за всех сил.       Ну не могла же она сама откуда-то узнать и приехать из... А, собственно, откуда в этот раз? Лондона, Парижа? Праги?       Ярко красные каблуки, абсолютно точно не вписывающиеся в цвета свадьбы, громко цокают об каменную плитку и глаза автоматически приклеиваются к уверенному чсв-эшному лицу, надвигающемуся точно на них. Антон не знает, чего от неё ожидать, она вся - угадай, что выкину, и парень невольно жмётся к груди мужа, ища защиты и поддержки в его сильных руках, которые их тут же дают, - обхватывают поперёк живота.       Блондинка отбрасывает локон, выбившийся из причёски, и натягивает на лицо вежливую улыбку, ничуть не пересекающуюся с тем, что искрится в её голубых глазах, смеряющих всех по очереди едва сдерживаемым брезгливым взглядом.       Что ж, если её их «бедность» заставляет ком в горле сдерживать, чуть ли не срываясь в ближайшую уборную, то зачем тогда приходить и смотреть на них? Антон никогда эти заморочки богатых не поймёт - слишком кривит губами перед протянутой безлимитной карточкой Попова.       - Добрый день, - наконец заговаривает она приторно сладким голосом, сводящем у Антона внутри что-то похожее на клубок волнения, - Извини, что опоздала, сынок, рейс задержали. Поздравляю со свадьбой. Хотя жениха ты себе мог бы выбрать и получше, - Кристина демонстративно осматривает омегу с ног до головы, морща свой напудренный носик, и руки на животе ощутимо сжимаются, - Видимо, сказался окончательно испорченный вкус твоего отца.       - Оставь свои комментарии при себе, - сразу же пресекает Арсений, и голос его становится жёстче, - Ты чего здесь делаешь? Я тебя не приглашал.       - Разве? - её удивление вполне искренне, и это удивляет похлеще того, что из сумочки она вытягивает пастельно розовый конвертик с пригласительным, - А здесь написано обратное. Сынок, я ради тебя бросила все свои дела и прилетела из Парижа. Ты должен это ценить.       Ценить нарушенный спустя двенадцать месяцев спокойствия взаимный игнор, о котором Арсений через рот попросил и, главное, вежливо? Он её не звал. Она ему не нужна. И Кристина об этом прекрасно знает, упорно продолжая игнорировать его желания взамен получению собственных хотелок.       Дядя Серёжа подкрадывается со спины вовремя, видимо, запреметив бывшую жену еще раньше них самих, и заслоняет застывших в немой неловкости ребят спиной, становясь каменной статуей. Когда-то в шутку Антон говорил, что мама вышла замуж за телохранителя, а не милого-я-лопаю-клубничные-зефирки дядю Серёжу, но сейчас шутка выходит за границы, потому что такой дядя Серёжка - Сергей, непробиваемая скала.       - О, Попов, рада встречи. А я как раз по-родственному хотела с тобой обсудить один очень перспективный проект. Уверена, тебе, как инвестору, он будет крайне интересен.       Арсений о том, что выступает в виде выгодных акций, догадался лет в шестнадцать и в сегодняшние двадцать три в очередной раз в этом убеждается. Только сегодня не режет и не бьёт в грудину понимание того, что она здесь ради дивидендов, а не него, впервые ставшего мужем самому прекрасному омеге в мире. Потому что больше не волнует. Отпустил.       - Сама уйдёшь или охрану вызвать?       - Серёж, не надо так, это же свадьба твоего сына, - Лена укоризненно цокает, выглядывая из-за плеча мужа, и, натыкаясь взглядом на брезгливо улыбающуюся женщину, одаривает ту радостной улыбкой, - Здравствуйте.       - Лен, не будь такой наивной, - цокает, как и она минутою ранее, хмуря густые брови, - Она не сына поздравить приехала, ей инвестиции по проекту нужны. Ты где приглашение взяла?       Кристина топчется, глаза закатывая и губы презрительно поджимая, и явно не знает, что сказать, кроме банального «мне отправили». Антон всё ещё с сомнением поглядывает на неё, ожидая, что нападки в его сторону могут возобновиться, но горячие ладони на талии и крепкая грудь с взволнованно трепещущим сердцем успокаивают, останавливая его от молчаливого побега к отошедшим к столику друзьям, и он нервно закусывает губу в ожидании эпичной концовки (а другой в ситуации с Кристиной быть не может).       - Это я отправила приглашение, - нарушая неловкое молчание, сознаётся Лена, виновато бегая глазами по лицу молодых, - Прости, сынок, я очень хотела, чтобы на твоей свадьбе была твоя мама.       - Да ладно, мам, не переживай, - нежно улыбается Арсений Лене, и Антон видит, как расхлопывается рот «мамы» альфы, - Ты здесь и мне этого достаточно. Пойдёмте лучше торт резать! - заряженно улыбается Арсений и парень энергично кивает, вкладывая окольцованную всего одним золотым колечком ладонь в протянутую родную и надёжную ладонь своего мужа, и убегает вслед за ним к большому кремовому торту с фигурками маленьких человечков - присутствующих гостей.              Антону Шастуну двадцать. Он теряет родного брата, угождает в лапы лагерного врага и мечтает о том, чтобы все вернулось на круги своя, туда, где была дома мама и любовь, а не строгое порицание бабушки и отца.       Антону Шастуну двадцать один. Он улыбается солнечно, хохочет в подставленное Поповское плечо, когда друзья активно начинают обсуждать приезд незванной гостьи, и чувствует себя до невозможности правильно. С руками на талии, губами на губах, и новой фамилией в пока что только голове и документе о свидетельстве бракосочетания.