Апофеоз чувств

— Посмотри сюда, Ко-чан, что ты видишь?

— Кино… но оно странное. Оно белое и черное… Такое скучное.

— А как же женщина?

— Она красивая, — без лишних раздумий вздыхает девочка. — Мне нравится ее красное платье.

— Поэтому ты мне тоже нравишься, Ко-чан, — рука мужчины оглаживает ее щеку с отвратительной лаской. — Ты моя женщина в зеленом цвете.

Хасегава Рейко

Хидэюки Рюдзи

***

— Эй, эй, Аяно-кун, — надоедливым звонким голосом протянула Рейко, вытягивая губы трубочкой под ловко поставленным ей простым карандашом. — Росскожи мнэ мфо-нибудь о себе, — ее слова были несколько промямлены из-за глуповатых попыток удержать карандаш в равновесии.       Библиотека Кодо Икусэй было скучным местом, при всех потугах дизайнеров и архитекторов, добавивших кучу навороченных функций вроде того же электронного каталога или необычной централизованной структуры верхних этажей.       Собственно, остановились они как раз на втором, возле одного из стоящих поблизости от панорамных окон стола, укрытых за рядом деревянных стеллажей. — Прекрати, — вздохнул Аянокоджи, переворачивая страницу учебника и игнорируя звук упавшего карандаша под досадный девичий стон. — Разве не твоим условием было, чтобы я подтянул тебя по учебе? — Как я могу оставаться спокойной, когда ты сидишь прямо напротив меня? — подразнила его Рейко.       Аянокоджи невольно приподнял бровь, отнимая взгляд от страниц завлекающей книги: — Если ты не можешь сосредоточиться, то возможно тебе следует дистанцироваться от отвлекающих факторов или сделать что-то, чтобы обуздать их.       Если бы она закрыла глаза, то могла бы спутать его со спустившимся из храма монахом или ушедшим на пенсию дедушкой. Монотонный, занудный голос, как на зло, подходил почти по всем параметрам. — Жестокий, как и всегда! — огорченно застонала Рейко, обессиленно падая лицом на свои сложенные на столе руки. — А что бы ты хотела узнать обо мне? — внезапно оборвало сеанс ее самобичевания его отчужденный голос.       Сначала она лишь робко приподняла голову, убеждаясь в том, что этот вопрос действительно относился к ней, а затем воодушевленно выпрямилась.       Вопросов к нему у нее, как и ожидалось, скопилось немало. Насколько бы обычную роль тот ни обыгрывал перед своими одноклассниками, известно им всем было совсем немногое.       В основном Киетаку описывали как тихого и невзрачного парня, вопреки всплывавшим то тут, то там замечаний о его привлекательности со стороны некоторых девушек. Кто-то даже назвал его ручной собачкой Хорикиты, не осознавая чья рука держала конец поводка.       Мелочи вроде любимого цвета или школьного предмета, хобби, которым можно заняться в свободное время, и все остальные мозаики пазла никто не знал, разве что Коэнджи с довольным смешком обмолвился, что — «Этот парниша не так прост, как кажется».       Правда последнее она знала и без чьей-либо подсказки. — Какой твой любимый цвет? — в конце концов задала Хасегава самый безобидный из всех вопросов.       Миндаль его глаз пробуравила ее нечитаемым взглядом несколько минут, а затем он придвинул через стол написанный на листке ряд только что обсуждаемых ими уравнений: — Скажу как только решишь эти задачи. — Что-о-о? — поперхнулась слюной от возмущения Рейко. — Но это же всего лишь вопрос! — Интересные вопросы требуют соразмерных ответов, — только и пожал плечами в ответ. — Да и я не обязан тебе отвечать, — помолчав, Аянокоджи вызывающе на нее посмотрел. — Уже сдаешься?       Если при первых порах ей ещё хотелось немного поныть, то после последнего укола игривый фасад Рейко мигом слетел с ее лица, оставив глубокую сосредоточенность и непривычно серьёзное выражение лица.       Она молча взяла переданный им лист и поставив его перед собой, минуту изучала структуру заданных им уравнений, после чего торопливо заскрипела грифелем карандаша.       Не отрывающиеся ни на минуту от содержимого листа желтые глаза в какой-то посмотрели прямо на него, когда вернувшаяся к своей привычной лисьей маске девушка с вызывающей улыбкой протянула ему почти что идеально решённые уравнения.       Ошибку он с удивлением заметил лишь в предпоследнем равенстве, да и то лишь из-за того, что она, видимо в спешке, не учла знак умножения. Стоическое выражение его лица при проверке, правда, совершенно не изменилось. — Не плохо для обычного студента, — наконец кивнул Киетака. — И не похоже, что у тебя должны быть такие ужасные проблемы с учебой. — Мне сложно удержать внимание на не интересующем меня объекте дольше пяти минут, — не юля, честно раскрыла эту масть своей биографии Рейко. — Из-за этого половину домашнего задания я втихаря делаю на переменах, пока сэнсэй не видит. — Но мы занимаемся с тобой уже полтора часа, — заметил Аянокоджи. — Это другое. Когда я занимаюсь с тобой, мой фокус внимания просто не может переключиться на что-то другое, — возразила она. — Ты имеешь слишком большое значение. — Тогда, возможно мне следует держать тебя в состоянии постоянного отвлечения, — из-за нейтрального или скорее не изменившегося выражения его лица сложно было понять, что он вообще имел в виду, но… кажется, он пошутил? — Так что насчёт цвета? — откашлявшись, сморгнула набежавший морок заулыбавшаяся Рейко.       На мгновение взгляд светло-карих глаз поднялся вверх, встречаясь с ней, прежде чем вновь вернулся обратно к книге. — Цвет произволен, — пренебрежительно ответил он, переворачивая страницу. — Для меня он не имеет существенной важности. — Э-э, так не пойдет! — запротестовала она. — Если ты не выберешь свой любимый цвет, я сделаю это за тебя! — Попробуй, если ты в это веришь, — произнес Аянокджи, откидываясь на спинку стула. — Как тебе… Мм, красный? — после недолгой минуты размышлений, предложила Хасегава. — Цвет любви и страсти. А ещё это цвет нашей формы и она, как ни странно, идёт тебе, — игриво прищелкнув пальцами. — Цвет войны и крови, — в задумчивости кивнул Аянокоджи, похоже и впрямь рассматривая такую идею.       Какие-то у него неправильные ассоциации.       Помнится, ей как-то доводилось читать в новостях о том, как поймали серийного маньяка с похожей одержимостью и безумной любовью к красному цвету, повлекшей за собой череду глубоко несчастных убийств.       Как бы она не стала катализатором к тому, что в Токио появится еще один повернутый на крови психопат… — Постой-ка, я тут подумала и, кажется, красный совершенно не твой цвет, — поторопилась взять свои слова назад Рейко. — Что ты думаешь о синем? — Цвет призраков, — скорее всего дело заключалось в зашедшей теме, но в монотонности чужого голоса появился жуткий потусторонний оттенок. — На одном из листов гравюры «Жизнеописания преданных и верных вассалов», синий цвет играет главную роль, подчёркивая смерть персонажа. — Зелёный! — едва не воскликнула в отчаянии Хасегава, но уже с куда более решительным блеском, явно готовясь отстаивать его до последнего, наматывая на свой палец светло-зеленый локон. — Я думаю, тебе идеально подойдёт зелёный. — Цвет зависти и ревности, — уголок его рта дернулся в подобие улыбки, в то время как взгляд плавно перетек с ее глаз к цветущей зелени ее волос, аккуратно собранных в два низких хвоста. — Кто-то ассоциирует его с весной или надеждой, но лично в моих глазах он олицетворяет собой яд, приносящем сплошные боль и страдания. — Аянокоджи! — слабо возмутилась Рейко, игриво кидая в него зажатый в руке карандаш, который он ловко поймал еще в воздухе, даже не потрудившись моргнуть. — Разве ты не знаешь как надо общаться с девушками? Было достаточно сказать, что это цвет скошенной травы или ещё какую-нибудь романтичную чепуху и согласиться. — Боюсь, это не в моем духе, тебе придется смириться с горькой правдой, — Киетака поерзал на месте, переводя взгляд на раскинувшийся ряд высоких деревьев на тротуаре за окном. — Каждый цвет имеет свое особое значение и в некоторых играх полезно знать каждое из них. Нравится тебе это или нет. — Хорошо, тогда раз уж у тебя есть выбор между всей богатой палитрой этих цветов, — сглотнув, с просочившиеся в голос напряжением спросила Рейко. — Ты бы выбрал зелёный?       Он поджал нижнюю губу, обдумывая вес своих слов. — Для меня это довольно… интригующий цвет. Дихотомия, которая пробуждает во мне отклик любопытства. Поэтому я думаю, что… этот цвет бы мне подошел.

***

Примечание

Серия гравюр «Жизнеописания преданных и верных вассалов» («Сэйтю гисидэн») посвящена весьма загадочному для европейского сознания эпизоду японской истории начала XVIII века. Сорок семь самураев, отомстив обидчику их господина, превратились одновременно в преступников, которых по закону ожидала казнь, и в кумиров общества, воплотивших собою идеал истинного воина Ямато (Японии). Эта история надолго стала излюбленной темой в литературе, театре и изобразительном искусстве. Ей посвящена и серия «Сэйтю гисидэн», созданная известным мастером, основоположником «воинского» жанра в гравюре Итиюсаем Куниёси. Она является иллюстрированной версией истории о сорока семи вассалах, отомстивших за смерть своего господина. На листе, посвященном Цунэё Хаяно, изображение фактически монохромно — черно-белый рисунок дополнен лишь синим тоном, которым «тронуты» и лицо, и руки героя. Дело в том, что до описываемых событий Цунэё не дожил, а в акции возмездия участвовал его мстительный призрак.